Текст книги "В рядах борцов"

Автор книги: Север Гансовский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 9 страниц)

С. Гансовский
В рядах борцов

ФЕДЕРАЛЬНАЯ № 66

Они шли вчетвером. Вернее – втроем, потому что Розу мать несла на руках.

Впереди шагал отец – мужчина немногим больше сорока пяти лет, высокий, с широкими крутыми плечами. Он шел согнувшись, чтобы ремни заплечного мешка меньше врезались в плечи, но когда выпрямлялся, сразу было видно, какой это большой и сильный человек. На нем были выцветший синий комбинезон, серая рубашка, из-под которой виднелась загорелая грудь, холщевая измятая кепка и тяжелые с железными подковами ботинки. Его лицо с глубоко запавшими глазами побурело от солнца, ветра и дорожной пыли. Наклонив голову, отец глядел на убегающую под ногами серую, бесконечную ленту дороги.

Мать шла немного позади. Это была статная женщина с коричневым от загара лицом, в туфлях на босу ногу, порыжевшей от солнца кофточке и широкой юбке. Поправляя время от времени прядь темных волос, падавших на лоб, она тревожно поглядывала на лицо девочки лет трех, которая спала у нее на руках. Губы ребенка распухли, покраснели и резко выделялись на бледном личике.

Мальчик шел последним, далеко отстав от родителей. Большую соломенную шляпу с потрепанными полями он держал в опущенной руке, почти касаясь ею полотна дороги. Один мальчик не нес ничего тяжелого. Две книги и индейский лук, которые он взял с собой, были выброшены еще возле Амарильо, километров за двести отсюда.

Мимо них проносились автомобили различных марок: яркокрасные обтекаемые машины «Дженерал моторс», тяжелые трехосные грузовики, дребезжащие старые «Форды». Люди на дороге не обращали на них внимания. Можно было бы попросить кого-нибудь подвезти, но хозяева легковых машин никогда не подбирают бродяг. А у грузовых на ветровом стекле обычно приклеены листки: «Пассажиров брать воспрещается». Наверно, хозяева жалеют те капли бензина, которые могут быть израсходованы на лишний груз, или не хотят, чтобы шофер отвлекался разговорами с попутчиками. Кто их знает?

Каждый из идущих думал о своем, но ход мыслей был общим для всей семьи, которая вот уже вторую неделю шла из Техаса в Калифорнию по федеральной дороге № 66.

«Как это случилось? – размышлял отец. – Вот есть маленький домик, огород, на котором жена высаживает ранние овощи. Есть работа, хорошая работа сборщика на автомобильном заводе. Тебя все уважают, и мастер снимает шляпу, когда встречаешься с ним на улице в воскресенье. Потом начинают ходить слухи о безработице. Думаешь, что тебя это не коснется.

Но вот однажды приходишь за получкой и вдруг получаешь синий листок расчета. «Послушайте, мистер, – говоришь кассиру, – ведь я же здесь двадцать лет работаю». «Я делаю то, что мне прикажут», – говорит тот. И маленькое окошечко в кассе захлопывается…»

Мать вспоминала о старшем сыне. С таким сыном родители могли не бояться старости. Веселый, ростом выше отца, он подхватил мать, как перышко, когда они прощались в 1943 году. «Меня не убьют, мама. Видишь, какой я сильный». А теперь вот лежит под Шербургом, во Франции. Сына, может быть, и не уволили бы с работы. Ведь увольняли в первую очередь тех, кто старше сорока пяти лет. На заводских воротах так и было написано: «Рабочие старше сорока пяти лет не принимаются».

Вот и отец оказался уволенным, хотя он еще очень крепкий. Что же, если человеку исполнилось сорок пять лет, – значит, нужно умирать? – Мать посмотрела на лицо девочки. Только она и осталась у нее. Да еще Томми. Но где же он?

А Томми думал о другом. На рекламном плакате мальчик прочел: «Пейте кленовый сок. Полезно, питательно, вкусно!»

Последний раз они ели вчера. Одна женщина дала им пачку яичного порошка. Но это было вечером, а теперь уже середина дня. Томми вспомнил о том, как он пил кленовый сок у деда на ферме. На дереве они нарезали желобки и собирали сок в ведра. Потом дед варил его в большом чане. Когда варка кончалась, Томми брал ковш и пил густую янтарную массу.

