Текст книги "Священные камни Европы"

Автор книги: Сергей Катканов

Разумеется, их было очень мало, потому что людей, воплотивших идеал, всегда очень мало. Так же как среди христиан очень мало святых, хотя святость задана каждому христианину в качестве идеальной модели поведения. Но если в жизни очень мало святых, это ещё не значит, что ни христиан, ни христианства не существует. И если «рыцари без страха и упрека» встречались далеко не в каждом замке, так это ещё не значит, что рыцарский идеал фиктивен. Если разобрать реальных рыцарей на детали и сложить их в коробку, вы всегда найдете в этой коробке все необходимые детали для того, чтобы собрать идеального рыцаря. То из чего идеальный рыцарь состоит, всегда есть в жизни, только оно сильно разбросано, а рыцарские романы всего лишь собирают разбросанное.

На самом деле «фиктивного идеала» даже теоретически не может существовать. Идеал всегда вырастает из жизни, а это значит, что в жизни всегда есть его носители. Не может быть так, чтобы одна корпорация вывела в пробирке некий искусственный идеал и навязала его другой корпорации в качестве нормы поведения. Поэтому утверждение Сапковского, что Церковь выдумала искусственный «кодекс чести» и навязала его рыцарству, чтобы подчинить себе эту вооруженную силу – по сути бредово. Обезбоженное сознание, рассуждая о Церкви, всегда сползает в бред.

Главная ошибка здесь в том, что Церковь воспринимается как внешняя сила по отношению к обществу. Для подобных «мудрецов» Церковь – это сумма попов. На самом деле Церковь – это сумма христиан. А рыцари были христианами. Часть из них была плохими христианами, часть – так себе, а часть – хорошими. И вот эти рыцари, которые были хорошими христианами, выносили в своей душе рыцарский идеал, а те из них, которые обладали художественным талантом, возвестили об этом идеале всему миру. Так и родились рыцарские романы. Это произведение рыцарской души. И это действительно выражение христианского идеала, но извне им ни кто этот идеал не навязывал, это просто было бы невозможно. Не попы воздействовали на рыцарей, а Христос. Но тот, кто не верит во Христа, не может понять, что на самом деле происходило. Отсюда духовное убожество выводов такого талантливого художника, как Анджей Сапковский.

Сублимированная реальность

Не представляете, как часто приходилось встречать в книгах это глупое утверждение, произносимое в умным видом: «Таких рыцарей, каких мы видим в романах, в жизни ни когда не было». Даже люди, которые любят рыцарство, как будто извиняются перед этими «разоблачителями» за свою любовь.

Например, Вадим Татаринов пишет: «Из глубины веков нами унаследовано уважение к рыцарскому кодексу поведения и преклонение перед духом истинного рыцарства. Эту ситуацию не в силах изменить ни какие исторические труды… рисующие средневековую жизнь… как грубое и жестокое существование, основанное на праве силы… и постоянном пренебрежении элементарными нравственными нормами… Истинный рыцарь – это мечта, даже объект веры, а против таких оппонентов бессильны любые факты и рациональные доводы…»

Понимаю, что это было написано из самых добрых побуждений, но в основе такого подхода лежит всё та же клевета на рыцарство, которая стала уже стереотипом общественного сознания. Дескать, мы понимаем, конечно, что средневековая жизнь была груба, жестока и безнравственна, но мы готовы быть глупцами, на которых не действуют ни какие факты и рациональные доводы и продолжаем верить в рыцарство, хотя это, конечно, мечта – то чего в жизни не было.

Пассажи таких вот «адвокатов рыцарства» оскорбляют ещё больше, чем циничное бесстыдство авторов, вроде Мартина и Сапковского. Получается, что если человек уважает рыцарство, то лишь потому, что от его тупой головы факты отскакивают, как от стенки горох, а его ослепший мозг не способен воспринимать доводы разума.

