Текст книги "Ангельская академия (СИ)"

Автор книги: Сергей Ярчук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Ангельская академия
Сергей Ярчук

1. Первокурсники

Двери внезапно распахнулись, и Тимофей прошествовал в зал своей неповторимо уродливой походкой. Подтягивая при каждом шаге левую ногу и переваливаясь с боку на бок, он, тем не менее, резво достиг центра громадного зала и уставился на ожидавших. Нестройный ряд шепчущихся желторотых юнцов тут же замолк. Восемь десятков огромных детских глазищ уставились в немом обожании на скособоченную фигуру нового наставника. Но Тимофей не обратил на это никакого внимания. Колючие глаза сверкали из-под седых косматых бровей недобрым огнём, а нечёсаная и давно потерявшая всякий достойный вид грива куда гармоничнее смотрелась бы в преисподней, чем у Престола Господня. Коротко поздоровавшись и представившись, старик сделал паузу, а затем объявил:

– Итак, дорогие первокурсники, вот вы и дожили до первой сессии, – скрипучий голос запнулся, и каркающий кашель резанул по ушам воспитанников.

Откашлявшись, Тимофей поёжился и завернулся в свои давно утратившие белоснежность крылья. Жалость в глазах сопляков была ему в высшей степени отвратительна, и он демонстративно отвернулся от слушателей.

– Для допуска к экзаменам вы должны выполнить самостоятельную работу. Срок вам отпущен – две недели. Задание будет состоять в том, чтобы экспериментально установить зависимость счастья от уровня духовности человека...

Полный суровости голос почти час звучал, радужным эхом отражаясь от стен. Студенты ангельского колледжа внимали, затаив дыхание. А потрёпанный жизнью ангел с грустью думал: “Господи, пусть хотя бы один из вас...”

***

На исходе дня измотанный идиотскими вопросами преподаватель с наслаждением дремал, погрузившись в розовую дымку грёз праведника. Морщинистая щека возлежала на тёплых листах апостольского увещевания Папы Иоанна Павла II, а седые космы слегка подрагивали от беззвучного трепета крыльев райских птичек. Но вся выстраданная преподавателем благость вмиг разбилась нежным звоном золотого колокольчика. Разлепив глаза, Тимофей, кряхтя, помянул Господа всуе, про себя заметив, что адские проклятия иной раз уместны даже в небесной обители.

– А! Начальство пожаловало! Ну, проходи.

Вошедший окинул взглядом захламлённость обстановки, аккуратно пристроился на более-менее чистом стуле и наконец обратился к хозяину:

– Вижу, первый день со студентами тебя утомил, – гость снисходительно улыбнулся.

Но хозяину было не до улыбок. Зажмурившись и стиснув кулаки, он с трудом удержался от греховного сквернословия.

– Неужели всё так плохо? – голос, полный неподдельной тревоги враз успокоил Тимофея.

– Ещё бы! А ты решил, что я соловьём запою, восхищаясь тупостью этих обормотов?

– Ну, ну! Не будь столь суров!

– Гавриил, я никогда ни с кем не был суров. А уж тем паче с этими желторотиками. Просто...

– Что?

– Просто, уж сколько я тут, а всё никак не могу привыкнуть, что они воспринимают своё положение, как должное.

– Они – дети. Дети, Тимофей. Не каждому, как тебе, дано подняться из человека до ангела. Большинство для высшего служения рождаются. Это промысел Божий.

– Знаю я про промысел. Знаю! – начавший было остывать Тимофей, снова закусил удила, – Ты чего, собственно, пожаловал?

– Пожелать тебе удачи с первыми твоими учениками.

– И только?

– И поинтересоваться прогнозами.

– Они неутешительны, – Тимофей, махнув рукой уселся, прямо на стопку запылённых фолиантов, – Если они будут творить то, что сегодня я услышал, то борьба с сатаной потеряет всякий смысл. Он просто помрёт от смеха. Понять не могу, как с ними занимался мой предшественник?

– Ему тоже было нелегко. Уж поверь, – и архангел грустно улыбнулся.

– Охотно верю.

