Текст книги "Секрет (сборник)"

Автор книги: Шарлотта Бронте

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 23 страниц)

Глава 5

На следующее утро предстояли первые выступления кандидатов, и еще до того, как заалел восток, тысячи людей высыпали из домов, чтобы их послушать. Перед ратушей воздвигли огромную трибуну, за которой могли поместиться двести – триста человек. С ее боков поставили по роте кавалеристов, дабы предупредить почти неизбежные столкновения. Все улицы пестрели листовками и плакатами, алыми (у демократов) и ярко-зелеными (у конституционалистов). Бесчисленные знамена тех же цветов колыхались над компаниями избирателей, вступающими в город со всех сторон; гром оркестров, нелепый колокольный трезвон, крики и возгласы – все придавало сцене захватывающее величие.

Я не стану описывать постоянные стычки и драки, пьянство, подкуп, угрозы и шантаж. Все это каждый может вообразить сам. Куда труднее моим читателям будет поверить, что к полудню на Веллингтон-сквер собралось более двухсот тысяч человек, не считая тех, кто забрался на чердаки и крыши соседних домов; каждую печную трубу облепило множество народа. У трибун люди стояли так тесно, что едва могли дышать, по краям площади – в плотной толпе, а по примыкающим улицам подходили и подходили все новые избиратели с оркестрами и знаменами своих кандидатов. Алое и зеленое, алое и зеленое плескалось на ветру: в окнах, на флагштоках, над шпилями башен. Трибуны были пока пусты, но ближе к полудню с одной из улиц донесся крик, который тут же подхватила вся Ратушная площадь: «Едут! Едут!» Музыка грянула громче, флаги взметнулись выше, толпа расступилась, образовав коридор, в который двумя рядами въехали великолепные кареты. Обдавая народ пылью и конской пеной, они пронеслись к трибунам. Кучера остановили благородных коней. Первым вышел мистер Максвелл и занял место в середине высокой скамьи как представитель отсутствующего герцога и верховный шериф собрания. Затем, под крики сторонников, из карет вышли два кандидата-конституционалиста, мистер Бэббикомб Морли и я (капитан Букет) с нашими помощниками в этой горячей схватке. Мы сели по правую руку от шерифа. Следом под такие же приветственные крики показалась высокая фигура лорда Элрингтона – пусть и не кандидата, но, как все понимали, перводвигателя оппозиции, затем – его кандидаты, сэр Р. Пелам и К. Квамина, многочисленные кавершемы, гордоны, стрейтоны, конноры и вся остальная революционная шайка.

Когда удалось добиться хоть какого-то подобия тишины, шериф в короткой речи объяснил, зачем мы тут собрались и какими принципами должны руководствоваться, после чего попросил кандидатов-конституционалистов встать и показаться избирателям. Его высочество герцог Невадский [88]88
  Один из Двенадцати, старейший политик Витрополя. Невадские горы (от Сьерра-Невады в южной части Испании) расположены к северу от Земли Парри.


[Закрыть]выступил вперед, и все люди, сколько их было, почтительно обнажили головы, кроме злодейского вида публики слева от шерифа. Герцог в недолгой и очень лестной речи представил меня собравшимся. Я взял слово под громкие возгласы одобрения и еще более громкие негодующие выкрики – и то и другое было столь оглушительным, что едва ли кто-нибудь услышал мое выступление. Немало оплеух было роздано и получено, немало голов пробито и ног сломано из-за меня в тот день. Порядок удалось восстановить не скоро и только с помощью солдат. Затем достопочтенный Томас Бересфорд Бобадил, генерал-майор армии Веллингтонии, очень кратко и довольно неуклюже представил штафирку Т.Б. Морли. Молодой человек вышел под такой же дикий гвалт, что и я. Однако его зычный, как труба, голос вскоре привлек общее внимание, а приземистая фигура и круглое лицо приковали все взгляды. При всей своей внешней непрезентабельности он обладал качествами настоящего оратора: громогласностью, четкостью мыслей и красноречием. Фразы лились легко, и каждая завершалась блистательной антитезой. Элрингтон на протяжении всей речи наблюдал за ним с негаснущим интересом, а когда Морли закончил словами: «Итак, джентльмены, пред лицом этой странной дилеммы: правда и косность, с одной стороны, ложь и свобода – с другой, – не будем отчаиваться. У человека есть тело и душа. Первое по прошествии лет дряхлеет и умирает; вторая, пережив утрату спутника, возрождается к вечному бытию. И хотя в наших сегодняшних спорах правда борется с правдой, ложь – с ложью, хотя все так перемешано и запутано, со временем ложь истлеет и рассыплется, а разрозненные части правды сольются в единстве, неподвластном годам и человеческой воле!» Элрингтон присоединил свой мощный голос к шквалу одобрительных возгласов, который прокатился от трибун до самых краев площади, мешаясь с шиканьем, свистом и воплями дерущихся.

