Текст книги "Авантюрист"

Автор книги: Сергей Шведов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Вы имеете в виду золотую волчицу?

– Откуда вы знаете? – удивленно глянул на меня Красильников.

– Неважно. Продолжайте.

– Коротич не располагал необходимой суммой, да и сам продавец не внушал доверия. Николай Матвеевич даже усомнился в его психическом здоровье. Видимо, эти сомнения имели под собой почву, поскольку буквально за день до моего приезда этот человек угодил в клинику, которой руководил ваш отец. Там он и умер. А буквально через день убили вашего отца. Коротич посчитал это простым совпадением и поплатился за свое легкомыслие.

– Иными словами: вы решили, что именно мой отец перехватил ценности умершего чудака?

– А что бы вы на моем месте подумали, Феликс, услышав, что некий Строганов предлагает на продажу золотую вещицу, подобную той, о которой у меня был разговор с Коротичем?

– Выходит, Веневитинов специально проиграл мне этого тигра?

– Вне всякого сомнения. Он вас проверял. Знай вы хоть что-то от отца, вы бы, конечно, не поехали, как последний дурак, в Москву продавать засвеченную со всех сторон вещицу.

– Вы точно знаете, что Коротич не купил золотую волчицу?

– Абсолютно уверен. Ему незачем было меня обманывать.

И тем не менее эта волчица оказалась в руках у его племянника и наследника Вадика Костенко. Но об этом я Красильникову говорить не стал. Костенко работал в клинике моего отца как раз в то время. Логично было предположить, что волчицу он получил не от дяди, а от пациента. Не исключено, конечно, что в благодарность за труды, но у меня была и более правдоподобная версия.

– А с машиной Машка меня, выходит, обманула?

– Насколько мне известно, машина у нее действительно сломалась, но без всякого моего участия. У нас с Марией прекрасные отношения. Просто через нее мне удобнее всего было организовать встречу с вами. Так зачем вы убили Лузгина?

– Я его не убивал, Лев Константинович. Но история с Лузгиным помогла мне выйти сначала на Язона, а потом на Наташу. Мы договорились о встрече, и я предлагаю вам пойти на рандеву вместе со мной.

– Так вы инсценировали смерть актера? – Красильников смотрел на меня с нескрываемым восхищением. – Ну Феликс, я вас поздравляю! Но как вы нас провели. Коняев ведь на стенку полезет. Харитоша клялся, что Лузгин убит. Еще пять минут, и мы бы взяли Язона за жабры. И тут, как черти из табакерки, выскакивают два мента. Коняев едва не завыл от бешенства. А на рандеву я пойду, хотя это не тот случай, когда говорят – с удовольствием.

– В таком случае жду вас в бильярдной возле ГУМа, там мы и продолжим нашу беседу.

Встреча с Наташей могла многое прояснить, но могла и все окончательно запутать. У меня было несколько версий по поводу загадочной блондинки: она могла работать на Чуева, она могла работать на Веневитинова и, наконец, она могла работать и на того, и на другого, даже не подозревая, кто и с какой целью ее использует. В этом смысле мое положение сильно осложнялось. Осложнялось тем, что мне нечего было предъявить нанимателю. Что, как мне кажется, вполне устраивало Чуева-старшего, но, видимо, абсолютно не устраивало его столичного партнера. Кстати, я не исключал и того, что Красильников работает на Зеленчука.

К моему удивлению, в бильярдной было не очень много народу. Не более десятка человек лениво перекатывали шары по зеленым полям, да человек пять сосали пиво у стойки. Мы с Лабухом присоединились к сосущим и сделали это по причине жары, которая и не думала спадать даже с наступлением сумерек.

