Текст книги "Россия в 1917-2000 гг. Книга для всех, интересующихся отечественной историей"
Автор книги: Сергей Яров
Жанр:
История
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 35 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]
В середине 1920-х гг. обнаруживаются первые признаки будущего краха нэповской модели. Их можно усмотреть и в политической, и в экономической сферах. Кризис 1923 г. первым вскрыл противоречия нэповской системы. О том, чтобы передать все нерентабельные предприятия частным владельцам либо закрыть их, не могло быть и речи. Это подрывало основополагающий принцип государственного контроля над промышленностью. Оспаривать его едва бы решился даже самый прагматичный большевистский экономист. Кризис сбыта 1923 г. был преодолен – и это очень важно для понимания причин слома НЭПа – не экономическим путем. Взвинтившим цены промышленным трестам приказали их снизить. Административный акт заменил хозяйственный расчет. Этот прием не мог применяться бесконечно долго. Государство становилось банкротом. Оно не могло путем торговли, иначе говоря, нэповским путем, получить крестьянские продукты. Для этого у него не хватало товаров. За кризисом 1923 г. последовал кризис 1925 г. Тогда крестьяне не стали продавать хлеб по низким ценам заготовительным органам.
В конце 1927 г. страна оказалась в тисках мощнейшего хлебозаготовительного кризиса. Продуктов не хватало, городам угрожал голод. Власти рисковали оказаться один на один с бунтующей массой рабочих, служащих и солдат. Добыть хлеб – это стало для «верхов» условием политического выживания. Если хлеб нельзя достать за малые деньги, его нужно отнять – иного выхода для себя власти уже не видели. В заготовительной кампании 1927–1928 гг. пока остерегались открыто прибегать к конфискациям. Но она сопровождалась набором «запретительных» мер, памятных по временам Гражданской войны. Их применяли еще оглядываясь, одергивая наиболее ретивых экспроприаторов, говорили и об их временности и чрезвычайности. Надежды тех, кто этому верил, рухнули очень скоро. В 1928–1929 гг. крестьяне не только дали хлеба еще меньше, чем год назад, но еще попытались бороться с теми, кто хлеб хотел отнять. Нэповские регуляторы в сельском хозяйстве практически не работали. Получить хлеб могли только или винтовкой, или равнозначным ей экономическим режимом. Такой режим и был создан коллективизацией крестьянских хозяйств в 1928–1932 гг.
Параллельно этому устранялись нэповские механизмы в промышленности. Жесткое планирование с конца 1920-х гг. сузило свободу действий трестов. Частник последовательно вытеснялся из сферы производства – налогами, запретом пользоваться для перевозки товаров железными дорогами, отказами в продлении лицензий. Применяя эту тактику, власти не сразу пришли к мысли о необходимости полного огосударствления промышленности, торговли и услуг. Повышение налогов прежде всего требовалось для поддержания ускоренных темпов индустриализации. Прочими мерами пытались усилить контроль над нэпманами и пресечь их связи с крупными товаропроизводителями в деревне («кулаками»). Последствия не замедлили сказаться. Частные владельцы закрывали свои мастерские и магазины. Попытки побудить их рационально использовать накопленные капиталы успеха не имели. Не доверяя государственным органам, они не пожелали делать вкладов – ни кратко срочных, ни долгосрочных.
Последовательное устранение соперников Сталина означало изменение политической системы в СССР. Возникла единоличная диктатура, заменившая собой прежний порядок распределения власти. Тем самым устанавливалось соответствие пирамиды власти устоям жесткого подчинения, которыми были уже пронизаны все сферы жизни страны. Политическая централизация переплелась с централизацией экономической. Государственно-кооперативный сектор в экономике стал не только преобладающим, но единственным. Разветвленный и всепроникающий контроль над поведением рабочих и крестьян был немаловажным следствием нового порядка. Устойчивость сталинской власти обеспечивалась и постоянными «чистками» – социальными, политическими и идеологическими.
