Текст книги "Искатель. 2014. Выпуск №9"

Автор книги: Сергей Саканский

Соавторы: Ирина Ярич,Алексей Клёнов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 13 страниц)

– Угреши, угреши… – бормотала она, размахивая бутылкой, пока он вел совсем не умеющую идти девушку по городскому причалу.

– Никакая я не угреша, – заявила Делла, облокотившись о перила и тщетно пытаясь поймать ртом горлышко.

– Вот как? Кто же ты на самом деле и зачем вмешалась в нашу жизнь?

– Жизнь – кого?

– Угрешей.

Делла рассмеялась, долго, заливисто. Ей все же удалось отхлебнуть глоток. Иван не без труда переправил пьяную девушку с причала на катер.

– И ты не угреш, – сказала она, промакивая платочком слезы.

– Разве?

– Разве, разве! – передразнила Делла. – Потому что никаких угрешей нет.

– Как это – нет? А кто же были все эти люди?

– Все это придумал Дерек. Он воспитывался в Николо-Угрешском монастыре. Отсюда и взял слово. Язык выдумал, сложив символы из многих разных.

– Он путешествовал по Волге, по угрешским семьям…

– Да! – Делла отпила вина и выплеснула остатки за борт. – Да, он путешествовал…

– Ты просто пьяна!

– Очень. И это моя пьяная фантазия. О том, что все угреши – фантазия Дерека. Помнишь автопортрет? Он там с собакой, с водолазом, между прочим. Это и есть Барабан, а сам Дерек воображал себя Амамутей, которого сам и придумал… Послушай, – она уперлась ладошкой Ивану в грудь. – Этот Дерек просто путешествовал вдоль реки. Он останавливался в крестьянских домах. Он рассказывал хозяевам об угрешах и убеждал их всех в том, что он угреш и что они сами – тоже угреши. Писал свои картины. Заставлял всех поклоняться огню. Рассказывал легенды об Амамуте.

– И что? Они в это верили?

– Почему бы им не верить? Почему бы не передавать эти легенды внукам? Так и образовалась наша странная нация, не имеющая никаких корней, без роду и племени…

Делла уже совсем облокотилась на Ивана, тяжело дыша. Он взял ее за талию и повел в каюту. Девушка размахивала руками и продолжала быстро говорить об угрешах, о том, что все это выдумка пьяного Дерека, поскольку сама была вдребезги пьяна.

Уложив ее, Иван вышел в кокпит и закурил трубку. Дым вываливался из ее жерла плотными клубами, медленно плыл над водой, рассеивался, и казалось, что весь речной туман и порожден его капитанской трубкой, которую он хранил в особом ящичке стола и курил крайне редко.

Конечно, так образовались не только угреши, но и все нации на земле. Кто-то кому-то рассказывал легенды и давал имена. Информация переходила из поколенья в поколенье. Правда, для этого недостаточно одного сумасшедшего живописца. Проводников национального сознания должно быть множество…

В течение этого дня были и другие впечатления. Они прошли шлюзы Жигулевской ГЭС, посетили деревню угрешей, опять изрядно выпили, поздно устроились на ночлег, Иван настолько устал от маневрирования между двумя самоходными баржами и несколькими мелкими катерами, дважды оказываясь с ними в одной и той же коробке, туманной от всеобщего выхлопа, что мгновенно уснул.

Проснулся от запаха дыма, поначалу подумал, что Делла закурила в каюте, и уже собирался ей выговорить, когда понял, что дыма тут значительно больше, чем от ее длинной сигариллы. Да и Деллы самой в каюте нет…

Он понял все как-то мгновенно и ясно. Когда сел на койке и, перебирая ногами, переместился, затем прыгнул к двери, уже зная, что дверь заперта снаружи. Вернулся к аварийному люку: Чтобы открыть, надо влезть на стол, но, уже вытягивая руку, вспомнил, как девушка интересовалась, можно ли и люк запереть…

Иван провернул вентиль и попытался приподнять люк. Тщетно. Пластина была придавлена чем-то снаружи. Бред, Делла! Зачем тебе это? Он позвал ее. Нет ответа, лишь частый стук буйка о сваю.