Знакомых лиц среди посетителей бильярдной я не обнаружил. Не было среди них и женщин. Вероятно, стоящая в последние дни в городе жара и духота не располагали к активному отдыху. Нам с Лабухом играть тоже не хотелось, но и торчать столбами у стойки было бы глупо. Бильярдист из Лабуха, надо признать, оказался никакой. Я сильно подозреваю, что он если и держал когда-то кий в руках, то не более трех раз, да и то на заре туманной юности. Хотя сам художник утверждал обратное и сетовал на жару, похмельный синдром, плохое освещение и прочие мелочи, которые всегда мешают плохим игрокам в гораздо большей степени, чем хорошим. Словом, если бы мы с Лабухом играли на деньги, то я его разорил бы без труда. Но во-первых, у Лабуха не было денег, а во-вторых, я принципиально не обыгрываю дилетантов.

Красильников был куда более сильным игроком. Это стало понятно уже после первых ударов. Наверное, я мог бы получить большое удовольствие от игры с ним, если бы мои мысли не были заняты другим. Я все время косил глазами на двери, дабы не пропустить появления загадочной блондинки. Красильников, похоже, тоже пребывал не в своей тарелке. По-настоящему заинтересованным в игре выглядел только Лабух, который, как все дилетанты, считал себя большим знатоком бильярда, а потому без конца давал советы и мне, и Красильникову.

Играли мы уже минут пятнадцать, но пока никто не спешил присоединяться к нашей компании, хотя не могу исключить, что за нами наблюдали чьи-то заинтересованные глаза. Среди посетителей бильярдной вполне мог оказаться казачок, засланный сюда с разведывательными целями бубновой дамой. Возможно, я напрасно пригласил на встречу Красильникова, и его присутствие смущало Наташу и ее агента. Возможно, никаких агентов в бильярдной вообще не было, а моя знакомая просто опаздывала по свойственной всем женщинам привычке тянуть лысого за хвост перед ответственным свиданием, доводя тем самым мужчину до нужного эмоционального состояния. Коварство в той или иной форме свойственно всем дочерям Евы.

Веневитинов возник у стола словно бы ниоткуда, чем чрезвычайно нас с Красильниковым удивил. Вроде бы мы внимательно следили за дверью, но ни я, ни Лев Константинович не уследили, как и когда он вошел.

– Вы торопитесь, Феликс, – спокойно сказал Виталий Алексеевич. – А потому не всегда выбираете правильное решение. Азарт не должен мешать игроку думать.

Трудно сказать, к чему относилась эта реплика Веневитинова, но мне показалось, что речь идет не только об игре в бильярд.

– Бильярд, чай, не шахматы. – Лабух недружелюбно покосился на незваного советчика. – Бери кий да бей.

– Вот здесь вы ошибаетесь, Александр Вячеславович, – мягко запротестовал Веневитинов. – Бильярд не просто игра, это магическое действо. Вы знакомы с основными принципами магии?

– Допустим, – нехотя отозвался Лабух, которому не понравилось, что совершенно незнакомый человек называет его по имени-отчеству. – Подобное вызывается подобным.

– Именно, – кивнул Веневитинов. – Зеленое игровое поле – это земля, кий, а точнее куй – это божественная сила, белый шар – это семя, а луза – это биста земли.

– А что такое «биста»? – удивился Лабух.

– «Би» – это бытие, вы, вероятно, знаете английский. «Ста» – это основа, начало. Отсюда слова «стоять», «стан». Таким образом, «биста» означает исток бытия, то есть начало жизни. Вот вам и объяснение магического действа, которым сейчас занимаются господа Красильников и Строганов. Игра – это попытка воздействовать на судьбу средствами иррациональными, когда рациональные средства либо исчерпаны, либо вам лень к ним прибегать.

– Забавно, – сказал Лабух. – Но я не верю в магию.

– А это неважно, господин Лобов, во что верит и во что не верит ваше сознание. На магию сориентировано ваше подсознание и генетическая память. Именно поэтому поражение в игре, даже если это подкидной дурак, негативно действует на ваше настроение. А поражение любимой команды вызывает взрыв бешеных и неконтролируемых эмоций толпы. Все мы родом из язычества, а в те времена магическое воздействие на богов было в большом ходу. А магия, или, выражаясь современным языком, игра, была единственной возможностью изменить неудачно складывающиеся обстоятельства.

