Текст книги "Московская пустошь (СИ)"

Автор книги: Сергей Милютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

  – Возможно, потому что он оказался одним из самых счастливых за последние годы.

  – Хорошо. Вот Вы с Вашей девушкой идете в большой толпе – от входа в Ботанический сад к японскому садику. Светит солнце, птицы поют. Люди вокруг... Какие они? Опишите?

  – Веселые, радостные...

  – Они улыбаются?

  – Да, очень многие.

  – Как они одеты?

  – Да по-разному, – Вержин пожал плечами, – По-летнему одеты – в шорты, майки.

  – Вы говорили про парня в оранжевых штанах с фиолетовой бородой.

  – Да.

  – Про женщину за пятьдесят – в длинной юбке и на самокате.

  – Да, говорил.

  – Вокруг было много молодых людей. Сотни, а, может, и тысячи. В воскресный майский день они – кто-то на другой конец города – отправились в Ботанический сад смотреть на цветение сакуры.

  – Да.

  – Кто-нибудь из них употреблял спиртное? Хотя бы пиво? Или был навеселе? Вовсе никто?

  Вержин сердито уставился на Соловьева.

  – А Вы полагаете, такого в России быть не может?

  Артур Эдуардович развел руками.

  – Да нет, почему же? Наоборот, я думаю, что в России так и должно быть, – он улыбнулся, – Как и Вы думаете.

  Соловьев помолчал.

  – Я могу предположить, почему этот поход в японский садик для Вас особенно ярок. В Вашей иллюзорной – простите, но это так – московской жизни-фантазии этот эпизод выглядит такой европейской утопией России. Почти сказочной. Ваша Москва – Ваша личная сказка, Андрей. Сказка всем хороша – в ней может быть Европа, перенесенная в Россию. Широкие светлые проспекты с толпами прекрасных людей, говорящих по-русски. Перемешанные Лондон, ,Нью-Йорк и Париж, где Вы при этом у себя дома. У сказки много достоинств, но один серьезный недостаток – в нее нельзя уходить с головой, без остатка.

  Вержин некоторое время смотрел на Соловьева. Потом мягко улыбнулся.

  – Спасибо Вам, Артур Эдуардович, Вы мне очень помогли.

  Соловьев пристально вгляделся в Андрея.

  – Андрей, мне не очень нравится, что Вы сейчас...

  Вержин остановил его жестом.

  – Послушайте, я сейчас все объясню. Я очень долго привыкал к этому городу. Сначала приехал учиться на его окраину. Когда спустя шесть лет закончил институт, обнаружил, что друзья, перспективы, среда обитания у меня не на родине, а там – в Москве. Я очень долго сживался с ним. Мне казалось, город меня отторгает. Прошло много лет, прежде чем я смог освоиться в нем, а потом – полюбить.

  Андрей говорил медленно, мягко, произнося слова чуть нараспев.

  – Постепенно его бездушные улицы наполнялись для меня теплым содержанием. Вот здесь я куролесил с Сашкой, самым живым из людей, каких я встречал. Он потом умер от рака в Мюнхене. А здесь бродил после двух двоек на экзаменах, когда был на волосок от отчисления. А вот сюда сорвался поздно вечером, чтобы развеселить одну хорошую девушку. И мы с ней очутились в очень странном месте, где были полуночные йоги, загадочные надписи, люди в странных одеяниях, древние подвалы с табличками двухвековой давности, шорохи, скрипы и всхлипы. А здесь я безнадежно пытался снять красивую актрису на десять лет старше меня. Мы гуляли два часа, но, в конце концов, я ей наскучил, и продолжать знакомство она не захотела.

  И вот теперь, когда, наконец, город принял меня, я его потерял.

  Вержин поднял голову, с печальной улыбкой посмотрел на психиатра.

  – Я Вам благодарен, Артур Эдуардович. Наш с Вами разговор вернул мне уверенность в реальности моих воспоминаний о Москве. Дело в том, что они наполнены неподдельными эмоциями, чувствами. Теми переживаниями, которые сформировали меня таким, какой я сейчас. Я – не в курсе, что там ваша наука на этот счет говорит. Но я точно знаю: человек – это его память, воспоминания о том, что он пережил. Без Москвы того Андрея Вержина, которого Вы видите перед собой, просто не было бы...