Фредерик, виконт Кавершем, в изящной речи представил Квоши Квамину. Неистовый африканец шагнул вперед, поклонился толпе и с горящим взором отступил назад, пояснив изумленным друзьям: «Неужто я стану заискивать перед сыновьями тех, кто убил моего отца? Я желаю им всем смерти!» Виконт Элрингтон вышел на трибуну и снял шляпу, готовясь представить последнего кандидата. Недовольство, прокатившееся по толпе при его появлении, вскоре улеглось, сменившись любопытством и готовностью выслушать. Он начал своим прославленным чарующим голосом и с непревзойденным ораторским мастерством. Он говорил о тирании Двенадцати, об угнетении народа, о бездействии граждан, покорно несущих иго, и о том, что желание сбросить позорное ярмо ширится и растет, упомянул собственные усилия и жертвы в борьбе за свободу, показал, какими средствами можно ее добиться, представил сэра Роберта Пелама как человека, способного многое сделать для ее достижения, отозвался о нем самым лестным образом как о единственном, кто достоин представлять в парламенте этот великий город, и завершил так:

– По смерти Людовика XIV, великого французского монарха, архиепископу Фенелону поручили сказать надгробное слово. Он поднялся на кафедру и оглядел сперва огромный собор: колонны, витражи и высокие своды у себя над головой, затем многолюдную толпу у своих ног. Он видел здание, озаренное тысячами свечей, блистающее парадным великолепием. Первые вельможи главнейших дворов Европы, разодетые в самые пышные наряды, собрались у гроба, накрытого бархатом. И что же было в этом гробу? Тело монарха? Нет, разлагающийся труп, спрятанный от человеческих взоров, добыча тления! И ради того, чтобы его оплакать, сюда стеклось бессчетное множество людей. Фенелон простер к ним руки и вскричал: «Друзья мои! Лишь Бог велик! А теперь, жители Стеклянного города, примените этот случай к собственным обстоятельствам и ответьте мне: неужто, видя гниющие останки того, что зовется монархией, верностью престолу и конституцией, окруженные немыслимой роскошью, почитаемые, как святыня, величайшим народом мира, которому при жизни они несли одни притеснения и обиды, а по смерти оставили только узы и нищету, видя людей, влачащих цепи рабства, когда им предлагают сбросить оковы и восстать к неведомому прежде счастью, – неужто я не вправе воскликнуть: „О жалкие слепцы! О тяжкие следствия тирании!“ Неужто я не вскричу: „Друзья мои! Лишь жизнь велика!“ Или у нас иначе? Нет, так же! Вот (указывая на себя) стоит Фенелон, вот (указывая на кандидатов от правящей партии) смердящий труп монархии! И вот сэр Роберт Пелам, который поведет вас к свободе!»

Толпа грянула аплодисментами. Сэр Роберт Пелам вышел вперед. Его красивая фигура, благородная речь и звучный голос вызвали должное внимание. Он начал без заминки, но с притворной скромностью, говорил спокойно, в сдержанных выражениях, гладким языком, сохраняя достоинство и величавую неподвижность черт. В итоге по окончании речи, хотя все ясно видели ее лицемерие и пустоту, слушатели были очарованы его приятной манерой. Ему безусловно удалось завоевать симпатию публики. Верховный шериф, произнеся несколько заключительных слов, велел открыть избирательный участок. Трибуна опустела, и началось голосование, сопровождаемое самым чудовищным буйством, драками и даже кровопролитием.

Глава 6

Вечером следующего дня, покуда мисс Перси допрашивала слуг, пытаясь узнать, что они думают о возможном исходе голосования, к дому подкатила хорошо знакомая карета, и в комнату вошел лорд Элрингтон. Вид у него был совершенно изможденный.

– Я едва стою на ногах, – обратился Шельм к дочери. – Не спал и даже не передохнул с тех пор, как вышел из этого дома.

