Текст книги "Самые последние каникулы (СИ)"

Автор книги: Сергей Арсеньев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

Когда Пашке надоело рассказывать, его сменил Артурчик. Тот, правда, не о себе говорил, а о фауне Подмосковья. С удивлением я узнала, что рысь никогда не прыгает на свою жертву с дерева, хотя лазить по деревьям и умеет. Атакует рысь всегда только пешком. А ещё не зафиксировано ни одного случая, когда рысь первая напала бы на человека. Волк да, тот может. А вот рысь – нет, хотя будет посильнее волка. Только защищаясь, первая на человека не нападёт.

Потом Артурчик переключился на белок. Оказывается, белок (кроме домашних) не рекомендуется кормить с руки, так как они могут переносить опасные болезни, да и укусить способны неслабо. Ещё он успел рассказать про пёстрых белок и как раз объяснял, что нашу обычную белку нельзя называть рыжей, так как рыжая белка – это совершенно другой биологический вид, обитающий в Канаде. А наша белка называется не вовсе рыжая, а обыкновенная.

Дальше Артурчик хотел ещё что-то рассказать, но не успел. Всё вокруг как завертелось! Меня ударил Петька, Пашка что-то там ревёт, я по земле качусь, кто-то из сестёр Мороз перепрыгнул через меня. Когда же я остановилась и смогла сесть, то...

Ой, мама...

* * *

– ...так резко.

– Держи, да держи ты его! Да крепче, блин, балда!

– Паш, у него рука как каменная.

– Всё равно держи! Ну где вы там?!

– Вот! Вот она!

– Давай, Маш, подноси ему.

– Это не Машка, это Ленка.

– Да какая разница?! Всё равно давай.

– Артур, на, на! Вот, смотри...

– Это водичка.

– Просто водичка.

– На...

– Выпей, выпей.

– Артур!

– На!

– Ай!

– Да куда ты льёшь?!

– Отгибай давай!

– Артур, возьми себя в руки! Перестань чашку грызть!

– Ну всё, всё. Успокойся, Артур. Успокойся, он уже ушёл. Ушёл, успокойся, ушёл.

– Во, один есть!

– Давай дальше, Паш, давай!

– Во!

– Фух... А это что такое?

– Чего? Ой!

– Ни хрена себе!

– Артур!

– Артур!!

– Бляяя... (простите мой французский).

– Артур...

– Артур, ты... ты где это взял? Артур?..

Мальчишки наши, оказывается, полны секретов. Причём все. Ну, кроме Пашки, тот как раз прямой и бесхитростный, как лом. И такой же могучий. "Против лома нет приёма" – это как раз про него. А вот про Артура можно теперь смело сказать "в тихом омуте черти водятся". Кто бы мог подумать? Артур! Наш ботаник-Артур и такое! Такое!! Вот уж на кого бы я никогда не подумала, так это на него. Ну, даёт, блин!

Петька держал Артура, Пашка тому пальцы на правой руке силой разжимал, сёстры Мороз пытались напоить Артура водой, а я и Валерик просто так бестолково крутились вокруг. Это у Артурчика пальцы на правой руке так свело, что он разжать их не мог сам. Да что разжать, он и говорить-то не мог!

Я как сесть на земле смогла, так сразу и обомлела. Ой, батюшки! Медведь! Самый настоящий, живой медведь!! Конечно, медведей я и раньше видела живых, но они были либо на экране, либо за решёткой. То есть не страшно. А вот так, вживую, без решётки... это в первый раз.

А мальчишки наши... Ну, прямо картина маслом "Три богатыря". В центре Пашка стоит, чуть впереди, с топором. Слева от него Петька что-то держит в руках. А справа Артур, который тоже что-то держит, мне не видно что со спины. Перед ними же самый настоящий медведь. Медведь!!

Пашка шипит ещё Петьке: "Не смей! Ты его спровоцируешь! Не смей, только если нападать будет!". Это о чём это он? Я не поняла. Медведь поднялся на дыбы и страшно заревел. И тут вдруг из-за моей спины в этого самого хищного и страшного медведя прилетел бумеранг.

Бумеранг с силой ударил медведя прямо в грудь и... бессильно упал на землю. Впрочем, медведь на удар бумерангом ничуть не обиделся. Он вновь опустился на четыре лапы, обнюхал этот самый "бумеранг", довольно хрюкнул, подхватил его зубами и неспешной трусцой удалился в кусты орешника.