– Ну, так как? Если серьёзно.

– Серьёзно? – Тимофей на несколько секунд погрузился в размышления, – Думаю, до грехопадения они меня не доведут, но на потерю рассудка я имею все шансы.

***

Предчувствия Тимофея не обманули. Следующее утро взорвало мозги старика разноголосицей вопящей молодёжи. Давая тривиальные пояснения и отвечая на глупейшие вопросы, старик внутренне содрогался от ужаса в ожидании кошмарных последствий. К середине дня затурканный троицей напористых сопляков, он, совершенно не думая, согласовал какому-то пыхтящему толстяку выделение пяти райских бушелей.

А уже через день Тимофей рвал седые космы, распекая упитанного ангелочка:

– Зачем, зачем тебе понадобилось аж пять бушелей?!

– В..вы же сами согласовали... для расширения духовного вместилища... – гундосил пунцовый первокурсник.

– Ты должен был предоставить план работы! Письменный план!

– Но вы же согласовали... – не унимался юный любитель сдобы.

– Ты! Именно ты взялся решать судьбу человека. Ты уже не ребёнок! – Тимофей с каждым словом кричал всё громче, – Увеличение духовного вместилища принесло ему пользу?! Любимая бросила его! Раньше он просто бы ушёл в запой, а твой фокус его добил!

– Но, учитель...

– Молчать! – Тимофей рявкнул столь мощно, что гомон вопрошающих тут же рухнул в бездну тишины, – Ты забыл пятый постулат человеческого общения! Что он говорит? “Большое вместилище душевной красоты может ощутить только тот, кто сам обладает не меньшим объёмом”. Припомнил?

– Но, учитель... – едва слышно промямлил студент.

– Парень умер ни за что! – проорал в бешенстве Тимофей и тут же выскочил из зала...

***

– Гавриил, я не могу... – Тимофей с огромным трудом выталкивал слова, – Я, правда, больше не могу.

– Сможешь, – голос архангела был полон уверенности.

– Да? – старик поднял измученные глаза, – Почему ты так уверен?

– Дело всё в том, что ты учишь как человек. Ты ещё не привык к ангельской природе. Это в людской школе оставление на второй год – позор. У нас это обычная практика. Бессмертные долго взрослеют.

– Наверное, – Тимофей отхлебнул густой амброзии и по привычке скривился.

– Вот-вот! – Гавриил улыбнулся, – Ты даже от божественного вина ждёшь привычной горечи. А её нет, есть лишь твои человеческие воспоминания.

– Мда... А что теперь с погибшим парнем?

– Ничего страшного. Высшим соизволением он восстановлен в системе. Не беспокойся. Теперь дело улаживает опытный специалист.

– Опытный! – передразнил Тимофей, – А что мне с этими неопытными делать? Только неделя прошла, а фраза “Можно вопрос?” мне уже в кошмарах снится.

– Ну, не фантазируй. Нет у тебя никаких кошмаров. В райские сны они не приходят по определению.

– Зато в явь запросто! Они меня с ума сведут. Вот попомни мои слова. Я и подумать не мог, что простенькое задание вызовет столько вопросов, – Тимофей резко вскинул руку, не давая архангелу вставить слово, – Да, я был готов к тому, что будут вопросы по способам измерения изначального количества отпущенного счастья, что мне будут морочить голову изучением порогового значения при количестве счастья приближающимся к нулю, что будут задалбывать десятками способов проверки длительности нахождения человека в точке минимума... Я был готов к десяткам вопросов. Но не к тысячам!

– Да, юные ангелы любопытны. Это для тебя непривычно.

– Ещё бы! Что бы они не делали, вопросы сыплются как из рога изобилия. Вот вчера одна пигалица чуть все перья мне не повыдёргивала, пытаясь завизировать план работы.

– И что? – Гавриил с улыбкой отхлебнул амброзии.

– А то! Ей, видите ли, понадобился пропуск в Шамбалу!

Архангел аж поперхнулся.

– Зачем?

– Для проведения цикла опытов над просветлёнными, дабы уяснить наличие экстремума функции...

