Текст книги "Город (СИ)"

Автор книги: Сергей Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Язык азалов оказался очень простым, и через несколько дней Санька уже запросто мог объясняться по бытовым вопросам. Но ему хотелось побыстрее вникнуть в окружающую жизнь, поэтому он старался как можно больше общаться. Шерг сразу отмел все его вопросы, молча показав на Шухур. Та также была не очень разговорчива, но на некоторые вопросы все же отвечала. Вопросы другим азалам тоже часто оставались без ответа, не воспринимая Сашку всерьез, местные не горели желанием с ним общаться. Полупрезрительная-полужалеющая улыбка, появлявшаяся на лицах аборигенов при его вопросах, бесила Саньку: 'Они что, блин, меня за инвалида принимают?'

Постепенно выяснилось, что так оно и есть – тот, кто не может выжить в пустыне, не достоин уважения. А он, здоровый мужик, вел себя хуже ребенка, чуть не умер от жары. Местные пятилетние дети были куда больше приспособлены для этой жизни, чем он, здоровый двадцатидвухлетний мужик. Про себя он понимал, что все относительно и здоровый кочевник через час загнется, если выбросить его посреди русской зимы. Однако для остальных это был не аргумент, азалы никогда ничего, кроме пустыни, не видели и считали, что жизнь возможна только такая – страшная жара, ветер и недостаток воды. Так что больше всего об окружающем Сашка узнал от детей, они единственные, кто иногда соглашались рассказать ему что-нибудь. Их удивляло и смешило его незнание самых элементарных вещей, необходимых для выживания в этом мире. В ответ они просили рассказать о другом мире, откуда он появился. Санька рассказывал, и дети слушали, затаив дыхание, но не верили – слишком сказочные истории он рассказывал.

Именно от них Сашка узнал еще об одной напасти, грозившей азалам. Оказывается, их племя было не единственным, живущим в пустыне – есть еще деревни, и население там гораздо многочисленнее, чем в их поселении. Все племена постоянно враждовали, пытаясь захватить контроль над колодцами. Это было понятно, вода в этих песках – это жизнь. Теперь стало ясно, почему в пустыню на охоту за шужурами, похожими на газель животными, дающими, кроме мяса, тот самый мех, из которого была сшита вся одежда азалов, или на поиски трофеев, выброшенных морем, аборигены ехали не только с луками, а полностью обвешенными оружием. В их шатре вся стена над лежанкой Шерга была увешена холодным оружием: пара кривых сабель, несколько кинжалов и даже короткое копье. Оружие азалы не делали, а выменивали у жителей оазиса, там был постоянный город, где были развиты ремесла. На него по негласной договоренности кочевники не нападали.

Но про все это Сашка узнал только после той ночи, когда он стал полноправным воином племени и получил свое имя.

Глубокий вечер был самым лучшим временем в деревне азалов: солнце пряталось, жара немного спадала, все дела были сделаны и кочевники начинали собираться на песчаной площадке у столба-святилища. Они рассаживались на принесенные с собой шкуры, пили слабенькую брагу из сока какого-то растения и разговаривали.

Молодежь собиралась своей компанией. В центре их круга появлялся деревенский оркестр – два барабана и что-то похожее на флейту. Сначала парни и девушки только стояли и перебрасывались шутками, но по мере того как вечер темнел и посредине площади, у святилища, разгорался костер, в головах глотнувших браги юнцов и девушек тоже начинало гореть – начинались 'танцы'. Конечно, на танцы в понимании Порошина это походило мало, скорее боевые пляски. Выскакивающие в круг парни начинали бесконечные па, похожие на бой с тенью, танцоры делали выпады, как будто хотели ударить кого-то, отскакивали, изображали зверские рожи и выкрикивали боевой клич. Барабан и флейта ускоряли ритм, парни выхватывали сабли и начинался импровизированный бой.

