Текст книги "Яд (ЛП)"

Автор книги: Ша Форд

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 4 страниц)

Где-то в Королевстве есть растение или корешок, что ослабят его силы, формула, что подкосит Тристана. Она с радостью потратила бы годы на это, Яд не даст ей успокоиться, пока он не умрет.

Даже теперь Яд стонал в ее груди. Она смотрела на развалины деревни, из нее вырвался смелый вопрос:

– Как звали торговца рыбой?

– Боюсь, я не помню его имя, только фамилию.

– Какой она была?

Гаррон щурился, глядя на мрачные тучи.

– Думаю, Д’Мер.

* * *

Короткий месяц спустя Оливия вернулась на Зеленокровь и тревожно расхаживала в покоях лорда Бассета.

Похоже, она так привыкла носить тунику и штаны, что свадебное платье сдавливало ее. Почти всю церемонию она пыталась вдохнуть, почти весь ужин надеялась, что ребра не треснут в корсете. И теперь ей нужно было ждать, пока лорд Бассет попрощается с гостями.

Через пару мгновений он ворвется и сорвет платье своими медвежьими лапами. Она хотя бы сможет дышать.

Оливия медленно прошла мимо комода, улыбнулась графину на нем. Гаррон подарил его на церемонии вместе с многозначительным взглядом и предложением ей начать брачную ночь с тоста. Она улыбнулась шире, вспомнив, как пыталась не смеяться от его хмурого вида.

Если бы он не был таким благородным, Гаррон легко стал бы злодеем.

Оливия повернулась снова, схватила одну из изящных чашек, что прилагались с графином. Она была серебряной, украшенной золотыми изящными соснами. Она провела пальцем по тонкому стволу одной из них и удивилась, когда вдруг вспомнила запахи и звуки леса. Может, из-за того, что она затерялась в неожиданных мыслях, она выпустила чашечку из рук.

Она выругалась, глядя, как чашка укатывается под кровать, выругалась снова, когда удушающий корсет помешал ей опуститься плавно, а заставил рухнуть на колени.

Чашка была на расстоянии руки под кроватью. Она рылась там вслепую, пытаясь найти прохладное серебро. А вместо этого задела то, что зашуршало.

Конверт. Оливия вытащила его и рассмотрела. Конверт не был запечатан, только заправлен, чтобы не открылся. Спереди ничего не было написано… но внутри точно что-то было.

Она быстро развернула край конверта, не зная, что найдет внутри. Как только она увидела, что на дне конверта, она поняла, что догадки не оправдались… ведь это она точно не ожидала.

Немного изогнутых корешков, меньше горсти, но все равно убийственное количество. Они были коричнево-черными и тонкими. Она знала, что это было, раньше, чем ощутила едкий запах. Корешки нароста. Ее корешки, которые пропали почти год назад.

Что они забыли под кроватью лорда Бассета? Как они могли тут оказаться…?

Ее ладони застыли на конверте. Улыбка невольно растянула ее губы, и у улыбки были острые края. Она не понимала, как леди Бассет могла так внезапно заболеть. Не понимала, почему ее травы не исцеляли ее. Они вылечили бы от любого кашля или простуды. Но леди Бассет не была больна…

Ее травили.

Корешки росли в темном влажном месте, хранили в себе споры. Если их было много, споры взрывались, забираясь еще глубже. Это произошло с Эдвардсом.

Но если кого-то кормили ими понемногу… многие споры не прожили бы долго. Они погибли бы быстро без воздуха. Но если какие-то смогли бы добраться до легких… там им воздуха хватило бы.

Они росли медленно, были хрупкими. Им нужны были свежие споры, чтобы крепче впиваться во внутренности легких… по маленькой дозе за раз. Тело пыталось, конечно, избавиться от них. Отбивалось кашлем и чиханием, лихорадкой…

Но оно проиграло бы.

Оливия рассмеялась. Теперь она понимала, почему лорд Бассет был таким внимательным, почему сам приносил леди Бассет чай.