Гавриил тяжело вздохнул, а потом грустно подвёл черту:

– Ты привыкнешь, Тимофей. Ты привыкнешь...

***

Вторую неделю Тимофей старательно сдерживался, давая пояснения на новые сотни неожиданных вопросов. Преисполнившись стоическим терпением, он раз за разом вспоминал слова Гавриила и топил клокочущее пламя возмущения в ледяных водах разума. Воспринимая непонятливость молодой ангельской поросли в свете сказанного архангелом, Тимофей постепенно перестал видеть лишь глупость детской непосредственности. А в огромных наивных глазищах даже начал различать любознательность и блеск разума.

И когда круглый отличник обратился с совершенно сумасшедшей просьбой, Тимофей безмятежно отреагировал:

– Прости, я не совсем понял. Что тебе нужно для опыта?

– Двадцать четыре часа привнесённого счастья, – не моргнув глазом, отчеканил юнец.

– Э... а какого рода опыт будет поставлен? – Тимофей внутренне подивился собственному спокойствию.

– Я задумался над тем, что этого божественного дара отпускается человеку недостаточно.

– Недостаточно? – Тимофей озадаченно выгнул седые брови.

– Простите, – парень тут же смутился, – Я хотел сказать, что хочу подойти к решению задачи через изучение вопроса увеличения количества отпущенного человеку счастья.

Тимофей внимательно посмотрел в полные доброты и простодушия глаза и согласился...

***

По прошествии двух недель Тимофей, кряхтя, взошёл на кафедру божественной академии. Обведя тяжким взглядом великомученика учёный совет, резанул безо всяких предисловий:

– Учебное задание группа провалила!

Но ожидаемого взрыва негодования не последовало. Седовласые преподаватели лишь согласно закивали и не выказали ни малейшего возражения. Опешивший от такого докладчик совершенно растерялся. Ситуацию спас Гавриил.

– Тимофей, никто и в мыслях не имел оспорить вашу оценку работы студентов. Но можно изложить поподробнее?

Тимофей глубоко вздохнул и выдал заранее выстраданную речь. В ней он старательно избегал упоминания о нескончаемых и глупых вопросах, не говорил и о совершенно непривычных с человеческой точки зрения темпах усвоения студентами информации, молчал обо всём, что в действительности было лишь следствием его относительно недавнего перерождения. И всё же, как ни крути, а даже по меркам снисходительных слуг Престола Господня картина вырисовывалась удручающая.

– Уважаемый преподаватель, ваши, полные горечи слова безусловно тронули аудиторию. Но все же хочется спросить, неужели ни один студент не заставил ваше сердце наполниться оптимизмом?

Тимофей устало взглянул на пузатого старичка. Страдальчески заломленные руки совершенно не вязались с нереальной белоснежностью крыльев, пушистость которых, в свою очередь, смотрелась нелепо рядом с зеркальной лысиной. Мысленно вознеся молитву, Тимофей пустился в полное вздохов и причитаний повествование. Рассказ о самой светлой голове курса полнился искренней печалью. Старик был далёк от мысли приукрашивать действия студента, но и привнести хоть каплю незаслуженного укора не смог. Он без обиняков рассказал, как были испрошены аж двадцать четыре часа привнесённого счастья, как студент снабдил ими действительно достойного парня, который не пожелал ни секунды истратить на себя. Рассказал Тимофей и все подробности случившегося позднее, без утайки изложив, как молодой человек превратил один день своей девушки в реальную сказку. Когда же рассказ подошёл к кульминации, аудитория просто окаменела. Молодой человек не смог вынести переизбыток отражённого счастья в глазах любимой, и его сердце просто-напросто разорвалось...

Внезапно разразившийся рёв лысого заставил докладчика прерваться. Испуганно посмотрев на слушателей, Тимофей с ужасом осознал, что весь тысячелетний совет кафедры рыдает.

Первым овладел собой Гавриил. Стараясь сохранить спокойствие, он осторожно уточнил:

– Этот печальный опыт был правильно воспринят студентом?

