Текст книги "На восточном порубежье"

Автор книги: Сергей Жук

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

– Ватага хоть и не велика выйдет, от силы пять десятков наберется, но казаки в острогах матерые, каждый двух а то и трех стоит, – к такому выводу пришел Шестаков.

Миновали Мамонтову гору. От нее веяло холодом и вечность. Даже у человека не понимающему увиденное, пробегала дрожь по всему телу. В обрыве, высотой несколько десятков саженей, в строгой последовательности, слоями лежали окаменевшие останки животных и растений, живших здесь последние миллионы лет. Пожалуй кроме Алдана такого места во всем мире не сыщешь.

В трудах миновал месяц. В июле зачастили дожди. Оно уж так здесь повелось от создания мира. Зимы в этих краях малоснежные, и проливные дожди с половодьем приходятся на летние месяцы. Наполняются водой болота, поднимаются реки, грязь непролазная.

Единственное поселение русских на Алдане, это Охотский Перевоз. Небольшое поселение стоит при впадении в Алдан реки Белой, отсюда и название, Бельская переправа.

Место это выбрано не случайно. Против Охотского Перевоза, Алдан течет одним руслом, и ширина достигает не более трех сотен сажен. На большие лодки, называемые карбасами, грузят до сотни пудов. Их тянут бичевой вверх, а за тем течением и веслами быстро перегоняют на другой берег. Большая вода и течение лишь способствуют этому.

Это поселение, хоть и пустует ныне, в лихую годину, но суть ее для сухопутного пути неизменна. Самый сложный участок тракта начинался от Бельской переправы. Поэтому здесь, на берегу реки Алдана, путешественники останавливались на короткое время для отдыха и накопления сил. Можно сказать своего рода ямщицкий стан, где меняли лошадей и имелись станционные служители.

Струги Шестакова прошли мимо Охотского Перевоза. Скоро будет устье реки Мая, там ватага и отдохнет, а за тем уйдет вверх по этой реке. Впереди еще месяц пути. Надо подняться в верховья реки Мая, далее по Юдоме до Юдомского креста. Далее шел волок, через небольшой перевал в двадцать две версты, на верховья реки Урак. По ней спускались к Ламскому морю, а далее вдоль морского берега до Охотска.

Мелкие речные суда с грузом обычно тянули на этом участке, что-то около двадцати пяти верст, бечевой вдоль берега. Берег здесь песчаный, и по отливу идти довольно легко.

Небольшой легкий ветерок, дувший вдоль берега к Охотску, доставил прибывшей экспедиции много радости, облегчая тяжелую работу служилым людям на конечном участке пути.

2

К концу августа 1729 года все грузы и люди экспедиции, включая самого Шестакова прибыли в Охотск. После таежных дебрей, величественный простор моря всегда смотрится неожиданно и завораживающе, вызывая даже у загрубевших казаков почти детскую радость. Но несмотря на это Охотск выглядел бледно. Вытянувшись в линию по низменному песчаному берегу Охотской кошки, редкие строения среди гуртов древесного мусора выглядели серыми и безликими. Растущий по берегу мелкий кедровник, искореженный морскими ветрами, едва ли скрашивал пейзаж. Лишь в стороне виднелись сопки поросшие лесом. Но все менялось, когда в поле зрения попадали четыре вооруженных судна под Российскими флагами.

С легкой руки Петра, Охотск стал первым и пока единственным портом на берегу Ламского моря, и по его указу, адмирал Федор Матвеевич Апраксин направил сюда Архангельских мореходов.

В свою бытность Двинским воеводой, Апраксин хорошо запомнил фамилии потомственных мореходов, или как их там называли кормчих, поэтому без труда отобрал лучших из числа поморских рекрутов, что направлялись матросами на Балтийские корабли.

Он не покривил душой перед императором и отобрал в Охотскую флотилию лучших. В нее включили кормщиков Никифора Треску, Кондратия Мошкова, Якова Власова Невейцина, Ивана Бутина, Григория Березина. К ним присоединили и голландца-матроса, взятого в плен на шведском корабле, Генриха Буша. Были направлены в Охотск и корабельные мастера, Иван Каргополов, Кирил Плоских, Варфоломей Федоров и Михаил Кармакулов.