Девушки в этот момент тоже появлялись в кругу и, проявляя чудеса ловкости, крутились между разгоряченных воинов. Ритм танца захватывал, и даже Сашка чувствовал, что готов сорваться в этот дикий пляс. Если бы ему налили хмельного напитка, то он, пожалуй, тоже не выдержал бы и выскочил в круг. Иногда даже старики не выдерживали, выкрикнув слабым голосом боевой клич и выдернув неизменную саблю, они кидались в толпу танцующих и, сделав круг, счастливые возвращались на место.

Сашка приходил сюда, садился на облюбованное место, в стороне от веселящихся азалов, и наблюдал. В такие моменты, глядя, как веселящиеся кочевники чувствуют себя одной семьей, Сашка ощущал себя особенно одиноким. Он вспоминал Элен, и сердце начинало ныть. Он понимал, что надо бросать эту жизнь и двигаться дальше – не для того он бросился во Мглу, чтобы прожить жизнь в дикой деревне на краю пустыни.

Однажды вечером все было как обычно – Сашка уселся на своем месте, у края общественной юрты, прямо на теплый песок и задумался, глядя на веселящихся азалов. Его мысли прервал крик, донесшийся от края деревни. Толпа на мгновение затихла, вслушиваясь в истошные вопли женщины, потом вдруг взорвалась яростным многоголосым криком и стала разбегаться: мужчины и женщины неслись к своим коням-драконам, дети мгновенно исчезли между шатрами.

Сашка вскочил, растерянно осматриваясь вокруг – что случилось? Судя по крикам и поведению местных, случилось что-то очень нехорошее. Не зная, что происходит и что надо делать, Сашка хотел бежать к своему шатру, но не успел. На барханах, окружавших деревню, появилось множество всадников в черном, а на окраине, у дальних юрт, похоже, уже начался бой – оттуда теперь неслись и мужские крики, наполненные яростью. Мелькнула мысль – спрятаться, но Санька отмел её. Как бы то ни было и как бы ни относились к нему кочевники, они спасли его, а Сашка всегда отдавал долги, значит, он будет биться рядом с остальными, надо только хоть какое-то оружие, с голыми руками много не навоюешь.

Он вспомнил про оружие над лежанкой Шерга и рванулся к своему шатру, но в это время на площадь выскочил человек в черной свободной одежде, голова его была замотана, открывая только рот и глаза. Сашка оторопел – на лице, там, где ткань открывала глаза, поблескивали большие 'мотоциклетные' очки. Санька даже не сразу обратил внимание на кривую саблю в руках 'черного'. Однако тот не стал разглядывать Порошина, а, замахнувшись клинком, молча бросился на Саньку. Сашка увернулся, лихорадочно ища глазами хоть что-то, чем можно отбиваться. Его взгляд зацепился за бутафорскую фантастическую винтовку, висевшую на священном столбе.

В несколько прыжков он оказался у святилища и сдернул массивную игрушку с перекладины. Он не ожидал, что эта штука окажется такой тяжелой и чуть не выронил оружие из рук. 'Железная хреновина, – пронеслось в мозгу. – Тем лучше!' Санька перехватил винтовку за толстый ствол и, развернувшись к врагу, поднял импровизированную дубину над собой. Он сейчас совершил величайший грех, ведь с самого начала ему вдалбливали, что святилище неприкосновенно, к нему даже подходить нельзя. И, похоже, 'черный' придерживался таких же взглядов – он застыл на месте, глядя, как Сашка бесцеремонно превращает святой предмет в дубину. Однако нападавший быстро справился с собой и, закричав, опять бросился на Саньку. Тот прикрылся от удара киношной винтовкой, и тут произошло то, что перевернуло всю Санькину жизнь в этом племени: сабельный удар пришелся в место, где крепился, по мнению Саньки, магазин и, скользнув, клинок что-то задел – раздался резкий щелчок и вместо привычного зеленого огонька замигал тревожный красный сигнал. Обостренный выбросом адреналина мозг сработал моментально – а вдруг?! Санька перехватил оружие, навел ствол на замахивающегося противника и нажал курок.