Так. Теперь надо понять, что и где горит и по возможности потушить это. Ну, конечно! Горела ветошь на камбузе, под мойкой, пропитанная бензином из примуса. Он задохнется прежде, чем потушит ее.

Об одном поджигательница не ведала: о слабости стекол, вернее – о способе их крепления к корпусу. Иван знал, куда надо бить. Инструментом могла стать только газовая плитка. Он схватил ее за ушки и, размахнувшись, насколько позволяло пространство, двинул металлом в угол окна. Оно вылетело с первого удара, вместе с резиновой рамой и коротко плеснулось под бортом. Уже на последнем запасе воздуха Иван вылез наружу, извиваясь, как червяк. Огненный, значит, червяк, или даже пламенный змей, должен был, по мнению Деллы, покинуть «Джинс», уносясь в небеса.

Девушка сидела в кокпите и курила, наблюдая, как он выворачивается из окна. Иван мельком глянул на нее, сунулся рукой к воображаемому огнетушителю, но ладонь ударилась о стену. Ивана разобрал смех: аварийный люк как раз огнетушителем и был приперт, тот служил тугим клином между дверцей и гиком. Не зря, стало быть, учил ее парусить…

Иван вытащил огнетушитель и, отомкнув запертую дверь, вернулся в каюту. Порошковая смесь накрыла горевшую ветошь и угольное мерцание дубовой переборки. Иван поднялся в кокпит и стукнул пустым огнетушителем о пайол. Присел на корточки напротив Деллы, упершись в девушку взглядом.

Дым еще валил из двери каюты. Делла бросила окурок за борт, подняла глаза:

– Я расскажу.

То, что он услышал в последующие минуты, было ошеломительным, но все же объясняло многое.

– Я не сумасшедшая, – сказала Делла, и Иван уставился на нее, будто пытаясь увидеть признаки безумия: распахнутый рот, потеки слюны на подбородке…

– Но это был момент помутнения, – продолжала она. – Можешь высадить меня на ближайшей пристани, я становлюсь опасной.

– Созревший колос… – пробормотал Иван. – Вот оно что! Ты считаешь, что я уже готов к вознесению?

– Да. Считала ночью. Мне был сон. Я действовала неосознанно.

– Да ты просто была пьяна! Трудно тебя обвинить в попытке убийства.

– Не давай мне больше пить, ладно?

Делла вдруг обняла его, прижалась к нему всем телом. Иван погладил ее по волосам, чувствуя, что вся она влажная от пота.

– Обычно опьянение считают в судах отягчающим обстоятельством, – сказал он. – Я бы сказал, что наоборот. Впрочем, если бы приняли такие законы, то преступники все как один шли бы на дело, предварительно выпив.

Иван засмеялся. Делла отпрянула. Посмотрела на него с недоверием. Возможно, ей казалось диким, что жертва так быстро простила ее.

17

Пришвартовавшись у сызраньской пристани, Иван отправился в город за продуктами, оставив Деллу и Барабана на борту. В Сызрани, как и в других крупных городах, угреши не жили. Иван уже давно понял, что они предпочитали тихие, богом забытые деревеньки.

Возвращаясь с полными пакетами, Иван шел по тропе вдоль обрыва и вспомнил полоумную девушку в синей юбке, которая приняла его за Амамутю.

Иван смотрел сверху на берег, на швертбот, построенный в его мастерской. Это суденышко он назвал «Джинс» и придал ему особую окраску: синие, именно джинсового цвета борта и ярко-желтая палуба, каюта-рубка. Имя говорило о предназначении: в отличие от «Чоппера» – на самом деле чопорного, солидного, для респектабельных клиентов, предпочитающих комфортный отдых на воде, – этот катер загружал совсем другой класс покупателей, безбашенных туристов, тех, для кого река – бесконечное приключение, полное тяжелого труда, ветра и дождя, капризов природы и лишений ее милостей. Ярко-желтым, в соответствии с общей гаммой, был и парус швертбота, а вечером, когда зажигался свет, его иллюминаторы сияли золотом…

«Огненное солнце плывет в небесах!»