Ага, "бумеранг". Да никакой это не бумеранг был, откуда бы он тут у нас взялся? Это круг краковской колбасы был, а не бумеранг вовсе. Валерка колбасой в медведя швырнул и тем спас нас. Не знаю, что уж там медведь хотел, но колбасой он вполне удовлетворился и от нас отстал. А вот потом, когда медведь ушёл, тут то и начались чудеса. Да, чудеса.

Ну, Пашка понятно. Он топор сразу схватил, против медведя-то. Пашка же здоровый ведь кабан. Со всей дури зафигачит топором – даже и медведю мало не покажется. А ещё и Петька рядом. Блин, я так удивилась!

Оказывается, деда Миша Петьке не только спутниковый телефон дал. Петька пистолет достал. Самый настоящий боевой пистолет! Так вот что он искал тогда в рюкзаке, когда мы лесника дядю Мишу встретили! Кстати, я этот пистолет у деда Миши видела, это его пистолет. Вот, оказывается, зачем Петька тогда к деду Мише ездил. Тот среди него инструктаж наверняка проводил, как пистолетом пользоваться.

Наверняка ведь это незаконно, не может Петька с боевым оружием ходить, маленький он ещё. Но деда Миша – генерал НКВД и персональный пенсионер. Отмажет, если что. Конечно, если Петька откровенных глупостей совершать с этим пистолетом не станет. Если он попробует ограбить с ним сберкассу, то тут уже даже и деда Миша не поможет. Только я вот не могу представить себе ситуацию, при которой Петька с оружием в руках пошёл бы грабить сберкассу.

Ну ладно, это Петька. Боевой пистолет в его руках я хоть и с трудом, но представить себе могла и раньше. А вот Артур... Артур...

Петька меня, конечно, сильно удивил своим пистолетом. Но Артур. Артур...

В общем, медведю сильно повезло, что с нами Валерик был. А не то...

Вообще, даже один на один матч "медведь – Пашка с топором" был сомнителен в плане того, кто победит. Но у Пашки рядом стоял Петька с настоящим боевым пистолетом. Ежу понятно, что из пистолета медведя фиг убьёшь, но отвлечь-то этим можно. А рядом Пашка с топором. Словом, медведь против связки Пашка-Петька уже смотрелся бледно. Но ведь был ещё и Артур!

И зря, зря вы списываете со счетов нашего ботаника. Не так уж он и беспомощен оказался, как выяснилось. Как медведь с колбасой в зубах ушёл, так я отчего-то на Артура посмотрела сразу. Тот стоит весь бледный, коленки трясутся, на земле перед ним рюкзак валяется его, оттуда вывалилась книга "Животный мир СССР. Том 4. Лесная зона". Разорванный полиэтиленовый пакетик и рядом с ним полдюжины ирисок на земле. И тряпка. Серая тряпка. Почему-то я тогда сразу поняла, что та тряпка – это то, во что был завёрнут загадочный свёрток Артура, который он никак не хотел разворачивать перед нами.

Я, конечно, не специалист. Меч от шашки с трудом отличить смогу. Но уж боевое оружие от кухонного инвентаря худо-бедно отличаю. Так вот. У Артура в руках было именно оружие. Боевое оружие, то даже мне понятно. Не бывает кухонных ножей с такой хищной формой. Это – оружие.

Бедный, бедный медведь, у него не было шансов. Одной только связки Пашка-Петька ему хватило бы. Но был ведь ещё и Артур! Вряд ли бы тот смог нанести более одного удара, но... но с таким оружием и один удар – это тоже много.

А уж когда мы разжали Артуру пальцы на руке и я смогла разглядеть, ЧТО это было за оружие...

Глава 12

«Когда-нибудь мы вспомним это и не поверится самим»

Ну вот, дождик пошёл. Обидно, а я так около костра посидеть хотела, теперь же придётся в палатке весь вечер киснуть. Это мы к мальчишкам в их палатку набились. Все пришли, даже грустная Хрюша тоже тут. Хрюша переживает. Она не смогла нас защитить и вообще испугалась сильно. Она же ведь давно уже привыкла чувствовать себя Самым Большим Зверем. И встреча с настоящим медведем стала для неё шоком. Оказывается, бывают звери Ещё Крупнее неё. Ужас какой.

