Текст книги "В рядах борцов"

Автор книги: Север Гансовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

ПОД МОСТОМ

Где-то далеко возник сиплый вой паровозного гудка. Звук пронесся над длинным рядом одинаковых кирпичных зданий на берегу и поплыл по воде канала.

– Час ночи, – сказал Бриджер. – Пошел скорый в Чикаго. Когда-то я на нем работал. Вот времечко было… Ну ничего. Я еще вернусь.

Айк докурил сигарету и швырнул в воду окурок. На мгновенье в темноте повисла светящаяся красная дуга, потом раздалось короткое шипенье. Под мостом, где они все сидели, было совсем темно. Там, где на воду не падала тень, справа и слева от моста, она казалась покрытой глянцевитой лоснящейся пленкой. На этой пленке переливались блики фонарей, тусклые отражения освещенных окон и плыли разводы грязи. Вода в канале была не такой, как в прозрачных реках и чистых озерах, а густой, лоснящейся, ленивой.

Воздух здесь пропитался сыростью, вода, собираясь на карнизах моста, изредка капала оттуда. По ночам звук этих падающих на бетон капель был единственным, что нарушало тишину, если не считать разговоров, которые велись вполголоса.

– Эй, Джесс!

– Что? – Бриджер оглянулся. Джузеппе смотрел на него.

– Ты на курьерском кем работал, кочегаром?

– Ну да! Поднимай выше. Помощником машиниста был.

– И давно тебя выкинули?

– Уже полтора года. Сразу после сентябрьской стачки. Я попал в черные списки.

– Послушай, Джо, – сказал Айк, повернувшись к брату. – Здорово устал, да?

– Нет, не очень. – Мальчик говорил сонным голосом. Он прижался спиной к внутренней стене мостовой арки. Братья сидели на старой газете, разостланной на бетонных плитах. Старшему – Айку исполнилось в этом году восемнадцать, младшему – Джо не хватало двух месяцев до двенадцати.

– Хорошо ты устроился, – продолжал Айк. – Сегодня доллар, и завтра будет два. – Он погладил спутанные мягкие льняные волосы мальчика. – Ты что-то и не рад совсем.

– Я спать хочу, – сказал Джо.

– Ну спи, спи.

– Да не заснуть что-то.

Рядом с ними завозился Менсон. Братья знали, что сейчас он станет молиться. Менсон сел и начал:

– Боже, приди сюда и увидишь…

– Придет он, как же, – насмешливо сказал Джузеппе. – Он бы задохнулся от этой вонючей воды, если бы пришел.

– Брось, – сказал Бриджер. – Пусть человек молится, если ему охота.

– Ничего, ничего, – произнес Менсон мягко, – если я мешаю, я помолюсь про себя.

Наступило молчание. Большая холодная капля упала Айку на шею. Он вздрогнул.

– Что ты? – шопотом спросил Джо.

– Ничего… Капля… Ты уже спишь?

– Сейчас буду спать. Вот только устроюсь.

– Послушай, – Айк прижался к брату и прошептал ему в самое ухо. – А ты не украл этот доллар?

– Да нет же. – Джо отодвинулся от него. – Я тебе говорю: заработал.

– А почему ты не хочешь сказать, как заработал? Может быть, и я пошел бы.

– Да нет же. Там только на одного. Я потом расскажу.

Кто-то прошел по мосту. На гладкой, чуть волнистой поверхности воды погасло два блика. Это в одной из комнат дома на другом берегу погасили свет. Айк распустил шнурки на ботинках и вытянул ноги.

– Джо, – он снова положил руку на голову мальчика.

– Ну?

– Дай честное слово, что ты не украл.

– Ну, пожалуйста… Честное слово.

Мальчик потихоньку освободился от руки брата и лег на бетон, подложив себе под голову свернутую куртку. По каналу проплыла большая арбузная корка. Еще в одной комнате дома напротив погас свет.

– Завтра мы половину денег отложим, – сказал Айк. – А потом, когда я найду работу, снимем где-нибудь угол, и ты пойдешь в школу.

– Я уже всё забыл.

– Ничего. Надо начинать опять. Когда мать была в больнице, она сказала, что обязательно надо сделать так, чтобы ты учился.