– Нет! Не правильно! Он решил, что люди просто не могут пережить переизбыток счастья. Тогда как тут имелась банальная невозможность использования чужеродного счастья, – Тимофей уже сам был готов зарыдать, но собрав последние силы продолжил, – Ну, как, как я вас спрашиваю, можно переводить на следующий курс студента, который не знает элементарщины? Ведь даже самим людям доподлинно известно, что сделать себя счастливыми могут только они сами!

Тимофей замолчал. Но тишины в аудитории не наблюдалось. Шуршание крыльев, всхлипывания, причитания и невнятные бормотания начали действовать на нервы. Он резко захлопнул папку и объявил:

– Вот собственно по этому я и оставил почти весь курс на второй год. У вас есть ко мне вопросы?

– Да, – голос принадлежал архангелу, – Что значит “почти весь курс”?

Зал мигом погрузился в тишину. Седые старцы тут же устремили на Тимофея свои бирюзовые очи.

– Я перевёл на следующий курс всего одного студента.

– Кого?

– Игнатия.

Возглас удивления пронёсся по залу, словно порыв осеннего ветра.

– Уважаемый Тимофей, – Гавриил был подчёркнуто спокоен, хотя изумление читалось на его лице крупными буквами, – Вы действительно говорите об Игнате? Об этом хроническом двоичнике?

– Да.

– Но почему?

– Его работа была единственной, что мне понравилась.

– А конкретнее? – оживился только что рыдавший толстяк.

– Он все две недели устраивал своему подопечному чистое небо над головой, – и видя непонимание слушателей, Тимофей пояснил, – Тот человек практически утратил веру. И когда шёл дождь, постоянно говорил фразу “Прогнило всё в небесной канцелярии”. Так вот, за эти две недели он не произнёс эту фразу ни разу!

И Тимофей торжествующе поднял указательный палец.

– Простите, а какое это имеет отношение к поставленной задаче?

Тимофей улыбнулся и пояснил:

– Прямое. Хотя, я это понял, лишь прочитав его отчет.

– Что там было? – хором вопросили сразу четверо или пятеро.

– А там был всего один вопрос. Вопрос студента преподавателю. “А разве можно ради каких-то опытов, вот так запросто, распоряжаться человеческими судьбами?”

2. Второкурсники

Время близилось к полудню. Затопившее всё и вся солнце не резало глаз. Словно звон миллионов колокольчиков, оно отражалось в бесконечности капель росы. Неохватные просторы сочной зелени полнились немыслимыми гроздьями плодов, которые совершенно непостижимым образом тут и там соседствовали со сказочной красотой неувядающего цветения. Неведомое ни одному из смертных буйство красок тонуло в пронизывающей всё перламутровой дымке...

Тимофей вздохнул и захлопнул окно. Массивная витражная рама закрылась легко и бесшумно. И это в очередной раз вызвало горечь непривычности. Старик завернулся в обветшалые крылья и плюхнулся в бархатное кресло. Несколько минут ворочанья успехов не принесли. Послеобеденный сон не шёл.

Окончательно расстроившись, Тимофей уставился в потолок. И тут осторожно постучали.

– Входи, Гавриил.

Двери мягко распахнулись, на пороге возник архангел. С элегантностью урождённого бессмертного перешагнул порог и поприветствовал хозяина:

– Здравствуй, Тимофей! Вижу, ты опять не в духе.

– Здравствуй. А с чего мне быть в духе? У меня ничего не выходит. Понимаешь, ничего! – Тимофей махнул рукой и попытался отвернуться.

Но Гавриил легонько потянул на себя массивное кресло и тут же развернул к себе недовольного старика.

– Я слышу это уже не первый день.

– Именно! – Тимофей был готов вскричать, – Именно, что не первый день! Не только твоё, но и терпение Господа не безгранично. Я всякий день готов сгореть со стыда! Ну, не получается из меня учитель ангелов! Как вы все этого не понимаете? Не получается!

Но Гавриил не проронил ни слова, лишь улыбнулся уголками губ.

– Твоя самокритичность похвальна. Но, к сожалению, она далека от понимания реального положения вещей.

– Да всё я понимаю... – голос Тимофея внезапно дрогнул, и Гавриил понял, что ещё чуть-чуть и собеседник расплачется.

– Нет, не понимаешь, – наставительно заявил представитель старшего ангельского сословия, – Ты делаешь успехи. Да, да! И по меркам бессмертных они невероятные. А вот излишнее самобичевание попахивает гордыней.

– Гавриил! – простонал Тимофей, – Ты говорил это сотни раз, а я сотни раз отвечал. Я профессиональный педагог. Но по меркам людей! Я уже много раз говорил, что тесты на восприятие и на ангелах работают. Тутошняя молодёжь, конечно, не так проворна как хомо сапиенсы. Сам понимаешь, лукавый насадил в людские души немало греховной прыти, – старик на несколько секунда замолчал, а потом с горечью бросил: – Я вымотан, Гавриил. Все мои жалкие потуги не приносят и десятой доли ожидаемой отдачи.

– А вот о цифрах, дорогой мой, давай поговорим не здесь.

– А здесь тогда о чём? – отчаяние в голосе сменилось усталой тоской.

Гавриил одарил старика лучезарной улыбкой.

– Ты теперь ведёшь второй курс. Как тебе студенты? Здравомыслия-то побольше?

Тимофей несколько секунд сокрушённо вздыхал, но всё же ответил:

– Да, но боюсь Игнатий и Андрий меня сведут с ума.

– О, кстати! А как Игнатий в новой группе? Не тушуется паренёк?

– Тушуется? Шутить изволите? Я боялся, что они с Андрием расколют коллектив. Но, слава Богу, нет в них пагубной харизмы.

– Погоди-ка! А почему ты про Андрия так говоришь? Он совершеннейший антипод Игнатию.

Но Тимофей лишь горько усмехнулся.

– Антипод, говоришь? Я тоже так думал. В первый день. Да, они совершенно не похожи. Но в их глазах горят одинаковые искорки.

– Искорки? И что это значит? – заинтересованный архангел даже наклонился к Тимофею.

– Это значит, что натерплюсь я от них бед! Уж поверь моему опыту.

Сказано это было с такой опаской, что Гавриил невольно рассмеялся.

– Тимофей, скажу по секрету, на тебя академия возлагает огромные надежды. И это не смотря на твою переполненную пессимизмом натуру. Смотри на все более жизнерадостно. У тебя второй курс, студенты уже более-менее серьёзные...

– Серьёзные? – Тимофей аж фыркнул, – Как бы не так! Уж сколько мы мусолили вопрос счастья человеческого, а толку ноль! Ты только представь, что над простой пословицей “Глупость – не порок, а счастье” мы бились месяц! Месяц! Андрий меня вообще добил – он на пятисотстраничный реферат развил копеечную тему о противопоставлении горя и счастья. Я чуть не рехнулся, читая его. И знаешь, что он вывел? Что, дескать, горе может быть не от ума, а от недостатка ума! Мало того, что он вообще не смог понять Грибоедова, так ещё и запудрил мозги всей группе. И ты думаешь, я смог его переубедить? Ничего подобного!

Архангел в миг посерьёзнел.

– И что ты предлагаешь?

– Гавриил, ни я, ни другие преподаватели, ни книги, ни увещевания не помогут. Они должны жить в мире людей. Только тогда они чего-то смогут понять в жизни.

– То есть, ты хочешь увеличить число практических занятий?

– Не просто увеличить, а вести всё обучение исключительно на практической основе.

– Увы, Тимофей, мы не можем тратить божественную энергию в столь широких масштабах.

– Понимаю. Отлично понимаю. Но и ты пойми. Что человек, что ангел – это не только продукт воспитания, это ещё и заложенная изначально основа личности. Ведь даже самый гениальный педагог быстрее сойдет с сума, чем выучит тупоголового дитятю. Просто в случае, когда учитель старается передать свой опыт, у ученика велика вероятность выработки привычки жить чужим опытом. Во многих житейских ситуациях она весьма полезна. Недаром же люди часто говорят, что умные учатся на чужих ошибках. Но список чужих ошибок рано или поздно заканчивается. В ином же случае ребенок сам учится набирать опыт. А от учителя нужна только грамотная организация подачи материала. И в этом случае шансы на успех гораздо выше.

