Текст книги "Ведь я этого достойна"
Автор книги: Сесиль фон Зигесар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)
Некоторые предпочитают погорячее
Блэр сидела за столиком в углу красного бара на нижнем этаже нового уютного романтического отеля на Пери-стрит и пила «Абсолют» с тоником. Она намеренно отвернулась от телевизора, на экране которого канал «Метро» обозревал Неделю высокой моды. Сколько можно было показывать один и тот же фрагмент, в котором Серена в школьной форме и этой дурацкой футболке «Я люблю Аарона» с важным видом расхаживала по подиуму шоу Леза Беста. Даже в баре люди задавали друг другу одни и те же вопросы: «Кто она такая?» и «Кто такой Аарон?» Этого было вполне достаточно, чтобы отодвинуться к обитой красным бархатом стене.
– На этот раз я в галстуке с эмблемой университета, – объявил Оуэн с хитрой улыбкой на лице, подходя к ее столику.
На нем был короткий желто-коричневый макинтош от Берберри с поясом и мягкая фетровая черная шляпа, которые еще больше подчеркивали в нем мужественность и изысканность. Он сел па обитую красным бархатом скамейку рядом с Блэр и поцеловал ее в щеку. Из-за снегопада лицо его было влажным и холодным, одно его прикосновение вызвало у нее дрожь во всем теле.
– Привет, красотка.
Этого было достаточно, чтобы в одно мгновение Блэр забыла обо всем и о Серене в том числе. Рядом был взрослый мужчина, которого она считала очень сексуальным и который назвал ее только что красоткой. Просекли?
– Привет. – Она беспрестанно вертела на безымянном пальце перстень с рубином. – Извините, что вытащила вас в такую ночь. Мне просто было так… так одиноко.
Подошла девушка-сомелье, и Оуэн заказал мартини «Сапфир Бомбея» безо льда. Потом вынул из кармана пачку «Мальборо», достал две сигареты, прикурил, одну оставил себе, а другую предложил Блэр. Но когда он посмотрел на нее пронзительным взглядом своих ярко-голубых глаз, его черные брови озабоченно нахмурились:
– У тебя что, неприятности? «Неприятности?» Блэр затянулась сигаретой,
обдумывая свой ответ. Если неприятностью считать то, что она сходит с ума по взрослому женатому мужчине, тогда да, у нее были большие неприятности.
– Может быть, – робко ответила она. – А у тебя? Девушка принесла мартини. Он съел зеленую оливку, плавающую в нем, и салфеткой вытер губы. На его четко очерченный подбородок упала тень.
– Сегодня утром на собрании я все время думал о тебе, – признался он.
Блэр провела ногтем по колену, облаченному в ажурный чулок.
– Правда? – спросила она, желая скрыть в голосе оттенок желания и надежды.
Оуэн поднял бокал к губам, его голубыеглаза горели.
– Да. Эта неделя была просто сумасшедшей, но обещаю, что отошлю свой отчет в приемную комиссию Иеля.
– А-а-а, – разочарованно произнесла Блэр. Она водила своей маленькой коричневой коктейльной соломинкой по дну бокала. Она вдруг перестала думать об университете. Находиться рядом с Оуэном было для нее важнее. Она его«красавица», звезда егошоу. А может, она лишь тешит себя?
Вглядываясь в оконное стекло, Блэр едва могла различить силуэты машин, припаркованных на улице. Они были просто белой массой, словно огромные спящие немые слоны. Она чувствовала взгляд Оуэна на себе. Он наблюдал, как она затянулась и выпустила в воздух струю серого дыма. Потом спросил, могут ли они встретиться еще раз? Он бы этого не сделал, если бы не считал ее привлекательной. Он просто нервничал, вот и все. В головке Блэр-режиссера завращались камеры. Она отвела себе роль роковой женщины, соблазняющей красивого юриста. О Иеле говорить сейчас ей хотелось меньше всего.
Она затянулась в последний раз и затушила сигарету о хромированную пепельницу, стоявшую посередине стола.
– Я однажды чуть не попала в тюрьму, – заявила она, пытаясь его заинтриговать.
Это была неправда. Несколько месяцев назад она украла из мужского отдела «Барниз» кашемировые домашние брюки. Ей хотелось сделать Нейту сюрприз, у них уже тогда начались проблемы. Но когда они расстались окончательно, Серена убедила Блэр вернуть штаны в магазин. Так что тюрьмы она благополучно избежала.
Оуэн засмеялся и взял свой напиток. У него были золотые запонки с синей буквой «И», которые сочетались с золотисто-синим галстуком с эмблемой Йельского университета.
– Вот видишь, как раз такие, как ты, и нужны в Иеле, – пошутил он.
– Я еще девственница, – сболтнула Блэр, часто заморгав ресницами из-за неожиданно сорвавшихся слов. Странно. Ей уже не терпелось узнать, как Оуэн целуется, но она все еще чуть-чуть опасалась того, что делала.
– Я думаю, что в Иельском такие тоже нужны, – засмеялся Оуэн. Он положил ногу на ногу, потом сбросил, и Блэр поняла, что заставляет его нервничать, а этого она как раз не добивалась.
Она протянула под столом руку, и ее маленькие дрожащие пальцы опустились на его теплую загорелую ладонь.
– Я совсем не против, если ты меня поцелуешь, – прошептала она низким хриплым голосом, как Мэрилин Монро в фильме «Некоторые любят погорячее».
Оуэн поставил бокал.
– Иди сюда, – сказал он, обнимая ее и притягивая к себе.
Его колючий подбородок царапал Блэр во время поцелуя, но еще никто в жизни не целовал ее так умело и так крепко. К тому же от него слегка пахло самым любимым ее мужским одеколоном «О-д'оранж-верт» от Эрме.
Блэр думала, что ее будут мучить угрызения совести, когда их губы встретятся. «Он ведь друг отца, – напомнила она себе. – Он уже в возрасте». Но Оуэн так хорошо целовался, что ей не хотелось, чтобы он останавливался.
С не может найти воего парня, ну и что с того?
– Я сказал ей, что ни у одной девушки в нашем бизнесе нет такой классной задницы, как у нее, – сообщил один из стилистов Леза Бсс-та фотографу из журнала «Дабл ю». – Да с ее худыми бедрами это просто супер. Даже если бы она влезла в грязные старые джинсы своего парня, они показались бы всем свежими и сексуальными.
Серена покачала своей прелестной белокурой головкой, добродушно протестуя, и выпустила струю дыма от своих сигарет «Американ Спирит».
– Мой парень никогда не носит джинсы. Он говорит, что они не заслуживают того повышенного спроса, которым пользуются. Он носит зеленые камуфляжные штаны. Причем только настоящие, которые можно найти лишь в магазинах, где продают обмундирование.
Она обвела взглядом толпу, отрывающуюся на полную катушку на банкете в прокуренном клубе «Крэм», что недавно открылся на 43-й улице, но нигде не видела Аарона. Он не заходил за кулисы во время показа, поэтому она посчитала, что он должен быть где-то здесь.
– А вашего парня, случайно, зовут не Аарон? – спросил стилист. Он засмеялся, показывая на футболку. – Вы должны уговорить Леза выпустить серию таких. Она всем понравится. Это будет улет!
– Вы не могли бы сделать шаг назад, чтобы я сделал снимок? – попросил фотограф стилиста.
– Серена, а вы не подпишете эту фотографию для моей коллекции, – попросил маленький мужичок в кожаных штанах, постриженный под ежик.
– И мне тоже! – вторил ему еще чей-то голос.
Серена подтянула голубые облегающие джинсы от Леза Беста, за которые получила столько комплиментов, и стала позировать перед камерой: рукой она указывала на надпись на футболке «Я люблю Аарона» и широко улыбалась.
– Уверен, что, если бы вы выставили на аукцион эту футболку прямо сейчас, продали бы ее за тысячу долларов, – пытался сострить фотограф, делавший снимок. – Но, конечно же, вы с ней не расстанетесь.
Серена сделала еще затяжку, пока окружившие ее люди ждали ответа. Футболка была классной, но это был всего лишь экспромт: Серена не говорила Аарону о своей задумке, потому что считала, ему эта идея покажется ему нелепой, а ей хотелось как-то отблагодарить его за то, что он пришел на шоу в тот вечер, ее вечер. Она все делала экспромтом, именно поэтому мысль об аукционе показалась ей очень даже интересной. Она могла потратить деньги на благотворительность, например на программу «Маленькие сердца», куда пойдут деньги, и от проведения бала на день святого Валентина.
– А почему бы так и не сделать! – легкомысленно засмеялась она.
Поклонники ее приветствовали эту новость восторженными криками и последовали за Сереной к бару, словно завороженные мыши за сказочным крысоловом.
– Кто желает купить футболку? – крикнула Серена, залезла на стойку бара и стала ходить по ей, как по подиуму.
Конечно, с этой затеей мог справиться только тот, кто был так же великолепен, как она. Диджей подыграл ей: он поставил старую песню Мадонны «Вог» и включил колонки на полную мощность. Серена покачивала бедрами и выставляла вперед грудь – это было настоящим приколом. Взгляды всех присутствующих были устремлены на нее.
Кто-то крикнул:
– Пятьсот долларов.
– Кто больше? – Серена подзадоривала обалдевшую толпу. – Все деньги пойдут на благотво-
рительность.
– Семьсот!
– Восемьсот! Серена прекратила танцевать, закатила глаза и достала сигареты, словно говоря: «Ваша жадность нагоняет на меня тоску». Толпа засмеялась, и ей сразу же предложили около пятнадцати зажженных зажигалок. Она наклонилась, чтобы прикурить у какого-то счастливчика в меховой жилетке, тут же отпрыгнула от него и продолжила трясти бедрами под музыку, выпуская облако дыма. Она ждала, когда стоимость футболки возрастет.
– Тысяча долларов! – крикнул парень в меховой жилетке. Он видел Серену вблизи и знал, что футболка того стоит.
Серена подняла руки вверх и громко закричала от радости, подзадоривая кого-то поднять цену еще выше. Стыдно признаться, но ей было все равно, что Аарона нигде не было видно. Может быть, она и любила его, но сейчас отрывалась по полной без него.
Ухаживания под кайфом
– Мы можем попросить дворецкого раздеться и поиграть нам на пианино, – сказала Джорджи Нейту. – Он делает все, что я ему говорю.
Когда сеанс групповой терапии закончился и нестационарные больные разошлись по домам, снегопад был настолько сильным, что Нейт не мог поймать машину, чтобы доехать до вокзала. И тогда Джорджи предложила подвезти его. А когда они добрались до вокзала, выяснилось, что поезда прекратили ходить, и любезной Джорджи ничего другого не оставалось, как отвезти Нейта на своем черном «Рейндж-Ровере» к себе домой. Теперь они сидели на полу ее огромной роскошной спальни и курили траву, наблюдая за тем, как за окном все шел и шел снег. В четырехэтажном доме в Верхнем Ист-Сайде, в котором вырос Нейт, у них был и лифт, круглосуточный повар. Но в особняке Джорджи и было то, чего не было у них, – много-много места в доме и акры земли вокруг. Можно сказать, что поместье было городом, в котором у Джор-жи был свой собственный район, где она могла делать все, что хотела, в то время как ее старая английская няня лежала в постели и смотрела Би-би-си, а остальные слуги занимались каждый своими делами. В ванной Джорджи даже была римская скамеечка, на которой можно было полежать в ожидании того, как заполнится мраморная джакузи шириной в три с половиной метра.
– Мы могли бы позаниматься сексом на ступеньках, было бы прикольно, – сказала Джорджи. Это сведет с ума всех слуг.
Нейт прислонился головой к изножью кровати с пологом на четырех столбиках, размеры которой были поистине королевскими, и взял косяк, который они курили по очереди.
– Давай сначала просто посмотрим, как идет снег.
Джорджи перевернулась на спину и положила голову на ногу Нейта, на нем были темно-синие брюки с лейблом «Культура гуманизма».
– Блин, ты такой славный. Я не привыкла тусоваться с такими, как ты.
– А какие у тебя друзья? – спросил Нейт, присосавшись к косячку. Марихуана была ничего и казалась еще лучше оттого, что некоторое время ему пришлось обходиться без нее.
– У меня больше нет друзей, – ответила Джорджи. – Они все забили на меня, потому что у меня не все дома.
Нейт положил ей на голову руку и начал перебирать ее волосы. У нее были роскошные, невероятно мягкие волосы.
– Я постоянно тусовался с этими тремя пар нями из своего класса, – сказал он, имея в виду Джереми, Энтони и Чарли. – Но несколько дней у меня не было возможности оттянуться, и я их не хотел видеть, понимаешь?
– Это то, что Джеки называет негативной дружбой. Позитивная – это, когда ты прикалываешься с ними, создаешь что-то вместе с ними, например: печешь печенье, делаешь коллажи и лазаешь по горам.
– Я твой друг, – тихо предложил Нейт. Джорджи потерла головой о его ногу.
– Я знаю. – Под ее облегающей белой футболкой вверх-вниз дергались не такие уж маленькие груди. – Хочешь, испечем печенье?
Нейт приподнимал пальцами локоны ее волос и отпускал их, и прядь за прядью они падали к нему на колени. У Блэр тоже были длинные волосы, но не настолько гладкие и шелковистые, как у Джорджи. Прикольно, что все девчонки такие разные.
– Можно, я тебя поцелую? – спросил он, хотя вовсе не хотел, чтобы его просьба звучала так формально.
– Ладно, – прошептала Джорджи.
Нейт наклонился, провел губами по ее носу, подбородку и, наконец, губам. Она тут же ответила на его поцелуй, затем поднялась и легла, опершись на локти.
– Это то, что Джеки называет «способствовать пристрастию»: ты делаешь что-то, от чего ты чувствуешь себя хорошо только временно, вместо того чтобы «залечивать раны».
Нейт пожал плечами:
– Почему же это временно?
Он показал на световой люк, который был полностью засыпан снегом:
– Я никуда не тороплюсь.
Джорджи встала и удалилась в ванную. Нейт слышал, как открылась дверца шкафчика, как зазвенели пузырьки с таблетками, как побежала вода. Затем она вышла с зубной щеткой во рту, ее светло-карие глаза так светились, как будто на нее снизошло прозрение или, по крайней мере, посетила какая-то хорошая мысль.
– Там на чердаке есть старая коляска. Мы можем пойти и посидеть в ней, – объявила она с полным ртом зубной пасты.
Она ушла в ванную, чтобы сплюнуть, и вернулась назад, протягивая Нейту свою бледную руку:
– Ты идешь?
Нейт встал и взял ее за руку. Его тело возбудилось от травы и гладкой кожи Джорджи. Все, чего он по-настоящему хотел, это целовать ее еще и еще.
– Можно мне поспособствовать своей страсти? – спросил он, находясь под хорошим кайфом.
Джорджи приподняла свою узкую бровь и облизала губы:
– Я бы даже разрешила Тебе залечить мне раны.
Нейт криво улыбнулся, как часто улыбаются обкумаренные чуваки. Кто знал, что эта дурацкая болтовня на курсе реабилитации окажется таким отпадом.
Тела и ты
– У меня рука устала, – пожаловалась Дженни Элиз, закончив с ее головой и шеей. – Дорисую остальное завтра.
– Дай посмотреть, – приподнимаясь, попросила Элиз. Ее грудь была такой маленькой, что Дженни невольно уставилась на нее. Они были похожи на те две маленькие картофелины, которые вырастил ее отец, когда однажды летом они снимали дом в Пенсильвании. Маленькие, плотные и бежево-розовые.
– Здорово, – сказала Элиз, искоса взирая на холст. – Но почему лицо зеленое?
Дженни ненавидела, когда люди задавали ей вопросы о творчестве. Она не знала, почему она делала то, что делала. Ей просто так хотелось. А ее отец всегда говорил: «Художник не должен никому ничего объяснять».
– Потому что у меня было зеленое настроение, – ответила она раздраженно.
– Зеленый – мой любимый-цвет, – радостно отозвалась Элиз.
Она натянула водолазку и трусы, оставив лифчик и джинсы на полу.
– Ух ты, у меня тоже такая есть! – взвизгнула Элиз, показывая на толстую книгу в мягком переплете, которая стояла на полке за телевизором. Она подошла к полке и достала книгу.
– Совсем новая. Ты никогда ее не читала? Дженни откусила печенье и прочитала название на корешке: «Это мое тело».
– Отец купил ее мне в прошлом году. Он, наверное, думал, что если я прочитаю ее, то буду знать о сексе все, и ему не придется мне ничего рассказывать. Может быть, и стоило ее полистать.
– Неужели ты никогда не смотрела ее? Кое-что в ней представлено очень даже наглядно.
Дженни об этом ничего не знала. Она сразу отправила книгу на полку за телевизор, где уже стояли и другие подаренные отцом книги, которые она никогда не собиралась читать: «Дышащая комната, или Как жить буддисту творчески», «Секретная семерка Мао: женщины в тени Мао», «Поиски дракона в себе, или В чем состоит твое искусство».
– Что ты имеешь в виду под словом «наглядно»? – заинтересовалась Дженни.
Элиз положила книгу на потертый кожаный диван и села, театрально закинув ногу на ногу.
– Я тебе покажу. – И открыла книгу. Дженни расположилась рядом, наклонившись поближе, чтобы было лучше видно.
Сначала Элиз открыла иллюстрацию, на которой были изображены женщина на четвереньках и лежащий под ней мужчина. Книга была написана в семидесятые годы, с тех пор текст был обновлен, иллюстрации остались прежними. Мужчина был с волосами до плеч и бородой, еще и с бусами. Его член был у нее во рту. Девчонки разразились смехом.
«Ухты!»
– Я же тебе говорила, – сказала Элиз, довольная тем, что именно она обнаружила такое.
– Как жаль, что я раньше этого не видела, – воскликнула Дженни, вырвала книгу у Элиз и пролистала вперед.
– Вот блин! – сказала она, раскрыв рот от удивления. На картине была та же пара, но в другой позиции. Член патлатого парня все еще находился во рту у женщины, только на этот раз она лежала рядом с ним, а ее ноги обхватывали его голову так, что он мог делать то же самое и с ней. Дженни даже не знала этому названия.
– Я думала, это какая-нибудь занудная книга о всякой фигне, типа как следить за циклом. Но это настоящее пособие по сексу для женщин.
– Мне кажется, что-то подобное есть и для подростков, вот та правда скучная. Мать купила мне книгу по ошибке. Поняла это, когда начала читать.
Девушки пристально разглядывали страницы, пока не дошли до раздела «Однополая любовь».
– Это как мисс Крамб, – заметила Дженни, прочитав заголовок. Вступление было длинным и начиналось со слов: «Ваши чувства истинны, и их не нужно игнорировать…» Она слышала, как мимо дома с грохотом проехал снегоочиститель, и подняла глаза, чтобы увидеть сквозь грязное окно гостиной, что снег все еще падает.
– Хочешь попробовать? – спросила Элиз. Дженни вернулась к книге:
– Что?
– Поцеловаться, – почти шепотом ответила подруга.
«Ваши чувства истинны, и их не нужно игнорировать».
Да, но Дженни не испытывала никаких чувств к Элиз. Она ей нравилась, вот и все, но она не находила ее привлекательной. С другой стороны, целоваться с девушкой, в этом что-то было. Она никогда не делала этого раньше, и если бы ей не понравилось, она могла бы представить, что целуется с тем высоким блондинчиком, которого встретила в «Бенделз».
Она закрыла книгу и положила руки на колени. Ее лицо было совсем рядом с лицом Элиз.
– Ну, давай попробуем.
Это было всего лишь экспериментом, чем-то новым в такую скучную снежную ночь.
Элиз наклонилась вперед и обняла Дженни. Она закрыла глаза, и Дженни тоже. Элиз прижалась губами к стиснутому рту подруги. Это совсем не напоминало поцелуй – он был слишком сухим. Скорее похоже на легкое подталкивание или что-то типа того. Элиз откинула голову назад, и обе девушки открыли глаза.
– В книге говорится, что нужно расслабиться и наслаждаться, особенно когда это впервые. Она что, книгу наизусть выучила?
Дженни убрала назад свои волнистые каштановые волосы и глубоко выдохнула через нос. Она нервничала, не понимая почему, но ей было бы легче, если бы Элиз все же была в джинсах.
– Ты не наденешь свои джинсы? – спросила она. – Думаю, мне не удастся расслабиться, пока ты раздета.
Элиз вскочила и натянула джинсы.
– Ну что, так лучше? – спросила она и, не застегивая пуговицы, села на диван.
– Ладно. Давай попробуем еще раз, – взволнованно ответила Дженни. Она закрыла глаза и обняла ее за шею, не пытаясь казаться скромницей.
В конце концов она была художницей, а они позволяли себе много разных выходок.
Новый Китс встречает новую музу
Когда шоу «Лучше, чем голые» подошло к концу и свечи, выставленные вдоль подиума, были убраны, на стенах, обитых черным бархатом, замелькали красные и синие стробоскопические огни. Диджей Сэсси зарядил французские хаус-ритмы, и клуб «Харрисон» превратился в евродискотеку семидесятых с полуобнаженными моделями, хлещущими шампанское «Кристалл» прямо из бутылок.
Дэн стоял в одиночестве у стойки бара и потягивал свой коктейль «Ред Булл» кто знает еще с чем.На вкус он напоминал аспирин для детей, и пил он его только потому, что бармен обещал добавить в него кофеин и какой-то таурин, они должны были помочь ему продержаться бодрячком всю ночь.
Вдруг он заметил невообразимо высокую женщину в ярко-красном пышном парике – должно быть, это был парик – с розовой неоновой помадой на губах и огромными солнцезащитными очками в оправе из панциря черепахи. Она стояла посередине переполненного зала и кричала, сложив руки рупором:
– Дэниел Хамфри! Дэниел Хамфри! Это была Расти Клейн.
Дэн запрокинул голову назад, часто моргая. Кофеин и еще какая-то фигня, подмешанная в коктейль, наконец-то добрались до его мозга. Он поставил бокал и, спотыкаясь, направился прямо к женщине. Сердце его билось быстрее ритма музыки.
– Я Дэн, – прохрипел он.
– Вы только посмотрите на него! Наш новый поэт! Тебя уже все обожают! Восхитительно!
Расти Клейн подняла свои огромные очки, нацепила их на волосы. Огромные золотые браслеты, закрывающие ее костлявые запястья, загремели, когда она схватила Дэна и расцеловала в обе щеки. Ее духи пахли тягуче и кисло, как тунец.
– Я люблю тебя, дорогой, – промурлыкала она, крепко сжимая Дэна в объятиях.
Дэн отстранился от нее: он не привык к тому, чтобы его так тискали, особенно тот, с кем он только что познакомился. Он не ожидал, что Расти Клейн окажется настолько ужасной. Ее брови были выкрашены под цвет парика, и одета она была, как фехтовальщик: черная бархатная куртка с рукавами-бомбер и с лейблом «Лучше, чем голые», облегающая фигуру, и сочетающиеся с ней черные бархатные штаны, как у тореадора; нитка черного жемчуга касалась ее бледной, костлявой груди. – Я пытался написать еще несколько стихотворений, – заикаясь, проговорил Дэн. – Ну вы знаете… для моей книги.
– Замечательно! – крикнула Расти Клейн, целуя его снова и, возможно, размазывая ярко-розовую помаду по всему его лицу. – Давай как-нибудь пообедаем вместе.
– Вообще-то всю следующую неделю я в школе, но после… Я заканчиваю в половине четвертого.
– В школе! – закричала Расти Клейн. – Ты просто крут! Тогда попьем где-нибудь чаю. Позвони мне в офис и скала! Бакли, моему ассистенту, чтобы он все уладил. Мать твою, блин!
Она схватила Дэна за руку своей похожей на клешню рукой. Ее ногти были длиной как минимум сантиметров семь и покрашены в оранжево-розовый цвет.
– Здесь есть кое-кто, с кем тебе просто необходимо познакомиться.
Расти отпустила Дэна, чтобы обнять болезненного вида девушку с грустным вытянутым лицом и грязными светлыми волосами. На ее костлявом теле была только бледно-розовая полупрозрачная комбинация, а ее гладкие волосы, достающие до талии, были непричесапы, так что казалось, будто она только что встала с постели.
– Мистерия Бзик, это Дэниел Хамфри. Дэниел, это Мистерия Бзик, – громко замурлыкала Расти. – Мистерия, ты помнишь то стихотворение, которое я тебе давала прочитать? О котором ТЫ сказала… Мать твою, скажи теперь ему сама что ты тогда сказала. А теперь извините меня, мне надо пойти полизать задницу моему любимому дизайнеру, может, тогда он даст мне еще каких-нибудь халявных тряпок. Люблю вас обоих. Чао!
Сказав это, она заковыляла в своих черных туфлях на двенадцатисантиметровых каблуках.
Мистерия моргала большими уставшими серыми глазами. Складывалось впечатление, что она всю ночь не спала и мыла полы, как Золушка.
– Твое стихотворение спасло мне жизнь, – разоткровенничалась она. Голос у нее был низкий и хриплый.
Высокий узкий стакан с ярко-красным зельем был втиснут в ее бледную руку.
– Это кампари, – сказала она, заметив его взгляд. – Хочешь попробовать?
Дэн не пил ничего, не содержащего кофеина. Он отрицательно покачал головой и сунул под мышку свой черный блокнот. Затем прикурил «Кэмел» и сделал глубокую затяжку. Что могло быть лучше? Теперь, даже если бы он не нашелся, что ей сказать, у него было хоть какое-то занятие.
– Так ты тоже поэт? – спросил он.
Мистерия опустила палец в стакан и затем облизала его. От кампари уголки ее рта были красного цвета, словно она только что съела вишневое мороженое.
– Я пишу стихи и короткие рассказы. А сейчас работаю над романом о кремации и преждевременной смерти. Расти говорит, что я очередная Сильвия Плат, – ответила она. – А ты?
Дэн пригубил из своего бокала. Он не очень-то хорошо представлял, что она имела в виду под преждевременной смертью. Разве наступает ког-
нибудь время, когда пора умирать? Он подумал, что ему стоит написать об этом стихотворение.
I [о ему не хотелось красть материал Мистерии.
– Говорят, я новый Ките.
Мистерия снова опустила палец в бокал и об-лизнула его. – Какой твой любимый глагол? Дэн сделал еще одну затяжку и выпустил дым в шумную толпу. Он не знал, почему так получилось: из-за того ли, что он находился в клубе, или из-за музыки, из-за кофеина с таурином, но, разговаривая о словах с девушкой по имени Мистерия, чью жизнь он спас, он чувствовал себя так бодро и так хорошо. Ему все это было просто по кайфу.
– «Умирать», наверное, – ответил он, допи-
вая коктейль и ставя пустой бокал на пол. – Глагол «умирать». Он знал, что это, должно быть, прозвучало так, будто он хотел произвести на нее впечатление. Она все-таки писала книгу о преждевременной смерти и кремации. Но это была сущая правда. Почти во всех его стихотворениях кто-нибудь умирал. Умирал от любви, от ярости, от скуки, от восторга; кто-нибудь засыпал и никогда не просыпался.
Мистерия улыбнулась:
– У меня тоже.
Ее серые глаза и худое, вытянутое лицо были удивительно красивыми, но его портили зубы, такие кривые и желтые, будто она никогда в жизни не была у стоматолога.
Она схватила с подноса официанта еще один коктейль «Ред Булл» и отдала его Дэну.
– Расти говорит, что скоро поэты станут востребованы, как кинозвезды. Когда-нибудь мы оба будем разъезжать на собственных лимузинах, и у нас будут личные телохранители.
Она тяжело вздохнула:
– Как будто это облегчит нам жизнь.
Она подняла свой бокал и стукнула им по бокалу Дэна.
– За поэзию, – решительно объявила она. Затем схватила его за затылок, притянула его голову к себе и раздавила его губы в крепком поцелуе со вкусом кампари.
Дэн знал, что ему следовало бы оттолкнуть Мистерию, запротестовать, сказать, что у него есть девушка, которую он любит. Ему не должны были понравиться приставания странной, практически раздетой девицы с желтыми зубами. Но ее губы были сладкими и одновременно кислыми, и ему хотелось понять, почему она была такой печальной и такой уставшей. Он хотел открытьее, так же как он открывал совершенные метафоры, когда писал стихи, а для этого он должен был продолжать целоваться с ней.
– А какое твое любимое существительное? – прошептал он ей в ухо, передохнув.
– «Секс», – ответила она и снова прильнула к его губам.
Дэн, усмехавшись, поцеловал ее снова. Может быть, все дело в таурине…