Где-то далеко за домами раздался гудок парохода, ему ответил другой, еще дальше.

– Да, подождите, ребята! – громко сказал Джузеппе приподнимаясь. – Я забыл сказать… Приходил один парень из торнтоновской шайки. Спрашивал, будем ли мы голосовать на выборах. Обещал заплатить…

– Какие выборы? – спросил Менсон. – Кого выбирают?

– Ну и чудак же ты! – Джузеппе сплюнул в темноте. – В городе на каждом шагу плакаты и портреты. Мэра выбирают! От республиканцев Торнтон, от демократов Смит.

– Разве я смотрю на эти портреты? – вздохнул Менсон. – Какое мне дело?

– Слышал? – шепнул Айк брату. Вслух он спросил: – Долларов по 5 заплатят?

– Нет, – ответил Джузеппе. – Это когда президента выбирают, – по пяти дают. За мэра по доллару, не больше. Ты ведь не голосовал за президента? Мал еще был?

– Не голосовал.

– Доллар – тоже деньги. – Джузеппе повернулся к Бриджеру. – А ты пойдешь?

– Нет! – Бриджер сидел, спустив ноги к воде. – За деньги я не голосую. Меня они не купят.

– Будешь голосовать за вашу рабочую партию? – спросил Джузеппе.

– Не удастся, – ответил Бриджер. – Эти мистеры из комиссии не дадут мне голосовать. У меня ведь прописки нет. А то бы проголосовал.

– А за Торнтона они разрешили бы. Им голоса нужны. И еще доллар получил бы.

– Плевал я на их доллар, – сказал Бриджер, – пусть они им подавятся.

Наступило молчание. Снова сиплый звук прополз по самой воде.

– Товарный, – сказал Бриджер. – Всё равно я буду работать на железной дороге. Они думают, что, если сунули мне волчий паспорт, – значит, конец. Нет. Я еще подержусь за реверс.

– Не возьмут они тебя, – покачал головой Менсон. – Раз ты в черных списках, – не бывать тебе никогда на железной дороге. Вот если только будет сильно не хватать людей… Но так не бывает. Безработных везде сколько хочешь.

– А вот и не везде!

– Не может быть!

– В других местах нет безработных!

– Где?

– В Советском Союзе.

– Ни одного безработного?

– Ни одного.

– И никто не ночует под мостами или в парках?

– Никто.

– Ну, знаешь… – Менсон слабо усмехнулся. – Если ты так считаешь, – пожалуйста. Я не стану спорить. Только я сам в это никогда не поверю.

– Вот я тебе послезавтра принесу одну газету. Там почитаешь.

– Спасибо, – сказал Менсон. – Спасибо. Я с удовольствием почитаю. Я люблю читать газеты, когда они есть.

Айк начал укладываться. Он постелил на газету пиджак, под голову положил ботинки и долго примеривался, стараясь лечь так, чтобы бедро не упиралось в бетон. Потом повернулся к брату.

– Джо…

– Ну?

– Ты сегодня весь вечер как в воду опущенный. Если ты что-нибудь нехорошее сделал…

– Знаешь что, – Джо резким движением поднялся и сел. В голосе у него слышались слезы. – Хватит. Если ты мне не веришь, тогда не говори больше со мной.

– Ну ладно, ладно, – сказал Айк. – Будем спать.

* * *

– Ни черта, – сказал итальянец. Он со злостью сплюнул на булыжную мостовую и растер плевок. – Ничего тут не выйдет, будь они все прокляты. Пойдем лучше в центр.

– Уже поздно, – сказал Айк. – Он рассеянно смотрел на решетчатые ворота консервной фабрики, возле которой они стояли. – Уже поздно, двенадцать часов дня.

– Пойдем в гараж, – настаивал итальянец.

Айк сунул руки в карманы. Они пошли вдоль фабричных корпусов к центру.

– Беспокоюсь я за мальчишку, – сказал Айк. – Кто его знает, откуда он взял этот доллар. Сегодня утром я хотел пойти вместе с ним, но он так расплакался от злости, будто я его ударил.