Суровый наказ был дан императором.

– В случае удачи обещать всяческие награды, чины, и богатства, а ежели не сыщут морской ход на Комчатку, то быть в смертной казни без всякого милосердия и пощады.

Поморское слово гласит о мореходах.

– Кормщику сердце крепкое надоть, вся печаль промысла морского на нем, по нему на море живут!

Кормщик был и за штурмана и за капитана. Уже через год после прибытия в Охотск, в 1716 году была построена лодия «Восток». В тот же год ушли поморы в Ламское море и проведали путь на Комчатский нос. Кормщиком пошел самый опытный из поморов Никифор Треска. Ничего тогда было ему неведомо о Ламском море, ни расстояния, ни течения, ни ветра. Лишь компас указывал на восток. Великими трудами и лишениями был совершен тот первый морской ход на Комчатку. С этого и пошло морское дело на дальнем, восточном порубежье государства Российского.

Не чаял Шестаков, что его в Охотске ожидает такая радость. На рейде, в ожидании главного командира Анадырской экспедиции, казачьего головы Афанасия Федотовича Шестакова, стояла целая эскадра морских судов. Морских конечно слово чересчур громкое, таковым можно считать лишь двух мачтовый гукор-бот «Святой архангел Гавриил», переданный Витусом Берингом. Остальные суда, шитик «Фортуна», боты «Восточный Гавриил», и «Лев», более подходили для прибрежных походов, и лишь местные мореходы отваживались выходить на них в открытое море. А мореходы были все те же, прославленные Кондратий Мошков, Никифор Треска, Генрих Буш, Иван Бутин, приписанные императорским указом, на этот раз, к Анадырской экспедиции.

Интерес к восточному морю, со стороны имперской власти во многом определил судьбу Охотска. В устьях рек Охота и ближайших Ураке и Кухте появились верфи, где строились морские суда. Кроме служилого люда в поселении появились и постоянные жители. Год от года их число увеличивалось. Занимались огородничеством, животноводством, рыбалкой.

С точки зрения безопасности, и удобства географического местоположения, Охотск, как нельзя лучше соответствовал требованиям порта. Здесь и сравнительно удобное сообщение с Якутском, центральное положение в бассейне Охотского моря, наличие леса и возможность судостроения. Но вот лагуна, что служила пристанищем для судов, была не значительна, и удовлетворяла лишь мелкие мореходные суда. Но во времена Камчатских экспедиций, более и не требовалось, эти думы ни кого не беспокоили, но в дальнейшем отразилось на судьбу Охотского порта.

За последние годы Охотск расширился и стал походить на большое приморское поселение, где основными занятиями для служилых были мореплавание, рыболовство и военная служба. Трудились на судостроительных верфях, заготавливали лес. Суда стали регулярно ходить на Камчатку, перевозя людей и грузы для тамошних острогов.

3

У устья реки Охоты, совсем рядом с верфью, людьми Беринга был построен поселок. Не скажешь, что добротно, так на скорую руку. Ныне он за ненадобностью пустовал без догляда. В нем и расположился Афанасий Шестаков, со своей экспедицией.

Комиссар Охотского острога Семен Лыткин встретил Афанасия со всей любезностью. Об их дрязгах с Павлуцким, как и о существовании самого капитана комиссар еще не слыхал, за что и слава богу. О прибытии экспедиции он был предупрежден письмом сената, где казачий голова Афанасий Федотович Шестаков значился главой экспедиции. Семену Лыткину вменялось передать предписанное документом имущество, корабли и людей, а все требования головы, касательные дел экспедиции, выполнять незамедлительно, что он и сделал с должным усердием.

Пока казаки чинили круши изб, конопатили стены, затягивали рыбьим пузырем окна, казачий голова приводил свои мысли в порядок. Казалось нервы Шестакова выдержали все неприятности, что свалились на него и за дорожными хлопотами свойственное ему от природы железное спокойствие возвратилось. Интриги, что окружали его на протяжении всего пути от Тобольска до Охотска, казалось отступили, и его главный враг капитан Павлуцкий оставил его в покое. Теперь он среди друзей и соратников.