– Все это чрезвычайно любопытно, господин Веневитинов, – сказал я. – Но какое отношение магия имеет к золотым зверушкам, которые оставляют кровавый след в наш с вами сугубо рациональный и до отвращения прагматичный век?

Услышав фамилию «Веневитинов», иронически улыбавшийся до сих пор Красильников сразу же посмурнел лицом. Видимо, до Льва Константиновича дошло, что предложенная незнакомцем тема для светской беседы не носит такой уж отвлеченный характер. Лабух же простодушно выпучил глаза. О Веневитинове он много слышал в последнее время и вот теперь мог, что называется, зрить его воочию. Что касается меня, то затеянный Виталием Алексеевичем разговор я воспринял спокойно. Может, потому, что знал Веневитинова лучше других. Не раз слышал его рассуждения по самым разным вопросам бытия и небытия, даже восхищался их парадоксальностью, но в данный момент я был не склонен вступать с ним в философскую дискуссию и рассуждать по поводу рационального и иррационального в нашей жизни. Нет слов, теория игры не менее увлекательна, чем сама игра, но мне хотелось услышать от Виталия Алексеевича ответы на вполне конкретные вопросы.

– Быть может, мой ответ прозвучит для вас неожиданно, Феликс. Магия или игра не способна разорвать причинно-следственные связи, существующие в объективной реальности, но зато она способна воздействовать на эмоциональное состояние человека и сформировать в нем либо дух победителя, либо комплекс пораженца.

– Любопытно, – задумчиво проговорил Красильников. – Так вы считаете, что люди, которые ныне претендуют на банк, – пораженцы, и поэтому не позволяете им его сорвать?

– Вы уловили самую суть, Лев Константинович, – сказал с усмешкой Веневитинов. – О Чуеве и Зеленчуке я даже и не говорю, они не игроки, они стяжатели, а стяжательство великий грех, разрушающий человека. Но и за их спинами я не вижу пока людей с духом победителей. Людей, способных загнать шар в лузу и тем самым повернуть лик судьбы в нашу сторону. И когда такие люди появятся, они получат все. Пока же я вижу не солдат империи, не смелых авантюристов, не боящихся бросить вызов року, а испуганных филистеров, гнущих шею даже не перед богами, а перед обстоятельствами, созданными всего лишь людьми.

Очень может быть, что Веневитинов был сумасшедшим, трудно не сойти с ума, пережив то, что выпало на его долю. Если, конечно, Зеленчук правдиво передал мне факты биографии этого человека. Но в любом случае в безумных на первый взгляд рассуждениях Виталия Алексеевича было слишком много правды.

– Должен сказать, что я связываю свои надежды в том числе и с вами, Феликс. – У вас явные задатки игрока. Правда, до сих пор вы играли только по маленькой. Теперь с моей помощью вы вошли в большую игру. Так постарайтесь не проиграть. Всего хорошего, господа.

Если бы Веневитинов растворился в воздухе, лично я не был бы особенно шокирован этим обстоятельством, но Виталий Алексеевич ушел через двери, как самый обычный и ничем не примечательный посетитель, оставив нас, мягко так скажем, в недоумении.

– Он сумасшедший! – высказал свое мнение Лабух, но в голосе его явно слышалось восхищение. Веневитинов, похоже, поразил воображение художника, не могли его оставить равнодушным и странные рассуждения Виталия Алексеевича о магии и игре. Лабух даже взял кий и прицелился в ближайший шар. Удар получился корявым, но каким-то чудом шар все-таки угодил в лузу, и удовлетворенный художник брызнул эмоциями в нашу сторону. – Гениальный сумасшедший.

Красильников был более сдержан, хотя и на него Веневитинов произвел сильное впечатление.

– Может, его следовало задержать? – спросил он негромко.

– Вы думаете, что ваш Гога с ним справился бы? – отозвался я с усмешкой.

– Вы, кажется, ему симпатизируете, Феликс? Неужели не понимаете, что этот человек опасен? Опасен сам по себе, безотносительно к этому кладу. Ведь ставки в его игре в конечном счете не золото, а человеческие жизни. Он не настолько глупый и не настолько сумасшедший, чтобы этого не понимать.