Яд восстал, пугая и разжигая ее душу. Оливия схватила серебряную чашку из-под кровати и вернула к графину. Корешки легко рассыпались под дном чашки на поверхности комода. Ее ладони дрожали, Яд добрался до ее груди, и ее голова стала легкой.

Когда корешки стали пылью, она насыпала их в горлышко графина. Ее дыхание участилось, она закупорила его и смотрела, как темный напиток растворяет корешки. Пот собрался на ее шее, когда она налила две чашки.

Как только она налила их, стало слышно шаги лорда Бассета.

Он толкнул дверь, открыл ее с грохотом. Его глаза были налиты кровью от выпивки, Гаррон предлагал новый тост каждые пару минут за ужином, и Оливия пополняла кубок лорда Бассета.

Но хотя он был пьян, его голод ярко сиял на лице. Он впился в ее тело взглядом, уже терзая корсет. Его медвежьи ладони сжались когтями по бокам, он пошел к ней.

– Наконец-то, – выдохнул он. Лорд отшатнулся, добравшись до нее, и неловко схватился за ее горло. Она склонилась, и он зарычал снова, прижимая пальцы к ее шее. – Так долго… я ждал так долго. Теперь ты меня никогда не покинешь.

– Я рада остаться, – сказала она, с трудом удерживая маску на месте, скрывая дрожь руки, когда протянула серебряную чашку. – Я надеялась, что мы начнем нашу ночь с тоста.

– Что угодно, – простонал он и забрал у нее чашку. – Что угодно ради тебя, любовь моя.

Оливия смотрела, как он глотает ликер. Ручейки текли из уголков его рта, пятнали воротник красным, но он выпил достаточно. Более чем достаточно.

Она опустила свою чашку на комод и отвернула голову, а лорд Бассет обхватил ее талию. Его дыхание воняло алкоголем. Его губы неловко двигались по ее горлу. О, как ее сердце буйствовало и кричало в груди, как было больно от каждого его вздоха… пока его дыхание слабело.

– Так долго, – стонал он, притягивая ее ближе. – Так… я ждал… так…

Его ладони отпустили ее талию, колени ударились об пол. Его глаза, казалось, выпадут из глазниц, медвежьи ладони беспомощно терзали горло. Он потянулся к ней, но Оливия отпрянула.

Она прислонилась к столбику кровати и смотрела, как его лицо багровеет, а глаза становятся все больше.

– Стоило убивать тебя медленно, – отметила она, пока вены набухали на его шее. – Стоило убить тебя так же, как ты ее… ты должен был страдать. Но волнение пересилило меня. Я поспешила… как всегда. Наверное, потом я пожалею, что не смаковала твою смерть. Но пока что я довольна. А ты добрался до моих ядов. Как давно ты знал? – она сжала губы, когда багровость стала синевой, и его конечности задрожали. – Думаю, тебя уже поздно спрашивать… видишь? Потому и нужно было сделать это медленно, – она вздохнула, когда его конечности застыли. – У тебя осталось пару мгновений, так что я скажу основное: мне никогда не было до тебя дела, Бассет. Но я думала, что ты был приличным мужчиной. Порой я даже верила, что ты лучше многих других мужчин. По крайней мере, в сфере любви. Но ты захотел убить свою жену ради меня… – она перевела взгляд с лорда Бассета на графин, резко улыбнулась. – Оказалось, я ошибалась… любовь – куда более опасный яд, чем я представляла.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

Слишком добрая судьба

– Одна ночь… Ты и ночи не продержалась! – шипел Гаррон рядом с ней.

Оливия была благодарна, что черная вуаль скрывала ее улыбку: ярость Гаррона стала бы еще сильнее от этого.

Хотя корешков не хватило, чтобы горло лорда Бассета взорвалось, они не дали ему дышать. Целители посчитали, что возраст и жир привели к остановке сердца. Свадебные декорации убрали, и большая столовая поместья Зеленокрови была в черном. Стулья и столы отодвинули, чтобы освободить место для почти бесконечной процессии людей моря, что пришли выразить уважение к лорду Бассету.

– Я подумала, что удобнее сделать это, пока все еще здесь, нам не нужно ждать, пока все эти лорды и дамы вернуться в Зеленокровь, – пробормотала Оливия.

Торговец остановился, чтобы выразить соболезнования, и Оливия склонила голову в благодарном поклоне. Гаррон держал ее за руку. Людям вокруг них казалось, наверное, что он поддерживает ее, но его пальцы были сжаты слишком сильно.

– Я все еще тебе не верю, – прошипел он, когда они остались одни.

Обвинение в его голосе раздражало сильнее давления его руки.

– Гаррон, я бываю разной. В твоем праве называть меня убийцей, простолюдинкой, соблазнительницей. Но меня нельзя обвинять во лжи. Совет двигается слишком медленно, – прошептала она, опустив ладонь на руку Гаррона. – Если бы я не сделала ход, Бассета могли бы и не наказать.

Она провела большим пальцем по шрамам на его костяшках, его хватка медленно ослабла.

– Но… я все еще не одобряю.

– Я этого от тебя и не ждала.

Он притих, подошла еще колонна скорбящих. Оливия смотрела, как он хмурится.

– Может, это было добрым поступком, – прошептал он, когда они ушли. – Пока люди Бассета думают, что он умер от остановки сердца, он будет покоиться с почти не испачканным именем.

Оливия не подумала об этом. Она хотела ударить себя. Почему она не потерпела?

– Он даже этого не заслужил, – прорычала она.

– Да… потому что зовется милосердием, – сказал Гаррон.

Его губы дрогнули в крохотной улыбке.

* * *

Когда все скорбящие ушли, Гаррон настоял, что не может больше оставаться на острове.

– Корабль без штурвала заплутает, как и мои люди, – добавил он, вздохнув. А потом вытащил баночку из кармана. – Вот. Горацио попросил взять. Он уже перестал составлять чай из сорняка мертвеца, но у него есть целый список отвратительных рецептов. И, раз только тебе он понравился, он отдал последнюю баночку.

Оливия приоткрыла баночку, улыбнулась, увидев высушенное кроваво-красное содержимое пакетиков внутри.

– Я скучала по сорняку мертвеца.

– Я знаю, мадам, – пробормотал Гаррон, качая головой. – И я перестал пытаться понять, почему.

– Может, когда-нибудь я тебе объясню.

Он убрал ее ладонь от своего воротника и хмуро сказал:

– Попытайся вести себя прилично, ладно?

Оливия ждала, пока он уйдет за дверь, а потом пошла наверх, скалясь из-за своей судьбы.

Бассеты умерли, и хозяйство попало в ее руки. Тристан это так не оставит, он захочет у власти того, кем может управлять. И если Оливия не хотела быть повешенной на глазах у совета, она будет делать, как он скажет.

Не меньше трех слуг остановили ее по пути, и у каждого был список вопросов, куда и что отнести или кого куда назначить. С их языков слетало столько мелких тревог, что Оливия засомневалась, что Зеленокровь выстоит без нее.

– Спрашивайте Карлтона, он скажет все, что вы хотите знать, – рявкнула Оливия.

Спешные шаги остановились за ней. Один из слуг охнул:

– К-конюха, миледи?

– Да, – сказала Оливия, ухмыляясь, когда ощутила, как воздух застыл за ней. – Да, Карлтон был тут достаточно долго, чтобы понять, чего я ото всех жду. Все вопросы к нему. Пусть знает, что он за это отвечает, – бросила она через плечо и направилась к третьему этажу. – И скажите ему, что я расстроюсь, если он подведет меня.

Она оставила слуг с их возмущенным лепетом с улыбкой на губах. Конюх во главе острова? Это сделал бы Гаррон. Карлтон был простоват, но это было его хорошим качеством.

Закрыв дверь комнаты, Оливия ощутила облегчение: слабый дождь стучал по подоконнику открытого окна, огонь яростно трещал в камине. Впервые с принятия предложения лорда Бассета она осталась в приятном одиночестве.