Почему только эта больная девушка приняла его за Амамутю? Да просто все угреши и принимают. Он вспомнил и другие Странности путешествия.

В этот момент все сложилось в голове Ивана, словно тот пазл. Например, Гера – первый угреш, которого они встретили, который сам спустился к пристаньке.

Конечно, Гера просто-напросто увидел издали судно Амамути и вышел его встречать. Так встречают давно желанного гостя: буднично, даже с некоторой как бы привычкой. Затем этот деревенский Гера, используя древние предания и современные технологии, просто позвонил по мобильнику своим сородичам ниже по течению, и те уже ждали, уже подготовили и почистили свои дары…

Ведь древнее предание – это всего лишь метафора, и истинный Амамутя должен выглядеть как самый обыкновенный человек.

Иван сбежал с кручи и, запрыгнув на палубу, поделился с Деллой своей догадкой. Реакция девушки была более чем странной. Она что-то неразборчиво пробурчала, опустила голову, закусила губу… Барабан переводил взгляд с одного на другого, дыша на жаре с высунутым языком.

Ивану вдруг пришла в голову новая мысль.

– Так это ты всё и начала! – вскричал он.

Все эти странности и нелепости были на самом деле одной системой. И самое первое звено в этой цепочке – собственно встреча Ивана и Деллы. Он был прокручен, проманипулирован. Будто был героем киноленты, спрятанным где-то в плотно скрученной бобине…

Вот почему Делла устроила эту ситуацию, вот почему настояла на том, чтобы Иван взял с собой ее собаку.

– Первое время это было игрой, – сказала Делла. – Прости. Я действительно сначала увидела твой парусник, а потом – тебя. Огненное солнце… Я именно так и подумала, когда наткнулась в инете на рекламу «Джинса».

– Ту фотографию в закатных лучах… Да, я приглашал человека со студии.

– Я тогда подумала: вот было бы здорово пройти Волгу на этом катере! Потом приехала на пристань. Видела тебя издали. Нашла в инете твой адрес и пригласила на авторский вечер. Вот основная фабула событий.

– Для чего? Чтобы собирать камушки?

– Да сама не знаю! Просто будто что-то влекло меня. Да, влекло… Я знала, я была уверена, что должна сделать это.

Иван вдруг подумал: вот в чем причина. Что, если древние силы огня настолько действенны, что могут заставить человека совершать поступки? Он думал не столько о том, что Делла заманила его в путешествие, сколько о пожаре на борту, который она устроила.

– Только я вовсе не хладнокровный и расчетливый манипулятор. Я сама запуталась в ситуации. Поначалу показалось, что очень было бы хорошо создать такое реальное действо: спуститься вниз по реке на огненном судне. Ну, это вроде как театрализованные представления: Бородинская битва и прочее. Самой принять участие в воплощении древней легенды. Вероятно, я уже давно готовилась к подобному, иначе зачем завела пса и назвала его Барабаном? Когда угреши стали отдавать нам свои вещи, я поняла, что выгляжу мошенницей. Уже не было речи о том, чтобы рассказать тебе все. Я мучилась, но продолжала это дело. Я рада, что теперь ты все знаешь.

– Отлично! – воскликнул Иван. – А как же я? Мне-что же – продолжать играть Амамутю?

– Можем повернуть обратно. Но не хотелось бы… На пол-пути к разгадке.

– Почему ты так уверена, что этот текст даст тебе какое-то особое знание? Может быть, это просто новая расширенная заповедь, только и всего.

– Для чего Амамутя нагромоздил столько усилий, создал всю эту систему? Ведь камушки рано или поздно должны были оказаться в одном месте! И это должно что-то означать. В наших руках ключ, Ванечка! Мы только должны найти для него замок.

– Да уж, – буркнул Иван. – Только вот и сам ключ еще далеко не в сборе.

В следующей деревне угрешей все произошло так, как он и ожидал, имея в виду свое собственное настроение. Теперь Иван чувствовал себя по-другому… Ему стали понятны все странности их поведения, взгляды и недомолвки.

Огненный бог Амамутя, он же Иван Клепиков, теперь наблюдал за собой со стороны. Он и раньше никак не мог принять эту реальность, думая, что она имеет какую-то тайную подоплеку. Действительно, с чего это все как один люди отдают им свои семейные реликвии, категорически отказываются от денег, хотя положение многих весьма незавидно?

