Текст книги "Белое и черное"

Автор книги: Сэйси Екомидзо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Нэдзу взял бифштекс и пиво. Просмотрел первую страницу с явным отвращением. Последнее время во всех газетах они заполнены материалами о выборах.

Покончив с первой страницей, он пробежал глазами заголовки социальных новостей и открыл раздел, посвященный искусству. В уголках губ появилась сдержанная улыбка, ее вызвала статья о съемках кинокомпанией «Тэйто» фильма «Поединок в волнах». Вот фотография Эномото Кэнсаку, которого рекомендовал Нэдзу, вот статья о нем. Беседа с режиссером: хвалят симпатичных актеров, тонкое мастерство исполнения.

Постоянно присущая Нэдзу отчужденная жесткость в подобные моменты смягчалась, и на его лице проступала теплота счастья.

Не торопясь, словно смакуя, он дочитал заметку, сложил газету и убрал в карман. Допил пиво, расправился с бифштексом и попросил риса с карри. Миура без всякого желания повторно заказал кофе.

После риса с карри Нэдзу тоже взял себе кофе.

За чашкой он со вкусом выкурил сигарету. Половина восьмого. Нэдзу взял свою трость, не спеша поднялся. Разумеется, Миура отправился следом за ним, но при этом он явственно ощущал, что его ловко переиграли.

Нэдзу вышел на станции Сибуя линии Яманотэ и оттуда автобусом поехал прямо домой. На всякий случай Миура обошел корпус 18 с южной стороны. В квартире Дзюнко горел свет, а за шторой стеклянной двери веранды двигался женский силуэт.

Итак, вопрос заключается в том, что делал Нэдзу Гоити в этот день с шестнадцати десяти до двадцати сорока.

Окабэ Тайдзо и его милая спутница по имени Сираи Сумико отправились на такси в тихий район особняков.

В машине они почти не разговаривали. Оба испытывали какую-то напряженность. Сумико время от времени беспокойно поглядывала на подвыпившего Окабэ, но тот не склонен был что-то пояснять.

На въезде в район он достал записную книжку и, глядя в нее, принялся объяснять водителю, по каким приметам искать нужный адрес. Похоже, Окабэ сам был здесь впервые. Отыскать дом удалось не сразу.

– Что на доме должно быть написано, хозяин?

– «Като». Там табличка должна быть, «Като». Друга моего дом, но сам я к нему прежде не ездил.

В последних словах прозвучали извиняющиеся нотки.

– Может, спросим у кого? Тут чуть дальше полицейский пост должен быть.

– Нет, у полицейских не надо. Так найдем.

Шофер в первый раз заинтересовался своими пассажирами и поглядел в зеркало. Женщина сидела с застывшим лицом.

– Сэнсэй, – заговорила она и тут же поспешно поправилась. – Ты… Ты не отвезешь меня до станции? Уже довольно поздно, брат волнуется.

– Помолчи! – сердито цыкнул Окабэ, а сам тихонько отыскал ее руку и пожал. Сумико залилась краской и робко, но ответила тем же.

Похоже, это удовлетворило Окабэ, и он выпустил руку спутницы.

– А, вон почтовый ящик стоит. По-моему, после него налево. Там на фонарях у ворот должно быть написано «Като».

Так и оказалось. Сразу за поворотом на фонарях у ворот особняка ясно виднелись иероглифы «Като».

Высадив пассажиров, шофер отъехал и, оценив взглядом дом, легонько пожал плечами. Для мужчины с внешностью заурядного служащего, ведущего на свидание любовницу, здесь было слишком роскошно.

От приоткрытых ворот до входа в дом было довольно далеко. В воздухе стоял приятный запах резеды.

– Ты… Послушай, что это за дом?

Голос Сумико беспокойно дрожал.

– Особняк любовницы моего школьного друга.

Надо сказать, у Окабэ голос дрожал тоже.

– Ооо!

Сумико вся сжалась, но при том было очевидно, что спутник заметно вырос в ее глазах, имея в школьных друзьях владельца такого гнездышка для любовницы. Сама она, так же, как и Окабэ, была обычной добросовестной школьной учительницей.