Служанки сморщили носы, когда Оливия попросила повесить чайник над огнем, но сделали, как им сказали. Кипящая вода лилась на чайные листья, становясь черной, как стебель сорняка мертвеца. Слабый аромат доносился от чашки, такой тонкий, что его можно было скорее ощутить, чем учуять. И запах пробирался в голову Оливии, успокаивал потоки ее крови.

Она вспоминала вечера в Сосновой страже: шорох пера Гаррона, скрип деревьев за дверью, часы перед камином за уроками сражений, а потом боль в мышцах.

Она добавила в чашку молока, и напиток стал лавандового цвета. Это ей нравилось. Нечто настолько черное таило в себе удивительный цвет. Нужно было лишь немного белого, чтобы это увидеть, немного мягкого…

Может, на это Гаррон и надеялся все время. Он, похоже, был уверен, что в ней есть какой-то цвет, и он хотел увидеть его. Но Оливия была не сама по себе.

Она принадлежала Яду.

С полной чашкой она повернулась к камину. Она повесила чайник за полминуты, за три вдоха. Но, когда Оливия обернулась, она уже не была одна.

За ее столом сидел Тристан.

Он, видимо, вошел через окно: его волосы были влажными, с них капало, а черный плащ потемнел от дождя. Он расслабился, закинув ногу на ногу в кресле с высокой спинкой.

– Я думал, убедить тебя убрать Бассета будет сложно… но ты справилась сама.

– По своим причинам, – прорычала Оливия. Она осторожно скользнула одной ногой назад. Железная кочерга была у стены в зоне досягаемости. Если он дернется к ней, она подожжет его.

Она не позволит больше бить себя.

Но Тристан не двигался. Он смотрел на ее чашку чая с живым, но темным весельем.

– Признаю, я даже полюбил этот маленький остров. Заливы тут полны рыбы, деревья тяжелы от фруктов, а напитки Бассета из них сладкие и пьянящие. Я всегда думал, что обидно, что он делает их для себя. Теперь их попробует все Королевство. Ты убедительно сыграла горюющую невесту, должен отметить, – длинные пальцы Тристана обвили серебряную ложку, что была рядом с чашкой. – Я сам чуть не расплакался от вида.

Они оба знали, что Тристан никогда не проливал и слезинки. Вряд ли он даже мог.

– Теперь Бассет мертв. Ты получил, что хотел. Если не против, я хотела бы расслабиться денек перед тем, как ты снова пошлешь меня убивать.

– Больше убийств не будет, – Тристан позвякивал ложечкой по чашке, помешивая лавандовый напиток. – Ты останешься здесь и будешь управлять Зеленокровью для меня. Ты будешь наполнять мои корабли ликерами. Война назревает в Королевстве… и я думаю, что люди будут охотнее пить, чтобы забыть о бедах. Мы обернем дух в валюту. Мы сделаем печали золотом. Ты будешь моим главным рудокопом, Оливия. О, я могу попросить добавить в пару бутылок что-нибудь, но больше тебе знать не нужно, – тихо сказал он и посмотрел ей в глаза. – Я использую Зеленокровь и твои очаровательные яды, чтобы управлять войной. Я сделаю так, что победит тот, кто этого заслуживает.

Оливия не знала о войне в Королевстве, ей было все равно. Ее кулаки сжались, губы скривились в оскале из-за другого:

– Ты хочешь запереть меня здесь? Оставить на этом осточертевшем острове?

Тристан перестал помешивать.

– Да. Боюсь, ты стала ненадежна.

– Как так?

– Я видел тебя сегодня с Хитрым… видел, как ты позволяла ему стоять близко, хотя обычно держишь мужчин на расстоянии. И ты очень много времени провела в лесу. Ты размякла, как часто бывает с женщинами. Понимаю, это не твоя вина. Мягкость – недостаток твоего пола. Было глупо думать, что ты другая.

