Текст книги "Ревизор: возвращение в СССР 49 (СИ)"

Автор книги: Серж Винтеркей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Я даже примерно предполагал, о чём он думает. Пытается понять, чей же этот молодой пацан родственник, если его лично Громыко хочет у себя принять. Наверное, воображает, что я племянник или сын какого‑нибудь очень значимого человека во власти, и тот договорился с Громыко, что он устроит мне смотр с последующим трудоустройством на какое-нибудь теплое место… А сам он явно не из таких, учитывая, чем он тут занимается…

Да, он вполне может подумать, что мне не восемнадцать, а немного за двадцать. Так что, наверное, думает, что я закончил этим летом какое‑нибудь высшее заведение и готов трудиться где‑нибудь в недрах аппарата Министерства иностранных дел с последующим скорым выездом на какую‑нибудь лакомую зарубежную позицию…

Иллюзий я, впрочем, не имел: в любом государстве точно так же всё работает. Всегда есть блатные. И нет таких министров, которые могут полностью отказаться от назначения блатных на какие‑то должности в своём министерстве.

Чтобы стать министром, всегда приходится задолжать кому‑то. А чтобы остаться министром, надо впадать в дополнительные долги. И назначая потом всяких сыновей и племянников на разные позиции, ты эти долги частично и выплачиваешь.

Ну и строишь коалиции на будущее, которые позволят тебе наращивать своё политическое влияние, оставаясь на высокой позиции, а то и давая возможность и на большее замахнуться. Можно же и самому инициативу проявить – предложить чьего‑нибудь родственника пристроить в своём поистине огромном министерстве, для того чтобы укрепить связи с тем или иным чиновником.

Учитывая невероятный престиж работы в МИД в Советском Союзе – когда для многих эта должность была единственной возможностью выезжать за рубежи Советского Союза, – многие желают пристроить в МИД на различные позиции своих родственников.

Такова жизнь. Так всё обстоит в СССР, так всё обстоит в США и в какой‑нибудь Франции – всё то же самое. А про какие‑нибудь африканские государства я вообще помалкиваю. Там, скорее всего, другого способа устроиться в серьёзное министерство и не существует: без блата ты вообще никуда не пройдёшь на серьёзную позицию…

Молодой человек привёл меня к приёмной министра и представил тому самому помощнику Громыко, который мне звонил на дом.

Невысокий такой, щуплый человек с простоватым лицом. Тоже чёрный костюм, галстук, правда, уже лазурного цвета.

Но я, конечно, понимал, что это простое лицо ни в коем случае не должно меня обманывать. Помощником такого человека, как Громыко, по определению не может быть кто‑то слишком простой.

По идее, это должен быть какой‑то монстр.

Глава 9

Москва, МИД

Мидовцы, кстати, тоже очень похожи внешне на офицеров спецслужб. И тех, и других приучают очень хорошо подумать, прежде чем сделать хоть что‑то. Поэтому у них всего две реакции, когда они на публике: либо они ничего не делают, потому что ещё не пришли к мысли, что именно делать будет выгодно и необходимо, либо начинают энергично действовать, придя к какой‑то мысли.

Но что отличает сотрудников МИД от офицеров КГБ, так это то, что они вовсе не пытаются быть незаметными. Та же самая сдержанность – да, это так. Но вот общаться они любят и умеют со значительно большим энтузиазмом, чем сотрудники спецслужб.

Сопоткин завёл меня в огромный кабинет министра и указал на стул перед ним.

Громыко, когда я подошёл поближе, приподнялся, протянул мне руку, которую я пожал.

«Приятно видеть демократично настроенного члена Политбюро», – подумал я.

– Павел Тарасович, – сказал он, – наслышан, наслышан о вас. Приятно теперь лично познакомиться.

И смотрит на меня так радушно, как будто и в самом деле ему приятно. Хотелось бы верить, но что‑то не получается.

– Присаживайтесь, Павел Тарасович. Расскажите что‑нибудь о себе. Вы же в маленьком городке родились, верно? Я, кстати, вообще из деревни…

«Толковый приём, – оценил я. – Пытается усыпить мою бдительность. Когда человек о себе что‑то рассказывает, включается элемент исповеди – если ты не собираешься, конечно, врать о ключевых моментах своей жизни, а смысл врать, если они в твоей автобиографии полностью отражены»?

И я не ошибся. Громыко прервал мой рассказ на моменте, когда я начал рассказывать о комсомольских инициативах в Святославле, в которых участвовал, в частности, о бессмертном полке. Прервал вопросом:

– Вам тогда уже захотелось какую-то пользу советским союзникам, наподобие Кубы, приносить?

Нимало не смутившись, я ответил:

– Мне с момента, как я вошел в сознательный возраст, всегда хотелось приносить пользу союзникам СССР! Но что касается Кубы, то я и вовсе об этом не задумывался, просто ехал туда отдыхать с семьей. И был бы вполне счастлив, если бы никто меня ни о чем не просил. Но сразу по прибытии меня нашла Вильма…

И по накатанной изложил то, что рассказывал уже не один раз. И второму советнику посольства СССР, когда он ко мне приезжал, и послу СССР на Кубе, и Макарову… Но в точной версии рассказа именно Макарову… А чтобы не ошибиться, держал перед глазами момент нашего недавнего общения на его даче…

Устав слушать то, что и так уже знал, Громыко задал следующий вопрос:

– Но вы же знаете, наверное, что Куба поставляет нам свой сахар-сырец в обмен на поставки нефти? И что два крупных завода по производству конфет существенно уменьшат поставки нам этого товара?

Надо же, проверяет меня на знание элементарных основ экономики…

– Я думаю, вы согласитесь, Андрей Андреевич, что продукция двух современных конфетных заводов будет стоить намного дороже, чем исходное сырье из сахара-сырца. Думаю, примерно раз так в десять. Кто мешает нам забирать у кубинцев конфеты и продавать их в десятках тысяч магазинов по всему СССР в обмен на нашу нефть? Это уменьшит наши нынешние убытки по поставкам нефти, потому что, ясное дело, наша нефть стоит дороже, чем поставки сахара-сырца, что мы за нее получаем. Я же знаю о проблеме с танкерами, и том, какой ценой мы ее разрешили… И то ли еще будет в связи с резким ростом цен на нефть на мировых рынках, который, я уверен, продлится еще долго.

И вот в таком же духе мы беседовали еще минут пятнадцать, пока меня не отпустили…

* * *

Ивлев ушёл.

– Ну что скажешь, Павел Васильевич? – спросил Громыко своего помощника.

– Ну а что сказать, Андрей Андреевич? В гостях у вас сейчас был чрезвычайно интересный молодой человек, надо это признать. Чего стоит хотя бы то, что он с вами разговаривал, как любящий сын с отцом. А ведь знает же прекрасно, что вы и член Политбюро, и очень влиятельный министр иностранных дел. И нисколько его это не смущает.

– Да, так себя способен вести либо очень наивный человек, либо очень хорошо подготовленный, – кивнул Громыко. – О наивности, как мы оба прекрасно понимаем, и речи быть не может, – усмехнулся Громыко. – Правда, одна беда: мы так и не приблизились ближе к решению проблемы, кто именно стоит за ним?

– Я так скажу, Андрей Андреевич, по сравнению с этим пацаном Ландер ещё очень даже наивный человек. В ловушку вашу по поводу интервью главный редактор, и правда, не попал. Из неё он действительно достойно выкрутился. Но дальше, по тем вопросам, что нам надо, мы с вами его читали как открытую книгу. А что мы знаем после того, как потратили сорок минут на беседу с этим парнем? Да ничего, собственно говоря, кроме того, что есть в его характеристике и анкетных данных. Он же, широко и открыто нам улыбаясь, ни слова не сказал, кроме того, о чём нам уже благополучно посольство на Кубе успело доложить. Ну разве что подвел экономическую базу под те свои предложения, что были сделаны им кубинцам. Но этого точно мы не знаем, поскольку он мог нам просто пересказывать то обоснование по этим планам, которое кто-то, кто его использует, ему в голову заложил…

– И всё же совсем впустую это время мы тоже не потратили, – задумчиво сказал Громыко. – Может, парень и рос в своей провинции, но кто‑то с ним очень долго, серьёзно, и целенаправленно работал. Я такую молодёжь только среди британцев встречал – после частных школ для очень богатых людей, за которые родителям приходится отдавать сумасшедшие деньги. Зато там с самого детства жёстко гоняют детишек и обучают их тому, чтобы быть будущей элитой мира – теми, кто принимает важнейшие решения в Великобритании. Этим палец в рот не клади – как и этому нашему сегодняшнему посетителю.

Хотя ясно, конечно, что ни в какой британской частной школе он явно не обучался… И знаешь что, Павел Васильевич, – задумчиво сказал Громыко, – что‑то я начинаю всё больше и больше верить в ту теорию, что все эти свои предложения, что он по Кубе изложил, он сам и придумал. Вот это нам и нужно было проверить…

Так что плохо мы с тобой нашу беседу с ним продумали. Надо было нам с ним не про все эти кубинские вещи говорить, где заведомо у него подготовка хорошая должна была быть, если его кто-то по ним натаскивал, а совсем о других вещах. Кругозор его как следует прощупать по другим темам, вопросы умные задать и посмотреть, какой ответ он сможет выдать. Потому как, ознакомившись с его статьями в «Труде», создаётся впечатление, что ответы мы могли бы услышать чрезвычайно любопытные. Способные нас не меньше шокировать, чем эти абсолютно серьезные предложения, сделанные на профессиональном уровне по Кубе. Так бы точно и убедились, что он сам их автор… Но не звать же его опять к нам на беседу…

– Так за чем же дело стало? Андрей Андреевич, снова его на беседу приглашать, конечно, не надо. Согласен, что это перебор будет. Но кто нам мешает, к примеру, какое‑нибудь научное мероприятие организовать? И переговорить с ректоратом МГУ, чтобы Ивлева туда обязательно прислали выступить. Пришлём на него нескольких наших специалистов, чтобы они всякие каверзные вопросы ему задавали. А потом внимательно ознакомимся со стенограммой с его ответами…

Пискнул селектор.

– Андрей Андреевич, – услышал Громыко голос своей секретарши, – там с вами товарищ Косыгин хочет переговорить. Сказал, что у него какое‑то поручение по Кубе от Леонида Ильича имеется, где с вами ему нужно посоветоваться.

Министр и помощник переглянулись, и Громыко покачал головой, прежде чем снять трубку.

Разговор Громыко с Косыгиным оказался долгим, и по его итогам Андрей Андреевич понял, что Косыгина из числа потенциальных заговорщиков, способных придумать такой план для Кубы, однозначно можно исключать. Уж очень искренне председатель Совета министров был удивлён разноплановостью предложений Фиделя по тому профилю, что его раньше совсем не интересовал… Впрочем, он и с самого начала на эту роль серьёзно и не рассматривался. Да и вообще, он все больше начинал верить, что и нет вовсе никаких заговорщиков. А только один очень наглый и умный пацан…

Ну и в принципе ожидаемо, что Косыгин не поверил ему, когда он сказал, что все эти свежие кубинские инициативы являются результатом разговора Фиделя и Рауля Кастро с молодым советским журналистом… Ну а кто поверит из серьезных людей? А самого Фиделя о таком спрашивать неудобно… Ну вот стоит только представить себе этот возможный вопрос… Товарищ Кастро, это правда, что предложения, с которыми вы приехали к генеральному секретарю КПСС, сформулировал для вас на коленке обычный советский турист? Такой вопрос такому серьезному человеку задать – это оскорбить его, по сути. Даже если вдруг это правдой окажется…

Да никто не поверит, он совершенно ясно это сейчас понял по крайне скептической реакции Косыгина… Он и сам с трудом начинает верить… Но лишь потому, что других вариантов не видит, и собрал большое количество информации из разных источников…

Ну а остальные члены Политбюро, конечно, скажут, что кубинцы просто провели великолепную отвлекающую внимание операцию в виде этих деланно серьезных разговоров с молодым парнем из СССР. Для чего? А кто их знает? Может, от ЦРУ таким образом прячут свои настоящий источник этих неожиданных идей… У них там все очень сложно на острове… Американцы давят со всех сторон, поневоле начнешь засекречивать все, что только подвернется под руку…

Одно хорошо, выслушав его и не поверив в его версию, начнут трепать дальше уже Андропова вопросами. А что плохо – то, что могут начать относиться к нему, как к фантазеру или легковерному человеку…

* * *

Москва, МИД

Выходил я из здания МИД в приподнятом настроении.

Ну что же, надо признать, что это было легко – гораздо легче, чем я опасался. То ли у меня всё больше опыта появляется в такого рода беседах, где нельзя ничего лишнего ляпнуть, то ли по каким‑то причинам Громыко и не хотел меня сегодня серьёзно прижимать к ногтю – просто какое‑то своё личное любопытство по отношению ко мне удовлетворял.

Интересно, конечно, было бы узнать, что он по поводу меня себе придумал и в личной беседе со мной захотел это проверить. Но ясно, что никакого шанса на это у меня не было.

Жаль, что и не узнаешь пока, получат ли дальнейшее развитие мои эти предложения по Кубе. Очень вряд ли тот же Фидель Кастро будет мне перезванивать, чтобы сообщить об этом. Хотя… Вполне может быть, что что-то я узнаю со временем от посла Кубы в СССР. Наверняка у них будет какое-то новогоднее мероприятие, как у других посольств. Кстати говоря, что-то я немножко удивлён тем, что приглашения в посольства на приёмы перестали приходить. Я думал, что мы чуть ли не каждый вечер их посещать будем…

* * *

Москва, Бюро ЦК ВЛКСМ

Рабочее утро Артёма начиналось совершенно банально и обыденно. Вовремя приехал, поздоровался со всеми, кого встретил по дороге, прошёл в свой кабинет.

Тут же позвонил проректору по учебе Высшей комсомольской школы – узнать, нет ли там каких‑либо проблем, о которых он должен знать. Тот его проинформировал, что никаких проблем нет, так что Артем успокоился, и велел секретарше принести себе чайку. Она также принесла свежую прессу, с которой он сразу начал знакомиться.

В общем, утро как утро – ничего необычного.

Неожиданно его дёрнули на планёрку. Посмотрев на часы, он удивился: по четвергам, да ещё и в это время, никаких планёрок обычно не было. Значит, похоже, что‑то случилось нестандартное.

Ну что же, такое тоже бывает – это было привычной частью работы Бюро ЦК комсомола.

Все собрались в кабинете Тяжельникова, и Евгений Михайлович сказал:

– Срочно поступил от помощника Генерального секретаря Леонида Ильича Брежнева запрос по поводу комсомольских отрядов, которые занимаются розыском погибших советских воинов для их последующего почётного захоронения. Главный вопрос: есть у нас такие вообще или нет? И, насколько мне намекнули, неплохо было бы, если бы они у нас уже были.

– Вот оно даже как… – сказал озадаченно Александр Брынькин, отвечавший за сектор агитационно-массовой работы. По кругу его обязанностей выходило так, что этот вопрос попадает в его сферу ответственности в Бюро…

– Да, вот даже так, – подтвердил Тяжельников. – Так что скажете, товарищ Брынькин?

– А ведь была у нас такая инициатива… Примерно около года назад, – припомнил тот. – Точно, точно. Поисковые отряды из комсомольцев, призванные помочь найти останки защитников Отечества.

– Ну а почему мы не пустили эту инициативу в дело? – уставился на него тяжёлым взглядом Тяжельников, полностью оправдывая свою фамилию.

– Ну так… – замялся Брынькин. – Опасное же это дело. Там же взрывчатки после войны осталось немерено: мины, снаряды, авиабомбы. Подорвётся кто‑нибудь насмерть, а потом резонный вопрос зададут в ЦК партии: «А кто вообще туда молодёжь погибать отправил?». Сами понимаете, что крайним быть никто не захотел.

Откровенность Брынькина первый секретарь ЦК ВЛКСМ не оценил, и всыпал ему по полной программе.

– Ну вот, а мне теперь докладывать помощнику Генерального секретаря, что такая инициатива у нас была, но мы её целый год в лице товарища Брынькина волокитили. – недовольным голосом сказал Тяжельников. – Потому что вариант вообще не докладывать – ещё хуже.

Чем он хуже, Тяжельников не сказал, но все и так прекрасно поняли: чревато обманывать генсека.

Даже если все, кто здесь присутствует, договорятся о том, чтобы сделать вид, что никогда подобной инициативы не было и они её не заволокитили, то какая гарантия, что один из них потом не сдаст всех остальных в расчёте на какую‑то награду за это?

А ведь есть и люди пониже, которые тоже об этой инициативе знают. Даже если случится чудо и ни один из них не решится это использовать против других, так один из нижестоящих может сообщить, куда следует, что помощника генсека Бюро целенаправленно ввело в заблуждение…

Артём же тем временем, пока шло показательное избиение Брынькина, тут же припомнил, почему эта тема кажется ему такой знакомой. Он же ее с Павлом Ивлевым обсуждал в октябре в ресторане. Тот весьма энергично как раз об этой инициативе говорил, очень желая воплотить ее в жизнь. И ещё – о «Бессмертном полку».

Ивлев явно ждал от него какой‑то помощи в продвижении, а он, конечно, этого делать не собирался. Ну их, эти новые спорные инициативы – никогда не знаешь, как оно все потом с ними повернётся. Шансы на успех есть, но не меньшие шансы на то, что эту инициативу потом кто‑нибудь против тебя же обернёт.

Залог успешного должностного долголетия в Бюро ЦК комсомола – это ежедневно тянуть свою лямку, не пытаясь выпендриваться с какими‑то рискованными инициативами.

Да и не любят всяких выпендрёжников, которые постоянно что‑то предлагают. Они же серьёзные неудобства всем остальным, чинно и спокойно работающим людям, создают. Это же всё, что они предлагают, надо рассмотреть, собрать различные мнения в нижестоящих организациях. Поэтому, как правило, отказываются все этим заниматься. Суета сплошная, которая сильно отвлекает от спокойного, тихого, привычного существования Бюро. И это естественно с его точки зрения, потому что любая нормальная организация выдавливает из себя источники беспокойства и смуты…

Артём, конечно, был сейчас потрясён новостью. Значит, тогда, в октябре, Павел Ивлев обсуждал с ним то, что ему показалось нерациональным для внедрения, а сейчас, в декабре, он в Бюро ЦК комсомола получает запрос по той же теме от помощника самого генсека. А тот всякой напраслиной заниматься не будет. Раз сделал такой запрос, то, значит, этот вопрос интересует самого Генерального секретаря. И что получается? Что он слова Павла Ивлева мимо ушей пропустил, а тот нашёл какой‑то способ лично на Брежнева с этой идеей выйти. Может, при этом даже и наябедничал каким‑то образом, что ЦК ВЛКСМ ничего не хочет делать. И вот сейчас этот запрос и сделан с самого верха как раз для того, чтобы убедиться в том, что всё так оно и есть. А потом подвергнуть ЦК ВЛКСМ показательной порке за то, что такое важное с идеологической точки зрения дело пустили под откос…

Но сам он ничего говорить по этому поводу не собирался. Если он всё это озвучит, то неизбежно гнев Тяжельникова на себя переведет. И тому совсем неважно будет, что он понятия не имел, что у Павла Ивлева есть выход на Брежнева. Кто‑то же должен быть виноват в том, что происходит? Брынькина вот уже песочат вовсю. Обычно так дела и делаются: сильно недовольное начальство находит козла отпущения и на нём вымещает свою злость. И никто не сказал, что козел должен быть в одиночестве, начальство вполне устроит и два козла отпущения вместо одного. Так что ему точно лезть в это по своей инициативе нет никакой нужды. Тем более он отвечает только за Высшую комсомольскую школу, и такого рода вопросы вне его сферы ответственности.

Вот пусть Брынькин, который за этот сектор отвечает, и разгребает этот вопрос.

Побушевав еще с пару минут, Тяжельников велел собрать пока что все документы, что были подготовлены год назад по той инициативе о поисковых отрядах, и собраться снова всем через час – для того, чтобы обсудить тот ответ, что надо будет дать помощнику генсека.

Артём тут же пошёл вслед за Брынькиным, чтобы вместе с ним изучить все материалы под видом желания оказать ему помощь. Тот был даже признателен – видно было, что не ожидал такого. Остальные-то члены Бюро после такого разноса от первого секретаря его сторонились, словно внезапно выяснилось, что он стал прокаженным…

Впрочем, Артём, конечно, хотел просто изучить все документы, но ни в коем случае не подставляться под удар на следующем заседании с Тяжельниковым. Это сфера ответственности Брынькина. Значит, он и будет отвечать за этот провал.

Самое интересное началось, когда они добрались до этих документов, подняв их из пыльных папок. Артём обнаружил, что автором этой инициативы по созданию поисковых отрядов выступает вовсе не сам Ивлев, а некто Павел Сатчан – второй секретарь Пролетарского райкома ВЛКСМ.

И тут же припомнил тот недавний звонок, что сделал ему Ивлев. Да, всё верно: он предложил встретиться с неким Павлом Сатчаном, и да, должность была та же самая. Ошибок быть не может – это тот же самый человек.

Ну и дела, – подумал Артём потрясённо. – Получается, что, когда мне предложили услужить КГБ, собрав компромат на Ивлева, то я получил в октябре бесценную возможность примкнуть к той инициативе, которая сейчас заинтересовала лично Брежнева. Но по своей глупости упустил эту блестящую возможность, замкнулся сугубо на том отчёте по Ивлеву, что для Комитета буду делать.

Эх, надо же, получается, что упустил такой шанс для блестящей карьеры. Чёрт с ним, с этим комитетом! Надо было тогда вовсе не об этом отчёте думать, а о собственных интересах и возможностях.

Но кто же знал, что этот прыткий пацан какими‑то невероятными путями достучится до самого генсека? Ясное дело, никто не знал. И он сам предположить этого тоже никак не мог, – попытался утешить себя Артем. А теперь уже имеем то, что имеем.

Правда, тут его осенило, что, возможно, не все еще упущено… Теперь, после того как сам генсек велел помощнику в этом разобраться, да ещё с оттенками положительного интереса, как отметил Тяжельников, ясно, что эту инициативу будут энергично воплощать в жизнь. И тот, кто этим будет заниматься, может снискать для себя в будущем определенные лавры…

«Хм. – подумал Артем. – Возможно, мне стоит пересмотреть своё отношение к Брынькину и вместе с ним сейчас выступить перед Тяжельниковым, взять на себя часть начальственного гнева, но гарантированно стать одним из тех, кому потом и поручат развивать эту инициативу…»

Потому как если он засветится даже в неблагоприятном виде по этой инициативе, то ему, скорее всего, вместе с Брынькиным и поручат её развивать. А там, учитывая, что эту инициативу поддерживает лично генсек, вырисовываются очень серьёзные перспективы.

Так что, по идее, та часть ущерба, что он получит прямо сейчас за компанию с Брынькиным, который облажался по этому направлению, будет потом с лихвой компенсирована посредством использования тех наград, которые обрушатся по теме, которую потенциально курирует сам генеральный секретарь КПСС. «Да, пожалуй, я так и сделаю, – решил Артём. – И что касается КГБ… Нет, всё же к чёрту, конечно, комитет посылать нельзя». Это он погорячился.

Просто надо будет всё‑таки запомнить, что свои интересы всегда первичны по сравнению с тем, чтобы послужить кому‑то. Пусть даже ты и восхищаешься комитетом и той работой, что он делает. Значит, надо встретиться с подполковником Губиным и сообщить ему обо всей этой суете. Это первое.

А второе – предстоящая встреча с Ивлевым и Сатчаном на его даче.

И теперь он смотрел на нее в совершенно ином свете. Ему нужно уже самому для себя, а не для КГБ, задружиться как следует с человеком, который способен достучаться до самого генсека и привлечь его внимание к тем вопросам, которые взялся продвигать.

Он и так собирался принять Ивлева и этого его приятеля радушно. Но теперь надо удвоить усилия на этом направлении.

Только с женой надо как следует поговорить. Ирина у него всё‑таки бывает достаточно резкая. Иногда как не понравится ей кто – так она и не считает нужным это скрывать.

И откуда у неё только эти аристократические замашки взялись, учитывая, что, в отличие от него самого, она вовсе не росла в какой‑нибудь серьёзной семье высокого начальства. Обычные родители, педагоги: мать в вузе работает, отец в школе. Но вот как‑то так получилось, что за десять лет их брака она прониклась каким‑то высокомерием по отношению ко всем, кого считает ниже себя.

А ведь отец его предупреждал в своё время, что жениться нужно на ровне. Да, поэтому с Ириной нужно поговорить как следует, чтобы она ни в коем случае гостей ему не спугнула. Тем более, те с маленькими детьми придут…