Текст книги "Время моей Жизни"

Автор книги: Сесилия Ахерн

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

– Почему ее жизнь не ходит за ней по пятам, навязывая свою помощь? Отказывается признать очевидное? Ведь это все так невыносимо тяжело. – Я мотнула головой в сторону прихожей с разбросанными по полу детскими игрушками.

Он пожал плечами:

– Не знаю. Я не взаимодействую с жизнями других людей. Ты моя единственная забота.

– А тебе бы следовало взять пример с ее жизни. И не вмешиваться. Видишь, она просто ждет, пока ее подопечная сама справится и выбросит эту страницу из книги своей жизни.

– А мне выбросить страницу из твоей?

Я вздохнула.

– Ты правда так несчастлив?

Он кивнул и отвернулся. Скрипнул зубами, но справился с собой.

– Но я не понимаю, почему у тебя все так плохо. У меня ведь все отлично.

– Да ничего у тебя не отлично. – Он грустно покачал головой.

– Ну, может, я и не просыпаюсь со звонкой песней на устах… – я понизила голос, – но я и не делаю вид, что что-то существует, когда оно не существует. И наоборот.

– Ты уверена? – Он насмешливо хмыкнул. – Вот смотри. Если ты упадешь и сломаешь ногу, тебе будет больно, и ты пойдешь к врачу. Он сделает рентген, поднесет снимок к свету, и все увидят, что кость сломана. Так?

Я кивнула.

– Или у тебя заболит зуб, ты пойдешь к зубному, он заглянет тебе в рот, посветит лампочкой, увидит дырку, запломбирует канал. Так?

Я снова кивнула.

– Все это совершенно обыденные вещи в современном мире. Заболела – идешь к врачу, он прописывает антибиотики. Подавлена – идешь к психотерапевту, он, возможно, прописывает антидепрессанты. Появились седые волосы – идешь к парикмахеру, он тебе их закрашивает. Но в жизни… в жизни случаются ошибки, неудачи, однако ты просто продолжаешь жить. Верно? Никто не может заглянуть в твою жизнь так глубоко, чтобы понять, что там реально творится, – нет такого рентгена, чтобы сделать снимок твоей жизни. А то, что нельзя просветить, увидеть, зафиксировать, – то, по нынешним меркам, и не существует. Но вот он я, здесь. Я другая часть тебя. Рентгеновские лучи твоей жизни. Твое отражение в зеркале. Я тебе показываю, как ты страдаешь, как тебе плохо. Все это отражено во мне. Доступно объясняю?

Да, доступно. И это объясняет запах изо рта, потные ладони, кошмарную прическу. Я все обдумала, а потом сказала:

– Но это нечестно по отношению к тебе.

– Мне выпали такие карты. Теперь от меня зависит, сумею ли я удачно их разыграть. Понимаешь, я завязан в этом ровно так же, как и ты. Чем больше ты проявляешься, чем бодрее живешь, тем лучше я себя ощущаю. Ты собой довольна – я здоров.

– Значит, от меня зависит твое счастье?

– Я бы предпочел говорить «от нас». Я как Ватсон для Холмса или Винни-Пух для Кристофера Робина.

– Как рентген для сломанной ноги, – усмехнулась я, и он усмехнулся в ответ. Похоже, мы заключили перемирие.

– Ты говорила с родителями о том, что случилось? Уверен, они очень волновались.

– Ты же знаешь, что говорила.

– Я думаю, лучше, если мы с тобой будем обсуждать все так, словно я ничего не знаю.

– Не беспокойся, я вчера виделась с мамой и Райли. Ездила к нему домой. Наслаждались пакистанской кухней, а потом мама приготовила мне горячий шоколад – она так меня утешала, когда я в детстве разбивала нос или коленку.

– Звучит неплохо.

– Так оно и было.

– Но ты рассказала им, что произошло?

– Я сказала, что меня не было в офисе и все закончилось до моего возвращения.

– Почему?

– Не знаю. Не хотела, чтоб они переживали понапрасну.

– Какая же ты заботливая, – саркастически заметил он. – А ведь ты вовсе не их оберегала, а себя. Ты не хотела вдаваться в подробности, чтобы, не дай бог, не проявить свои чувства. Что, я не прав?

– Может быть, и прав. Ты очень сложно это формулируешь, по мне так все проще.