Артурчик... нет, Артур, называть его Артурчиком после случившегося я больше не хочу, Артур какой-то сложный травяной чай заваривает. Не знаю из чего, я только зверобой опознать и смогла среди тех трав, что он по дороге насобирал в лесу. На плите вода закипает из того самого родника, к которому мы ходили сегодня. Вода там на самом деле вкусная, но всё же не настолько, чтобы за ней десять километров по лесу пилить.

И всё же – откуда? Откуда он его взял?? Молчит Артур. Не говорит, как у него оказался этот ножик. Кинжал то есть, не ножик это вовсе никакой. Молчит. Как же его раскрутить-то на рассказ, а?

– Ребята, – говорит Пашка. – Ребята, а помните, какое завтра число?

– Помним...

– конечно...

– разве про это...

– забыть можно?..

– Про такое.

– Это...

– не забывают.

– Мы...

– Тыр-тыр-тыр! – останавливает Пашка сестёр Мороз. – Погодите, остановитесь, сороки.

– Да мы...

– рассказать...

– хотели про...

– Да погодите же вы! Артур, налей им уже чай. И по ириске дай каждой, чтобы замолчали хоть на время. Ага, молодец. Так вот, тут село недалеко, Купанское. Завтра наверняка там отмечать это будут как-то. Давайте сходим к ним?

– Эээ...

– Только это с самого утра идти нужно, ещё до рассвета. Сможете?

– А Валерик?

– Валерка, грозный наш победитель медведей, ты как, в три часа ночи встать сможешь? Или мы тебя тут оставим под охраной Хрюши.

– Это ещё неизвестно, кто кого охранять будет, – усмехается Петька. – Хрюша Валерку или он её. Валерка всё же медведя победил. А Хрюша? Спряталась за девчонок. Эх ты, трусливое животное!

– Не ругай её, Петь, – защищаю я свою собачку. – Это она с непривычки. Тем более, она ведь тоже девчонка, вот вы, мужчины, нас всех и защищали, да.

– Ладно, так идём завтра?

– Конечно идём, Паш, о чём речь?

– Тогда я ... о, спасибо, Артур. Ммм... вкуснючий какой! Это чего ты напихал туда? Надеюсь, жабьих глаз и помёта летучих мышей там нет? Ладно-ладно, шутка. Так вот, я рассказать чего хотел. Всё равно дождик на улице, а спать ещё рано. Тем более, завтра день такой... особенный. Рассказать?

– Блин, Пашка, хватит кругами уже ходить вокруг, – не выдерживает Петька. – Рассказывай, раз уж начал.

– Ладно, не шуми, не шуми. Я вот рассказать чего хотел... Валерка, подвинься... И сахар дай сюда. Ага, спасибо. Так вот, я рассказать чего хотел. Это про войну история.

– Про Отечественную?

– Ну да. Это мне отец рассказал, а ему его дед, мой прадед, значит. Я-то сам прадеда не застал, но батька его помнит. Так вот... Наташ, печеньки передай, пожалуйста.

– Держи, бегемот прожорливый, – ласково подбадриваю я Пашку. – Рассказывай, давай.

– Так вот. Случилось это в июле 41-го. Фашисты пёрли тогда по всем фронтам, наши отступали. Прадед мой, его Евгением звали, ну или Женькой тогда, наверное, он же молодой был, служил в пехоте. И вот фашисты наступают и нужно их притормозить как-то. Командир приказ даёт роте, где прадед служил: "задержать немецкие танки". Полк отступает, а рота моего прадеда Женьки остаётся, нужно продержаться хотя бы до вечера следующего дня, остановить танки.

– Остановить танки?

– Вот именно. А чем остановить? Даже гранат не было, про артиллерию и вовсе молчу. Авиация – это вообще фантастика. Дорога. Поле. Полторы сотни бойцов. Вечер, темнеет. И нужно держаться сутки. С винтовками против танков, ага.

– И что?

– И то. Там какой-то рядом был не то рудник, не то комбинат обогатительный. И в роте был один боец, который на этом самом комбинате до войны работал. Вот он и посоветовал, рассказал ротному как можно танки остановить фашистские.

– Остановили?