– Добро пожаловать! Татибана-сан звонил насчет вас, мы ждали.

Длинными запутанными коридорами их проводили в уединенную комнату размером в восемь дзё. Оба испытывали замешательство, не зная, то ли сесть, то ли продолжать стоять, но тут на смену прислуге, встретившей их у входа, появилась со вкусом одетая, энергичная женщина. Видимо, это и была Като Тамаэ, чья фамилия красовалась перед особняком.

– Прошу прощения за внезапный визит, – смущенно напрягшись, начал было Окабэ, но хозяйка с затаенной в глазах улыбкой остановила его.

– О, давайте оставим эти утомительные извинения. Пожалуйста, устраивайтесь. – И чуть ни насильно посадила Окабэ во главе большого японского столика из розового сандалового дерева, размещенного так, чтобы почетный гость оказывался спиной к нише токонома.

– И вы, пожалуйста, проходите, – продолжала она, обращаясь к Сумико. – Все замечательно, не нужно так смущаться…

– Сираи-кун! Что сделано, то сделано. Я принял решение, и мы здесь.

Конечно – он был мужчиной, да и выпитое сыграло свою роль. Застенчивый в повседневной жизни, господин Окабэ теперь, усевшись за столом на почетном месте хозяина, держался уверенно и решительно. Между прочим, Дарума-сан имел третий дан по дзюдо и был старшим в своем клубе.

– Ой, ну что вы… мне так… – присев на корточки у самой стенной перегородки сёдзи, не решалась двинуться Сумико.

– Ну, проходите же, проходите!

Подталкивая женщину, Тамаэ собственноручно усадила ее сбоку у столика и теперь сама обратилась с приветствиями к Окабэ. Из всего этого вытекало, что хозяйка и гость слышали друг о друге, но встретились впервые.

– Что вы будете пить? Пиво? Или лучше саке? Окабэ-сэнсэй предпочитает покрепче?

– Нет-нет, пожалуйста, не беспокойтесь. Мы поели.

– Ах какая досада!.. – Тамаэ изобразила легкое огорчение. – Что ж, раз так… Я во всем к вашим услугам. Ведь Татибана постоянно к вам обращается.

Она вытерла столик, положила горячие влажные салфетки о-сибори, налила гостям ароматный чай, после чего встала и прошла из комнаты на веранду.

– Можно вас сюда на минуточку, Окабэ-сэнсэй?

– Что такое?

Он поднялся и вышел к Тамаэ. Она что-то сказала ему тихим шепотом, но последнюю фразу произнесла так, чтобы донеслось до слуха Сумико:

– Непременно прошу вас об этом. Вы постоянно помогаете Татибане, позвольте хоть изредка ответить на ваше добро.

Окабэ вернулся на свое место совершенно смущенный, старательно избегая взгляда Сумико.

– Окабэ-сэнсэй! – В глазах Сумико усилилась настороженность. – Что это за особняк?

– Нуу… – он от неловкости заерзал. – Богатые люди изворотливы. Им же опасно для любовниц второй дом держать. Так что, здесь вроде гостиницы для любовников.

– Ах!..

– Сюда ходят те, кому заведения на горячих источниках противны, а открыто в гостиницу идти неловко. Здесь-то снаружи если посмотреть, обычный дом.

– Сэнсэй!!! – Сумико даже не покраснела, а побледнела. – Это ужасно! Зачем вы меня сюда привели! А вдруг узнают в школе? Меня же уволят!

– Но послушай, – протестующе глядя на нее заговорил Окабэ. – Когда мы поженимся, ты же уйдешь из школы, правда? Я сыт по горло жизнью с работающей женой. Мне этого с покойницей хватало.

Маико, жена Окабэ, умершая прошлой весной от пневмонии (тетка Киёми), была старше мужа на три года. Она работала директором той школы, где преподавала Сираи Сумико. Со всех сторон Окабэ уступал супруге. Поэтому после ее смерти он возмечтал о молодой, милой, нормальной жене, и Сираи Сумико была готова помочь ему в этом. Теперь Дарума-сан пылал юношеским огнем.