– У меня есть на этот счет одна теория. Сказать?

– Давай. – Я подперла рукой подбородок.

– Пару лет назад, когда Блейк, – он помедлил, – был тобою брошен…

Я улыбнулась.

– … ты начала врать всем подряд. А поскольку ты врала им, тебе уже было нетрудно врать и себе.

– Очень увлекательная теория, только не знаю, верная ли.

– Давай проверим ее. Как только ты перестанешь всем врать – что, кстати, гораздо тяжелее, чем ты думаешь, – ты начнешь узнавать о себе правду, что тоже гораздо тяжелее, чем ты думаешь.

Я устало потерла ноющий затылок, с тоской размышляя о том, как я угодила в этот переплет.

– И как же оно так выйдет?

– Ты позволишь мне проводить время с тобой.

– Давай. На выходных?

– Нет. Я имею в виду все время: я буду ходить с тобой на работу, встречаться с твоими друзьями и прочее.

– Нет, это невозможно.

– Почему?

– Да не могу я прийти с тобой на обед к родителям или на встречу с друзьями. Они решат, что я придурочная.

– Ты боишься, что они о тебе что-то узнают.

– Если моя жизнь, в смысле ты, сядет с ними за стол, они узнают практически все.

– Что в этом ужасного?

– Это личное. Мое, личное дело. Ты – в первую очередь. Люди не притаскивают на вечеринки свою жизнь.

– Полагаю, ты еще убедишься, что большинство тех, кого ты любишь, именно так и поступает. Но суть не в этом, а в том, чтобы мы начали действовать вместе.

– Я за, но только давай не будем вместе общаться с моими друзьями и семьей. Это пусть будет отдельно.

– Это и так отдельно. Никто из них ничего о тебе на самом деле не знает.

– В общем, этому не бывать.

Он не ответил.

– Ты намерен вторгаться куда считаешь нужным?

Он кивнул.

Я вздохнула:

– И знаешь что, я вру не всем подряд.

– Знаю. Не врешь по «неправильному номеру».

– Видишь? Странная история. Еще одна жалкая глупость с моей стороны.

– Не скажи. Иногда неправильный номер – и есть правильный.

Он улыбнулся.

Глава двенадцатая

Нашу совместную деятельность он хотел начать с того, чтобы посмотреть, как я живу. И кажется, надеялся, что тут-то ему и откроются все мои великие тайны. А я знала, что откроется лишь дверь в неприбранную студию и в нос ударит противный рыбный запах. Поэтому всячески отговаривала его от сегодняшнего визита. Каждый упорно стоял на своем, но наш спор прервала вернувшаяся из больницы Клэр. Она явно встревожилась, увидев меня с незнакомым типом у дверей своей квартиры, о чем-то препирающихся сидя на корточках. Я немедленно встала.

– Я его не впустила.

Она сразу смягчилась и посмотрела на него:

– Вы, наверное, решили, что это невежливо с моей стороны?

– Нет, вы абсолютно правы, – заверил ее Жизнь. – Я удивляюсь другому: как вы ее туда впустили.

Она улыбнулась:

– Я с радостью принимаю помощь от Люси.

– Как себя чувствует ваша мама? – спросил он.

Я поняла, он все еще меня проверяет. Проверку я выдержала – у Клэр все было написано на лице. Так притворяться никто бы не смог.

– Стабильно… пока что. А как Конор?

– М-м, он спит.

– Выпил бутылочку?

– Да.

Я вылила ее в раковину.

Она была очень довольна и, покопавшись у себя в сумке, достала деньги.

– Спасибо, что уделили нам свое время, это вам за хлопоты. – Она протянула мне пару банкнот.

Честно говоря, я готова была их взять. На самом деле готова. Себастиан нуждается в починке, а ковер в почистке, было бы очень недурно сходить наконец в парикмахерскую и для разнообразия купить еды, а не полуфабрикатов для микроволновки, – но под пристальным взглядом Жизни я ответила правильно:

– Нет, я не могу их взять, мне это было в радость. Правда.

Слова пришлось выпихивать силком, потому что они застревали в горле.

Наступил ответственный момент. Я вынула из кармана ключи, открыла дверь и преувеличенно-приветственным жестом пригласила его войти первым. Он радостно перешагнул порог, а я за ним, искренно надеясь, что, учуяв рыбьи ароматы, он воздержится от комментариев. Мистер Пэн вскочил и потянулся, а затем неспешно двинулся навстречу гостю, плавно, манерно вихляя бедрами, как отъявленный гей. Он оглядел мою Жизнь, поднял хвост и принялся выписывать восьмерки у его ног.