К началу 1930-х гг. Сталину уже принадлежало решающее слово по всем без исключения политическим и экономическим вопросам. Занимавшие высокое место в партийной иерархии В.М. Молотов, К.Е. Ворошилов, С.М. Киров, В.В. Куйбышев, М.И. Калинин, Г.К. Орджоникидзе, Л.М. Каганович ни в коей мере не являлись «совладельцами» власти, хотя по ряду проблем их мнение имело немаловажное значение. Миф о «коллективном партийном руководстве» маскировал авторитарную диктатуру.
Первая половина 1930-х гг. отмечена лишь двумя громкими «антисталинскими делами». Основанием первого из них – «дела Сырцова – Ломинадзе» – послужил донос в конце 1930 г. об «антипартийных» разговорах, которые вели между собой председатель Совнаркома РСФСР С.И. Сырцов и первый секретарь Закавказского крайкома ВКП(б) В.П. Ломинадзе. Оба они были сразу же лишены своих постов и исключены из партии. Не менее громким было «дело» М.Н. Рютина, бухаринца, занимавшего видные посты в ВКП(б). Он стал известен в 1932 г. как автор обширного документа, в котором протестовал против установления антидемократического режима в партии и призывал бороться с ним. Его лозунги были расценены Сталиным как призыв к террору. Сталин потребовал смертной казни для Рютина, но даже среди поддерживавших его членов Политбюро не нашел понимания и вынужден был уступить. Рютину на какое-то время сохранили жизнь, но он был расстрелян позднее, в конце 1930-х гг.
В 1934 г. на XVII съезде ВКП(б) были отмечены глухие выпады против Сталина. Однако сведения об этом настолько неясны и приблизительны, что оценивать этот случай и до сего времени крайне трудно. Убийство С.М. Кирова в декабре 1934 г. было воспринято сталинским окружением как широко разветвленный заговор. Однако осужденная после покушения группа бывших комсомольских и партийных работников, преимущественно зиновьевцев, к этому акту не имела никакого отношения. Фактически все антисталинские выступления первой половины 1930-х гг. были делом одиночек, не представлявших, даже несмотря на их должности, опасности для сталинского режима.
Механизм Большого террора (1937–1938 гг.) до сих пор не совсем ясен. Террор затронул всех – высших чиновников и рабочих, маршалов и рядовых, академиков и неграмотных. Непосредственной «массовой» лабораторией, где были выработаны его практические формы, стал антикрестьянский террор в эпоху коллективизации конца 1920-х – начала 1930-х гг. Но он был основан на четко и официально отмеченных имущественных и политических критериях, хотя нередко и переступал их.
Большой террор, круг жертв которого преимущественно составляли аполитичные и законопослушные граждане, казалось, был лишен какой-либо внутренней логики. Но можно выявить ряд его определяющих элементов. Острие удара непосредственно направлялось против лиц, принадлежавших, прежде всего, к местным и высшим элитам – военным, государственным, партийным. То обстоятельство, что подсудимыми на всех трех крупнейших «московских» процессах являлись ближайшие соратники Ленина и Сталина, отчетливо указывает, что расправлялись в первую очередь с реальными или мнимыми претендентами на власть. Традиции политического расследования, рожденные еще в круговерти Гражданской войны, ориентировали на выискивание группового начала в действиях подозреваемых. Отсюда и автоматическое, едва ли не в геометрической прогрессии, умножение числа «врагов народа». Маховик репрессий был слегка приторможен в 1938–1939 гг. Однако само обеспечение «государственной безопасности» получило уже законченную террористическую форму. Превентивность, закрытость и отсутствие четких принципов арестов, быстрота и жестокость наказаний – его отличительные признаки.
