Текст книги "Дума иван-чая"

Автор книги: Сергей Завьялов

1

 
Только не смерть, Зарема, только не врозь.
Мало ли что сторонник моральных норм
думает – нас не прокормит думами.
 
 
Солнце зароют на ночь – ан дышит утром,
а мы наберём с тобою грунта в рот,
в дрёму впадём такую – не растолкают.
 
 
Тронь меня ртом семижды семь раз,
со́рочью со́рок тронь, се́мерью семь.
 
 
Утром что с посторонних, что с наших глаз —
со́рокдолой и се́мью, троньи меня:
сплыли – и не потеряем, не отберут.
 

2

 
Простачок такой-то, приди в себя.
Мертвое не тормоши, а отпой.
 
 
Там ясный пил и ты кислород,
куда имелись ключи у той,
кто мне роднее, чем мое сердце.
 
 
Там-то случалось и то, и сё:
твое послушай, ее конечно.
Ты точно пил святой кислород.
 
 
Вот – ей некстати. Сам расхоти.
Холодна – не льни, отошел – не хнычь.
Сосредоточься, суше глаза́, молчок.
 
 
Счастли́во – у постылого в глазах сухо.
Не ищет повод сказать а помнишь.
 
 
Тебя мне жалко. Какие планы?
Кто вздрогнет, вспомнив? Про вечер спросит?
Кому откроешь? Лизнешь чье нёбо?
 
 
А ты, такой-то,
роток на ключ и глаза суши.
 

3

 
Коля! Зара моя, моя Зарема,
та Зарема, которую такой-то
ставил выше себя, родных и близких,
по подъездам и автомобилям
дрочит жителям и гостям столицы.
 

4

 
И лишь бы врозь, и льну.
Мне скажут: что ты так?
Вот так, однако, —
и это пытка.
 

 
«Давай, ты умер» – «Да сколько раз
уже в покойника и невесту» —
«Нет, по-другому: умер давно.
Пожалуйста, ляг на ковер, замри.
 
 
Нету креста, бурьян, но я
бываю и приношу букет.
Вот чей-то шелест – не твой ли дух:
я плачу, шепчу ему в ответ» —
 
 
– «Лучше я буду крапива, лопух:
они лодыжки гладят и щиплют.
Новое снизу твое лицо —
шея да ноздри да челка веером».
 

 
Мы Луне подчиняемся,
мальчик мы или девочка.
В честь Луны спой-ка, девочка,
         вместе с мальчиком песню:
 
 
мы не помним из школьного
курса по астрономии
ни твое расстояние,
         ни орбиту, ни фазы,
 
 
но ты напоминаешь нам
о себе то приливами
крови или балтийскими,
         то ума помраченьем
 
 
и за окнами поезда
мимо изб и шлагбаумов
ты летишь вровень с бледными
         лицами пассажиров —
 
 
шли и впредь своевременно
в дюны соль сине-серую,
по артериям – алую,
         нетерпенье – маньяку.
 

 
Тот храбрей Сильвестра Сталлоне или
его фотокарточки над подушкой,
кто в глаза медсёстрам серые смотрит
         без просьб и страха,
 
 
а мы ищем в этих зрачках диагноз
и не верим, что под крахмальной робой
ничего почти что, что там от силы
         лифчик с трусами.
 
 
Тихий час, о мальчики, вас измучил,
в тихий час грызете пододеяльник,
в тихий час мы тщательней проверяем
         в окнах решетки.
 

Н.

 
Близнецы, еще внутри у фрау,
в темноте смеются и боятся:
«Мы уже не рыбка и не птичка,
времени немного. Что потом?
Вдруг Китай за стенками брюшины?
Вдруг мы девочки? А им нельзя в Китай».