Текст книги "Президент Линкольн: охотник на вампиров"
Автор книги: Сет Грэм-Смит
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 20 страниц)
– Не могу даже представить, каково тебе пришлось, – сказал Генри. – На твоих плечах – ответственность за целую нацию. Бремя войны. А теперь и новая тяжесть: ты похоронил еще одного сына.
Эйб сидел рядом с камином. Старый топор висел над очагом.
– Зачем ты явился, Генри? Чтобы лишний раз напомнить о моих злоключениях? В таком случае смею тебя уверить: я прекрасно о них осведомлен.
– Я пришел выразить старому другу соболезнования и предложить тебе вы…
– Нет! – Эйб захлебнулся криком. – Не желаю слушать! Не позволю тебе снова меня терзать!
– Я пришел не затем, чтобы терзать тебя.
– Тогда зачем, Генри? Ответь, зачем ты пришел? Решил полюбоваться на мои мучения? Поглядеть, как у меня по щекам текут слезы? Вот, смотри! Доволен?
– Авраам…
Эйб встал.
– Генри, всю жизнь я выполняю твои поручения! Всю жизнь! И что? Разве я счастлив от этого? Все, кого я любил, пали жертвами твоих собратьев! Я все тебе отдал. А что взамен?
– Моя вечная преданность, защита от…
– Смерть! – вскричал Эйб. – Ты подарил мне смерть!
Он бросил взгляд на топор над камином.
Все, кого я любил…
– Авраам, не поддавайся отчаянию. Вспомни мать, вспомни, что она шептала тебе перед смертью.
– Не заговаривай мне зубы, Генри! И не надо притворяться, что тебе есть дело до моих страданий! Ты думаешь только о собственном деле! О своей войне! Да что ты знаешь о потерях?
Теперь поднялся и Генри.
– Авраам, я триста летоплакивал жену и ребенка! Оплакивал жизнь, которую у меня украли, тысячи привязанностей, которые стерло время! Ты понятия не имеешь, на что я пошел, лишь бы защитить тебя! Понятия не имеешь, как я стра…
Вампир взял себя в руки.
– Нет, – сказал он наконец. – Нет, так нельзя. Мы слишком далеко зашли. – Генри взял плащ и шляпу. – Я скорблю о твоей потере. Мое предложение остается в силе. Если решишь, что Уилли лучше оставаться в гробу, – да будет так.
Когда он произнес имя Уилли, у меня помутился рассудок. От бесстрастных слов Генри я впал в ярость, схватил топор со стены и с воплем нанес удар. Я промахнулся всего на дюйм, разрубил часы на каминной полке. Тогда я выпрямился и снова замахнулся, но Генри перепрыгнул прямо через обух. У нас за спиной распахнулась дверь: в кабинет ворвались двое вампиров из «троицы». Увидев нас, они нерешительно замерли, не зная, к кому бросаться на подмогу. Леймон не терзался подобными вопросами. Он влетел в кабинет, немедленно вытащил револьвер и прицелился в Генри, но выстрелить не успел: ему помешал один из вампиров.
Генри стоял в центре комнаты, опустив руки. Я снова бросился на него, вскидывая на бегу топор. Генри и глазом не моргнул. Он перехватил рукоять топора, который я собирался обрушить ему на голову, переломил ее пополам и отбросил на пол. Я кинулся на него с кулаками, но он схватил меня за руки и выкрутил их так, что я упал на колени. Генри, не отпуская, опустился сзади и прижал клыки к моей шее.
«Нет!» – Леймон бросился к нам.
Его удержали вампиры. Я чувствовал, как по моей коже скользят две острейшие бритвы.
«Давай!» – заорал я.
Покой в жизни наступает только с ее концом…
«Давай, ну пожалуйста!»
Он вонзил клыки мне в шею, и я почувствовал, как по коже стекают тонкие струйки крови. Я закрыл глаза и приготовился к свиданию с неизведанным, к новой встрече с моими любимыми мальчиками… Но этому было не суждено сбыться.