Зашипело, из ствола вырвался слепящий белый луч и ударил в грудь нападавшего. Крик прервался, 'черного' отбросило назад. Он упал – в груди дымилась огромная сквозная дыра с обгоревшими краями. Противно запахло паленой плотью, из раны даже не пошла кровь, настолько она обуглилась. Санька сразу убрал палец с пускового крючка и с ужасом наблюдал, что он натворил. То, что произошло, напугало его до дрожи. По-настоящему он убил человека в первый раз. Был, правда, случай, когда он в драке с портовой бандой несколько раз стрелял из Макарова, и после этого один из бандитов упал с простреленным животом, но тогда они убежали. Сашка до сих пор не был уверен – убил или ранил. А так, все его пьяные драки заканчивались в худшем случае переломами.

Оторвавшись от страшной картины, Санька с изумлением разглядывал фантастическое оружие. 'Настоящее!' – это не укладывалось в голове. Хотя после всего произошедшего с ним, после того как он шагнул в злополучный подъезд, всего можно было ожидать, даже того, что оружие из фантастических фильмов окажется реальным. Однако размышлять было некогда, со всех сторон доносились звуки битвы. В бой вступили не только разведчики 'черных', основная волна всадников уже билась на краю деревни, и они явно одолевали защитников. Победные чужие крики раздавались все громче.

– Ну, суки! Это мы еще посмотрим, – вслух высказался Сашка, закинул пластиковый ремень на плечо и, разместив винтовку на груди, погладил холодный, несмотря на жару, ствол. – Только ты меня не подведи.

Когда он уже побежал, на ходу увидел, со страхом глядевших на него, детей – мальчика и девочку, – они прятались за главным шатром и сейчас выглядывали из-за него. 'Все видели', – понял Порошин и крикнул им, пытаясь найти слова на языке азалов:

– Спрячьтесь! Быстро!

Он выскочил на одну из отходящих от центральной площади узких улочек, образованных рядами шатров и тут же столкнулся с всадниками в черном: двое, гикая и вереща, неслись прямо к площади; их 'кони', взрыкивая, выдыхали пламя, что говорило о крайней степени возбуждения. Санька замер, краем глаза выискивая проход между юртами, чтобы нырнуть в случае, если новое оружие подведет. Он вскинул приклад к плечу и с изумлением увидел, что над стволом появился маленький экран, а на ближайшем всаднике запрыгала красная точка. Сашка, не раздумывая, нажал спусковой крючок. Все повторилось как в первый раз – раздалось резкое шипение, из ствола ударил белый луч, и всадника выбросило из седла. Не останавливаясь, Санька перевел точку на другого. Второй наездник, увидев, что произошло, попытался затормозить дракона, но тот, разгоряченный боем, рвался вперед. Луч легко достал и этого противника. Его тоже выбросило из седла, но в этот раз нога всадника застряла в стремени, и дракон тащил изуродованное тело по песку.

Прыгнуть в сторону все же пришлось – первый дракон не остановился после потери наездника, а разъяренный кинулся на Сашку. Порошин успел увернуться, и животное унеслось куда-то внутрь поселения.

Санька выбежал на окраину деревни как раз вовремя – азалы были в меньшинстве и отступали, с остервенением отбиваясь от многочисленных врагов. Черных было так много, что Сашка опешил – вроде с барханов спускалась лишь одна цепь всадников. Не целясь, от бедра, он провел стволом по наступавшим; палец нажимал и нажимал на курок. В этот раз Санька не выбирал, куда попасть, и луч гулял по толпе, кого убивая, а кого просто калеча. Белая смертельная игла прошлась и по драконам, заставляя тех валиться на землю, хороня под собой своих наездников. 'Как из 'града' врезал, – мелькнуло у Сашки в голове, – человек тридцать скосил!' На той стороне раздавались крики боли и ужаса. Уцелевшие черные разворачивали 'коней' и неслись назад в пустыню. В спины Санька стрелять не стал и, опустив винтовку, обернулся к азалам. То, как смотрели на него притихшие кочевники, ему совсем не понравилось – в их глазах появилось изумление, недоумение и страх. Они явно не знали, как теперь относиться к нему. Сашка тоже растерялся.