– Валерка, замолкни! Продолжай, продолжай, Паш.

– Так вот. Ротный поговорил с бойцом с этого комбината, а потом роту построил и говорит бойцам. Нехорошо, говорит. Нехорошо, мол, получается. К нам гости из самой Европы приехали, а мы? А у нас тут дорога неровная, некрасивая. Одни ямы да колдобины. Стыдно, товарищи! Нужно дорогу починить, чтобы перед просвещённой Европой не позориться! Вот мы сейчас этим и займёмся.

– Починкой дороги?

– Угу. Рядом с комбинатом целые горы шлака навалены были, отходы производства. И рота всю ночь таскала этот шлак, да на дороге высыпала. Не только все ямы, вообще всю дорогу километра на два шлаком засыпали. А носилок-то не было, в гимнастёрках своих носили. Извозились все, как чушки, гимнастёрки в клочья порвали, но успели. К утру дорога была вся ровная и красивая, перед гостями из Европы не стыдно.

– Это они так мины прятали, что ли?

– Какие мины? Валер, не было у них мин никаких, не было. Просто шлаком дорогу засыпали.

– Не понял. А нафига?

– А вот слушай, что дальше было. Утром колонна танков немецких подползает к засыпанному шлаком участку дороги. Остановились. Боятся. Вперёд сапёров пустили. Те поковырялись-поковырялись, но мин так и не нашли никаких. Конечно, не нашли, там и не было мин, трудно их найти было. Ну, и пошли танки по дороге дальше. Сначала мотоциклисты, конечно, туда-сюда съездили по дороге пару раз. Ничего опасного, можно двигаться. А чего? Мин-то нет!

– И в чём фишка?

– А в том. До конца засыпанного шлаком участка дороги ни один танк так и не доехал!

– Это как?

– Сначала один танк заглох, то ли третий то ли четвёртый в колонне. Немцы потыркались, потыркались, но починить его не смогли. Сдёрнули танк тягачом на обочину и двинулись дальше. Только через полминуты ещё один танк встал. Пока его сдёргивали, сломался сам тягач. И мотоциклы один за другим тоже глохнуть стали. Фашисты поняли, что что-то тут нечисто, хотели с дороги съехать в поле, но получилось только хуже. Танки и автомобили, которые в поле съехать смогли, прямо там, в поле, и остановились.

– ??

– Батька говорил, что прадед всегда смеялся, когда рассказывал о том, как их ротный командиру потом докладывал. Стоит, говорит, весь чёрный от пыли, гимнастёрка тоже чёрная и дырявая и докладывает: "Товарищ майор, задание выполнено! Колонна германских танков остановлена! Потерь в личном составе не имею!". Вот так.

– Так что там произошло-то? Паш?

– Паш??

– Не поняли?

– Не. Так что?

– Что?

– Всё дело в шлаке.

– В шлаке?

– Угу. Думаете, почему там горы шлака около комбината валялись, а дорога вся в ямах? Почему этот шлак ещё до войны на дорогу не высыпали, а? Дорогу бы починили. Что, плохо разве?

– А действительно, почему?

– Не поняли?

– Не.

– Да нельзя, нельзя этот шлак на дорогу! Нельзя!! Когда по нему техника едет, он крошится и образуется шлаковая пыль. Там шлак не совсем обычный, твёрдый какой-то был. И эта пыль от него – сильнейший абразив. Ещё хуже ехать было бы разве что по дороге, засыпанной алмазами. Танкам ходовую часть напрочь сточило. Конечно, стрелять-то танки вполне могли. А вот двигаться самостоятельно – уже нет. Да, на заводе всё это можно починить, но это же не быстро. Пока приедут исправные тягачи, пока с поля убитые танки выдернут, пока на завод привезут... Месяц, не меньше. А танков-то там было десятка три. Да плюс машины, да мотоциклы, да броневики. И всё – в хлам. Вот так вот рота советских бойцов с одними винтовки три десятка танков без потерь остановила. Вот так!

– На войне всякие чудеса бывают, – Петька хлопнул себя ладонью по шее, прибивая комара, и продолжил. – Бывают. У меня вот... Ай, зараза!

– Чего?

– Откуда их тут столько? Сволочи. Кусаются ещё.

– Тут старица недалеко старая. Совсем старая, почти болото уже, вот там и плодятся они.