Он рухнул на диван и продолжил:

– Вели нести чай или ужин – что там есть. Хочешь знать результаты выборов? Вот, глянь.

Дочь взяла у него листок и прочла:

За Пелама_ _ _ _ 4958

За Морли _ _ _ _ 3132

За Букета _ _ _ _ 3011

За Квоши _ _ _ _ 2011

Всего 13 202 голоса

Д. – 7059

К. – 6143

Прошли: сэр Роберт Уивер Пелам (демократ) и Томас Бэббикомб Морли (конституционалист).

Мисс Перси уже собиралась обратиться к отцу, когда кто-то оглушительно заколотил в дверь. Лорд Элрингтон велел дочери выйти. Вошел Квоши, сам не свой от ярости.

– Я никогда больше не буду баллотироваться! Меня, значит, выставили дураком? Отвечайте!

– Мой дорогой Квоши, что на вас нашло?

– Так вот: я возвращаюсь в Африку, а вы ищите себе сорок тысяч солдат где захотите!

– Квоши, одумайтесь! Есть еще сотни округов. Почему бы не баллотироваться, скажем, от Нортауна?

Квоши сел и некоторое время угрюмо молчал. Затем вскочил.

– Элрингтон, отдайте за меня свою дочь, и я обещаю вам пройти в парламент и привести семьдесят тысяч воинов.

Элрингтон глянул так, будто подумывает, не вышибить ли ему мозги, но тут же изобразил любезную улыбку и сказал:

– На таких условиях согласен.

– Ха! Но мне нужно ваше письменное обязательство.

– Ладно, звоните в колокольчик.

Вошли двое слуг. Элрингтон составил обязательство, они с Квоши его подписали, а слуги поставили свои имена в качестве свидетелей.

Квоши схватил бумагу, вложил в записную книжку и сказал:

– Шельм, теперь ничего не бойтесь. Я буду баллотироваться от Нортауна. Депутат от этого города уже избран, но, – при этих словах он положил руку на пистолет, – есть оружие и есть С’Дохни. Вы меня понимаете? Еду сегодня же. До свидания, Элрингтон!

Африканец вышел из комнаты, и вскоре его карета уже загромыхала прочь. Не успела дверь затвориться, как Элрингтон разразился хохотом.

– Я отдам Мэри дикарю?! Разбойнику-арапу?! Да никогда! Ха! Я дал ему обязательство, но я же подтолкнул его к убийству депутата! Он сам обратит мое обязательство в дым!

Вошел слуга и объявил сэра Р.У. Пелама, члена парламента. Элрингтон встал, тепло взял гостя за руки, сердечно поздравил с успехом на выборах и позвонил, чтобы позвали дочь. Он представил ей сэра Роберта как члена парламента от Стеклянного города Веллингтонии, ее – как хозяйку Перси-Холла.

– Ибо, – сказал Элрингтон, – завтра на рассвете я уезжаю по своим делам. Не в Витрополь – там мое влияние настолько прочно, что вместо меня может выступать доверенное лицо, – но в другие округа, чтобы помочь моим клевретам, как здесь. А вы, сэр Роберт, поскольку ваш Тамворт-Холл еще не достроен, будете, клянусь костями Сциллы, жить здесь до моего возвращения, дней восемь – десять. Никаких отговорок! К чертям вашу гордость и церемонность! Доброй ночи вам обоим. Завтра утром мы не увидимся. Сэр Роберт, в этом запечатанном конверте мои вам письменные указания.

Элрингтон поклонился баронету и вышел, не дав тому времени ответить. Сэр Роберт уже готов был заявить протест, но мисс Перси встала и принялась убеждать, что он вполне может здесь пожить. Так сказал отец. Она умоляет его остаться. Сэр Роберт учтивым поклоном выразил свое согласие, и они сели ужинать.