Генри отпустил меня.
«Некоторые люди представляют слишком большой интерес, чтобы их убивать, Авраам».
Он встал на ноги, снова взял плащ и шляпу, а потом вышел за дверь, прямо к трем охранникам, сердца у которых бились быстрее моего.
– Генри…
Он обернулся.
– Я доведу войну до конца… Но я не желаю видеть больше ни одного вампира в своей жизни.
Генри слегка поклонился:
– Господин президент…
С этими словами он исчез.
Больше Эйб никогда в жизни его не увидит.
Глава 12
«Заморим их голодом»
Мы искренне надеемся, мы истово молимся, чтобы война, эта тяжкая беда, поскорее прошла. Но если Богу угодно, чтобы она продолжалась… пока каждая капля крови, выбитая кнутом, не будет отплачена другой каплей, из ран, нанесенных мечом, как было сказано три тысячи лет назад, так и сейчас должно быть сказано: «суды Господни истина, все праведны». [56]56
Пс. 18:10. (Прим. перев.)
[Закрыть]Линкольн, вторая инаугурационная речь4 марта 1865 г.
I
Вражеские войска наступали на Вашингтон, и Эйб решил наконец увидеть бой собственными глазами.
Одиннадцатого июля 1864 года, презрев уговоры личной охраны, Линкольн в одиночестве поскакал к форту Стивенс. [57]57
Сражение под фортом Стивенс – единственное в американской истории, в котором принимал участие действующий президент.
[Закрыть]Генерал Джубал А. Эрли собрал семнадцать тысяч конфедератов и повел их в дерзкое наступление на северные укрепления Вашингтона. Офицеры Союза встретили президента и препроводили его прямо в форт, за толстые каменные стены, где он мог бы наслаждаться безопасностью, расслабиться и пить прохладительные напитки.
Я приехал не затем, чтобы меня баловали, и не затем, чтобы от других слышать о ходе сражения. Я намеревался сам увидеть все ужасы войны, понять, что другие пережили за три долгих года, пока я отсиживался в теплом доме и наслаждался достатком. Офицеры всеми силами пытались отговорить меня, но все же я настоял на своем и через парапет наблюдал, как в соответствии с традициями ребята выстроились и принялись друг друга расстреливать. Я видел, как солдат разрывало [пушечными ядрами] и как они протыкали друг друга штыками.
Должно быть, мятежные стрелки в тот день, приметив Линкольна в цилиндре, сочли это неслыханной удачей. Всего за несколько минут мимо президента просвистели три пули. Каждый раз соратники Авраама в ужасе вздрагивали. Наконец, когда офицеру Союза, стоявшему рядом с ним, пуля попала в голову, Линкольн почувствовал, что кто-то дергает его за полу сюртука.
Первый лейтенант (и будущий судья Верховного суда) Оливер Уэнделл Холмс крикнул ему:
– Слезай, болван!
Эйб не послушался.
Он совершенно лишился страха смерти.
* * *
В Белом доме больше не осталось вампиров. Линкольн изгнал их после смерти Уилли и ссоры с Генри. Даже «троицу», самых умелых и преданных охранников, отправили обратно в Нью-Йорк.
Я спасу Союз, потому что он того заслуживает. Я защищу его в память о тех, кто строил его своей кровью и гением, ради грядущих поколений, которые заслужили свободу. Каждый свой горестный час я отдам борьбе за мир и победу. Но будь я проклят, если еще хоть раз взгляну на вампира.
За семьей Авраама присматривали теперь одни только смертные, а самого президента, по его собственному настоянию, охраняли все меньше. Каждый день он вводил новые ограничения для своих караульных, каждый день сокращал список комнат, куда им дозволено было входить. Невзирая на возражения Уорда Хилла Деймона, в хорошую погоду Эйб выезжал в открытой коляске, а после наступления темноты в полном одиночестве прогуливался от Белого дома до военного министерства. Позже Леймон писал в своих воспоминаниях:
Полагаю, дело было не только в бесстрашии. Мне кажется, он призывал смерть.