– А чего такое "старица"? – спрашивает Валерка.

– Ну... Это такое... вроде как...

– Погоди, дай я скажу, – говорит Артур. – Смотри, Валер, вот река. Вот она так течёт. А вот на пути у неё пригорок или просто неровность какая-то. Река её огибает, вот так, – Артур ручкой на тетрадном листе рисует нечто, отдалённо напоминающее корявый воздушный шарик, – и течёт себе дальше. Но вот тут, – показывает ручкой на основание шарика, где его завязывать нужно было бы, – вот тут вода движется с большой скоростью, её течением разогнало. И с годами, даже с веками, перемычку размывает всё больше и больше. И в конце концов хоп (!) перемычка прорывается! – Артур рисует чёрточку на листочке, где основание шарика было раньше. – И этот холм стал уже островом. Но воде ведь ближе и удобнее бежать по новому руслу, оно короче. Вот она туда и бежит, старое же русло постепенно зарастает и в конце концов вовсе высыхает. А пока оно не высохло окончательно, то там либо лужа огромная, либо болото. Вот мы тут такое и видим, старое русло реки пытается стать болотам, что очень нравится комарам и совсем не нравится Петьке. Понял?

– Угу, понял, спасибо. Свет, ещё чаю налей мне.

– Смотри, описаешься.

– За собой следи. Петь, Петь! А ты чего рассказать-то хотел?

– Когда?

– Да перед комаром. Ты говорил, чудеса бывают всякие. Это к чему ты?

– А, верно. Так я про войну только про своего прапрапрадеда рассказать и могу. Просто прадеды у меня тоже воевали, конечно, но о них ничего не знаю я. Наверное, ещё в 41-м сгинули где-то без вести. А вот о прапрапрадеде сказать могу, дома у меня и орден его есть, орден Красной Звезды. Наташ, подтверди, ты же видела его.

– Видела, угу, – говорю я. – Только я думала, что это прадеда орден.

– Не-а. Нифига! Прапрапрадеда.

– А он не слишком старый был, в войне участвовать-то?

– Он в ней и не участвовал. Старый, конечно, это да. А орден всё равно заработал честно.

– Это как?

– А вот так. В Киеве он тогда жил, с семьёй. Он вообще ещё в русско-турецкую воевал, в 1877 году, во как! Старенький, конечно, был совсем к 41-му, но ходить мог ещё сам. А ещё он охотник был заядлый, у него и ружьё своё было, да не одно. И когда немцы в 41-м к Киеву подошли, он с детьми и внуками из города свалил. И вот пока они там шли пешком на восток, фашистские самолёты налетели на колонну беженцев. Ну, стрелять начали по людям безоружным, конечно. Только вот не все безоружные были там, не все. У прапрапрадеда моего ружьё-то как раз и было.

– Охотничье, что ли? Гонишь. Чем оно поможет от самолёта?

– А вот и помогло, помогло! Да, разбирались долго потом, но признали – это он. Он самолёт сбил. Один, из охотничьего ружья! Он медвежьей пулей в него засандалил. Ордена просто так не раздают, тем более в 41-м. А ему – дали! Дали!!

– Да не горячись ты так, Петь, верим мы, верим.

– Потому что рожи такие ехидные делать не нужно, – Петька вздохнул, расстроено отхлебнул из чашки и продолжил. – Он как-то в пропеллер пулей попасть ухитрился. Повезло, конечно, но пропеллер пуля погнула, она ведь мощная, на медведя рассчитана. Самолёт так лететь не смог дальше и рухнул. Вот так, старый девяностолетний дед, одним выстрелом, из охотничьего ружья боевой самолёт сбил. Вот.

Пауза.

Сидим, задумчиво помешивая ложечками травяной чай. Хрюша зевнула в углу и Артур рассеянно посмотрел на неё в Пашкин бинокль.

– А у нас, – начинает вдруг ни с того ни сего одна из сестёр Мороз, – у нас вообще...

– У нас с обеих сторон...

– Воевали...

– И за наших...

– И за фашистов...

– Поэтому фашисты...

– Для нас тоже...

– В какой-то степени наши...

– Вот так.

– Эй, когда?! – удивляется Валерик. – А я? Я почему не знаю?! Вы мне не рассказывали! Это что, мой прадед за фашистов воевал, что ли?!