Элрингтон отбыл на рассвете. Сэр Роберт остался, но допоздна просидел в библиотеке. На второй день он был на завтраке и на обеде, однако все остальное время провел в городе. На третье утро он загладил свою невежливость: велел заложить экипаж и пригласил мисс Перси сопровождать его в Тамворт-Холл. Она была так же горда, как и он, но видя, что гость сам делает первый шаг, решила ответить тем же. Недолгая поездка по сельской дороге в лучах восхитительного рассвета прошла в приятной беседе, для которой их образованность давала обильную пищу. Сэр Роберт много рассказывал про Англию, Европу, литературу, пейзажи. Мисс Перси делилась с ним сведениями о нашей замечательной стране. Вскоре их взорам предстал Тамворт-Холл – недостроенное, но величественное здание, окруженное парком. Все здесь говорило об исключительном богатстве, утонченном вкусе и рачительности сэра Роберта. В Перси-Холл они вернулись через прекрасный луг. Учтивое обхождение, красивый голос и глубокая эрудиция титулованного члена парламента заставили время пролететь для его юной и прекрасной спутницы совершенно незаметно. Что до него самого… впрочем, это не важно.

На следующее утро, расчесывая прекрасные золотисто-каштановые волосы хозяйки, горничная достопочтенной мисс Перси, по обычаю всех представительниц этого привилегированного сословия, принялась обсуждать гостя:

– Говорят, что сэр Роберт Уивер Пелам – имя-то какое хорошее! – говорят, он красавчик, гордец и богач. На мой взгляд – чудо как пригож! Да, заносчив малость, редко кому слово скажет, зато уж если скажет, то голос такой приятный. Не то что его милость, который всегда кричит. А вы видели дом, который он себе строит? Нед Хевлим третьего дня водил туда меня и еще двух наших девушек, показать. Так вот, дом будет не хуже этого.

– Хватит болтать, Джейн, – сказала хозяйка.

Однако храбрая субретка не унялась. Она говорила о сэре Роберте, его доме и выборах, пока второй завтрак дожидался ее терпеливую госпожу. Всю следующую неделю сэр Роберт жил в Перси-Холле. Его заносчивость проявлялась лишь по отношению к тем, кто более всего привык ее сносить, – лакеям, конюхам и другому подобному люду. И дом, и хозяйка нравились ему все больше и больше. Впрочем, пусть читатели не думают, будто такой поворот событий стал для него неожиданностью. С первого визита в Перси-Холл холодный аналитический ум Пелама определил, что впечатление, которое произвела на него мисс Перси, при дальнейшем знакомстве перейдет в чувство куда более глубокое. Что до Марии Генриетты, она была застигнута врасплох. Сэр Роберт не мог не понравиться ей с первого взгляда. Взять хотя бы внешность. Высокий рост, благородная осанка, спокойный, горделивый взгляд, легкая, но выразительная улыбка в мужчине значат не меньше, чем в женщине – изящество форм, красивые руки и ступни, золотистые кудри, большие карие глаза, хорошенький носик и неподражаемая улыбка; добавьте сюда еще и манеру держаться, такую естественную, такую безыскусную и в то же время такую прихотливую, сдержанную и гордую с равными или с теми, кто хотел такими казаться. И, что еще удивительнее, более всего в ней привлекало сходство с грозным отцом: те же руки, тот же нос, те же волосы, тот же блеск в глазах, когда они вспыхивают гневом. Все перечисленное, как я сказал, было вполне по душе сэру Пеламу. Однако не буду об этом больше. Скажу лишь, что на вторую неделю пребывания сэра Роберта в Перси-Холле, когда заходящее солнце, пронизывая густые кроны исполинских вязов, золотило летнюю лужайку, мисс Перси стояла у могилы матери, и Пелам спокойным, четким, мелодичным голосом открыл ей свои чувства, завершив предложением руки, сердца и состояния. Он добавил, что не шутит и не хочет, чтобы шутили с ним. Мисс Перси сперва покраснела, затем побледнела и, наконец, сказала, что до возвращения отца ничего ответить не смеет. Обоим этого было пока вполне довольно.

На следующее утро лорд Элрингтон вернулся из долгого утомительного путешествия, как всегда, усталый телом, но бодрый духом. Сэр Роберт имел с ним продолжительный разговор наедине, затем оба вышли к завтраку, и лорд Элрингтон, подозвав дочь, сказал:

– Мэри, ты знаешь, что моя ненависть ко всем живущим не распространяется на тебя и что я всегда стремился исполнять любое твое желание. Знаешь, что хоть я и прогнал из дома… хм, не будем о них. Главное, ты знаешь, что вся моя любовь сосредоточена на тебе. Меня поставили в известность о чувствах, возникших между вами в мое отсутствие. Я рад. Буду краток. Сэр Роберт, вы хотите жениться на Мэри?

– Да, милорд, – был немедленный ответ.