Как давно всё это было! Томми пожалел, что пил тогда кленовый сок без хлеба. Сейчас он мазал бы его на хлеб. Мальчик шел всё медленнее и медленнее.

– Томми! – донесся издалека голос матери.

Мальчик посмотрел вперед. Отец и мать остановились на дороге. Отец стоял согнувшись, а мать, наоборот, откинулась назад: ей тяжело нести Розу.

Томми прибавил шаг. Он слишком устал. Если бы поесть чего-нибудь, то, конечно, можно итти быстрее. А сейчас его ноги в стоптанных ботинках переступали медленно.

Мать с жалостью смотрела на приближающуюся фигурку мальчика.

– Ты очень хочешь есть? – спросила она.

Томми выпрямился. Он откинул назад голову и облизал потрескавшиеся губы.

– Поел бы. Но не сейчас. Еще рано. Может быть, вечером что-нибудь достанем.

Мать переложила спящую Розу на другую руку.

– Хорошо бы дать ей попить, Джуд, – сказала она, обращаясь к отцу.

Отец молча обвел взглядом степь: кругом была только выжженная солнцем трава.

– Ну, пойдемте, – мать посмотрела вперед. – Вон там, кажется, какая-то ферма. Только не отставай, Томми.

Мальчик кивнул, и они снова пустились в путь. Через некоторое время мать начала отставать от отца. Томми шел медленнее всех, и вскоре между ним и родителями снова оказалось большое расстояние.

Так они шли довольно долго, пока слева, за дорогой, не начались отгороженные колючей проволокой бесконечные поля картофеля, уходящие к горизонту. Картофель был уже убран, и только редкие ветви высохшей ботвы лежали на бороздах.

– Большая ферма, – произнес отец.

Мать не ответила. Она думала о том, что на такой ферме, пожалуй, не дадут ничего.

Томми нагнал их.

– Папа, – предложил он, – я подлезу под проволоку и посмотрю, может быть, там осталось немного картофеля в земле.

– Не надо, – покачал головой отец. – Мы придем на ферму и спросим, нет ли какой-нибудь работы.

Мать вздохнула. Сколько раз они уже спрашивали! Но работы всё нет и нет.

Томми тоже вздохнул. Он думал о крупном белом картофеле, горячем и дымящемся. Роза уже два раза просила есть, и теперь мать отдала ей последний кусок желтой массы, которую она приготовила вчера из яичного порошка.

Прошли еще около трех километров. За поворотом дороги показалась ферма – три высоких силосных башни, окрашенных белой краской, несколько длинных, с покатыми крышами амбаров и барок, где живут рабочие.

Солнце начало уже склоняться к горизонту, стало не так жарко.

Томми вдруг остановился.

– Папа, посмотри, сколько картофеля, – сказал он тихо, почти шопотом.

Все трое остановились. Прямо перед ними, за колючей проволокой, возвышалось несколько огромных груд картофеля. Каждая была метра два высотой.

Сколько еды! Они молча смотрели на это богатство. В глубине двора несколько рабочих согнувшись убирали какие-то шланги. Увидев стоявших за оградой людей, один из них выпрямился и что-то крикнул.

– Скажи им, что нам ничего не надо, – сказал отец матери. – Нам бы только напиться воды. Мы не нищие.

– Конечно, конечно, – сказала мать. – Не беспокойся, я только попрошу воды. – Мать сделала несколько шагов вдоль ограды по направлению к рабочим.

– Не найдется ли у вас немного воды? – попросила она.

– У нас тут ничего нет, – ответил один из рабочих, – даже воды нет. Ее привозят с другой фермы.

– Мистер, – обратился к нему отец, – может быть, здесь есть какая-нибудь работа? Нам бы только немного картофеля. Я хороший механик, и весь инструмент здесь. – Отец кивнул головой, показывая на мешок за плечами. – Денег не надо.

– Немного картофеля? – повторил рабочий и, видимо, хотел еще что-то сказать, но в этот момент из глубины двора раздался властный окрик: «Эй, кто там!»

– Хозяин идет, – прошептал рабочий.

К ним приближался небольшого роста мужчина с выдающейся вперед челюстью и красным лицом. Глаза его смотрели недружелюбно.