– Любовь и та требует жертв, – хмыкнул Лабух. – Так почему же игра должна обходиться без них?

– Я не уверен, Лев Константинович, что эту игру затеял Веневитинов, я не уверен, что это вообще под силу человеку, я вообще ни в чем не уверен сейчас, и в этом моя главная проблема. Но я должен выйти победителем в этой игре, тут Веневитинов прав, ибо в противном случае доживать нам придется среди стяжателей и пораженцев.

– Вас захватила магия игры, Феликс, и вы не первый, кто оказался в ее власти. И боюсь, что в игре, какой бы она ни была, победителей не бывает вовсе. Все в конце концов оказываются побеждены богами, роком и обстоятельствами.

Я хотел ответить Красильникову, что он как раз подтверждает рассуждения Веневитинова, сформулировав тут же на наших глазах кодекс пораженца, но не успел, поскольку наш горячий и заинтересованный спор прервал мягкий и, я бы даже сказал, волнующий женский голос:

– Вы, кажется, заждались меня, господа?

– Дама бубен, – прокомментировал появление блондинки вздрогнувший от неожиданности Лабух. – Именно благодаря этой женщине, Лев Константинович, я проиграл душу Мефистофелю. И после этого вы будете утверждать, что перед нами не ведьма и что иррациональное не играет никакой роли в нашей рациональной жизни?

Блондинка Наташа была эффектной женщиной. По-моему, в зависимости от настроения и потребности эта женщина была способна предстать перед людьми и в качестве ангела, и в качестве ведьмы. А что является ее истинной сутью, мне еще предстояло выяснить. Во всяком случае, в данную минуту она не выглядела ни ангелом, ни даже искусствоведом, и причиной тому были глаза, смотревшие на меня без всякого дружелюбия. Возможно, виной тому был конфуз, приключившийся с Язоном, отчасти, конечно, по моей вине.

– Мы же договорились, что вы будете один.

– Лев Константинович мой наниматель, крайне заинтересованный в товаре, который вы предлагаете потенциальным покупателям. Кстати, украденный вами у меня золотой тигр предназначался для его коллекции.

– Разве вы не получили за солонку деньги? По моим сведениям, вам заплатили десять тысяч долларов, ровно столько, сколько вы, Строганов, запрашивали. Так кому и за что вы предъявляете претензии?

Слова Наташи поставили меня в тупик. Формально мне действительно нечего было ей предъявить. Если она и обворовала кого-то в самолете, то, во всяком случае, не меня. Мне действительно было заплачено. Претензии мог предъявить убитый Шагинян, ибо именно он был теперь законным владельцем украденной вещицы, в крайнем случае иск могли предъявить его наследники, но я не был уверен, что таковым можно считать господина Красильникова.

– Почему вы вообще ввязываетесь в чужие дела, Строганов? По вашей милости арестовали человека. И если вы надеетесь, что вам это сойдет с рук, то очень крупно ошибаетесь.

Вообще-то я многое могу простить даме, тем более красивой, но разговаривать со мной таким тоном я не позволяю никому. Я уже не говорю, что претензии блондинки Наташи по поводу вмешательства в ее дела показались мне не просто абсурдными, но откровенно смешными. Человек приторговывает крадеными вещами, отправляет на тот свет людей не то чтобы безвинных, но все-таки не настолько виноватых, чтобы какая-нибудь Наташа или какой-нибудь Язон ставили крест на их жизни, не испросив разрешения высших небесных инстанций, и при этом рассчитывает на лояльность окружающих к своим поступкам.

– У вас, сударыня, мания величия. Как бывший студент медицинского вуза я заявляю вам это с полной ответственностью. Настоятельно рекомендую вам обратиться к знающему психиатру. Что же касается угроз, то я их не боюсь. Зато у нас есть к вам деловое предложение, которое мы можем обсудить вдали от чужих ушей. Ну хотя бы в машине.