– Спасибо за такие слова, но ведь если и про вас такое узнают, вы тоже не сможете остаться в школе.

– Это да, узнают – мне это так просто не сойдет. Даже если у меня с женитьбой уже все будет решено.

– И что же вы тогда намерены делать?

– Да ладно! Татибана мне давно предлагает школу бросить и к нему пойти.

– Аа…

Сумико осмотрелась вокруг, прикидывая, что же за человек этот Татибана, который держит такой роскошный дом для любовницы. При всей своей добропорядочности она была все же женщиной, и расчетливость ей была не чужда.

– Кто он, этот Татибана-сан? Вы сказали, что в школе с ним дружили?

– Он был на два класса младше меня.

Видно, Окабэ стало жарко, и он принялся снимать пиджак, а Сумико, поднявшись с колен, пришла ему на помощь, засвидетельствовав таким образом, что она успокоилась. Окабэ, воспользовавшись моментом, потянул ее к себе на колени, но тут со стороны веранды послышались шаги.

Окабэ досадовал, что ему помешали обнять Сумико и столь удачный момент был упущен. Но при взгляде на угощения, которые под контролем Тамаэ доставили в комнату две служанки, у него округлились глаза.

– Госпожа, э… э… это зачем же?

– Вам не по вкусу? – Тамаэ ловко расставляла тарелки. – Конечно же, не полагается все сразу приносить, но сегодня гостей так много, что простите уж нам эту небрежность. Пожалуйста, Окабэ-сэнсэй, берите.

– Госпожа, это… это – нам?!

– Особого угощения у нас нет, право, даже стыдно, но вы же знаете, как говорят: намерения свидетельствуют о душе. Госпожа, и вы тоже отведайте.

– Я… нет-нет… И саке я не пью…

От того, что к ней обратились «госпожа», Сумико покраснела до корней волос и бросила на Окабэ умоляющий взгляд, но тот уже разошелся:

– Давай-давай, не робей, глоточек-то выпей. Да уж, если б знать, что вы нам тут такое роскошное угощение приготовите, не стали бы мы в столовой лапшой набиваться.

Помогавшая подавать на стол служанка невольно прыснула, но Тамаэ мягко ее остановила и ответила:

– Ну что вы, не так все роскошно, как вы говорите. По сравнению с тем, сколько вы сделали для Татибаны, и на одну десятитысячную не потянет.

– Аа, госпожа хочет показать, что мой друг Татибана щедро возвращает добро!

– Вы правильно меня поняли, так оно и есть. А вы, госпожа…

– Д-даа?

– Я слышала про вас от Татибаны, он говорил мне, что у сэнсэя есть маленькая подружка.

– Ой! Зачем так! До чего неловко…

– Но он правда так говорил, рассказывал, как сэнсэй к вам расположен. – Ну делаа… Татибана, конечно, близкий мне человек, по школе я ему сэмпай – на два класса старше учился, да и дзюдо мы с ним вместе занимались, так что было дело, приглядывал я за ним, но вот болтать насчет «маленькой подружки» – это он, прямо скажем… Впрочем, приятель ваш всегда был «Токкан Сёдзо»

– Токкан Сёдзо? Это кто же такой?

– Была когда-то такая серия комиксов, там главный герой по имени Токкан Сёдзо – такой же искренний да отчаянный, как Татибана. Что он в молодости творил – ну точно Токкан Сёдзо, по-другому не назовешь. Правда, наш Токкан не Остров Чертей, а Ближний Восток покорять отправился, и не сокровища оттуда привез, а нефти уйму…

Дарума-сан уже почувствовал себя в своей тарелке и пребывал в великолепном настроении. У Сумико же при слове «нефть» явно что-то дрогнуло в лице.

– Да, сэнсэй, а вот о том деле… – Тамаэ отправила служанок и умелыми движениями начала наливать саке. – Я, правда, собиралась попозже это с вами обсудить, но все-таки… Татибана мне когда о вас звонил, велел напомнить. Сказал, что с нетерпением ждет благоприятного ответа.