Через несколько дней после прибытия, Афанасий Шестаков собрал тайный совет. На нем присутствовали лишь самые верные ему люди. Прежде всего сын Василий Афанасьевич Шестаков, и племянник Иван Григорьевич Шестаков. Кроме них, был и неоднократно доказавший свою верность матрос Леонид Петров.

– Так уж сложилось дети мои, что быть вам офицерами под моим началом. Тебе Иван не привыкать, никак во дворянстве состоишь, а уж вам хлопцы придется постараться.

Более всех диву дался Ленька.

– Батюшка помилуй! Да куда мне матросу в офицера! Никто признавать не будет, засмеют!

– Не бойся Леня! Назначаю тебя главным квартирмейстером. Люба мне твоя верность! Сиди тут в Охотске и охраняй наше добро, а то растащат воровские людишки. А ежели велю то враз шли вооружение да харчи или другое что, куда укажу! А еще к весне подготовишь снаряжение судовое и будешь кочь да лодки ладить в устье Урака.

– Ну, то ладно! – Петров даже грудь расправил. – Квартирмейстером можно! Только грамоту на то отпиши!

– Будет тебе на то грамота, с подписью и печатью, – с улыбкой ответил Афанасий.

Казачий голова долго молчал, уйдя в свои мысли, в то время как молодые Шестаковы с волнением ожидали своей участи, перебирая самые немыслимые варианты.

Но этого так и не произошло. Тайное совещание было неожиданно прервано. Раздавшийся крик дозорного и удар сигнального колокола возвестил о движении вдоль Охотской кошке неизвестных судов.

Скоро в подзорную трубу они стали различимы, и среди служилых и проводников Афанасий к своему огромному удивлению и тревоги различил штурмана Генса и подштурмана Федорова. Но сколько более не вглядывался капитана Павлуцкого среди них не было.

– Теперь уж не до совещания, – вздохнул Афанасий, – Надо выяснить с чем господа офицеры прибыли.

Начался отлив. На Ламском море они удивительно сильны. На сотни саженей вода уходит от привычной береговой линии. То прибывшим путникам большое подспорье, и по мелководью на прямик они скоро достигли Охотска.

По прибытию, ни дав штурманам даже переодеться с дороги, казаки сразу сопроводили их в избу казачьего головы.

Подавленный и уставший вид морских офицеров вернул Афанасию Шестакову уверенность.

– С чем пожаловали в Охотск господа?

– По ордеру капитана Павлуцкого назначены командирами на суда Охотской флотилии, – ели слышно, по обязанности старшего доложил Якоб Генс.

Все присутствующие, в ожидании бури затаили дыхание. Федоров стоял отрешенно уставившись в пол. Все остальные взволнованно ждали команду, если не растерзать то по крайней мере арестовать наглецов.

Афанасий Шестаков с трудом погасил неудержимую злобу. Это далось не сразу, и зловещая тишина повисла в воздухе.

Ели сдерживаясь, хриплым голосом Шестаков продолжал расспрашивать.

– Что же не видать среди вас Гвоздева?

– Заболел он дорогой, задержался. При нем оставили казаков и проводника. По излечению будет здесь, – заговорил Федоров, до этого казавшийся немым.

– А, что же Павлуцкий? Все в Якутске прохлаждается? Не уж то на смертный указ Его Императорского Величества за свое безделье и дела изменные угодить хочет?

Это было уже сказано со злобой и Охотский комиссар Семен Лыткин, подальше от греха незаметно выскользнул из избы.

Якоб Генс будучи большим плутом и расчетливым негодяем, не смотря на личную обиду к капитану, обычным трусом не был.

– Капитан Павлуцкий, главный командир экспедиции, изволит отбыть с воинским отрядом по зимнику в Анадырский острог, для усмирения тамошних инородцев, – доложил он вызывающе.