– Ну, не совсем прадед...

– Точнее будет – предок...

– Но да...

– Воевал...

– Это факт.

– Только это секрет...

– Семейный...

– Наш.

– Хотя сейчас уже...

– Наверное...

– Можно и рассказать...

– Теперь уже это всего лишь...

– История.

– И наша фамилия, Валер...

– Мороз...

– Она тоже...

– Тогда образовалась.

– Из-за того...

– Что наш предок...

– На стороне фашистов...

– Воевал.

– И даже награды были...

– Фашистские.

– Железный крест.

– Ага.

– Но мне, мне не рассказали!! – возмущается Валерик.

– Ты маленький был.

– Не понял бы.

– Сейчас можно...

– Рассказать.

– Вам всем.

– Девчонки, погодите, – прерывает их Пашка. – Нам, конечно, дико интересно, но честное слово, слушать вас так неудобно. Пожалуйста, соберитесь с силами и помолчите вдвоём. А вот ты, – Пашка тыкает пальцем в одну из сестёр, – ты рассказывай.

– Хм... Ладно, попробую, – кивает головой сидящая в центре (они все трое рядком сидят) рыжая девчонка. – Если что, то я Света. Значит...

– Врёт! – сразу взвился Валерик. – Она врёт, это Машка!

– У-у, предатель мелкий! А ещё брат! Промолчать не мог, да? Теперь они все знают, кто я такая. Хорошо, признаю, я Машка, он прав. Ребят, учтите только, что история неполная. Её девятилетней девочке рассказали, а что она запомнить-то могла? Причём ещё и носила потом эту историю в себе двадцать лет, прежде чем хоть кому-то рассказать, так что и забылось многое наверняка. Это семейная история, её нам дедушка Петя рассказал, когда нам по десять лет исполнилось, прямо в день рождения. А сам он её узнал от своей мамы, нашей прабабушки. Валер, помнишь, ты в том году на кладбище на калитке ограды катался, сорвался и ногу об какой-то гвоздь ржавый разодрал?

– Это которая на горке что ли могила?

– Ага, с синей оградой.

– Помню, конечно, у меня и шрам на ноге остался. Только это не гвоздь был, а болт.

– Неважно. Вот там, в самой крайней могиле, у берёзы, как раз и лежит баба Зина, та самая девочка, мама дедушки Пети, она в тех событиях сама участвовала, пусть и мелкой совсем. Мы её уже не застали, она умерла, когда и родители наши познакомиться-то ещё не успели, но история сохранилась. Значит, дело было так. До войны наш прапрадед жил в Великом Новгороде, звали его, как и тебя, Валерием. Вернее, это тебя в его честь назвали. Фамилия же у него была Моховой. Отчества мы его не знаем, где похоронен – тоже неизвестно, скорее всего, в Москве где-то, только имя и фамилия остались – Валерий Моховой. И как-то так получилось, что ещё до войны он в совершенстве знал помимо русского языка ещё немецкий и английский. Причём английский – в американском варианте, это важно! Почему так – неизвестно. Может, родители научили, может ещё что. Наверное, были причины. В общем, факты таковы: к началу войны Валерий отлично знал немецкий и английский. Настолько отлично, что запросто мог бы сойти за немца или за американца. Потом началась Великая Отечественная, Валерия призвали в армию, и пошёл он на фронт. Как он воевал, где воевал, тоже ничего не известно. Но к 45-му году Валерий служил в каком-то диверсионном подразделении, что-то наподобие знаменитого "Бранденбург 800" у немцев, только наше. И в феврале месяце их забросили в тыл фашистам. Тогда немцы уже вовсю начали разбегаться в разные стороны, как тараканы на кухне, когда там ночью свет включаешь, но фронт пока ещё был. Группа нашего прапрадеда должна была то ли помешать кому-то убежать, то ли помешать что-то вывезти откуда-то, то ли просто проследить, куда этот кто-то убежал или куда это что-то вывезли. В общем, что-то такое. И как-то так получилось, что они засыпались. Вернее, засыпался один Валерий. Группа не попалась, а вот его фашисты схватили. Представляете, попасть в плен к немцам в феврале 45-го!

– Сурово.

– Пипец как обидно.

– Ну.