– Спасибо. Я и сам думаю – почему бы и нет? Вот только сейчас у меня дел много незаконченных.

– Так решайте скорее!

– Как раз сегодня и хочу вот с этой женщиной все обсудить… Да, а между прочим, мы тут с Татибаной по телефону говорили, он что, сегодня в Кансай уезжает?

– По предвыборным делам.

– Свою кандидатуру выдвигает?

– Нет, не он сам. Это – вы его знаете, наверное, – Хитоцуянаги Тадахико из префектуры Хёго, он был депутатом от партии Минминто.

– Аа, знаю. Встречал его у Татибаны в Адзабу. Так Татибана едет ему поддержку обеспечивать?

– Да. Его поддерживает нефтяная корпорация Тохо Сэкию, а Татибана, насколько я знаю, назначен в руководство штаба избирательной кампании.

– Много у него хлопот. Что ж, я от этих дел совсем далек, но по моему скромному мнению, Татибана-то справится.

– Как вы его назвали, Токкан Сёдзо? Ха-ха-ха! Но сам он считает, что избирательная кампания у Хитоцуянаги будет нелегкой. Да, кстати в связи с этим – вы знали его супругу?

– Нет. Он ведь в Кобэ живет, с его женой мне встречаться не доводилось. А что такое?

– Его жена – говорят, очень красивая женщина – два года назад перевернулась на яхте в заливе Сума и просто исчезла неизвестно куда. Ни тело, ни даже какие-нибудь останки так и не обнаружены. Так что до сих пор, как это официально называется, «факт смерти неустановлен». Поэтому, как ни печально, бедный Хитоцуянаги-сэнсэй даже не может снова жениться.

– Даа, ничего себе… – Окабэ нахмурил свои густые брови, за которые и получил прозвище Дарума-сан. – Ведь если труп не обнаружен, должно сколько-то лет пройти, чтобы человека умершим признали, так?

– Говорят, да. То ли три года, то ли пять… Татибана тоже об этом очень сожалеет. Ну раз уж такой разговор пошел, то ведь вы-то, сэнсэй, в любой момент жениться можете, правда? Так что решайтесь и идите к Татибане в помощники. Он очень, просто очень рассчитывает на вас.

– Не иначе как простак ему понадобился!

– Ну что вы такое говорите… Конечно, Татибана и сам человек деловой, энергичный, но ведь за всем не усмотришь, а вы, сэнсэй, учитель математики, уж вы-то сумеете за всем тщательно проследить. Вот почему Татибана так надеется на ваше участие. Ах да, у вас же еще есть эта девочка, кажется, Киёми? Племянница вашей покойной жены?

– Ого, Татибана-кун все знает!

– Он говорит, что девочку может взять к себе хозяйка дома в Адзабу.

– Что, Ко-тян… то есть, я хотел сказать, хозяйка Адзабу тоже это предлагает?

– А почему… – Тамаэ внезапно спохватилась. – Ах, меня же дела ждут! Сэнсэй, мы еще поговорим с вами, а сейчас прошу извинить. Госпожа, саке я ставлю вот здесь, а если что-то понадобится, нажмите эту кнопку. Простите, я отойду.

Тамаэ исчезла, оставив гостям две пузатые бутылки саке, каждая не меньше двух го,[8]8
  1 Го – 0,18 л.


[Закрыть] и пиво. Три бутылки.

Окабэ взглянул на все это слипающимися глазами.

– Столько и не выпить. Сираи-кун!

– Даа?

– Ты что палочки не берешь?

– Но я так наелась…

– Не стоило было лапшу есть, да?

– Какой же вы противный!

– А что?

– Ну как же! Такое угощение подали, а вы про лапшу разговор завели. Я прямо вся вспыхнула от стыда.

– Сираи-кун, ты грубишь.

– Почему же?

– Той лапшой не кто-нибудь тебя угощал, а я!

– Ах да! – Она поперхнулась невольным смешком. – Простите великодушно. – И все-таки расхохоталась.