Он взял чай большой ладонью и поднес к губам. Он пил, глядя поверх чашки, как закипает Оливия.

– Я не буду этого делать. Я не попадусь. Ты не можешь…

– Я могу, – пробормотал он, сделал еще глоток и скривился от вкуса, но упрямо держал чашку в руке. – Я могу, кхм, делать все, что хочу.

Нечто, похожее на кровь, окутало язык Оливии. Она повернулась к очагу, посмотрела на огонь, впиваясь ногтями в кожу. Они пронзили плоть, и тонкая теплая струйка потекла по ее руке. Но даже боли не хватало.

Она ощущала, как что-то ужасное давит ей на глаза изнутри, бурлит под кожей. Это топило Яд. Это делало ее уязвимой и беспомощной, как в последний день, когда она осмелилась плакать… когда Тристан убил ее мать.

Слезы сотрут ее и заставят начать заново. Она столкнется с их волной с телом из песка. Она не знала, что за новое существо поднимется из глубин…

Но она боялась, что оно будет ужаснее предыдущего.

– О, есть и третий вариант, – пробормотал Тристан, поднимаясь на ноги. – Я могу схватить тебя за волосы и выбросить из окна этой комнаты. И все подумают, что ты прыгнула, ты ведь так убедительно лила слезы сегодня, они и не подумают сомневаться, что ты не поддалась печали. Может, это даже…

Оливия обернулась при упоминании, что он выкинет ее из окна. Она схватила железную кочергу и приготовилась отбиваться. Но Тристан почему-то не подходил.

Он застыл у стула, глядя мимо нее, приоткрыв рот. Под его глазами пролегли тени. Может, потому что его кожа побледнела.

Его язык скользнул по губам, а потом он выпрямился.

– Но сегодня я удивительно щедрый, так что позволю тебе жить, если ты не будешь мне перечить.

Она не была уверена, но ей показалось, что подбородок Тристана дрожал, пока он поворачивался к открытому окну. Он мгновение смотрел туда, скалясь. А потом вдруг пошел к двери.

– С дороги, девчонка, – рявкнул он, отодвинул ее и уже ступал на неровный участок из камня. Он споткнулся…

Этого Тристан никогда не делал.

– Прошу! Не… ай!

Но Оливия не прекращалась. Она беспощадно избивал его, ударяя кочергой по его поднятой руке, но запястью, а потом и по голове. Он упал на землю и мог лишь стонать, когда кочерга ударила его по ребрам. Оливия раздавила ногой его нос, хоть и ушибла при этом палец.

Это того стоило.

– Прошу… прошу! – с трудом выдавливал он.

Дыхание Оливии шумело в легких. Выло в ней и вырывалось из груди, она прижала кочергу к пульсирующей вене на горле Тристана…

Нет.

Нет, смерть была слишком доброй судьбой для Тристана. Он лишил ее всего, пытал ее все эти годы, держал под каблуком. Если она убьет его сейчас, трепет в ее венах зашипит и угаснет. Но если она позволит ему жить, страдать… о, Яд будет радоваться годами. Она будет держать его под каблуком. И он ей за все заплатит.

Она из последних сил убрала кочергу, лишая себя удовольствия ощущать, как он корчится на грани смерти. Ее ноги дрожали, она прошла к креслу. Она улыбалась, пока садилась.

Тристан лежал в луже на полу. Кровь окружала его голову, он скулил, пытаясь поднять ушибленную руку. Она могла поклясться, что видела агонию в его глазах, когда легкие раздувались рядом с разбитыми ребрами.

Она наблюдала за ним мгновение, радовалась объятиям Яда, улыбаясь из-за осознания, что Гаррон ошибся.

Сорняк мертвеца был ядовитым.

Чай по-особенному подействовал на Тристана. Ее резкий напиток успокаивал, не позволял тревожиться, расслаблял мышцы. Но пока человек радовался успокоению разума, шептун зависел от разума, так что силы чая… подавляли его.

– Что ты… сделаешь… со мной? – простонал Тристан, едва дыша.