– В моей машине, – уточнила Наташа и круто развернулась на каблуках.

Нам ничего другого не оставалось, как последовать за ней на свет божий. Света, впрочем, было немного, а божьего так вообще недоставало. Я намекаю на то, что наступила ночь и улицы освещались всего лишь электрическими фонарями. Меня ситуация забавляла. Красильников не находил в ней ничего юмористического, озабоченно хмурил брови и озирался по сторонам. Очень может быть, он искал своего двухметрового громилу-телохранителя Гогу, но тот куда-то запропастился вместе с белым «мерседесом». Мой «форд» был на месте, никем не потревоженный. А возле «форда» стояла Верочка и о чем-то мне сигнализировала, стараясь при этом не слишком привлекать к себе внимание окружающих. По-моему, она предупреждала меня об опасности, возможно исходящей от Наташи, а возможно, и от других заинтересованных лиц. Все говорило о том, что наша беседа не будет протекать мирно, а финал у нее и вовсе может оказаться неожиданным. Я на всякий случай нащупал рукоять Лабухова пистолета, спрятанного под пиджаком. Вообще-то у меня в последнее время собрался чуть ли не арсенал оружия, не при сотрудниках правоохранительных органов будет сказано. В «форде» лежал пистолет Коли Крюкова, но до него, пожалуй, уже не добраться.

Наталья села за руль «ауди», очень приличной во всех отношениях машины, я скромно пристроился рядом с автовладелицей, а Красильников с Лабухом расположились на заднем сиденье.

– А куда мы, собственно, едем, – забеспокоился Красильников после того, как Наташа тронула машину с места.

– Трое мужиков испугались слабой женщины, – криво усмехнулась наша похитительница. – Мы просто проветримся, господин Красильников, ибо стоять на одном месте в пекле невыносимо.

– Хочется надеяться, что в пекло мы еще не попали, – высказал свое мнение Лабух. – По слухам, там еще жарче.

– Очень остроумно, – сухо отозвалась Наташа. – Так какие у вас предложения?

Деловая женщина, ничего не скажешь. А ведь в аэропорту смотрелась беспомощной интеллигенткой. Теперь я уже не сомневался, что именно эта мегера отдала приказ устранить несчастного актера Лузгина, вздумавшего, на свою беду, поучаствовать в ее темных делах.

– Нам показалось, что вы ищете каналы сбыта, – прокашлялся Лев Константинович. – Очень может быть, я могу вам помочь. Каблуков, ныне покойный, звонил мне от вашего имени. Кто знает, позвони он мне чуть раньше, многое сейчас было бы по-другому.

– Значит, это не вы убили Шагиняна? – оглянулась на пассажира Наташа.

– Боже упаси! – Красильников всплеснул руками. – Шагинян мой старый знакомый. Его внезапная смерть потрясла меня до глубины души. А куда мы все-таки едем?

– За город, проветриться.

– А мы не простудимся? – забеспокоился Лабух. – Из окна дует, а я, между прочим, в одной рубашке.

– Кому суждено быть повешенным, тот не утонет.

– Типун вам на язык, – обиделся Лабух на Наташу. – Мне суждено умереть от пули, только так я смогу выиграть пари и вернуть назад утраченную душу.

– По-моему, нас преследуют, – сказал я, скосив глаза в зеркало заднего вида.

За городом было потемнее, чем на залитых электричеством улицах, но и лунный свет позволял разглядеть силуэт машины, повисшей на хвосте. Фары то приближались, то удалялись, но, несмотря на все старания Наташи, нам так и не удавалось оторваться на сколь-нибудь приличное расстояние от настырных преследователей. Кто это мог быть, я понятия не имел, но, судя по тому, как Наташа все увеличивала и увеличивала скорость, вряд ли в той машине сидели ее друзья.

– Вы не боитесь, что вас оштрафует ГИБДД за превышение скорости? – обеспокоенно спросил Лабух. – К тому же смерть в автокатастрофе не входит в мои планы.

В принципе я опасения художника разделял, скорость «ауди» зашкаливала далеко за сотню, и чувствовалось, что для роскошной иномарки это не предел. А что касается Наташи, то эта женщина, похоже, ни в чем не знала удержу. Конечно, машин на загородной трассе поменьше, чем на городских магистралях, но ведь достаточно только одного неверного движения, чтобы на ураганной скорости либо вылететь на обочину, либо красиво вписаться в лоб встречному КамА3у. А трасса в этом месте была извилистой, поворот следовал за поворотом, и несколько раз мне казалось, что жизнь моя вот-вот оборвется под испуганный визг тормозов.

– Она сумасшедшая! – крикнул Красильников. – Сделайте же что-нибудь, Феликс!

Легко сказать «сделайте». Любое мое вмешательство в процесс управления автомобилем, да и просто неосторожное движение на такой скорости могло окончиться для всех нас катастрофически. Поэтому я сидел паинькой на переднем сиденье, стараясь дышать через раз, дабы не испугать явно сбрендившую красавицу.

– Кажется, это Коняев, – сказал Лабух, который хоть и был слегка возбужден гонкой, но головы не потерял. – Я видел БМВ возле бильярдной, но не 6 ыл до конца уверен, что это коняевская машина.

Скорее всего, художник был прав. Я тут же припомнил манипуляции, которыми Верочка, стоявшая у передней дверцы «форда», пыталась привлечь мое внимание. Тогда я никак не мог понять, почему она трясет своей прической, а теперь догадался: волосами она пыталась изобразить конскую гриву.

– Я же предупреждал вас, Лев Константинович, – обернулся я к коллекционеру.

– Но вы же видите, что она сумасшедшая, как же можно такой доверять свои жизни, – возмущенно отозвался Красильников. – Я попросил Василия всего лишь подстраховать нас.

Не знаю, что уж там вообразил Коняев и чего хотел добиться, бросившись за нами в безумную погоню. Возможно, он решил захватить Наташу и выпытать у нее местонахождение схрона. В любом случае он был не менее сумасшедшим, чем вздорная бабенка, сидевшая за рулем «ауди».

Добром эта безумная гонка закончиться не могла. И поэтому когда я услышал испуганный крик в исполнении дуэта Красильников – Лабух, то нисколько не удивился. БМВ не вписался в поворот, вылетел на встречную полосу и нашел-таки свою смерть в объятиях могучего КрАЗа, который медленно пылил ему навстречу. Наташа сразу же сбросила скорость, но не остановилась и уж тем более не развернула машину.

– Надо бы помочь пострадавшим, – забеспокоился Лабух, тогда как Красильников со стоном откинулся на спинку сиденья, кажется, Льву Константиновичу стало плохо.

– Там, пожалуй, некому уже помогать, – хмуро бросил я, достал мобильник и попытался связаться с милицией. Пусть и не сразу, но мне это удалось. Я сообщил дежурному о происшествии на загородной трассе и быстренько отключился, дабы не нервировать нашего эмоционального водителя или водительницу, которая, удерживая руль только левой рукой, правой, вооруженной пистолетом, неосторожно тыкала мне в бок. Хорошо еще, что скорость была сейчас небольшой и наши шансы отправиться в мир иной существенно снизились.

– Уберите пистолет, сударыня, в конце концов, у меня ребра не железные.

– Я уберу его не раньше, чем вы отдадите мне свой пистолет. Вам нельзя верить, Строганов. Вы гарантировали мне безопасность и не сдержали слова.

Я вынужден был признать, что претензии Наташи к моей скромной персоне обоснованны. Мне и в голову не могло прийти, что Красильников пригласит с собой на рандеву целый эскорт в лице Коняева со товарищи. Впрочем, Лев Константинович был до того расстроен всем происшедшим, что было бы бесчеловечно предъявлять ему какие-то претензии. Пистолет я вытащил двумя пальчиками за рукоять и аккуратно положил на сиденье.

– Вы напрасно взволновались, сударыня, в любом случае я не собирался в вас стрелять.

– Береженого Бог бережет, – сказала Наташа и убрала сначала свой пистолет, а потом и мой.