Нетрудно объяснить, почему Сумико заливалась смехом, хотя прекрасно знала, в каком доме находится: Дарума-сан полностью завоевал ее сердце.

Усевшись, как положено, она с чуть шаловливым видом взяла палочки.

– Что ж, я приступаю. Можно уже?

– Ешь! От угощения отказываться здесь неприлично будет. Саке налить?

– Нет-нет, уж лучше пиво. Пива я целый стакан выпить могу.

– Да ну? Так, глядишь, мне ничего не достанется. Ну-ка, передай сюда бутылку, я сам тебе налью.

– Послушайте, сэнсэй, – ласково заговорила Сумико, принимая из его рук свой бокал.

– Ну что?

– Я собираюсь здесь за угощением задать вам много вопросов.

– Спрашивай, что угодно. Я тебя для этого сюда и привел.

– Татибана-сан, о котором шла речь – это не Татибана Рюдзи из «Тохо Сэкию»?

– Ты тоже о нем слышала?

– Как-то раз в журнале читала. Но я не знала, что у вас с ним такие теплые отношения.

– Он женился, когда у меня жена умерла. Но с его супругой я еще не особо знаком.

– Вы сказали, что Татибана зовет вас к себе. К себе – это в «Тохо Сэкию»?

– Ну да.

– И вы отказались?

– Ммм…

– Но почему? Разве это не замечательное место?

– Потому и хвастает, меня зовет, что место это теперь замечательное.

– Так почему же вы отказываетесь? Может, считаете, что ваша нынешняя профессия, должность учителя – это и есть как раз то, ради чего стоит жить?

– Эй-эй, нечего ехидничать. Не такой уж я Дон Кихот.

– Так почему же?

Сумико, наклонив голову, смотрела ему прямо в лицо. Не красавица, но в ее манерах была такая детская наивность, такая свежесть… Разница в возрасте у них была двенадцать лет – календарный цикл.

– Да просто в определенном смысле зависть меня берет.

– Аа…

Сумико скользнула взглядом по лицу мужчины, и у нее по лбу промелькнула легкая тень. Палочки, которыми она держала кусок окуня, тяжело опустились, сама она чуть напряглась.

– То есть вы завидуете успеху Татибаны?

– Я?! Я завидую успеху Татибаны?!

Глаза у него чуть не вылезли из орбит, словно он услышал самое дикое, что может быть на свете. Сумико смутилась:

– Так вы же сами сейчас так сказали.

Схватив стакан с пивом, Окабэ весело рассмеялся:

– Ну, если ты это так поняла, значит, я выразился плохо. Все-таки я не настолько примитивен, а потом – он же мой подопечный!

– Сэнсэй, простите меня, но вы сами только что сказали про зависть, вот я и…

– Да, действительно, слово «зависть» в этом случае было не очень подходящим. Не зависть это, скорее – сопротивление. Я и к покойной Маико такое чувствовал.

– Оо!

– Да. И я хочу, чтоб ты меня выслушала. Может быть, тогда мне удастся объяснить тебе свои чувства и по отношению к покойной жене, и к Татибане, и к Киёми. Ты ведь должна хорошо знать Маико?

– Вообще-то да, но ведь я только полгода под ее опекой проработала.

Сумико пришла преподавать родной язык в школу средней ступени, где директорствовала ныне покойная жена Окабэ, в позапрошлом году в начале второго триместра.

– Ну во всяком случае это лучше, чем если б ты ее не знала совсем. Короче, она воспитала меня.

– «Воспитала»?

– Хвастаться нечем, но до женитьбы я был отъявленным гулякой. Кстати, когда двумя годами позже ко мне в Токио приехал Татибана, мы хоть и учились в разных институтах, но снимали квартиру вместе. С девчонками гуляли, трахались напропалую… А потом отъявленный гуляка, то есть я, женился на Маико. И превратился в другого человека. Разумная супруженица почтенная госпожа Маико лишила меня стержня, выдернула мои когти и перекроила меня в добропорядочного школьного учителя. Была в этой женщине какая-то сила…

Сумико ничего не ответила, но чувствовалось, что она понимает, о чем ведет речь Окабэ.