– У тебя кот есть. – Он присел и погладил Мистера Пэна, купавшегося в лучах неожиданного внимания.

– Знакомься – Мистер Пэн. Мистер Пэн, позволь тебе представить… как мне тебя называть?

– Жизнь.

– Я не могу представлять тебя людям как Жизнь, нам надо придумать тебе имя.

Он пожал плечами:

– Мне все равно.

– О'кей. Энджелберт.

– Нет, на Энджелберта я не согласен. – Он оглядел комнату, подошел к одной из многочисленных фотографий Джина Келли, потом к постеру «Поющих под дождем» на дверях ванной и предложил: – Зови меня Джин.

– Нет уж, на это я не согласна.

В моей жизни есть только один Джин, и этого вполне достаточно. И один Дон Локвуд, второму я сказала мне больше никогда не звонить.

– А как зовут другого парня? – Жизнь указал на постер.

– Дональд О'Коннор в том же фильме, он играет Космо Брауна.

Жизнь выпятил подбородок и сказал, подражая манере американских актеров пятидесятых годов:

– Лады, зови меня Космо.

– Ну что за бред. «Знакомьтесь, это Космо»? Космо-политен?

– Космо Жизнь, крошка.

– Хорошо, как хочешь. Давай я все тебе тут покажу. – Я встала у входной двери в позе стюардессы, объясняющей, как себя вести в экстренной ситуации. Повела рукой налево: – Обратите внимание, ванная. Чтобы воспользоваться ею, вам необходимо включить свет на кухне и оставить дверь нараспашку, потому что лампочка в ванной перегорела уже год назад. Справа кухня. – Энергичный взмах вправо. – Далее вы видите гостиную и спальню, для удобства объединенные друг с другом. Инструктаж окончен. – Я поклонилась. Чтобы все это лицезреть, ему достаточно было просто поводить глазами из стороны в сторону, даже головой вертеть не требовалось.

Он обозрел местность.

– Ну, как тебе?

– Рыбой пахнет. А что это такое на ковре?

Я вздохнула. Хоть бы минуту выждал из вежливости. Так нет, сразу подрывает основы моего существования.

– Это креветочный салат. Мистер Пэн, знаешь ли, опрокинул со стола и вляпался в него, а потом прогулялся по полу. Доступно излагаю?

– Вполне, но я имел в виду вот это. – Он указал на телефон, записанный маркером.

– А, это координаты компании, которая чистит ковры.

– Ну конечно, следовало бы догадаться. Не буду даже спрашивать, почему ты их записала именно там. Позвони им. – Он направился к буфету, обследовал все полки и ящики, а потом принялся энергично хрустеть печеньем, что меня возмутило, потому что я припасла его себе на ужин. – Ковер имеет жуткий вид, позвони срочно.

– Срочно!.. Для этого надо сначала взять отгул на работе. И вообще, это такая морока.

– Попроси их приехать в выходной. Если они откажутся, тоже не беда – очень велика вероятность, что завтра тебя уволят.

– Я думала, ты хочешь меня поддержать.

– А я думал, ты хочешь, чтобы тебя уволили.

– Да, но я надеялась получить выходное пособие, а не вылететь с работы за просто так, из-за того, что я всего лишь не знаю испанского.

– Вряд ли это можно назвать «всего лишь», учитывая, что ты их основной переводчик.

– Но ведь я владею остальными языками.

– О владычица, зато тебе неведом язык правды. – Он рассмеялся и сунул в рот целое печенье.

Я с отвращением посмотрела на него и буркнула:

– Проглот несчастный.

– Что это значит?

– Посмотри в своем компе, узнаешь.

– И посмотрю. – Он достал айфон. – А ты позвони насчет ковра, он непотребен. Его ни разу толком не чистили с тех пор, как ты сюда въехала, а возможно, и долгие годы до того, так что на нем и твои, и чужие волосы, ногти, кусочки шкуры и мяса, козявки. Питательная, короче, среда для бактерий – а ты с каждым вдохом запускаешь их в свои легкие.

Гадливо передернувшись, я протянула руку за его телефоном, но он крепко в него вцепился.