Запись в дневнике от 20 апреля 1862 года отражает фатализм Эйба:
На протяжении недели в Белом доме я встречаю тысячу незнакомцев. Должен ли я в каждом из них предполагать убийцу? Говоря откровенно, любой, кто решит пожертвовать жизнью ради того, чтобы убить меня, не встретит препятствий на своем пути. Значит ли это, что я должен запереться в железную коробку и дожидаться окончания войны? Если Господу угодно прибрать мою душу, он знает, где ее искать. Он волен сделать это когда пожелает и тем образом, каким сочтет необходимым.
Со временем, при помощи одной только силы воли, Эйб справится с унынием, как это бывало и раньше. Вскоре после смерти Уилли, когда давний друг Линкольна, Уильям Маккуллох, погибнет, сражаясь за Союз, Авраам напишет письмо его дочери. Слова утешения будут предназначены не столько осиротевшей девушке, сколько самому Линкольну:
Полное облегчение наступит только со временем. Сейчас невозможно представить, что когда-нибудь вам станет лучше. Ведь так? Но нет, вы снова будете счастливы. Это знание, без сомнения, истинное, немного уменьшит вашу боль в настоящем. Я на своем опыте знаю, о чем говорю. Вам нужно только поверить, и сразу же станет легче. Воспоминания о вашем дорогом отце вместо мучительной боли будут рождать сладкую грусть, чище и возвышеннее, чем вы когда-либо испытывали.
Эйб взял себя в руки и пытался жить дальше, а вот Мэри становилось все хуже.
IIОна не может заставить себя встать с постели долее чем на час. Не может ухаживать за Тэдом, который скорбит не только о брате, но и о матери. Порой сам вид ее рождает во мне злость. Мне стыдно, ведь она не виновата ни в приступах ярости, ни в том, что верит шарлатанам, которые утверждают, будто за деньги смогут «наладить сообщение» с нашими дорогими сыновьями. Она вынесла больше, чем должно пережить любой матери. Я опасаюсь, что Мэри навсегда утратила рассудок.
Эйб не желал напрямую общаться с Генри или с представителями Союза, однако он был достаточно умен, чтобы не отказываться от их помощи, необходимой для победы в войне. Нью-йоркский зал, где Линкольн впервые узнал о Союзе и планах северных вампиров, превратившись в зал военного совета, наполнился картами и исписанными мелом досками. Там появился даже телеграф. Союз наладил сообщение с европейскими вампирами, которые сочувствовали делу северян. Вампиры сражались, когда могли, и передавали разведке Белого дома сведения, которые им удавалось раздобыть. Всей секретной информацией занимался Сьюард. Он прочитывал все сообщения, сжигал их, а потом пересказывал сведения президенту. Вот что пишет Линкольн 10 июня 1862 г.:
Сегодня мне сообщили, что конфедераты передают пленников вампирам-южанам для пыток и казни. «Нам доложили, – сказал мне Сьюард, – что людей вешают вниз головой и растягивают между столбами. Два вампира берут пилу и медленно распиливают пленника пополам, начиная с [паха]. В это время третий вампир ложится прямо под несчастным и пьет кровь, которая стекает по его телу. Поскольку голова расположена ниже всего, мозг все время снабжается кислородом, и пленник остается в сознании, пока зубья пилы терзают его живот, а после и грудь. Остальных узников заставляют смотреть на казнь товарищей, а затем и самих обрекают на такую же участь».
На второе лето войны среди солдат Союза пошли слухи о южных «призраках» и «демонах», которые крадут людей прямо из палаток и пьют кровь. По вечерам, когда солдаты собирались у костра, они распевали излюбленную песенку:
От Флориды до Вирджинии он шумит по всей стране,
Ведь мятежник Джонни дал клятву сатане.
Теперь на север двинулся, змеей прокрался, гад,
Чтоб в огненную бездну тащить наших ребят.