– Вы, это... не обращайте внимания, – он поднял над головой свое оружие. – Вот, это все эта штука. Оказывается, работает.

При этом движении все отшатнулись от него, некоторые в страхе даже присели. Разрядило обстановку трагическое происшествие – один из воинов вдруг застонал и завалился на песок, кровь из рубленой раны на груди начала пропитывать песок вокруг него. Две женщины бросились к нему, остальные тоже как будто очнулись, начали заниматься тем, что надо в этой ситуации. 'Похоже, мысли, как относиться ко мне, оставили на потом. Ну и хорошо!' Санька закинул винтовку за спину и включился в общую работу. В этот раз никто не отгонял его и не кривил презрительно губы. Оружие в один миг поставило его в один ряд с воинами азалов.

Теперь, после того как все видели, что он один, по сути, отбил нападение полка армии Черного Шхамара – самой могучей силы в окружающей пустыне – его ценность для азалов выросла многократно. Старейшины даже выделили ему отдельное жилище – шатер, хоть и не такой большой, как у Шерга и Шухур, но вполне сносный, а также презентовали ему дракона из трофейных, оставшихся после сражения. От шатра Санька отказался, представив, какая это возня с ним, если придется кочевать. А это должно было случиться очень скоро, колодец они почти вычерпали, и надо было дать ему время, чтобы вода снова собралась.

Кроме того, аксакалы опасались, что Черный Шхамар пришлет новое войско – он не любил получать оплеухи, подобные случившейся. И он, наверняка, захочет узнать, что это за чудо-воин разгромил его войско. Дракона он сначала побаивался, уж слишком страшная была тварь, и, как оказалось, не напрасно. Этот 'конь' был очень умной и хитрой скотиной и если бы не помощь Шерга и Шухур – их отношение к Сашке также изменилось – то вряд ли он справился бы с полудиким животным. Шерг объяснил, что, только почувствовав волю седока, шагунг станет подчиняться, а если почувствует слабину, сам начнет командовать, сам будет выбирать, где ему остановиться и когда ему питаться.

Следуя их советам Сашка, постарался взять верх над Шершенхом – это имя было выбито на металлической пластинке, закрепленной на седле. Сам Санька назвал зверя Змеем, по аналогии со Змеем Горынычем. После непродолжительной борьбы 'конь' сдался, однако еще часто выкидывал фортели в самых разных ситуациях.

Теперь, после многочисленных схваток, охот и особенно после путешествия в мертвый город, когда шагунг не бросил его, как 'кони' других наездниц, Сашка был полностью уверен в своем скакуне.

Он опять достал флягу, прошло уже два часа после привала, и можно было снова смочить пересохший рот. Убрав фляжку, Санька почесал Змею место на шее, где мелкая змеиная чешуя переходила в мех – шагунг любил это и от удовольствия встопорщил чешуйки – и опять задумался.

После того как его начали специально учить языку – старейшины поручили это Шухур – Порошин стал гораздо легче общаться с окружающими. Теперь он мог засыпать их вопросами, не опасаясь, что его не так поймут или он не поймет, о чем речь. Хотя иногда даже знание языка не помогало. После боя, когда он с помощью винтовки из фантастических фильмов разгромил целый полк обученных воинов, он с извинениями попытался вернуть оружие на священный столб. Но ему не дали это сделать, с грехом пополам старейшины растолковали ему, что это теперь его оружие. Ни старики, ни другие воины, ни один человек из племени больше не прикоснулся к винтовке. Санька назвал её лучевая или лазерная винтовка, не понимая принципов её работы, только по виду того, чем она поражала – белый тонкий луч. За пару вечеров Сашка разобрался с тем, как ей пользоваться – ничего сложного не было, похоже, везде оружие делают в расчете на то, чтобы даже самый тупой военный мог с ним разобраться. Конечно, ему повезло, что удар разведчика армии Шхамара пришелся по нужному месту – отключил предохранитель, и винтовка встала на боевой взвод. С остальным было уже проще.