Светлый лик архангела затуманился глубоким раздумьем. Он молча поднялся, степенно прошествовал к выходу, но на пороге обернулся:

– Спасибо, Тимофей! Я тебя понял и постараюсь помочь.

***

Зал заседаний божественной академии был набит битком. Убелённые сединами академики, переполненные важностью бремени профессора, погружённые в проблемы доценты, озабоченные преподаватели... И всё это столпотворение тонуло в немыслимом киселе тишины.

Тимофей опасливо покрутил головой и даже осторожно щёлкнул пальцами. Нет, слух у старика не пропал. И это только усилило гнетущее состояние чужеродности. Дьявольски захотелось ворчать и даже ругаться. Но любая искра гнева тут же гасла, захлёснутая волной доброты, наивности и непонимания в глазах окружающих. Тимофей в очередной раз вздохнул и, демонстративно шурша крыльями, стал усаживаться поудобнее.

А спустя пару мгновений на кафедру взошёл архангел Гавриил. В изысканных и одновременно лишённых пафоса выражениях он поздравил совет академии с грядущим завершением очередного учебного года. И принялся расписывать перспективы.

Но даже спокойная, внятная и грамотная речь, лишённая ненужных отступлений и уточнений, вогнала Тимофея в тоску. Тяжко переживая неизбежный крах своей деятельности, он незаметно отключился от окружающей действительности. Перед глазами старика проплывали лица учеников, в ушах звучали тысячи глупых вопросов. Голова наливалась яростью неприятия всё сильнее.

Но в какой-то момент Тимофей будто проснулся. Простой и логичный вопрос окатил словно ушат ледяной воды: “Как в безгрешную душу прокрались столь отвратительные эмоции? Как в райское благолепие смогло просочиться то, чего тут не может быть в принципе?” Ответ поразил словно удар грома. Кто-то устало и безрадостно ответил Тимофею: “А не ты ли сам принёс сие?”

Обалдело таращась на окружающих, Тимофей испуганно хватал ртом воздух. К счастью, душевных терзаний старика никто не заметил. Учёный совет, как один, внимал речи архангела.

– Увы, и ангелы могут впасть во грех. Как мы все знаем, последствия этого оказываются катастрофическими. Любая лазейка лукавого, любое зерно тлетворного влияния должно выкорчёвывать немедленно! – архангел сделал паузу и оглядел аудиторию, – У людей есть оборот “выжигать калёным железом”. Конечно это жуткий примитивизм. Но в нём заложена невиданная целеустремлённость. И этому мы должны поучиться. Но и это ещё не всё. Как ни печально, но мы должны стараться предвидеть появление таких проблем.

После этой фразы зал тут же пришёл в движение. Волна удивлённого шёпота, обеспокоенного гомона и тут и там нарастающих споров в миг накрыла учёный совет. Архангел несколько секунд молчал, затем поднял ладонь. И зал тут же нырнул в тишину.

– Понимаю, что это совсем непростой вопрос. Возможно, кому-то он даже может показаться неразрешимым. Но это первейшая наша задача! И на вас, преподавателей и пестунов наших новых соратников, прежде всего ложится задача по её решению...

Тимофей горько сглотнул и опустил голову. Слабая надежда, что руководство даст какое-то послабление, помощь или хоть новые перспективы, разбилась вдребезги. Что делать дальше старик попросту не знал. Ему страшно захотелось уйти с этого заседания, и вообще исчезнуть из этого благословенного, но совершенно чуждого места. На какой-то миг он даже осознал себя тем самым “зерном тлетворного влияния”, и от этого ему невыносимо захотелось провалиться куда-то пониже адского пекла.

Но неожиданно чья-то мягкая ладонь накрыла стариковскую руку и вкрадчивый шёпот прошелестел:

– Уважаемый Тимофей, сейчас будут говорить о вашем курсе.

Старик затравленно кивнул и уставился на докладчика.

– В этом году на второй курс мы имеем полное право возлагать особые надежды. И дело здесь не просто в обновлении преподавательского состава и на удивление сильных студенческих групп. По предложению уважаемого Тимофея мы собираемся серьёзно сдвинуть акцент в сторону практических занятий. И первым мероприятием в свете новых решений будет проведение конкурсной работы в реальных условиях. Посмотрим, кто из второкурсников покажет наиболее высокий коэффициент использования божией благодати.

В образовавшейся паузе вырвавшийся тяжкий вздох эхом прокатился по залу...

***

Вдохнув словно при нырке на глубину, Тимофей распахнул дверь в аудиторию. Ясные глаза второкурсников как один повернулись в его сторону. Буркнув короткое “Зрасьте!” педагог прошаркал к кафедре. Водрузив перед собой объёмный фолиант, который старик таскал больше для самоуспокоения, посмотрел на молодёжь.

– Ну-с, молодые люди... – Тимофей тут же закашлялся, осознав, что сморозил глупость.

Но никто и не думал смеяться. Старик не впервые оговаривался, называя ангелов людьми, и всё время корил себя за это. Ему было невдомёк, что бессмертная молодёжь в тайне немало завидует смертным. Юнцы поголовно заблуждались, считая, что только людям дарована невероятная свобода выбора. И тот факт, что учитель родился человеком невероятно подстёгивал их трудолюбие.

Откашлявшись, учитель продолжил:

– Должен вас обрадовать: руководство пошло навстречу моим пожеланиям и решило усилить практическую сторону нашей работы. И первой ласточкой станет конкурс на максимальный коэффициент использования Божией благодати. Так! Так! Пожалуйста спокойнее! – напускная строгость в миг смахнула нарастающую волну восхищенного шёпота, – Ваши восторги будут куда уместнее после подведения итогов. А сейчас извольте успокоиться и внимательно выслушать! Конкурс будет проводится среди всех студентов второго курса. Вам даётся месяц на обдумывание вашей стратегии и неделя на воплощение. Количество отпущенной на это божественной энергии... – и Тимофей осёкся, глядя как ученики затаили дыхание, – В общем, вы получите достаточное количество. Но! – старик возвысил голос и даже воздел указующий перст, – Вы должны помнить, что находитесь в реальном мире. И ваши действия никоим образом не должны грубо вмешиваться в поток жизни и нарушать промысел Божий. Я, как ваш преподаватель, смогу только наблюдать. Исправлять же ваши оплошности я не в праве. Помните: вся ответственность за содеянное ляжет только на вас. Вы уже не дети. Так что конкурс будет также и проверкой вашей ответственности.

Произнеся эту тираду, Тимофей внимательно оглядел подопечных. И тут же сердце неприятно кольнуло. Солнце радостного восторга, игравшее на лицах слушателей начало тонуть в облаках страха. Чтобы хоть как-то сгладить момент старик резко сменил и тон и направление беседы:

– Ну, до конкурса ещё далеко, и времени на подготовку достаточно. А чтобы вас лучше подготовить, начнём с повторения пройденного. Итак, определим, что такое счастье. Счастье – это состояние совершенного удовлетворения во всех аспектах жизни. Исходя из природы человеческой, можно выделить два полюса счастья, где оно абсолютно. Первый полюс – это счастье человека, живущего в гармонии с внутренним миром, с разумом занятым решением величайших задач, с душой, истово верящей в Бога. Для такого человека любое потрясение, связанное с окружающим миром – пустяк. Его не заботит достаток, мнение окружающих, состояние здоровья. Даже смерть он принимает с умиротворением. Второй полюс – это счастье человека, живущего только животными позывами. Для него счастье – это неисчерпаемые богатства, неограниченная власть, бесконечно сменяющиеся женщины, страх в глазах других мужчин, личная неприкосновенность и безделие...

Тимофей всмотрелся в учеников внимательнее. Школяры сопели от усердия, прилежно записывая слова учителя. И только две пары глаз не были устремлены в тетради. Откинув длинные белые космы назад и подперев голову тощей рукой, Андрий устремил взор в потолок. Что-либо слышать погружённый в мечты ученик был не способен. Это старый учитель знал преотлично. Вторым был Игнатий.

Преподаватель на мгновение поймал его взгляд. И он старику очень не понравился. Холодные искорки самодовольства словно снежинки замораживали всеобщее тепло душ. Тимофея аж передёрнуло. Он закрыл глаза, несколько раз глубоко вдохнул и продолжил урок.

– Итак, безделие, власть и похоть. Нет, дорогие мои, это полюс не счастья, а псевдосчастья. Так как в этом случае индивидуум все равно страшится смерти. Он может сколь угодно хорохорится, глядя в жерла орудий, готовых открыть огонь, но в душе испытывать страх. Между этими полюсами лежит счастье миллиардов обывателей – людей, считающих себя хорошими, но заботящихся в первую очередь о благе тела, а не души. То, что они считают себя существами положительными, моральными и обязательно справедливыми, таковыми их вовсе не делает. Ибо даже самые благие мысли их вступают в противоречие с делами и поступками, направленными на задачу максимально хорошо устроиться в жизни. Это, на первый взгляд нелогичное противоречие, очень просто объяснить. Дело в том, что любые попытки взаимодействия с обществом с целью улучшения социального статуса в обязательном порядке приводят к нарушению гармонии душевных ориентиров. Этот диссонанс периодически выплёскивается в окружающую реальность. И тогда человек чувствует себя несчастным. А после утешается глупой фразой, что жизнь дескать полосатая, и с этим ничего не поделаешь...

***

Месяц пролетел незаметно. И чем ближе подходил срок начала конкурса, тем заметнее было волнение на лицах студентов. Погружённые в собственные замыслы они бродили по академии, тихо что-то бормотали, некоторые сбивались в стайки и горячо спорили. Вся академия встала с ног на голову. Многие коллеги с осуждением относились к конкурсу и высказывали Тимофею массу негативных доводов. Но куда больше преподавателей восприняли новацию с восторгом. Освежить патриархальный кисель академической мысли – об этом мечтали давно. И вот кисель грозил превратиться в растревоженный улей. Тимофей понял это когда однажды ночью зашёл в читальный зал. Обычно служивший прибежищем трёх-четырёх мающихся бессонницей стариков теперь же он полнился шумной вознёй студенческой братии. И даже повидавший всё на своём веку библиотекарь счел своим долгом пожаловаться Тимофею:

– Что ж это такое, уважаемый? Я уже все ноги сбил, ходя между рядами с увещеваниями вести себя потише. А ведь ночь на дворе! Ну, куда это годится?!

Но Тимофей только развёл руками.

И вот настал день старта конкурса. В предыдущую ночь Тимофей не сомкнул глаз. Нет, он вовсе не томился волнением. Всё, что могло, уже перегорело за месяц ожидания. Отвечая на вопросы на ежедневных консультациях, Тимофей отлично представлял, что задумали ученики. Весь месяц он старательно прятал улыбку, слыша, как наивно детишки пытаются спрятать замыслы. Простодушным юнцам собственные бесхитростные вопросы казались верхом шпионской хитрости.

И только Игнатий и Андрий ни разу не обратились к преподавателю. Волнение старика росло как снежный ком. Но когда в последний день студенты представили заявки на божественную энергию, учитель не выдержал. Ворвавшись в кабинет архангела, Тимофей завопил прямо с порога:

– Конкурс надо отменить! Отменить немедленно!

Гавриил удивленно уставился на всклоченного сильнее обычного Тимофея. Но, не перебивая, выслушал выспренную и сбивчивую речь. Когда же силы оставили старика, осторожно заговорил:

– Успокойся, пожалуйста. Я тебя понял. Но и ты выслушай меня. Не так давно ты настаивал на обязательном обучении ребятишек в реальном мире. Не на выполнении практических работ, а именно на переносе всего процесса обучения. Так? Так! А теперь ты говоришь, что это опасно. И чем ты мотивируешь? Тем, что Андрий заказал рекордно большое количество энергии, а Игнатий невиданно малое? Тебе собственное поведение не кажется смешным?