Пусть Делла на самом деле использует его, но вовсе не так, как он думал. Не материально. Не как владельца, швертбота «Джинс», а как симулятора Амамути, некую компьютерную модель огненного бога. И получилось это не намеренно, а так, слово за слово… Иван испытал облегчение. Гораздо лучше чувствовать себя огненным богом, чем дойной коровой.

– Тебе не приходило в голову, – сказала Делла, – что все это далеко не случайно?

– Ну да, – с ехидством ответил Иван. – Ты не случайно затащила меня в это путешествие. Впрочем, я благодарен. Путешествие получилось интересное и еще далеко не закончено.

– Я говорю о другом. Ведь ты спроектировал и построил именно такой катер. Это значит, что Амамутя хотел, чтоб ты сделал именно так. Именно ты… А что, если все не так? – Делла вдруг нахмурилась. – Зачем Амамуте хотеть, чтобы некто притворился им, морочил голову его пастве?

– К тому же этого хотел не сам Амамутя, то есть я, а некая симпатичная поэтесса.

– Симпатичная? Я думала, ты меня считаешь красавицей.

– Точно. Красавица Снегурочка огненного Амамути.

– Я не шучу, – нахмурилась Делла. – Что, если ты и есть Амамутя?

– Ага. Только я об этом до сегодняшнего дня не догадывался.

– Пойми, ведь Христос тоже родился среди людей, родился обыкновенным ребенком.

– Сравнила, тоже мне!

– Но как же иначе Амамуте появиться на свет? Только родиться, и все.

– Но я же и знать не знал всю жизнь, что я Амамутя!

– А Христос знал?

Все это говорилось с улыбкой, балансируя на грани шутки, но Иван думал об этом долго, ворочаясь с боку на бок на койке. Ему уже давно было ясно, что, путешествуя по реке, они неожиданно вторглись в какую-то странную область бытия, где законы материального мира действовали не вполне. Всё вроде бы было обыденным и одновременно отдавало какой-то чертовщинкой. Он уже смирился с тем, что пиромания распространена среди угрешей, но насколько такое объяснение научно? И главное – каким образом, почему и зачем разбросанные по всему течению Волги камушки неуклонно складываются в единый текст?

18

Прошла череда городов, очень похожих друг на друга своими длинными улицами вдоль реки и крутыми спусками; кончилась возле них толчея из моторных лодок, катеров и парусников. Они вышли на довольно пустынный участок Волгоградского водохранилища, и до самого Саратова теперь будут лишь деревни с угрешами или без оных, спокойная или взволнованная вода…

Иван уже привык к роли огненного бога и не комплексовал по поводу шарлатанства. В конце концов, не сам же он это затеял? Да и никто этого не затеял, если разобраться, поскольку все получилось как-то само собой, спонтанно… Впрочем, не обязательно верить Делле: она уже многократно скомпрометировала себя ложью. Ведь на самом деле могла продумать все заранее, использовать его, но это не имело, значения в данном случае, он все равно не был авантюристом, вымогающим деньги у провинциалов.

Об этом тоже стоило подумать. Деньги-то он не вымогал, просто собирал какие-то невразумительные камушки, но вот холсты Дерека как раз и были деньгами, причем немалыми.

Сколько будут стоить эти картины, когда он откроет миру нового гения? Ивану вдруг стало не по себе от простой мысли. Допустим, все пойдет гладко и он зарегистрирует картинную галерею в Москве. Иначе этим бизнесом не заняться, кроме как стать галеристом. Обладая таким сокровищем, будет ли он продолжать работать на верфи? Вряд ли – это было бы донельзя глупо. Да и времени не останется: в роли галериста он будет постоянно в пути. Как и в маске Амамути… Бред какой-то. Придется продать свою долю в судостроительной фирме. Кому? Руденко, конечно. Но другу юности продавать… Как-то он не готов к такому поступку. Да и не желает готовиться. Придется просто подарить этому хитрюге все.

Он. вспомнил, как еще в восьмидесятые годы Руденко, самоучкой овладев ремеслом телемастера, что было делом-то совсем нехитрым, стал клеить объявления по району, ходить с визитами. Иван попросил посмотреть и его телевизор, когда тот забарахлил.

Руденко отказал. Мотивировка была странной, трудно понятной для тех честных лет.

– Я беру за визит пять рублей, – сказал «мастер».

В кавычках, потому что мастерство мастера заключалось в проверке работы отдельных блоков и ламп и замене неработающих устройств. Грубо говоря: приходит мастер, снимает заднюю панель с телевизора и включает его. Видит, что одна из ламп не горит. Выключает прибор, выворачивает лампу и смотрит на нее. Даже если он видит такую лампу впервые в жизни, он надувает щеки и говорит заказчику, что такая лампа будет стоить ориентировочно столько-то рублей. Уходит с лампой. Идет с нею на радиорынок, где можно было купить все на свете, и покупает точно такую же лампу. В лучшем случае, такая лампа у мастера уже есть в чемоданчике, и он немедленно заменяет ее, поскольку во время своих походов на радиорынок он постоянно прикупает лампы. С блоками то же самое, только определять их состояние нужно не на глаз, а с помощью тестеров, то есть – тыча в клеммы щупами. Руденко страстно желавший подработать, овладел этим ремеслом и уже через год сколотил порядочную клиентуру, сплетя сеть из связей клиентов первого поколения.

– Но с тебя как со своего лучшего друга я денег, конечно, не возьму, – сказал он.

– Тогда… – Иван уже было собрался договориться конкретно о времени визита, но мастер перебил его:

– Однако работать бесплатно я, сам понимаешь, также не могу.

– И как же выйти из положения?

– Выход один: я вообще не буду чинить твой телевизор, а ты вызови лучше государственного мастера.

Сейчас Иван подумал, что теперь он сам может оказаться в сходном положении с Руденко в его советской ипостаси: продавать другу не пожелает, а дарить глупо, то есть получится, что продаст кому-то еще и навяжет Руденко неизвестно какого компаньона…

Впрочем, друг ли ему теперь этот человек? «Нельзя делать бизнес с друзьями». Смысл этого речения Иван понял не сразу. Механизм смерти дружбы оказался неожиданным. За годы совместной работы личные отношения растворились в деловых: просто не было времени, чтобы обсуждать что-то другое, кроме верфи, ни единой минуты лишнего времени. Всегда находились проблемы, всегда неотложные. Он уже давно и знать не знал, каковы личные дела его друга: невесту Руденко он увидел только на свадьбе, дочь – на крестинах. И что дальше? Когда и если Иван бросит верфь, мыслимо ли будет опять встречаться просто так, говорить бесконечно, как в годы юности?

И о чем он только думает? Радоваться надо, что богатство на автопилоте само в руки плывет, а он еще какие-то трудности испытывает с решением: брать или не брать. Однако всё, что он в жизни хотел, – это строить катера и яхты. Разрабатывать. Испытывать новые модели, которые снились ему по ночам. Получалось, что неожиданное богатство выбрасывает, его из поля мечты в реальность.

Размышляя обо всем этом, он молча покручивал штурвал, в то время как Делла нежилась в солнечных лучах за его спиной, обняв дремного Барабана.

За излучиной появилось встречное судно, Иван заложил направо, включил бортовые огни… Он не сразу разглядел, что это за катер, и пришел в радостное изумление, когда его черты встали на место.

– Это судно сошло с моей верфи, – обернулся Иван к своей спутнице. – Швертбот был запущен в производство три года назад. Продано уже двадцать восемь моделей. Эй, «Джинс»! – он хлопнул по крыше каюты. – Поприветствуй своего братца.

Иван дал длинный гудок. Встречный катер ответил, не сбавляя хода.

– Уж не Ламбовский ли это? – проговорил Иван себе под нос.

Делла глянула на него почему-то с тревогой.

– Тот астраханский покупатель?

– Почему бы и нет?

– Что ему тут делать?