Внутриполитический терроризм, помимо прочего, сделал возможным переход от открытой социальной дискриминации – принцип неравенства избирательных прав отражен в первых советских конституциях – к скрытой. В 1936 г. была одобрена новая Конституция СССР, уравнявшая в политических правах все слои населения. Ее демократизм (провозглашалась свобода слова, печати и собраний) лишь маскировал тогдашний правовой произвол. Общество объявлялось единым – это стало частью политической мифологии. Социальный эксперимент достиг своего апогея, но он не мог воплотить в жизнь замысел его авторов – создать образцовый, бесперебойно работающий механизм поступательного общественного развития. Экстенсивность экономики, скрытая инфляция, низкая производительность труда – все это должно рассматриваться, наряду с многочисленными рапортами о перевыполнении пятилетних планов, как свидетельство об эпохе. Повторялась судьба всех фасадных империй – за внешним блеском скрывалось неблагополучие.
1939 год ознаменован тремя региональными конфликтами, в которые оказался вовлечен Советский Союз. Первый из них – это вооруженное столкновение с Японией летом 1939 г. близ реки Халхин-Гол. Успешные танковые операции и максимальное использование средств огневого поражения принесли победу командующему советско-монгольским отрядом Г.К. Жукову.
Столкновение с Польшей в сентябре 1939 г. произошло уже на последней стадии германо-польской войны. Часть польских территорий в пределах границ, определенных секретными протоколами к советско-германскому пакту о ненападении, досталась Красной армии довольно легкой ценой. Кратковременные бои под Львовом представляли собой наиболее известный инцидент во всей этой операции.
Первым серьезным испытанием СССР в конце 1930-х гг. стала советско-финская война. Она была начата Советским Союзом 30 ноября 1939 г. после отказа Финляндии пойти на политические и территориальные уступки. Отсутствие ощутимых успехов РККА на первом этапе войны обычно связывают с ее низкими боевыми качествами и тактическими просчетами ее командования. Полевая выучка русских солдат, разумеется, не была примитивной, хотя в чем-то и уступала западноевропейской. Но сама война замышлялась как ограниченная местная операция. Противника недооценили, малой кровью надеялись достичь быстрых результатов. Получилось свыше 65 тысяч убитых и 186 тысяч раненых красноармейцев – таков был итог боевых действий. Неожиданная сила финского сопротивления и отсутствие реального опыта преодоления мощных оборонительных «валов» не дали вплоть до начала 1940 г. заметного перевеса советской стороне. Только падение Выборга в феврале 1940 г. побудило финское правительство просить мира. Боязнь вмешательства иностранных держав в затянувшийся конфликт, равно как и тяжелые потери, явились основными мотивами отказа Сталина и его окружения от немедленной советизации Финляндии. Мирный договор с ней был подписан 12 марта 1940 г. Согласно его условиям, СССР передавалась финская часть Карельского перешейка и территории в Приладожьи.
2. ДипломатияПрекращение Гражданской войны и поражение белого движения в России побудили западные державы изменить свою тактику. 16 марта 1921 г. подписанием торгового соглашения с Россией Англия фактически признала советский режим. Помимо экономических вопросов, соглашение затрагивало и некоторые политические аспекты, узаконив отказ обеих сторон от ведения пропаганды вне пределов своих стран.
Следующим крупным шагом в «экономической» дипломатии Запада стало официальное приглашение представителям РСФСР прибыть на международную конференцию в Генуе (Италия). Она открылась 10 апреля 1922 г. Выступивший на конференции нарком иностранных дел Г.В. Чичерин признал возможность «параллельного существования старого и нарождающегося нового социального строя». Тем самым довольно откровенно намечался отход от прежних внешнеполитических замыслов, тесно увязанных с мировой революцией. Конференция должна была обсуждать экономические вопросы. Но новый экономический порядок, по мнению западных дипломатов, мог быть установлен не ранее, чем будет решен вопрос об уплате российских долгов. Советская сторона не уклонилась от его обсуждения. Однако она представила свой перечень финансовых контрпретензий, согласно которому их общая сумма намного превышала сумму российских долгов. Конференция вскоре зашла в тупик и прекратила свою работу. Достичь согласия не удалось и на следующей конференции, в Гааге, летом 1922 г.
Самым большим дипломатическим успехом советской делегации на Генуэзской конференции явилось заключение договора с Германией. Это произошло в итальянском городе Рапалло 16 апреля 1922 г. Согласно Договору, стороны отказывались от взаимных экономических претензий, связанных как с прошлой войной, так и с национализацией германской собственности в России, и устанавливали дипломатические отношения.