– Мэри, ты выйдешь замуж за сэра Роберта Пелама?

– Да, отец, – так же уверенно проговорила она.

– Отлично. Через месяц в Великом Стеклянном городе…

Лорд Элрингтон сказал бы больше, но тут дверь распахнулась, и вошел Квоши в дорожном платье. При виде смущенных, держащихся за руки сэра Роберта и мисс Перси, а также непривычной улыбки на суровом лице Шельма африканец сразу понял, как обстоят дела.

– Негодяй! – взревел он. – Элрингтон, клянусь костями моих пращуров…

– Рад вас видеть, Квоши. Прошу со мной.

И Элрингтон, грозно нахмурясь, увлек бывшего наследника африканского престола в соседнюю комнату. Здесь он подтвердил свое прежнее обещание, а про сцену с Пеламом сказал, что это «фарс, дабы его удержать, ну, сами понимаете». Тем не менее Квоши покинул дом, отнюдь не убежденный вкрадчивыми речами хозяина. После этого Элрингтон отвел Пелама в сторону и объяснил все про свою договоренность с Квоши и ее причины, закончив так:

– Не опасайтесь. Мавр даст себя вести тихонько за нос, как ослика [89]89
  В. Шекспир, «Отелло», акт I, сцена 3. Перевод М. Лозинского.


[Закрыть]. Он только что получил место в парламенте, устранив прежнего депутата. У меня есть отличный свидетель, мистер С’Дохни, который присутствовал при убийстве и сможет все подтвердить. Я выдам Квоши властям – они будут только рады его заполучить.

На следующее утро Элрингтон объявил о намерении вместе с дочерью и свитой ехать в Великий Стеклянный город. Сэр Роберт Пелам направлялся туда же. Квоши, Кавершем и прочие демократы, выбранные от сельских округов, должны были последовать за ними.

Через два-три дня они тронулись в путь.

Глава 7

Теперь действие перенесется на стогны величайшего из земных городов. В пышной гостиной Элрингтон-Холла, богато обставленной и ярко освещенной множеством свечей, сидел как-то вечером на диване, сбоку от камина, блистательный молодой человек в костюме военного покроя. Напротив, на другом диване, восседала статная дама с красивыми итальянскими чертами лица, облаченная в превосходный бархат, – виконтесса Элрингтон, супруга грозного аристократа, в чьей витропольской резиденции и происходило дело.

– Итак, Зенобия, – проговорил молодой офицер, – вы ждете его милость сегодня. Я непременно задержусь до его приезда. Ну и удружил он правительству в эту сессию! Я просто умираю от желания увидеть его и мисс Перси. Кстати, вы с нею уже знакомы?

– Нет, милорд маркиз.

– Будет ли с ними джентльмен, который так дерзко захватил мандат от города моего отца? Мы много о нем наслышаны.

– Думаю, что да, и буду рада с ним познакомиться. Элрингтон в письмах упоминает его начитанность и ум. Он богат и горд.

– Что там за звуки, Зенобия? Хм… Да, вот и они.

Он еще не договорил, а перед крыльцом уже остановились многочисленные кареты. Леди Зенобия хотела поспешить навстречу супругу, но едва она и ее гость встали, дверь распахнулась, явив взорам хорошо знакомую фигуру лорда Элрингтона под руку с очень миловидной, прекрасно одетой девушкой. Из-под широкополой шляпы выглядывали золотистые кудри – предмет зависти многих дам, большие яркие глаза и аристократический лик Мэри Перси. Элрингтон тут же представил ее супруге. Зенобия отлично поняла взгляд, которым муж сопроводил церемонию знакомства, и приняла падчерицу весьма учтиво, хоть и с надменной холодностью, на которую мисс Перси не преминула ответить тем же.

Затем Элрингтон повернулся к вышеупомянутому блистательному офицеру.

– Ба! Отлично! Вы уже здесь и меня встречаете! Знакомьтесь, моя дочь, Мария Генриетта. Дитя, это маркиз Доуро.

Мисс Перси столько читала искрометные творения этого юного вельможи, что, хотя и не видела его прежде, восхищалась им не меньше, чем отцом. Восторг ее был безграничен. Не привыкшая скрывать свои чувства, как добрые, так и недобрые, она тепло пожала ему руку. Глаза ее сияли, улыбка играла на губах. Через три минуты они уже были лучшими друзьями. Маркизу пришлись по душе ее непосредственность, ее речь и красота; он сказал, что завтра вечером дает в Уэлсли-Хаусе большой прием, на котором очень хотел бы видеть Элрингтона, его супругу, мисс Перси, а также сэра Роберта Пелама. Все охотно согласились.

