Текст книги "Все хорошо, что начинается с убийства"

Автор книги: Шарлин Харрис

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 13 страниц)

День, который начался хуже некуда, становился просто отвратительным.

Я занималась уборкой, не избавившись от гнева, и результаты не были гармоничными. Я уронила газеты, подняв их, порезалась бумагой; захлопнула крышку унитаза с такой силой, что коробка бумажных носовых платков сорвалась с хлипкой пальмовой полочки бюро путешествий, втянула пылесосом несколько канцелярских кнопок, валявшихся возле доски объявлений, и окончательно возненавидела все при виде постера, изображавшего пару на палубе круизного корабля. Эти люди выглядели слишком уж простыми. Они как будто могли сказать: «Ух ты, мы и вправду хорошо ладим. Давай-ка переспим!» – и у них и вправду все получилось бы.

Я радовалась, что на сегодня это моя последняя работа.

Закрыв за собой дверь, я облегченно вздохнула.

На пути домой я завернула к унылому дому, который арендовал Маршалл. Он предложил мне ключ, когда мы начали, мягко выражаясь, встречаться, но я отказалась. Поэтому ему пришлось добраться до двери, чтобы мне открыть, а потом тащиться обратно к древней клетчатой кушетке, которую он выпросил у друга, когда развелся с женой.

Я положила его связку ключей от «Телу время» на такой же ветхий кофейный столик, подошла и села на пол рядом с Маршаллом. Он растянулся во весь рост и явно чувствовал себя паршиво, но не стонал. Прикоснувшись к его лбу, я решила, что жар стал меньше.

– Ты уже в состоянии поесть? – спросила я, не зная, что еще можно для него сделать.

– Может, тост, – ответил он несчастным голосом.

Очень странно было слышать такой тон при его-то мускулах.

Маршалл – на четверть китаец. Кожа его имеет промежуточный оттенок между розовым и цветом слоновой кости, а глаза и волосы темные. У него едва заметный восточный разрез глаз. Если не считать всего этого, он представитель белой расы. Но поскольку Седака – тренер боевых искусств, он с наслаждением подчеркивает восточную толику своего происхождения.

– Пожалуйста, – добавил Маршалл еще более жалобно, и я засмеялась.

– Злюка, – сказал он.

Я встала, отыскала пшеничный хлеб, на котором лежал волнистый столовый нож, подсушила ломтик и принесла ему вместе с водой.

Маршалл сел и съел все до крошки.

– Ты выживешь.

Я забрала тарелку, отнесла в раковину и решила побаловать болящего, загрузить его посудомоечную машину. Потом я вернулась и опять села рядом с кушеткой.

Маршалл снова прилег, взял меня за руку и признал:

– Думаю, я буду жить. Хотя на протяжении нескольких часов мне этого не хотелось. А узнать про Дела… Господи! Кто бы мог подумать, что Пакард окажется настолько глуп, что уронит штангу себе на шею?

– Сомневаюсь, что он это сделал.

Я рассказала Маршаллу о том, что на грифе не нашли отпечатков пальцев, рассказала о потушенном свете, которому полагалось бы остаться включенным.

– Ты считаешь, что споттер случайно уронил гриф на Дела, а потом запаниковал? – Я пожала плечами, а он продолжил: – Эй, ты ведь не думаешь, что кто-то убил Дела нарочно? Кто мог бы такое сотворить?

– Я не врач, поэтому не знаю, возможно ли это… Ты чувствуешь на своем горле сокрушающую тяжесть штанги и знаешь, что умрешь, если она там останется. Разве взрослый здоровый мужчина не будет бороться, стараться снять с себя тяжесть?

– Если бы она не убила меня мгновенно, то я старался бы изо всех сил, – мрачно ответил Маршалл. – Так ты говоришь, что кто-то удержал гриф, не позволив его снять? У кого же хватило жестокости сделать такое?

Я снова пожала плечами. По-моему, есть немало людей, способных на подобный садизм, даже если они пока не открыли в себе этого свойства. Так я и сказала Маршаллу. Я просто не могла понять, зачем кому-то понадобилось ублажать свою жестокость, убивая безобидного, тупоголового Дела Пакарда.

– Ты знаешь, что иногда становишься жутко холодной?