Сашка так и не понял, почему больше никто не захотел научиться пользоваться этим оружием. Он предлагал научить всех, но даже Шерг не прикоснулся к механизму, может, действовал запрет на предметы со священного столба, но при перевозке её все равно бы снимали и куда-то паковали, скорее всего, кочевники просто боялись непонятной штуки. Как бы то ни было, Санька остался единоличным пользователем этого оружия. И, конечно, его просто жгла мысль о том, где азалы взяли это чудо. На все его расспросы они или отказывались, мотивируя тем, что надо долго рассказывать, или начинали длинную сказку о разрушенном колдовском доме, в который можно приходить только ночью.

Теперь, когда Сашка стал полноправным членом племени, начались и некоторые проблемы с той стороны, откуда он никак не ожидал: старейшины решили обязательно оженить его. Санька понимал их, такого ценного воина надо обязательно привязать к племени покрепче, а что может держать крепче, чем родные дети? Но Сашка ни в какую не хотел лезть в эту западню. Хотя боль от потери Элен со временем притихла и уже не так резала сердце, но он не забыл её и запретил себе думать о ней как о мертвой.

****

В свете всего случившегося до этого, поездка в оазис была делом рискованным, но все в племени, уже, похоже, привыкли к его удачливости – если в поездку в заброшенный город, он так и не смог отбиться от навязанных сопровождающих, то теперь, старейшины лишь формально предложили ему взять двух воинов, но после его отказа, разговор об этом больше не поднимали.

Первый раз в оазис он попал сразу после того, как племя откочевало к новому колодцу. Сашка тогда очень переживал, что они уходят с этого места – ему иррационально казалось, что найти пропавшую Елен, он сможет только здесь, где сам выполз из моря. В племени уже все знали про то, что он ищет черноволосую маленькую девушку – поняли из его расспросов. После его рассказа о путешествии по океану и том как он потерял Элен, все сходились во мнении, что она погибла именно там – в море. И Шерг, и Шухур в один голос говорили ему, что никаких других следов возле лодки не было. Как ни странно, Сашка, всегда трезвомыслящий, в данном случае отбрасывал всю логику и истово верил в чудо. Он не допускал и мысли о гибели любимой – тогда жить просто незачем.

Однако, появление нового человека в ближайших племенах, не прошло бы незаметно – аборигены воевали только за воду, при обычных встречах в пустыне, все были абсолютно доброжелательны и общительны – все угощали друг друга напитком и степенно пересказывали все новости. Поэтому во всех трех ближайших общинах, хорошо знали и про Сашку, и про лодку на берегу, но никто не слышал о маленькой черноволосой девушке. Так что все решили, что если она и появилась, то только в городе в оазисе. По их рассказам, там среди многочисленных приезжих, легко могла потеряться сотня таких девушек.

Поэтому, он легко согласился, когда старейшины предложили ему съездить в оазис, в качестве охранника торговой миссии племени. Вторым охранником стала Гужир – девушка-воин, близкая подруга Шухур, а сама 'миссия' состояла из четырех человек: один из старейшин с непроизносимым именем Ухгр и трое погонщиков-грузчиков. На продажу везли дары пустыни – так ценящиеся в этом пекущемся мире шкуры шужуров, те самые, что так удивили Сашку при первой встрече с кочевниками. Теперь он и сам был одет в такую же – как оказалось золотистый мех шужуров, не только красив, он реально спасал от жары. Незаконченное университетское образование позволило ему понять, что этот мех является идеальным природным теплообменником. Шкура передает тепло только в одну сторону, отводит его от тела, в обратную сторону она становится теплоизолятором.

В прошлый раз, путешествие по пустыне было для Сашки внове и прошло быстро. Желающих поживиться чужим добром в тот раз им не встретилось, так что весь день Гужир ехала рядом с ним, рассказывала и показывала, как выжить при путешествии в этих горячих песках. Сашка многое узнал за те два дня, а ночью произошло еще одно событие, которого он никак не ожидал.

На ночлег остановились у одинокой, торчащей из барханов, такой же белой, как и песок, скалы. По словам компаньонов, бывают времена, когда внизу под скалой начинает пробиваться ручеек, и тогда вокруг собирается множество обитателей пустыни. Сашка и сам убедился в этом, когда отошел оправиться и наткнулся на кучи торчавших из песка, выбеленных солнцем, костей.

Как только дневной зной сменился относительной прохладой вечера, Сашка сразу расстелил потертую циновку рядом с уже дремавшим драконом и улегся спать. Еще перед ужином они с Гужир договорились, что первую половину ночи будет дежурить она, а вторую Сашка.

Санька всегда отличался отличным здоровым сном и тут тоже не изменил себе – через несколько минут он уже спал. Проснулся он от того, что кто-то гладил его по лицу – он замер, со сна ему показалось, что это та, о которой он так и не смог забыть. Боясь спугнуть, он затаил дыхание и не открывал глаз, чувствуя, как девичий пальчик рисует узоры у него на лице. Наконец он решился и открыл глаза – но нет, чуда не произошло, даже при слабом свете звезд Сашка узнал очертания головы Гужир.

– Что ты делаешь? – прошептал он.

В ответ лежавшая рядом девушка запустила руку ему под меховой жилет и прижалась лицом к лицу Саньки. Тот мгновенно почувствовал, как жар первобытного инстинкта заливает тело, повернулся к Гужир и крепко обнял её. Она ждала этого, сначала прильнула к нему, потом отодвинулась и начала быстро раздеваться. 'Черт, как все здесь просто', – мелькнуло в голове у Сашки, а руки в это время уже стаскивали жилет прямо через голову.

После жарких объятий и любовного акта, во время которого они не сказали и пары слов, оба расслабились. Санька повернул голову к девушке, лежавшей на его руке и хотел спросить её о причинах столь необычного поступка, но та, видимо, предчувствуя тему, закрыла ему рот ладошкой. Через минуту, она поднялась с его руки и растворилась в темноте.

Наутро, Гужир ни словом не обмолвилась о ночном происшествии и Санька тоже решил молчать. Однако, как он понял их секс не остался тайной для погонщиков и Ухгра, утром у костра они весело поглядывали на них и перекидывались скабрезными шуточками.

Когда он только попал в племя азалов, по внешним признакам они показались ему очень похожими на жителей земных пустынь арабского востока: беспрекословное подчинение старшим; подчиненное положение женщин в доме и еще много мелких деталей, подчеркивавших сходство. Но, почти с самого начала он увидел и расхождение: женщины были воинами наравне с мужчинами; вольное поведение девушек на вечерних посиделках, когда они, выпив местной слабенькой бражки завлекательно танцевали среди мужчин; и вот теперь это – секс без всяких обязательств, просто потому что захотелось. При этом никто не высказал не то что недовольства, но даже удивления.

Впрочем, Порошину такая простота нравов понравилась, а раз никаких поползновений на его свободу не было, он просто принял это – у всех в этом мире разная мораль. Днем, когда они опять ехали рядом, он все-таки попытался заговорить на эту тему, но Гужир так удивленно-невинно глянула на него, что все слова застряли в горле. А, может, ничего и не было – пошутил он про себя – просто эротический сон.

В конце второго дня, стали попадаться люди – такие же кочевники, как и их компания. Все ехали в город, ехавших в обратную сторону не было. Когда Сашка спросил об этом у Гужир, та объяснила, что обратно в пустыню, все стараются выезжать рано утром, когда ночь немного остудила пески.

Уже на закате, когда злое солнце уползало в пески, он, наконец, он увидел то, что в этом мире казалось почти миражом – ровной зеленой стеной стояли деревья, а из-за них выглядывали белые шпили зданий. Санька невольно пришпорил шагунга, но Ухгр заметивший его движение, грозно взглянул на него, и показал рукой на место рядом с собой. Санька придержал 'коня' и послушно поехал рядом, с другой стороны ехала Гужир. Все кочевники сделали равнодушное лицо, словно то что они сейчас увидят, их нисколько не интересует.

Улыбаясь про себя, Сашка тоже одел маску все повидавшего человека, и, наконец, они влились в толпу желающих войти в город. Большинство было кочевники, так же, как и азалы, с лицами пресыщенных жизнью людей, они степенно двигались к открытым большим воротам, перегораживавшим проход между деревьев. Санька опять удивился, никаких стен не было – зачем тогда ворота? Их никто не охранял, никто не брал плату за въезд в город, в общем, чистая символика.

Проехав ворота, они сразу оказались в раю – так это воспринял Сашка – вокруг среди темно-зеленых, длиннолистных густых деревьев поднимались белые, украшенные резьбой каменные дома. Нарядные, в разноцветных тканях, а не только в шкурах как жители пустыни, шагали по мощенным тротуарам жители города, густо разбавленные приезжими. Проезжая, на углу одной из улиц, Санька даже заметил, одетых в черное, старых знакомцев – воинов Черного Шхамара. Но самое главное – город встретил путников долгожданной прохладой, легкий влажный ветерок гулявший под деревьями – Саньку так и тянуло назвать их пальмами – был наполнен резким мятным запахом местных растений. А еще через пару улиц, перед ними открылось главное богатство оазиса – почти идеально круглое, отливающее красным закатным отсветом, озеро.

– На его дне вода такая холодная, что человек может умереть, – постарался удивить Саньку один из погонщиков. Но человека, выросшего там, где вода и вовсе большую часть года пребывает льдом – холодные ключи на дне озера совсем не впечатлили.

В тот раз они ненадолго задержались в городе, на следующий же день с утра Ухгр сходил куда-то и через час все их добро перекочевало на ручные тележки пятерых веселых парней, а к себе под навес, кочевники сложили уже упакованные заказанные ранее товары, после этого азалы оказались свободны. Все они, кроме Сашки, уже не в первый раз были в городе, поэтому большого интереса не испытывали и его приглашение побродить, поглазеть на местные достопримечательности просто проигнорировали. Кочевники решили лучше отдохнуть перед дорогой, выезжать придется самым ранним утром. Сашку такой расклад не устраивал – ему, горожанину, до одури надоел однообразный быт племени азалов, город манил его – и он пошел на экскурсию один.

Останавливать его никто не стал – взрослый кочевник сам должен решать, что ему делать – лишь посоветовали не лезть к озеру, это было, пожалуй, единственным запретом в городе. Местные берегли свое главное богатство и, даже просто за выброшенный мусор на берегу, наказание было суровым: или тюрьма, или огромный штраф. Выслушав это, Сашка усмехнулся, – 'и здесь борьба за экологию', пообещал ничего не натворить и отправился в путь.

Почему-то он ожидал, что город будет похож на тот, который он видел в детстве, в киносказке про Али-бабу, но это оказалось не так. Город – местные называли его Шариз, а в произношении кочевников звучало Шариш – был похож на все южные городки сразу. Шагая, Сашка узнавал что-то похожее то на латиноамериканскую фазенду; то на плантаторский домик Южной Африки; то на узкие улочки портового города где-нибудь в южной Европе. Белые дома в окружении зеленой листвы 'пальм' и вьющихся по стенам ползучих растений, выглядели фантастически. Во всяком для человека, уже пару месяцев, видевшего только несколько шатров и бескрайние барханы за ними.

