Текст книги "Там, где ты"
Автор книги: Сесилия Ахерн
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава двадцать третья
Ближайшие полчаса я провела на дороге, стараясь найти свои часы, скрупулезно повторяя проделанный путь снова и снова, – мой обычный метод. Прочесала густую траву по краям необработанного поля, руками обшарила рыхлую лесную почву. Часов не было нигде, но этот факт странным образом успокоил меня. На какое-то время улетучились мысли о том, где я очутилась и что вообще произошло, и я снова стала самой собой, как всегда, устремленной к четкой и однозначной цели. Найти. Как в десятилетнем возрасте, когда я в любой момент чувствовала готовность начать охоту за носком, который в моих глазах имел ценность редчайшего бриллианта. Впрочем, на этот раз все обстояло иначе – часы все-таки стоили побольше носка.
Иосиф и Хелена озабоченно смотрели на меня, пока я с корнем выдирала траву, а потом переворачивала дерн. Я искала свою драгоценность, проболтавшуюся на моем запястье последние тринадцать лет. Неспособность этих часов долго находиться на одном месте точно соответствовала неустойчивости моих отношений с человеком, их подарившим. Сколько раз они, щелкнув замком, улетали в сторону, противоположную той, куда перемещалась я сама, но мне и в голову не приходило махнуть на них рукой. Я не собиралась с ними расставаться, они были нужны мне. Опять-таки полное совпадение с нашими отношениями.
Хелена и Иосиф не притворялись заинтересованными, как это обычно делали родители, когда я выходила на охоту. У них на лицах действительно была написана озабоченность, и для этого имелись все основания: они утверждали, что здесь никогда ничего не пропадает, так что теперь им, похоже, предстояло взять свои слова обратно. Так, по крайней мере, думала половина моего разума, преследуемая навязчивыми идеями. Вторая, рациональная, половина допускала, что причина их озабоченности кроется во мне самой – стоящей на четвереньках, перепачканной влажной землей, с налипшими на одежду травинками.
– Послушайте, наверное, хватит искать. – Хелену, судя по всему, ситуация начала забавлять. – В Доме коммуны вас ждут люди – много людей, а вам еще надо принять душ и переодеться.
– Подождут, – возразила я, продираясь сквозь траву и чувствуя, как под ногти набивается грязь.
– Они уже достаточно долго ждали, – решительно заявила Хелена. – Да и вы, честно говоря, тоже. Хватит уклоняться от неизбежного. Пошли!
Я прекратила ползать по полю. Это слово – «уклоняться» – так часто звучало в устах Грегори. «Перестань уклоняться, Сэнди…» Но разве я когда-нибудь уклонялась? Как я могла, если полностью концентрировалась на чем-то одном и отказывалась бросить начатое? Это всегда было выше моего понимания. Ведь уклоняться значит двигаться в другую сторону. Если кто и уклонялся, то как раз они – Грегори, мои родители, теперь вот и Хелена с Иосифом. Это они не желали взглянуть в лицо фактам и признать, что вещь пропала и ее невозможно найти. Я покосилась на Хелену, которая рядом с огромным Иосифом походила на куклу.
– Но мне действительно нужно отыскать эти часы.
– И найдете. – Такое спокойствие было в ее голосе, что я сразу поверила. – Здесь вещи всегда находятся. Иосиф обещал поискать, и, может, Бобби что-то разузнает.
– Кто этот Бобби, о котором я только и слышу? – спросила я, поднимаясь на ноги.
– Он работает в бюро находок, – объяснила Хелена и протянула мне чемодан, который я бросила посреди дороги.
– Бюро находок, – засмеялась я и покачала головой.
– Удивляюсь, почему вас до сих пор не выставили в тамошней витрине, – съехидничала Хелена.
– Вы имеете в виду Амстердам? – ухмыльнулась я. Она наморщила лоб.
– Амстердам? О чем это вы? Отряхиваясь, я покинула место поисков.
– Вам еще предстоит многое узнать, Хелена.
– Особенно приятно слышать это от человека, который последние полчаса ползал на четвереньках в грязи. Мы оставили Иосифа посреди дороги. Он стоял подбоченившись и, опустив на землю бревна и топор, пристально вглядывался в пыльную тропинку.