Факты… А в чем они? Разумеется, в Средние века хватало грубости, жестокости и безнравственности, так же как и в любую другую эпоху, включая нашу. И среди рыцарей действительно хватало «тупых мясников», так же, как и среди современных вояк. Но вот скажите мне, такие рыцари как Кретьен де Труа, Вольфрам фон Эшенбах, Робер де Борон – они что, с Марса прилетели? Эти люди – порождение рыцарской среды, они – органичная часть рыцарства. И, судя по их книгам, они не были ни грубыми, ни жестокими, ни безнравственными, их души жили чистыми, возвышенными идеалами.

Есть вещи, которые невозможно подделать. Ни кто не в состоянии сколько–нибудь правдоподобно изобразить веру, если не имеет её. Книги этих рыцарей дышат верой – настоящей, подлинной. А сотни, если не тысячи трубадуров и труверов (все до единого – рыцари!), писавшие такие чистые и возвышенные стихи, что и спустя столетия, кажется, становишься чище, когда их читаешь. Трубадуры и труверы – так же порождение рыцарства, представители той его части, которая не была ни грубой, ни жестокой, ни безнравственной. При этом понятно, что среди лучшей части рыцарства далеко не каждый обладал художественным талантом, то есть в жизни таких замечательных рыцарей было гораздо больше.

Мы сейчас оцениваем средневековье, как будто глядя на него с каких–то невообразимых нравственных высот. На самом деле ни какие факты не подтверждают того, что современные военные менее грубы, жестоки и безнравственны, чем средневековые рыцари. И сейчас вояки порою пописывают. А мы почитываем. И что–то не видим в их книгах ни каких возвышенных идеалов. Чаще всего эта военная проза – продукт капитально покалеченной психики. А теперь возьмите рыцарские романы – книги, которые вышли из средневековой военной среды. И вы увидите, насколько средневековые военные духовно и нравственно выше современных.

Жан Флори ближе к истине, когда говорит: «В литературе рыцарство выходит на свет Божий в XII веке. Такая литература отчасти, конечно, искажала отображаемую ею действительность, но в то же время она служила «идеологическим проявителем» рыцарства. Она отображала этот мир таким, каким она хотела бы его видеть, и само рыцарство принимало это изображение с энтузиазмом… Действительное поведение рыцарства, наверное испытывало на себе воздействие этого идеала, который был сублимированной реальностью, её моделью, в которой отпущены некоторые неприглядные подробности оригинала».

Вот максимально точное определение того, в каких отношениях находятся рыцарские романы и историческое рыцарство: эти романы – сублимированная реальность. Надо лишь сделать маленькую оговорку: литература (так же как и искусство вообще) это всегда сублимация реальности, в этом суть искусства. Даже самые крайние формы реализма, рождавшиеся с претензией на то, чтобы показать «жизнь такой, какая она есть» – это тоже сублимация реальности. Художественное творчество не может быть фотографично, потому что тогда это уже не творчество. Впрочем, в наше время даже фотограф так тщательно выбирает ракурс, освещение и прочее, что и это уже творчество, и фотография тоже сублимирует реальность, потому что иначе будет не интересно. Прогуляйтесь по какому–нибудь запущенному саду, а потом посмотрите серию фотографий талантливого мастера из этого сада, и вы увидите две разных реальности, но хотя бы в этом случае вы не станете спорить с ним, что реальность на самом деле одна и та же.

И тогда не понятно, почему мы считаем нужным делать все эти оговорки по отношению именно к рыцарской литературе, хотя это относится к литературе, как таковой. Да потому что со времен Сервантеса затрачено такое невообразимое количество усилий на «развенчание рыцарства», что спорить с результатами этих усилий на прямую уже ни кто не решается. Вот и Жан Флори, вполне понимающий, о чем речь, всё же делает глупую оговорку о том, что рыцарская литература, «отчасти, конечно… искажала действительность», хотя из других его слов как раз и следует, что это отнюдь не искажение, а перевоссоздание, переплавка, сублимация.

Удивительное дело, ни кому не приходит в голову говорить, что таких рыцарей, каких мы видим в романе Сенкевича «Крестоносцы» на самом деле ни когда не было. Хотя Сенкевич, ни во что не вникая и ни чего не пытаясь понять, просто переливает в художественные формы свой ясновельможный гонор. Сенкевич всего лишь соскабливает грязь с поверхности предмета и все рукоплещут – наконец–то нам рассказали правду. Мы просто уверены в том, что грязь – всегда правда, а чистота– всегда выдумка.

Когда мы наконец поймем, что скептическая ухмылка отнюдь не признак интеллекта, чаще всего её можно увидеть на лицах очень глупых и мало знающих людей. Мне бы собственно хотелось лишь одного – чтобы вы отнеслись к образам рыцарской литературы максимально серьезно, без этой ухмылки, которая только позорит понимающего человека.

Рыцарская литература – это фотографически точное изображение рыцарской души. Образы рыцарей, которые создали сами рыцари, предельно честно отражают вектор духовного развития рыцарства. Это то, к чему они стремились, и какими они отчасти на самом деле были.

Однажды я спросил у седого полковника налоговой полиции, как он относится к сериалу «Маросейка 12», который посвящен работе его ведомства. Полковник ответил: «Отдельные ситуации вполне могли иметь место. Хотя в жизни всё намного прозаичнее». Мне кажется, так же мог отозваться о рыцарских романах поседевший в битвах рыцарь. Конечно, в жизни всё намного прозаичнее, все это понимают. Хотя… отдельные ситуации вполне могли иметь место.

Кроме прочего, утверждение «в романах рыцари – хорошие, а в жизни они были плохие» – лживо в обеих своих частях. В рыцарской литературе плохих рыцарей более, чем достаточно. Не знаю, кто и когда придумал, что в романах все рыцари идеальны, все они «без страха и упрека». Это враньё. И Жан Флори совершенно напрасно пишет о том, что в рыцарской литературе «отпущены некоторые неприглядные подробности оригинала» (Представление о том, что романы идеализируют рыцарство настолько сильно, что под его влияние попадают даже знатоки предмета) На самом деле в рыцарской литературе столько «неприглядных подробностей» о рыцарстве, что в клевете и необходимости–то ни какой нет.

Скверные рыцари в романах

«Король Марк проехал совсем немного, как ему повстречалась группа рыцарей, служивших при дворе короля Артура. Он постарался объехать их, поскольку знал их обычай вызывать на поединок любого незнакомого рыцаря».

Ну вот скажите, что это такое? Рыцари Артура – они что – шайка хулиганов, которые не пропустят мимо себя ни одного прохожего, пока не набьют ему морду? Да ведь они такими и были. Отчасти. Во всяком случае – некоторые из них. Как и в жизни.

Мальчишкам надо смело драться

Им по ночам девчонки снятся.

Юные задиры просто не могут жить без драки. Им всё равно с кем драться и по какому поводу, лишь бы девчонок (сиречь «прекрасных дам») привести в восхищение. Они вообще–то благородные ребята, придет время и они без страха пойдут на смерть за что–нибудь очень возвышенное, а до тех пор резвятся, как жеребцы, и дурят, порою не столь уж и безобидно.

Религиозны ли они? Если честно, то не очень. Конечно, они христиане и, как положено, ходят к мессе, но вера занимает в их душах очень мало места. А вот бабы – это для них всё.

«Гавейн тут же заговорил о любви, поскольку всё иное казалось ему сущей чепухой и напрасной тратой времени. Он немедленно поклялся девушке в нежной страсти, и пообещал, что будет её рыцарем, пока жив».

Сколько таких клятв раздал этот шельмец? Гавейн – классический бабник. В этом мало возвышенного. А ведь Гавейн – один из лучших рыцарей Артура и вообще – одна из ключевых фигур артуровского цикла. Да, он храбр, силен и слово «честь» для него – не пустой звук. Гавейн ни когда не ударит в спину и не нападет на безоружного. Но в том, что касается духовной составляющей, Гавейн очень обычный и даже заурядный человек. Таких, конечно, и в жизни было полно.

«– Как жаль, – сказал Гавейн, – что я не сразу отправился этой дорогой. Тогда бы я встретился с Галахадом, и мы вместе смогли бы совершить множество подвигов.