– Может, нам наконец скажут, куда мы едем, – возмутился Лабух. – У меня, между прочим, от всех этих перипетий расстроился желудок. И вообще мне хочется к маме.

Красильников слегка отошел от шока и теперь пытался прикурить от прыгающей в дрожащей руке зажигалки. Видимо, он никак не ожидал такого поворота событий и теперь казнил себя за опрометчивость. Я же чем дальше, тем больше сомневался, что виной всему чрезмерная осторожность пожилого коллекционера и вздорность Наташи, вздумавшей устроить гонки на ночной трассе. В какой-то момент мне показалось, что у БМВ начались проблемы, и эти проблемы появились как раз в тот момент, когда возникла настоятельная потребность в торможении. Конечно, тормоза, случается, отказывают сами по себе, но существует и масса способов помочь им в этом.

– На вашей совести, девушка, четыре человеческие жизни, – торжественно произнес Красильников.

– Не смешите меня, дедушка, – огрызнулась красавица. – Каждый сам выбирает как дорогу, так и скорость передвижения по ней.

Спорить с таким выводом было чрезвычайно трудно. Никто не принуждал Коняева так бездумно рисковать жизнью. Я не исключаю, что авторитета спровоцировали на гонки, предварительно поколдовав над его машиной. И даже знал фамилию человека, который вполне мог отдать такой приказ. Я имею в виду Чуева Романа Владимировича. Но, конечно, в дело мог вмешаться и просто его величество случай. И боюсь, что даже сотрудники ГИБДД не смогут установить, был ли здесь злой умысел, или виной всему роковое стечение обстоятельств.

– Вы знаете, Строганов, что Красильников работает на Зеленчука?

– Я об этом догадываюсь, – вежливо отозвался я на поставленный в лоб вопрос Наташи.

– И о том, что это именно Зеленчук устранил Шагиняна, вы тоже догадываетесь?

– Протестую, – взвизгнул Красильников. – Это черт знает что. Я, разумеется, знаком с Зеленчуком, но это ровным счетом ни о чем не говорит.

– Успокойтесь, Лев Константинович, – настоятельно порекомендовал я коллекционеру. – В конце концов, прекрасная Натали не прокурор, а я не судья.

– Если ты будешь называть меня Натали, я буду называть тебя Фелей, – пригрозила красавица и так резко ударила по тормозам, что я едва не въехал головой в лобовое стекло.

Возможно, Красильников и хотел что-то мне возразить, но внезапная остановка лишила его дара речи. Остановились мы, надо сказать, не в чистом поле, а в пригородном поселке. Отсюда до города было, по моим прикидкам, километров сорок пять, не больше, однако современная цивилизация сюда если и заглядывала, то украдкой. Электричество здесь было, но о прочем, как я заподозрил, разглядывая большой скворечник, предназначенный для размышлений на свежем воздухе, можно было только мечтать. Впрочем, дом, возле которого остановилась наша машина, был рублен на века. И я вовсе не исключаю, что он простоял уже добрую полусотню лет. Однако пролетевшие десятилетия не оставили на его изукрашенном причудливой резьбой фасаде никаких разрушительных следов.

– Выходите, – скомандовала Наташа, и нам не осталось ничего другого, как подчиниться.

– Воздух-то, воздух! – задохнулся от восхищения Лабух.

– А звезды? – указал я ему на изукрашенные блеклыми светящимися точками небеса.

Кроме звезд нам помогал еще и фонарь, установленный метрах в трех от дома, куда нас привезла Наташа. Далее вдоль улицы царила если не полная тьма, то нечто очень на нее похожее, поскольку ни луна, ни звезды не способны были удовлетворить потребности в свете приученных к комфорту горожан.

– Не споткнитесь, – придержал я за локоть Красильникова. – Здесь крыльцо и ступеньки.

Я родился в городе, среди многоэтажных кирпичных и панельных домов, однако в деревенских домах мне несколько раз бывать доводилось. Поэтому я достаточно уверенно сориентировался в сенях, в отличие от Лабуха, который неосторожно задел коромысло. По-моему, именно так называется приспособление, с помощью которого деревенские жители переносят в ведрах воду.