В Дом коммуны я явилась в наряде Барбары Лэнгли из Огайо. Похоже, у нее были не такие уж длинные ноги, к тому же она питала явное пристрастие к мини-юбкам и легинсам, которые я даже не решилась примерить. Еще среди вещей, которые она, к сожалению, не надела, собираясь лететь в Нью-Йорк, оказались полосатые свитера с подплечниками, щекотавшими мочки ушей, и пиджаки, украшенные значками с символами мира, эмблемами инь и ян, желтыми смайликами и американскими флагами. Я и в первый-то раз ненавидела восьмидесятые, так что переживать их заново мне хотелось меньше всего.
Хелена расхохоталась, увидев меня в обтягивающих вареных джинсах, едва доходивших до лодыжек, белых носках, моих собственных кроссовках и черной майке с улыбающейся желтой рожицей.
Как по-вашему, Барбара Лэнгли была членом клуба «Завтрак»?[7]7
«Клуб «Завтрак» – популярный фильм американского режиссера Джона Хьюза, вышел в 1985 г.
[Закрыть] – спросила я, нехотя покидая ванную комнату, словно ребенок, которого ради воскресного обеда со скучными родственниками заставили поменять привычную и удобную одежду на ненавистное нарядное платье. Хелена растерялась.
– Понятия не имею, в каких клубах она состояла. Хотя я встречала здесь людей, которые носят такую одежду.
В результате я дошла до того, на что, как думала, никогда не решусь: стыдясь самой себя, набрала несколько более-менее приличных тряпок, лежавших вдоль дороги, по которой мы шли в поселок.
– Потом мы сможем зайти к Бобби, – попыталась подбодрить меня Хелена. – У него куча одежды, и всегда можно что-то выбрать. Да и портные у нас есть.
– Возьму пару-тройку вещей секонд-хенд, – предпочла я. – Не оставаться же здесь, пока мне сошьют полный гардероб.
В ответ она только хмыкнула, что мне совсем не понравилось.
Дом коммуны оказался величественным зданием из дуба с широкой двустворчатой входной дверью, похожей на другие. Ее тоже украшала резьба: многочисленные фигуры людей с развевающимися на ветру волосами и одеждами держались за руки, касаясь друг друга плечами. Хелена распахнула двери высотой не меньше двенадцати футов, и вырезанная из дерева шеренга расступилась, чтобы пропустить нас.
В дальнем конце зала длиной футов сорок возвышалась сцена. С трех сторон вокруг нее стояли ряды прочных дубовых кресел; такие же кресла разместились на балконе. Красный бархатный занавес, сейчас поднятый, по бокам перехватывал толстый золоченый канат. Задником служил туго натянутый холст, покрытый отпечатками ладоней, обведенными черной краской. Разного размера – от младенческих ладошек до рук взрослых мужчин – они тянулись рядами: не менее сотни по горизонтали и столько же по вертикали. Над ними виднелись надписи на разных языках. Найдя английский текст, я поняла, что все они означают одно и то же: «Сила и надежда». Знакомые слова.
– Тут отпечатки ладоней всех, кто жил или живет здесь в последние три года. В Доме коммуны каждого поселка есть такая стена. Они теперь стали чем-то вроде нашей эмблемы.
– Я их узнала, – подумала я вслух.
– Не может быть, – покачала головой Хелена. – Дом коммуны – единственное место в поселке, где вы могли их увидеть.
– Нет, я знаю их по дому. Похожий памятник стоит в парке замка Килкенни. На нем тоже отпечатки ладоней – их оставили родственники пропавших без вести – по одному от каждого. И большой камень с надписью. – Я прикрыла глаза и процитировала выгравированные слова, по которым так часто проводила пальцами: «Этот памятник и уголок для размышлений посвящаются всем пропавшим без вести. Пусть их родственники и друзья, приходя сюда, вновь обретут силу и надежду». Отпечаток ладони вашей матери тоже там.
Хелена напряженно вглядывалась в меня, задержав дыхание, словно пыталась отыскать на моем лице намек на то, что это шутка. Но я не шутила, и она медленно выдохнула.
– Господи, даже не знаю, что сказать. – Ее голос дрогнул, и она отвернулась к стене. – Это Иосиф предложил идею, подумал, что всем понравится. – Она покачала головой, все еще не веря в реальность происходящего. – Представляю, что с ним будет, когда он услышит, что вы мне рассказали.
– Класс! – воскликнула я, оглядывая помещение.
Оно больше походило на театр, чем на зал собраний коммуны.
– Зал вмещает две с половиной тысячи человек, – объяснила Хелена, которая вроде бы переключилась на новую тему, но все равно выглядела слегка растерянной, что было вполне понятно. – Если народу ожидается больше, мы приносим дополнительные стулья, но чтобы весь поселок собрался на какое-то мероприятие – такое случается очень редко. Мы используем этот зал для самых разных вещей. Проводим здесь выборы, устраиваем дискуссии с членами Совета, организуем выставки, обсуждения и так далее. Ну и в качестве театра – в тех редких случаях, когда ставим пьесы.
– А кто входит в Совет?
– По одному представителю от каждой нации. Только в нашем поселении свыше ста наций. У нас здесь десятки поселков, и в каждом из них собственный Совет.
– А что происходит на заседаниях Советов? – Услышанное казалось мне забавным.
– Да все то же, что и во всем мире: обсуждают разные вопросы и принимают решения.
– А какой здесь уровень преступности?
– Минимальный.
– Как это у вас получается? Что-то я не замечала на улицах ни патрулей, ни стражей порядка. Как вам удается держать всех в узде?
– Здешняя система правосудия разработана сотни лет назад и действует весьма успешно. У нас есть суд, исправительные учреждения и Совет безопасности, однако не всегда легко заставить представителей разных наций подчиняться одним и тем же правилам. В любом случае, Совет поощряет обсуждения и переговоры.
– То есть это такой орган для ведения переговоров? А какая-нибудь власть у этого Совета есть?
– Та власть, которой мы его наделили. Каждый новичок может прочесть об этом в информационном пакете, который ему выдают сразу по прибытии. – Хелена взяла брошюру со стойки на стене. – У вас тоже есть такая. Если не поленитесь заглянуть в свою папку. Там и рекомендации по участию в выборах.
Я пролистала брошюру и прочла вслух:
– «Выбирайте тех, кто умеет слушать и принимать решения от имени народа, стремясь к согласию и к всеобщему процветанию». – Я улыбнулась. – Что еще требуется от избранников? Например, две ноги – это хорошо, а четыре – плохо?
– Они должны обладать базовыми навыками руководства.
– Ладно, то есть вы хотите сказать, что эти брошюры о том, как правильно выбирать, приносят пользу? – ухмыльнулась я.
– Конечно, – серьезно ответила Хелена, направляясь к Джоане, сидевшей в дальнем конце зала. – Судя по тому, что Иосиф – один из членов Совета.
У меня отвисла челюсть, и я уставилась на нее:
– Иосиф?
– Похоже, вы удивлены.
– Нет… Да, удивлена. – Я помолчала, стараясь правильно сформулировать свою мысль и при этом не обидеть ее. – Он же плотник, – нашла я в конце концов объяснение.
– Члены Совета – обычные люди, которые в течение дня выполняют самую разную работу. Когда приходит время, их приглашают проголосовать за принимаемые решения, если дело того требует.
Мне не удавалось согнать с лица улыбку.
– Знаете, не могу избавиться от ощущения, будто вы здесь играете. Трудно принимать все это всерьез. – Я снова ухмыльнулась. – Ну, послушайте же. Я вот что думаю: все мы оказались в самом центре несуществующего места, а у вас тут действуют всякие Советы, суды и черт знает что еще.
– По-вашему, это смешно?
– Да! У вас же здесь каждый играет, наряжаясь в чужие шмотки и повторяя привычные жесты повседневной жизни. Но каким образом это место – где бы оно ни находилось – может следовать четким правилам или порядкам? Ведь оно целиком и полностью существует вне всякой логики. Не вписывается ни в какую реальность, само это понятие ему чуждо.
Сначала мне показалось, что Хелена обиделась, однако она обратилась ко мне с выражением понимания и симпатии на лице, что мне крайне не понравилось.
– Это жизнь, Сэнди, реальная жизнь. Рано или поздно вы сами поймете, что никто здесь не играет ни в какие игры. Мы все стараемся просто жить и делаем все, что в наших силах, чтобы наша жизнь была как можно нормальнее, как всякая другая жизнь, в любой другой стране, в любом другом мире. – Она подошла к Джоане. – Что тебе удалось сделать со списком Сэнди? – спросила она, обрывая наш разговор.
Джоана подняла удивленные глаза.
– Ой, привет, я и не заметила, как вы подошли. – У вас теперь, – она бегло осмотрела мой наряд в стиле восьмидесятых, – совсем другой имидж.
– Связались со всеми, кто в списке? – спросила я, игнорируя ее неодобрительный взгляд.
– Нет, не со всеми, – ответила она, снова берясь за текст.
– Дайте сюда. – Я выхватила у нее блокнот, чувствуя, как по телу прокатилась горячая волна адреналина.
Я пробежалась глазами по списку из тридцати имен. Галочки стояли меньше чем у половины.
Джоана продолжала что-то говорить, а мой взгляд так быстро перепрыгивал от одного имени к другому, что я с трудом их различала. Сердце бешено колотилось, замирая на мгновение всякий раз, когда я видела имя с галочкой. Это означало, что человек жив, все с ним в порядке и скоро мы встретимся.
– Так вот, я и говорю, – произнесла Джоана, явно рассердившись, что из-за меня пришлось скомкать историю, – Теренс в бюро регистрации ничем не мог помочь, потому что не имеет права выдавать информацию без запроса Совета с официальным обоснованием причины. – Она осторожно покосилась на Хелену. – Поэтому я порасспрашивала там и сям в поселке. Но могу вас обрадовать, Сэнди: ирландская коммуна здесь такая маленькая, что все всех знают.
– Давай, давай, – поторопила Хелена.
– Ладно, в общем, я связалась с двенадцатью нашими жителями, – продолжила она. – Восемь из них захотели прийти на прослушивание, еще четверо сказали, что обязательно примут участие в постановке, но только не как актеры. Но мне не удалось встретиться… сейчас, минуточку… с… – Она надела очки и приблизила листочек к глазам.
– Дженни-Мэй Батлер, – закончила я за нее, ощущая, как сердце провалилось куда-то на дно желудка. Хелена взглянула на меня, явно узнав имя, которое я уже называла перед тем как хлопнуться в обморок.
– Бобби Стэнли, – прочла я еще одно имя, и мои надежды начали постепенно увядать.
– Джеймс Мур, Клэр Стинсон… – Список тех, кого найти не удалось, все увеличивался.
– Послушайте, если их нет здесь, это не значит, что нет и в соседнем поселке, – постаралась ободрить меня Джоана.
– С какой вероятностью? – спросила я, окрыленная надеждой.
– Не хочу обманывать вас, Сэнди. Большинство ирландцев живет в этом поселке, – ответила Хелена. – Каждый год появляется от пяти до пятнадцати человек, и, поскольку нас так мало, мы стараемся держаться вместе.
– Значит, Дженни-Мэй Батлер должна быть здесь, – обессиленно пробормотала я. – Больше негде.
– А что насчет остальных? – спокойно спросила Джоана.
Я быстренько проглядела список. Клэр и Питер, Стефани и Саймон… С их близкими я просиживала допоздна и, вытирая слезы, перелистывала фотоальбомы вперемежку с обещаниями отыскать ребенка, брата, сестру или друга. И если они не здесь, есть все основания подозревать худшее.
– Но Дженни-Мэй… – Я стала мысленно перебирать все факты дела, которые надежно хранились в моей памяти. – Там больше никого не было. Никто ничего и никого не видел.
Джоана казалась смущенной, Хелена грустной.
– Она должна быть здесь. Если только она не прячется. Или, может, в другой стране… Я не проверяла другие страны, – растерянно пробормотала я, обращаясь к самой себе.
– Ладно, Сэнди, садитесь, пожалуйста. Хватит уже пережевывать все это, – прервала меня Хелена.
– Ничего я не пережевываю, – отстранила я ее руку. – Конечно же нет, она не прячется и не может быть в другой стране. Ей сейчас столько же лет, сколько и мне. – Я повернулась к Джоане: – Вы должны отыскать Дженни-Мэй Батлер. Скажите всем, что она моя ровесница. Ей тридцать четыре года. Здесь она с десятилетнего возраста, я знаю.
Джоана быстро закивала, словно боялась ответить «нет». Хелена протянула ко мне руки и застыла, как будто одновременно хотела и боялась коснуться меня. Я наконец осознала, с какими озабоченными лицами обе женщины смотрят на меня, быстро села и отпила воды из стакана, который Хелена вложила в мою руку.
– С ней все в порядке? – Я слышала, как Джоана спрашивала Хелену, когда они направились к дальним рядам кресел.
– Все нормально, – спокойно ответила Хелена. – Ей просто очень хотелось, чтобы Дженни-Мэй участвовала в спектакле. Давай постараемся отыскать ее, ладно?
– Не думаю, что она здесь, – прошептала Джоана.
– Давай хорошенько поищем.
– Я вот что хотела спросить: почему мне дали список из тридцати человек? Откуда Сэнди знала, что они умеют играть? Когда я обращалась к ним, все очень удивлялись. Большинство из них никогда не участвовали в любительских спектаклях. Зато многие другие очень хотят получить роль. С ними как быть? Им можно прийти на прослушивание?
– Конечно, всем можно. – Хелена отвела ее подальше. – В список включены особые люди, вот и все.
Из двух тысяч человек, которых ежегодно регистрируют в Ирландии как пропавших без вести, от пяти до пятнадцати никогда не будут найдены. Тридцать отобранных мною были из тех, кого я напряженно разыскивала на протяжении всех лет своей работы. Упорно занимаясь поисками, я кого-то находила, кого-то прекращала искать, когда узнавала, что с ними связаны некие мрачные обстоятельства, или им наверняка нанесен непоправимый ущерб, или они исчезли по собственной доброй воле. Но эти тридцать из списка пропали без следа и без всяких видимых причин. Они неотрывно преследовали меня: под них не удавалось ни смоделировать картину преступления, ни найти и допросить хоть одного свидетеля.
Я подумала обо всех их близких – ведь я обещала им отыскать тех, кого они любили. Вспомнила Джека Раттла. Всего неделю назад я и ему дала такое обещание. А потом не пришла на назначенную встречу в Глайне. И вот теперь снова терплю неудачу.
Потому что, если верить списку, Донала Раттла здесь нет.
Глава двадцать четвертая
Во вторник утром, ровно через два дня после того, как Сэнди не явилась на встречу, Джек, который только недавно вернулся домой, прихватив найденное досье Донала, тихо прикрыл за собой дверь коттеджа и окунулся в свежий воздух июльского утра. По всему городу велись приготовления к Фестивалю ирландского кофе. Возле фонарных столбов стояли свернутые перетяжки с рекламой, в центре припарковался грузовик с откинутым задним бортом, которому предстояло стать сценой для выступления музыкальных ансамблей. Правда, пока в городе царила тишина – жители еще нежились в постелях и видели в снах другие миры. Джек завел машину. Мотор загрохотал посреди безмолвной площади так, что едва не перебудил весь городок. Джек поехал в Лимерик, где надеялся встретить Сэнди в доме Алана, друга Донала. Он также собирался зайти к своей сестре Джудит.
Джудит была ему ближе всех остальных родственников. Жена и мать пятерых детей, она как будто вошла в роль мамаши-наседки, едва успев появиться на свет. Старше Джека на восемь лет, Джудит отрабатывала методы воспитания на каждой попадавшейся под руку кукле и на каждом соседском ребенке. На их улице любили шутить: во всем городе не осталось ни одной куклы, которая бы не выпрямила спину и не закрыла рот при виде Джудит. Когда родился Джек, она сосредоточила все свое внимание на нем, настоящем ребенке, которого окружила – хорошо еще, что не задушила, – поистине материнской любовью. И так продолжалось с первого часа его жизни и по сей день. К ней Джек обращался за советом, и она всегда выкраивала время между проверкой уроков, сменой пеленок или кормлением грудью, чтобы выслушать его.
Когда он приблизился к ее окруженному терраской дому, входная дверь распахнулась, и его уши затопила мощная волна воплей, заставив волосы на голове зашевелиться.
– Па-а-а-па-а, – орало существо, бывшее источником воплей.
Отец существа появился на пороге в белой когда-то, а теперь испачканной сорочке с расстегнутой верхней пуговицей и в болтающемся галстуке с криво завязанным узлом. Одной рукой он вцепился в кружку и, вытаращив глаза, торопливо и жадно отхлебывал из нее. Вторая рука была зажата на ручке ободранного портфеля, а вопящее существо с белыми волосами, в пижамной куртке с рейнджерами и трусиках, разрисованных лягушками, намертво вцепилось в его ногу.
– Не-е-е-ет, не уходи-и-и-и! – надрывалось существо, которое оказалось маленькой девочкой, обхватившей ручками отцовскую ногу так, словно вся ее жизнь зависела от того, удастся ли удержать папу дома.
– Отпусти папу, детка. Папе надо идти на работу.
– Не-е-е-т!
В дверях появилась рука и протянула Билли намазанный маслом тост.
– Ешь, – произнес голос Джудит, с трудом пробившийся сквозь такие же громкие вопли, но исходящие из другого источника.
Билли откусил кусок, проглотил еще немного кофе и аккуратно стряхнул с ноги Кейти. Его голова исчезла из дверного проема, поцеловала хозяйку руки, крикнула: «Пока, детки!» – после чего дверь захлопнулась. Вопли все еще слышались, но Билли продолжал улыбаться. Сейчас, к восьми утра, он уже примерно час или два переживал то, что Джек склонен был назвать пыткой, однако на его лице по-прежнему цвела улыбка.
– Приветик, Джек! – Его лунообразное лицо засияло.
– Доброе утро, Билли, – ответил Джек, замечая растянутые на животе петли сорочки, пятно от кофе на кармане и следы зубной пасты на полосатом галстуке.
– Прости, некогда, убегаю, – прокричал Билли сквозь смех, хлопнул Джека по спине и плюхнулся на сиденье машины. Мотор громко выстрелил, и машина рванула с места.
Джек огляделся: в этом квартале лепились друг к другу одинаковые серые домики, и на каждом крыльце происходила похожая сцена.
Он робко потянул на себя дверь, надеясь, что сумасшедший дом не проглотит его целиком и сразу. Потом вошел внутрь и увидел пятнадцатимесячного Натана, абсолютно голого, если не считать тяжело провисшего подгузника: Натан носился по холлу, не выпуская изо рта бутылки, которая болталась туда-сюда. Джек двинулся за ним. Четырехлетняя Кейти, которая минуту назад висела на отце, вцепившись в его ногу, будто мир вот-вот рухнет, сейчас спокойно сидела, скрестив ноги, на полу рядом с телевизором. Из миски с хлопьями на покрытый пятнами ковер текло молоко, но девочка, полностью захваченная зрелищем танцующих и распевавших песенку про джунгли жуков, этого не замечала.
– Натан, – весело позвала Джудит из кухни, – нужно сменить подгузник. Вернись ко мне, пожалуйста. Она хранила ангельское терпение, невзирая на окружающий ее хаос. Повсюду громоздились игрушки, стены украшали детские каракули – пришпиленные кнопками к стенкам или начириканные прямо на обоях. Тут же разместились корзины с грязным бельем, корзины с чистым бельем, а вдоль стен стояли сушилки, на которых висели стираные вещи. Вопил телевизор, орал младенец, грохотали банки и кастрюли. Настоящий человеческий зоопарк: три девочки и два мальчика, десяти, восьми и четырех лет, пятнадцати и трех месяцев от роду, и все они буйствовали и требовали внимания, тогда как сама Джудит сидела за кухонным столом, взъерошенная и неумытая, в платье с пятнами, с вещами, разбросанными всюду, где только можно, и с блаженной улыбкой на лице.
– Привет, Джек! – Она удивленно взглянула на него. – Как ты сюда попал?
– Дверь была открыта, а твой швейцар меня впустил. – Он кивнул на Натана, который в конце концов уселся на пол в своем переполненном подгузнике и принялся колотить деревянной ложкой по банкам.
Трехмесячная Рэйчел широко раскрыла глаза и рот и приготовилась пускать пузыри.
– Не вставай. – Джек перегнулся через кроватку, в которой лежала Рэйчел, и поцеловал Джудит.
– Натан, лапуля, я же просила тебя не открывать дверь без маминого разрешения, – спокойно сказала Джудит. – Он все время крутит замок, – объяснила она Джеку.
Натан перестал стучать ложкой и поднял на нее голубые глазенки; по его подбородку стекала слюна.
– Па-па-па, – пробулькал он.
– Конечно, конечно, ты делаешь, как папа, – согласилась Джудит, вставая. – Хочешь чего-нибудь, Джек? Чай, кофе, тост, затычки для ушей?
– Чай и тост, пожалуйста. Кофе я уже достаточно выпил, – ответил Джек, устало потирая лицо, потому что грохот ударов по кастрюле стал почти невыносимым.
– Натан, хватит, – твердо сказала Джудит, нажимая кнопку электрического чайника. – Иди сюда, давай сменим подгузник.
Она подняла его, положила на пеленальный столик, стоящий на кухне, и принялась за дело, предварительно вручив Натану ключи от дома в качестве игрушки. Джек отвернулся, сразу утратив аппетит.
– Ну и почему ты не на работе? – спросила Джудит, одной рукой придерживая за лодыжки обе пухлые ножки, как если бы собралась фаршировать индейку.
– Я взял отгул.
– Опять?
Он не ответил.
– Вчера я говорила с Глорией. Она сказала, что ты в отгуле, – объяснила Джудит.
– Откуда она знает?
Джудит вынула из коробки влажную салфетку.
– Какой смысл после восьми лет совместной жизни вдруг решить, что твоя умная приятельница на самом деле – дура? О, что это? – Она приложила руку к уху и посмотрела вдаль.
Натан перестал трясти ключами и уставился на нее.
– Пожалуй, привычного звона свадебных колоколов и шлепанья босых ножек по полу больше не слышно. Натан засмеялся и снова затряс ключами. Джудит вернула его на пол, и он босиком побежал по плиткам, издавая звуки, похожие на шлепки утиных лапок по луже.
– Эй, Джек, ты какой-то ужасно спокойный, – саркастично заметила она, споласкивая руки в кухонной раковине – прямо над стопкой грязных тарелок и чашек, что не укрылось от его взгляда.
– Сейчас не время… – устало возразил Джек, отбирая деревянную ложку у Натана, который в ответ тут же завопил, что разбудило Рэйчел, которая тоже завопила, что мгновенно заставило Кейти в столовой прибавить звук в телевизоре. – К тому же само по себе это место служит вполне надежным противозачаточным средством.
– Да, все правильно. Когда выходишь замуж за парня по имени Билли[8]8
Английское выражение «словно Билли» имеет смысл усиления – «изо всех сил», например.
[Закрыть], точно знаешь, что получишь. Меньше чем за минуту Джудит всех угомонила и поставила на кухонный стол перед Джеком чашку чая и тост на блюдце. Потом села, вынула Рэйчел из кроватки, расстегнула блузку и начала кормить дочку, маленькие пальчики которой сжимались и разжимались в воздухе, словно играя на невидимой арфе.
– Я взял отпуск на неделю, – объяснил Джек. – Уладил все сегодня утром, по дороге сюда.
– Что ты сделал? – Джудит глотнула чай. – Они разрешили тебе так долго не работать?
– Пришлось их убеждать.
– Это хорошо. Вам с Глорией нужно больше времени проводить вместе. – По лицу Джека она поняла, что это не входит в его планы. – Что происходит, Джек?
Он вздохнул. Ему очень хотелось все рассказать ей, но было боязно.
– Скажи мне, – мягко попросила она.
– Я кое с кем встретился, – начал он. – Это агентство…
– Ну и?… – в ее тихом голосе звучал вопрос, как это бывало, когда он возвращался из школы, набедокурив, и ему приходилось признаваться во всяких неприятных вещах – вроде того, что они раздели догола Томми Макговерна и привязали его к футбольным воротам во дворе.