  Артур вышел из подъезда, несколько раз хлестнул себя по щекам. Сел в машину.

  – Ну что? – нетерпеливо спросил его человек, сидящий в машине.

  – Это с самого начала была дурацкая затея, – Соловьев в сердцах сплюнул, – В результате я повел себя не профессионально. Зная, что второй встречи, скорее всего, не будет, стал ему сразу растолковывать его фантазии. С предсказуемым результатом.

  – Меня, как ты понимаешь, больше другое интересует, – нервно прервал его собеседник

  – Ну чего ты от меня хочешь, Сэм? – Артур достал сигарету и нервно закурил, – Я бы мог тебе начать рассказывать, что у твоего друга шизофренический бред. Опять же апатия, социальная изоляция, дисфория. Но на самом деле – нихрена не ясно. Случай очень необычный. Следовало бы его поизучать в стационаре, но ты же как раз этого и не хочешь.

  – Уже не знаю, хочу или нет, – задумчиво сказал Сэм.

  Артур вопросительно посмотрел на него.

  – Нет, не хочу, – Сэм решительно помотал головой, – Я уверен, что Эндрю этого не захочет. А значит, его будут выволакивать из дома, связывать руки, поместят в закрытую камеру... С другой стороны, он хочет поехать туда.

  – Куда?

  – В Москву. Меня зовет.

  – А поезжайте, – вдруг сказал Артур.

  Сэм удивленно уставился на приятеля.

  – Ты мне это как психиатр советуешь?

  Артур хохотнул.

  – Сэм, по твоей милости от моей профессиональной этики одни клочки остались. Нет, Сэм, психиатр тебе посоветовал бы не валять дурака, и уговорить родителей отправить твоего Андрея к нам. Как я понял, они к тебе прислушиваются. Но если ты этого не хочешь, и при этом он тебе такой друг – ну так иди с ним до конца. Не бросай на полдороги. Голова – предмет темный. Чем черт не шутит – может эта поездка ему поможет. Но один он точно не справится.

  ***

  Мимо медленно проплывали угрюмые корпуса Метровагонзавода. Потянулись лесопосадки с плохо различимыми неказистыми домиками в пару этажей. Проползла щербатая плита Тайнинской платформы. Кроме Сэма и Вержина в вагоне электрички остались только небритый красноглазый мужчина в мятой шляпе да женщина лет тридцати в длинной темной юбке и платке. Женщина тревожно косилась на красноглазого, тот отвечал ей дружелюбной незлобивой улыбкой. Неожиданно женщина поднялась и подошла к друзьям.

  – Можно, я с вами сяду? – прошептала она, – А то этот тип на меня все время пялится.

  – Да, конечно, садитесь, – разрешил Сэм.

  Женщина заметно расслабилась и уселась напротив. Некоторое время с любопытством разглядывала друзей. Заговорила грудным голосом.

  – В Донскую церковь еду. Там, говорят, новый батюшка замечательный появился. Так хорошо исповедует. И советы дает по семейной жизни. Вы, случайно, не к нему?

  – А что, я на паломника похож? – изумился Сэм.

  – Вы – нет, – согласилась женщина, – А вот товарищ Ваш..., – она задумалась, – Уж больно вид у него умный, будто о чем-то возвышенном размышляет.

  Вержин удивленно приоткрыл рот.

  – А, ведь, Вы, пожалуй, правы. Фактически, я – паломник, – он улыбнулся, – Только не к Богу.

  Женщина тоже улыбнулась в ответ. Вдруг ее взгляд остановился.

  – А к кому тогда?

  Женщина глянула в окно в сторону громадного туманного облака на юге. Побледнела, прикрыла приоткрывшийся рот ладошкой. Поезд со скрежетом затормозил, прижав Андрея к спинке кресла.

  – Конечная, мужики, Перловка! – радостно сообщил друзьям красноглазый весельчак и подмигнул женщине, – Добро пожаловать на край света!

  Та торопливо подобрала юбку и выскочила из вагона. Друзья вышли за ней. Последним вагон покинул небритый – походкой человека, которому некуда спешить.

  Вержин окинул взглядом открывшийся вид. Вдалеке стояли обычные, будто сложенные их пластмассового конструктора, одинаковые многоэтажки. Перед станцией располагался круг с маршрутками и похожий на огромный красный кирпич торговый центр. Правее виднелась небольшая церковь в русском стиле с восьмигранной главой, увенчанной луковкой. Именно к ней спешила их давешняя попутчица.