– Ничего, – сказал Джузеппе. – Он парень хороший. Я так удивляюсь на вас, как вы еще держитесь. Моетесь каждый день, у тебя вон брюки зашиты…

Айк посмотрел на итальянца. Тому было лет двадцать, не больше, но на впалых щеках у него были морщины, как у старика. Он даже не отряхнулся сегодня, когда встал, на пиджаке и на серых брюках его так и остались пыльные полосы от бетона, на котором они лежали.

Ближе к центру на улицах висели портреты Торнтона и Смита.

– Года четыре тому назад этот Смит разогнал демонстрацию швейников, – сказал Джузеппе. Он был ростом меньше Айка, и ему приходилось шагать быстро-быстро, чтобы не отстать. – Я тогда мальчишкой был. Швейники шли по Мейнстрит, а Смит (он был начальником полиции) пустил своих парней с улицы Стюарта.

– Я знаю, – ответил Айк. – У меня ведь отец тоже на швейной фабрике работал. Ему тут на улице два зуба выбили дубинкой. Потом посадили в тюрьму на полгода. Отец там и начал болеть.

– А про Торнтона ничего плохого не слышно, – сказал Джузеппе.

Некоторое время они шли молча, потом итальянец добавил:

– Но я всё равно за него голосовал бы, даже если бы что-нибудь знал. За доллар я за самого сатану сейчас проголосую: вчера весь день ничего не ел.

Они дошли до центрального гаража. Айк всё время думал о брате. Он был так подавлен, что не сразу понял, о чем говорит ему старший рабочий – коренастый седой мужчина в синем комбинезоне. Тот должен был еще раз повторить свои слова, чтобы это дошло до Айка.

– Иди в ремонтную группу. Работа на три дня. Да ты что, глухой, что ли?

– Ничего, – сказал Айк, – это я так. Спасибо.

Снимая на ходу пиджак, он бегом бросился в широкие ворота гаража.

Четыре часа он вместе с другими рабочими перебирал мотор у старого, выпуска 1946 года «форда», а когда позвонил колокол на обед, вышел на улицу. Ремонтный цех закрывали на час, надо было где-то переждать.

Высчитывая, сколько он получит за три дня работы, Айк пошел вверх по Мейнстрит.

Неожиданно небо потемнело. Пошел дождь. Сразу стало свежо, косые потоки ливня барабанили по спинам и плечам бегущих прохожих. Улица опустела – все спешили укрыться в магазинах и парадных.

Айк как раз был возле дверей универмага «Братья Браун». Пробившись сквозь толпу мокрых, пахнувших дождем людей, он поднялся на второй этаж. Времени у него было еще около получаса.

Минут десять он рассматривал безжизненные гладкие лица манекенов в отделах готового платья и разноцветные изделия из пластмассы в соседних залах. Вдруг через высокие окна на паркетные серые полы магазина брызнули солнечные лучи. Дождь кончился. Айк спустился в первый этаж.

Проходя по мебельному отделу за стеклянной дверью, ведущей в соседний зал, он заметил знакомую фигурку брата. Джо! Что он делает в магазине?

Айк подошел к двери и толкнул ее. Она не открывалась. Он толкнул снова.

– Окрашено. Неужели не видите!

Айк поднял голову. На покрытом белой краской косяке висел плакат: «Осторожнее. Свежая краска».

Айк постучал по стеклу. Но в магазине было шумно. Джо не слышал его.

Отделение электротоваров, от которого его отделяло стекло двери, было большим залом с выходом прямо на Мейнстрит. Вдоль стен помещения белыми глыбами стояли тяжелые громоздкие холодильники различных фирм. Середину зала пересекал прилавок. Здесь под стеклом были выставлены выключатели, плитки, нагреватели и другие мелкие товары. На задней стенке по обе стороны маленькой двери, которая вела во внутренние помещения магазина, на нескольких стендах лежали, стояли и висели различные лампы, пылесосы и другие приборы.

Двум продавцам здесь почти нечего было делать. В помещении находилось только три покупателя. Пожилой мужчина в черном костюме без всякого интереса рассматривал холодильник «Вестингауз», женщина в сером летнем пальто перелистывала на прилавке рекламный альбом. Молодой продавец с гладкими зачесанными назад волосами давал ей какие-то пояснения. Другая женщина лет сорока с дождевиком, перекинутым через руку, перебирала на прилавке электрические звонки различных систем. Лысый продавец в черном костюме и белоснежной рубашке ждал, пока она выберет. И еще в этом зале находился Джо.

Всё, что случилось дальше, происходило как в кино, когда сначала пускают эпизоды, снятые замедленной съемкой, а потом механик начинает гнать фильм с необыкновенной скоростью. Сначала всё было очень медленно, а потом страшно быстро. И Айк смотрел на то, что произошло, как зритель смотрит на экран в немом кино, потому что через двойную стеклянную дверь ему ничего не было слышно.

Сначала всё шло очень медленно. Пожилая женщина у прилавка положила один звонок на стекло и принялась придирчиво рассматривать другой. Лысый продавец неторопливо вытащил носовой платок из кармана и начал счищать пылинки с отворотов пиджака. Он искоса посмотрел на Джо, который стоял посредине зала, и равнодушно отвернулся.

Джо, в распахнутой на груди курточке и с волочащейся штаниной сделал шаг к прилавку. Он не отрываясь смотрел на лысого продавца; в голубых глазах мальчика застыло выражение крайнего напряжения. Губы у него были сжаты, белесые брови нахмурены. Продавец принялся счищать невидимые пылинки с другого плеча. Джо сделал еще два шага и подошел к прилавку. Прилавок был высокий, спутанные светлые волосы мальчика едва возвышались над полированной под дуб доской.

Джо рассматривал выставленные под стеклом товары. Лысый продавец закашлялся и приложил платок ко рту. Мальчик подвинулся к женщине. Теперь он стоял так, что ее массивная фигура заслонила его совсем от Айка.

Продавец еще раз кашлянул и отнял платок от рта. Вдруг глаза у него расширились от ужаса, он посмотрел на Джо и перегнулся через прилавок.

С этого момента всё пошло очень быстро. Лысый продавец разинул рот и что-то закричал, но Айк не слышал крика. Женщина вдруг отскочила от прилавка. Джо повернулся, мелькнуло его белое лицо и глаза с выражением отчаяния. Он бросился к двери. Молодой продавец выскочил из-за прилавка и на ходу выхватил из кармана свисток.

Через полминуты с улицы в магазин ворвался резкий переливчатый свист. Затем крики: «Держите, держите!» Топот чьих-то ног покатился по Мейнстрит. Снова донесся свист. Все, кто были в зале, бросились к выходу. Только Айк остался у косяка.

– Поймали! – воскликнула женщина в зеленой вязаной кофточке, стоявшая у дверей. – Поймали! Ведут сюда.

Шум и крики приближались. Кто-то распахнул вторую половину двери – и в зал ввалилось кольцо мужских и женских фигур, в центре которого Айк увидел брата.

Помещение быстро наполнялось людьми. Они бежали сюда из других отделов и с улицы.

Айк отошел от стеклянной двери. Ему было безумно стыдно, как будто все, кто находился здесь, знали, что он брат вора. Краска залила ему всё лицо.

Люди возмущенно переговаривались. Айк боком стал проталкиваться вперед. Когда из-за чьих-то плеч он увидел лицо брата, он вздохнул так тяжело, что стоявший впереди человек удивленно оглянулся.

Джо стоял в центре круга. Высокий плотный мужчина держал его за ворот. Одна штанина у мальчика разорвалась, и на голой коленке виднелась большая ссадина. Левая щека у него покраснела, но всё лицо было белым, как бумага. Самым страшным, пожалуй, были его глаза. Всегда голубые, они стали теперь темносиними. Джо смотрел прямо перед собой. Он смотрел, но ничего не видел, как смотрят слепые. Он казался совсем отрешенным от этого мира, как будто не знал и не понимал, что здесь происходит. Мужчина старался отодвинуть его от себя, но мальчик прижимался к брюкам этого человека маленьким дрожащим телом.