На следующий день, после обеда, маркиза Доуро сидела у себя в гостиной вместе с тремя ближайшими подругами: леди Джулией Сидни, леди Каслри и леди М. Хитрун – все они, по приглашению хозяйки, явились задолго до остальных гостей.

– Марианна, – обратилась к маркизе веселая леди Сидни, – мне так не терпится увидеть дочь лорда Элрингтона. Говорят, она маленькая, избалованная, гордая и ни с кем не желает знаться, – но я ее приручу, вот увидите.

– Ой, Джулия, ну вы любите сочинять! Кстати, маркиз ее вчера видел.

– Неужто? Неужто? – хором вскричали дамы.

– Да, – ответила маркиза, – и очень хорошо о ней отзывается. Она непосредственна, любезна, а манеры у нее не хуже, чем у вас, Джулия, только в десять раз более естественные.

– Чепуха! Посмотрим. Маркиз так самодоволен, что думает, будто все от него без ума. Мы ее возненавидим. Впрочем, ожидается и сэр Роберт… Роберт… как же его… сэр Роберт Уивер Пелам. Еще одно диво. Вот уж он-то, я уверена, нам понравится.

– А я, – сообщила леди Каслри, – его вчера видела. У отца.

Дамы вновь встрепенулись.

– Настоящий джентльмен, – продолжала она. – С виду – урожденный витрополец, высокий и красивый. Да только бы я ему не доверяла.

– Неужели вор? – воскликнула леди Сидни.

– Нет… но такой неискренний, скользкий, а уж глаза…

– А-а… Ну он же либерал, а они всегда смотрят в оба.

– Полно вам сплетничать! – заметила маркиза. – Кажется, гости съезжаются. Идемте.

Три ее модные подруги встали и, шурша ослепительно-роскошными туалетами, последовали за маленькой изящной маркизой в пышный салон, который сейчас быстро наполнялся гостями. Леди Сидни, Хитрун и Каслри, а с ними и две-три красавицы их круга уселись в сторонке от остальных, чтобы разглядывать и обсуждать входящих. Джулия то и дело подносила к глазам лорнет.

– Ой, только гляньте на Эдварда! – Она имела в виду мистера Сидни. – Он с самого начала выборов такой. Посочувствуйте мне. Вот стоит, руки в карманах, зрение, надо думать, там же: смотрит перед собой так, будто ничего не видит. Лицо синюшное, щеки ввалились, как пустой бурдюк…

– Джулия, как тебе не совестно?!

– Чего уж тут совеститься? Ха, кого я вижу! Мой дядя герцог! Как ему к лицу черное! Какой взгляд, какая улыбка! А вот и мой отец.

Леди Джулия опустила лорнет и приняла вид настолько смиренный, что подружки-сплетницы, вместе с ней перемывавшие кости гостям, невольно расхохотались. Маркиз Уэлсли, опирающийся на трость, в пяти разных сюртуках один поверх другого, щегольски разряженный и посиневший от холода, вошел в комнату, услышал смех и, увидев меж смеющимися дамами свою смеющуюся дочь, сделался еще синее и заговорил со стоящими рядом господами так отрывисто, что те даже вздрогнули.

– А вот и мой родитель! – воскликнула леди М. Хитрун. Очень высокий старый господин (точнее, король) вошел в зал, холодно поклонился нескольким знакомым и, обменявшись словом-другим с герцогом Веллингтоном, удалился.

– Отсюда ничего не видно, – объявила Джулия. – Идемте к окнам – смотреть на подъезжающие кареты.

Она величаво проплыла через зал, бросая по сторонам убийственные взгляды. Дамы последовали за ней.

– А это еще кто? – вопросила леди Джулия, заслышав на лестнице знакомый громкий голос.

В толпе входящих выделялись коренастая фигура, рыжая шевелюра и дерзкое, открытое лицо молодого человека, облаченного в дорогое черное платье без всякой претензии на щегольство и белые перчатки. Он вел за руку небезызвестного мальчишку, лет, наверное, восьми [90]90
  В ранних произведениях Шарлотты и Брэнуэлла маркиз Доуро и лорд Чарлз Уэлсли – погодки, но дальше Чарлз постепенно молодеет, превращаясь в мальчишку (но оставаясь автором множества книг).