– Нет, это мой, ты по своему звони. А я посмотрю про проглота.

Я вздернула нос и позвонила в приемную, втайне надеясь, что меня соединят с Доном, но это оказался не он, а некий престарелый Роджер, с которым мы в две секунды условились на воскресенье. Я повесила трубку, весьма собой довольная. Вот, сделала полезное дельце. Зато Жизнь ничуть не был доволен.

– Ты чего?

– Проглот – «ненасытный обжора, обычно жирный»!

Я расхохоталась.

– Что я, по-твоему, жирный?

– Ну, ты себя малость запустил. Подтянуться бы не помешало.

– Это все по твоей милости.

– Да и вообще, не могу удержаться и не сказать пару слов о том, как ты выглядишь. Какой-то ты… грязный. Помойся, смени гардероб. У тебя есть другие вещи, кроме этих?

– Люси, я не участник проекта «Новый имидж». Не воображай, что, если меня переодеть, постричь и отполировать мне ногти, все само собой наладится. Это не поможет.

– А интимная эпиляция поможет?

– Ты говоришь пошлости. Мне стыдно, что я твоя жизнь. – Он захрустел печеньем и кивнул на кровать: – Здесь бывают посетители?

– Это, значит, не пошлость… Я не готова обсуждать с тобой такие вещи.

– Потому что я мужчина?

– Потому что… это вообще не важно. И потому что ты мужчина – тоже. Хоть я и не ханжа. – Я вздернула подбородок, а потом забралась на спинку дивана и села с ним рядом. – Хорошо. Ответ отрицательный, никого здесь не бывает, но это не значит, что совсем уж ничего не происходит и всякая активность окончательно заглохла.

– Гадость какая.

– Да не в этой кровати! – Я закатила глаза. – Я имею в виду – в жизни.

– Ну держись. – Он усмехнулся, взял рюкзак и достал свой айпад. – Кто тут у нас? Ага, Алекс Бакли, – прочел он. – Биржевой маклер, вы познакомились в баре, тебе понравился его галстук, а ему твои сиськи, хоть он и не сказал этого вслух. Точнее, сказал, но не тебе, а своему коллеге Тони, который ответил: «Ну так трахни ее». Прелестно. А тебе он сказал вот что. Цитирую: «У меня что-то с глазами, я не могу оторвать от вас взгляд». Конец цитаты. – Он насмешливо прогундосил: – И на это ты повелась?

– Нет. – Я вытащила перышко из подушки, и Мистер Пэн придвинулся поближе, готовый с ним поиграть. – Я повелась на коктейли, которыми он меня угощал. Как бы то ни было, он оказался ничего себе.

– Ты поехала к нему. – Он скривился. – Не думаю, что все это надо зачитывать. Бла-бла-бла, короче, ты смылась с утра, до завтрака. Это было десять месяцев назад.

– Вовсе не десять. – Я произвела мысленный подсчет. – Ну, не помню, в любом случае не десять.

– Но это так. Последний раз ты «участвовала в активной деятельности», – он насмешливо улыбнулся, – именно тогда.

– Заткнись, а? Представь себе, да, я разборчива в отношениях с мужчинами. И не ложусь в постель с первым встречным.

– Потому и выбрала Алекса Бакли.

Я засмеялась:

– Ты же знаешь, о чем я.

– Люси, «разборчива» – это слишком мягко сказано. – Он говорил уже серьезно. – Ты никого не подпускаешь на пушечный выстрел. Ты не освободилась от Блейка.

– Ты даже не представляешь, насколько я от него освободилась.

Возражение в духе обидчивого подростка.

– Нет. Если бы ты от него освободилась, тебе не пришлось бы накачиваться алкоголем, чтобы с кем-нибудь переспать. И ты не избегала бы всех и каждого, а легко знакомилась бы с новыми людьми.

– Позволь тебе заметить: ощущение собственной полноценности не зависит от того, встречаешься ли ты с мужчинами. Достаточно жить в согласии с собой. – Я едва не расхохоталась, когда это изрекла.

– «Всего превыше: верен будь себе»,[4]4
  Шекспир. Гамлет. Перевод Б. Пастернака.


[Закрыть] – покивал он, цитируя Полония. – Я с этим не спорю. Но если ты не можешь общаться с людьми, потому что живешь только воспоминаниями о прошлом, это уже проблема.