Женщина, у которой Джо пытался что-то украсть, стояла тут же. Лысый продавец возбужденно рассказывал:

– Понимаете, я его сразу заметил… Я сразу понял, что тут что-то не то…

– Он ведь чуть не убежал, – говорил мужчина в синем костюме. – Хорошо, что я ему ножку подставил. Таких нужно сажать в тюрьму. Немедленно!

Он встряхнул Джо за ворот:

– Что ты ко мне прижимаешься?.. Иди на середину. – Он толкнул его вперед, но мальчик, не оборачиваясь, отступил назад, стараясь прижаться к его брюкам. Он как будто искал защиты.

– Директор пришел, – сказал кто-то.

Из толпы выбрался мужчина с взволнованным лицом, в черном с иголочки костюме.

– Кража, произошла кража! – воскликнул лысый продавец, бросаясь к директору.

– Знаю, – директор отмахнулся белой рукой с длинными тонкими пальцами. Он подошел к Джо и внимательно посмотрел на него долгим, изучающим взглядом.

Толпа стихла. Полисмен с рыжей ирландской бородкой, раздвинув толпу, прошел в центр.

Директор долго рассматривал Джо. Потом он спросил у пожилой женщины:

– Вам вернули ваш кошелек, миссис?

– Вернули, – вызывающе ответила женщина. – Еще бы его не вернуть. Вот он.

Директор чуть поморщился при звуке ее крикливого голоса:

– Может быть, вы тогда не будете так кричать?

В толпе кто-то возмущенно ахнул. Женщина покраснела.

– Послушайте, – сказала она. – Может быть, мне поблагодарить вас за то, что меня в вашем магазине обокрали?

– Да нет, – директор покачал головой. – Совсем нет. Но если вы перестанете кричать, мы скорее разберемся во всем этом.

– В чем тут разбираться? – сказал полный мужчина, который втащил Джо в магазин. – Таких в тюрьму надо отправлять, а не разбираться.

– Минуточку, – сказал полисмен. Он вытащил карандаш и открыл свою записную книжку. – Ваша фамилия, миссис? – обратился он к пожилой женщине.

– Подождите, сержант, – сказал директор. Мягким движением он взял полисмена за руку. – Подождите, может быть, мы всё это уладим. Ведь всё-таки нам очень неприятно, что такая вещь случилась в нашем магазине. Это может попасть в газеты.

– Конечно, попадет, – сказал полный мужчина.

– Ладно, ладно, – сказал полисмен. – Попадет или нет, это не мое дело. Я составлю протокол.

Айк облизал пересохшие губы и переступил с ноги на ногу.

– Я пойду, – сказала женщина. – Никогда больше не загляну в этот магазин.

Айк посторонился, пропуская ее.

– Как тебя зовут? – спросил полисмен у Джо.

Мальчик молчал.

– Что тут такое? – раздался вдруг чей-то уверенный голос. Айк обернулся. Позади него, расталкивая людей, пробирался к центру маленького роста плотный пожилой мужчина.

У Айка было такое впечатление, что он видел этого человека бесчисленное количество раз. Он помнил каждую черточку его розового круглого лица, седеющую щетинку вокруг лысины, черные с проседью густые брови. Айк только не мог понять, где он встречал его.

Мужчина оттолкнул его и остановился в центре круга.

Он отодвинул рукой директора и взглянул на Джо.

– Что тут случилось?

– Кража, ваша честь. – Полисмен поднес руку к козырьку и широко улыбнулся. – Я составляю протокол.

– А что было украдено?

– Пустяки, мистер Торнтон, – сказал директор. – Кошелек с мелочью. Женщина уже ушла.

Мистер Торнтон! Айк сразу сообразил, где он видел этого человека. Торнтон – кандидат в мэры. Его портреты были расклеены всюду по городу.

– Вот этот мальчик – вор? – Торнтон махнул короткой рукой в сторону Джо.

– Он самый, – сказал полисмен. – Сейчас мне его придется взять.

Торнтон сунул руки в карманы. Минуту он постоял, раскачиваясь с носка на пятку, и разглядывал Джо. Мальчик продолжал смотреть прямо перед собой.

– Ты меня знаешь? – спросил Торнтон у полисмена.

– Как же, – полисмен опять улыбнулся. – Как же, мистер Торнтон. Вы же наш кандидат.

– Пожалуй, я поговорю с мальчишкой, – сказал Торнтон, оглядываясь на людей.

Он шагнул к Джо и положил ему руку на плечо.

– Сколько тебе лет, мальчик? – голос у него стал мягче.

– Двенадцать, – ответил Джо, не глядя на него.

– У тебя есть родители?

– Нет.

– Ты совсем один?

– Нет. У меня есть брат.

– Он работает?

– Нет.

– Безработный?

– Да.

Торнтон говорил медленно и даже задумчиво. Он произносил слова мягко и четко, голосом, который был хотя и негромким, но слышимым для всех. Джо отвечал отрывисто, сдавленным и хриплым голосом. Он был также отрешен от всего, как и раньше. Единственной связью с этим местом, где он находился, были вопросы Торнтона. Эти вопросы как будто нажимали на какие-то кнопки в сознании мальчика и вызывали короткие судорожные ответы.

– Ты ел сегодня, мальчик?

– Нет.

В толпе кто-то переступил.

– Бедняга! – вздохнула какая-то женщина.

– Теперь этих безработных такая уйма, – сказал мужчина в сером аккуратном костюме.

– Ты голоден? – Лицо у кандидата в мэры стало печальным. Его самоуверенность, казалось, исчезла.

Джо не ответил.

– Да… – вздохнул Торнтон. Он посмотрел вокруг и смущенно улыбнулся. – Мне его жаль, – сказал он и откинул голову.

– Может быть, его, действительно, отпустить, – сказал краснолицый мужчина, который всё еще держал Джо за воротник. Он подтолкнул мальчика к Торнтону и вытер руку носовым платком. – Черт с ним, пусть идет.

Раздался одобрительный гул. Все в восхищении смотрели на Торнтона.

Полисмен закрыл свою книжку и спрятал ее в нагрудный карман.

– Скажи, мальчик, – произнес Торнтон – и все кругом стихли. – Если мы отпустим тебя сейчас, ты никогда не будешь воровать?

И снова, моментально, как сигнал на раздражение электрическим током, последовал отрывистый, короткий ответ:

– Нет! Не буду.

Кто-то разочарованно вздохнул рядом с Айком.

– Ну вот и всё, – произнесла какая-то женщина.

В задних рядах начали отворачиваться. Публика теряла интерес к случившемуся.

– Мальчик! – сказал Торнтон громко, и снова те, кто уже хотел уходить, повернули к нему головы. – Мальчик, у тебя ведь нет денег?

Джо молчал.

– Отвечай, мальчик, есть у тебя деньги?

– Нет!

Торнтон снова задумался. Потом он вздохнул, медленно вынул из кармана толстый бумажник, неторопливо раскрыл его и взял две новые хрустящие бумажки по 5 долларов.

– Неужели вы хотите дать ему 10 долларов?

– Вы с ума сошли!

Кандидат в мэры казался озадаченным этими восклицаниями. Он нерешительно держал две бумажки в руке. Затем улыбнулся застенчиво. – Может, кто-нибудь и осудит меня… – Он поднял глаза на людей. Маленькие глазки, окруженные сеточкой морщин. – Всё-таки у меня тоже есть сын. – Он протянул руку с деньгами. – Возьми.

Джо невидящими глазами смотрел вперед. Он раскрыл маленькую ладонь, и Торнтон вложил туда деньги. Своими холеными руками он погладил мальчика по волосам.

– Ничего, старина, ты их отдашь мне когда-нибудь. Когда вырастешь и будешь богатым, придешь ко мне в контору. К старому седому адвокату… Придешь и отдашь эти деньги.

Все кругом улыбались.

– Повезло парню, – сказал полисмен.

– Спасибо вам, мистер Торнтон, – горячо сказал директор магазина. – Всякий раз, когда случается кража и о ней напишут в газетах, это такой удар по нашей репутации.

– Ничего. – Торнтон похлопал его по плечу. – Я думаю, дела идут неплохо.

– Не жалуемся… Мистер Торнтон, – директор взял его под руку. – Может быть, скажете несколько слов избирателям?

– Нет, – Торнтон улыбнулся. – Совсем нет. – Он взял Джо за плечи и привлек к себе. – Может быть, только одно слово. – Он обвел взглядом людей, стоявших вокруг. – Я бы хотел… – он снова погладил мальчика по волосам, – я бы очень хотел помочь не только ему, но и всем детям в нашем городе… Вот и всё…

Кругом зааплодировали.

– Замечательные слова, – сказал директор.

– Молодец. Вот молодец! – Мужчина в синем костюме шагнул к Торнтону. – Разрешите пожать вам руку.

– Ничего, ничего, – кандидат мэра выглядел смущенным. – Мы теперь зайдем с мальчиком к директору. У него найдется что-нибудь вкусное для парня. А потом он пойдет к себе и скажет, чтобы его брат проголосовал за старого Торнтона. Ведь скажешь, а?..

– Да, скажу, – последовал моментальный ответ Джо.

Люди расходились. Торнтон повернул Джо за плечи, и они пошли. Штанина у мальчика волочилась по земле. Полисмен шел рядом с ними, вполголоса говоря что-то Торнтону.

Едва они скрылись во внутренних дверях магазина, Айк сорвался с места. Он подбежал к прилавку и остановился. Часы над дверями показывали четыре.

Он опаздывал на работу. Расталкивая встречных, Айк бросился вниз по Мейнстрит.

* * *

Где-то далеко-далеко возник сиплый вой гудка. Звук пронесся низко над длинным рядом одинаковых кирпичных зданий на берегу и поплыл по воде канала.

– Час ночи, – сказал Менсон, – пора ложиться. – Он встал кряхтя и в темноте принялся обматывать шарф вокруг шеи.

Джо плюнул в воду и тихонько приложил руку к щеке.

– Ты меня очень больно ударил. До сих пор кровь идет из губы.

– Я же не знал, – сказал Айк. – Он взял брата за руку. – Ты сплюнь. Здо́рово больно?

– Нет, теперь ничего.

– Ты прости, я ведь не знал.

– Ничего…

– Ты тут не виноват, – сказал Бриджер. – Никто из вас не виноват. – Он бережно достал из кармана окурок и стал рассматривать его в полумраке.

– Ты зря на него так набросился, – сказал Джузеппе. – Надо же было разобраться…

– Я же не знал, – сказал Айк сквозь сжатые губы и ударил кулаком по бетону. – Мне в голову не могла прийти такая штука.

– Ну так надо было послушать людей. – Джузеппе, сидя на бетоне, согнул одну ногу в колене и положил на нее острый подбородок. В полумраке его лицо казалось еще более худым, чем оно было на самом деле.

– Я же говорю, что никто не виноват, – повторил Бриджер. – Тут расстраиваться нечего.

– А интересно… – Менсон топтался у самой стенки моста, где была кромешная тьма. Ему не хотелось ложиться. – А интересно, женщина, у которой ты вытащил кошелек, тоже знала?

– Знала… – сказал Джо, – все знали. – Он совсем ссутулился и подпер рукой щеку.

– А зачем понадобилось этим скотам устраивать такую штуку? – сказал Айк. – Ведь в магазине было всего человек пятьдесят, ну семьдесят.

– Они не только на них рассчитывали, – сказал Бриджер. – Тут всё дело в том, что у этих семидесяти, которые видели, есть еще семьсот знакомых, а у тех еще семь тысяч. Такая история пройдет по всему городу.

– И в газеты попадет?

– Конечно. Хотя газетам избиратели не очень-то верят. Тут всё дело в том, что об этом будут рассказывать. Человек услышит и запомнит. Когда тебе твой знакомый расскажет: вот, мол, Торнтон какой хороший, ты поверишь. А газете никогда.

– Здо́рово придумано, – сказал Менсон. – Они наверно, хорошо заплатят тому, кто это выдумал. – Он зашуршал газетой, раскладывая ее на бетоне. – Долларов 200, наверное, получит.

– Наверно, – сказал Джузеппе. – У них деньги есть.

– Они, – неожиданно сказал Джо, – они особенно требовали, чтобы я из магазина выбежал, и меня на улице поймали. Я боялся выбегать. Но они сказали, что тогда ничего не заплатят мне.