– Что вам надо? – спросил он прохожих.

– Нет ли у вас работы? – сказала мать. – Мы поработали бы за мешок картофеля.

– У меня ничего нет, – ответил мужчина. – И не задерживайтесь здесь. Проходите!

– Пойдемте, – не выдержал отец. Он повернулся и быстро зашагал по дороге. Мать и сын пошли вслед за ним.

– Кушать хочу, – плакала Роза.

– Ну, сейчас, сейчас, – говорила мать. – Скоро мы придем на место.

– Эй вы! – крикнул вдогонку хозяин фермы. – Вы здесь на ночь не останавливайтесь. Это не разрешается. Там, впереди, через три километра, есть лагерь безработных. А здесь я на ночь выпускаю собак.

Три фигуры уходили всё дальше. Томми несколько раз оглядывался: если бы им позволили взять хоть немного картофеля! Они дошли до лагеря, когда уже начиналась ночь. Собственно, это и не был лагерь. Просто возле дороги проходила широкая, защищенная от ветра лощина с маленьким ручейком посредине. Там было удобно развести костер, и кое-кто из собравшихся уже сделал это.

Те, у кого не было пищи, садились вместе и устраивали один большой огонь. А те, у которых нашлось что поесть, располагались отдельно. Не от жадности, нет. Просто, если у человека осталось немного бобов, то ведь и своим детям надо было дать есть каждый день. Этим всех голодных не накормишь, – их на дороге тысячи.

Отец, мать и Томми опустились на землю, невдалеке от большого общего костра. В первый момент ни у кого не было сил что-нибудь сделать. Томми всё время думал о картофеле. Его начало тошнить от голода, и он с трудом сдерживал слезы. Отец сидел, опустив голову. Мать, посадив Розу на землю, отдыхала.

– Кушать… – вновь протянула Роза.

– Да уймись ты! – воскликнула мать, одергивая на ней платье. – Ты попробовал бы выменять на еду что-нибудь из своих инструментов. Всё равно без дела носишь, – сказала она отцу.

Томми с удивлением посмотрел на мать. В первый раз она так говорила с отцом. Инструменты – это было единственное, что у них осталось. Томми ожидал, что отец вспылит, но он опустил голову еще ниже и тихо сказал:

– Ничего не сделаешь…

Он медленно развязал мешок и стал рыться в нем. Потом вынул разводной гаечный ключ и повертел его в руках.

Наконец он встал и, сгорбившись, пошел к большому костру. Мать и дети молча смотрели ему вслед.

Отец долго не возвращался. Он стоял у костра, освещенный снизу красными отблесками. Люди возле костра шумели.

Наконец отец пошел обратно.

Было уже темно, но мать и дети видели, что в руках у него тот же гаечный ключ. Томми почувствовал, как теплый комок подступает к горлу. Мальчик отвернулся, стараясь не выдать своих слез.

Отец подошел.

– Там хорошие люди, – сказал он. И мать вдруг увидела, что лицо у него радостное и смущенное. – Приглашают нас к костру. У них есть картофель.

– Что ты говоришь?!. – сказала мать. – Бывают же такие люди! – Томми показалось, что в голосе у нее прозвучало что-то похожее на слезы. Она встала и взяла Розу на руки.

– Томми, заправь рубашку!

Возле костра распоряжался маленького роста черноволосый мужчина с мелкими чертами подвижного улыбающегося лица. Он шумно приветствовал мать.

– Садитесь, садитесь, места всем хватит! Картофеля тоже. Эй, длинноногий, подбери свои ходули!

– Ничего, ничего, – говорила мать. – Мы как-нибудь устроимся.

Люди вокруг костра (их было человек десять) потеснились и дали место вновь прибывшим.

– Берите картофель из этой кучи. У вас есть котелок? Вешайте его на палку!

– Не стесняйтесь, – говорил черноволосый. – Нам этот картофель ничего не стоил. Мы его «одолжили» на соседней ферме.

При слове «одолжили» люди вокруг костра засмеялись, и Томми понял, что они просто сами взяли картофель.