– А кто сказал, что это – моя проблема? Я всегда открыта для новых знакомств.

– Как насчет того парня в кафе, в прошлое воскресенье? Я тебе его практически на блюдечке подал, а ты его даже взглядом не удостоила. Цитирую: «Я как раз ухожу, встречаюсь со своим бойфрендом», – он очень похоже изобразил меня, – конец цитаты.

Я задохнулась от возмущения:

– Так это ты мне его подсунул?

– Я проверял, насколько все плохо.

– Я знала. Знала, знала. Он был нереальный красавец, таких в кафе не встретишь. Актер?

– Да никакой не актер. Ну пойми же, я просто синхронизировал ваши жизни. Сделал так, чтобы ваши пути пересеклись и что-нибудь произошло.

– А ничегошеньки не произошло, так что ты зря старался, – фыркнула я.

– Ошибаешься, кое-что произошло. Ты его отшила, и он вернулся к своей девушке, по которой очень скучал и жалел, что с ней расстался. Ты помогла ему это осознать.

– Ты меня использовал самым гнусным образом.

– Да где я тебя использовал? А как, по-твоему, все совершается в жизни? Чтобы что-то произошло, нужна цепь совпадений, иногда случайных, иногда не совсем. Жизнь состоит из столкновений и противоречий, и все подчинено общему ритму, на все есть свои причины. Кабы не так, то зачем вообще все? Каждая твоя встреча, поступок и слово имеют предпосылки и последствия, влекут за собой новые, эхом отражаются в жизни других и в твоей собственной. В самом деле, Люси.

Он покачал головой и отгрыз кусочек печенья.

– Суть в том, что ее-то я и не вижу.

– Кого?

– Сути!

Он нахмурился, потом понял.

– Ты не видишь смысла? Поверь мне, он есть. Люси, смысл есть всегда и во всем.

Не уверена, что это так, но спорить с ним я не стала.

– С кем еще ты синхронизировал мою жизнь?

– За последнее время? Из тех, на кого ты обратила хоть какое-то внимание, пожалуй, только с милой американской леди на ресепшне. Судя по твоему лицу, ты поражена. Кстати, если бы не она, меня бы здесь сегодня не было, именно благодаря ей я решил дать тебе еще один шанс после нашей первой встречи.

– Можно подумать, ты в любом случае не жаждал встретиться со мной еще раз.

– Уверяю тебя, совсем не жаждал. Но когда ты оставила для нее шоколадку на стойке, я прозрел на твой счет, как Вилли Вонка.

– Ты используешь тайный код для передачи особо важных мыслей?

– Не тупи. Помнишь, Слугворт подговаривает Чарли украсть вечный леденец и взамен обещает всю жизнь заботиться о его семье, а Чарли вместо этого оставляет леденец на столе у Вилли Вонка, ну, в самом конце фильма? И Вилли убеждается, что Чарли можно доверять?

– Зачем же ты все рассказал, теперь смотреть неинтересно.

– Молчи уж, ты видела этот фильм двадцать шесть раз. Ты оставила миссис Морган шоколадку, и это было по-настоящему трогательно.

– Ну она же сказала, что любит такие.

– Я вспомнил, что ты сердечный, добрый человек, заботливый и милый. И подумал, что я должен все же добиться, чтобы ты заботилась и обо мне.

Его слова перевернули мне душу. Никто прежде мне не говорил такого, а он вот сказал – молодой, никому не нужный, несчастный мужчина в потертом костюме и с липкими ладонями, который хочет быть небезразличен хоть кому-то.

– Ты ее для этого нанял? Чтобы дать мне второй шанс?

– Я не думал об этом с такой точки зрения, – удивился он. Потом вдруг широко зевнул: – Где я буду спать?

– Там же, где всегда.

– Думаю, мне лучше остаться у тебя, Люси.

– Ладно, нет проблем, – спокойно согласилась я. – Найдешь меня у Мелани, если вдруг зачем-нибудь понадоблюсь.

– Ну конечно, у Мелани. Той самой Мелани, которая переживает, что ты всегда раньше всех уходишь с ее концертов и вечеринок. – Он снова полез в свой айпад. – У Мелани, которая пару дней назад, сразу после того, как ты ушла из «Пирушки», сказала, цитирую: «С ней что-то не так, и я не собираюсь ждать, пока она сама с этим справится, чтобы узнать, что именно не так». Конец цитаты.

Он был страшно собой доволен. Я ужаснулась: оказаться с Мелани с глазу на глаз я сейчас точно не готова. Так же как и поехать к Райли.

И я сдалась.

– Можешь лечь на диване, черт с тобой.

Он спал на диване с Мистером Пэном, укрывшись пыльным одеялом, которое я достала с верхней полки гардероба, куда он светил мне фонариком, беспрестанно при этом осуждающе цокая языком. Это идиотское тихое цоканье напомнило мне дедушкины часы, они тоже так делали: тац-тац-тац. И меня это пугало, я не могла заснуть, пока не запихну подушку под маятник. (Когда это однажды обнаружили, я все свалила на Райли.)

Во сне он так громко храпел, что я глаз не сомкнула до двух ночи. Памятуя о трюке с дедушкиными часами, я швырнула в него подушкой, но промахнулась и угодила в Мистера Пэна, который громко взвыл от ужаса. Проснулась я в шесть утра оттого, что Жизнь нарочито шумно плескался под душем. Потом он куда-то вышел, но вскоре вернулся, с грохотом положив связку ключей на полку. Он чем-то стучал, гремел и хлопал, видимо в надежде разбудить весь дом. Я знала, он хочет, чтобы я встала, но только крепче закрыла глаза. Через десять минут меня подняли ароматы, доносившиеся с кухни. Он сидел за столом и ел омлет. Рукава рубашки закатаны, волосы еще влажные, аккуратно зачесаны назад. Он выглядел как-то совсем по-другому. Чистым, вот как.

– Доброе утро.

– Вот это да! Да ты и зубы почистил.

Он принял оскорбленный вид. Закрылся газетой и пробурчал:

– Мне все равно, я на твои гадости внимания не обращаю. Я принес твой кофе и кроссворд.

Ну и дела. Я была искренне тронута.

– Спасибо.

– И лампочку купил в ванную. Сама вкрутишь.

– Спасибо.

– Омлет еще горячий.

На плите стояла сковородка с омлетом – он приготовил его с ветчиной, сыром и красным перцем.

– Спасибо большое, – разулыбалась я. – Ты на самом деле очень любезен.

– Нет проблем.

Мы молча сидели за столом, уплетали омлет и слушали какую-то ахинею по телевизору.

Лампочку я менять не стала – слишком сложно, да и времени нет. Оставила дверь приоткрытой и все время поглядывала на нее, чтобы убедиться, что моя Жизнь не извращенец. Оделась я тоже в ванной. Когда я вышла, он уже был готов – облачился в свой костюм и взял рюкзак. Я вдруг подумала, что он славный. И тут же забеспокоилась, нет ли здесь подвоха.

– Что ж, полагаю – до вечера? – с надеждой спросила я.

– Я иду с тобой на работу, – невозмутимо сообщил он.

Я нервничала по дороге на работу – волновалась, как они меня встретят после того, что случилось во вторник, но еще больше из-за Жизни, который заявится в офис вместе со мной. Была, конечно, надежда, что охрана на входе его не пропустит и одной проблемой станет меньше.

Я предъявила удостоверение и прошла через турникет. Жизнь двинулся следом, и я услышала такой звук, точно он получил удар под дых. Попыталась не улыбнуться, но не сдержалась.

– Эй! – окликнул его охранник.

Они и раньше были довольно бдительны, а уж после истории со Стивом – вдвойне.

Я обернулась и состроила соболезнующую мину.

– Слушай, мне надо бежать, а то опоздаю. Давай я к тебе выйду, когда будет перерыв на обед, ладно?

Он открыл рот, но я развернулась и пошла через холл, забитый народом, торопливо, как будто за мной кто-то гнался. Дожидаясь лифта, пару раз украдкой посмотрела, что у них творится. Охранник подошел к Жизни, тот полез в рюкзак и вынул какие-то бумаги. Охранник брезгливо, точно это была тухлая рыбина, взял их и внимательно изучил. Затем посмотрел на меня, обратно в бумаги, на Жизнь, а потом вернул ему документы и прошел к себе за стойку. Нажал кнопку, и турникет открылся.

– Благодарю вас, – вежливо кивнул Жизнь. Охранник помахал ему рукой. Подъехал лифт, Жизнь самодовольно улыбнулся мне, и мы в полном молчании вместе поехали наверх.

Там все уже были в сборе и явно говорили обо мне, потому что, как только я вошла, они умолкли и дружно на меня уставились. А потом на Жизнь. И снова на меня.

– Привет, Люси, – протянула Длинноносая. – Это ваш адвокат?

– А что? Нужен адвокат для свадьбы? – язвительно парировала я.

Грэм даже не улыбнулся, и это сбило меня с толку, он же всегда смеялся над моими шуточками. Интересно, он и свои сексуальные домогательства решил прекратить? В каком-то смысле даже обидно. Конечно, мой выпад в адрес Длинноносой не отличался остроумием, но это от беспомощности – я просто не знала, что ей ответить. Я долго ломала голову, как мне представлять людям свою Жизнь, однако кроме того, что его зовут Космо, – а это, скорей всего, только породит лишние вопросы, – ничего не выдумала. То есть соврать-то можно было б что угодно, у меня возникло несколько вариантов замечательно завиральных историй. Он смертельно болен, и последнее его желание – провести остаток дней рядом со мной. Он журналист, пишет статью о современной работающей женщине и в качестве объекта избрал меня. Кузен, приехал из глубинки, боязлив, но любопытен. Студент, хочет поднабраться опыта. Старинный умалишенный друг, выпущен из психушки развеяться на пару дней. И, что характерно, все бы поверили любой из этих блестящих версий. Вот только Жизнь ни одну из них не одобрит. Я старалась изобрести такую ложь, с которой он согласился бы, но в глубине души понимала, что это, увы, безнадежно.

Эдна выручила меня, избавив от ненужных расспросов, недоуменных взглядов и обескураженно поднятых бровей, позвав к себе в кабинет, где меня, вероятно, ожидает все то же самое, но хотя бы один на один. Проходя мимо сослуживцев, я одарила их извиняющейся улыбкой, дескать, простите, что вынуждена вас оставить. У дверей Эдны я притормозила и еле слышно спросила у него:

– Ты меня здесь подождешь?

– Нет, я пойду с тобой, – не понижая голоса ответил он, и у меня пропала охота обсуждать это дальше.

Я прошла в кабинет и села за круглый стол у окна. Рядом, на полке, в тонкой высокой вазе стоит искусственная белая роза, а на столе у Эдны лежит томик «Улисса». И то и другое меня раздражает – я не люблю искусственные цветы и сильно подозреваю, что Эдна никогда не читала роман Джойса, а держит его напоказ для самоутверждения. Она посмотрела на мою Жизнь:

– Здравствуйте.

Что подразумевало: «А вы кто такой»?

– Госпожа Ларсон, меня зовут… – он покосился на меня и еле заметно усмехнулся, – Космо Браун. Вот документы, подтверждающие, что я могу неотлучно находиться при Люси Силчестер, за подписью нотариуса и соответствующих лиц. Вы можете быть уверены, что я никогда не воспользуюсь информацией о вашей компании, которая станет мне известна в ходе нашей беседы, но любыми сведениями, касающимися лично Люси, я волен распоряжаться по своему усмотрению.

Она взяла у него бумаги, прочитала их, и лицо ее выразило полное понимание.

– Прошу вас, мистер Браун, садитесь.

– Пожалуйста, зовите меня Космо, – улыбнулся он. Камешек в мой огород.

Глядя на него, она проговорила:

– Разговор пойдет о том, что произошло во вторник. Уверена, вы в курсе инцидента со Стивеном Робертсом.

Жизнь кивнул.

– Простите, вам непременно надо обращаться к нему, если речь идет обо мне? – Я посмотрела на Жизнь: – Это обязательно?

– Миз Ларсон может смотреть, куда ей угодно.

– Но не обязательно на тебя, так?

– Нет, не обязательно.

Я посмотрела на Эдну.

– Вы можете говорить непосредственно со мной.

– Спасибо, Люси. Так, о чем я? – И она снова перевела взгляд на Жизнь. – Да, собрались мы не для того, чтобы обсуждать то, что случилось со Стивом, хотя, если у Люси есть причины для недовольства, а я, честно сказать, не удивилась бы этому, она может изложить их мне, как своему непосредственному руководителю, а я, в свою очередь…

– Э-э, прошу заметить, я здесь. Вам нет нужды говорить так, будто меня тут нет.