  – Что, пугнули богомолку? – красноглазый кивнул Сэму и Вержнина вслед беглянке, – И правильно – а то больно гордая. В Подмосковье проще надо быть. Говорят же – свято место пусто не бывает. А Москва как раз то самое пустое место и есть. А если не святое, то какое? – красноглазый хитро подмигнул, – Ну, если вы не по этой части, так может...

  Вержин пристально смотрел налево, в сторону Москвы, где рельсы постепенно пропадали в густом белесом тумане.

  – Куда ведут эти пути? – перебил Андрей красноглазого.

  Тот только пожал плечами.

  – Да никуда не ведут – в Москву.

  – А зачем они тогда?

  Красноглазый отмахнулся.

  – Да, говорят, при Сталине проложили. Что-то от немцев прятали – то ли склады какие-то, то ли секретный завод. Только там давно ничего нет.

  – А Вы не слышали – люди там живут?

  Красноглазый удивленно приподнял брови.

  – Кто там может жить? Это же Москва! Гиблое место... А, может, и живут. Кто его знает? Из-за МКАДа еще никто не возвращался. А почему спрашиваешь?

  – Да так, любопытствую, – уклонился от ответа Андрей.

  – Любознательный? Ну спрашивай тогда. Я тут все знаю, – расплылся в улыбке красноглазый, явно довольный проявленным к нему вниманием, – Во-он там – Лосиный остров.

  Он простер руку чуть в сторону от железной дороги, туда, где деревья из темнокоричневых быстро становились сначала черно-расплывчатыми в белой дымке, а потом вовсе невидимыми.

  – Лоси водятся? – проявил интерес Сэм.

  – Откуда там лоси? – удивился мужчина и назидательно добавил, будто что-то этим объясняя, – Я же говорю – Ма-асква-а. Если и живут – то уж точно не лоси. По мне так, лучше вовсе не знать, какие чудища могут в Москве выжить. У них, небось, вместо крови кислота течет.

  И без паузы продолжил.

  – Да нет, в принципе, тут-то, в Мытищах, еще жить можно. А вот на другом конце пустоши такое место есть – Капотня. Так там дым не белый, как здесь, а вовсе черный. Вот там – вообще, труба. Так что, мужики, может, сообразим на троих? – закончил красноглазый мысль, явно занимавшую его больше всего, – У меня тут дача в двух рядом. Самогонка хорошая. Только вот на закусь денег нет.

  – Прости, брат, дела у нас, – сказал Сэм.

  – А, ну тогда ладно. Удачи вам, – не проявив ни расстройства, ни обиды, красноглазый дошел до края платформы и спрыгнул в заросли.

  – Ну вот видишь, Эндрю, – Сэм усмехнулся, – Никуда эти рельсы не ведут. За Перловкой – пустота и туман. Не знаю, что еще ты хотел увидеть... Андрей?!

  Сэм метнулся из стороны в сторону. Вержин ушел тихо и незаметно, как ниндзя.

   ***

  Вержин, не отрываясь, глядел на стену из частой металлической сетки высотой с трехэтажный дом, протянувшуюся из одного туманного небытия в другое. Он потерял счет шагам и времени, которое провел, топая по жухлой осенней траве вдоль стены. Пейзаж за это время не изменился никак, будто Андрей и с места не двинулся.

  Из тумана показались два силуэта.

  – Эй, гражданин, чего там ходите?

  – Хочу и хожу, – буркнул в ответ Вержин.

  Тени приблизились и обернулись мужиками лет тридцати и сорока с красными повязками.

  – Добровольная народная дружина, – строго сказал старший, – Москвич?

  – Да, москвич, – ответил Вержин.

  Младший повернулся к старшему с радостным изумлением.

  – Гляди, сам признался!

  Старший зыркнул на младшего. Тот немедленно перестал улыбаться.

  – Придется пройти, гражданин.

  – Куда?

  – В опорный пункт милиции.

  – Потому что я – москвич?

  – Вот они тебе сейчас покажут москвича, – криво усмехнувшись, сказал младший, – Милиция очень вашего брата не любит. Все разъяснят по полной программе.

  Вержин пожал плечами.

  – Разъяснят? Мне этого и надо.

  – Ну, пошли тогда, – хмуро сказал сорокалетний.

  – Э, ты это куда? – из тумана вынырнул испуганный Сэм.

  – Меня в милицию забрали, – сообщил Андрей, – За то, что я – москвич.

  – Постойте, господа, это – недоразумение! – Сэм подбежал к дружинникам, – Это – мой больной, я – врач. Вот мое удостоверение, – он протянул корочки.

  Младший схватил, посмотрел.

  – Правда, врач, – Дружинник посмотрел на Вержина, – А он у тебя, что – того? – он покрутил пальцем у виска, скосил глаза на Андрея, смутился.

  – Да нет, – Сэм замахал руками, – То есть, не совсем. У него проблемы с памятью. А приезд сюда – часть терапии. Понимаете, у него воспоминания фантомные, что он – оттуда.

  Сэм махнул в сторону сетки. Старший вопросительно поглядел на Вержина.

  – Ну, фантомные – не фантомные...

  Забрал корочки у товарища, поглядел внимательно, правоохранительным взглядом посмотрел на Самсонова.

  – Ну и что же Вы, Анатолий Витальевич, так плохо за пациентом следите?

  – Так он, в остальном-то, в норме. Кстати, ребята, – стараясь не утратить инициативу, затараторил Сэм, – мы ж не ели с утра. Тут нет какого-нибудь кафе или ресторана, где можно поесть? – Сэм сделал паузу, – Ну и выпить – за знакомство. А Вы нам заодно расскажете, что к чему. Это же Ваша прямая обязанность сейчас – людям помогать.

  Дружинники переглянулись...

  Ресторан в полуподвальном помещении порадовал Вержина отсутствием навязчивой музыки и книжными шкафами вдоль стен. В непринужденной обстановке новые знакомые быстро расслабились и охотно прикладывались к заказанному Сэмом пиву.

  – Сами-то мы с Вагоностроительного, – объяснял Самсонову молодой дружинник, назвавшийся Лёхой. – Местные, то есть. Не знаю, что товарищ твой имел в виду, а тут у нас москвичами зовут черных археологов.

  И чего они туда лезут? – добавил старший, – Что в этой Москве – медом намазано?

  Старший представился Сан Санычем. В отличие от словоохотливого Лехи говорил Сан Саныч мало, но веско.

  – А, правда, что они ищут? – спросил Сэм у старшего.

  – Здесь Наполеон несколько месяцев стоял. И с войны много оружия немецкого осталось. А некоторые говорят, старинные польские вещицы оттуда вытаскивают.

  – Польские? – удивился Вержин.

  – Про Ивана Сусанина слышал? – спросил Сан Саныч.

  Андрей кивнул.

  – Это же он поляков сюда завел, чтобы они Михаила – будущего царя не нашли, – подхватил Лёха, – Все там и присели. Я в детстве в Тулу ездил – на экскурсию в Оружейную палату. Так там вот такенные крылья висели – как раз из Москвы. Я у экскурсовода спросил – что за птица, а он мне ответил – польский гусар. Гусар в аномалии остался, а крылья – вот они.

  Лёха хохотнул.

  – Так что, – пробормотал Вержин почти про себя, – весь этот режим, заборы в три ряда, патрули – из-за старого барахла?

  – Не только, – Сан Саныч пристально посмотрел на него, – Здесь военно-технологический полигон был в советские времена. По слухам там одних ядерных реакторов – штук десять..

  Вержин вздрогнул.

  – Сталин во внешнем периметре Москвы – где еще туман не такой ядовитый – в 30-40-е секретных КБ и заводов понастроил дофига, – перебил Сан Саныча Лёха, – А что – удобно! Вроде центр страны, а чужой фиг доберется. И с аэропланов ничего не видать. И со спутников. Аномалия! 'В круге первом' читал?

  Вержин кивнул.

  – Где солженицынская шарашка была, в курсе? Почему-то все думают, что в Подмосковье. А она там – глубоко за МКАДом! А еще знаешь, некоторые совсем за другим туда лезут, – Леха склонился к Вержину с заговорщическим видом, – Про Красный замок слышал?

  Вержин помотал головой.