Она могла погрузиться в Яд, в глубину темных желаний, но, если она хотела страдания Тристана, ей нужно было думать как Гаррон.

– Я позволю тебе жить, – тихо сказала она. – Я даже не лишу тебя твоего кабинета. Но ты должен понять одно. Это очень важно. Теперь ты работаешь на меня, канцлер. И слушаешься меня.

Он оскалился.

– Если я… откажусь?

– Я убью тебя. Если пойдешь к совету, то я раскрою, какая ты крыса, и они убьют тебя. Гаррон записывает все для меня, и обвинения эти очень подробны.

– Гаррон…?

– Да, мы с Гарроном давно работаем вместе. Боюсь, он сделал мне предложение лучше. Он знает формулу, как и я, – добавила она, заметив, как план формируется за пленкой боли в глазах Тристана. – Если убьешь меня, он покончит с тобой. Если попытаешься убить его… надейся, что Смерть найдет тебя раньше меня.

Это было чудовищной ложью: она была уверена, что Гаррон не знает об истинной силе сорняка мертвеца, и она не думала, что он следил за ее убийствами, хотя он запоминал все, так что это было возможно.

Но Тристан этого не знал. Он знал лишь боль, вкус своей крови и улыбку на губах Оливии. Больше ему знать и не нужно.

– Мы договорились, канцлер?

Он неразборчиво стонал, кровь покрывала его лицо.

Оливия встала.

– Да! – выдохнул он, глаза расширились при виде кочерги. – Да, мы договорились!

– Хорошо.

Оливия пошла к двери, смеясь, когда Тристан разрыдался. Без щита из силы шептуна он остался пресмыкающимся трусом, каким она всегда его знала.

В конце коридора была стража. Оливия махнула им:

– Позовите Карлтона. Скажите ему готовить телегу и принести самый большой мешок для еды. Мне нужно немедленно кое-что доставить в замок канцлера.

Она слушала звяканье брони стража, он поспешил по лестнице, а ее сердце колотилось от трепета из-за того, что она только что сделала. А потом она вытащила из-за воротника кинжал, уже смазанным парализующим ядом.

Она хотела увидеть, будет ли сопротивляться Тристан без сил его разума.

– Олив… Оливия, – простонал Тристан за ней. Его лицо стало цвета снега, он смог перекатиться на спину и выдавил сквозь кровь. – Что было в… гах! В… чае?

– Не скажу, – прошептала она и прошла к нему. Она присела, чтобы дотянуться до него, схватила его за волосы, оттягивая голову, чтобы он смотрел ей в глаза, пока она тихо говорила. – И с этих пор ты будешь звать меня по имени, что украл у меня. Ты будешь звать меня Д’Мер.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

Взятое имя

Близилась середина ночи. Оливия прислонялась к широкому дубу и слушала, как шепчет листва над ней. Снег только растаял в Великом лесу, но воздух еще был прохладным, делал четче звуки и запахи леса, оживлял их. Она вдыхала воздух, и спокойные ароматы успокаивали Яд.

Свет покачивался на дорожке. Он бросал на листья и ветви желто-оранжевое сияние. Свет неуверенно приближался к ней. За ним раскачивался мужчина, напевая под нос песню из таверны.

Оливия не двигалась, пока свет приближался. Ей не нужно было. Когда налитые кровью глаза мужчины посмотрели на нее, он упал на колени.

– Ладно, прости… прости! Я не хотел!

– Поздно извиняться, Фостер. Боюсь, канцлер сильно оскорблен.

– Но я был не в себе, обзывая его! Клянусь! Я… выпивал! Прошу, – скулил Фостер, бросив фонарь на землю, чтобы сцепить ладони перед собой. – Прошу, не передавай ему слова старого пьяницы, ладно?

– Мои поступки – не твое дело. Меня прислали сюда наказать тебя.

– Нет, – простонал он. – Ты должна понимать, что я не знал, я не верил ему, когда он сказал, что пошлет призрака против меня. Как я мог ожидать… Нет, стой!

