355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Шарль Мюнш » Я - дирижер » Текст книги (страница 2)
Я - дирижер
  • Текст добавлен: 24 сентября 2016, 08:34

Текст книги "Я - дирижер"


Автор книги: Шарль Мюнш



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Глава III 
Как становятся дирижером?

Вы знаете теперь, как я стал дирижером. Разрешите, однако, дать вам совет: не подражайте мне. Случай, я повторяю, счастливый случай сыграл громадную роль в моей карьере, но гораздо разумнее выработать план битвы, не очень рассчитывая на удачу, которой, конечно, нужно воспользоваться, в том случае если она представится.

Кроме того, в наше время, когда все организовано, систематизировано, регламентировано, карьера дирижера не является лишь результатом какого– то случая.

Во Франции, как и за ее пределами, сейчас существует целая серия колес, зубчатых передач, которые нужно со всей решимостью пустить в ход, если вы хотите встать во главе симфонического коллектива. Когда вы пройдете через эту машину, производящую дирижеров, вы получите куда больше возможностей, чем имели музыканты моего поколения. Есть огромная помощь радио; заинтересованность хорошего импресарио может быть очень полезной, подчас необходимой; есть телевидение, есть записи, я через это прошел... К сожалению, до сих пор нет бюро по найму, которое занялось бы нами!

Но совсем не достаточно напечатать на вашей визитной карточке звание “дирижер”, чтобы получить право его носить. Нужно еще заслужить это право. А дать его может только ваша работа, доказывающая, что вы действительно талантливы и обладаете артистическим даром.

Заметьте, что, несмотря на все благоприятные условия нашего времени, в мире сейчас не больше великих дирижеров, чем прежде. Я нахожу это отрадным. Не доказывает ли это, что талант, врожденный дар остается; фактором, без которого невозможна ни слава, ни попросту добрая репутация?

Но борьба в наши дни стала менее суровой, и я не верю, что абсолютно необходимо страдать, терпеть голод и холод, чтобы стать настоящим артистом.

Профессия трудна, потому что она предполагает множество специальных теоретических и технических знаний. "Дирижер управляет всеми инструментами оркестра – значит, он должен иметь представление о каждом из них. Он дирижирует партитурами, подчас ему незнакомыми (ведь было время, когда и Пятая симфония исполнялась им в первый раз); он должен слиться с композитором, чтобы суметь открыть его намерения, постигнуть состояние его души. Нужно усовершенствовать, углубить средства, помогающие дирижеру быть лучше понятым музыкантами.

И так как музыка становится сложнее день ото дня, нельзя игнорировать малейшие крупицы знания при учебе в консерватории.

Прежде всего я считаю, что необходимо самым тщательным образом изучить оркестровые инструменты. Более того, я убежден, что любой дирижер должен овладеть каким-нибудь струнным инструментом. Смычковые – основа оркестра; очень важно знать точно, чего можно от них требовать. В прежние времена большинство дирижеров выходило из среды скрипачей; концертмейстер первых скрипок – такова была традиция – занимал место дирижера, если тот ошибался.

Вспомним, что Никиш был скрипачом, Тосканини виолончелистом...

Владение инструментом позволяет изучать музыку “изнутри”. Открываешь при этом проблемы, стоящие перед исполнителем; они являются всего– навсего тенью тех проблем, которые должен решить дирижер, но они идут по его следу. С первого взгляда, с первого аккорда сложно определить, знает ли дирижер все тонкости струнных; сумел ли он определить штрихи для каждой ноты, чтобы она звучала так, как он хочет. Но он никогда не сможет достичь этого, если сам не познает возможности инструмента. В то же время следует избегать видимости игры на воображаемой скрипке. Изобразительный жест может быть порою полезным, но мимика, систематически имитирующая исполнение, только осложняет задачи артистов оркестра, которые прежде всего нуждаются в точных и выразительных указаниях.

Полезно также узнать как следует и духовые инструменты – дерево и медь. Анализируя их виртуозные возможности, знакомишься с разнообразными тембрами.

Проблема атаки звука у валторны и у виолончели решается, конечно, по– разному. Для того чтобы вступили тромбоны, не делают того жеста, каким показывают вступление флейты. Музыкантам необходимо брать дыхание в доли секунды, а эти секунды всегда драгоценны, ибо от них зависит идеальный ансамбль. Нужно инстинктивно почувствовать тот точный момент, когда нужно дать им вступление. Так постепенно раскрывается совершенный и сложный инструмент, каким является современный оркестр.