– Но вот какое дело – меня, своего мужа, она подавила, превратила в тряпичную куклу, а к Татибане относилась совсем по-другому. Что бы он ни выкидывал, все находило у нее оправдание: ну просто он такой необузданный, просто условности всякие не для него! Даже когда приключались неприятности из-за женщин, она только всплескивала руками: ах, ну это же Рю-тян! Я же словно расплачивался за него, чуть что получая нагоняй. Но при всех симпатиях Маико к Татибане, когда встал вопрос о ее сестре Фусако – это мать Киёми, а тот за ней здорово начал приударять – нет, этого Маико не допустила. Она выдала сестру за… ну, словом, за такого, как я. И тоже превратила в безвольную куклу.

– То есть, сэнсэй, ваша покойная супруга стремилась очень жестко держать в руках свою родню?

– Вот именно. Из-за этого всем было тяжко, и ей самой, кстати, тоже. Ты и сама, наверное, знаешь – эта женщина была очень тщеславна, очень честолюбива. Она делала ставку на будущее Татибаны. Но хотела при этом, чтобы в случае его краха, в случае громкого скандала, ничто такое не коснулось ее окружения.

– Значит, всячески покровительствуя Татибане, она была готова взять на себя ответственность только до определенной черты?

– Во-во. У нее был совершенно очевидный расчет, и это возмущало меня. Для Татибаны я мог сделать решительно все. Когда он нуждался в деньгах, я был готов брать деньги под залог, чтобы помочь ему. Но вмешивалась Маико, и мне это было отвратительно. У Татибаны гораздо более широкие взгляды, чем у меня, он все прекрасно видел и понимал, он все равно относился к Маико тепло и продолжал называть ее старшей сестрой. Но наша дружба с ним грозила рухнуть, и я возненавидел жену.

– Господин Татибана называл вашу покойную жену старшей сестрой?

– Да.

– А вас?

– Меня? Нуу…

Дарума-сан чуть пожал плечами. Вдруг он неожиданно залился ярким румянцем и, озорно смеясь глазами, заговорил:

– Вот недавно пришел я к нему посоветоваться о тебе, а он мне и говорит; почитаемый старший брат мой, если эта Сумико так тебе мила, веди ее в мой особняк и станьте там мужем и женой. Ха-ха-ха!

Дарума-сан выпалил это легко и непринужденно, но взглядом буквально впился в женщину, стараясь понять ее реакцию. Понятное дело, Сумико страшно покраснела и, избегая взгляда Окабэ, словно он ослеплял ее, поспешно перевела разговор на другую тему.

– Так что, вы собираетесь поступать в «Тохо Сэкию»?

– Чтобы решить этот вопрос, мне надо перестать злиться и стать таким, каким я был когда-то в давние времена.

– А вы злитесь?

– Да, и очень сильно.

– Но почему?

– Так я же сказал! Это мой протест против Маико. Ее предвидение сбылось – Татибана преуспел. Это замечательно, но ведь даже решение взять в дом зятя она приняла самолично, со мной и не посоветовалась. Как на это не обозлиться? Пусть я даже и безвольная кукла!

– Значит, корнями все это уходит в те времена, когда была жива ваша жена?

– Именно. Я обозлился, а пока мы выясняли отношения, она внезапно скончалась. В этом тоже моя вина перед Маико.

– Если вы пойдете туда, это будет вполне приличная должность?

– Думаю, да. Сам Татибана так и говорит: плохую тебе не предложу.

Пять лет назад Татибана Рюдзи заставил ахнуть деловой мир, привезя нефть с Ближнего Востока. В будущем объемы ее поставок должны были постоянно нарастать. Иметь дружеские отношения с главой подобной фирмы означало возможность получить очень даже пристойное место. Уж во всяком случае, несомненно лучшее, чем должность школьного учителя.

Сумико подняла на Окабэ увлажнившиеся глаза:

– Получается, вы большой упрямец, сэнсэй.

– Мне нечего на это ответить.

– А когда вы после годовщины смерти жены отказались от собственного дома и перебрались в Хинодэ, это тоже был ваш протест против нее?

– Да, – он чуть было не сказал, что она читает его мысли. – Мне тогда все нужно было переделать по-новому. К счастью, мое сватовство прошло удачно, все благополучно шло к нашей помолвке, и я посчитал, что тебе тоже будет неуютно в доме, где столь сильны воспоминания о первой жене. Но из-за этого переезда меня настигло страшное отмщение.

– Страшное отмщение, вы сказали?

– Я про то грязное письмо, которое пришло в дом твоего брата. О том, что я с Киёми…

– Сэнсэй, так вы хотите сказать, что этим письмом кто-то мстил вам?

– Нет, сказав об отмщении, я не имел в виду месть какого-то конкретного человека. Понимаешь, мой переезд в Хинодэ был бунтом против Маико, бунтом, перешедшим разумные пределы. И наказанием за это стало то письмо. Так что я имел в виду отмщение, которое посылает судьба.

Сумико слушала Окабэ с застывшим лицом, не отводя взгляда.

Разумеется, для нее это был не первый брак. Измученная неудачным замужеством, она поселилась у старшего брата. И он, и их покойный отец учительствовали в школе средней ступени. Ту же профессию имела Сумико, она работала в школе, где директором была Маико. Через какое-то время после ее смерти Сумико и Окабэ начали встречаться, а потом он к ней посватался.

Брат Сумико отнесся к этому с одобрением.

Между тем, только успела миновать первая годовщина смерти Маико, как Окабэ с Киёми переехал в новый жилой массив Хинодэ. Пока Сумико гадала, чем это вызвано, появилось то самое письмо.

Вырезанные печатные знаки, наклеенные на бумагу, складывались в текст, смысл которого сводился к следующему: известно ли вам, что Окабэ Тайдзо после смерти своей жены вступил в постыдную связь с ее племянницей?

Брат Сумико был человеком добропорядочным, осмотрительным. Пышущее злобой письмо повергло его в смятение.

Сумико письму не поверила, но все-таки никак не могла понять, чем руководствовался Окабэ, переехав в многоквартирный дом, причем продав ради этого свой собственный (правда, на вырученные деньги он приобрел вполне приличный участок земли и отложил сумму на новое строительство).

Разумеется, Окабэ был ни в чем не виноват. И все же обойти сам факт появления подобного письма было невозможно. Окабэ утверждал, что у него нет никаких предположений на этот счет, но Сумико виделась в этом коварстве женская рука, и она подозревала о существовании женщины, которая очень сильно увлечена Окабэ.

Само собой, на сегодняшний день их разговоры о женитьбе зашли в тупик.

– Сэнсэй, я хотела спросить вас про то письмо.

– Что такое?

– Вчера в газетах писали, что в Хинодэ получают анонимные письма, и это, возможно, как-то связано с убийством той женщины из ателье. Письмо, которое пришло брату, – оно тоже имеет к ним отношение?

– Понимаешь, Сираи-кун, я ведь неслучайно попросил тебя о срочной встрече. Ты же знаешь, что в конце сентября Киёми пыталась убить себя, приняв таблетки?

– Да.

– Вы с братом тогда здорово подозревали меня, а я совершенно не представлял себе, что могло стать причиной. Те, кто ее обнаружил и спас, – женщина по имени Судо Дзюнко и наш комендант Нэдзу – сказали, что никакой предсмертной записки не было. Поэтому меня мучил вопрос, почему же Киёми так поступила. А теперь, когда произошло это убийство, я узнал, в чем было дело.

Сумико молча смотрела в лицо Окабэ. В ее взгляде появилась ожесточенность.

– Оказалось, когда ее нашли, в изголовье валялось письмо, склеенное из вырезанных слов. В нем было то же, что и в письме, пришедшем в ваш дом.

– Какой ужас!

– Письмо припрятал комендант. А поскольку по содержанию оно было крайне мерзким, они с Дзюнко договорились сохранить это в тайне – даже от меня. Кстати, я слышал от Киёми, что той женщине, Дзюнко, тоже подбросили подобное. Они с мужем заподозрили хозяйку ателье. Вечером в день убийства муж Дзюнко скандалил около «Одуванчика», а потом бесследно исчез. И тогда комендант Нэдзу, решив, что письмо может как-то пригодиться, передал его полиции. Мне дали его прочесть, и я все понял. Письмо просто омерзительное.

– Омерзительное?

– Ваше было еще куда ни шло – мол, знайте, что Окабэ с Киёми путается. И выдержано оно было в каких-то рамках. А то, что толкнуло Киёми на самоубийство – там другое. Оно начиналось Ladies and Gentlemen, содержало самые отвратительные выражения, а кончалось словами: не верите – пусть врач проверит ее девственность.

– Ооо! – Сумико потрясенно смотрела на Окабэ. Наконец, она с трудом проговорила сдавленным голосом:

– Но… Но кто же?.. Кто мог пойти на такое злодейство?

– Вот я и хотел сегодня поговорить с тобой, потому что знаю лишь одно: там, в Хинодэ, есть кто-то, кому, словно дьяволу, доставляет высшее наслаждение жестоко оскорблять людей, разрушать их покой и счастье.

Сумико ахнула.

– Так вот, можно упрекнуть меня в самоуверенности, но я точно знаю, что твое сердце ко мне расположена. И все же ты вдруг заколебалась в отношении нашей помолвки. Причиной было то письмо. Я никак не хочу сказать, что ты подозреваешь меня в отношениях с Киёми. Просто тебя беспокоит, что кто-то послал столь отвратительный поклеп. Ты решила, что я скрываю связь с женщиной, и она пытается разрушить наши отношения. Вот почему ты насторожилась и начала сторониться меня. Разве не так, Сираи-кун?

– Простите меня, сэнсэй, но что еще я могла подумать?

– Так вот, думать можно только одно, то самое, что я уже сказал: есть злодей, высшая радость для которого – разрушить чужое счастье. Я же объяснил, что и супругам Судо подкинули анонимку. И как я понял, такого рода, что сеют разлад между мужем и женой.

– Сэнсэй, мне даже как-то страшно стало.

– Да, история страшноватая. Но для меня этот случай в определенном смысле оказался счастливым. Ведь благодаря ему ты, надеюсь, теперь поняла, что у меня нет никакой другой женщины, которая бы строила тебе козни.

– Да, – Сумико, чуть вжав голову в плечи, утвердительно кивнула.

– Спасибо, что поняла меня. А в связи с этим у меня к тебе есть разговор. Ты, конечно, можешь себе представить, как я изумился, узнав причину трагедии с Киёми. У меня сразу всплыло в голове то письмо, которое пришло вам. Я тогда ничего не предпринял, потому что не хотел впутывать вас с братом.

– Мы вам очень благодарны за это.

– Но прочитав вчера газеты, я подумал, что всему есть предел. Раз в Хинодэ гуляют такие письма, надо вырвать зло с корнем. Как вы с братом отнесетесь к тому, чтобы открыто рассказать о нем?

– Ну… Если это не повредит вам с Киёми… Не знаю, как брат, но я не против.

– Когда оно попало к вам?

– Вы переехали в Хинодэ 8 мая?

– Да, было воскресенье. Ты приходила нам помогать.

– Мы получили его спустя дней десять, кажется, числа двадцатого.

– Как поступил с ним твой брат? Разорвал и выбросил?

– Я видела это письмо всего раз, но ведь брат такой осмотрительный. Вполне возможно, что он его где-то припрятал.

– Это было бы хорошо.

– В этом деле я полностью доверяюсь вам, сэнсэй. Ведь если разберутся с письмами, значительно сузится круг поиска убийцы.

– Я тоже так думаю.

Некоторое время они сидели молча. Взгляды их переплелись.

– Между прочим, – голос Окабэ звучал так, словно где-то глубоко в горле у него застряла рыбная косточка. – Как ты относишься к наставлению Татибаны, которое я тебе передал: «станьте там мужем и женой…»?

– Сэнсэй…

Щеки Сумико запылали, но она застенчиво поднялась и сама села к нему на колени.