– Да включите же свет! – заорал пострадавший художник, и случилось чудо – свет действительно зажегся, что, впрочем, не избавило Лабуха от шишки, которая непременно появится у него на лбу после соприкосновения с косяком.

Мебель, украшавшая деревенский дом, была в стиле советского ампира, очень популярного лет двадцать тому назад в нашей стране, но сейчас выглядевшего довольно экзотично. Чтобы не раздражать недовольную хозяйку, мы паиньками присели к столу, где стояла пустая бутылка из-под пепси-колы и лежало яблоко, которое проголодавшийся Лабух тут же сунул в карман.

– Я все-таки не понимаю, зачем мы сюда приехали? – продолжал возмущаться Красильников.

– Видимо, нас взяли в заложники, – предположил я. – Сейчас это модно.

– Перестаньте кривляться, Феля, – резко бросила Наташа, подсаживаясь к столу.

– Мы уже договорились, что я не зову вас Натали, – вежливо напомнил я.

– Хорошо, Феликс, выкладывайте на стол свои козыри.

Красильников откашлялся, что он, как я заметил, всегда делал, когда готовился произнести что-то важное:

– Я все-таки не понимаю, с чего вы вздумали обвинять меня в смерти Шагиняна?

– У вас неважно со слухом, Красильников. Я сказал всего лишь, что Шагиняна убили люди Зеленчука по вашей наводке.

– Бред, – неуверенно возразил Красильников. – То есть я, конечно, сообщил Михаилу Семеновичу, что в столице появился некий Строганов с золотым предметом из находящейся в розыске коллекции.

– А контакт с Чуевым через меня вы тоже пытались установить по заданию Зеленчука? – спросил я у коллекционера.

– Ваш Чуев вор, – неожиданно брызнул слюной в мою сторону Красильников. – Мы его давно подозревали. И были уверены, что рано или поздно он не выдержит.

– А я здесь, кажется, был, – сказал вдруг Лабух, обводя глазами комнату. – У меня такое ощущение. В этом доме есть подвал?

– При чем здесь подвал? – вскинулся Красильников. – Что вы мне голову морочите? Предупреждаю вас, Строганов, что похоронить меня здесь у вас не получится. Гога знает, что я ушел с вами.

– Успокойтесь, Лев Константинович, если нас с вами похоронят, то в братской могиле. Но я очень надеюсь, что до этого не дойдет.

– У вас чай есть? – обратился Красильников к Наташе. – Уважьте пожилого человека, у меня от волнения пересохло во рту.

Надо отдать должное хозяйке дома, она откликнулась на просьбу гостя. И, пока Наташа гремела на кухне посудой, Красильников прошептал мне чуть ли не в самое ухо:

– Если вы с ней не заодно, то какого черта мы здесь сидим? Она ведь перестреляет нас, чего доброго. Попробуйте ее обезоружить.

– Я не уверен, что она в доме одна, – столь же тихо ответил я коллекционеру.

Я сказал Красильникову правду, поскольку действительно ни в чем не был уверен. Однако отнюдь не это удерживало меня от побега, я просто пока еще не потерял надежды договориться с бубновой дамой.

– Вон там, за занавеской, люк, – сказал Лабух. – И вход в подвал.

Художник не поленился подняться со стула и отдернуть занавеску, после чего торжественно указал пальцем в пол. Люк там действительно был. Открыть его Лабух не решился, а на цыпочках вернулся на место.

– Думаете – схрон? – бросил на меня пристальный взгляд Красильников.

– Кто его знает, – пожал я плечами. – Но не исключаю, что Лабуха привозили именно сюда. И место тихое, и от города недалеко.

Возможно, мы бы еще поговорили на эту тему, но вернулась Наташа с чаем. По тому, как быстро она обернулась, я заключил, что в этом доме не пренебрегают услугами цивилизации. Так быстро вскипятить воду можно только в забугорном электрочайнике.