1924 год стал временем прорыва дипломатической изоляции СССР со стороны крупнейших европейских держав. 2 февраля 1924 г. СССР признала Англия, 7 февраля – Италия, 28 октября – Франция. Победа большевиков в Гражданской войне и их согласие соблюдать правила дипломатического этикета (отказ от пропаганды и вмешательства во внутренние дела), как и очевидные экономические выгоды, были основными причинами признания СССР. Другим важным внешнеполитическим актом, устранявшим наследие Гражданской войны, явилась нормализация отношений СССР с Японией. Япония вывела свои войска из Владивостока в конце 1922 г., но продолжала удерживать Северный Сахалин. По конвенции 20 января 1925 г. она возвращала его СССР. В обмен Япония получила концессии в северной части острова. Конвенция оставляла в силе положения Портсмутского мирного договора 1905 г., подписанного Россией после поражения в войне с Японией. Вместе с тем в ней содержалась примечательная оговорка о том, что данное согласие «никоим образом не означает, что правительство Союза разделяет с бывшим царским правительством политическую ответственность за заключение названного договора».
Несмотря на дипломатические успехи СССР, его отношения с западными державами прошли в 1923–1929 гг. несколько кризисных точек. Особенно острыми оставались советско-английские разногласия. Поводом для недовольства Англии стало продолжение Советским Союзом политики вмешательства во внутренние дела «империалистических» стран – правда, не столь открыто, как раньше. Первый кризис возник весной 1923 г., когда министр иностранных дел Англии лорд Д. Керзон направил через официального агента в Москве ноту Наркомату иностранных дел. Керзон, приводя данные захваченной переписки советских дипломатов в Афганистане и Иране, обвинял СССР в попытках нарушить политическое равновесие и вызвать революционный взрыв на Ближнем и Среднем Востоке и в Индии. В ноте затрагивались и другие, более частные случаи ущемления Россией английских интересов. Советская сторона поспешила удовлетворить большинство требований, предъявленных ей, не преминув, правда, развернуть в прессе кампанию по «разоблачению зарвавшихся империалистов».
Другой кризис был связан с обыском в 1927 г. помещений советской торговой делегации и кооперативного англорусского общества «АРКОС». Считая полученные во время обыска документы компрометирующими СССР, Англия разорвала с ним торговые и дипломатические отношения. Они были восстановлены только в 1929 г.
В Азии в центре внимания советской дипломатии оказались китайские дела. Здесь ей предстояло решить три задачи. Во-первых, она должна была укрепить независимость Монголии, все более входившей в сферу советского влияния. Во-вторых, требовалось сохранить дружественные отношения с партией Гоминдан, контролировавшей Китай, которая, однако, не была склонна одобрять ни монгольский сепаратизм, ни действия расширявших свою власть и поддерживаемых Коминтерном китайских коммунистов. И, в-третьих, нужно было предотвратить возникновение новых конфликтов с Японией, усилившей свое вмешательство в Китае и особенно в ее северо-восточной части – Маньчжурии, в непосредственной близости от границ СССР.
Советская дипломатия в зависимости от обстановки на Дальнем Востоке умело маневрировала между Гоминданом и компартией. Она делала ставку то на «коммунизацию» и революционный взрыв в Китае, то на объединение враждующих политических сил против Японии. Ей удалось сохранить хрупкое и неустойчивое равновесие между китайскими партиями, но она не могла избежать конфликта с Японией на реке Халхин-Гол в 1939 г. В сентябре 1939 г. СССР согласился с предложением Японии заключить перемирие и образовать комиссию по уточнению границы между Монголией и Манчжоу-Го, государством в Северо-Восточном Китае, зависимом от Японии. После длительных переговоров к июню 1940 г. граница была демаркирована.
В ходе советско-японских встреч обсуждалась и возможность изменения прежних соглашений между обеими странами. В частности, советская сторона настаивала на ликвидации угольных и нефтяных концессий Японии на Северном Сахалине в обмен на гарантированные поставки нефти. Помимо этого, СССР отказывался подписывать новые конвенции на основе договора 1925 г., считая его невыгодным. Советские требования были уточнены при подписании в апреле 1941 г. пакта о нейтралитете между Японией и СССР сроком на 5 лет. Он предусматривал отказ от нарушения целостности и неприкосновенности каждой из сторон и обеспечивал их нейтралитет в случае конфликта с третьими странами. Концессии Японии ликвидировались на предложенных СССР условиях.
Во время наиболее мощных социальных кризисов 1920-х гг. (в Германии, Болгарии и Польше в 1923 г., в Англии в 1926 г. и в Китае в 1927 г.) достаточно отчетливо проявились ограниченность тактики Коминтерна и утопизм его «революционных» планов. Жесткие коминтерновские схемы, по которым стремились объяснять социальные волнения, не всегда были применимы в конкретных условиях и не позволяли гибко учитывать быстрое изменение политической ситуации в «кризисных» странах. Коминтерн не смог предположить эффективной программы борьбы с фашизмом, не приняв во внимание всей опасности этого явления в 1920-х гг. Основным противником он называл социал-демократию, оцененную им как «социал-фашизм». Разобщенность левых сил, поощряемая Коминтерном, в значительной степени облегчила установление тоталитарных режимов в Германии и Италии. Много сил Коминтерн отдавал борьбе с инакомыслием в собственных рядах. Превратившись в послушное орудие ВКП(б), он последовательно одобрял не только разгром партийной оппозиции в СССР, но и устранение из западных компартий всех несогласных с большевистским курсом.
Приход нацистов к власти в Германии в 1933 г. заставил Коминтерн пересмотреть ряд тактических установок. VII (и последний) конгресс Коминтерна, состоявшийся в 1935 г., одобрил «новый курс» ИККИ, значительная роль в оформлении которого принадлежала Г. Димитрову. Коммунистам было предложено развивать сотрудничество со всеми антифашистскими силами и стремиться к установлению «единого фронта». Однако в вопросе о «единой партии» рабочего класса VII конгресс подтвердил прежний курс: выдвигались пять условий для этого, одно из которых, например, требовало признать необходимость «установления диктатуры пролетариата в форме Советов».
Зависимость Коминтерна от ВКП(б) отчетливо проявилась после советско-германской сделки 1939 г.: ИККИ, ранее клеймивший фашизм, стал теперь уделять основное внимание разоблачению «англо-французских поджигателей войны». После 1941 г. тактика ИККИ вновь изменилась, но к тому времени Коминтерн стал обузой для советской дипломатии: не давая ощутимых выгод, он использовался как повод для нападок на СССР. 15 мая 1943 г. он был распущен.
Основным направлением советской европейской политики конца 1920–1930 гг. явилось создание так называемой «системы коллективной безопасности». Первым ее этапом стало присоединение СССР в сентябре 1928 г. к «пакту Бриана-Келлога». Подписанный в августе 1928 г. в Париже представителями 14 государств, пакт предусматривал отказ от войны как средства достижения политических целей. Практическим следствием этого шага явилось подписание СССР в феврале 1929 г. протоколов с Польшей, Румынией, Латвией и Эстонией. Они предусматривали, что «пакт Бриана-Келлога» вступает в силу немедленно после его ратификации перечисленными сторонами. Важным направлением деятельности советских дипломатов была подготовка и специальных двусторонних пактов о ненападении с различными государствами. Начало им положил договор с Германией, подписанный 24 апреля 1926 г. После заключения пактов о ненападении с Литвой и Ираном в 1926–1927 гг. этот процесс затормозился. Однако уже в 1932 г. СССР оформил соответствующие договоры с Финляндией, Латвией, Эстонией, Польшей и Францией. Основой всех пактов о ненападении было обязательство соблюдать нейтралитет в том случае, если другая сторона подвергнется нападению, а также не вступать во враждебные ей военно-политические коалиции.