Она вперила в меня холодный, неодобрительный взгляд, и я пожалела, что она перестала смотреть на Жизнь.

– Мы собрались, чтобы обсудить факты, обнаружившиеся во вторник, а именно тот факт, что вы не знаете испанский.

– Я знаю испанский. Но я была в шоке. На меня нацелили пистолет, и я совершенно перестала соображать.

Эдна с облегчением вздохнула и наконец смягчилась.

– Люси, я ровно так и думала. Господи, да я сама с трудом могла вспомнить, как меня зовут! Мне просто нужно было убедиться, понимаете, я же должна официально во всем…

– Извините, позвольте, я вас перебью? – встрял он.

Я вытаращилась на него.

– Я не думаю, что он может вмешиваться. Эдна, разве он имеет право? Он находится здесь как наблюдатель и не должен участвовать в каких-либо…

– Да-да, я имею полное право, – заверил он меня. – И я хотел бы сказать, что Люси не знает испанский.

У меня отвисла челюсть. Эдна так широко раскрыла глаза, что приобрела окончательное сходство с рыбой.

– Простите, вы сказали «знает» или «не знает»?

– Подтверждаю, я сказал «не знает». – Он произнес это громко и внятно. – Люси не-зна-ет испанского. Она, – он указал на меня, чтобы кто-нибудь по ошибке не подумал, будто речь идет об искусственной белой розе, – не в состоянии говорить по-испански. Я вижу, вы рискуете снова впасть в заблуждение на этот счет, и решил вмешаться, чтобы внести ясность.

И он посмотрел на меня, как бы спрашивая: «Ну что, ловко я справился»?

Я утратила дар речи. Моя жизнь нанесла мне предательский удар в спину. На мгновение Эдна тоже утратила дар речи, но очень быстро обрела его вновь. Разговаривала она при этом с ним, а не со мной.

– Космо, я полагаю, вы сознаете, что дело очень серьезное.

У меня на лбу выступили капельки пота.

– Безусловно, – согласился он.

– Люси работает у нас в должности ведущего переводчика инструкций к бытовой технике вот уже два с половиной года, и все это время ее незнание языка подвергало угрозе жизнь покупателей, а компанию – риску уголовной ответственности. Господи, да кто же делал эти переводы? Они хотя бы грамотные? Со словарем?

– Их делал носитель языка, блестяще владеющий испанским, и ее переводы безупречны, – быстро вставила я.

– Ну, этого ты на самом деле знать не можешь, – сказал Жизнь. Еще один удар мне в спину.

– Ни одной жалобы не поступило, – возразила я.

– Да, это так, – признала Эдна, и он тоже согласился. – И кто же эта женщина, которая за вас переводила? – потрясенно спросила Эдна.

– Она очень уважаемый человек, блестяще владеет…

– Ты уже это говорила, – перебил Жизнь.

– …испанским, занимается бизнесом, – тем не менее продолжила я. – Это скорее субподряд, нежели мошенничество – пусть никто не произнес это слово, но, похоже, именно в этом меня и обвиняют. – Я обрела некоторую уверенность в себе. – Послушай, ты в курсе, остальные языки я знаю в совершенстве, это чистая правда, скажи ей.

Я выжидающе смотрела на него, но он развел руками:

– Не думаю, что такова моя роль здесь.

Вот гад.

– Прошу вас, если это возможно, дайте мне шанс сохранить работу. Квентин мог бы взять на себя испанские переводы, все осталось бы между нами, но на абсолютно законных основаниях, и беспокоиться не о чем. Я очень извиняюсь, что не сказала всю правду…

– Что солгала, – уточнил Жизнь.

– …не сказала всю правду.

– Солгала, – повторил он. – Ты лгала.

– Слушайте, да кто ж не привирает в своем резюме? – не выдержав, фыркнула я. – Все так делают. Спросите любого, и он признается, что когда-нибудь да приукрасил правду. Держу пари, вы тоже. – Я поглядела на Эдну. – Вы говорите, что работали в «Глобал Максимум» четыре года, но всем известно, что только два, причем половину срока – помощником управляющего, а вовсе не топ-менеджером.

Эдна изумленно воззрилась на меня, а я, поняв, что натворила, – на нее.

– Но это же не значит, что вы солгали, нет, вы просто немного приукрасили факты, и это никак не связано с тем, что вы можете, или я могу…