– Не знаю, – беспечно ответил Иван. – Идет себе вверх по течению. На то и просил пригнать к началу навигации. Правда, медленно он что-то путешествует, – Иван разговорился, чувствуя радостное возбуждение. – Похоже, подолгу стоит на пристанях… Ты как-то заметила, что фамилия происходит от слова «сыр»?

Говоря, он повернулся к Делле и вдруг увидел, что лицо ее сильно озабочено. Что такое? Чем могло так смутить девушку появление второго «Джинса»?

Вскоре, как показалось ему, он понял причину: в кокпите встречного катера сидела девушка – светловолосая красавица, вальяжно развалившись, всем телом ловя ультрафиолет полуденного светила. Красавица видит красавицу… Встречный катер прошел недостаточно близко, чтобы разглядеть лица. Иван довольно смутно помнил, как выглядит Ламбовский, да и был капитан в широкополой белой шляпе, закрывающей голову до плеч.

Так или иначе, капитан второго «Джинса» не пожелал показываться и, похоже, вовсе не радовался этой встрече. Очень жаль. Иван бы с удовольствием расспросил его о впечатлениях по эксплуатации судна… Они разошлись. Иван оглянулся. То, что он увидел, заставило его вздрогнуть. Девушка нагнулась и с улыбкой обратилась к кому-то, кто был в кокпите. И вдруг над транцем катера поднялась, туда-сюда посматривая, черная собачья голова.

19

В этом был какой-то тупой, непонятный ужас, будто Ламбовский – или кто там еще? – намеренно издевался над ним. Словно мимо только что проплыло зеркало.

Вдруг Ивана осенило. Какое там «издевается» – на фига это ему нужно! Человек в белой шляпе на катере «Джинс». На его борту – девушка и собака. Вне всякого сомнения – он также играет Амамутю.

Ладно, господин Сырников. Повернуть и догнать… Но о чем он его спросит? Зачем вы прикидываетесь богом огня, почтеннейший? Бортовая красавица захихикает, а капитан катера покрутит пальцем у лба…

Нет, это всего лишь отговорка. Не потому он не повернет, что боится стать посмешищем, а потому, что просто – боится. Иван вдруг со всей очевидностью понял, что этот прохожий, Ламбовский или кто бы то ни было, – и есть настоящий Амамутя, поскольку ложный – это он сам.

Неужели он и в самом деле верит в легенду? Он покосился на Деллу, которая задумчиво смотрела вслед прошедшему катеру. Да, эта девушка достаточно закрутила ему мозги.

– Кто-то делает то же самое, что и мы, – сказал Иван.

– Я поняла, – отозвалась Делла.

– Если Ламбовский угреш, то это и есть он. Катер новый. Возможно, именно последняя модель. Вот почему ему был нужен «Джинс» и ничто другое.

– Да зачем ему это?

– Затем же, зачем и нам с тобой. Выясним в первой же деревне.

Очередное селение, где жила семья угрешей, было в десяти часах пути. Опасения Ивана подтвердились быстро. Все трое угрешей – муж с женой и пожилая женщина, мать, – вышли во двор, с удивлением глядя на «Джинс», пришвартованный к береговой коряге.

– Ты кто будешь? – угрюмо спросил мужик.

– А сам не догадываешься?

– И много вас тут? – подала голос женщина.

– Сыновья лейтенанта Шмидта! – сказал мужик и вдруг улыбнулся. – Ладно. Заходите. Вторая серия.

На крылечке он споткнулся. Оказалось, что с утра был здесь один гость, с которым он развязал и весь день не мог остановиться. Ложный Амамутя забрал бусы из камушков и две картины Дерека.

Мужика звали Виктором, его жену – Катей. Оба были изрядно выпивши и светились от радости. Под столом Иван заметил пустую бутылку из-под хорошей водки. Ламбовский, возможно, пришел к той же мысли, что и Иван, выставляя против местного самогона свою батарею.

Прямо они не говорили, слово «Амамутя» не произносили всуе, как того требовали правила, но картина вырисовалась довольно ясно.

– Теперь наше путешествие изменило смысл, – сказал Иван, когда они с Деллой вернулись на борт и он вывел «Джинс» на фарватер.

Девушка выглядела подавленной.

– Может быть, мы все же вернемся и догоним его? – предложила Делла.

«Но меня ждут в Саратове!» – чуть было не воскликнул Иван, но вовремя вспомнил, что обещал доставить девушку именно в Астрахань и именно на «Джинсе».

Делла будто услышала его мысль.

– Ах, я совсем забыла! Ты же хочешь продать свой катер.

– Швертбот, – буркнул Иван.

– Да-да, швертбот. Все это было для тебя лишь коммерческим предприятием. Прибыль – прежде всего для настоящего капиталиста.

В самом деле, подумал он. Что он теряет? Деньги – только и всего. Даже если этот покупатель раззвонит на весь водный мир, что его фирма крутит динаму, – ну и что? От этого он может потерять деньги в будущем. Деньги – и больше ничего.

– Мы поворачиваем, – сказал он и с силой толкнул штурвал.

Колесо закрутилось, мелькая на солнце медью. «Джинс», заложив длинный вираж, развернулся носом к течению, некоторое время его сносило назад… Иван переключил редуктор на полные обороты, и судно, уже не подгоняемое течением, а преодолевая его, двинулось вверх по реке.

– Как быстро мы его догоним?

– Никак… Возможности наших судов одинаковы, а у него фора в несколько часов. К тому же он столкнется с той же проблемой, что и мы, лишь в ближайшей деревне угрешей, а это, учитывая скорость против воды, – почти сутки.

– Так что же ты…

– Дослушай. Я доведу до яхт-клуба, где мы сегодня ночевали. Это часа четыре. Там рядом есть прокат автомобилей.

20

Иван выбрал «Ладу» из трех предложенных машин за то, что она была двуцветной – белый верх и темно-синий низ. Это было как-то символично: теперь Амамутя вышел из воды, как древнее позвоночное.

Он позвонил Руденко и коротко обрисовал ситуацию. Саратовскому покупателю придется просто немного подождать. Тут же, в яхт-клубе, Иван договорился с его хозяином, что «Джинсу» сделают косметический ремонт в течение ближайших трех-четырех дней. В Саратов его можно будет доставить либо на трейлере, либо своим ходом, наняв местного речника. Во всяком случае, выруливая по склону высокой кручи на «Ладе», он бросил на желто-синий ковчег Амамути прощальный взгляд. Швертбот красовался у пристани, отражаясь в розовой воде, футболя мачтой низкий солнечный шар, будто самостоятельно занял оптически выгодное положение, чтобы проститься с хозяином.

Решили не спать. Кто знает, как поступит Амамутя Второй, поняв, что селения выше по реке уже обобраны Первым? Сядет в самолет в ближайшем аэропорту и улетит с добычей, повернет вниз или просто продолжит путешествие?..

Сидя в придорожном кафе, то ли ужиная, то ли уже завтракая в этом смещенном времени погони, Иван решил пробить Ламбовского по интернету. Выпал какой-то Бойко Ламбовский, поэт, живущий в Болгарии… Нет, не то. Ламбовский сельский Совет народных депутатов. Ламбовский фельдшерско-акушерский пункт…

Он соединил «Ламбовский» и «Астрахань». Результат оказался поразительным: в городе была картинная галерея, ее владельцем значился не кто иной, как Ламбовский Михаил. Он промышлял торговлей картинами современных художников, а также собирал антиквариат. Среди его авторов были в основном волжане, но работал он и со столичными живописцами, в частности с Алексеем Алпатовым, который Ивану весьма нравился; правда, он давно потерял его из виду…

– Кое-что проясняется, – сказал Иван, а Делла, не выпуская вилки из руки, что-то быстро натыкала на клавиатуре мизинцем.

– Вот это соединение давай глянем, – проговорила она с полным ртом.

Ожидая, пока тяжелая провинциальная сеть ответит на запрос «тамбовский дерек», Иван успел удивиться, как это ему самому раньше не пришло в голову пробить по интернету Дерека. Через несколько секунд он понял: сделай он это раньше, многие вопросы бы отпали, правда, как всегда, заменив себя новыми.

Соединение имен выдало статью в Википедии:

«Антоний Дерек (псевдоним Антона Петровича Ламбовского, 1852–1912) – русский живописец. Родился в Сызрани, в семье обрусевшего болгарина…»

Так вот оно что. Ламбовский – не просто галерист, который собирает картины, а потомок Дерека.

Иван и Делла замерли с открытыми ртами, полными не-дожеванной всячины. Девушка передвинулась вместе со стулом, и они стали читать дальше, голова к голове.

Антоний Дерек был самоучкой, если не считать, что в юности брал уроки рисунка и живописи у иконописца в Ни-коло-Угрешском монастыре. Ни о каких взаимоотношениях с тогдашним художественным миром в статье не говорилось. Дерек был странным одиночкой, странствующим живописцем. Он путешествовал вдоль Волги, писал иконы, портреты жителей, пейзажи, тем и зарабатывал себе на хлеб. Погиб при тушении пожара на пристани в г. Царицын (ныне Волгоград).

– Снова пожар! – воскликнул Иван.

– Ничего удивительного, – сказала Делла. – Дерек – угреш, только и всего.

– Делла, а что мы знаем о своем народе? – спросил Иван. – Откуда, например, мы знаем, что народ был некогда многочисленным, а теперь он исчезает?

– Ничего такого мы не знаем, – сказала Делла.

– Я об этом и говорю. Этого же нет в мифологии, да?

– Нет.

– Так мы решили только потому, что угрешей вообще мало. Так может быть, их всегда было мало? Может быть, угреши и не народ вовсе?

– Как не народ? А что?

–: Просто какая-то… Секта, что ли? Люди разных национальностей, объединенные лишь одним – религией.

– Мы – народ, – твердо сказала Делла. – Народ, избранный Амамутей. Народ, несущий миру огонь.

– В смысле, время от времени запирать друг друга в каких-то замкнутых пространствах, типа каюты «Джинса», и сжигать?

– Пламя всемирной любви, – огрызнулась Делла и замолчала, насупившись на свою тарелку.

Иван больше не приставал к ней с разговорами. Вернулись в машину и тронулись в путь.

21

Барабан дремал на заднем сиденье, свернувшись в массивный клубок. Призрачные деревни пролетали вдоль пустого шоссе, поводя туманными лучами огней. Рассвело. Машина выскочила на берег Волги. Иван и Делла узнали это место, которое проходили позавчера. Теперь надо было держаться берега, двигаясь проселками, ибо катер конкурента по расчетам был уже где-то рядом.

Он стоял у причала на окраине Самары. Иван подрулил почти вплотную. Это был действительно Ламбовский. Он сидел на баке и с грустью смотрел на свою удочку. Тихий господин Сырников.

– Я вас где-то видел… – пробормотал неудачливый рыболов. – Клева, похоже, сегодня не будет.

– Я тот, кто спроектировал к построил этот катер, затем продал его вам, – сказал Иван.

– Ох, припоминаю. – Он посмотрел на Деллу, которая сидела в машине, свесив ноги из открытой двери.

Барабан приподнялся на заднем сиденье и положил голову ей на плечо.

– Не вы ли встретились мне ниже по течению позавчера?

– Разумеется, мы.

– И вы забрали все картины по течению вверх, – с грустью констатировал Ламбовский.

– А вы забрали наши камушки! – вставила Делла.

– Камушки? – удивился Ламбовский. – То есть всякую бижутерию, которую мне в придачу давали соплеменники…

И на что она вам?

– Я люблю наряжаться, – сказал Делла.

– А я собираю картины. Может, договоримся?

– В каком плане? – спросил Иван.

– Я бы купил верхнюю часть коллекции. А бижутерию отдал бы вам бесплатно.

– Коллекция не продается, – сказал Иван.

– Тогда и бижутерия останется при мне.

– Да на что она вам? – спросила Делла.

– Так… Люблю наряжать свою девушку.

– И где же ваша девушка? – спросила Делла.

– Взяла такси до вокзала. Это не совсем моя девушка. Услуга называется «эскорт», если вы понимаете.

– А собака? – спросила Делла.

– Собака в каюте, – сказал Ламбовский, и тут же, будто в подтверждение, внизу тихо гавкнул Барабан номер два.

– Так, значит, не продается коллекция? – спросил Ламбовский. – А если поторговаться?