– Сэр, – заметил один из монахов, – ты ему плохая компания. Ты грешен, а он – благочестив. Сэр Гавейн, тебе надо искупить грехи.

– Нет, – сказал Гавейн, – ни чего я не буду искупать. Мы, рыцари, и так в своих странствиях терпим лишения и боль».

Такое религиозное легкомыслие весьма удручает, и похоже, что оно достаточно типично для рыцарства. А ведь там полно рыцарей и куда похуже Гавейна. Взять хотя бы сенешаля Кея. Гнилой мужик. Трусоват и благородством не блещет. А помните, как он ударил в ухо девушку только за то, что она не ко времени засмеялась? Да со всего–то размаху… Хорош «защитник дам». А ведь он, между прочим, сенешаль, то есть первый человек в придворной иерархии короля Артура.

Но и Кей – ещё далеко не предел скверного поведения литературного рыцарства. Там такие кадры встречаются… Один только «презренный рыцарь Брюс Безжалостный» чего стоит. Если бы мы перечислили все злодейства вышеозначенного Брюса, так Мартин и Сапковский просто остались бы без работы.

Если же мы покинем двор короля Артура и обратимся к циклу, посвящённому императору Карлу Великому, то легче не станет. Там даже сын императора – Карлот, наследный принц, который должен быть примером всему рыцарству – негодяй из негодяев. «Император слепо благоволил своему сыну и хотел, чтобы бароны и пэры признали Карлота своим сувереном. Однако, принц пользовался такой дурной славой за свою лживость и жестокость, что совет категорически отверг предложение императора».

А ведь есть примеры и куда пострашнее. «Гомарда был закоренелым безбожником. Он заключил с бесами феодальный договор, отдавшись им душой и телом. Когда приблизился смертный час, он решил сам себя убить, чтобы умереть отступником. Он сел на корабль и направил его прямо на скалы. Его спутники начали призывать Господа, но он убил их и стал призывать дьявола. Корабль разбился о скалы, а Гомарда, уже умирая, всё кричал: «Сюда, демоны, сюда, я ваш вассал я предаюсь вам…»»

Да, иные бароны–разбойники вполне могли доходить до откровенного сатанизма, о чем нам известно из рыцарской литературы, которую трудно упрекнуть в идеализации рыцарства. А вот ещё один литературный рассказ о развратном и нечестивом рыцаре, который презирал всё, чему учила Церковь.

Однажды пришла ему в голову прихоть исповедоваться, но вовсе не потому, что он раскаялся в своих грехах, а скорее, чтобы посмеяться над священником. Разумеется, он отказался исполнять епитимью, тогда священник, прекрасно понимавший, что происходит, предложил ему исполнить епитимью очень легкую: «Наполни вот этот маленькой бочонок водой, и все грехи тебе простятся», Рыцарь согласился, опять же скорее из смеха, но вскоре ему стало не смешно. К какой бы реке или источнику он не подходил, вода отступала прочь, стоило ему погрузить в неё свой бочонок. Он ездил по всей земле, из упрямства пытаясь найти такую волну, которая не бежала бы перед ним – все было тщетно. И вот однажды, через год таких странствий, он без сил упал на берегу разом обмелевшего ручья и вдруг вспомнил все свои страшные преступления. Его душу обожгло такое страшное раскаяние, что он зарыдал. Одна его слеза упала на дно бочонка, и он тут же наполнился до краев.

Думаю, не один суровый рыцарь, чья душа огрубела в бесконечных междоусобицах, выслушав эту легенду, украдкой смахнул слезу, вспомнив все свои преступления. И это была та самая слеза, которая разом наполняет сосуд Божьего милосердия.

Вот чего ни как не могут понять мудрецы века сего: рыцари были христианами. Порою, очень плохими христианами, но двери Божьего милосердия всегда были для них открыты, и многие рыцари входили в эти двери.