Один котелок поспевал за другим; черноволосый раздавал горячие крупные картофелины сначала детям, потом взрослым. На газету он насыпал соли, и все макали туда свои куски. Томми думал, что ему никогда не наесться. Он давился, обжигался и брал у черноволосого всё новые и новые порции Отец ел медленно, с достоинством. Мать сначала накормила Розу, а потом и сама съела несколько штук.

Картофель кончился. Мужчины закурили, делясь между собой табаком.

– Пойдем вымоем котелки, – сказала мать. Томми поднялся, они собрали котелки и пошли в темноту, к ручейку.

– Надо бы сходить еще за картофелем на утро, – сказал кто-то у костра.

– Сейчас ничего не выйдет, – ответил черноволосый. – Его уже собрали в кучи. Этот мы набрали раньше, еще на поле. А теперь там, наверно, охрана.

Когда Томми с матерью вернулись к костру, люди лежали, глядя на огонь. В зубах у мужчин поблескивали самодельные сигареты. Роза уже спала, свернувшись клубком на разостланном отцом одеяле.

– Да… найдешь ты там работу, – говорил черноволосый, продолжая разговор. – Это только говорят, что в Калифорнии есть работа. А на самом деле там не лучше, чем здесь. Тысячи людей ходят по дорогам.

– Что же делать? – сказал отец. – Человеку надо на что-нибудь надеяться.

– Может быть, безработица скоро кончится? – выразил надежду кто-то.

– Да, кончится… – мрачно проговорил черноволосый. – В 1929 году, когда началась безработица, мне отец всё говорил: «Скоро она кончится». Говорил, говорил, да так и умер от голода. А я вот с тех пор почти не вырос.

Томми подумал о себе: неужели и он будет таким маленьким? Нет, этого не может быть!

Но сегодня он целый день не ел и, наверное, совсем не рос. И завтра нечего будет есть.

– Так что же делать? – сказал отец.

– Что делать? – ответил взволнованный голос. – Отобрать у них все фабрики и заводы! Тогда безработица кончится.

– Так только коммунисты делают, – произнес черноволосый.

– Никогда не видел ни одного коммуниста, – ответил тот же голос. – Хотелось бы посмотреть. Наверное, хорошие ребята.

– Они уничтожают всё, – твердил черноволосый. – Они не признают семьи…

– Да, – неожиданно вступил в разговор мужчина в старом свитере и армейских пехотных брюках, – коммунисты уничтожают всё, – так пишут газеты. Я тоже коммунист. И мой друг коммунист. – Он показал на лежавшего рядом добродушного худощавого негра в старой солдатской форме и с ленточкой «За храбрость».

– Нет, ты в самом деле коммунист? – недоверчиво спросил черноволосый.

– Конечно, в самом деле. Вот у меня и бомба в кармане.

Вокруг костра прошел смешок.

– В газетах такие ужасы пишут про Россию и про коммунистов, что не знаешь, чему и верить, – сказал отец.

– А вот чему верить, – снова заговорил тот, кто назвал себя коммунистом. – Я разговаривал с одним парнем, который читает нашу рабочую газету. Он мне рассказывал, что в России сейчас идет большое строительство. Там людей просто нарасхват берут. На одной Волге сооружают две таких электростанции, каких нет во всем мире. Их дети даже и не знают, что означает слово «безработица».

– Волга – это русская река, – сказал черноволосый. – Там они Гитлера разбили.

Томми лежал на спине и думал о России. Она представлялась ему страной вечного снега. В этом снегу русские строили электростанцию. Там была работа и за нее платили.

– Ну, спасибо, – сказала мать. – Надо укладываться спать.

Когда разложили одеяло, Томми лег рядом с отцом.

– Папа, – спросил он, – а правда, я не вырасту, если не буду есть?

– Ничего, сынок, – ответил отец. – Безработица скоро кончится.

Томми вспомнил, как черноволосый рассказывал о своем отце, который так же говорил, а потом умер от голода. Мысль о том, что его отец может умереть, была невыносима.

– Папа, ты можешь умереть от голода?

– Нет, сынок. До этого еще далеко. Спи.

Он положил свою большую тяжелую руку на плечо Томми и прижал мальчика к себе. Кругом тоже укладывались люди. Костер затушили.