– А вас значить за ненадобностью ко мне отправил, да еще наглости набрался ордер отписать, – в тон ему отвечал Шестаков.

Неожиданно для себя он почувствовал некоторое успокоение, и даже веселость. Происходящее стало казаться ему просто комичным.

– Послушайте меня внимательно господа офицеры, – начал он объявлять свое решение с легкой улыбкой, – Вы господин Федоров поступаете ко мне на службу в качестве штурмана! Согланы?

– Я нахожусь в подчинении штурмана Якоба Генса, и не волен принимать таких решений, – вяло ответил Федоров.

– Вот и хорошо! – довольно произнес Шестаков. Оставайтесь господа морские офицеры на берегу. А вы господин штурман Якоб Генс проваливайте прочь. Делайте что угодно. Но ежели от вас будет хоть малейший вред делам моим, пеняйте на себя, в кандалы закую, и запорю насмерть! И не попадайтесь на глаза. От вашего вида у меня колики начинаются, а в припадке и зарубить могу ненароком.

4

Василия Шестакова в последнее время сильно беспокоило поведение отца. Характер стал вспыльчив, настроение от депрессивного до веселого может на дню несколько раз поменяться, а то в ярость придет без должной на то причины. Стал скрытным. Планы экспедиции в тайне держит. Хорошо, что Генс из Охотска съехал. Поговаривают что поселился в небольшом зимовье, в верстах тридцати от острога, да пьянствует беспробудно с местным тунгусским князцом Олаем. Да и то право, настрадался Афанасий Шестаков вдоволь, натрепал нервы. Вот и срывается. Ничего время и свежий морской воздух излечат.

Работы по подготовке судов шли полным ходом. Первым был готов к плаванию гукор-бот «Святой архангел Гавриил». Построен бот на Камчатке в 1728 году по указанию Витуса Беринга. Прославленный мореход пришел в ужас видя те суда, что были для него приготовлены, поэтому пришлось срочно принимать меры и в итоги появился сей корабль.

Надо отметить, что он вышел удачным и долгое время являлся крупнейшим русским судном на всем восточном побережье, причем отличался неплохими судоходными качествами. При строительстве бота на корме установили дополнительную небольшую мачту, с одним парусом. Ходу он особо не прибавил, но вот маневренность бота значительно стало лучше. На нем легко было заходить в небольшие бухты и маневрировать среди прибрежных скал, а это первейшее качество при описании неведомых берегов. Да и вооружение для тех мест было значительным: четыре пушки, и по паре трех фунтовых фальконетов по каждому фальшборту установленных на вертлюгах. Вот только пушкарей всегда не хватало, и полил с них кто не попадя.

Афанасий Шестаков доверил командование судном племяннику Ивану Григорьевичу. Команду прибрал добрую, и морехода Охотского подыскал неплохого из молодых. Надорвались старики мореходы на службе у Беренга, хворали. Встанут ли?

Сейчас стоя на палубе «Святого Гавриила» Афанасий прощался с командой.

– Дети мои, друзья, братья! Вы идете в море по велению покойной императрицы Екатерины, любимой жены Петра Великого! Велела матушка императрица утвердить российские владения на восточном порубежье. Разведать о них подлинно, какие там острова и народы и под чьими владениями и торг с кем имеют ли и чем. То основная задача и она поручается вам! Пойдете на Юг вдоль побережья Ламского моря, далее чем ныне хожено. Опишите все реки и побережье в подробности, где и сколь иноземцев живут. Осмотрите Шантарские острова и пройдете вдоль Курильских островов до Большерецкого острога, а оттуда в Нижнекамчатский острог. В Нижнекомчатском встанете на ремонт, а далее путь вам на Большую землю, что открыть велел еще Петр Великий.

На палубе «Святого Гавриила» все кричали «Ура». Матросы и служилые ликовали, получив по чарке крепкого вина.

На следующий день «Святой Гавриил» покинул Охотск. С попутным ветром он быстро скрылся за горизонтом, оставив на берегу легкую грусть расставанья, и тень зависти.