Смерть Ланселота

Ланселот Озёрный вне всякого сомнения – первый рыцарь Круглого стола. А это значит, что он лучший в мире рыцарь. Если верить романам. А им стоит верить. Но его так и хочется назвать Ланселотом Озорным. Ведь это рыцарь – косяк. Он преступил одну из важнейших рыцарских заповедей – верность сеньору. Ланселот ни чего не мог поделать со своей безумной любовью к королеве, да эта любовь ещё на беду была взаимной, и вышло совсем плохо. Ланселот – один из самых трагических образов мировой литературы. Неустранимое противоречие между верностью королю и любовью к королеве заставляло сокрушаться тысячи сердец.

Не станем пересказывать перипетии отношений Ланселота и Гиневры, они и так хорошо известны. Но не все знают, что Бог в конечном итоге спас этих двух грешников. Они заслужили прощение. И это в их истории – самое главное.

Отшумела последняя битва между королем Артуром и Мордредом, король покинул этот мир. Между Ланселотом и Гиневрой больше ни кто не стоял. Вы думаете, они бросились друг другу в объятия? Но ведь это же не современный сериал. Это история людей совсем другого качества. Покинувший мир король встал между ними теперь уже навсегда – неустранимый, как сама честь.

Ланселот странствовал. Однажды он ехал по темному лесу наугад, не разбирая дороги. И вдруг увидел перед собою каменный крест. Оглядевшись, заметил часовню. Он подошел и постарался через окно увидеть, что там внутри. Глазам предстал прекрасный алтарь, богато украшенный шелковой тканью. Ещё он увидел красивый подсвечник с шестью большими свечами. Ланселоту очень захотелось войти в часовню, но, как это ни странно, входа он так и не нашёл. Утомленный рыцарь прилег рядом с крестом отдохнуть, положив голову на щит.

Потом он уже и сам не мог понять, то ли спал, то ли бодрствовал, когда рядом с ним прошли две красивые белые лошади, между которыми были закреплены носилки с больным рыцарем. Всё было словно во сне, но сознание Ланселота сохраняло полную ясность. Он увидел, как, поравнявшись с крестом, лошади остановились и услышал, как рыцарь, лежащий на носилках, сказал: «О, милостивый Господь, когда же эта печаль оставит меня, и когда передо мной появится священный сосуд, чтобы я мог исцелиться?»

И вот перед крестом появился подсвечник с горящими свечами, хотя рядом не было ни кого, кто мог бы его сюда принести. А потом, так же сам по себе, появился серебряный поднос, на котором стоял Святой Грааль. Тогда больной рыцарь сел и, подняв обе руки, произнес: «Милостивый Господь, Который в этом священному сосуде, внемли моим мольбам и избавь меня от этого тяжкого недуга». Рыцарь с большим трудом на коленях, помогая себе руками, приблизился к Святому Граалю и поцеловал его. И тут же, исцелившись, встал на ноги. А священный сосуд вновь вернулся в часовню вместе с подсвечником, и стало так темно, что Ланселот больше ни чего не увидел. Но отчетливо услышал голос исцелившегося рыцаря: «Хвала Господу, вернувшему мне здоровье. Но как странно видеть здесь спящего рыцаря, который так и не проснулся, когда здесь был Святой Грааль. Наверное, он отягощен каким–то смертным грехом, в котором ни когда не исповедовался».

Ланселот ни чего не мог ответить этому рыцарю, язык не слушался его, а когда он наконец пришёл в себя, всё вокруг было уже обычным, а рыцаря не было. Долго бродил Ланселот рядом с крестом, удрученный и подавленный. Он думал про себя: «Мой грех и моя порочность довели меня до великого позора. Я искал земной славы, земных утех и всегда находил их. Я всюду одерживал верх и побеждал – и тогда, когда был прав, и тогда, когда не был прав. И вот грехи мои привели к тому, что я ни как не смог себя проявить – ни словом, ни действием, когда Святая Кровь явилась предо мной».

Так, терзаясь раскаянием, Ланселот провел у креста целый день, а потом побрел в чащу, сам не зная зачем. И тут он увидел жилище старого отшельника, который готовился к молитве. Когда старец совершил молитву, Ланселот попросил его исповедовать грешного рыцаря, в чем ему не было отказано.

Ланселот рассказал старцу обо всех когда–либо совершенных им грехах, и о том, как многие годы безмерно любил королеву. «Почти все свои подвиги я совершил во имя королевы, я всегда бился только за неё, я ни когда не сражался во имя Господа, а лишь во имя славы и ради того, чтобы быть любимым ещё больше. И я ни когда не воздавал за то хвалу Господу».

Старец видел, как сильно раскаяние Ланселота, но он видел и то, как сильна его страсть к королеве. Отпустив Ланселоту грехи, он сказал лишь:

– Пообещай не видеться с королевой столько, сколько сможешь.

– Я ни когда больше не буду видеться с королевой, – спокойно ответил Ланселот, в душе которого вера в Бога понемногу брала верх над страстью.

Ланселот отправился на поиски Святого Грааля и вот наконец добрался до большого красивого замка. У входа в замок стражи не было, только два льва. И тут Ланселот услышал голос, приглашавший его войти в замок. Он пошёл через ворота, ни чего не опасаясь, но, когда проходил мимо двух грозных львов, многолетняя боевая привычка взяла верх – он выхватил меч. В тот же миг его руку пронзила такая боль, что меч упал на землю, и раздался голос:

– О, неверующий, который больше полагается на силу меча, чем на силу Создателя.

– Милостивый Господь, – смиренно ответил Ланселот, – благодарю Тебя за великое милосердие, за то, что покарал за поступок мой. Теперь я знаю, что Ты принимаешь меня, как слугу своего.

Рыцарь перекрестился и благополучно прошел между львами. Он бродил по замку, но все двери в нем были закрыты. Одну из них он попытался открыть, но у него не получилось. И тут до него донеслось такое сладкое пение, которое не могло принадлежать ни одному земному существу. И он услышал голос: «Возрадуйся и почти Отца Небесного».

Ланселот встал на колени и сказал: «Милостивый Господь, если я хоть раз что–то сделал ради Тебя, то сжалься и покажи мне хоть краешек того, что я ищу». Тогда дверь стала приоткрываться и чертог наполнился таким светом, словно в него внесли все факелы мира. Рыцарь хотел войти в чертог, но голос остановил его: «Стой, Ланселот, не входи».

Рыцарь попятился, голова его отяжелела. Он заглянул внутрь чертога и увидел там серебряный стол и священный сосуд на нем, покрытый красной парчей, а над ним парило множество ангелов. Тогда, позабыв обо всем, он шагнул внутрь чертога и тут же почувствовал огненное дыхание, которое с такое силой ударило его в лицо, что он повалился без чувств.

Утром слуги подобрали Ланселота. Он пролежал без сознания 24 дня. Очнувшись, рыцарь сказал тем, кто за ним ухаживал: «Я видел такое, что невозможно описать. Благодарю Господа за ниспосланную мне милость, ведь я знаю, что не достоин был это видеть».

И вот Ланселот опять едет на коне, сам не знает куда. Поиски Святого Грааля закончились, королева теперь существует только в его душе, Круглого Стола больше нет. Конечно, он хотел ещё раз увидеть королеву, но, опаленный благодатью Божией, больше к этому не стремился.

И вот он увидел на своём пути женский монастырь. Едва вступив за его ворота, он тут же увидел королеву в монашеской рясе. Гиневра, увидев своего возлюбленного, тут же потеряла сознание, а когда очнулась, сказала ему: «Умоляю тебя, во имя любви, которая когда–то была между нами, чтобы ты не встречался больше со мной. Но не забывай меня в своих молитвах, чтобы душе моей было спокойно».

Ланселот был готов к этим словам, он и сам понимал, что теперь они оба должны посвятить Богу остаток своих дней. Рыцарь ответил своей прекрасной даме: «Я выбираю такую же судьбы, как и ты, чтобы радовать Господа и служить Ему».