Некоторое время то в той, то в другой стороне слышались разговоры. Иногда огонек сигареты вырывал из темноты чье-нибудь исхудавшее лицо. Наконец стало тихо. Лагерь уснул. Только с дороги доносилось шуршание автомобильных шин.

Томми не спалось. Мальчик думал о том, что утром Роза опять будет просить есть и он сам будет голоден. Томми снова вспомнил об огромных грудах картофеля на ферме. Осторожно освободившись от тяжелой руки отца, он сел и осмотрелся.

В лощине все спали. То здесь, то там слышалось тяжелое дыхание уставших людей. Направо темнела дорога.

Томми поднялся и тихонько вытащил из-под одеяла сложенный вчетверо мешок – один из трех мешков, которые у них были. Проверил, в кармане ли его ножик. Потом, крадучись, отошел от отца и, спотыкаясь о кочки, поднялся на дорогу.

Вправо и влево простиралось темное полотно бетона. Здесь, наверху, было холодно, и Томми почувствовал, как хорошо было под теплой рукой отца.

Одеяло, на котором мальчик спал, показалось домом, где он, хотя бы и временно, был защищен от невзгод.

А сейчас Томми стоял один на темной дороге. Ему захотелось вернуться, но он поборол в себе это желание и двинулся вперед.

Итти было далеко, около трех километров. Сначала Томми шел почти наощупь, поворачивая налево или направо, когда ноги чувствовали, что он сошел с бетонного полотна на придорожный гравий. Потом глаза привыкли к темноте, и мальчик зашагал увереннее.

Ночь была полна звуков. То вдруг раздавался резкий звон цикад, то проскакивал через дорогу заяц, то пугающе кричала какая-то птица. Чем дальше мальчик отходил от лагеря, тем ему становилось страшнее.

Вдали показался маленький огонек и стал быстро приближаться. Томми остановился, не понимая, что это. Огонек увеличивался, слепил мальчику глаза. Томми отошел в сторону и прежде чем понял, что́ это такое, огромный черный автомобиль с одной зажженной фарой промчался мимо него, едва не задев мальчика передним крылом. После ослепительного света наступила полная темнота, и изо всех ощущений у Томми остался только запах горького дыма и бензина.

Некоторое время мальчик стоял, ничего не видя, потом неуверенно двинулся дальше. Глаза его снова начали привыкать к темноте, и дорога стала смутно вырисовываться во мраке.

От быстрой ходьбы Томми согрелся, итти было легко и приятно. Ноги как будто сами несли его. Томми подумал, что скоро дойдет до фермы. Он не станет красть, нет. Отец никогда не простил бы ему этого. Томми вспомнил, как он поморщился, когда черноволосый сказал «одолжили». Томми не возьмет картофеля тайком. Он попросит его у хозяина.

Мальчик шел уже много времени и начал напряженно вглядываться в темноту, чтобы не пропустить ферму. Вдали снова показался огонек. Теперь Томми знал, что делать. Он сошел с дороги и отвернулся в сторону, чтобы свет фар не ослепил его. Автомобиль пронесся мимо, и в быстро мелькнувшей полосе света мальчик увидел столбы изгороди. Это была ферма.

Томми дошел до ворот, сел на корточки и прислушался. Ни звука не доносилось с фермы. Казалось, там всё вымерло. Окна барака, в котором жили рабочие, не были освещены. Горы картофеля темнели совсем рядом на фоне белых силосных башен. Томми хотел было войти во двор, но вдруг вспомнил про собак, о которых говорил хозяин, и не решился подлезть под проволоку.

Некоторое время мальчик прислушивался, но ночь отвечала ему только шорохом ветра в траве. Внезапно рядом послышался легкий шум. Томми в страхе обернулся. Серая тень мелькнула возле него – заяц! Зверек прыгнул сквозь редкую проволочную изгородь и остановился во дворе фермы. Мальчик пошарил рукой по земле, нащупал камешек и швырнул им в зайца. Зверек подпрыгнул и со страху метнулся на кучу картофеля. Послышался стук, несколько картофелин скатилось вниз. Во дворе попрежнему было тихо. Не тявкнула ни одна собака. Тогда с бьющимся сердцем Томми подлез под проволоку.

Он подошел к дому и осторожно постучал в дверь. Никто не отвечал.

Томми постучал сильнее. За дверью послышалось ворчанье, и вдруг мальчик услышал злобный лай. Запертая внутри собака бросилась на дверь.