Племянник казачьего головы, Иван Григорьевич Шестаков стоял на носу бота «Святой Гавриил». Его раздирала гордость, и самолюбивые мечты:

– Шутка ли! На этом месте несколько лет назад стоял командор Витус Беринг. Тому многое не удалось сделать. Но мне Ивану Шестакову все будет под силу. В этом нет даже сомнения. У меня лучший корабль, прекрасный экипаж. Пушки угрожающе торчат по бокам. На боте пять дюжин служилых казаков и все отчаянные храбрецы!

Да, не поскупился Афанасий Шестаков, лучших казаков отдал племяннику, да и числом не обидел. Помнил племянник и последнюю дядькину просьбу, что бы вернуться через год в Большерецкий острог и своими людьми пополнить гарнизон, так как он собирается от туда часть служилых, нынче, перевести в Анадырь. Но то уже казалось чем-то не значительным в сравнении с его планами.

5

В эти дни Охотск бурлил будто кипящий казан. Приказчик Охотска Семен Лыткин сбился с ног, выдавая с государевых складов судовое имущество и оснастку. Следом за «Святым архангелом Гавриилом» ушел бот «Фортуна». Командовал им, сын головы Василий Афанасьевич Шестаков. Далеко еще не мужчина, возраста чуть более пятнадцати лет, но уже казак, служилый человек. В помощь ему подобрали бывалого расторопного казака Андрея Шергина, родом из Архангельских поморов.

– Ты уж присмотри за сыном, – попросил его Афанасий на прощание, – не опытен еще молод, в морском деле мало сведущ. Сохранишь парня, обучишь делу, я в долгу не останусь, сочтемся.

– Не кручинься Афанасий, не рви сердце! И сына сохраню и дела справим.

Боту «Фортуна» поручалось курсируя по Ламскому морю, обеспечивать связь между Большерецким острогом на Камчатке и Охотском, перевозку людей и грузов. Сыну Афанасий дал таков тайный указ.

– По прибытию в Большерецк, передай тамошнему приказчику, чтобы слал отряд казаков сухопутьем на реку Гижигу. Там острог будем ставить, там и дожидаться подмоги. Пускай кликнет добровольцев из других Камчатских острогов, сколь уж сможет по их разумению. Скажи на Анадырь пойдем. Оклады плачу двойные вперед за год. А служилых, в острог, Иван довезет к следующей осени на «Святом Гаврииле», опосля морского похода.

В скорости за «Фортуной» в море ушел бот «Восточный Гавриил. Под командой самого казачьего головы ушли вдоль побережья на север к Пенжинскому заливу, в земли немирных инородцев. С ним пошел Охотский мореход Никифор Треска. Не из самых молодых, а все же пошел. Оставил свой дом, что отстроил на южной части Охотской кошки, и ушел в море.

Пенжинское море для мореходства весьма опасное. Хотя август и сентябрь считаются здесь самыми добрыми месяцами. Но следом задуют ветра, заволнуется моря, и тогда не жди от него добра. Говорил мореход об этом Афанасию. Но тот не послушал его. Слишком много времени потеряно в пустую.

Последней ушла лодия «Лев» под командой пятидесятника Ивана Лебедева. В ордере, выданным Шестаковым значилось:

– Следовать с командой на лодии «Лев» на реку Гижигу, где усмотря удобное место ставить острог и дожидаться моего прихода со товарищами.

Три дюжины казаков выделил Шестаков для строительства острога. Надеясь что острог на Гижиге станет базой для похода на Анадырь, именно сюда подойдет помощь из Большерецкого и Верхнекамчатского острогов.

Опустел Охотск, затих. Всех служилых, больных и немощных забрал с собой голова. На борту бота разместилось чуть меньше сотни. Ватага получилась числом не малая, вот только служилых казаков с трудом десятка два набиралось, все более тунгусы якуты, и ительмены – коренные жители Камчатки, что неведомо как прижились в Охотске.