Постоялый двор, где они остановились, был довольно далеко от озера, а Санька, во чтобы то ни стало, хотел подойти и посмотреть на это чудо. Поэтому, он шел и шел в указанном Гужир направлении, жалея, что по городу запрещено разъезжать на драконах. Наконец, дома расступились, и он вышел на берег. Быстро миновав редкую рощицу мятных деревьев, он подошел к кромке берега. Оглянулся – никого нет – наклонился и опустил руки в воду. Зачерпнул полные ладони и помыл лицо, провел языком по губам – да, вода пресная, не удержался, опять зачерпнул и отпил. Как только заходил разговор про озеро в оазисе, каждый считал своим долгом объяснить ему, что воду его можно пить, не кипятя и не отстаивая, как мутную воду из колодца. Для кочевников, родившихся и всю жизнь живущих при дефиците живительной влаги, в этом и состояло главное чудо озера. Вода, показалась очень вкусной, но он скептически отметил для себя, что после того, что он пил в пустыне, любая вода из-под крана в квартире, показалась бы родниковой.

Однако, было еще что-то, что он почувствовал на берегу этого озера – какое-то предчувствие теребило нервы Сашки. 'Что это со мной? – удивился он. – Мистика какая-то'. Жизнь здесь, да и в Городе, из которого он попал сюда, была простой и легкообъяснимой, если конечно, откинуть проблему самого существования этих миров, то это была обычная жизнь, только в необычных условиях. Но вот сейчас, глядя на играющую бликами воду, Санька испытывал нечто похожее на то, что он испытал, заглядывая в огненную пещеру в стене над Городом. Его как будто тянуло туда, под воду. 'Ну его к черту! – встряхнулся он. – Думать об этом, еще шизофреником станешь'. Он еще постоял, понежился в свежем прохладном ветерке, налетающем с воды, потом решительно повернулся – надо идти – и отправился в обратный путь.

По дороге он решил перекусить – время обеда уже прошло и под ложечкой ощутимо сосало – поэтому увидев над открытыми дверями вывеску с нарисованными от руки явствами местной кухни, он завернул туда. Заведение было небольшим, всего несколько столов – здесь в Оазисе Саньке впервые в этом мире встретилась привычная мебель – столы, стулья и кровати, у кочевников все это заменяла циновка. Он прошел к столу у стены где уже сидел мужчина явно из местных, чисто выбритый подбородок и городская одежда сразу отличали его от других посетителей, все остальные столики занимали приезжие.

Санька вопросительно показал на свободный стул, мужчина также без слов махнул рукой – садись! Сашка плюхнулся на твердый табурет и поискал глазами официанта. Тот не заставил себя ждать – это оказалась девчушка лет четырнадцати – она появилась из проема, завешенного куском ткани, с двумя глиняными тарелками в руках. Бухнув их на стол перед Санькой, она убежала опять и через минуту принесла еще кружку с горячим чуфом – основным местным напитком.

Санька выложил на стол мелкий камень – как это не было странно, в этом мире, как и в городе эти камни были эквивалентом денег и даже ценились больше чем местная валюта – жемчуг. Девчушка бросила на него удивленный взгляд, но смахнула камень к себе в руку и быстро убежала за полог. Там послышались возбужденные голоса и из-за ширмы выглянуло мужское лицо. Глянув на Сашку и заметив, что тот тоже смотрит на него, мужчина исчез. Через минуту девушка принесла сдачу – несколько мелких желтоватых жемчужин. Санька оторвался от еды сгреб жемчужины и высыпал в свой мешочек. Сосед, до этого молча наблюдавший за всеми манипуляциями, вдруг произнес ни к кому не обращаясь: