Текст книги "Слуги дьявола"

Автор книги: Сергей Владич

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 27 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Глава 16
Жак де Моле

Жак де Моле вздохнул с облегчением. Кажется, самое главное ему удалось: граф Бежо и Жерар де Вильер, смелые и преданные друзья, смогут сберечь реликвии, традиции и тайну ордена. Великий магистр спешил исправить не осознанную ранее ошибку своих предшественников, которые пренебрегли древним пророчеством и вывезли Меркабу из Иерусалима. Случилось это сто двадцать лет тому назад, но и сегодня Жак де Моле ощущал тревогу тех дней…

Шел 1187 год. Войска султана Саладдина овладели Иерусалимом и изгнали крестоносцев. Среди покидающих Святую землю христиан был немногочисленный, но хорошо организованный отряд рыцарей Храма, который сопровождал несколько помеченных символами ордена повозок с тщательно скрытым от посторонних глаз грузом. В порту Яффо их ждала целая флотилия под флагом ордена; корабли вскоре после погрузки людей и повозок спешно отплыли в разных направлениях. Цель – создать впечатление, что сокровища тамплиеров отправлены в Европу, – была достигнута. Однако в это же самое время еще один, менее заметный отряд рыцарей Храма прибыл в Акку, куда после падения Иерусалима была перенесена резиденция ордена. Только один человек, Великий магистр Жерар де Ридфор, в прошлом маршал Иерусалимского королевства при короле Балдуине IV, знал, что именно здесь находится конечная цель доставки бесценной реликвии – спасенного из Иерусалима ларца с кристаллом Соломона. До самого падения Акки в 1291 году, то есть еще свыше ста лет, ларец не покидал пределов Святой земли, однако впоследствии он все же был перевезен на Кипр, а затем – в Тампль, в Париж. Ему же, Жаку де Моле, двадцать третьему Великому магистру ордена тамплиеров, оставалось лишь надеяться, что высшие силы, которые в течение стольких лет благоволили к ордену, и теперь не оставят его. Разочарование пришло на рассвете пятницы 13 октября 1307 года.

Рано утром, когда первые несмелые лучи солнца осветили пасмурное осеннее небо над Парижем, в двери Тампля постучали гонцы короля.

– Откройте, у нас послание короля Великому магистру! – кричали они.

Сонная стража Тампля не ожидала подвоха и открыла ворота. Посланием короля Филиппа Красивого оказался приказ об аресте руководства ордена, всех его членов, имущества, финансовых средств. Жак де Моле, услышав шум во дворе Тампля, понял, что плохие предчувствия его не обманули и роковой час настал. Ему оставалось немного: сжечь некоторые документы и спрятать медальон – ту единственную ниточку, которая могла привести его врагов к ларцу и хранящейся в нем реликвии. Времени на раздумья было в обрез. Он взял со стола книгу, а это был массивный том «Тайного реестра пророчеств» Иоанна Иерусалимского в толстенном переплете, острым как бритва ножом аккуратно подрезал внешний слой обтянутой кожей обложки, отогнул его и несколькими ловкими движениями вырезал в ее теле углубление по размеру медальона. Затем он достал медальон, погладил его на прощание, уложил в углубление и прикрыл отогнутой кожей, закрепив ее специальным клеем. Книгу, которая теперь хранила в себе не только апокалипсические видения и пророчества монаха-бенедиктинца, умершего почти двести лет тому назад, но и последнюю тайну Великого магистра, он положил среди других томов, составляющих библиотеку его резиденции в Тампле. «Дело сделано», – подумал он, и в этот момент в комнату ворвались солдаты короля. В одно мгновение Жак де Моле превратился из всемогущего Великого магистра в узника, а парижская штаб-квартира тамплиеров, замок Тампль, – в королевскую тюрьму.

* * *

– Жак де Моле, признаете ли вы себя виновным в отрицании Божественной сути Спасителя нашего Иисуса Христа, надругательстве над крестом, идолопоклонничестве, содомском грехе, нарушении таинств Церкви и других грехах, совершаемых так называемым орденом рыцарей Храма? – Монотонный голос монаха-доминиканца, привыкшего заунывно читать Святое Писание, глухо отдавался под сводами подземелья Тампля.