Известен по крайней мере один случай, когда слухи привели к тому, что солдаты Союза расправились со своим сослуживцем. 5 июля 1862 года пятеро солдат из части, стоявшей неподалеку от плантации Беркли в Вирджинии, убили рядового Моргана Слосса.
Ночью они выволокли его из палатки и принялись бить, обвиняя в том, что он «демон-кровопийца». (Если бы парень и в самом деле оказался вампиром, он уж сумел бы получше за себя постоять.) Солдаты привязали его к коновязи и продолжили избивать палками и лопатами, требуя, чтобы он сознался. «Скажи, что ты демон-кровопийца, и мы тебя отпустим!» Наконец парень расплакался и стал умолять о прощении. Еще через четверть часа с его окровавленных губ сорвалось невнятное признание. Подозреваю, что мальчишка бы и Господом Богом назвался, пообещай они ему освобождение. Услышав признание, солдаты облили его маслом и сожгли заживо. Он наверняка испугался… Ничего не понимал… Когда я думаю об этом случае, у меня сжимаются кулаки. Если бы только каким-то чудом я мог оказаться там и вмешаться…
Эйба происшествие крайне обеспокоило – не только своей жестокостью. Это означало, что стратегия конфедератов приносит плоды.
Как мы можем надеяться одержать победу в войне, если наши солдаты начали убивать друг друга? Как нам одолеть противника, если скоро наши воины будут слишком перепуганы, чтобы сражаться? На каждого вампира-союзника приходится десять вампиров, выступающих на стороне врага. Как мне с ними бороться?
Как это часто случалось с Эйбом, ответ пришел во сне. Запись от 21 июля 1862 г.:
Я снова был ребенком и сидел на перекладине знакомого забора. Стоял прохладный облачный день. По Старой камберлендской дороге шли путники. Я увидел повозку, набитую неграми. Там было множество женщин разного возраста. Их запястья сковывали кандалы, все рабыни сидели прямо на полу повозки. Им не дали ни охапки сена, чтобы смягчить дорогу, ни одеяла, чтобы укрыться от зимнего ветра. Возницы, разумеется, восседали на подушках спереди и кутались в теплую одежду. Я встретился взглядом с самой младшей девочкой, кажется, моей ровесницей. Ей было лет пять или шесть. Мы смотрели друг на друга всего мгновение. Я хотел отвернуться, не в силах выносить выражение скорби на ее лице, но не смог: я знал, куда ее везут. Наступила ночь. Вместе с маленькой негритянкой (не знаю, каким образом) я оказался в просторном амбаре, освещенном изнутри факелами и висячими масляными лампами. Из темноты я наблюдал, как рабов выстроили в ряд. Все негры неотрывно смотрели себе под ноги. Я видел, как за спиной у каждого раба встал вампир. Девочка смотрела мне в глаза. К ее шее приблизились клыки, а на плечи опустились когтистые лапы. «Справедливости…» – молила она, по-прежнему глядя на меня.
Клыки впились в ее плоть.
Девочка закричала, я тоже – и проснулся.
* * *
На следующее утро Эйб созвал министров.
«Джентльмены, – начал я, – мы много раз говорили об истинной природе этой войны и о наших истинных врагах. Мы вели споры – неизменно дружеские – о том, как наилучшим образом оказать сопротивление. Мы ужасались умению врагов вселять ужас в сердца наших людей. Рискну сказать, что даже мы сами испытали этот ужас. Так продолжаться не может. Джентльмены, пусть враг убоится нас.
Лишим его тех работников, которые обрабатывают земли живых союзников, тех, кто строит гарнизоны и перевозит порох. Оставим врага без тех несчастных, которых растят на убой, будто скот, а потом ввергают во тьму. Джентльмены, давайте же заморим мерзавцев голодом – объявим рабов Юга свободными людьми!»
Вокруг стола раздались одобрительные голоса. Даже Сэлмон Чейз, так и не поверивший в существование вампиров, признал гениальность мысли Линкольна: необходимо было поразить самое сердце Юга. Сьюард же, хоть и присоединился к всеобщему одобрению, скромно высказал совет.
III[Он] сказал, что прокламацию стоит обнародовать сразу после победы, тогда никто не сможет сказать, что мы решились на этот шаг от безысходности.
«Что ж, – заключил я, – значит, нам нужна победа».
Семнадцатого сентября 1862 года войска Конфедерации и Союза встретились на реке Энтитем-крик неподалеку от города Шарпсберг, штат Мэриленд. Силы конфедератов возглавлял генерал Роберт Э. Ли, который до войны состоял в весьма теплых отношениях с президентом. Северян вел генерал Джордж Б. Макклелан, демократ, презиравший Линкольна всеми фибрами души. Эйб писал:
[Макклелан] считает меня буффоном. Он полагает, что не пристало мне командовать им, человеком превосходного воспитания и ума. Я бы не обращал внимания, если бы он выигрывал побольше сражений! Вместо этого он сидит в лагере и вообразил, что вся Потомакская армия – свора его телохранителей! Ему не хватает предусмотрительности: когда следует идти в атаку, он ждет; когда необходимо удержать позицию и сражаться – отступает. Такого я генералу простить не могу.
В среду, 17 сентября, в предрассветные часы армии Ли и Макклелана выжидали. Солдаты не подозревали, что им предстоит самый кровавый день в американской военной истории. С первыми лучами солнца с обеих сторон раздались артиллерийские залпы. Около часа противники обменивались снарядами. Зачастую запал должен был отсрочить взрыв, чтобы вражеских солдат осыпало раскаленной шрапнелью. Запись в дневнике солдата Союза Кристофа Нидерера [58]58
Собрание личных вещей и предметов быта времен Гражданской войны, Институт военной истории армии США.
[Закрыть](20-й Нью-йоркский пехотный полк, 6-й корпус) гласит:
Только я устроился поудобнее, как у меня над головой просвистел снаряд. Я чуть не оглох. Правой рукой я ощутил удар и увидел, что мундир запачкан чем-то белым. Я ощупал свою руку и возблагодарил Господа, что она осталась при мне. В этот самый момент я почувствовал, что лицо у меня в чем-то мокром. Это была кровь. Я поднял глаза и увидел, что солдату, сидевшему рядом (его звали Кесслер), снесло полголовы. Его мозги залепили лицо нашему соседу, Меркелю, так что он теперь почти ничего не видел. Такое могло произойти с любым из нас, так что никто особенно не испугался.
Когда умолкли пушки, солдатам Союза было приказано примкнуть штыки и выступать через поле к конфедератам, которые окопались в траншеях. Но среди высокой кукурузы затаилась артиллерийская батарея. Как только северяне подошли поближе, мятежники открыли огонь крупной картечью. Шарообразные пули сносили головы с плеч, отрывали наступающим руки и ноги. Лейтенант Себастьян Дункан-младший [59]59
Личные бумаги лейтенанта Дункана, Историческое общество Нью-Джерси.
[Закрыть](13-й пехотный полк Нью-Джерси, 12-й корпус) свидетельствует в письме:
У нас над головами засвистели шальные пули и снаряды. Вокруг загремели взрывы. Наступление наших рядов перегородили тела мертвых и раненых. Прямо перед нами я увидел парня: ему оторвало ногу. Другой был изранен градом осколков и кричал от боли.
Когда атака захлебнулась, поле представляло собой пустошь, сплошь покрытую трупами и телами умирающих. Раненых бросили на произвол судьбы, а сверху все сыпались снаряды – они наносили все новые раны и крошили уже оторванные части тел. Сражение продолжалось всего два часа.
В тот день на Энтитем-крик шесть тысяч человек расстанутся с жизнью. Еще двадцать тысяч будут ранены, зачастую – смертельно.