Ланселот недалеко отъехал от монастыря и увидел в лесу жилище отшельника с маленькой часовней, небольшой колокол которой как раз звал на службу. Он простоял службу, а потом встал на колени перед отшельников и попросил его стать ему братом. Отшельник согласился, вскоре облачив Ланселота в рясу. «Первый рыцарь» стал день и ночь служить Господу в постах и молитвах.

Борс долго искал Ланселота, а когда нашёл, захотел остаться вместе с ним. Через полгода к ним присоединились и другие рыцари, теперь они жили в лесу целой общиной.

Однажды во сне Ланселот услышал голос, сказавший ему, что он должен отправиться в женский монастырь, и предупредивший: он не застанет королеву в живых. Ланселот тут же бросился к монастырю… Ему сказали, что королева умерла лишь полчаса назад. Ланселот долго глядел на её лицо. Он не уронил ни единой слезинки, только тяжело вздыхал. Всю ночь он молился над гробом королевы…

После похорон Ланселот почти ни чего не ел и через 6 недель слег. Исповедовавшись и причастившись, он отдал Богу душу. Тело его отвезли в замок Веселой Стражи. На его похороны съехались чуть ли не все рыцари королевства. Все хотели попрощаться с легендой. В часовне замка тело до похорон пролежало 15 дней.

Думаю, что и нам было бы о чем поразмылсить на могиле Ланселота. И было бы о чем помолится.

Простодушный Персеваль

Персеваль вырос, ни чего не зная об окружающем мире. Его мать больше всего на свете боялась, что он станет рыцарем, и тогда она потеряет его навсегда. Поэтому он ни чего не знал ни о рыцарстве, ни о войне. Мать лишь сообщила ему самые простые представления о религии, как о том рассказывает возвышенный Вольфрам:

 
– Скажи мне, мать, что значит Бог?
– Моё любимое дитя,
Тебе отвечу не шутя:
Он, Сущий в Небесах от века,
Принявши облик человека
Сошёл на землю, чтобы нас
Спасти, когда настанет час.
Светлее Он дневного света,
И ты послушайся совета:
Будь верен Богу одному,
Люби Его, служи Ему.
Укажет Он тебе дорогу,
Окажет Он тебе подмогу,
Мой добрый мальчик дорогой.
Но помни: есть ещё другой,
Се – черный повелитель ада
Его всегда страшиться надо,
Предстанет он в обличьях разных,
Чтоб ты погряз в его соблазнах.
Убойся их! От них беги!
И верность Богу сбереги!
Так отличишь ты с юных лет
От адской тьмы небесный свет.
 

Так он узнал о жизни самое главное, но мало ли в жизни путь и не главного, но тоже очень важного, без чего не проживешь. А Персеваль был совсем не готов встретиться с реальностью.

Однажды он гулял в поле недалеко от дома и услышал страшный грохот. Сначала он подумал, что к нему приближаются бесы, а потом увидел, что навстречу ему скачут пять рыцарей, вооруженные с головы до ног. Их длинные копья и щиты сверкающие на солнце золотом и лазурью, привели его в восхищение. Всадники поражали стройностью, красотой и величием.

«Ах, Господи, Ты послал ко мне ангелов, а я совершил тяжкий грех, подумав, что это бесы. Мать говорила, что ангелы – самые дивные среди всего сущего, кроме, конечно, Бога, Который прекраснее всех. Похоже, среди этих ангелов есть Сам Бог. Мать учила меня, что мы должны чтить и славить Бога, поклоняться Ему. Что ж, я склонюсь перед Ним и перед теми, кто служит Ему».

Персеваль упал на колени и стал читать «Символ веры». Предводитель рыцарей решил, что бедняга в ужасе и, чтобы успокоить его сказал:

– Не стоит бояться.

– Мне ли бояться Спасителя, в Которого верую. Вы ведь Бог?

– Честно говорят, нет.

– Тогда кто вы?

– Рыцарь.

– Ни когда не чего не слышал о рыцарях… Ах, если бы мне стать похожим на вас, стать столь же блистательным, как вы!

Современному читателю реакция Персеваля на первое появление рыцарей может показаться абсурдной даже по меркам очень простодушного человека, но для средневекового сознания это, скорее, метафора, причем вполне оправданная. Простому сельчанину рыцари действительно казались существами из иного мира. Они и выглядели так, как не может выглядеть обычный человек, и жизнь вели не доступную пониманию крестьянина. Рыцарь для них – это другое качество человека. Далеко ли отсюда до вопроса о том, человек ли он вообще? Рыцарь Кретьен де Труа, выписывая эту сцену, должно быть, с улыбкой вспоминал свои реальные встречи с крестьянами.

Итак, Персеваль тот час решил стать рыцарем, мать поняла, что его не остановить, и дала ему на дорогу важные наставления.

– Настоятельно прошу вас посещать церкви и монастыри, дабы молиться Господу нашему.

– Матушка, что такое церковь?

– Место, где совершают служение Тому, Кто создал небо и землю, а так же людей и животных.

– А монастырь, что это?

– Так называют красивый замок, где живут монахи, которые отреклись от мира и полностью посвятили себя служению Богу.

– Ну что ж, теперь я с большой охотой буду посещать церкви и монастыри.

– Дорогой сын, пусть Господь сопровождает вас всюду и дарует вам больше радости, чем сейчас оставляет мне.

Персеваль был прирожденным рыцарем, он вписался в рыцарскую среду сразу же, как только появился при дворе короля Артура. И рыцарского посвящения ему не пришлось долго добиваться.

«Дворянин взял меч и посвятил храброго валлийца в Рыцарский Орден – наивысший Орден из всех, когда либо созданных милостью Самого Господа – Орден, который не терпит ни какой низости. «Дорогой брат, – сказал он Персевалю, – если вам придется сражаться с рыцарем, и он, не в силах больше защищаться, попросит пощады – не убивайте его ни в коем случае. Встречая на своём пути мужчин и женщин, оказавшихся в беде, спешите им на помощь. Посещайте храм, молитесь усердно Господу нашему, просите Его спасти вашу душу и сохранить вас на земле истинным христианином».

Духовно–рыцарские Ордена, едва успев появится, уже подарили возвышенное наименование Ордена всему рыцарству. Был ли Персеваль достоин этого Ордена, «который не терпит ни какой низости»? Нет. Его душа, открытая для всего доброго, так же легко впускает в себя зло. Он бросает мать, даже не думая о том, какое горе ей причиняет, и с тех пор ни разу не вспоминает о ней, ни разу не пошлет весточку. А ведь она умерла от горя, а он об этом даже не узнал. Первый же свой «подвиг» – убийство благородного рыцаря Итера Красного, Персеваль совершает лишь для того, чтобы завладеть доспехами, ни на секунду не задумываясь о том, что убивает человека, который ни в чем перед ним не виноват.

И вот он совершает ошибку, которая будет иметь страшные последствия. Перед ним пронесли Святой Грааль, а он не спросил, что это. Он не спросил и о том, что случилось с больным королем, который принимает его у себя. Он будто бы выполняет рыцарскую заповедь – не задавать лишних вопросов, но заповедь эту выполняет столь формально именно потому, что ему наплевать на всех, кроме себя, любимого. Какой же это рыцарь?

А между тем, он совершает великие подвиги, которые восхищают весь мир, но душа его всё больше наполняется пустотой, и вот он уже становится не столько борцом со злом, сколько его носителем. Закономерный итог – Персеваль восстает против Бога.

 
Сколь слаб и немощен Всевышний!
Служить Ему? Нет! Труд излишний!
Я верен был Ему и предан,
И я обманут Им и предан.
Кто на Него усердье тратит,
Тому Он ненавистью платит.
Я ненависть Его приму,
Но боле не служу Ему.
 

Бедный, глупый Персеваль. Ни когда он не служил Богу, а только самому себе. И ни когда Бог не предавал его, он сам себя предал, более того – он предал рыцарство. Богоборческий бунт самовлюбленного глупца не проходит бесследно, он теряет рассудок, больше вообще не понимая, кто он такой и совершенно забывая о Боге.