  – Он в самом центре Москвы, будто бы. А в центре замка есть такой Георгиевский зал. Так вот тот, говорят, кто в одиночку пройдет до этого зала, и там прочитает Страшную клятву, обретет невероятные власть и богатство...

  Леха покосился на Сан Саныча, что-то увидел в его взгляде. Повернулся к Вержину, заметил выражение его лица.

  – Это байка такая. Понимаешь же? – промямлил он неуверенно.

  – Ну, нам пора, – сказал Сан Саныч.

  Жестом подозвал официанта.

  – Друг! Счет принеси – мне с Лёхой и отдельно товарищам. И ручку оставь. Иди, Лёша, покури, я сейчас выйду.

  Лёха было открыл рот, но быстро закрыл. Отошел без звука. Сан Саныч кивнул Сэму на Андрея.

  – Он же реально в Пустошь хочет попасть, да?

  Сэм неопределенно пожал плечами. Вержин сидел неподвижно, глядя перед собой. Сан Саныч вздохнул, взял ручку и салфетку.

  – Я вижу, вы – ребята хорошие. С черными проводниками не связывайтесь – мой вам совет. Я вам телефончик напишу. Есть в Мытищах такой Коротков. Толковый мужик, хоть и стукнутый слегка на теме Москвы. Он как бы от 'Славянотура' работает, но на самом деле – сам по себе. Может быть, он вам поможет. Обратитесь – хуже не будет...

  ***

  Такси остановилось около кирпичного шестнадцатиэтажного дома с черной табличкой у входа: 'Агентство 'Славянотур'. 9.00 – 17.00. Пн-Пт.'. Сэм и Вержин вошли в квартиру на первом этаже, без энтузиазма переоборудованную под контору. В большой комнате на стуле за поцарапанным деревянным столом перед старым монитором сидел средних лет длинный лысоватый мужчина в свитере, телосложением смахивающий на богомола. По свитеру бежали вперемежку белые и черные олени. На столе перед ним стояла табличка из ламинированного бумажного листа А4 – 'турагент Керленов А.А.'

  – Не подскажете, где мы можем видеть господина Короткова?

  Длинный посмотрел на Сэма и кивком указал в угол. Между окном и дверью обнаружился еще один гражданин, хотя, скорее, товарищ – лет пятидесяти, невысокий и худощавый, в очках, с аккуратным ежиком на голове, тоже в свитере, но без оленей. В отличие от Керленова Коротков утопал в роскошном кожаном кресле, огромном как трон. На столе Короткова красовался ноутбук с надкушенным яблоком на открытой крышке. Никакой таблички не было.

  – Добрый день, – поздоровался Вержин, – Я – Андрей Вержин.

  – А я – Самсонов, – буркнул Сэм, – Я – с ним.

  – А, это вы звонили! – образовался Коротков, – Проходите, располагайтесь.

  – Нам Вас рекомендовали, – сказал Андрей, усаживаясь, – Как лучшего специалиста по Москве.

  – Ну, врать не буду, – улыбнулся Коротков, – Мудрено быть лучшим в деле, где, кроме тебя, считай, и нет никого. Вот говорят – пустыня, пустошь, что здесь смотреть. А ведь это место неоднократно сыграло огромную роль в истории России. Да что России – всего мира! Сюда Кутузов заманил Великую армию Наполеона. Здесь обломало зубы гитлеровское наступление...

  – А зачем Гитлер пошел захватывать пустоту? – перебил Вержин.

  – Ну, во-первых, с той же целью, что и Наполеон – разорвать транспортные связи,– без запинки продолжил чесать как по писаному Коротков, – Во-вторых, по некоторым данным, Гитлер верил, что в Москве находится мистическое сердце России. В том числе этим объясняются бомбежки Москвы.

  – А также расположением на внешних границах военных заводов, – вставил Керленов.

  – Я же говорю – в том числе!

  – Ты, вообще, не с того места начинаешь, – пожурил Короткова Керленов.

  – Да ради бога, заводи свою волынку.

  Коротков махнул рукой.

  Керленов встал из-за стола, оказавшись еще длиннее и нескладнее, чем казался сидя.

  – К сожалению, в школе БМА рассматривается как географический объект, – лекторским тоном начал Керленов, – Его истории придается очень мало значения. А это абсолютно неправильно! Во времена, когда киевская власть ослабела, сюда переселялись мирные земледельцы. Во время набегов кочевников они прятались во внешние зоны Пустоши. Степняки боялись московского тумана и за беглецами не заходили. Постепенно Пустошь обросла городами и городками. От них протянулись торговые пути на старую родину – в Киев и Галич, в Литву, в Господин Великий Новгород, на восток – в Поволжье, на каспийские берега – к персам. Так стало складываться ядро Северо-Восточной Руси – колыбели современной России!

  – Не обращайте внимание, – громко прошептал друзьям Коротков, – Он – из шкрабов.

  – Ага, – кивнул Керленов, – Был. Пока этот псих меня с толку не сбил своими завиральными идеями.

  Коротков вскочил, обличающе вытянул палец в сторону Керленова.

  – Да ты бы без меня спился от скуки!

  – А у тебя и без водки вся крыша дырявая! – гаркнул Керленов.

  – Аааааа!!! – заорал в ответ Коротков.

  – Аааааа!!! – присоединился Керленов.

  Так они орали хором, пока Коротков не оборвал внезапно вопль, повернулся и совершенно спокойно сказал:

  – Так на чем мы остановились?

  – С Москвой связана куча легенд и мифов – и местных, и общероссийских, – подсказал Керленов.

  – Ага, – Коротков кивнул, – 'Сказ про счастливый град Московский' слышали?

  Вержин помотал головой.

  – Хорошо, а про московское ополчение? Это совершенно особенная легенда.

  – Нет. Что это? – уточнил Вержин.

  – Есть поверье, что во время Батыева нашествия знаменитые русские богатыри – Илья Муромец, Алеша Попович, Добрыня Никитич – скрылись в Московской пустоши. И будут там оставаться до тех пор, когда над Русью не нависнет самая большая угроза.

  – И что в этом мифе особенного?

  – Да то, что пророчество осуществилось!

  Коротков откинулся в кресле, собираясь насладиться эффектом от своего заявления.

  – Зимой 1941 года в самый пиковый момент немецкого наступления, когда Гитлер вот-вот должен был перерезать транспортный узел вокруг Москвы, и страна распалась бы на несколько несвязанных частей, на западных подступах к БМА вдруг появились войска под условным названием 'московское ополчение'. Откуда их Ставка взяла – об этом спорят по сей день, информация все еще засекречена. Но факт налицо – наступление было остановлено, а потом подошли сибирские дивизии, разгромившие немца наголову.

  – Так Вы думаете, в Москве кто-то, действительно, живет? – встрепенулся Вержин.

  Краевед покачал головой.

  – Московской воздух в больших концентрациях вызывает эйфорию и галлюцинации. Заканчивается все плохо. Кстати, есть версия, что Наполеон умер в пятьдесят два года как раз из-за последствий московского отравления. Жизнь в Москве для нормальных людей невозможна. И даже для выживших долгое пребывание там бесследно не проходит.

  В это время Сэм разглядывал карту на стене, явно не фабричного производства – четыре искусно склеенных вместе листа ватмана с большой надписью сверху 'Moscow desertum'. Сэм обернулся к Керленову.

  – Что здесь написано?

  – 'Московская пустошь' на древнеримском, – объяснил Керленов, – Если от латыни отнять 'ум', выйдет то же самое, но по-английски.

  – Вы от 'Славянотура' работаете? – спросил Самсонов, – Я по вашей путевке в Финляндию ездил пару лет назад.

  – Да это мы, в основном, ради лицензии, – Коротков слегка смутился, – Так-то мы по окрестностям БМА работаем.

  – И как идут дела?

  Коротков с Керленовым переглянулись.

  – Народа немного, – вздохнул Керленов, – Но мы ничего перебиваемся – школьникам проводим занятия по истории родного края. К дням города организаторов празднеств консультируем. Статейки пишем. То-сё...

  – Но я так понял, Вы хотите прямо эксклюзивную экскурсию. Это интересно, – Коротков откинулся на спинку кресла, – Вы не похожи на скучающих богачей.

  – Я сюда приехал, чтобы вернуться в Москву, – сказал Вержин.

  Коротков снял очки, положил на стол.

  – Простите, я Вас верно расслышал?

  Самсонов охнул.

  – Андрей, это...

  Вержин обернулся к другу.

  – Шиза? Ты это хотел сказать?

  Коротков протер тряпочкой стекла, надел очки обратно.

  – Так, ребята. Давайте теперь все по порядку...

  ***

  Андрей закончил. Некоторое время в агентстве стояла гробовая тишина.

  – Да-а-а... – протянул, наконец, Коротков, – Как бы Питер, но только старше на полтысячелетия и в центре коренной Руси! Не с немцами и голландцами, а опирающийся на национальную русскую мощь. Оттолкнувшись от такой столицы Сталин докатился бы до самого Ла-Манша. А Петр не стал бы строить столицу в гнилом болоте, а грозил бы шведу прямо из центра державы! При взгляде из такой столицы, в центре страны, Европа – полуостров Великой России!

  – Ну вот, опять махровое имперство полезло... – застонал Керленов.

  – Молчи, демократ, – огрызнулся Коротков.

   – Не могу молчать! – воспротивился Керленов, – Ну вот смотри – в этой Москве, о которой говорит Андрей, все скучено в одном месте – власть, деньги, культурка. А зачем?

  – Ну как же! – Коротков аж подпрыгнул, – Во всех же державах первого ряда – именно так. Во Франции – Париж, в Англии – Лондон. В Штатах – Нью-Йорк...

  – Плохой пример. В Штатах кроме Нью-Йорка еще есть Лос-Анжелес, Чикаго, Сан-Франциско, Бостон, Филадельфия. Это все вполне самостоятельные культурные и экономические центры. Ничем не провинциальней Большого яблока. Да и в Германии так же. И в Италии.

  – Вот потому твои Италия с Германией и были до конца XIX века – под иноземной властью, – парировал Коротков.

  – Но если все в одном Москвограде – МГУ, Триумфальная арка, Третьяковка, Медный всадник, Эрмитаж...

  – Медный всадник и Эрмитаж – в Питере, – пробормотал Андрей.

  – Ну, лады, – согласился Керленов, – Если все собрано в Москве и в Питере, то что тогда в остальной стране? Только хрущевки и брежневские многоэтажки?

  Коротков глянул на него с сожалением.

  – Хороший ты парень, Керленов, только непонятливый. Ты только вообрази себе этот город. Вся культура, архитектура, наука и общественная жизнь не размазана тонким слоем по огромной территории, а сконцентрирована в одном месте. Представляешь, что бы это было? Какое искрило бы напряжение творческой мысли? Представь себе людей, живущих в такого колоссального интеллектуального и творческого напряжения. Здесь бы выросла качественно иная элита! Не то, что нынешний 'бомонд', – на этом слове Коротков скривился, – Париж с Лондоном зачахли бы на его фоне.

  Самые известные театры, штук сорок самых лучших – в одном городе. Если ты любитель театра, и хочешь познакомиться с лучшими образцами живьем – не надо ехать во МХАТ в Курск, а в Большой – в Катер. Приезжаешь в Москву, селишься в гостиницу и идешь – сегодня в Малый, завтра – в Ленком, послезавтра – имени Пушкина.

  – Да, но если я живу в Курске, я, что же – вообще, в театр пойти не смогу?

  Коротков опустил руки.

  – Что ж ты за человек, Керленов? По птице моей фантазии влёт лупишь. Ты пойми – от отсутствия твердого центра наша родная российская расхлябанность! Петр это понимал, когда решил построить столицу на Балтике. Столицу, врубаешься? А не место, где находится царь или правительство. Но потом Ленин перенес резиденцию Совнаркома в Кострому и все вернулось на круги своя. А, может, была бы, как Андрей говорит, Москва – столицей, огромным мегаполисом, средоточием власти, бизнеса, науки и искусства – мы бы все Европы и Америки переплюнули сейчас. И никакого тебя разврата и либерализму!

  Керленов глубоко задумался. Погрозил Короткову пальцем – дескать, не мешай, идет мыслительный процесс. Вдруг просветлел лицом.

  – А вот тут позвольте с Вами не согласиться. Крупная доминирующая столица это же локомотив демократии!

  Коротков чуть не свалился вместе с креслом от неожиданности. Керленов победно ухмыльнулся.

  – Ну сам посуди. Только в большой столице может возникнуть и развиться в полный рост свободно мысляший образованный класс, способный всерьез противостоять государственной власти. В его недрах вызревает мысль о свободах и воля к освобождению. Это же как с атомной бомбой. Нет необходимого количества – ничего нет. А если критическая масса набирается – бум!

  Керленов громко изобразил голосом грохот взрыва и для убедительности взмахнул длинными руками.

  – Вот Вам родина демократии – Великобритания. И – удивительное дело! – именно там столица Лондон, кроющая другие города, как бык овцу. Думаете, это случайное совпадение? А кто, как не лондонское ополчение, спас британские свободы в самом начале Гражданской войны, защитив Парламент от войска роялистов?

  Керленов забегал по комнате, распаляясь от собственных озарений.

  – Или вспомните французскую революции. Да если бы за спиной Национального собрания не было огромного революционного Парижа, даже такой беззубый король как Людовик XVI разогнал его в два счета. Германия при раздробленности представляла собой нагромождение архаичных княжеств с пережитками средневековья, но через пару десятков лет после объединения прусским королем– бац! – стала вдруг самой демократической страной Европы. А все почему? Империя создала Берлин, а Берлин ее демократизировал!

  – Но у нас же был Питер, – обиженно вставил Коротков, – Ты же сам говорил.

  Керленов брезгливо отмахнулся.

  – Ну что Питер. Питер – искусственное образование, слишком от ума и слишком от государства. Гомункул – он и есть гомункул. Вот если бы у нас была природно выросшая столица, с тысячелетней историей, где торговля, промышленность, науки веками развились естественным путем. Тогда, глядишь, к положенному сроку сложилось бы в ней готовое к демократии гражданское общество. А уже оттуда заразило вольнодумством остальную Россию. А так – у нас если не Грозный, так Сталин!

  – Я вижу, вам весело.

  – Что-то не так, Андрей? – удивился Коротков.

  – Действительно – какой хороший повод блеснуть эрудицией, остроумием...

  Слова прозвучали устало и отчаянно. Керленов и Коротков озадаченно поглядели на Вержина.

  – Просто я сейчас наблюдаю до боли знакомое времяпровождение родной российской интеллигенции – бесцельную болтовню, не предполагающую никаких следующих из нее действий. Это для вас игры, что ли? Изощряетесь тут в фантазиях на тему. А это моя единственная жизнь! Я к Вам за помощью пришел.

  Повисла неловкое молчание. Вержин вздохнул.

  – Не хочу тратить время на бессмысленные разговоры. Я и так его уже слишком много потерял. У меня к вам простой вопрос – Вы мне поможете? Вы можете помочь мне вернуться в мою Москву?

  Повисло неловкое молчание.

  – Э, видите ли, Андрей.... – начал Коротков задумчиво, – Боюсь, Вы нас перепутали с....

  – Понятно. Извините за беспокойство.

  Андрей вышел за дверь. Сэм быстро кивнул оставшисмся с извиняющейся улыбкой и выскочил за ним.

  Турагенты некоторое время пялились на закрытую дверь.

  – Он еще вернется, – нарушил тишину Керленов.

  – Думаешь? Подался в тонкие психологи?

  Коротков скептически хмыкнул.

  – Это не столько утверждение было, сколько вопрос, – парировал Керленов, – А тебе бы не хотелось?

  – Да нет, хотелось бы, конечно, – москвовед пожал плечами, – Если это у него безумие, то очень красивое безумие.

  – Если? – Керленов изумленно посмотрел на Короткова.

  ***

  Вержин тихо спустился по лесенке, ведущей к двери бара в полуподвале, прижался к стене, осторожно посмотрел вверх наружу и застыл: Сэм остановился прямо над ним. Друг озабоченно вертел головой в разные стороны. Несколько раз ожесточенно надавил на кнопки мобильника. Приложил к уху. Еще раз набрал номер, еще раз приложил. Андрей тихо порадовался, что отключил телефон – иначе бы тот зазвонил у Сэма прямо под ногами.

  Самсонов чертыхнулся и поспешил дальше по улице. Вержин облегченно выдохнул. Нахмурился. Глупая детсадовская радость от того, как ловко он скрылся от друга, быстро проходила, сменяясь жгучим стыдом. Андрей толкнул дверь, прошел через узкий проход между столиками, плюхнулся на тумбу около барной стойки. Буркнул подошедшему бармену: