Текст книги "Ведь я этого достойна"
Автор книги: Сесиль фон Зигесар
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Девушка с камерой
– Так ты одна. Красивый загорелый парень улыбнулся Ванессе, обнажив свои блестящие белые зубы. На нем были мешковатые шорты для серфинга, белые кожаные туфли от Биркенстока и меховая жилетка бело-коричневого цвета, одетая прямо на голое тело. Его звали Дорк или Дьюк или что-то вроде того, и он заявлял, что был продюсером.
– Гениальный режиссер.
– Она новый Бертолуччи. – Кен Могул поправил Дьюка или как его там. – Дайте мне год, и ее имя будет у всех на слуху.
Кен был одет как городской ковбой. Поверх черной рубашки с перламутровыми кнопками вместо пуговиц на нем была длинная серебряная жилетка с лейблом «Культура гуманизма». Его вьющиеся рыжие волосы были убраны под черную ковбойскую шляпу, даже ковбойские сапоги и джинсы на нем были черные. Он прилетел в Нью-Йорк из Юты, где на кинофестивале в Сандансе был представлен его последний фильм. Это был амбициозный проект о глухонемом мужчине, который работал на консервном заводе на Аляске и жил в трейлере с тридцатью шестью кошками. Мужчина все время молчал и дни и ночи прово-дил у компьютера, отправляя одиноким девушкам с сайта сообщения по электронной почте, поэт ому Кену пришлось изрядно попотеть, чтобы придумать какое-нибудь развитие действия. Пока это была его лучшая работа.
– Подруга, посмотрев твой фильм, я просто заново родился, – сказал Дорк Ванессе.
Уголки рта Ванессы приподнялись, она улыбнулась не то скучающей, не то изумленной улыбкой Моны Лизы. Она не знала, как отнестись к тому, что он назвал се подругой, но была довольна тем, что сделала его счастливым.
Банкет после шоу «Культура гуманизма» от Джедидаи Эйнджела был в сто раз круче, чем сам показ. Дом по адресу Хайвей, 1, был украшен как индуистский свадебный шатер, и одетые в бикини модели, которые даже не принимали участия в показе, лежали, развалившись, на кожаных диванах, пили мартини или танцевали под живую музыку бхангра. Ванесса подтянула свой красный топ. Было нелегко чувствовать себя жирной свиньей среди такого множества худых и стройных тел.
– Смотри, вот парень из журнала «Энтертей-нмент Уикли», – сказал Кен Могул и обнял ее за Талию, – Улыбайся, он фотограф.
По другую руку от Ванессы стоял Дьюк, прижавшись своей загорелой худой щекой к ее бледной мягкой щеке. От него пахло лосьоном после загара «Коппертоун».
– Скажи «салями»!
У Ванессы был принцип не улыбаться, когда ее заставляют фотографироваться, но почему бы и нет? Она не собиралась воспылать страстью к Дьюку, выходить за него замуж в храме волн и песка и жить в Малибу в убогой студии по соседству с акулами. Она слишком привязана к Нью-Йорку, а помимо этого она ненавидела пляжи. Нет, улыбаться она будет лишь сегодня ночью, а завтра будет такой, как всегда.
– Салями! – крикнули они все трое одновременно, сверкая улыбками перед фотообъективом.
После того как фотограф ушел, Дьюк, предполагая, что она из Лос-Анджелеса, как и все, кого он знал, спросил:
– В какой гостинице ты остановилась? Ванесса открыла бутылку минеральной воды «Эвиан» и сделала большой глоток.
– Вообще-то я живу здесь, в Нью-Йорке, в Уильямсбурге, с сестрой. Я еще учусь в школе, а она играет в группе. Дорк посмотрел с восхищением.
– Подруга! – крикнул он. – Да ты знаешь, ты прямо как тот сценарист, который в начале карьеры презирает условности и мораль. Только ты реальная. Даже реальней реального. Ты просто ди-на-мит!
Для парня по имени Дорк он оказался достаточно проницателен.
– Спасибо, – сказала Ванесса, пытаясь понять, правильно или нет она отреагировала. Она никогда не разговаривала с кем-то, кто был настолько глуп. Она почувствовала чью-то руку у себя на локте и обернулась. Ей и улыбался болезненного вида мужчина в годах в фиолетовом пиджаке и черных круглых очках.
– Ты ведь и есть режиссер фильма? – спросил ОН.
– Да, – кивнула Ванесса.
Старик покачал перед ней своим костлявым пальцем.
– Не воспринимай свой дар слишком серьезно, – сказал он и ушел.
Дьюк нагнулся к ее уху и настойчиво произнес:
– Я живу в отеле «Хадсон». Не хочешь пойти ко мне и выпить чего-нибудь? Ванессе бы сказать ему: «Отвали», но к ней никогда прежде не клеился такой прикольный глупый серфингист. Он мог запросто пристать к любой модели в клубе, но почему-то выбрал ее. Это ей льстило. И разве не прав был тот старик, который сказал ей не воспринимать все слишком Серьезно? Слава богу, что она, пройдя через все муки, удалила волосы на ногах.
– Может быть, чуть попозже, – ответила она, чтобы Дорк не чувствовал себя полным победителем. – По-моему, там снег идет.
– Пожалуй, ты права.
Дорк шлепнул себя ладонью по лбу и глупо засмеялся:
– Ну, может, тогда потанцуем?
Он протянул руку, и мышцы его слегка заиграли, приглашая. Наверное, он ни разу в жизни не пропустил тренировку и питался исключительно протеиновыми коктейлями и проросшей пшеницей.
Ванесса снова подтянула красную блузку, взяла Дьюка за руку и пошла следом к переполненному и пульсирующему танцполу. Ей просто не верилось – она ведь ненавидела танцевать! Слава богу, никого из ее знакомых там не было.
Да уж.
Одри не раздевается
Так как по городу было невозможно передвигаться, а они застряли в центре, Блэр решила, что оптимальным вариантом будет снять номер в гостинице.
– Мы можем посмотреть телевизор и заказать еду в номер, – заманчиво прошептала она в ухо Оуэну. – Это будет здорово.
Номер оказался просто шикарным, в нем была огромная кровать, джакузи, на стене висел телевизор с жидкокристаллическим экраном, а из окна открывался восхитительный вид на полузамерзшую заснеженную реку Гудзон. Оуэн заказал бутылку шампанского «Вдова Клико», филе миньон, картошку фри и торт с шоколадным кремом. Когда все принесли, они залегли на кровать и, угощая друг друга тортом, стали смотреть «Топ-Ган» по Ти-эн-ти.
– Как получилось, что вы с женой разошлись? – спросила Блэр, отправляя кусок торта в открытый рот Оуэна. Шоколадные крошки упали на белые хлопчатобумажные наволочки.
Оуэн в свою очередь отломил ложечкой кусочек торта и предложил его Блэр:
– Мы еще не… – Он сомневался, его красивые брови нахмурились, пока он думал, что ей ответить: – Я бы не хотел об этом говорить.
Блэр улыбнулась, когда шоколадная корочка растаяла у нее на языке. Ей нравилось играть роль другой женщины. Она чувствовала свою… власть над ним. На огромном экране Том Круз и Келли Макгиллз мчались куда-то на мотоцикле.
– Она тоже училась в Йельском?
Оуэн взял пульт и направил его на телевизор, а затем положил, так и не переключив канал.
– Не знаю, – ответил он.
Так отвечал ее младший брат Тайлер, когда смотрел телевизор, а мама спрашивала, выучил ли он уроки.
Блэр схватила пульт и стала переключать с канала на канал. «Друзья» уже который раз. Рестлинг. Эм-ти-ви. Ей как-то не очень нравился Оуэн-мальчик, она предпочитала Оуэна-мужчину.
– Так она училась в Йеле или все-таки нет?
– Угу, – ответил Оуэн, жуя огромный кусок торта. – Специализировалась в астрономии.
Подняв брови, Блэр смотрела, как Шон «П. Дидди» Комбз показывает свой особняк в Верхнем Вест-Сайде. Похоже, жена Оуэна настоящий гений. Интересно, кто вообще специализируется в астрономии? Тот, кто хочет стать астронавтом? Ей бы хотелось услышать, что его жена никогда не училась в университете, а сидела и смотрела по телевизору «Дог-шоу» и ела пончики с кремом. В конце концов, она стала весить две-сти с лишним килограммов, и ему приходилось спать в комнате для гостей до тех пор, пока он не съехал совсем. Просто ему стало негде жить.
Блэр переключила на Эй-эм-си, ее любимый канал. Там часто крутили старые фильмы. Пока-зывали «Касабланку» с Ингрид Бергман и Хамфри Богартом в главных ролях, и уже прошло пол-фильма. Немцы вошли в Париж, и героиня Инг-рид ужасно перепугалась.
– Иногда я представляю себе, что живу в то время, – мечтательно сказала она Оуэну, откинув-шись на подушки. – Оно кажется мне гораздо более изысканным. Никто не носил джинсы, все были такие вежливые, и у каждой женщины своя неповторимая прическа.
– Да, но тогда шла война. Великая война, – напомнил ей Оуэн. Он вытер рот льняной сал-феткой и лег на подушки рядом с ней.
– Ну и что? – настаивала Блэр. – Все равно было лучше.
Оуэн потянулся к ее руке, и Блэр отвернулась от телевизора, чтобы рассмотреть его профиль.
– Знаешь, а ты очень похож на Кэри Гранта, – прошептала она.
– Ты так считаешь?
Оуэн повернулся, чтобы посмотреть на нее, в его голубых глазах было столько сексуального огня.
– Я постриглась, чтобы быть похожей на Одри Хепберн, – призналась Блэр и повернулась к нему спиной, чтобы положить голову на его мужественную грудь в белоснежной сорочке.
– Мы могли бы быть Одри и Кэри.
Оуэн поцеловал ее волосы и нежно сжал ее руку.
– За тебя, крошка, – пробормотал он. Свободной рукой он принялся массировать ей спину, и Блэр почувствовала, как обручальное кольцо на его пальце ударялось о ее выступающие позвонки.
Снег за окном повалил сильней. Блэр смотрела в окно и никак не могла расслабиться. Она представляла, как жена Оуэна, гениальный астронавт, сидит дома и пишет на доске невероятные астрономические уравнения и все время думает о своем муже. Хотя Блэр и Оуэн были похожи на Одри Хепберн и Кэри Гранта, Блэр знала, что хорошие девочки, которых играла Одри, не расставались со своей девственностью в отелях с женатыми мужчинами старше себя, каким бы глубоким ни был снег. Почему бы на этом и не закончить фильм, пока она его не испортила?
Оуэн теперь глубоко дышал и рука его, массирующая ей спину, обмякла. Как только Блэр удостоверилась, что он спит, она тут же выскочила за дверь и попросила консьержа вызвать машину, чтобы отвезти ее домой. В конце концов, нужно было поддерживать репутацию. Она вовсе его не бросала.
Самый лучший способ заинтриговать парня – это исчезнуть.
Некоторые девушки умеют веселиться
– Снежки! – что было мочи крикнула Серена. Она танцевала с полураздетыми подвыпившими моделями Леза Беста, и ее белокурая грива сзади свалялась в ком, создавая эффект одной толстой косички. Она избавилась от футболки «Я люблю Аарона» за четыре тысячи баксов, продав ее своему старому другу Гаю Риду из бути-ка Леза Беста, и теперь на ней был лишь классный розовый бюстгальтер «Ла Перла», который можно было принять за верх от купальника. – Сыграем в волейбол снежками! – еще громче крикнул ей в ответ какой-то парень. Он был в черном лыжном костюме от Леза Беста, черных меховых сапогах, а на ушах у него были черные меховые наушники. Он показал на огромные окна бара, через которые на заснеженной площадке можно было увидеть волейбольную сетку.
В момент все потные извивающиеся тела, заполнявшие зал, буквально атаковали гардероб, хватая первые попавшиеся под руку дубленку от Фэнди или пуховик на гусином пуху от Гуччи, и выскакивали на мороз порезвиться на снегу.
Серена рассмеялась, надевая на себя бежевую парку с долевыми полосками овечьей шерсти и с капюшоном, обрамленным бобровым мехом, который был бы впору огромному эскимосу. За последние два часа она выпила шампанского больше, чем за весь Новый год, поэтому тепло разливалось по всему ее телу и немного кружилась голова. Прежде чем она успела застегнуться, кто-то схватил ее за руку и потащил за собой на улицу.
Там все было укутано снегом, пушистое белое покрывало блестело под светом фонарей. На город опустилась приятная тишина: не было слышно ни шума, ни гудков машин – город спал. С пронзительным восторженным визгом на воздух хлынула толпа моделей, стилистов и фотографов. Пробежав к волейбольной сетке по запорошенной снегом дорожке, они принялись бросать через нее снежки.
– Ну разве не красиво? – шепотом произнесла Серена. Ей так хотелось, чтобы Аарон был рядом, она поцеловала бы его и, запихивая ему за пазуху большой снежок, сказала бы, как сильно она его любит. Но его не было, он избегал вечеринки, и ей пришлось отогнать эти мысли. Она повернулась к парню, который все еще держал ее за руку. Это был тот самый парень в лыжном костюме, высокий симпатичный блондин. Она высвободила свою руку и сгребла немного снега.
– Или сюда, – поманила она его. – Я хочу открыть тебе секрет.
Он шагнул к ней, у него изо рта шел пар.
– Что? Серена поднялась на цыпочки и обхватила его руками за шею. Затем поцеловала его холод-ную гладкую щеку.
– Я люблю Аарона! – провизжала она и, запихнула снежок ему за пазуху, убежала к остальным. Парень погнался за ней, хватая за ноги и пытаясь повалить на снег. Но тут веселая толпа забросала резвящуюся парочку снежками. Кто-то остановился, чтобы прикурить или накрасить губы. Серена зашлась от смеха, когда снег попал ей в джинсы. Как здорово, по-настоящему здорово быть такой красивой и такой беззаботной! И не важно, с кем ты и чем ты занимаешься, время всегда проходит сказочно. И, оказывается, вовсе не обязательно любить только одного человека,
когда весь мир у твоих ног.
Не стоит придавать слишком большое значение экспериментам
Дженни и Элиз все еще целовались, когда позвонил Руфус. Дзынь-дзынь!
– Черт!
Дженни оттолкнула от себя Элиз, спрыгнула с дивана и со всех ног кинулась в кухню. Конечно, их никто не мог увидеть, но у нее было такое чувство, что их застукали за чем-то невероятно постыдным.
– Все в порядке? – радостно рявкнул Руфус в трубку. – Я тут застрял с Максом и Лили и другими неудачниками. Снегу намело охренеть!
Руфус проводил все вечера по пятницам в старом баре Ист-Виллиджа со своими друзьями, писателями-коммунистами. Он был навеселе, он всегда был таким после двух-трех бокалов красного вина.
– У вас точно все в порядке? Дженни покраснела:
– Угу
– Скажи своей подруге, чтобы она оставалась, Только слабоумные попытаются сегодня выйти на улицу Дженни закивала:
– Ладно.
Дженни надеялась, что Элиз сама изъявит желание отправиться домой, а она примет горячую ванну и соберется с мыслями. Не могла же она так просто попросить подругу уйти, когда весь город замело, а снег все никак не прекращался. – До скорого, пап, – произнесла она. Ей до безумия хотелось рассказать ему, как она была смущена тем, что произошло. Может, она и многообещающий художник, но это вовсе не означает, что она должна все время экспериментироть. Дженни повесила трубку.
– Ну, чем мы теперь займемся? – спросила Элиз, проходя в кухню во все еще расстегнутых джинсах. Она разломила «Орео» и слизала крем изнутри.
Похоже, Элиз намекала, что уже готова перейти к следующей главе книги «Это мое тело», но Дженни и знать не хотела, что за этим могло последовать. Она сделала вид, что зевает.
– Отец сказал, что скоро придет Дэн, – солгала она. – Да к тому же я устала.
Она посмотрела в окно. Там было белым-бело, а снег все еще шел. Похоже на конец света.
– Ладно, пошли.
Она повела ее в свою спальню:
– Отец сказал, чтобы ты осталась.
Все, что у нее было, – это небольшая кровать, которую она определенно не собиралась делить с Элиз, раз та была такой… озабоченной и непредсказуемой.
– Ты можешь спать здесь, на моей кровати, а я лягу на диване.
– Ладно, – неопределенно ответила Элиз. – Я лучше позвоню матери. Ты злишься на меня, так ведь?
– Злюсь? – неожиданно для себя повторила Дженни. – С какой это стати?
Она открыла выдвижной ящик шкафа и дала Элиз не по размеру большую футболку и спортивные штаны.
– Спи в них, – сказала Дженни. А то Элиз могла додуматься спать голой, а это было бы просто стремно. Вдруг Руфус, вернувшись среди ночи, вломится к ней в комнату, чтобы прочитать бесполезную проповедь о смысле жизни, что он обычно и делал, особенно с перепоя. Она достала пижаму себе и задвинула ящик.
– Я в душ. Можешь взять мой сотовый, если хочешь позвонить матери.
Элиз взглянула на картины на стене. Над кроватью висел один из котов семьи Хамфри – Маркс, спящий на кухонной плите. Картина была нарисована жирными мазками, Маркс был бирюзовый, а плита красная. Возле окна красовалось изображение ступни Дженни с оранжевым ногтями и синими пальцами.
– Ты правда классно рисуешь. – Элиз спустила джинсы до колен. – Ты не хочешь закончить мой портрет?
Дженни сняла с крючка на двери свой розовый банный халат.
– Не сегодня, ответила она, быстрой походкой направляясь в ванную. Она примет долгий горячий душ, надеясь, что, когда выйдет из ванны, Элиз уже уснет. Утром они позавтракают вафлями, пойдут в парк кататься на санках и будут болтаться по городу, как нормальные девчонки. Больше никаких экспериментов. Что касается
Дженни, то она придавала этому слишком большое значение.
Н помогает наследнице-наркоманке выздороветь
– Держи поводья в одной руке, а хлыст – в другой, – поучала Джорджи Нейта. Они были на чердаке особняка Джорджи, но вместо того, чтобы спокойно сидеть в великолепной антикварной коляске, курить траву и целоваться, Джорджи проявляла гиперактивность, заставляя Нейта управлять экипажем.
Сам чердак был чем-то невероятным. Он был завален старинными вещами минувших эпох, но все они находились в прекрасном состоянии, как будто кто-то собирался однажды спустить их вниз и использовать по назначению. Коляска была из позолоты и обита фиолетовым бархатом, а под сиденьем, внутри кожаного короба, находились пледы, меховые накидки и муфты, чтобы не замерзнуть, когда отправляешься на прогулку. Но самым прикольным было то, что в коляску при помощи настоящей кожаной сбруи была впряжена восьмерка карусельных лошадей с перьями на головах.
– Давайбыстрее, быстрее,но-о-о, но-о-о! —кричала Джорджи карусельным лошадкам, щелкая хлыстом и подпрыгивая на красном кожаном сидении кучера.
– Тпру.
Нейт сел рядом с ней и пытался прикурить еще косячок, но Джорджи так подпрыгивала, что он выпал у него из рук.
– Черт! – раздраженно закричал он. Он перевесился через край коляски, чтобы посмотреть, куда именно упал косяк, но чердак освещался только одной тусклой лампочкой, и на белом деревянном полу его нигде не было видно.
– Ну ладно. – Джорджи выпрыгнула из коляски. Пойдем, я тебе кое-что покажу. Нейт неохотно оставил косяк там, куда он упал, и поплелся за ней подругой стороне чердака, где были свалены старые деревянные дорожные сундуки.
– Здесь хранятся все вещи от моей старой лошади, – объяснила Джорджи. Она открыла крышку верхнего сундука и достала ленты, которые надевала когда-то на лошадь во время выступлений.
– Я действительно была хорошей наездницей. – Она протянула ленты Нейту.
Все ленты были голубыми, а на них золотыми буквами были написаны названия соревнований. «Чемпион Хэмптона по классической верховой езде среди юниоров», – прочитал Нейт.
– Круто, – сказал он, возвращая ей ленты. Как же ему хотелось найти тот косяк.
– Взгляни на это. – Джорджи достала из сундука большую пластиковую банку и вручила ее Нейту.
Банка громыхнула, когда Нейт перевернул ее. На одной стороне было написано название ветеринарной клиники для лошадей. Он вопросительно посмотрел на Джорджи.
– Это транквилизаторы для лошадей. Я принимала их раньше. Полтаблетки достаточно, чтобы отправить тебя на другую планету, клянусь.
Нейт заметил, что у нее над верхней губой маленькими капельками выступил пот. Это было странно, потому что на чердаке не топили, и у него все, на хрен, отмерзло. Он равнодушно пожал плечами и отдал ей банку.
Джорджи отвинтила крышку и высыпала на потную ладонь огромные белые таблетки.
– Давай же. На этот раз я возьму целую. А может, мы возьмем по две и посмотрим, что получится.
Ее темные волосы упали на глаза, и она нетерпеливо трясла банкой, отсчитывая таблетки.
Нейт уставился на нее и вдруг испугался. Он знал, что Джорджи уже приняла какую-то таблетку в ванной, а перед этим она выпила, так что добавлять ко всему еще лошадиный транквилизатор было бы настоящим сумасбродством. Что ему тогда делать с надравшейся девицей с передозировкой на чердаке огромного особняка в Гринвиче, штат Коннектикут, когда за окном самый ужасный снегопад за всю историю Новой Англии?
– Я, скорее всего, пас.
Он показал на маленький металлический механизм в сундуке, полагая, что это отвлечет ее внимание и она забудет про таблетки.
– Что это?
– Крючок для копыт, – быстро ответила она, протягивая ему таблетки. – Конюх с его помощью чистит лошадиные подковы. Давай, возьми одну.
Нейт покачал головой, он пытался придумать что-нибудь, что могло бы позволить им вырваться из плена лошадиных таблеток и убежать на безопасную территорию.
– Джорджи! – Своими сверкающими изумрудными глазами он посмотрел в ее темные карие глаза и схватил за руку так сильно, что таблетки рассыпались по полу. Потом заключил ее в объятия и поцеловал в темно-красные губы.
– Давай спустимся вниз, ладно? Джорджи положила свою голову ему на грудь.
– Ладно, – сказала она, слегка засомневавшись.
Ее темные шелковые волосы почти касались пола, когда Нейт нес ее по длинному коридору от чердачной лестницы до спальни. Он откинул край белого пухового одеяла и положил ее на постель, но она потянулась к нему.
– Не оставляй меня одну. Нейт и не собирался уходить. Кто знает, что она сделала бы, если бы он ушел.
– Я мигом вернусь, – сказал он, освобождаясь из ее объятий.
Он прошел в ванную, оставляя дверь приоткрытой так, чтобы видеть Джорджи, на случай, если она захочет сделать какую-нибудь глупость. На полке рядом с раковиной стояли в ряд три пузырька с прописанными лекарствами. Нейту было знакомо название перкосет: он принимал это обезболивающее, когда ему удаляли зуб мудрости, но другие названия ни о чем ему не говорили. Причем ни один из рецептов, приклеенных к пузырькам, не был выписан на имя Джорджины Спарк.
Он вымыл руки и вернулся в спальню. Джорджи лежала на животе в белом хлопковом нижнем белье и тихо посапывала. Она выглядела гораздо невинней, чем была на самом деле. Нейт сел на кровать рядом с ней и стал смотреть на нее. Позвонки выпирали у нее из спины и двигались вверх-вниз при каждом вздохе. Он думал, стоит ли кому-нибудь позвонить или для нее это вполне нормально – наглотаться таблеток и уснуть.
В тот день на собрании в клинике Джеки сказала, что если кому-нибудь из них будет плохо и ему понадобится чья-то помощь, то они могут позвонить ей. Нейт достал мобильный и стал искать номер ее телефона, который она заставила записать. Тогда, на собрании, он еще подумал, что он ему вряд ли когда понадобится. Пошли гудки, он встал и ушел в ванную. Он долго ждал, прежде чем Джеки сонным голосом наконец-то ответила:
– Да?
Нейт только тогда взглянул на время и понял, что уже очень поздно: два часа ночи.
– Привет, – медленно сказал он. – Это Нейт Арчибалд из группы реабилитации. Мы сегодня собирались… – Он пытался говорить так, чтобы она не заподозрила, что он обкурился. – Я… гм… в доме Джорджи, ну, той девушки. Она приняла кучу таблеток, и, похоже, ей сейчас хорошо: она спит, но я просто хотел спросить, может, мне нужно что-то сделать?
– Нейт, – быстро проговорила Джеки, словно уже успела выпить с десяток чашек кофе, – прочитай мне ярлыки на пузырьках с таблетками и скажи, сколько она их приняла, если знаешь.
Нейт взял таблетки и прочитал названия. Он ничего не рассказал о транквилизаторах для лошадей, но он был вполне уверен, что Джорджи не проглотила из них ни одной.
– Я не знаю сколько, – сказал он беспомощно. – Я не видел, когда она их пила.
– А ты уверен, что она спит? Она ровно дышит? Ее не рвет? Она не задыхается?
Нейт, встревоженный как никогда, ворвался в спальню, но Джорджи спокойно спала, ее грудная клетка то расширялась, то сужалась, темные волосы были разбросаны на подушке вокруг головы, и она была похожа на Спящую красавицу.
– Да, она спит, – сказал он с облегчением.
– Хорошо. Я хочу, чтобы ты остался и присмотрел за ней. Проследи, чтобы ее не начало рвать, а если это случится, то усади, прислони ее к своему плечу и постучи по спине, чтобы она не подавилась. Это все, конечно, не очень приятно, но ты же хочешь, чтобы с ней все было в порядке? Ты ведь хочешь поспособствовать ее выздоровлению?
– Ладно, – дрожа, ответил Нейт.
Он еще раз взглянул на Джорджи, молясь, чтобы с ней не произошло ничего страшного.
– Я вышлю машину из клиники. Это должно занять некоторое время, потому что все дороги замело. Но это ведь не очень далеко, они в конце концов доберутся. Держись, Нейт, и помни, сегодня ты наш герой, наш прекрасный принц, наш рыцарь в сияющих доспехах.
Нейт подошел к окну и выглянул. За окном было так много снега, что подъездную дорогу, посыпанную гравием, невозможно было отличить от огромных лужаек. Он вовсе не чувствовал себя прекрасным принцем, он был совершенно беспомощен, будто его поймали и засадили в темницу. Разве и без того не было у него проблем?
– Хорошо, – сказал он Джеки, пытаясь казаться более уверенным, чем был на самом деле. – Увидимся.
Он выключил телефон и сунул его в задний карман.
Естественно, наш прекрасный принц даже не подозревал, что спас жизнь Спящей красавице. А ведь мы снова и снова влюбляемся в сказочных героев, несмотря на все их недостатки.