«Неужели в доме никого нет?» – подумал Томми. Он отошел от двери и постучал в закрытые ставни. Только собака лаяла в ответ. Мальчик начал стучать громче и наконец забарабанил изо всех сил.

Неожиданно окно отворилось. В глубине комнаты кто-то, чиркая спичкой, зажигал керосиновый фонарь. Томми перестал стучать. Потом одна из ставен резким толчком откинулась в сторону, и мальчик увидел заспанное и помятое лицо человека, который сегодня так грубо отказал им в работе. С минуту они смотрели друг на друга молча, потом хозяин хриплым голосом спросил:

– В чем дело? Чего ты стучишь?

Путаясь и краснея, Томми попросил у него картофеля, хотя бы совсем немного. Его отец отработает… Даже он сам может отработать…

Хозяин молча поставил фонарь на подоконник. Лицо его выражало недоумение. Казалось, он никак не мог понять, что нужно мальчику. Потом вдруг шумно вздохнул, и до Томми донесся запах виски. Хозяин был пьян.

– Что ты хочешь? – снова спросил он.

– Картофеля, мистер, немного картофеля, – повторил мальчик, отступая. Он не любил и боялся пьяных. Отец никогда не бывал таким. Внезапно Томми подумал о том, что он здесь один, ночью, на чужой ферме. Мальчику стало страшно.

Но хозяин, повидимому, не имел никаких враждебных намерений. Он помолчал еще с минуту, о чем-то размышляя.

Наконец губы его раздвинулись в пьяной улыбке.

– Ты хочешь картофеля? Постой, я запру собаку.

Он исчез в глубине комнаты. Некоторое время оттуда слышалось рычанье и какая-то возня. Наконец дверь отворилась, и на пороге появился хозяин с фонарем в руке.

– У тебя есть мешок? – спросил он.

– Есть! – обрадованно воскликнул Томми. – Вот! – и мальчик показал свой мешок.

Хозяин, бормоча что-то про себя, спустился с крыльца и, покачиваясь, пошел к грудам картофеля. Томми следовал за ним.

– Давай мешок! – сказал хозяин. Он взял мешок, резко повернулся к куче и, не рассчитав движения, едва не упал на картофель.

– Я тебе дам сколько угодно картофеля, – говорил он. – Бери сколько хочешь. Хоть всю кучу. – Он раскрыл мешок. – Бросай сюда!

Томми не заставил себя подгонять. Он присел на колени и дрожащими руками стал быстро бросать картофель в мешок. Неприятный, тяжелый запах ударил ему в нос. Через несколько минут мешок наполнился.

– Хватит, мистер, – остановился Томми. Он знал, что больше ему не унести.

– Бери больше! – воскликнул хозяин. – Мне не жалко. Бери хоть всё!

– Спасибо, мистер, – сказал Томми. – Отец будет вам очень благодарен.

– Благодарен? – переспросил хозяин и рассмеялся, но неожиданно оборвал смех и бросил мешок.

– Не хочешь больше брать – не надо. Теперь уходи, а я пойду спать.

Он повернулся и, шатаясь, пошел прочь. «Благодарен… – повторял он про себя. – Благодарен…» У самого крыльца он оглянулся и крикнул:

– Передай привет отцу и всем бродягам там, в лагере!

Снова зарычала собака, хлопнула дверь, и всё стихло.

Томми еще раз крикнул: «Спасибо, мистер!» – и схватил мешок. Он оказался очень тяжелым. Чувствуя, как кровь приливает к лицу, мальчик понес мешок к изгороди, перелез через нее сам и протащил свой груз под проволокой.

Он не прошел и десяти шагов, как понял, что если не поднимет мешок на спину, то не сможет добраться до лагеря. Тогда Томми попробовал забросить мешок на спину. Но груз был слишком тяжел: покачнувшись, мальчик чуть не упал.

Томми присел на дорогу и задумался. Потом вынул из кармана веревку и разрезал ее пополам. Одним куском он крепко затянул верх мешка. Затем, ровно распределив груз на две части и перевязав мешок посредине, мальчик подлез под него и с усилием встал на ноги. Нести картофель таким способом было удобнее и не так тяжело.