– Но схватили его не в форме, а в гражданской одежде, причём без оружия. Наверное, на разведку ходил куда-то. И тогда Валерий решил схитрить и выдать себя за американца. Потому что одно дело советский диверсант, и совсем другое – американский шпион. Две большие разницы. И стал он на допросах говорить только по-немецки либо по-английски (с американским акцентом!). Но ни слова по-русски! Дальше по логике вещей немцы Валерия должны были бы отправить в имперскую безопасность, в VI управление. Ну, это где Шелленберг начальник и где Штирлиц пастора Шлага на лыжах кататься учил. Это явно их клиент, к Гестапо с Мюллером отношения не имеет никакого. Но то ли у них там постоянная грызня между разными службами шла, то ли просто всё уже сыпаться начинало, но не попал Валерий в имперскую безопасность. Его почему-то в Абвер отправили, фиг знает почему. Может, потому что в то время Шелленберг кроме своего родного VI управления заодно и Абвером командовал? Канариса-то хоть повесить ещё и не успели, но он уже давно в концлагере куковал. Ну, не суть. Валерия Мохового отправили в Абвер. Ну, и следователя ему, разумеется, назначили. Сильно подозреваю, что допросы Валерия тот следователь проводил... необычно, скажем там. Методами, вовсе непохожими на методы костоломов Мюллера. А зная о дальнейшем ходе развития событий, не исключаю даже, что сама процедура допроса могла Валерию в какой-то мере и нравиться.

– Это как?

– Так. Слушайте, что дальше было. Пока то да сё, апрель перевалил за середину. Советские войска начали операцию по окружению Берлина и всем, даже самым тупым, стало ясно, что аллес капут не за горами. Упитанная полярная лиса (которую вовсе не звали Васькой) уже почти пришла. Следователь по делу Валерия Мохового отсутствием воображения не страдал и примерно представлял себе свою дальнейшую судьбу в случае попадания в советский плен. Впрочем, в английский или американский плен тоже как-то особенно не хотелось. Менять майорские погоны на арестантскую робу – приятного мало. А могли запросто и расстрелять и повесить. Какой же выход? В качестве выхода был выбран наш прапрадед Валерий, фальшивый американский шпион. Знал ли к тому времени следователь Мохового правду о своём подопечном? Это нам неизвестно. Может быть и не знал и искренне считал его американцем. А может и знал, но просто решил спасти, так как их отношения уже зашли намного дальше уровня следователь-подследственный. Думаю, второй вариант вероятнее, но не факт. В общем, на Валерия и на его следователя были изготовлены документы американских граждан. Причём подлинные документы на имя реально существовавших людей. Американским английским они оба владели свободно, так что и с этой стороны проблем не было никаких. Самой трудной задачей, по-видимому, оказалось сбежать из почти окружённого Берлина в концлагерь. Но в общей неразберихе последних дней агонии и эту задачу как-то решили. В итоге, где-то в конце апреля – начале мая Валерия и его следователя американские солдаты "освободили" из концлагеря (не знаем, из какого). Какая радость! Родная, любимая американская армия! Ура-ура! Мы – американские граждане и Рузвельт – наш президент! Как умер? Какая жалость. Но неважно, значит Трумэн – наш президент. Всё равно ура-ура! А можно нам теперь домой, в родные Соединённые Штаты? А то мы тут такие бедные и все несчастные узники концлагеря. Исстрадались.

– Да ну, не прокатило бы, – говорит Петька. – Упитанный фашистский майор слабо похож на узника Освенцима. Иначе они все бы там так прятались, по концлагерям. Татуировки с номерами на руках, опять же.

– Освенцим, Петенька, к тому времени уже давно был освобождён, так что сбежали они явно не туда. А насчёт всем прятаться... извини, а документы? А идеальное знание языка? Это было у очень немногих. Высшие руководители Рейха в концлагерь спрятаться не могли, так как их тупо узнали бы в лицо. У обычных офицеров и даже генералов не было возможности сделать себе неубиваемо-подлинные паспорта, плюс опять же, необходимо знать язык. Поэтому таким способом спасения могли воспользоваться лишь люди примерно уровня майора Абвера. Штирлиц, например, так мог бы сделать, у него бы прокатило. Насчёт татуировок... Да фиг знает, может, их не всем делали? Опять же, и лагеря разные были. Не только ведь лагеря смерти существовали, были и трудовые лагеря и бес его знает ещё какие. Немцы же в концлагерях не только евреев и пленных держали, своих собственных преступников тоже. Наверное, майору Абвера не составило особого труда выбрать для себя какой-нибудь лагерь с режимом помягче. Короче, прокатило. Документы подлинные, выглядят и говорят как американцы, так какого ещё лешего надо? Мы вас освободили, ну и валите себе домой. Конечно, серьёзной проверки Валерий и его теперь уже бывший следователь не выдержали бы, но... кто там их серьёзно проверять будет? Кому это надо, тут и без них работы дофига. Вон, эсесовцы пленные прямо стадами бродят, а их ведь всех рассортировать нужно, проверить, выявить. А эти два кекса, по собственной дурости в концлагерь угодившие... Нафиг, валите в Америку. И так Валерий Моховой со своим бывшим следователем к началу осени 45-го оказались в Нью-Йорке. Здравствуй, свободная страна!

– Я вот только не пойму, – опять перебивает Петька, – не пойму, почему в Америку, почему к нашим не убежали?

– Фиг знает. Может, советские документы сделать не смогли? Следователь-то по Америке специализировался, странно бы выглядела попытка сделать советский паспорт. А может, американские паспорта уже готовые были, от прошлых дел остались. К тому же, и за русского себя выдавать следователю бы не удалось. В общем, сбежали они успешно из Берлина в Америку. Впрочем, в СССР они потом тоже сбежали. Как сбежали, через какую границу, чем в Америке занимались – этого всего мы не знаем. Знаем только, что в августе 47-го они уже были в Москве. Правда, к тому времени их стало трое. Дочка родилась, та самая баба Зина.

– Чего?! – изумляется Пашка. – Какая дочка? Откуда?

– Как откуда? Как обычно, как у всех людей, оттуда.

– А... а мама кто?

– Так следователь же! Она же женщина была, я разве не сказала? И паспорта у них были на пару супружескую.

– Машка, ты не говорила, что следователь женщиной был.

– Не говорила? Странно. Забыла, значит. Да это женщина была, а звали её Хельга. Но это тогда звали, в Германии. А в СССР она стала уже Ольгой Моховой.

– Маш, Маш! – тычет сестру пальцем в плечо Валерик. – А фамилия-то? Про фамилию когда? Ты говорила, наша фамилия там образовалась. И где это?

– Действительно, – поддерживаю я его. – Чего-то фамилия Мороз не упоминалась ни разу.

– Сейчас и про фамилию будет, слушайте дальше. Только там продолжение истории не слишком счастливое. Ну, вернулись они, значит. Валерий в школу пошёл работать, учителем иностранных языков. У него со всеми этими приключениями здоровье к тому времени совсем плохое стало, в армии служить больше не мог он. А вскоре он и вовсе умер, где-то в 50-м или в 51-м году, точнее не знаем. Его же жена, бывший офицер Абвера Ольга Моховая, работала в МГБ. Вот. Ну, потом умер Сталин, началась там грызня какая-то в Кремле. Сняли и расстреляли Берию и ещё очень многих старших офицеров и генералов. Вот под этот каток и наша прапрабабка тоже угодила. Зимой 54-го её разжаловали (она к тому времени подполковником уже была) и выперли из органов. А летом 55-го и вовсе арестовали. С тех пор баба Зина её больше не видела и что там с ней дальше было, так и не узнала никогда. Саму же её в детдом отправили, куда же ещё? Ей тогда девять лет было всего. Детдом в Краснодарском крае находился где-то. Так она и росла там. Училась, взрослела, ну всё как у всех.

– Так где же фамилия Мороз?

– Сейчас будет. Росла себе девочка Зина, росла, и вот, когда она училась уже в девятом классе, в их школе появился новый учитель. Детдом у них был маленький, своей школы не было, и учились они в обычной средней школе вместе с домашними детьми. И вот в ту школу пришёл новый учитель географии и истории. Совсем молодой учитель, только что из института. И звали его, того молодого учителя, Иван Иванович Мороз. Да, это был наш будущий прадед. Кстати, он в той же могиле похоронен, где и баба Зина. Валер, помнишь фотографию на обелиске? Ты ещё спрашивал маму, кто это.