Затем – есть еще музыка... Музыка, записанная на двадцати нотоносцах, которые нужно читать одновременно. Для того чтобы не попасть в неловкое положение, лучше всего в совершенстве изучить язык гармонии и контрапункта. Необходимо развивать свои уши, так как уши работают куда больше, чем руки. Руки следуют за ушами. Сколько раз говорил я на репетициях: “Господа, слушайте внимательнее то, что делают другие, слушайте, что происходит вокруг. Репетиция вам покажется менее длинной и более интересной. Все зазвучит лучше...”

Спрашивайте чаще у второй скрипки, хорошо ли она слышит английский рожок или второй фагот.

Порою в консерваториях слишком легкомысленно относятся к урокам сольфеджио, которое является фундаментом нашего искусства; тем более необходимо не пренебрегать ими сегодня, когда современная политональная или додекафонная музыка просто создана для того, чтобы обманывать плохо тренированный слух.

Нужно знать цифрованный бас, гармонию, контрапункт, уметь играть каждое утро хорал Баха в четырех ключах – все это дает возможность анализировать текст, разобраться в его пружинах, оценить конструкцию и эквилибр. В фортепианном изложении определить аккорд нетрудно. Чтобы провести ту же операцию с оркестровой партитурой, нужно иметь более тренированные зрение и слух.

Прекрасное упражнение – копирование партитур: нет ничего более скучного, но и более продуктивного; в тот момент, когда ноты наносятся на бумагу, звуки врезаются в вашу память; пока сохнут чернила, происходит некая слуховая кристаллизация, и при известном навыке вы “слышите” то, что пишете, гораздо точнее, чем при простом чтении. Отныне вас уже не удовлетворит легкое скольжение глаз по партитуре: вы уже не дадите ей скрыть от вас свои тайны.

Рекомендую вам заняться инструментовкой – это куда интереснее, чем просто переписывать партитуры. Возьмите любую пьесу или сонату, оркеструйте фортепианное переложение симфонии, что позволит вам позже сравнить вашу работу с авторским оригиналом. Сколько сюрпризов вас ожидает!..

И разумеется, необходимо прочно усвоить трактаты по инструментовке. Изучите трактат Геварта или Берлиоза – Штрауса.

Память – один из основных козырей дирижера. Изучение, переписывание, оркестровка музыкального текста позволяют обострить гармоническую и визуальную память. Звуковая память требует выработки особых рефлексов. Она предполагает одновременно память на звуки и память на тембры. Эта последняя возвращает нас к инструментам оркестра; невозможно овладеть игрой на всех инструментах, и лучший способ узнать их – это ходить на концерты с партитурой в руках, чтобы следить за репликами флейты– пикколо, тромбона или гобоя.

Можно еще посещать конкурсы консерватории в конце года: когда вы услышите, как три десятка кларнетистов исполняют “Каприс” большой трудности, специально написанный, чтобы блеснуть всеми возможностями инструмента и исполнителя, вы уже не сможете забыть тембр кларнета. Почему бы также не присутствовать время от времени в качестве простого слушателя на занятиях оркестровых классов консерватории? Всегда узнаете что-то новое. Я это понял во время каникул 1953 года, на улице Мадрид, присутствуя в классе ударных у Пассерона и в классе трубы у Сабарича.

Правда, будущий дирижер слишком занят в своем собственном классе: классе оркестрового дирижирования.

В течение двух лет я вел этот класс в Парижской консерватории. Как и прежде, когда я преподавал игру на скрипке в Страсбурге, я сам многому научился. Моей первой заботой, когда мы приступали к какой-нибудь части симфонии, было проанализировать ее конструкцию, увидеть, как она задумана, из чего “состоит”. Возьмем для примера первую часть Третьей симфонии Бетховена: два аккорда составляют ее первые такты, затем идет двенадцатитактовый эпизод, который вы можете разделить на три четырехтактных.

Если это вас заинтересует, вы можете периодизировать так всю симфонию.

Сделав гармонический анализ, один из учеников садится за рояль, а другой тактирует. Я требую прежде всего, чтобы он дирижировал ясно и просто. Я не разрешаю дирижировать без палочки, что, к сожалению, стало модным. На мой взгляд, это дурная привычка, осложняющая работу оркестрантов. Любой из них, без сомнения, меня в этом поддержит.

Я не требую, чтобы партитуру заучивали наизусть. Как пишет Ринальдо Хан, “на концерт приходят восхищаться музыкой, а вовсе не памятью дирижера”. Я видел, как самым постыдным образом ошибались крупнейшие из акробатов памяти. Считаю особенно несостоятельным дирижирование на память аккомпанемента. Убежден, что все солисты и наиболее крупные виртуозы не терпят этого. Но вернемся к нашим ученикам.

Главное – это выработать ясные жесты: это особенно трудно в современной музыке, где ритмы бывают зачастую очень сложными.

Правая рука отбивает такт, левая указывает нюансы. Первая – от разума, вторая – от сердца. И сердце не должно диктовать рассуждения, которых рассудок не сможет понять. Необходима совершенная, исключающая всякое противоречие координация жестов. Нужно указать ученику все подстерегающие его ловушки, но только собственный опыт поможет ему понять все до конца.

В конечном итоге достигнуть реальных успехов можно лишь встав за дирижерский пульт. Но неразумно толкать ученика в гущу сражения без мудрого руководителя, главная цель которого – отшлифовать его стиль, устранить все лишние жесты, откорректировать движения.

Между прочим, я хочу спросить: представляет ли себе публика, какое физическое напряжение испытывает дирижер в течение двухчасового концерта? Причем требуется, чтобы он был одинаково точен и темпераментен и в начале, ив конце. Есть, таким образом, некая спортивная сторона в дирижировании оркестром, и я рассматриваю занятия гимнастикой как необходимость. Гимнастика помогает достигнуть постоянной собранности, и дирижеру – этому, в идеале, вдохновенному и поэтическому существу – нужно такое нервное и мускульное равновесие, какого обычно себе не представляют.

И вот приходит день, когда учащийся дирижерского класса покидает консерваторию. Естественно, ему нужно зарабатывать на жизнь – но очень мало шансов, что какой-то оркестр поспешит к нему, выражая желание встать под его знамена. И это великолепно... ибо настоящая профессионализация только здесь и начинается. Дипломированный студент напоминает автомобилиста, только что получившего водительские права... Лучше ему не выезжать на магистраль, пока он не овладеет делом как следует. А для этого следует без колебаний искать место в оркестре, скромное место обычного исполнителя. Отсюда он будет наблюдать за работой мастеров, сменяющих друг друга на эстраде; он узнает также своих соседей, своих коллег, он научится понимать их реакции. Оркестр – батальон: нужно проникнуть в глубины его психологии, прежде чем помышлять о командовании.

Наконец пробьет час, и он, в свою очередь, встанет за пульт. Но пусть он не думает, что на этом учеба кончается. Жизнь дирижера – это непрерывное обновление знаний, и бывает полезно возвратиться к учебе. Я никогда не забуду случай, который произошел у меня с Тосканини. Я уже был дирижером, когда он приехал на гастроли в Париж. Решив, что ничего не может быть для меня поучительнее, я попросил у организаторов концерта разрешения присоединиться к первым скрипкам. Я сел на последний пульт, но, так как был “сверхштатным”, мне дали невыверенную партию, где были проставлены не те штрихи, что у остальных музыкантов. Тосканини немедленно заметил, что мой смычок идет вниз в то время, как другие идут вверх, и сделал мне замечание. Мне показалось, что во время всего исполнения он следил за мной, не отрывая взгляда. Удивительно, что много лет спустя, в Нью-Йорке, выяснилось, что он это отлично помнит.

В течение всей карьеры нельзя упускать ни одной из представляющихся возможностей: нельзя перестать учиться!

Глава IV 
Составление программы

Программа! Первая загадка, на которую должен ответить дирижер. Сколько деталей здесь нужно обдумать!

Прежде всего ваши личные вкусы: играйте ту музыку, которую вы любите. Будьте, однако, настороже, не стройте вашу карьеру на двух-трех программах, которые, возможно, обеспечат вам успех, но ничего не дадут музыке. Во всяком случае, тут вы рискуете увязнуть в зыбучих песках рутины, неизбежно станете меньше работать, и нет такой репутации, которая смогла бы этому противостоять. У многих дирижеров есть свои любимые “коньки”, пусть они их вывозят в нужный момент; но если собираешься в дальний путь, следует поберечь лошадей. Есть и такие, которые выдают себя за “специалистов” по такой-то вещи или такому-то автору. У меня это всегда вызывает недоверие.

В какой-то мере нужно учитывать вкус и желание публики. Сочинение, исполнитель и публика – это целое. Каждый из этих трех факторов обязателен для двух других. У каждого свои права и задачи.

Публика идет на концерт, чтобы услышать хорошее исполнение прекрасного произведения, как приходят в музей насладиться прекрасной картиной. Идет, чтобы научиться чему-то, обогатиться, стать лучше. Приходят не критиковать, а занять свое место в триумвирате, рядом с произведением и исполнителем. Я говорю сейчас о хорошей публике, восприимчивой к хорошей музыке и хорошим исполнителям. Есть, разумеется, плохая музыка и плохие исполнители. Но бывает ли в этом случае и плохая публика?

Однажды я дирижировал оркестром в казино маленького города. Директор хотел роскошно заработать на этом оркестре... не заплатив ему.

Меломанов в городе было не так уж много. Когда оркестранты потребовали надбавки, весьма, кстати, справедливой, им сначала отказали под тем предлогом, что они торгуют товаром, на который нет спроса. Наконец директор решил – против воли, конечно, – пойти на “дополнительные жертвы”, сделать еще “последнее усилие”... и не пожалел об этом. Пользуясь языком коммерсантов, давайте торговать хорошим товаром и, я уверен, мы найдем хороших покупателей: хорошую публику.

Мировой опыт свидетельствует, что любая симфония Бетховена всегда привлекает меломанов, будь то французы или японцы. Но ограничить поле нашей деятельности – значило бы предать музыку, не показав множество аспектов, в которых она может предстать.

Самое главное – не потворствуйте без конца публике. Не предлагайте финнам симфонию Сибелиуса на том основании, что они ее обожают. Именно потому, что они ее обожают, они ее знают и, зная ее, не примут иной интерпретации, чем та, которая им привычна.

Не делайте программу слишком длинной, вы рискуете надоесть аудитории. Музыка требует большого нервного напряжения со стороны тех, кто ее исполняет, и еще более со стороны тех, кто ее слушает. Не будем злоупотреблять. Средняя длительность концерта не должна превышать семидесяти пяти минут музыки, если вы не хотите услышать за своею спиной хлопанье приставных мест или вызвать глухое раздражение.

Трудно дать типовой образец программы. Тем не менее вот вариант, который кажется мне разумным:

– Классическая симфония Гайдна, Моцарта или партитура Баха или Генделя.

– Сложная пьеса: здесь можно поставить Бартока, Стравинского, Берга.

– Большая симфония.

В общем, нужно прежде всего подготовить почву для того, чтобы восприимчивость публики обострилась. Затем, когда эта восприимчивость достигнет максимума, попытайтесь заставить аудиторию полюбить гармонии, свежесть которых могла бы ее раздражать. После этого нужно разрядить атмосферу классической музыкой, сильной и полнозвучной.

Нужно считаться еще и с оркестром. Музыканты в Лондоне, Барселоне, в Париже или Милане неодинаковы в своих инстинктах, привычках, реакциях. Когда не имеешь достаточного количества репетиций, мудрее не брать абсолютно неизвестные оркестру партитуры, или, вернее, такие, которые написаны в непривычном для исполнителей стиле.

Словом, используем все козыри в нашей игре!

Первый принцип состоит, таким образом, в том, чтобы выбрать произведения, отвечающие одновременно и вашему собственному темпераменту, и темпераменту оркестра, и темпераменту публики. Это необходимое условие, хотя его еще недостаточно для достижения полного музыкального контакта.

Стройте вашу программу так, чтобы все время поддерживать внимание слушателей. Для этого есть два способа: выбирать партитуры, где непрерывно возрастает интенсивность лирического начала, либо создать ощущение разнообразия, сопоставляя сочинения очень контрастных эпох, стилей и настроений. Сейчас очень злоупотребляют “фестивалями” Бетховена, Берлиоза, Чайковского, Равеля и т.д. Лично я не сторонник такого метода. Не люблю ярлыков.

Некоторое время тому назад в Америке появилась привычка ставить солиста, если он есть, в конец программы; однако солисты без восторга принимают этот обычай, разрушающий целостность концерта. Я не верю, что так уж интересно представлять публике солиста как “барана с пятью ногами”, рискуя создать у слушателей впечатление, что вся остальная программа – не что иное, как подготовка к появлению жонглера. Это немножко попахивает мюзик-холлом, где затягивают программу с помощью более или менее блестящих номеров перед выходом душки-певца, которого все ожидают.

Все большие пианисты, скрипачи, виолончелисты в ужасе от такой практики. Музыка нуждается в преданных рыцарях, а не в развязных наездниках.

Много еще и других соображений возникает в тот момент, когда окончательно устанавливаешь программу. Нужно ли исполнять современную музыку? Я согласен с афоризмом Сен-Санса: “Не бывает музыки современной и какой-то иной: есть хорошая и плохая музыка”. Другими словами, когда находишь хорошее современное произведение, можно ли исполнять его без риска?

Современная музыка порою обескураживает даже специалистов: отважится ли простой любитель на приступ, чтобы проникнуть в ее тайны? Однако вместе с тем его интересуют проблемы общего характера. Он хочет знать, куда идет музыка.

И потом, не долг ли дирижера помогать молодым авторам? Что касается меня лично, то я часто включаю их сочинения в свои программы, рядом с классической и романтической музыкой, а также новой интернациональной. Музыка нашего века выражает заботы, тревоги, тенденции мира, в котором мы живем. Мы должны ее слушать, чтобы сблизиться с новейшей эстетикой, с новыми гармониями, с непривычными формами.

Это приобщение не наступит мгновенно. Без сомнения, нужно познакомиться со множеством более или менее незначительных партитур, чтобы открыть шедевр в тот день, когда он родится. Всего чаще это выпадает уже на долю потомков.

В наши дни жизнь течет так быстро, что приходится напрягать силы, если не хочешь, чтобы тебя обогнали. Если мы стремимся стать людьми действия, а не просто пассивными наблюдателями, мы должны предлагать аудитории нечто такое, что ей будет важно узнать.

Есть только одна возможная позиция по отношению к новой музыке: быть терпеливыми, открыть наши сердца, слушать “без предвзятости и злобы” и без снобизма. Андре Жид говорил: “Нужно всегда находиться на склоне, но каждый раз выбирать тот склон, по которому можно подняться”. Молодые музыканты стремятся всегда и любою ценою “создать направление”; они хотят его навязать другим и делают это с задором, часто – с заносчивостью, пытаясь освободиться от презираемого и отвергаемого ими прошлого без малейшего уважения к мастерам былых времен, которые ведь тоже искали, боролись и страдали.

Любая созидающая сила имеет корни в прошлом, но композиторы обретают в труде свой язык и свой почерк. Вспомните юного Штрауса, вспомните Мендельсона, Дебюсси, Массне, Шёнберга, Стравинского, Римского [Корсакова]... Но это уже другая история...

Как бы то ни было, мы обязаны представить публике молодых, поощрить их, выявить как можно лучше их достоинства. Дирижер должен быть искателем сокровищ. Это долг, которым он зачастую пренебрегает, хотя именно это может принести ему признательность современников. Что касается меня, то мне довелось жить в эпоху, когда такие музыканты, как Руссель, Онеггер, Шмитт, Мессиан, Дютийе, Мартину, Хиндемит, нуждались еще в том, чтобы их популяризировали. Через двадцать лет этот список продолжится, ибо история музыки не имеет конца. Завтрашние дирижеры не будут завидовать своим предшественникам: им ведь тоже придется ковать славу многочисленных гениев, ныне еще неизвестных.

В сущности, современная музыка не представляет проблемы. Ее нужно исполнять в каждом концерте, но не навязчиво, чтобы не оттолкнуть публику. Ничто не мешает в такой степени восприятию этой музыки, как ее отграничение от классических сочинений. Зачем навязывать меломанам силой то, что они примут и так?

Еще повод для размышлений.

Вы безумно увлечены партитурой. И вдруг однажды она представляется вам совершенно лишенной обаяния: любовь улетела. Как к этому отнестись? Лучше всего расстаться до той поры, пока любовь не возвратится – если придет такой день.

Существуют еще шедевры, не доведенные до совершенства. Я подчеркиваю, что здесь речь идет не о так называемых “забытых шедеврах”, в которые я не верю, хотя есть люди, сделавшие своей профессией их обнаружение; они просеивают мусор музыки прошлых веков, из которого уже извлечены самородки. Но я знаю произведения, которым недостает совсем немногого, чтобы стать шедеврами. Подчас они нуждаются лишь в небольшом сокращении, которое придало бы им естественные размеры. Так бриллиант приобретает свою ценность только после обработки. Композитор мог пренебречь этой необходимой операцией. Мне кажется, именно так происходит с великолепной симфонией Поля Дюка. Она продолжается час, и ее не исполняют. Если, из уважения к автору, не произвести в ней купюр, она навсегда будет исключена из репертуара. Я не считаю себя варваром, когда утверждаю, что нужно сделать все для того, чтобы спасти ее от этой незаслуженной участи.

Второй пример: очаровательная симфония до мажор, написанная семнадцатилетним Жоржем Визе. Если вы исполните ее в оригинальном виде, она покажется вам затянутой: все ее репризы и повторения неизбежно вызывают скуку. Если же вы сделаете несколько небольших купюр, не нарушая внутренней соразмерности и не жертвуя ни единым музыкальным элементом, вас тронет ее подлинная красота и вы приобретете еще одну драгоценность.

Программа окончательно определена, теперь нужно изучить, тщательно проанализировать отобранные партитуры.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю