Текст книги "Пасынок судьбы. Искатели"

Автор книги: Сергей Волков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Глава 4

Необъяснимых явлений не бывает. Бывают люди, не умеющие их объяснить.

Кто-то из студентов физфака

Всю ночь я проспал безмятежным сном младенца, и лишь под утро мне приснился странный сон:

Я по колено в снегу стою на краю какой-то ямы. Внизу, на дне, среди куч застывшей земли, копошится человек. Вокруг расстилается огромное поле, белое от снега, искрящегося под неярким светом луны. Холодно, неуютно, тоскливо…

Человек в яме вдруг окликает меня по имени и протягивает руку, испачканную землей. Эта скрюченная рука похожа на жуткую куриную лапу с черными когтями. Я хватаю руку, человек поднимает голову, выбираясь наверх, и я вижу – это я сам! Чернявый, небритый, с безумными глазами, но это я!

Я, тот, который сверху, понимаю, что происходит что-то страшное, неправильное… В моей руке появляется револьвер, и я стреляю в свое собственное лицо, в переносицу, туда, где у меня оспинка, память о детской «ветрянке». Грохот рвет тишину, звезды на небе косо едут за горизонт, и я чувствую, что падаю в яму, на обмякшее тело того, который так и не вылез. Сухая смерзшаяся земля забивает мне рот и нос, становится нечем дышать, я задыхаюсь, и тут откуда-то слышится голос: «Сергей! Эй, Серега!…»

Я рывком проснулся, дрожа от пережитого ужаса и тяжело дыша. Яркое солнце заливало комнату. Надо мной стоял Борис, тревожно вглядываясь в мое лицо.

– Уф, напугал! Я думал, с тобой что-нибудь случилось. Уткнулся в подушку и давай хрипеть, как будто тебя душат…

– Доброе утро, Боря! Примерно так оно и было… – я очумело покрутил головой, потянулся и рассказал Борису мой сон.

– Видать, здорово ты вчера кумполом приложился… Ладно, ты не забудь Паганелю рассказать – он и в снах тоже разбирается, может, и объяснит, что к чему.

Тут в дверь постучали, и раздался голос хозяина квартиры:

– Ребятки, доброе утро! Я слышу, вы уже проснулись. Как говорится, вставайте, графы, нас ждут великие дела!

Мы втроем сидели на солнечной кухне и уплетали прямо из чугунной сковороды «богатырскую» десятиглазую яичницу. За окнами блестела под бездонным голубым небом гладь Москва-реки. День обещал быть погожим, хотя «…стоял октябрь уж у двора».

Пока мы с Паганелем создавали шипевший сейчас на столе шедевр холостяцкой кулинарии, Борис позвонил на квартиру профессора и узнал, что вчера поздно ночью из Кургана звонила Надежда Михайловна. Она сообщила, что состояние больного заметно улучшилось, и хотя в себя профессор пока не пришел, врачи убеждены в благополучном исходе. Через несколько дней, если все будет нормально, профессора можно будет везти в Москву, в нейрохирургическую клинику академика Броммеля.

Хорошие новости подняли нам настроение. Даже я, никогда в глаза не видевший профессора, искренне порадовался за него. Чудное осеннее утро с его особой прозрачностью, свежестью, чистотой придавало мне силы, и все события минувших дней как-то утратили свой ужас.

После завтрака, убрав со стола, мы отправились в кабинет Паганеля. Вчера в суете и тревогах из поля зрения были упущены Николенькины дискеты, которые я сунул в карман куртки еще накануне поездки в Подмосковье к Борису. И теперь Паганель собирался просмотреть, что же на них записано.

Зашторив тяжелые темно-вишневые портьеры, чтобы солнечные блики не слепили экран монитора, Паганель устроился перед компьютером, поклецкал клавишами и вставил первую дискету…

Профессор, как объяснил Борис, всегда возил с собой ноутбук, хранящий в своей памяти все научные наблюдения, описания находок, личные впечатления и много другой информации. На Николенькиных дискетах были записаны карта с отметками мест раскопок, каталог найденных предметов и несколько страниц из дневника профессора. Эти записи помогли моим новым друзьям разобраться, что же за таинственный курган раскопали искатели.