– Бизнес, – сказал Бриджер. – Эти выборы тоже бизнес для них.

– Они обещали, – взволнованно продолжал Джо; он выпрямился и встряхнул кудлатой маленькой головой. – Они обещали, что на улице будет их человек, и он поймает меня сразу у выхода. Но там никого не было… Они нарочно сделали так, чтобы больше шуму было.

– И я тебя еще ударил, – сказал Айк. – Я себе простить не могу.

– Ты сюда влетел как бешеный, – сказал Джузеппе. – Тебя не удержать было.

– А десять долларов он сразу отобрал? – спросил Менсон.

– Сразу, – ответил Джо. – Он меня для того и повел к директору. Я ведь знал, что за всё получу только три доллара. Один после репетиции и два, когда всё сделаю… Я не думал, что так страшно будет. На репетиции легко было. Директор магазина меня учил, как делать.

– Он тебе сказал, что́ говорить? – спросил итальянец.

– Каждое слово. Сначала они хотели, чтобы я больше говорил. Но я путался, и Торнтон сказал, что пусть лучше будет только «да» и «нет».

– Просто цирк, – усмехнулся Джузеппе.

– А я поверил, – сказал Айк. – Я этого Торнтона на горбу готов был носить. Вот собака! Я ему завтра эти два доллара в рожу брошу.

– Не надо, – сказал Бриджер. – Он обрадуется и подберет. Думаешь, ему раньше в рожу не плевали? Еще как плевали! Этот Торнтон – стреляная птица. Он свою карьеру в тюрьме начинал. Попал за подделку подписи. А потом шпионил за рабочими. Теперь занимается травлей коммунистов. Поэтому его и выдвигают в мэры.

– Что теперь делать? – Айк сжал кулаки. – Что делать?

– А вот что! – Бриджер приподнялся и взмахнул сжатым кулаком. – Бороться надо! Не опускаться, не забывать, что мы рабочие. Они думают, что загнали нас под мост, лишили работы, и теперь можно нас купить за доллар. Им это выгодно, они этого и добиваются, чтобы мы опустились, и нам было бы всё равно: дадут доллар – и мы голосовать пойдем за какую-нибудь свинью; дадут пять – и мы штрейкбрехерами станем; десять дадут – и мы полетим в Корею жечь людей напалмом. – Он говорил горячо, подчеркивая каждое слово резким движением руки. – А мы должны доказать, что это не так: за доллар мы не продадимся, и в Корею не полетим, нет! И если мы будем стойкими, тогда мы вылезем из-под моста. – Он замолчал и потом прибавил уже обычным спокойным голосом:

– Ты знаешь, на Двенадцатой улице есть музыкальный театр.

– Ну? – нетерпеливо сказал Айк.

– А напротив маленький домик, трехэтажный, нештукатуренный. Видел когда-нибудь?

– Ну видел.

– В этом домике комитет рабочей партии. Ты запомни, что есть такой комитет, и где он находится.

– Я не только запомню, – сказал Айк. – Я завтра же туда пойду…

– Вместе пойдем, – сказал Джо. – А по дороге я сорву портрет этого Торнтона, который висит на углу.

Когда где-то возле кожевенной фабрики снова возник сиплый гудок, под мостом все уже улеглись.

Айк обнял мальчика и прошептал ему в самое ухо:

– Ну, больше они тебя не поймают на такую штуку. Правда, Джо? Ни за что.

– Конечно, не поймают.

– Ты не думай, что мы всегда так будем жить. Мы что-нибудь сделаем. Это не навсегда…

Еще через полчаса все уже спали под мостом: Бриджер – на спине, широко раскинув руки и ноги, Айк – тесно прижавшись к брату, а маленький итальянец – скорчившись и обхватив колени руками.

Неожиданно Менсон завозился. Он поднялся и сел, ощупывая повязанную шарфом шею. Кругом было совсем тихо, только дыхание людей и стук падающих на бетон капель нарушали тишину. Менсон долго сидел задумавшись. Потом он поднял голову, как будто прислушиваясь к чему-то, и сказал:

– А, может быть, в Советском Союзе и правда нет безработных.