Трудно судить ошибки Афанасия Шестакова, когда столь очевидно неудержимое желание осуществить задуманное. Суда уходили в море на встречу с осенними штормами, без опытных капитанов, штурманов и геодезистов. Можно было ничего не делать и уступить обстоятельствам, что растоптали все разумные начинания, заставив Афанасия с упорством безумца рваться к намеченной цели. И хоть хитроумный план казачьего головы давал ему шансы на победу, может и не было у него других вариантов, но все стало зависимо от каждого участника этого действия, где случай, а более Господь бог стали занимать ведущие роли.

6

Чем дальше продвигался «Восточный Гавриил» на север, тем сильнее становились порывы ветра. На десятый день пути ветер стал меняться. Теперь дувший с кормы ветер стал боковым. Мореход Никифор Треска неотлучно стоял у штурвала, непрерывно меняя галсы, обходя береговые мысы и подводные скалы. Новый бот, скрепя всеми суставами корпуса, кренясь то на правый то на левый борт, с трудом шел вдоль берега. Никифору уже не раз приходилось идти этим курсом, и опытный мореход помнил буквально каждый поворот береговой линии.

– Скоро полуостров Кони, – крикнул Никифор стараясь перекричать шум ветра. – За его мысом ветер в аккурат встречным будет. Надо переждать.

– Когда будет тогда и пристанем в ближайшую бухту, а пока есть возможность то идти в перед! – приказал Шестаков.

Вот и мыс. Прикрывшись за ним от ветра ладья сбавила ход и подгоняемая легким бризом плавно подошла под скалу. Вынырнув из за нее «Восточный Гавриил», как и предупреждал Треска, попал под встречный ветер.

Шквал ветра ударил в паруса, играючи развернул бот, и понес его в обратном направлении. Удар был на столько сильный, что верхняя рея треснула, и упав на палубу накрыла ее парусом. Но разыгравшийся не на шутку ветер на этом не успокоился. С начало потрепав жесткое полотнище паруса, он запузырил его, затем поднял в воздух и порвав веревочные снасти унес в открытое море.

Теперь неуправляемое судно оказалась в полной власти ветра и волн. Треске с помощью штурвала удалось развернуть бот и поставить его на волну. Казаки установили весла и выгребая изо всех сил выполняли команды морехода. Скоро не выдержав нагрузок судно дало течь.

– Будем выбрасываться на берег, как раз время прилива! – крикнул Треска высматривая подходящую песчаную кошку.

Тонущий бот, влекомый приливной волною отчаянно пошел в бухту. Скоро судно стало цеплять килем дно, а затем зарывшись в прибрежный песок завалилось на борт.

Слава Господу Богу, и архангелу Гавриилу, что все на этот раз обошлось. Казаки спешно, чуть ли не бегом, разгрузили бот. Шутка ли остаться на диком берегу без провианта и оружия! Затем облегченное судно всем миром поставили на киль, предоставив Треске для осмотра.

Поврежденное судно, подмоченное имущество, и несколько легких увечий, совсем малая цена за спасение. Когда закончились первые хлопоты, а страсти улеглись собрались на совет.

– Что это за место? – спросил Шестаков заполняя бортовой журнал.

– Остров, что виден в море именуется среди мореходов Талан, а вот бухта и сей злосчастный мыс безымянны, – отвечал Треска.

– Так и запишем – «у безымянной бухты против острова Талан, пробормотал голова, а затем опять полюбопытствовал. – А далече еще до Тауйского острога?

– При попутном ветре морем два дня ходу.

– Значить недалече! Это хорошо! Оставляю тебе трех служилых, что плотницким делом владеют, и якутов дюжину для подмоги. Починишь бот, дождешься попутного ветра и пойдешь в Тауйский острог. А я уж с людьми берегом по сухопутью, так надежнее будет, – распорядился казачий голова.

7

К концу сентября 1729 года все участники похода на Анадырь собрались в Тауйском остроге. Шестаков со товарищами благополучно добрел берегом, туда же подошел отремонтированный на скорую руку бот «Восточный Гавриил». Вскоре в Тауйский острог пришла и лодия «Лев», что следовала с людьми на реку Гижигу для строительства острога.

Было Афанасию над чем задуматься.

– От Охотска отошли совсем малость. Ведь Тауйский острог ближайший к нему по побережью. А уже кораблекрушение! Сколь удобно хаживать по морям, столь и ненадежно. Ладно, что все живы остались, а все же часть провианта искупали в морской воде.

Треска после осмотра бота заявил, что далее идти на «Восточном Гаврииле» ни как не возможно.

– Добро, если обратно до Охотска дойдет, а там на верфи и чинить.

Сгрузив все имущество экспедиции, не теряя времени «Восточный Гавриил» ушел обратно в Охотск.

Что тут скажешь? Но бот «Восточный Гавриил» построенный менее года назад рассыпался при первом шторме. Забегая вперед, к месту будет сообщить официальное донесение подштурмана Федорова штурману Генсу, что было отписано им за бездельем по прибытию бота «Восточный Гавриил».

– Судно «Восточный Гавриил» пришло в Охотский порт весьма дряхло. У оного судна после разбою на Тауе с казачьим головою Афанасием Шестаковым, в правом боку неподалеку от киля кокоры все переломаны. Бот поставлен в устье реки Урака для починки корпуса.

А вот для экспедиции Шестакова потеря судна оказалась серьезной проблемой. Запасы продовольствия, оружия, прочего скарба были на столько велики, что доставка их по суше, до Пенжинской губы, а это более тысячи верст, не представлялось возможным.

У местных коряков и тунгусов можно было найти оленей, собак, нарты с упряжью, но малое число русских не позволяло обеспечить сохранность имущества. Обоз растянется на десятки верст. Инородцам, что без догляда будут управлять упряжкой великий соблазн сбежать, прихватив с собой добро. Ведь для них этот груз бесценен, а моральный кодекс на этот счет у них свой, и кроме страха, причин удерживающих от воровства там точно нет. А тайга большая. Откочуешь куда подалее, и будешь владельцем к примеру медного котла или кованого топора.

Пятидесятник Лебедев на ладье «Лев», по сути случайно встретивший Шестакова в Тауйском остроге, стал единственной возможностью доставить грузы экспедиции на реку Гижигу, где планировалось ставить острог.

Игра Шестакова с судьбой продолжалась. Та, будто смеялась над человеком, наплевавшего на судьбу и его величество случай, возомнившего себя способным организовать и осуществить задуманное. Она словно опытный гроссмейстер переставляла фигуры, увлекая Афанасия на совершение единственного хода заранее задуманного судьбой. И тот шел ей на встрече с упрямством обреченного.

Ордером от 30 сентября он выделяет из экспедиции небольшую группу во главе с есаулом Иваном Остафьевым.

– Идти со служилыми людьми на лодии «Лев» из Тауйского острога морем до устья реки Сиглан что супротив полуострова Кони. Далее идти сухопутьем в корякскую землю на реки Яму, Пенжину, Гижигу. Идучи надлежащим трактом, немирных коряк уговаривать ласкою и приветом идти в платеж ясаку, причем объявлять, что они, иноземцы, от оленных тунгуссов и от прочих народов от всяких обид и разорения будут весьма охранены. Дорогою, записывать в книги какие имеются реки и сколько велики, от реки до реки каким числом расстояние, и в которых местах бывает какое довольствие рыбных и других кормов. Какие звери в промыслу бывают, а также смотреть всяких вещей, в раковинах жемчугу, руды, каменья, краски и кости мамонтовой и рыбьей и, где что сыщется, ради апробации при рапортах в партию присылать.

Казаки перед уходом из Тауйского острога вечеряли в приказной избе, где остановился Афанасий Шестаков. Выпивали горькую забористую настойку, закусывали отварной олениной и неспешно вели беседу.

– Афанасий! Ты у нас голова и почитаем как атаман. Власть тебе дана большая, – решил высказать свои тревоги капитан лодьи пятидесятник Лебедев. – Но «Лев» сильно перегружен. Нынче груз в трюме перекладывали, ели крен убрали, но груза великое множество, плохо будет слушаться руля. Шторм для нее погибель.

– А ты не рискуй! Возле берега иди! Коль задует больше меры в бухте или в устье реки какой отсиди. До ледостава еще далече, неужто не дойдешь ранее нас. А когда сотника с людьми высадишь, то часть груза отдашь, все легче будет. Нам никак нельзя переть его берегом, поворуют инородцы, бунт учинят, сильно соблазн велик. Казаков сам знаешь нехватка, не уберечь нам добро. Ты уж родной как-нибудь доберись.

– На все воля божья, только на него и уповаем, – вздохнул и перекрестился Лебедев.

Лишь сотник Остафьев чувствовал себя великолепно. Его крайне радовала перспектива морской прогулке на ладье, нежели идти скопом по сухопутью, зачастую на ровне с собаками и оленями впрягаясь в груженые нарты.

Ведь если «Лев» их доставит в устье реки Сиглан, этим значительно сократиться дорога до реки Гижиге, где намечался общий сбор, куда должны подойти и Камчатские казаки. Еще Остафьев радовался, что удалось ему заполучить к себе в ватагу казака Андрея Чупрова, грамотного и пригодного для письма, и еще толмача Луку Ярыгина, что с молодой женкой Настей добирался в Анадырский острог по личным надобностям.

– Если все сладится, то добрую службу справим для государя, и себе славу великую, – подбодрил всех Афанасий.

На следующий день «Лев» груженый снаряжением и людьми, покинув бухту у Татуйского острога, вышел в море. Погода стояла великолепная. Расписанные осенней палитрой прибрежные сопки радовали глаз обилием и яркостью красок. Попутный ветер наполнял паруса и «Лев» уверенно шел к северным широтам Ламского моря.

8

20 октября 1729 года «Лев» достиг устья реки Сиглан, где благополучно высадил небольшую группу Остафьева, а сам тут же отправился далее к Гижигинской губе. Пятидесятник Лебедев имел с собой на борту сорок шесть казаков и большую часть имущества экспедиции, включая пушки, фузеи и пороховой запас со свинцом.

Помня наказ Шестакова, Лебедев шел крайне осторожно, при малейшей опасности шторма прятался в тихие лагуны и бухты. Ладью от штормов он уберег, но вот время потерял много, а шторма в тот год пришли рано к охотскому побережью. В результате «Лев» дошел только до Ямского острога, и встал на зимовку. Бухта, где ладью поставили в отстой, была в нескольких верстах от острога.

Ямский острог касательства к ямщицкой службе не имеет, его название от одноименной реки Яма, что вблизи острога впадает в Ламское море и служит казаком дорогой в земли ясашных коряк и обильным источником рыбы, что заготавливается впрок во время нереста. Место тут тихое, гарнизон не большой, не более десяти человек, да и острогом лишь кличется в отписках, укрепленное зимовье да и только. Перебрался Лебедев с командой в теплую избу, а на судне охрану оставил. Запасы имеются и жизнь пошла сытая и ленная. Жируют казаки да брагу хмельную попивают.

– Надо послать голове отписку, что мол ныне до Гижиги не добрались, встречный ветер не пускает. Только в следующий год и доберемся, – порой вспоминалось Лебедеву.

– Рано еще посыльных слать. Афанасий на Гижигу придет не раньше января, а отсель, налегке месяц ходу, – отговаривали его знающие люди.

Но не сейчас, ни позже отписка к голове так и не ушла. Не довелось Афанасию Шестакову узнать о зимовке, как и о судьбе всей команды «Льва».

– Иван! Что-то тревожно возле лодии! – поделился опасениями один из казаков. – Приходили ясачные иноземцы коряки, ямские и иретские. Вроде как торговать. Котел медный, взяли за сорок красных лис, и все расспрашивали сколь добра есть, что бы большим торгом прийти. Их соглядатаи и сейчас за «Львом» наблюдают.

На следующий день Лебедев решил сам пойти до лодии и все проведать, но уже ночью прибежал посыльный.

– Беда капитан! Коряки приступом на лодию идут!

– Коряки здешние все под государем! Ясак который год платят исправно! – засомневался кто то из местных казаков.