– Это агентство по поиску пропавших без вести.
– Ох, Джек, – прошептала она, прижимая руку к губам.
– Да ладно, Джудит, какой от этого вред? Что плохого, если еще один человек попробует?
– Есть в этом плохое, Джек. Ты берешь еще одну неделю отпуска, Глория звонит мне, ищет тебя.
– А она звонила?
– Вчера в десять вечера.
– Ух ты!
– Ну ладно, расскажи мне про это агентство.
– Не расскажу. – Он сердито откинулся на спинку стула. – Не приставай.
– Прекрати ребячиться, Джек, и расскажи. Он подождал минутку, чтобы успокоиться, потом заговорил:
– Я наткнулся на объявление в «Желтых страницах» и позвонил ей.
– Кому?
– Сэнди Шорт. Все объяснил, и она сказала, что уже распутывала подобные дела раньше. В последнюю неделю мы каждый вечер чуть ли не по полночи беседовали по телефону. Она когда-то работала в полиции и сумела достать несколько отчетов, которых мы и в глаза не видели. Джудит подняла брови.
– Она не просила у меня ни цента, Джудит, и я поверил ей. Поверил, что она хочет помочь. И что сможет найти Донала. Она честный человек, я в ней не сомневался.
– Почему ты говоришь о ней так, будто она умерла? – Джудит улыбнулась, а потом лицо ее снова стало серьезным и озабоченным. – Она же не умерла?
– Нет, – покачал головой Джек. – Вот только я не знаю, где она. Мы договорились встретиться в воскресенье утром в Глайне. Перед этим случайно столкнулись на бензозаправке, но тогда я еще не знал, что это она.
Джудит наморщила лоб.
– Мы же только говорили по телефону, понимаешь?
– Тогда откуда ты знаешь, что это была она?
– Я нашел ее автомобиль там, внизу, у реки. Джудит выглядела еще более ошарашенной.
– Ну, смотри. Мы должны были встретиться, и ночью, перед отъездом, она оставила на автоответчике сообщение, что уезжает из Дублина, но в назначенном месте не появилась. Поэтому я искал ее в городе, справлялся во всех гостиницах и мотелях, не нашел никаких следов и пошел прогуляться вдоль реки. И обнаружил автомобиль.
– А откуда ты знаешь, что это ее машина? Джек открыл стоящую рядом с ним сумку.
– Потому что это лежало на приборной доске. – Он положил папку на кухонный стол. – А еще вот это. – Он положил рядом ее ежедневник. – И это. – На стол лег заряженный мобильник. – Она прикрепляла бирки ко всему, абсолютно ко всему. Я порылся в сумке: вся ее одежда, носки, – все с бирками. Словно она боялась потерять вещи.
Джудит сохраняла спокойствие.
– Ты рылся в ее сумке? – Она смущенно покачала головой. – Зачем же ты достал все это из машины? Может, она просто пошла прогуляться, Джек? А если она вернется к машине и увидит, что все ее вещи пропали? С ума сошел? Зачем ты все это унес?
– Если она вернется, мне придется слегка извиниться. Но вообще-то прошло два полных дня. Довольно долгая прогулка получается, тебе не кажется?
Они оба замолчали, вспоминая отчаяние их матери, когда от Донала в течение двух дней не было никаких вестей.
– Я позвонил Грэхему Тернеру.
– И что он сказал? – Джудит потерла ладонями лицо: все повторялось сначала.
– Он сказал, что прошло всего лишь немногим больше суток и что это вполне в ее духе, а потому он не видит оснований для беспокойства.
– Почему? Что значит – в ее духе?
– Он говорит, она приходит и уходит, когда ей заблагорассудится, делает что хочет и никого не ставит в известность о своих перемещениях, – устало отбарабанил Джек.
– Вот как. – Похоже, Джудит испытала облегчение.
– Но это не значит, что нужно парковаться среди деревьев на берегу реки и оставлять там машину на два дня. Не совсем то же самое, что уходить и возвращаться, когда захочется, правда?
– Ладно, давай я сформулирую это четко и недвусмысленно, – медленно проговорила Джудит. – Специалист по поиску пропавших без вести пропала сама, так?