[Закрыть], с курчавой головой и шкодливой улыбкой, разряженного в черный атлас. Тот останавливался, вместо того чтобы идти вперед, вертелся на месте, говорил и смеялся с каждым встречным, чем доставлял джентльмену в черном изрядные неудобства.

– Надо же, Торнтон! [91]91
  Торнтон Уилсон Хитрун, второй сын короля Александра I, брат герцога Фиденского, принцессы Эдит и леди Марии Хитрун, лишенный наследства за юношеские буйства. Был усыновлен богатым помещиком Гирнингтоном. На его попечении находится лорд Чарлз Уэлсли, которого из-за его вечных подглядываний и подслушиваний старший брат не захотел больше держать дома. В будущем Торнтон – второй муж леди Джулии.


[Закрыть]– воскликнула Джулия. – А как нарядился! Гирнингтон-то умер, вы знаете? Только гляньте, как Чарли его изводит. Ах, мой добрый друг Торнтон, как поживаете?

Названный джентльмен бесстрашно шагнул к дамам.

– Отлично, а вы, миледи Джулия? Вы, миледи Каслри? Вы, сестрица? А вы и вы? Ха, у меня все замечательно. Гирнингтон сыграл в ящик. Семьдесят тысяч годовых – солидный капиталец. Если кого-нибудь из дам он устраивает, за мной дело не станет. Ревматизм мой совсем прошел, так, кольнет иногда. Хочу отделать свой городской дом в таком же стиле. А видели мою новую карету? Давайте покажу.

Он подвел дам к окну и указал им, средь множества других, новехонький траурный экипаж самого роскошного вида.

Леди Джулия воскликнула:

– Глядите, глядите, вот и они!

К дому как раз подкатили три или четыре великолепные кареты с гербами Элрингтона на дверцах, однако толпа не позволяла разглядеть, кто из них выходит. Джулия с приятельницами повернулись к дверям и приготовились терпеливо ждать. Вскоре вошли виконт Элрингтон, его супруга и та, на кого в первую очередь устремились все взгляды: его дочь. Она была в простом, без изысков, но очень модном платье темного атласа, без единого украшения на шее или в волосах. Сочетание элрингтоновских черт с девичьей миловидностью, оживленное самой безыскусной грацией, сразу расположило всех в ее пользу. Вопреки ожиданию многих, в том числе леди Джулии и ее приятельниц, мисс Перси отнюдь не растерялась в многолюдном обществе, не выглядела глупо или не в своей тарелке; она стояла рядом с отцом, вполне спокойная, и молча, без улыбки оглядывала собравшихся. С теми, кому ее представляли, она держалась сдержанно и робко, но с изяществом, покорившим всех своей новизной. Маркиза Доуро подвела ее к леди Сидни и другим дамам. Джулия принялась болтать; она смеялась, вышучивала гостей, показывала в толпе известных лиц и всячески старалась втянуть мисс Перси в разговор, однако без малейшего успеха. Та была столь немногословна, что наконец Джулия шепнула леди Хитрун: «У нее что, язык отрезан?» Мисс Перси услышала. Ее глаза вспыхнули отцовским огнем. До кровавой битвы дело не дошло только потому, что в это самое время маркиз Доуро подвел к ним юного Сульта.

– Итак, мисс Перси, – сказал он, предостерегающе хмурясь в сторону леди Джулии, – я рад, что вы здесь. По нашему вчерашнему разговору возьму на себя смелость предположить, что вы будете рады свести знакомство с моим старым другом Александром Сультом. Сульт, достопочтенная мисс Перси.

Мисс Перси без всякой робости, которой ожидала от нее леди Джулия, вступила в оживленный разговор с юным Сультом. Тот отвечал с обычным своим пылом и красноречием. Мисс Перси показала леди Джулии, что язык у нее отнюдь не отрезан. Маркиз был в восторге от ее вкуса, быстрого ума и широкой образованности. Вскоре они перешли в ту часть зала, где герцог Веллингтон беседовал с сэром Робертом Пеламом – тот недавно появился в сопровождении лорда Кавершема.

– Да, язык у нее есть, – заметила леди Джулия, – но какая же она гадкая…

– Прекрати, Джулия, – сказала леди Каслри. – Ты чересчур строга. Она гордая и стеснительная, но ей это идет. И она очень хорошенькая. Ой, а что это за джентльмен подле нее, разговаривает с герцогом и маркизом? Глянь-ка в лорнет, Джулия.

Леди Джулия молниеносно повиновалась.

– Боже, Гарриет! Это же сэр Роберт Пелам! Да, очень привлекательный. Но как улыбается! Будто через силу. Вот уж действительно, деревянная улыбка! Герцог и маркиз, судя по всему, очень довольны разговором. А это что за широкоплечий коротышка с волосами как солома, дурно одетый, плебейского вида, которого подвел к ним бедный Эдвард, похожий сейчас на мокрую крысу?

– Джулия, как можно так о собственном…

– Не учи меня, Гарриет, лучше глянь на своего. Он только что в камин сплюнул. А как вышагивает в своем фатовском наряде, с щегольской прической! О, Каслри!

Молодой аристократ приблизился.

– Добрый день, миледи. Искренне рад вас видеть. У нас сегодня столько новых лиц.

– И как вам наша героиня?

– Хорошенькая, очень хорошенькая. Настоящая красавица. Правда, робкая, словно перепелочка. Но мы с маркизом ее забавляли, пока не добились улыбки.

– Не удивляюсь, – заметила Джулия.

– И еще сэр Роберт Пелам. Ну и человек! Никогда таких не видел. Скользкий, как угорь, и пустой, как ружейное дуло.

– Очень язвительно, Каслри. Продолжайте.

– Его светлость отнесся к нему крайне благожелательно, а маркиз так и вовсе в полном восторге. Говорят, он влюблен в мисс Перси.

– Кто, маркиз?

– Ах, Марианна…

– Нет, нет, сэр Роберт. Ха-ха! А Торнтона видели? Надо же было так вырядиться! Впрочем, вот пришли Аберкорн и Лофти. Всего доброго!

И Каслри с изяществом записного денди упорхнул прочь.

– Фат! – бросила вслед Джулия.

Тут общество попросили пройти в бальный зал, и началась подготовка к танцам. Оркестр заиграл, выступили первые пары. Мисс Перси пытались ангажировать человек десять. Она всем отказывала, пока ее не пригласил маркиз Доуро. Она взглянула на сэра Роберта Пелама, тот кивнул, и маркиз повел ее со всегдашней своей безукоризненной грацией; движения же мисс Перси были так изящны, что не оставляли места для зависти. Сэр Роберт подошел к леди Джулии Сидни и окончательно ее пленил, пригласив затем еще и на вальс. Маркиза Фиденская танцевала с лордом Элрингтоном, а когда позже к ней вразвалку подступил Торнтон, то схлопотал от брата такой увесистый удар, что ретировался, держась за бок и покряхтывая. Мистер Сидни пригласил леди Каслри, маркиз Фиденский – маркизу Доуро. Мне выпала честь танцевать с леди Зенобией Элрингтон. Что до мисс Перси, она обрела сокровище. Присев на диван отдохнуть, она заметила странное маленькое существо с курчавыми волосами, бешеными голубыми глазами и комическим выражением на круглой смешливой физиономии; звереныш рыскал вокруг дивана, стульев и столов, донельзя раздражая маленького щеголеватого джентльмена в сине-белом платье. Мисс Перси сделала озорнику знак приблизиться. Тут ее осенила мысль, которую она и поспешила облечь в вопрос:

– Вы лорд Чарлз Уэлсли?

– Имею такую честь. А вы кто?

– Мэри Перси.

– А кто такая Мэри Перси? – спросил чертенок.

Мисс Перси была в полном восторге от знакомства. Она прочла все труды этого выдающегося литератора по двадцать раз и восхищалась ими чрезвычайно. Теперь перед нею был сам автор. Говоря с ним, мисс Перси, разумеется, отбросила всякую сдержанность и выказала естественную, веселую натуру, которую так редко проявляла на людях. Она взяла эту мартышку на руки и усадила рядом с собой на диван, где маленькое чудовище вертелось и ерзало, смеялось и болтало, найдя ее обхождение – по собственным словам – «не чрезмерно для себя неприятным». Ей удавалось поддерживать в нем хорошее настроение, но вот умерить его раздражающую непоседливость было куда труднее. Она спросила, как он относится к своему благородному брату.