Томми прошел, наверно, с полкилометра, когда почувствовал, что страшно устал. Правое плечо, на котором он нес мешок, начало болеть.

Несмотря на прохладную ночь, ему было жарко, и пот струился по лицу. Свешивающийся впереди мешок давил на грудь, стало трудно дышать. Плечо болело всё сильнее. Томми решил отдохнуть.

Мальчик сошел с дороги, сбросил мешок на землю и растянулся возле него. Плечо гудело от усталости. Лежать было необыкновенно приятно.

Томми пролежал минут десять, наслаждаясь отдыхом и глядя в небо. Потом снова подлез под мешок, взял его на другое плечо и двинулся дальше.

Теперь он шел медленнее. Казалось, мешок тяжелел с каждым шагом. А Томми думал о том, как принесет картофель в лагерь, как соберутся люди и все будут рады. Они снова будут сидеть у костра, есть горячие картофелины и разговаривать.

Меньше чем через километр мальчик опять вынужден был отдохнуть. Потом, пройдя метров триста, полежал еще раз. Он начал считать шаги. Плечи и спина болели нестерпимо. Руками Томми старался отталкивать мешок от груди, чтобы легче было дышать, но и руки тоже устали. Он весь вспотел и покрылся пылью.

С каждым шагом итти было всё тяжелее.

Теперь мальчик уже не думал о том, что скажут в лагере. Всё исчезло, осталась только одна мысль – донести мешок. Больше всего ему хотелось лечь и лежать неподвижно, но Томми знал, что надо торопиться. Небо на востоке начало светлеть.

Голова у Томми кружилась от усталости, в горле пересохло. Мальчику стало казаться, что он никогда не дойдет до лагеря. Он шел, падал, поднимался и снова шел.

Лагерь показался, когда мальчик уже решил, что ему не донести мешка. Слева, в лощине, возле погашенных костров спали, скорчившись, люди.

Напрягая последние силы, Томми спустился вниз, подошел к отцу, осторожно опустил мешок на землю и сам свалился рядом с ним.

Он победил! Он донес мешок! Мальчик прижался к отцу и заснул крепким, без сновидений сном.

Когда он проснулся, солнце стояло высоко в небе. Все уже встали. Мать умывала Розу возле ручья. Отец стоял с несколькими мужчинами. Они смотрели на что-то, лежавшее на земле.

«Мой картофель», – подумал Томми и встал. Спина, плечи, руки – всё болело нестерпимо. Но мальчик был счастлив. Он, маленький и слабый, принес этим людям пищу.

Широко улыбаясь, Томми зашагал к мужчинам.

– Папа! – закричал он. – Я его не украл, мне дали.

Мужчины повернулись к мальчику. На земле лежал его мешок, но картофель…

Томми не верил своим глазам. Клубни были странного синего цвета, покрытые какой-то слизью.

– Папа, что это? – спросил в ужасе Томми.

– Они отравили картофель, сынок, – ответил отец. – Облили какой-то жидкостью, чтобы нельзя было есть.

Томми нагнулся и взял одну картофелину в руки. Она расползлась синеватой, противной на ощупь массой. Только самая сердцевина была еще крепкой, но и она уже окрасилась в синий цвет.

– Это, наверно, стоило не мало денег – отравить столько картофеля, – сказал черноволосый.

– Папа, зачем они это сделали?

– Сейчас стоит низкая цена на картофель, – ответил за отца тот, кто называл себя коммунистом. – Нет покупателей, вот хозяева и отравили его, чтобы не досталось людям.

– Значит, этот картофель нельзя есть? – спросил Томми дрожащим голосом.

– Нельзя, – ответил черноволосый. – Я знаю эту штуку. Так часто делают, когда хотят поднять цены.

Томми повернулся и пошел в сторону. Всё было напрасно: и страх, и усталость, и труды целой ночи. Им опять нечего есть. Мальчик лег на траву лицом к земле. Рыдания сотрясали его маленькое тело.

Мужчины подошли к Томми и сели кругом.

– Не ночью надо брать, – сказал коммунист. – И не просить. Открыто прийти и взять то, что принадлежит народу.

– И мы возьмем! – воскликнул отец поднимаясь. – Клянусь, мы сделаем так, как сделали рабочие в России!