Но Оливия не остановилась. Она прошла три шага к свету, улыбаясь под маской, а Фостер скулил.

– Тридцать! Я дам ему тридцать процентов!

Она вытащила кинжал из-за пояса, намеренно задевая краем лезвия ножны.

– Сорок, Судьбы ради! Сорок, он почти присвоит меня!

Оливия убрала кинжал и вытащила из складок плаща пергамент.

– Ты подпишешь это соглашение и доставишь в Харборвилль к концу недели. А они отнесут его канцлеру.

– Но до Харборвиля неделя езды…

– Тогда спеши. Если не успеешь вовремя, я вернусь… и я буду злой, – Оливия бросила пергамент к его ногам и смотрела, как Фостер запихивает его в карман. Она ушла от света и пропала во тьме леса.

Фостер звал ее. Хотел узнать имя, хотел узнать, откуда ей было известно, что он будет в таверне. Но она не ответила. Она никогда не отвечала. Она хотела, чтобы люди знали как можно меньше о новом агенте канцлера.

Оливия лучше будет призраком, чем с именем, так страх жертв заставит их молчать.

Тристан был прав: назревала война. Она все время слышала, как Банагер не может договориться с шептунами. Он многих прогнал из Средин, некоторые хотели восстать, и с каждым днем их становилось все больше. И хотя люди морей не любили сражаться, Оливия была уверена, что они готовились.

Деревня Фостера была в ответе за поставку армии совета лук и стрел. Из-за грядущей войны оружие будет придерживаться и продаваться дороже, так что она потратила время, чтобы перебираться по лесу и морям от поместья к поместью, чтобы укрепить хватку совета на всем от брони до торговцев рыбой.

Если Королевство охватит война с шептунами, им потребуется каждый меч и крошка, которые можно собрать.

И этого все равно не хватит.

Она разобралась с Фостером и хотела увидеть еще одного торговца. Корабль ждал в Оуклофте, чтобы вернуть ее в Зеленокровь, но она повернула на север.

Ее кобылица бежала мили по знакомой тропе, огибала большие деревья, и тьма ночи сменилась бледным рассветом. Сосновая стража только начинала просыпаться, первые струйки дыма поднимались из труб, первые сонные жители выходили из домов по делам. Некоторые кивали ей, пока она проходила, улыбались знакомому виду всадника в маске, часто остающегося у Гаррона.

Она оставила лошадь в конюшне, конюхи дали ей воды и овса. Оливия пошла в дом.

Она была в нескольких ярдах от двери, когда дверь распахнулась. После всего, что она узнала о нем, она не была удивлена, что Гаррон ответил сам. Он, наверное, увидел ее из окна кабинета.

– Я слышал, что призрак Д’Мер буйствует в лесу, угрожая лордам и торговцам. Ты об этом ничего не знаешь?

– О, Гаррон, ты же знаешь, что я не слежу за слухами, – ухмыльнулась Оливия.

Его рубашка была не заправлена и смята. Его ноги были босыми, пояс сидел на нем криво. Она знала, что он, похоже, не спал всю ночь, а пробыл в кабинете, хоть он бы и не в очках, и она знала, что это не цифры его беспокоят.

– Полагаю, ты только вернулась в поручения канцлера? – сказал он, пока она приближалась.

– Да. В этот раз это был Фостер, – ответила Оливия.

Она решила не говорить Гаррону о своей свободе. Все моря верили, что Тристан все еще правил, и этому лучше было продолжаться. И, если бы Гаррон узнал правду, он отругал бы ее за то, что она продолжала со своими… переговорами.

Он окинул ее взглядом.

– И ты прибыла, потому что хочешь укрыться, пока не залечишь раны?

– Нет. Я не ранена, – она сняла капюшон и маску. – Видишь?

Рот Гаррона приоткрылся, впервые он выглядел значительно удивленным.

– Тогда ты в беде? В опасности? Тебя преследуют?

– Нет… все в порядке.

– Тогда зачем ты здесь, мадам?

Она не была уверена.

– Думаю, причины нет. Я надеялась, что мы сможем поговорить, – Оливия остановилась на расстоянии вытянутой руки от него, невольно улыбнулась от неожиданного смятения в его голубых глазах. – Ты меня не впустишь?

Мгновение казалось, что он откажет: он хмурился. А потом вдруг обнял ее.

Это было странно, но его губы, прижавшиеся к ее губам, были не такими строгими, как она ожидала. Они двигались нежно и терпеливо. Яд должен был восстать, побежать по ее венам, заставить ее действовать грубее, довести Гаррона до предела и слушать его стоны.

Но вместо жжения ее кровь стала… теплой. Это смягчало ее. Она терпеливо двигалась с Гарроном, успокоенная до кончиков пальцев.

Мир стал размытым вокруг нее. Она едва слышала скрип ступенек, она так сосредоточилась на давлении рук Гаррона, пока он нес ее вверх. Грубость его туники сменилась нежностью его кожи… его ладони направляли тепло ее плоти в душу…

И, казалось, прошло лишь мгновение, и Оливия лежала, прижав голову к груди Гаррона, слушая уверенное биение его сердца, наконец, касаясь пальцами волосков на его груди.

Пот покрывал ее шею. Она закрыла глаза от щекотки, расслабляясь. Ее дыхание было глубоким, она дышала одновременно с Гарроном. Его рука обвивала ее плечи, прижимая ее к нему. Если бы не его сила, она бы растаяла и выплеснулась на пол.

Слабость… от этого ее руки стали вялыми. Но такая слабость была странной. Она не привыкла к такому, это была не беспомощность, которую она ощущала под сапогами Тристана. Это было не раздражение от того, как Гаррон сбивал ее на пол на тренировках, не потрясение от удара кого-то сильного.

Нет, эта слабость отличалась. Это ощущение покрывало ее, но не говорило о том, как она слаба, а убеждало в том, что ей не нужно быть такой сильной… что хотя бы раз в жизни она может лежать и знать, что она в безопасности.

– Я бы сделал тебе предложение, но ты вряд ли принесешь добро.

– Это точно, – согласилась она. – Даже если бы я не принадлежала Тристану, я все равно отказалась бы.

Он рассмеялся, губы задели ее лоб.

– Хорошо. Тогда мне придется быть твоим любовником… ах, надеюсь, ты не убиваешь своих любовников?

Оливия фыркнула.

– Не глупи. А если я захочу одного из них снова, но уже перерезала ему горло?

Гаррон выпятил подбородок и посмотрел на потолок.

– Это хорошо звучит, мадам.

– Спасибо.

Они какое-то время молчали. Оливия не двигалась, наслаждалась нежным течением крови Гаррона, успокоенная своей слабостью.

– Что заставило тебя передумать? – прошептала она через миг, снова закрыв глаза. Она улыбнулась от гула в его груди, когда он ответил:

– Время. Осознание, что ты проехала столько миль не из надобности, а просто из желания поговорить со мной. А время, дорогая моя, наша самая ценная собственность, – его большой палец нежно скользил по ее руке. – Это подношение заслуживает внимания.

Он притих на миг, а потом тяжко вздохнул.

– Нет, дело не только в этом, все куда больше, чем я мог бы представить. Я считаю, что, пока лежу здесь, я у тебя в огромном долгу.

В этот раз Гаррон ошибался.

Оливия всегда будет принадлежать Яду. Но пока что он был глубоко. В эти мгновения она дышала в объятиях Гаррона и ощущала их как удивительный подарок.

Любовь была ядом, но с Гарроном она ощущалась как бальзам. Оливия ощущала себя дома в этот миг, такого не было давно… и она сомневалась, что ощутит это снова.

Она подняла голову, чтобы видеть его глаза, прижала большой палец к его подбородку и твердо сказала:

– Ты не в долгу предо мной, Гаррон. Продолжай исцелять меня… и ты никогда не будешь предо мной в долгу.