Ли в конце концов придется отступить. Но генерал Джордж Б. Макклелан, задействовав в сражении всего две трети сил, которые имелись в его распоряжении, попросту наблюдал, как южане, хромая, отправились в Вирджинию для перегруппировки. Этот факт неизменно поражает военных историков. Если бы Макклелан решил преследовать конфедератов, он мог бы нанести сокрушительный удар всему Югу и вскоре положить войне конец.
Эйб был вне себя.
– Черт побери! – заорал он на Стэнтона, когда узнал, что генерал не стал преследовать отступающих врагов. – Он причинил мне больше горя, чем любой из конфедератов!
Линкольн немедленно выехал в ставку Макклелана, расположенную в Шарпсберге.
* * *
На знаменитой фотографии Авраам Линкольн и Джордж Б. Макклелан сидят друг напротив друга в генеральском шатре в Шарпсберге. Мужчины напряжены и, похоже, чувствуют себя несколько неловко. Известно, что Эйб как бы невзначай обронил:
– Если вам не нужна армия, я с удовольствием ее позаимствую.
Однако история не сохранила свидетельства о том, что произошло за несколько минут до того, как была сделана злополучная фотография.
Я поприветствовал [Макклелана], пожал руки его офицерам, а затем попросил оставить нас с генералом наедине. Я опустил завесу на входе в шатер, снял шляпу, положил ее на низенький столик, оправил сюртук и обернулся к Макклелану.
«Генерал, – обратился я к нему, – я должен задать вам вопрос».
«Пожалуйста», – разрешил он.
Я сгреб его за воротник и притянул к себе, настолько близко, что его лицо оказалось всего в нескольких дюймах от моего носа.
«Покажите, а?»
«О чем вы, черт подери?»
Я притянул его еще ближе.
«Покажите клыки, генерал! Дайте-ка посмотреть!»
Макклелан силился вырваться, но его ноги не доставали до пола.
«Они же у вас наверняка есть. – Рукой я попытался открыть ему рот. – Разве смертный человек может желать продлить агонию войны? Давайте! Покажите ваши черные глаза! – Я яростно встряхнул его. – Давайте!»
«Я не… не понимаю…» – проговорил он наконец.
Генерал и впрямь растерялся. Я чувствовал его страх. Я отпустил его и устыдился, что вышел из себя.
«Да, – кивнул я. – Вижу, что не понимаете».
Я поправил сюртук и откинул завесу над входом.
«Идемте, – окликнул я генерала. – Пусть Гарднер [60]60
Гарднер – вашингтонский фотограф, снявший последний фотопортрет Линкольна.
[Закрыть]делает свою фотографию, и покончим с этим».
Через месяц президент освободил Макклелана от командования.
* * *
Эйб выехал из ставки в Шарпсберге и решил сам оценить последствия сражения. Увидев изуродованные, окоченевшие тела по берегам Энтитем-крик, президент не выдержал – слишком много боли накопилось в душе.
Я плакал, ведь каждый из этих мальчиков был Уилли. У любого из них остался отец, на которого, как и на меня, пало проклятие; и мать, которая рыдает, как и моя Мэри.
Эйб около часа просидел рядом с трупом одного из солдат. Президенту сказали, что снаряд разнес юноше голову.
Его затылок раскололся, большая часть кости и мозга отсутствовала, поэтому лицо мальчика покоилось на земле, словно опустевший мешок из-под зерна. Меня отталкивало это зрелище, но все же я не мог отвести глаз. Этот мальчик – безымянный мальчик – проснулся сентябрьским утром, еще не зная, что ему не суждено увидеть завтрашний рассвет. Он оделся, позавтракал. Храбро ринулся в бой. А потом погиб, и вся его жизнь обесценилась перед лицом единственной неудачи. Весь его опыт, прошлый и грядущий, окончился на незнакомом поле вдали от дома.
Я оплакиваю его родителей, братьев и сестер. Но по нему я не скорблю, ибо верю теперь в старую поговорку: «Лишь мертвые дождались конца войны».