«Не зря вас зовут „ Domini canes“ – „Псы Господни“, – подумал Великий магистр. – Вот ведь нашли, когда вцепиться в горло!»

– Нет, не признаю, – сказал он. – Кто же может отрицать волю Творца, который из любви к своим творениям послал Иисуса Христа ради искупления греха непослушания Всевышнему?

– Вот как. – Канцлер Гийом де Ногарэ лично пришел насладиться допросом Великого магистра. Много лет он ждал этого момента и теперь, сидя в огромном деревянном кресле рядом с монахом-доминиканцем, с показным удивлением взирал на Жака де Моле, стоящего перед ним в разорванной, окровавленной рубахе, с закованными в железо руками и ногами. – А вот член вашего так называемого ордена Ренье де л’Аршан на днях еще до пытки показал, что при посвящении в орден он отрекся от Христа и плюнул на распятие. И я могу называть вам новые и новые имена. Сотни рыцарей уже сознались, что в ордене поощрялся содомский грех и поклонение голове Бафомета. Святая инквизиция имеет достаточно свидетельств. Так кто же говорит неправду? Рядовые члены ордена или их Великий магистр? – В голосе хранителя королевской печати звучала нескрываемая издевка. Он встал, подошел вплотную к Жаку де Моле и злобно прошептал ему на ухо: – А как насчет существования Внутреннего Храма, о чем знают лишь избранные тамплиеры, и о поклонении культу Марии Магдалины, которую вы величаете «Божественной спутницей и супругой Иисуса Христа»?

– Узнику не пристало говорить с палачом о высоком, но я все же хочу рассказать тебе одну поучительную притчу, которую узнал на Востоке, – ровным голосом произнес Великий магистр и после небольшой паузы продолжил: – Некий правитель, пожелав выяснить, сколько в его государстве истинных поэтов, повелел, дабы все, именующие себя таковыми, собрались на площади перед дворцом. Собралось человек сто. Правитель распорядился немедленно бросить их в темницу и держать там до тех пор, покуда те не дадут обет, что отказываются от этого своего занятия раз и навсегда. Через неделю пятьдесят человек отреклись. Остальных правитель велел перевести во дворец, в роскошную обстановку с благовонными фонтанами, нежной музыкой, юными плясуньями, заморскими напитками и кушаньями, приказав при том намекнуть им, что ежели они все-таки оставят свое занятие, то смогут пребывать в этом земном раю хоть всю жизнь. В тот же день сорок девять из пятидесяти согласились никогда больше не притронуться к перу. Так вот, Гийом де Ногарэ, я предпочитаю оставаться тем единственным из ста, которого не удалось ни устрашить, ни подкупить.

– Превосходно, превосходно, – сказал на это де Ногарэ. – Я вижу, вы не зря провели время на Востоке, почерпнули там многие премудрости… Кстати, об этом у нас тоже есть свидетельства. Мы знаем, что ваши богомерзкие ритуалы, поклонение идолам, отрицание креста и басни о союзе Господа нашего Иисуса Христа и Марии Магдалины есть прямое следствие тех самых бесовских учений, которым рыцари-тамплиеры научились в Иудее, Египте и Сирии.

– Но ведь ты сам из рыцарей, и в твоем роду есть катары. И, судя по всему, до недавнего времени, пока королю нужны были деньги ордена, «вредные» и «бесовские», по вашему мнению, учения тамплиеров никого не тревожили, – спокойно ответил Великий магистр.

При этих словах лицо де Ногарэ исказилось в злобной гримасе. Он ненавидел, когда кто-либо напоминал ему о его сомнительном, с точки зрения католической церкви, происхождении. Только ценой рабской преданности королю, через фанатическое выполнение его самых грязных поручений Гийом де Ногарэ заслужил доверие Филиппа Красивого, и ныне, пройдя через множество унижений, он никому не прощал подобных напоминаний.

– Я лично побеспокоюсь о том, чтобы ты горько пожалел о своих словах, – прошипел де Ногарэ. – Когда с тебя живьем снимут кожу, тебе будет не до катаров и восточной философии. Я сам прослежу, чтобы ты не был обижен невниманием палача. Но сейчас, – голос его несколько смягчился, как у человека, чувствующего свою власть и безнаказанность и имеющего возможность распоряжаться судьбой другого человека, – я задам тебе еще один вопрос, ответ на который может несколько облегчить твою участь: где казна ордена?

– Наконец-то, а то я уже начал думать, что ты так и не спросишь о самом главном, что интересует твоего хозяина. – Великий магистр полностью сохранял самообладание, хотя он хорошо понимал, с кем имеет дело, и на милость не рассчитывал. – Ну, так я тебе скажу, что король напрасно надеется найти золото и серебро тамплиеров, – сокровища ордена призваны служить осуществлению воли Творца, а не оплачивать роскошь и бесконечные сумасбродства Филиппа.

– Если скажешь – умрешь быстро и без страданий, если нет – позавидуешь мертвым, – с угрозой в голосе произнес де Ногарэ.

–  Мертвые иногда воскресают, а вот проклятые не возвращаются из ада никогда, – таким был ответ Великого магистра.

Тогда он еще не знал, что впереди его ждут семь долгих лет пыток и страданий, неправедный суд и жестокая казнь на костре. Но он не предал то, во что верил, и перед казнью проклял своих палачей. И проклятие это свершилось!

* * *

К счастью, библиотека Жака де Моле интересовала его мучителей в значительно меньшей степени, чем загадка сокровищ тамплиеров. В Тампле, как и предсказывал Великий магистр, ищейки короля не нашли ни золота, ни серебра, лишь несколько десятков книг и немного другого несущественного для Филиппа IV имущества ордена… Вскоре после того, как замок Тампль был передан госпитальерам, библиотеку ордена рыцарей Храма перевезли на Мальту. Книга же Иоанна Иерусалимского оказалась среди тех произведений, которые были объявлены Церковью «сатанинскими» и предназначены к уничтожению. Но в те времена книги стоили слишком дорого, и «Тайный реестр пророчеств» был спасен от сожжения молодым монахом-доминиканцем. Далее книга неоднократно переходила из рук в руки, пока волею случая не попала к послушникам Загорского монастыря под Москвой. Тогда же, учитывая почтенный возраст книги, было решено заменить изношенный до невозможности переплет. Так был обнаружен спрятанный в обложке медальон, о котором, ввиду его удивительной необычности, было доложено самому духовнику императрицы Ф. И. Дубянскому по случаю его приезда в Москву в 1742 году с тайной миссией венчания Елизаветы Петровны и Алексея Разумовского. В результате медальон попал в руки его внука Федора Дубянского, и лишь со временем обнаружилась его тайная связь с орденом тамплиеров.

Глава 17
Пропажа жезла

Дело, по которому его пригласили в Петербург, было закончено, и Сергей Михайлович не без сожаления стал собираться домой. Сожаление это, как легко было догадаться, распространялось отнюдь не на переменчивый бриз, дующий с Финского залива, а на перспективу расставания с Аней Шуваловой. Поэтому, когда Анна Николаевна предложила Трубецкому дождаться возвращения Артура из командировки, чтобы в лицах рассказать ему об их открытиях, он с радостью согласился.

Бестужев вернулся из командировки на следующий день – так же неожиданно и без предупреждения, как и уехал. Он с нескрываемым удовольствием и одобрением выслушал их версию о случившихся в 1796 году в Санкт-Петербурге событиях. Однако после этого он сообщил, что за время их отсутствия появилось одно непростое обстоятельство. По словам Артура, масонская ложа, в резиденции которой они побывали и наделали столько шума, в лице нынешнего хозяина дачи официально обратилась в правоохранительные органы с заявлением об украденном жезле. В качестве доказательства якобы были представлены записи с камер наблюдения, расположенных как снаружи, так и внутри дома. Бестужев заметил, что представители ложи вышли на связь и с ним лично, предложив мирно решить вопрос: масоны забирают заявление, как только им возвратят жезл.

– Ну, что же, – сказала на это Анна, – такого развития событий следовало ожидать. Хотя ведь это они напали на нас с пистолетом! Что будем делать?

– Жезл нужно отдать, – уверенно произнес Бестужев. – Я не хочу с ними связываться, а тем более – с родной милицией. Мы не докажем, что нам угрожали оружием, – запись сделана ими, а не нами. В конце концов, вещь принадлежит этой ложе и мы не имеем никакого права держать ее у себя.

На следующий день Анна Николаевна принесла из дому жезл и отдала, как он и был, в обувной коробке, Артуру Александровичу. Дело было сделано, и после короткой дружественной церемонии прощания с Бестужевым Трубецкой собрался в аэропорт. Анна, к радости Сергея Михайловича, вызвалась его проводить. Прощание было недолгим – оба были смущены нахлынувшими чувствами, однако Трубецкого не покидало странное ощущение, что они скоро снова увидятся. И он как в воду глядел. Уже через день ему в Киев позвонила взволнованная Анна и сообщила, что на Бестужева было совершено нападение. Он избит, находится в больнице, а жезл пропал. Сергей Михайлович вылетел в Петербург первым же рейсом.

* * *

«Ваше преосвященство,

С великой радостью в сердце спешу уведомить Вас, что Божьей волею и милостью Всевышнего ключ к великой тайне наконец у нас. Всемилостивейше прошу организовать встречу в аэропорту Чиампино. Чартерный рейс из Санкт-Петербурга прибывает завтра…»

* * *

– Рад снова видеть вас, ваше преосвященство! – Вошедший был приветлив, его лицо светилось от радости.

– И я рад вам, друг мой. Как долетели? Все ли прошло спокойно?

– К счастью, русские пока еще не трогают дипломатический багаж, к тому же сегодня я налегке. – Гость улыбнулся и похлопал рукой по небольшому кожаному саквояжу, который он принес с собой.

– Я променял бы этот маленький саквояж на любой багаж в мире, – заметил епископ. – Но пройдемте ко мне в кабинет, прошу вас.

При входе их приветствовал молодой, но подающий большие надежды секретарь епископа, который тоже прошел с ними внутрь. Гость приблизился к столу, открыл саквояж и достал нечто, завернутое в кусок дорогой ткани. Он бережно развернул ткань и, подав жезл епископу, сказал:

– Вот он, ваше преосвященство!

Наступила пауза, во время которой хозяин дома с восторгом рассматривал жезл.

– Не могу поверить, что держу в руках легендарный жезл Гуго де Пейна. Теперь мы сможем навсегда покончить с этими таинствами тамплиеров! – Голос епископа дрожал от неподдельного волнения. – Мы ждали этого дня столько лет!

– Да, ваше преосвященство, это самое настоящее чудо! – радостно вторил ему секретарь.

– Спасибо вам, – сказал епископ, обращаясь к гостю. – Да вознаградит вас Всевышний. Но и Святая Церковь о вас не забудет, я вам это обещаю. – Епископ, без сомнения, был глубоко взволнован. – А теперь оставьте меня одного. – Он снова взял себя в руки.

– Да, ваше преосвященство…

Гость и секретарь удалились. Епископ остался один. Он сел за стол, положил жезл перед собой и стал внимательно его рассматривать. Ключ к многовековой тайне тайн тамплиеров… Но что это за тайна? Уже скоро девять веков католическая церковь ищет ответ на этот вопрос. Что заставляло римских пап на протяжении почти двухсот лет предоставлять храмовникам невиданные льготы и способствовать становлению и развитию государства в государстве – ордена тамплиеров? Ведь потом, позднее, потребовались титанические усилия, чтобы исправить допущенные ошибки и все-таки поставить рыцарские ордена под контроль католической церкви. Ларец, в котором, согласно легенде, хранится то самое сокровище, стоит внизу, в сейфе, можно просто пойти и открыть… Но это только кажется таким простым решением. А если там нечто, что способно поколебать его собственную веру? А если это нечто поколеблет авторитет самой католической церкви? Ящик Пандоры лучше не открывать, если не уверен в том, что сможешь контролировать последствия.

«Но что же там может быть? – размышлял он. – Священный Грааль? Брачное свидетельство Иисуса? Документы, подтверждающие наличие потомства Иисуса и Марии? Голова Бафомета? Любая из этих находок способна разрушить храм Веры, который католическая церковь строила столько веков. Впрочем…

Ладно, допустим, там находится некая чаша. Откуда известно, что это священный Грааль? Должно произойти какое-то чудо, если прикоснешься к нему? Будет дарована вечная жизнь каждому, кто выпьет из него или просто возьмет его в руки? Но его, очевидно, брали в руки до меня много раз, а долгожителей что-то не видно… Удивительно, как легко люди до сих пор верят в такие легенды. Ведь Иисус Христос – не Симон-маг, чтобы по заказу зрителей производить чудеса, тем более с помощью каких-то предметов. На самом-то деле смысл Его учения – в новом мировоззрении, которое Он принес в мир, в философии любви, в следовании заповедям Всевышнего и в искуплении грехов, а не в поклонении предметам обихода. Он и чудеса-то совершал лишь для того, чтобы его слову больше верили…

Брачное свидетельство Иисуса? Но разве в Иудее две тысячи лет назад выдавали заверенные нотариусом документы о браке? Как подтвердить наличие потомства у Иисуса и Марии, даже если – прости Господи! – на мгновение допустить, что они были женаты? Сказкой про то, что в крови Меровингов течет кровь Спасителя и они исцеляли наложением рук? Так надо еще достать этих Меровингов… И потом, как объяснить, что „божественная“ династия внезапно прервалась, так, по сути, и не поцарствовав?

Голова языческого бога Бафомета… Тьфу, сатанинское отродье… Это, конечно, самое интересное. В легендах о тамплиерах говорится, что она была из золота. И что они ей поклонялись. Даже если так, то, значит, разгром тамплиеров был правильным шагом, искоренением сатанинской секты, и тогда какой вред от этого Церкви?

И все равно, когда дело касается веры, логика не работает… Ведь ныне общеизвестно, что все христианские сочинения были уничтожены по приказу римского императора Диоклетиана – проклятый язычник! – в 303 году и лишь в 331 году уже константинопольский император Константин заказал подготовку обновленных текстов Библии и других документов. Символ Веры и Новый Завет в его нынешнем виде были утверждены вселенскими соборами в IV веке, как и все основные догматы Церкви. Все знают, что Гроб Господень, как и Крест, обретен царицей Еленой, матерью императора Константина, лишь в 326 году, а храм Гроба Господня построен в 335-м, но никто не задается вопросом, а где же пребывали святые реликвии в течение трехсот лет от распятия и воскресения Христа? Ведь когда римский военачальник Тит захватил Иерусалим в 70 году, он от него камня на камне не оставил, Второй Храм с землей сровнял… А строительство Элия Капитолина и превращение Иерусалима в римский военный лагерь? Кто доказал, что якобы найденный царицей Еленой крест – тот самый? Это может сделать только вера – если она есть, никакие доказательства не нужны и никакие головы Бафомета ее не поколеблют! Вера, как и Любовь, самодостаточна… Но в себе-то я уверен, – решил епископ, – выдержу… Я шел к этому всю жизнь».

Он встал на колени перед распятием и начал усердно молиться. После этого не без труда поднялся, взял жезл и медленно, будто преодолевая сопротивление, пошел вниз, к сейфу. Негнущимися пальцами набрал код и открыл дверцу. Достал ларец и поставил его на столик рядом с сейфом. Взял жезл… Еще раз перекрестился и вставил жезл в замок. Тот щелкнул, и крышка немного приоткрылась. Сердце епископа бешено колотилось, на лбу выступили капельки пота. Ему стало дурно, но, преисполненный решимости, епископ справился с волнением и откинул крышку…

Ларец был пуст.

Глава 18
Ложа выходит на связь

Анна встретила Сергея Михайловича в аэропорту и предложила ехать сразу к Бестужеву. Всю дорогу, пока они на такси добирались до больницы, Трубецкого мучила совесть. Он ведь начал подозревать Артура в двойной игре во всей этой истории. А тут получается, что они сами же его и подставили. «Нужно было всем вместе поехать, вернуть этот жезл, да и дело с концом, – думал Сергей Михайлович. – Вместе взяли, вместе бы и отдали». Анна молчала, но Трубецкой чувствовал, что ее одолевали похожие мысли.

– Здесь, – сказала Анна водителю такси возле корпуса травматологического отделения, – приехали.

Они поднялись в палату. Бестужев лежал в «одиночке», лицо его было припухлым, а из-под опутывающих голову бинтов виднелся огромный кроваво-фиолетовый кровоподтек.

– Ну, снова здравствуй, Артур Александрович! Как ты? – Трубецкой старался быть приветливым и корректным. Поздоровалась и Анна.

– Привет, Сергей, спасибо, что приехал, – тихо вымолвил тот. – Здравствуй, Анечка. Прости, трудно говорить.

– Рассказывай, что случилось? – Трубецкой присел возле кровати, Анна же подошла к окну, автоматическим движением поправила шторы и осталась стоять возле него, опершись на подоконник.

– Собрался ехать на встречу с представителем ложи, о котором вам говорил. Не успел сесть в машину возле дома, как вдруг подъехал и остановился рядом черный «туарег» – наш старый знакомый, я только вот номеров его в этот раз не рассмотрел. Выскочили двое крепких ребят. Попытался захлопнуть дверь машины, но они не дали, выволокли меня, стукнули чем-то тяжелым по голове. Очнулся уже здесь, в больнице. Жезл был в коробке и оставался на переднем сиденье машины и, как понимаю, теперь исчез. Думаю, что его забрали те, кто на меня напал, но я этого не видел. Соседи, которые вызвали «скорую», утверждают, что в машине на сиденьях ничего не было, – они сами ее закрывали, а сколько я пролежал там без сознания – одному Богу известно. Не знаю теперь, что и думать…

Бестужев замолчал, и в этот момент у Анны зазвонил мобильный телефон. Она ответила.

– Анна Николаевна Шувалова? – спросил мужской голос.

– Да, это я, – почти шепотом, чтобы не мешать разговору с Бестужевым, ответила Анна. Голос собеседника не был ей знаком. – С кем имею честь?

– Наконец-то! Нам стоило определенных усилий разыскать ваш номер телефона. Вас беспокоят с дачи Дубянского, вы ведь с коллегами побывали там некоторое время тому назад, не так ли?

– Что вам угодно? – Анна на всякий случай отвернулась к окну и прикрыла телефон рукой.

– Видите ли, вы взяли у нас одну вещь, которая имеет большую историческую ценность. Думаю, вы догадываетесь, о чем идет речь. Мы бы просили вас вернуть ее – а нам известно, что она у вас, – пока мы не обратились в милицию. У нас есть связи в правоохранительных органах, поверьте мне на слово, а также видеозаписи с камер наблюдения снаружи и внутри дома, где все четко видно. Вас просто посадят. Ну зачем такой очаровательной женщине проблемы с законом?

У Анны внутри все похолодело. Продолжая разговаривать, она повернулась лицом к кровати Бестужева.

– Но разве вы… – Вопрос застрял у нее в горле. Она встретилась взглядом с Артуром, но в его глазах читались только боль и недоумение. Анна вдруг сообразила, что ей нужно делать. – Как, где и когда мы можем встретиться?

– А вы приезжайте к нам, ведь уже знаете куда. Прямо сегодня вечером и приезжайте. Я думаю, откладывать нашу встречу не стоит. Только на этот раз – без сопровождения, пожалуйста. Там и потолкуем.

– Хорошо, я буду, – коротко сказала Анна и выключила телефон. Она уже приняла решение пока ничего не говорить Артуру – сначала надо было во всем разобраться самой.

– Что-то важное? – спросил Трубецкой. – У тебя на лице написано беспокойство.

– Нет-нет, все в порядке. – Анна взяла себя в руки и улыбнулась как можно более беззаботно. – Просто знакомые просят заехать вечером. – И приветливо поинтересовалась у Бестужева: – Когда обратно в строй?

* * *

– Ларец пуст. – Секретарь епископа говорил по мобильному телефону. Он стоял возле открытого сейфа рядом с лежащим на полу священником, который, судя по всему, был без сознания. Однако было очевидно, что ларец занимает секретаря значительно больше, чем состояние здоровья его патрона.

– А как себя чувствует наш впечатлительный друг? – поинтересовался собеседник.

– Он без сознания. Я думаю, что, кроме психологического шока, он здорово ударился головой об пол. Но дышит, – без тени сострадания ответил секретарь.

– В общем-то, он нам больше не нужен. Приготовьте ему настойку, и пусть спит спокойно. А вы действуйте так, как договорились. – Разговор был закончен.

Секретарь спрятал телефон, взял жезл и прошел с ним в свой кабинет, где была оборудована небольшая лаборатория. Там он достал прямоугольную полую металлическую форму подходящего размера, а также несколько других посудин, наполненных различными жидкостями и порошками. Он смешал их в определенной пропорции в большой стеклянной колбе, а затем подогрел ее содержимое на горелке. Когда смесь стала однородной по консистенции, он, не мешкая, вылил ее в форму. Прямо на глазах пенистая смесь стала затвердевать, заполняя форму ровно наполовину. Тогда он положил сверху жезл и чуточку притопил его в затвердевающий раствор. После этого повторил те же действия и приготовил вторую часть смеси, которую влил в уже наполовину заполненную твердым веществом коробку. Когда все было закончено, он просто снял верхнюю половину затвердевшего вещества и вынул жезл. Теперь в коробке была идеально изготовленная форма для отливки, если понадобится, любого количества таких жезлов. Оригинал же можно было возвращать владельцу, ведь теперь это был единственный способ обнаружить следы истинного ларца.

Епископ пришел в себя на кровати в собственной спальне. Рядом с ним, излучая участие и сострадание, сидел его верный секретарь.

– Что со мной случилось? – спросил епископ слабым голосом.

– Ваше преосвященство, очевидно, вы потеряли сознание и упали – там, возле сейфа, – и я перенес вас сюда.

Епископ вдруг все вспомнил. Пустой ларец! Он сделал попытку привстать на кровати, но секретарь его удержал.

– Вам нельзя так резко вставать, у вас сильный ушиб головы, – озабоченно сказал он.

– Где жезл? – спросил епископ, снова откинувшись на подушки.

– Он здесь, не волнуйтесь, я побеспокоился о том, чтобы он случайно не потерялся, – заверил его секретарь.

– А ларец?

– Стоит, где и был. Он ведь пуст. И теперь бесполезен.

– Ты не должен был к нему прикасаться! – с тревогой в голосе выговорил епископ. – Забудь, забудь сейчас же и навеки, что ты его видел!

– Хорошо, ваше преосвященство, только не волнуйтесь, я сделаю все, что пожелаете, – смиренно ответил секретарь. – А теперь прошу, выпейте эту настойку, она успокоит и укрепит вас. – Он подал епископу чашку с ароматно пахнущей жидкостью. Тот сделал глоток. Напиток был горьковатым, но по-своему приятным на вкус. На какое-то мгновение в голове епископа и вправду прояснилось.

– Ты должен закрыть ларец и спрятать его обратно в сейф… Нет, лучше ничего не трогай, я сам… Нет, пожалуй… ты… позови… мне… – Речь епископа вдруг начала терять связность, и, кроме отдельных хрипящих звуков, уже невозможно было разобрать, о чем он говорит.

Секретарь снова протянул ему чашку с питьем. Перед тем как сделать второй глоток, епископ встретился взглядом со своим верным секретарем и успел осознать, что глаза того вдруг сделались пусты и безучастны. Прочитал ли он в них свой конец, об этом теперь известно только двоим: самому епископу и Царю Небесному, перед которым он предстал, как и подобает служителю Церкви, полный смирения и раскаяния.