Получалось следующее: на невысоком пологом берегу Тобола Николенька обнаружил поросший кустарником явно насыпной холм, который при ближайшем рассмотрении оказался погребальным курганом. Причем разведывательные шурфы доказывали, что тип захоронения неизвестен современной археологии.

Борис, как участник и очевидец начала раскопок, пояснил:

– Понимаешь, Сергей, все народы, хоронившие своих мертвецов в курганах, насыпали их по-разному. Где-то это делали рабы, где-то – соплеменники, бросавшие каждый по горсти земли, где-то погребали в природных холмах, прорывая коридор сбоку. Здесь же под слоем дерна шла глинистая земля, примерно метр, потом метр мелкого сухого песка, затем – опять галька, и только потом мы дошли до перекрытий могильной камеры, лиственничных обтесанных бревен в два наката, такой своеобразный потолок могилы, тоже где-то в метр толщиной. А потом я уехал. Мы всегда так делали – если находок много, а погода позволяет работать, и есть что копать, кто-то один с найденными предметами едет в Москву, а остальные работают дальше. Хранить разное добро в машинах, палатках опасно – помнишь фильм «Джентльмены удачи»? Так и у нас. Группы-то маленькие, три-четыре человека. Обычно все в раскопе, за вещами никто не следит. Вот так и получилось, что вскрывали они усыпальницу эту без меня…

Профессор подробно записывал все, что происходило в раскопе после отъезда Бориса.

Под двумя слоями бревен они с Николенькой обнаружили пустую нишу, стены которой были укреплены теми же лиственничными сваями. Из нишы в сторону, противоположную берегу Тобола, вел довольно просторный подземный ход, метров через десять заканчивающийся небольшим восьмиугольным помещением с вымощенным каменными плитками полом. Посередине этой рукотворной пещеры на резном каменном троне сидела хорошо сохранившаяся мумия мужчины в истлевшем кожаном плаще, бронзовых доспехах и высоком остроконечном кожаном шлеме, обшитом железными пластинами.

В погребалище было на удивление сухо, металл почти не покрылся ржавчиной, а само тело мужчины настолько высохло, что практически ничего не весило.

Одежда мумии, богато украшенная, не походила по фасону ни на один известный искателям народ. Профессор так и записал: «Поразительно, но эти странные перчатки, рукава, надевавшиеся отдельно, кожаная манишка с нашитыми золотыми пластинами – другой подобный костюм не известен науке!».

Шею похороненного овивали цепи, подвески, бусы, на груди красовался круглый серебряный амулет с каменным глазом посредине. Мы с Борисом напряглись, ожидая услышать какие-нибудь подробности об амулете, но профессор не задержался на нем. Уши украшали массивные серьги в виде змей, кусающих свой хвост, а в длинные волосы были искусно вплетены серебряные и золотые спиральки, создававшие вокруг шеи подобие защитной сетки, кольчуги. На коленях древнего воина лежали бронзовый топор, нож и странный железный серп на длинной рукояти, видимо, тоже оружие, но очень уж необычной формы.

– Скорее всего, этот серп предназначался для убийства несчастных людей или животных, приготовленных в жертву, – предположил Паганель, читавший вслух записи профессора с экрана монитора.

Обследовав стены, пол и потолок усыпальницы, профессор с Николенькой пришли к выводу, что с того момента, когда мумию усадили в каменное кресло, или, скорее трон, и до сегодняшнего дня никто не тревожил могильный покой умершего.

Последние записи касались установления более-менее точного возраста захоронения. Профессор, насколько это возможно в полевых условиях, исследовал фрагменты кожи и дерева из усыпальницы и предварительно датировал погребалище третьим тысячелетием до нашей эры.

На этом записи обрывались. Паганель дочитал последнюю строчку и откинулся на спинку кресла.

– Ну вот, собственно, и все… Интересно, с точки зрения науки очень интересно. Но в нашем с вами деле особо новой информации не прибавилось… Ну что ж, пришло время познакомиться поближе если не с самим этим… м-м-м… «мумием», то хотя бы с одной из его вещичек!

Мы одевались в просторной прихожей. Наша с Борисом одежда, вычищенная умелыми руками Зои, казалась новой, словно только что из магазина. Догадливый Борис тут же решил написать письменную благодарность девушке, и я с удовольствием к нему присоединился, в душе ругая себя за тупость. В самом деле, почему такая простая мысль, как сочинение благодарственного письма, не пришла мне в голову первому?

Паганель, посмеиваясь, принес нам бумагу и ручку, и спустя пять минут Борис приколол к двери записку, плод наших совместных усилий:

Дорогая Зоенька!

С восторгом и благодарностью за оказанную услугу Борис и Сергей клянутся быть Вашими верными слугами до гроба. Отныне и до скончания дня мы – рабы Вашей красоты и очарования. Повелевайте нами, мы с радостью по первому Вашему желанию отдадим все (включая и самою жизнь!), дабы угодить Вам!

С сего дня Ваши верные рыцари: Борис де Епифан и Серж де Воро.

P.S. Еще раз спасибо! Розы за нами!

Паганель пробежался глазами по тексту и усмехнулся:

– Хитро, хитро! Между прочим, день через несколько часов закончится, молодые люди!

Борис ойкнул и полез исправлять «до скончания дня» на «до скончания дней». Наконец, исправленная и дополненная, записка утвердилась на двери, и мы стали натягивать одежду.

Паганель, облаченный в рыжую кожаную куртку и клетчатый наваррский берет со смешной помпошкой, принес из кабинета пузатый старомодный саквояж, потом открыл дверцу шкафчика, запустил в него руку и вытащил вороненый пистолет средних размеров.

– Добро должно быть с кулаками? – ухмыльнулся Борис.

– Нет, Боренька, добро просто должно быть! – Паганель засунул пистолет во внутренний карман куртки и продолжил: – Перефразируя вождя мирового пролетариата, всякое добро лишь тогда чего-нибудь стоит, если оно умеет защищаться!

Я, с детства испытывающий знакомую каждому мужчине тягу к оружию, которая не прошла даже в армии, спросил:

– Настоящий? А если милиция…

– Ну что вы, Сережа, это газовый, так сказать, пугач! Есть разрешение на ношение и применение в целях самообороны. А вы уж решили, что мы не ученые, а бандиты? Нет, друг мой, просто в наше неспокойное время каждый здравомыслящий человек должен как-то обезопасить себя, и, разумеется, своих близких, от нежелательных… м-м-м… эксцессов, так сказать! Ну, с Богом, господа, пошли!

Мы вышли из квартиры, и Паганель при помощи какой-то хитрой коробочки закрыл дверь, просто поводив ею по стальному листу. Перехватив мой удивленный взгляд, улыбнулся.

– Электромагнитный замок. В этой коробочке источник поля, маленький генератор, активизирующий контур внутри двери. Я нажимаю кнопку… Чик! И дверь закрыта. Чужому открыть практически невозможно – подобрать частоту, на которой работает этот «ключик», быстрее, чем за месяц, нельзя.

Дорогой, и в метро, и в троллейбусе, я никак не мог отделаться от мысли, что еду не к себе домой, а, наоборот, из дома в гости, настолько родной, уютной и какой-то необыкновенно теплой, во всех смыслах, показалась мне квартира Паганеля. Холодок, возникший у меня вчера по отношению к Паганелю из-за амулета, как-то незаметно растаял…

Но каждому – свое. Вот и моя незабвенная пятиэтажечка, панельный муравейник, косовато лупящийся в белый свет сотней разномастно окрашенных, в основном грязных, окон. Приехали!…

Была примерно половина первого дня, когда мы вошли в пахнущий кошками и людьми подъезд и поднялись на второй этаж. На площадке перед дверью Паганель жестом остановил нас, достал из саквояжа прутик, похожий на рогатку, осторожно прижал его рогульки к центрам ладоней и медленно стал водить руками перед моей дверью. Прутик, заостренный конец которого смотрел в пол, вдруг затрепетал, задергался, а потом, вопреки закону всемирного тяготения, повернулся на девяносто градусов, указывая на дверь.

Паганель замер, закрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, для нас с Борисом неслышному, постоял так с минуту и произнес:

– Там практически все спокойно. Я нащупал два энергетических тела, одно сильное, другое гораздо слабее. Оба они справа метрах в трех от двери…

– На кухне! – тихо подсказал я. Он кивнул и продолжил:

– Больше, по-моему, в квартире ничего нет… Да, точно, больше ничего необычного. Можно заходить!

– А как же эти два… тела!? – подал голос молчавший до этого Борис.

– А они, Боренька, есть в каждом доме! По крайней мере, один из них. Это холодильник! А второй… – Паганель посмотрел на меня.

В голове мелькнула догадка, простая, как все гениальное.

– Если я вас правильно понял, вторая – телефон?

– Именно телефон, Сережа! Борис облегченно вздохнул.

– Ох, и шуточки у вас, Максим Кузьмич!

– Ну, надо же было вас как-то… м-м-м…встряхнуть. А то ваши организмы начали вырабатывать слишком много адреналина, я его чувствую, как собака. Ну-с, Сережа, отпирайте вашу пещеру демонов!

Тактичный Паганель не сказал нам прямо, что у нас с Борисом затряслись поджилки еще на подходе к дому. В самом деле, что-то ждет нас там, внутри? Пока я доставал ключи, Паганель убрал свой прутик в саквояж и сказал:

– На кухне действительно чувствуются слабые энергетические всплески, нехарактерные для пустой квартиры. Сергей, у вас мышей дома не было?

Я уже вставил ключ в дверь.

– Нет, ни разу не видел…

– М-м-м… Ну ладно, чему быть… Я вхожу первым!

Я пропустил Паганеля и вошел следом за ним в свое так поспешно покинутое вчера жилище.

Из маленькой прихожей сразу была видна кухня, где на столе зловещей желтой «адской машиной» притаился злосчастный бокс для редких находок со своим загадочным содержимым. Рядом, абсолютно спокойная, стояла знаменитая «мельничка». Ничего не вертелось, не жужжало…

Паганель, вытянув вперед руку, как слепой, ощупывающий препятствие, осторожно, мелкими шажками двинулся по коридору, вошел на кухню, поводил рукой над боксом, хмыкнул, поставил свой саквояж и сел на табуретку. Мы с Борисом молча наблюдали за его действиями, стоя в кухонных дверях.

– Молодые люди! Вы меня извините, но ничего сверхъестественного здесь нет! Тишина, покой, радиационный фон, как говорится, в норме! За плитой что-то возится, ма-а-ленькое, вроде мышки или хомяка. А так – все в порядке! Ну что, будем открывать бокс?

Борис первым из нас двоих вошел на кухню, справа подошел к столу и…

Что-то серое, длинное, как веревка, стелясь по полу, метнулось к нему из-под плиты, раздалось холодное жуткое шипение… Змея! Паганель вскочил, поворачиваясь, Борис вскрикнул и отшатнулся. Я сорвал со стены над раковиной здоровый тяжелый мясной нож-тесак и швырнул его в ползущую гадину. Тесак обухом перебил ей хребет, а нерастерявшийся Паганель, подхватив отлетевшее кухонное оружие, одним ударом отсек змее голову. Обезглавленное тело билось посреди кухни, хлеща хвостом по ногам Бориса, который застыл с белым лицом, ухватившись за край стола и уже начал закатывать глаза.

– Боря! Борис! Все нормально! – я подхватил оседающего искателя, посадил на свободный табурет. – Борька, ну очнись же!

Борис, не глядя на пол, прошептал побелевшими губами:

– Хана! Она меня… укусила!

– Куда?! – Паганель бросился к Борису, заглянул ему в глаза.

– Не знаю, куда-то в ногу, ох, жжется, черт! В правую… где носок…

Паганель бухнулся на колени, закатал искателю штанину, и мы увидели на лодыжке, на фоне побелевшей кожи, два сочащихся кровью маленьких пятнышка.

– Сережа, «Скорую»! – Паганель выдохнул и вдруг буквально впился ртом в ногу Бориса.

«Что же это делается! – подумал я с ужасом, хватая телефонную трубку. – Змеи, а теперь вампиры!»

Паганель тем временем оторвался от ранки, сплюнул тягучую желтую слюну прямо на пол и крикнул:

– Скажи им, что яд из раны отсосан, но необходима инъекция сыворотки!

Он вновь припал к ноге Бориса, а я второй раз за минувшие две недели набрал на диске телефона «03».

Пока мы ждали «Скорую», Паганель отсосал весь яд, какой смог, забинтовал ранку бинтом из Николенькиной аптечки и осмотрел останки змеи.

– Обыкновенная болотная гадюка! Боренька, не волнуйтесь, все будет нормально. От гадючьего яда не умирают. Это явно предупреждение всем нам. Поваляетесь пару деньков в больнице, и всего-то!

Борис, из бледного вдруг быстро покрасневший, выдавил:

– Жарко… Ну, сучья лапа, вот не повезло-то! Сестра с ума сойдет – я сегодня обещал вернуться! Твою мать, не везет так не везет…

Паганель потрогал лоб искателя, взял с подоконника кухонное полотенце далеко не первой, надо заметить, свежести, намочил его под краном и обернул вокруг головы Бориса, разговаривая с ним, как с маленьким:

– Ты, Боренька, не бойся. При укусе часть яда неизбежно попадает в кровь, вот и жар у тебя! Это не страшно, это скоро пройдет. Давай, миленький, пойдем в комнату, ляжем…

Мы под руки вывели Бориса из кухни и уложили на мою кровать. Он был в сознании, но дышал тяжело и натужно. Паганель отправился осматривать кухню, коридор с ванной и туалет, не затаилось ли где что-нибудь похуже болотной гадюки. Я сидел с пострадавшим, держа его за руку. Бориса била крупная дрожь, при вдохе где-то внутри свистело. Полежав, он заговорил:

– Сергей! Серега! Слушай, будь другом… отправь сестре телеграмму!… Адрес ты знаешь. Напиши… от моего имени, что я… из-за работы задерживаюсь в Москве… на недельку. Сделаешь?…

Я уверил Бориса, что все сделаю, и тут в дверь позвонили – приехала «Скорая». Честно говоря, я бы не удивился, если бы врач был тем самым, «Калягиным», и уже приготовился объясняться, но это оказался довольно молодой парень в очках. Он осмотрел искателя, ввел ему сыворотку, димедрол и вызвал по телефону госпитальную машину. Пока ждали «госпиталку», Борис уснул.

Паганель объяснял врачу, как так получилось, что чуть ли не в центре многомиллионного города, в квартире на втором этаже человека кусает болотная гадюка. Не знаю, что он наплел. Я в это время приводил в порядок кухню, брезгливо засовывая куски змеи в пакет, потом диктовал по телефону текст телеграммы, косясь на лежащий у края стола бокс. Но когда медик собрался уходить, его профессиональное любопытство явно было удовлетворено, и он почему-то пожелал нам счастливой охоты.

– Я сказал, что мы работаем в серпентарии, змей ловим! – пояснил Паганель, закрывая за врачом дверь.

Я про себя удивился такой находчивости – Паганель казался мне тихим, интеллигентным человеком, не способным на вранье, даже если это ложь во спасение.

Наконец снизу раздались сигналы – приехала белая «Газель» с носилками. Бориса аккуратно уложили на брезент, причем он даже не проснулся. Мы с Паганелем проводили носилки до машины, старший санитар сказал нам номер больницы, куда они везут больного, и «госпиталка» уехала.

Вернувшись в квартиру, мы сели на кухне и закурили. Я поставил чайник, достал из хлебницы вчерашний батон. Паганель сосредоточенно выпускал дым, глядя в окно на кусок изнасилованной земли, уставленный «ракушками» автолюбителей. В глазах Максима Кузьмича впервые с момента нашего знакомства не было улыбки. Наконец он повернулся ко мне и сказал:

– Так или иначе, но отступать некуда! Займемся амулетом!

Паганель встал, выколотил трубку в раковину, решительно подошел к столу и открыл бокс. Я внутренне сжался… Но ничего необычного не произошло!

Археолог с высоты своих двух метров рассеянно, даже с каким-то презрением рассматривал пустую, выложенную черным бархатом внутренность бокса.

– Э… Собственно, тут пусто!

– Но как же так?! Максим Кузьмич! Ведь мы его тут оставили! Борис при мне засунул его в эту коробку!

Я удивленно оглядел пустой бокс, заглянул под стол, посмотрел по углам…

– И тетради пропали…

– Сережа! Вы еще в мусорном ведре посмотрите! – издевательски посоветовал Паганель.

Я напрягся – не люблю, когда меня подкалывают.

– Но ведь было же!

– Было да сплыло! Кстати, гадюка сама в квартиру заползти не могла! Ее сюда кто-то принес. И этот кто-то…

Я нетерпеливо перебил Паганеля:

– И этот кто-то уволок амулет!

И тут меня как обожгло! Деньги! Ёкэлэмэнэ!!! Доллары в тумбочке! Я метнулся в прихожую, распахнул дверцу – пусто! Пятьдесят тысяч! Я взревел, как кабан во время случки, и бросился на кухню.

– Эта сука увела у меня полсотни косарей баксов!

Паганель выглядел несколько растерянным.

– Сережа, успокойтесь! У вас пропали деньги? Много? Я не очень понимаю слэнг…

– Много?! Ни хрена себе! Пятьдесят тысяч долларов без какой-то малости!

Паганель задумчиво потеребил бородку.

– У кого-нибудь есть ключи от вашей квртиры?

– Ключи?… – растерянно пробормотал я, а в голове забилось: «Ключи… Ключи… Витька!». – Запасные у соседа! Н у, если я свои потеряю, чтобы дверь не ломать. Но Витька не мог!

– Мог, не мог… Люди разные… – Паганель покрутил головой. – Поговорить с вашим Витькой позволите?

– Я сам! – прорычал я, устремляясь к двери.

Витька был дома, трезвый и веселый. Он открыл дверь, поддергивая сползшее трико, и улыбнулся мне лучезарной улыбкой идиота.

– Здорово, Серега! Ты где запропал? С дядькой-то, блин, не повидался! Он уж так ждал тебя!

Я вытаращил глаза от удивления.

– Какой дядька? Ты что, Витек, сбрендил?

– Да твой родной дядька! Сёдня с утреца приехал! Я со смены пришел, значит, с ночной, ну, похавал, тут звонок! Открываю – стоит мужик, с дипломатом, солидный такой. Мне, грит, Сергея! Я, грит, дядя его, брат матери! Вы, грит, не знаете, где он? А то, грит, я в командировку, проездом, в полдвенадцатого поезд…

Витька еще что-то говорил, по выражению моего лица уже понимая, что история получается нехорошая. Но я не слушал его – все и так стало ясно. У моей матери никогда не было брата, а у меня – ни одного дяди, только тети, да и их всего две!

Я спокойно прервал рассказ Витьки, медленно взял его за лямки майки и с наслаждением рванул.

– Ты дал ему ключ?! Ты впустил неизвестно кого в мой дом, мудила?!

Витька заюлил, кося глазами на появившеюся за моей спиной внушительную фигуру Паганеля.

– Так ить эта, Серега… Я откудова знал? Он же… А че, пропало че-нибудь? Так у тебя же и стырить ни хрена нет! У тебя же… А может, ты на меня думаешь? Серега, ты же меня знаешь! Я же, в натуре, честный фраер!

Я еще раз встряхнул Витьку, что-то треснуло, и одна лямка майки порвалась.

– Слушай сюда, ты, честный фраер! Из моей квартиры пропали ценные вещи и деньги! Много денег! Ключ был только у тебя, поэтому для ментов ты – наводчик и соучастник кражи! Понял? Давай, пошли ко мне, расскажешь все по порядку: кто, что, какой из себя, что говорил, сколько торчал в квартире…

Витька шмыгнул носом, опять покосился на Паганеля и послушно побрел за мной…

Выходило, что дело было так: около восьми утра в Витькину дверь позвонил невысокий седоватый мужчина в плаще, «морда гладкая, как стена – глаза не цепляются», с кейсом и тростью. Он назвался моим дядей, сообщил, что в Москве проездом и что у него в одиннадцать тридцать поезд. Витек простодушно поверил и запустил «дядю» ко мне домой. Вел себя гость очень спокойно, посетовал, что племянника по утрам не бывает, согласился немного подождать, а чтобы ждать было не скучно, предложил Витьке выпить. Ну, этот ханур, как юный пионер, всегда готов! «Дядя» выдал ему денег, и Витька унесся за бутылкой, а когда вернулся, оказалось, что бегал он слишком долго, племянника все нет, «дядя» боится опоздать на поезд, ему еще вещи из камеры хранения нужно забрать… Поэтому выпили они по одной, «на посошок», и гость уехал, наказав передать привет племяннику и сказать, что через неделю, когда он будет ехать обратно, заедет снова…

Паганель выслушал Витьку, чуть улыбаясь, затем спросил:

– Но все-таки, Виктор, почему вы ему поверили?

– Так эта… Фотка у него была, он мне показал! Там Серега и этот гад в обнимочку… «Дядя» этот лыбится и Серегу за плечо обнимает, падла! Он так и сказал: «Вот, специально взял, чтобы никто не сомневался!».

– Какая фотка? – я недоуменно посмотрел на Витьку: – Ты спьяну напутал чего-то…

– Серега, я же после смены пришел! Как стекло! Фотка эта… Ну, вот такая… – Витька щелкнул пальцами, зажмурился и высунул язык, довольно точно изобразив процесс выползания снимка из «Поляроида». – Квадратная, блестящая, как открытка! Я еще подумал – во, блин, дядька у Сереги крутой, такой фотик имеет! Он ваще упакованый, ну, типа новый русский – голда на руке, перстак, бимбар, ну часы, навороченный! Серега, друг! Если б я знал, его, суку, прямо тут вальнул бы, гадом буду! Паганель улыбнулся.

– Виктор, вы что… м-м-м… сидели?

– Ага… Два, по бакланке, молодой был, дурак… Но вы эта, не думайте – я еще тогда завязал! Вот Серега не даст соврать! Я работаю, семья у меня, сын в первый класс пошел, все как у людей! Ну, я же не знал, гражданин начальник, что эта падла Серегину хату обует! В натуре, виноват, но не смертельно же, а?

На Витьку было жалко смотреть – он явно решил, что Паганель из милиции, и шьет ему кражу. То, что Витек был виноват только в собственном простодушии (или слабоумии?), а к пропаже денег и амулета никого отношения не имел, я не сомневался. Слишком давно и слишком хорошо я его знал, Витьку. Он просто не смог бы выдумать эту историю про «дядю» со снимком, а потом жила в нем какая-то патологическая, исконно крестьянская боязнь «чужого»: «Мы свое не отдадим, но чужого нам не надо!» Словом, Витька сделал свое дело, Витька может уходить…

Мы отправили его трястись в ожидании «воронка» домой. У двери он обернулся и заискивающим голосом спросил:

– Серег… Эта, денег много… Ну, свистнул этот гад?

Я, про себя злорадно усмехнувшись, сказал:

– Двести тысяч, Витек! И не моих! Теперь отдавать надо…

– Ох, ё-ё-ё! Кто ж такие «бабки» в хате держит?! Хавандец нам с тобой! – Витька посмотрел на Паганеля: – Гражданин начальник, мне собираться?

– Нет, ждите, вас вызовут повесткой! Вы пока свидетель… – рассеянно ответил Паганель, глядя в окно.

Словно специально репетировал!

Витька обрадованно закивал, засуетился и, когда я закрывал за ним дверь, шепотом предложил «…поставить начальнику пузырь». Я объяснил, что начальник непьющий и проводил соседушку, причем из чувства мести не стал разубеждать Витьку, что Паганель не следователь.

Оставшись одни, мы долго молчали. Я прикидывал, где и как теперь искать амулет и деньги, постепенно склоняясь к заявлению в милицию о краже. Паганель, видимо, думал по-другому. Закурив, он сказал:

– Получается, что ваш псевдо-дядя – не случайный квартирный жулик. Он слишком тщательно готовился, даже фотографией запасся…

Я перебил Паганеля:

– Максим Кузьмич! Но я же ни с кем незнакомым не фотографировался, тем более на «Поляроид»!

– А я и не говорю, Сережа, что вы с ним фотографировались. Он сделал фотомонтаж. Другое дело, где он взял вашу фотографию, вот в чем вопрос? Но факт, что этот «дядя» шел сюда именно за амулетом! И за деньгами, хотя это так, мелочь…

Я не выдержал:

– Ничего себе мелочь! Пятьдесят тысяч!

– Понимаете, Сережа… Этот амулет, в общем, бесценен… Но в наш век, когда все продается и все покупается… Такие вещи стоят миллионы! Миллионы долларов! Вы понимаете? Разумеется, в комиссионке его вряд ли оценят, но специалисты, знатоки, коллекционеры и у нас, и за рубежом…

Я только присвистнул – ничего себе! И такие вещи Николенька таскал в рюкзаке вместе с грязными носками!…

– Максим Кузьмич! Раз этот гад попал в мою квартиру не случайно, если он знал, что амулет здесь, и вел себя так нагло – значит, он следил за мной! И за Николенькой! Он видел, что мы с Борисом сбежали, испуганные вот этой проволочной «мельничкой», хотя я не понимаю, как он смог все подстроить… Мы уехали, а он уверенно пришел, «развел» Витьку и забрал амулет. Но тогда выходит, что он и убил Николеньку! Гнался за ним, ранил отравленной острогой, проследил, куда тот пошел… Иначе как он вообще узнал про мою квартиру?

– И самое главное, Сережа! Я думаю, ваш «дядя» знал о находке амулета раньше, еще когда Николенька с профессором только сняли его с мумии.

– Да не называйте вы его моим дядей!

– Хорошо, хорошо… Вот еще что… Змея! Конечно, змея! Я внутренне сжался, вспомнив бьющиеся в агонии куски гадюки.

– Вы хотите сказать, Максим Кузьмич, что он подбросил змею, чтобы она убила меня? Чтобы убрать свидетеля?

Паганель задумался.

– Тут что-то не стыкуется… От яда болотной гадюки не умирают – так, пару дней в больнице… Хм, странно… Хотя… Вот какая версия у меня появилась: вычислить поступившего в больницы города человека с диагнозом «укус ядовитой змеи» легче легкого, достаточно позвонить по телефону – слишком редкий в Москве, да еще в это время года случай. А, вычислив, можно прийти навестить больного…

– Навестить – и убить! Незаметно ткнуть чем-нибудь, отравленным тем же ядом, что и в случае с Николенькой! Точно! Максим Кузьмич, надо ехать к Борису!

– Да, Сережа! Вы немедленно едете к Борису в больницу. Ему сейчас должно быть намного лучше, в принципе, он практически уже может ходить. Расскажите ему все, что мы узнали, попробуйте организовать его побег, и если удастся, везите ко мне!

Я начал злиться. Что я, профессиональный бандит – побеги устраивать? И довольно резко спросил:

– Я, значит, в больницу, а вы? В милицию? Тогда может быть наоборот – деньги-то у меня слямзили!

Паганель посмотрел на меня, как на придурка, вздохнул и ответил:

– Сергей, дело в том, что милиция нам в этом деле не поможет. Я… Мы… В общем, «Поиск» вообще старается не иметь дела со стражами порядка. Они в два счета прикроют нашу группу, как только поймут, что к чему. Это – во-первых. А во-вторых, из наших с вами рассуждений получается, что «дя»… преступник – не случайный человек. Слишком хорошо он осведомлен о работе «Поиска». Поэтому, пока вы будете спасать жизнь Бориса, я встречусь кое с кем из наших и… м-м-м… не наших искателей и наведу кое-какие справки. Яд, острога, змея, фотография – весьма четкий, как это говорят… «почерк»! Договорились? А вечером встретимся у меня и все обсудим!

Я хмуро молчал, но фраза «…спасать жизнь Бориса…» подействовала, и в результате я согласился. После смерти Николеньки во мне словно что-то переменилось, появилась какая-то злость, жесткость – и желание отомстить!

Мы быстро собрались, я прихватил для Бориса кое-какие вещи, чтобы было что надеть в случае, если ему действительно придется бежать из больницы, и мы покинули мое убогое жилище…

* * *

Больница, в которую поместили пострадавшего искателя, находилась в получасе езды от моего дома, практически на окраине Москвы. Типовое четырехэтажное здание серого кирпича, чахлый сквер за железным забором, внутри – запах лекарств, обшарпанные стены и раздраженные жизнью нянечки, все как одна в телогрейках поверх халатов по причине отсутствия в батареях тепла.

После долгих препирательств, моих попыток дать взятку и попыток медперсонала меня выгнать, к Борису я все-таки попал, несмотря на неприемные часы.

Палата, в которой лежал искатель, видимо, рассчитывалась на пять, в крайнем случае, шесть койко-мест. Я же насчитал двенадцать кроватей, впритык стоящих друг к другу. На самой дальней от двери поверх одеяла лежал Борис в больничном халате, наброшенном на застиранную синюю пижаму, напоминающую одежду хунвэйбинов времен культурной революции. Я отвлек его от увлекательного занятия – чтения газеты «Спид-инфо» месячной давности. Борис был бледноват, но в целом выглядел неплохо. Это меня несколько успокоило, и я решительно потащил искателя в коридор.