Маршалл в последнее время часто говорил мне такое. Я остро посмотрела на него. Эта холодная женщина притащилась из дома в шесть утра, чтобы открыть его заведение.

– Может, Дел встречался с чьей-нибудь женой, – продолжал Маршалл. – Из-за подобных дел и убили Лена Элгина. Или же Линди взбесилась, что он слишком много тренируется.

– Дел был слишком поглощен собой, чтобы попасть в беду, ведя тайные делишки, – ответила я. – Если ты думаешь, что Линди Роланд может поднять пятьдесят фунтов, не говоря уж о почти трехстах, то тебе лучше найти другую работу.

– Верно. Тот, кто уронил штангу, должен был сперва суметь ее поднять, – задумчиво произнес Маршалл. – Кто из известных нам людей может одолеть такую тяжесть?

– Почти все регулярно занимающиеся могут ее поднять. Особенно мужчины. Наверное, и я сумела бы, если бы пришлось.

Последнее я проговорила с сомнением. Для такого подвига потребовался бы мощный выброс адреналина.

– Да, но ты не стала бы убивать Дела.

Я смогла бы лишить человека жизни и однажды уже это сделала, но вряд ли совершила бы такое без серьезной провокации. Я начала мысленно просматривать список тех, кто регулярно выжимал тяжести в «Телу время».

– Мне на ум приходят как минимум двенадцать человек, а я пыталась размышлять об этом всего минуту или две.

– Со мной то же самое, – отозвался Маршалл и вздохнул. – Помимо того, что мне жаль Дела, его родных и Линди… Это не пойдет на пользу бизнесу.

– Кто убирает там весь этот кошмар? – спросила я.

– Ты не могла бы?..

– Нет.

– Может, служба уборки из Монтроуза?

– Позвони им.

Маршалл с явным обвинением посмотрел на меня и заявил:

– Ты так хладнокровно к этому относишься.

Я почувствовала прилив раздражения. Еще одно обвинение.

Маршалл желал, чтобы я впряглась в ярмо его интересов так, словно мы были постоянной парой.

А мне этого не хотелось.

Я подвигала плечами под футболкой, пытаясь снять напряжение мышц, снова напомнила себе, что он болен, вытащила ладонь из его руки и сказала спокойным ровным тоном:

– Маршалл, если тебе нужны муси-пуси, ты обратился не к той женщине.

Он снова опустил голову на подушку и засмеялся. Я заставила себя подумать о том, что его рвало всю ночь и часть утра, вспомнить особенно хорошее время, проведенное вместе с ним в постели, которая виднелась за приоткрытой дверью спальни. Таких случаев приключилось несколько, было из чего выбрать.

Маршалл оставался моим сэнсэем, тренером карате, вот уже четыре года. Мы стали друзьями. Потом Седака бросил Тею, свою ужасную жену. После этого мы время от времени делили постель, у нас выпадали хорошие часы дружеского общения. Порой Маршалл был способен на огромное сочувствие и чуткость.

Но по мере развития наших отношений обнаруживалось нечто новое. Он ожидал, что я изменюсь, причем быстро. Все мои острые углы сгладятся благодаря его вожделению, товариществу, сочувствию и чуткости, странности уйдут лишь потому, что у меня есть постоянный парень.

Поскольку иметь такового, да еще и Маршалла, было во многих отношениях приятно, я поймала себя на том, что сама желаю, чтобы именно так все и вышло. Ан нет.

Я коротко попрощалась и покинула его дом, мрачная и беспокойная.

Я дала от ворот поворот Клоду, гордому человеку, а теперь подумывала, не порвать ли с Маршаллом.

Я не могла понять, что со мной творится, но знала: пришло время перемен.

Всю неделю после смерти Дела Пакарда жизнь моя текла рутинно.

Я не подхватила гриппа.

Женщина, специализировавшаяся на уборке мест преступления, приехала в клуб из Литтл-Рока и ликвидировала грязь, оставшуюся после смерти Дела.

Клуб снова открыли. Маршалл опять взялся за управление им, вел занятия по карате. Он переставил тренажеры и поместил скамью, на которой умер Дел, среди остальных, чтобы никто не мог сказать, что она проклята, или попытаться в лицах восстановить преступление.

Я посещала тренировки и делала упражнения, но, вопреки своей привычке последнего времени, отправлялась домой одна, вместо того чтобы после занятий ехать к Маршаллу.

Седака выглядел слегка сердитым и обиженным, когда я желала ему доброго вечера, но, судя по всему, испытывал также и легкое облегчение. Он не просил меня объясниться, что оказалось приятной неожиданностью.

Я не виделась с Клодом Фридрихом. У меня ушла пара дней на то, чтобы понять – я нигде его не встречаю и он не заглядывает на обед. После мне понадобилось столько же времени на осознание очевидного факта: это происходит не случайно, Фридрих так решил. Я скучала по компании Клода, но не скучала по давлению его желания.

Я потеряла клиентов. Том и Дженни О'Хагены, жившие рядом с моим домом в Садовых квартирах Шекспира, переехали в Иллинойс, чтобы управлять более крупным рестораном сети «Биппиз».

Меня не слишком обеспокоил пробел в расписании. Я имела резервный список и начала обзванивать тех, кто в нем значился. Первые два потенциальных клиента отклонили мою инициативу под надуманными предлогами, и я начала чувствовать, как где-то внутри меня зашевелилась тревога. Со времени драки на парковке «Магната бургеров» я беспокоилась, что моя клиентура разбежится.

Третья семья, которой я позвонила, нашла другую уборщицу, поэтому пришлось вычеркнуть и их.

Женщина, ответившая на четвертый звонок, сказала, что решила развестись с мужем и будет заниматься уборкой сама. Еще один вычеркнутый пункт.

Пятой в списке значилась Муки Престон.

Поломав голову над вступительными словами, я вспомнила, что госпожа Престон звонила мне пару месяцев назад и сказала, что только что переехала в Шекспир. Когда я связалась с ней, она, судя по голосу, была в восторге оттого, что я смогу работать у нее по утрам в пятницу. Престон снимала дом, и ей требовалось больше времени, чем те полтора часа, что я тратила на уборку апартаментов О'Хагенов.

– Почему бы мне тогда не делать это по пятницам с десяти до двенадцати? – Я пыталась сообразить, зачем молодой одинокой женщине нужно, чтобы я работала так долго.

– Посмотрим, – сказала она глубоким звучным голосом. – Я немножко грязнуля.

Я ни разу в жизни не видела Муки Престон, но, судя по беседе, она была… эксцентричной. Ладно, если ее чеки в порядке, мне плевать, даже если она разводит в ванне сомов и носит костюм динозавра Барни.[5]5
  Динозавр Барни – малиновый дружелюбный герой детского телешоу «Барни и его друзья».


[Закрыть]

Утром в пятницу я пришла в «Телу время» и обнаружила там Бобо, сидевшего за стойкой слева от входа. Он казался таким удрученным, каким только может выглядеть восемнадцатилетний мальчик.

Я запихнула свою спортивную сумку в пустой пластиковый бокс, один из пятнадцати у восточной стены, сперва вытащив свои перчатки для поднятия тяжестей. У них был очень потрепанный вид, и я знала, что скоро мне придется покупать новую пару. Еще одна трата в моем и без того напряженном бюджете. Обматывая запястья ремнями и крепко застегивая их на липучки, я смотрела на Бобо. Даже поза выдавала его уныние: поникшие плечи, бесцельно лежащие на прилавке руки, опущенная голова.

– Что? – спросила я.

– Лили, они уже дважды допрашивали меня, – отозвался он.

– Почему?

– По-моему, детектив думает, что я имею какое-то отношение к убийству Дела.

Бобо глотнул отвратительной с виду белковой смеси, на которой помешались все младшие члены тренировочных групп. Я не дотронулась бы до этой штуки даже десятифутовым шестом.

– С чего же он так думает?

– Дел работал на моего папу.

Среди множества финансовых пирогов отец Бобо, Хоувелл Уинтроп-младший, владел магазином спортивного инвентаря и рыболовных принадлежностей. Дел там работал, по большей части в отделах спортинвентаря и одежды, хотя знал достаточно о рыбалке и об охоте, чтобы продавать и другие вещи, которые предлагал магазин «Спортивные товары Уинтропа». Дел сам сказал мне об этом, когда я мучительно долго выбирала себе подвесную грушу.

– Как и многие другие люди города, – заметила я. Бобо непонимающе уставился на меня, и я пояснила: – Работают на твоего папу.

Бобо ухмыльнулся, как будто солнышко выглянуло из-за тучи. Он и вправду был милым мальчиком.

– Да, но мистер Джинкс, похоже, думает, что я решил, будто Дел знает что-то, способное разрушить папин бизнес. Поэтому я сам подумал, что должен его убить, или папа велел мне это сделать.

– Из-за того, что ты был последним, кто его здесь видел?

Кстати, Дедфорд Джинкс – детектив маленького отделения полиции Шекспира.

Бобо кивнул.

– Кто-то сказал шефу, а тот сообщил мистеру Джинксу… если люди не приводят собственных споттеров, то просят помочь кого-нибудь из здешнего персонала. То есть, само собой, меня.

Он молча протянул мне пластиковую чашку со своей мерзостью. Содрогнувшись, я покачала головой.

Я боролась с чувством вины. Ведь это я упомянула Клоду, что иногда здешних служащих просят выступить в роли недостающего споттера.

– Я не очень хорошо знал мистера Пакарда, – сказал золотой мальчик. – Но сильно сомневаюсь, что он мог выяснить, будто мой папа хоть как-то нарушает закон. Может, это неуважительные слова, особенно теперь, когда мистер Пакард мертв, но я никогда не считал его настолько смышленым. Если бы он даже знал, что папа делает что-то неправильное, думаю, просто решил бы, будто не так понял, или пошел бы поговорить об этом с ним.

Мне подумалось, что Бобо совершенно прав.

– Ты мило выглядишь, Лили, – сказал парень, меняя тему разговора так внезапно, что лишь спустя минуту до меня дошли его слова.

– Спасибо.

На мне была зеленовато-голубая футболка и тренировочные штаны, новые, без единого пятнышка, пусть и купленные в «Уол-марте».[6]6
  «Уол-март» – сеть однотипных универсальных магазинов, где продаются товары по ценам ниже средних.


[Закрыть]

– Почему ты не носишь что-нибудь вроде этого?

Бобо показал на вешалку, где Маршалл все время держал дорогую спортивную одежду. Та, что привлекла внимание Бобо, была с бледно-розовыми и голубыми завитками, с низким вырезом и короткими штанинами – ее полагалось носить поверх трико.

– Да уж! – фыркнула я.

– Ты выглядела бы очень здорово. У тебя как раз подходящая фигура, – сказал он смущенно. – Мне хотелось бы понаблюдать за твоей спиной, когда ты ее качаешь.

– Спасибо, – натянуто произнесла я. – Но шмотки в подобном стиле просто не в моем вкусе.

Я пошла поздороваться с Рафаэлем. Он уже оправился после гриппа, но что-то явно беспокоило этого человека. Его приветствие не было обычным счастливым ревом.

– Что?

– Ты спрашиваешь меня – что? – переспросил он, потирая затылок.

Рафаэль всегда стригся очень коротко. Его красновато-коричневая рука не внесла никаких изменений в прическу из тугих черных кудрей.

– Я скажу тебе, Лили.

Он говорил громче, чем следовало, и я немедленно поняла, что обратилась к нему в неподходящий момент.

– Ты хорошая женщина, Лили, но в этом месте недружелюбно относятся к черным.

– Маршалл… – начала было я.

Я собиралась сказать, что Седака – не расист, ничего подобного, но меня перебили:

– Я знаю, Маршалл – не расист. Зато здесь слишком много других таких типов. Я не могу приходить туда, где меня, черного, встречают недружелюбно.

За те четыре года, что знала Рафаэля, я никогда не слышала, чтобы он говорил так серьезно и сердито. Он злобно уставился на двух мужчин, которые работали вместе на другом конце зала. Они сделали паузу, с минуту так же недружелюбно смотрели на него, потом вернулись к своим упражнениям. Одним из них был Дарси Орчад, плотно сложенный, с длинными жидкими светлыми волосами и прыщавыми щеками, широким славянским лицом и ногами, напоминающими деревья. Второго я не знала.

Пока я пыталась придумать, что сказать Рафаэлю, тот просто поднял свою спортивную сумку и вышел.

Я взглянула на Дарси. Он стоял ко мне спиной, а его товарищ выжимал штангу. Все в зале, похоже, смотрели в другую сторону.

Занимаясь обычными упражнениями – сегодня я разрабатывала ноги и плечи, – я пыталась не зацикливаться на маленьком инциденте. Мне была ненавистна мысль о том, что придется тоже бросить клуб. Ежедневные тренировки очень много для меня значили. Если я почувствую, что обязана уйти отсюда, то смогу ли купить собственное спортивное снаряжение? Нет, только не с моим бюджетом, тем более что я уже уплатила здесь ежегодный членский взнос. Каждый месяц мне приходилось основательно экономить на случай ненастных дней, которые наверняка придут. Я уже подозревала, что Маршалл сделал для меня скидку в «Телу время».

Мало-помалу прибывали остальные посетители клуба и, помахав рукой и поздоровавшись с другими и со мной, начинали свои упражнения.

В этом клубе я нашла единственный коллектив, членом которого могла себя ощущать, если не считать группы, с которой занималась карате. До последних минут Рафаэль тоже был одним из нас. Это товарищество пота постоянно обновлялось. Люди принимали решения и нарушали их. В среднем человек придерживался своей программы тренировок недели три. Но образовалась стойкая группа членов клуба вроде меня, которые приходили сюда почти каждый день. Постепенно мы познакомились друг с другом. Более или менее.

Дел Пакард оказался одним из таких людей.

Сегодня здесь присутствовали все постоянные посетители, кроме Дела. К примеру, Джанет Шук, которая занималась также в моей группе карате, – невысокая коренастая женщина с темно-каштановыми волосами. Сколько я ее знала, она была страстно влюблена в Маршалла. Еще пришли Брайан Грубер, седовласый и привлекательный, – глава фабрики по производству матрацев, Джерри Сайзмор, бывшая жена Джона Сайзмора, местного стоматолога, Дарси Орчад, работавший в магазине спортивных товаров, как и Дел. Дарси обычно тренировался вместе с Джимом Боксом, еще одним служащим магазина, но сегодня тот отсутствовал, наверное, лежал дома с гриппом. Вчера он чихал.

Я гадала, кто новый партнер Дарси. В конце концов товарищ Орчада – я смутно вспомнила, что видела его неподалеку от Садовых квартир, – ушел, но Дарси продолжал упражняться.

Он занимался на тренажере для икр, который был моим следующим пунктом, поэтому я наблюдала за его вторым подходом. Орчад поставил регулятор на отметку в двести фунтов, и я ждала, пока он приспособит упоры для плеч. Дарси, ростом примерно в шесть футов, имел отличные грудные мышцы и сильно выпуклые бицепсы фаната тренировок, невзирая на унцию подкожного жира. Он был в укороченном спортивном костюме – рукава отрезаны, горловина оторвана. Такие носили самые рьяные приверженцы тренировок. Свои спортивные штаны, он, наверное, надевал еще в школе.

– Закончу через минуту, – пропыхтел Орчад, делая подход из двенадцати повторов.

Потом он шагнул с тренажера и походил с минуту вокруг него, расслабляя мышцы икр, которым досталась такая нагрузка.

Дарси собрался с силами, передвинул регулятор еще на два деления, чтобы добавить лишние сорок фунтов нагрузки, и шагнул на узкую подставку. Его вес держался на пальцах ног. Пятки пошли вниз, потом вверх – и так еще двенадцать повторов.

– Ой! – вскрикнул он, слезая, хмуро уставился в пол и расслабил протестующие мышцы ног. – Чтоб мне сгореть на месте!

Дарси передвинул регулятор к более разумному весу, снова шагнул на подставку и очень быстро сделал двадцать четыре повтора. При этом гримаса сосредоточенности превратилась в судорогу боли.

– Как дела, Лили? – спросил Дарси.

Теперь он шагал на месте, чтобы снять напряжение. Схватив полотенце, Орчад промокнул им рябые от прыщей щеки.

– Прекрасно.

Я гадала, скажет ли он что-нибудь об уходе Рафаэля, но у Дарси на уме было кое-что другое:

– Слышал, ты нашла старину Дела. – Его маленькие карие глазки изучали мое лицо.

– Да.

– Он был хорошим парнем, – медленно выдал Дарси своеобразную надгробную речь. – Всегда улыбался. Тот парень, который был тут со мной минуту назад, – Хоувелл нанял его, чтобы заменить Дела, – совсем не таков.

– Местный? – вежливо спросила я, опуская плечевые планки, чтобы приспособить их к своему росту в пять футов пять дюймов.

– Не-а, думаю, из Литтл-Рока. Крутой сукин сын, извини за выражение.

Я передвинула регулятор на восемьдесят фунтов, шагнула на узкую подставку, поднырнула под обитые мягким материалом плечевые упоры, резко опустила пятки и сделала двадцать очень быстрых повторов.

Потом я слезла, походила, чтобы снять напряжение, и передвинула регулятор на более тяжелый вес.

– Ты с кем-нибудь сейчас встречаешься, Лили? Я слышал, у вас с Маршаллом больше нет прочных отношений.

Я удивленно подняла глаза.

Дарси все еще стоял неподалеку. У него было замечательное тело. Только это хоть слегка меня в нем интересовало. Подобной причины не хватало, чтобы провести вечер вместе. Разговоры Дарси нагоняли на меня скуку. В нем чувствовалось нечто такое, что настораживало меня. Я никогда не отмахиваюсь от подобных ощущений.

– Сама не хочу, – сказала я.

Он слегка улыбнулся, будучи уверен в том, что неправильно понял, и уточнил:

– Не хочешь чего?

– С кем-нибудь встречаться.

– Брось, Лили! Такая красавица не желает, чтобы мужчина ее пригласил?

– Верно, сейчас не хочу.

Я сошла с тренажера, настроила его так, что мне на плечи давила теперь сотня фунтов, и сделала еще подход из двадцати повторов. Последние пять были чем-то вроде вызова.

– Почему так? Тебе нравятся женщины, а не мужчины? – Дарси глумливо ухмылялся, как будто чувствовал себя обязанным принять презрительный вид, когда речь шла о лесбиянках.

– Нет. А теперь я собираюсь закончить упражнение.

Дарси снова улыбнулся, уже совсем неуверенно, хотя я вела себя предельно вежливо. Казалось, он не может поверить, что женщина не хочет ходить на свидания, тем более с ним. Прождав мгновение в ожидании, когда я заберу свой отказ назад, Орчад гневно сжал тонкие губы и зашагал к римской скамье.[7]7
  Римская скамья – тренажер для упражнений на пресс.


[Закрыть]

Передвинув регулятор на сто двадцать фунтов, я снова задумалась, кого Дел мог попросить стать его споттером. Он доверился бы кому угодно в зале. Даже у меня и Джанет, наверное, хватило бы сил, чтобы помочь ему с некоторыми более легкими, но все равно грозными штангами, которыми Дел пользовался для бодибилдинга. Руки и грудь Джанет были почти такими же сильными, как у меня. С тех пор как она стала дважды в день преподавать аэробику в придачу к занятиям в детском клубе, Шук обогнала меня по части ног. Это помещение предоставляла финансируемая общиной организация, занимающаяся досугом детей после школы.

Закончив работать над икрами, я медленно направилась к Джанет, которая занималась скручиваниями на пресс. Пот превратил ее короткие каштановые волосы в темную бахрому, обрамлявшую квадратное маленькое лицо.

– Сто десять, – выдохнула она, когда я подошла к ней.

Я кивнула и стала ждать.

– Сто двадцать пять, – сказала она минуту спустя, расслабилась и с закрытыми глазами плашмя легла на пол.

– Джанет, – окликнула я после долгого уважительного молчания.

– Мм?

– Дел когда-нибудь просил тебя стать его споттером?

– Он? – Джанет распахнула карие глаза и уставилась на меня с легким весельем. – Дел не считал, что женщина способна нести собственные покупки, не то что быть его споттером.

– Он видел женщин-бодибилдеров на тех соревнованиях. Если уж на то пошло, много раз наблюдал, как мы тренируемся по утрам.

– Да, но он считал нас уродцами, капризом природы! – грубо фыркнула она и продолжала более нейтральным тоном: – Что ж, такие мы и есть. Дел судил всех женщин по своей девушке Линди, а та не может нарезать ветчину без электроножа.

Я засмеялась.

Джанет чуть удивленно посмотрела на меня снизу вверх и заметила:

– Приятно слышать твой смех. Ты не слишком часто смеешься.

Я пожала плечами.

– Теперь иди-ка сюда, – сказала она, садясь и вытирая лицо полотенцем. – Я дожидалась случая спросить тебя кое о чем.

Я села на ближайшую скамью и принялась ждать.

– Ты и Маршалл – постоянная пара?

Я думала, Джанет попросит меня быть ее споттером или перейдет к трудным вопросам последней ката, которую мы изучили на занятиях по карате.

Сегодня все хотели знать о моей личной жизни.

Мне вроде как нравилась Джанет, поэтому ответить ей было труднее, чем Дарси. Если я отвечу «нет», это будет означать, что Маршалл теперь честная добыча для любой женщины, которая захочет его подцепить после моего отказа от всяких прав на эту персону. Скажу «да» и окажусь прикованной к Маршалу на все обозримое будущее.

– Нет, – ответила я и пошла делать последний подход.

По пути в раздевалку Джанет остановилась и спросила:

– Ты на меня злишься?

Слегка удивившись, я ответила:

– Нет, – но по-настоящему удивилась, когда Джанет засмеялась.

– Ох, Лили, – качая головой, сказала она. – Ты такая странная.

Она произнесла это так, будто моя странность была милой маленькой причудой, вроде настойчивого желания, чтобы брюки подходили по цвету к обуви, или привычки носить по понедельникам зеленое.

Я покинула «Телу время», недовольная тренировкой. Я имела первую беседу на личные темы с Дарси Орчадом и надеялась, что она станет последней. Я убедилась, что Джанет Шук сохнет по Маршаллу Седаке, – эту новость нельзя было назвать сенсационной. Дел почти наверняка не просил женщину стать его споттером. Еще я выяснила, что чувствует Рафаэль, когда получает прохладный прием в заведении, за постоянное посещение которого платит деньги.

Но дороге домой я пыталась уяснить причины своей неудовлетворенности. С чего я решила, что утром должна получить нечто большее, нежели хорошую тренировку? В конце концов, меня так же мало касалось то, что случилось в «Телу время» в ночь, когда умер Дел, как Джанет – вопрос о том, связывают ли нас с Маршаллом какие-то обязательства.

Мне не слишком нравился Дел. Почему меня заботит, погиб он в результате несчастного случая или его убили?

Я сказала Клоду, что Дел был безобидным человеком.

Принимая душ, я впервые по-настоящему задумалась о Пакарде.

Он не отпускал шутливых замечаний насчет моей силы, которые я время от времени слышала от других мужчин. Когда я оказывалась рядом, он был в меру этим доволен, но и без меня не скучал. Дел бывал рад помочь мне во всем, о чем я просила, и чрезвычайно гордился тем, что стал чемпионом Шекспира. Он с удовольствием продолжал бы заниматься этим всю свою жизнь… если бы она и дальше текла обычным путем.

Пакард любил маму и папу, посылал цветы своей подружке Линди, удовлетворительно выполнял свою работу и жил себе да жил, не досаждая ни единой живой душе. Он страстно хотел лишь одного – снова стать чемпионом, на этот раз номер один.

Если споттер убил Дела по неосторожности, то должен был выйти вперед. Если он поступил так по злому умыслу, за это тем более следовало заплатить.

Я высушила полотенцем волосы и наложила макияж, все еще обдумывая смерть Дела, пытаясь понять, почему лично заинтересована в том, чтобы найти ответы на вопросы.

Полиция работала над расследованием обстоятельств смерти Дела. Это должно было меня удовлетворить. Я явно не рвалась сама выискивать факты после того, как осенью забили до смерти Дарнелла Гласса, а несколько недель спустя застрелили Лена Элгина. Оба случая так и остались нераскрытыми.

Ответ пришел ко мне, когда я садилась в машину, чтобы ехать на первую работу. Смерть Дела заботила меня по еще двум причинам. Во-первых, в дело впутали Бобо Уинтропа, отчасти потому, что я кое-что сказала Клоду. Во-вторых, меня расстраивало, что Дела убили в клубе, в одном из немногих мест, где я чувствовала себя как дома. Поэтому мне были небезразличны как смерть Дела, так и расплата за нее.