355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Сергей Милютин » Московская пустошь (СИ) » Текст книги (страница 2)
Московская пустошь (СИ)
  • Текст добавлен: 31 июля 2020, 15:30

Текст книги "Московская пустошь (СИ)"


Автор книги: Сергей Милютин



сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

  Обхватив голову руками, Андрей сполз спиной по стенке.


  – Я здесь был? А если был, то где – в Свердловске или в Москве? Не понимаю...


  Квадригу на фронтоне Большого Вержин уже спокойно рассматривал. Пожалуй, даже чересчур спокойно.


  ***


  – И как же Вы предлагаете экономить, Роберт Петрович? – ведущий в синем френче снисходительно улыбнулся.


  – Сотней способов, сотней!


  Гость ток-шоу, темпераментный молодой человек с обширной лысиной, эмоционально ругал правительство.


  – Для начала надо покончить с этим совковым пережитком, когда ветви власти раскиданы по всей стране, – торопливо, будто опасаясь, что прервут, тараторил лысый юноша, – Это же абсурд! Резиденций президента целых три – в Костроме, воронежском Кремле и в Сочи. Правительство и министерства – в Нижнем. Верховный и Конституционный суд – в Питере. Государственная Дума – в Самаре...


  – А что в этом плохого? – уточнил представитель правящей партии, – Разумное рассредоточение государственных учреждений...


  – Как что? – лысый юноша аж взвился, – У нас столиц оказывается по меньшей мере десяток! Это огромные дублирующие расходы – логистика, безопасность, спецкоммуникации, помещения на государственном содержании, используемые несколько раз в году! А транспортные издержки? Для согласования с профильным министерством, парламентом и администрацией президента любого серьезного вопроса в очном порядке приходится объехать полстраны!


  – Наш юный друг не в курсе, а специалисты считают, что именно благодаря этому у нас в стране проект электронного правительства – один из самых успешных в мире, – с улыбкой сообщил седовласый господин спецслужбистского вида в штатском и победно обвел взглядом студию.


  Из-за экрана донеслись редкие хлопки.


  – Опять же у государственных людей есть серьезный стимул заботиться о развитии дорожной инфраструктуры, поездить по стране, лучше познакомиться с жизнью обычных людей, – с улыбкой добавил ведущий.


  Улыбку можно было понять двояко, но партиец и гэбист согласно кивнули.


  – Ага, покататься за народные деньги, – не унимался 'бунтарь', – Я понимаю, откуда такое яростное сопротивление. Сейчас каждый орган верховной власти в своем регионе – царь и бог. А мэры могут вытрясать из бюджета средства на выполнение их городами общегосударственных управленческих функций. А спецслужбы – раздувать штат сверх всякой меры. А чиновники рады выписывать себе огромные представительские, которые в разъездах трудно контролировать, разъезжать в люксах, месяцами жить в фешенебельных гостиницах за государственный счет. Вы представляете себе, сколько можно было бы сэкономить, если бы все ветви власти – президент, правительство, парламент, высшие инстанции судебной власти располагались в одном месте, в специально организованной столице? Зачем мы опять велосипед изобретаем? Посмотрите на австралийскую Канберру , да на тот же Вашингтон...


  – А вот не надо нам опять вашу Америку совать! – встрял взъерошенный дедок с мешковатом костюме с явными признаками деменции на лице, – Нашли тоже эталон. Как в 91-м понавезли консультантов, диверсантов узаконенных. Если все руководство собрать в одном месте, достаточно одной бомбы, чтобы обезглавить страну!


  – Да если бы у нас было как в Америке, – с досадой перебил его очкастый тип либерального вида и повернулся к 'бунтарю', – Там основные права у муниципалитетов и штатов, власть делегируется снизу вверх. А Вы представьте, что будет, если наш федеральный Центр, и так отобравший львиную долю налогов и полномочий, еще и географически локализуется. Это в стране, где близость к власти для бизнеса – необходимое условие выживания! Все общероссийские банки и крупные компании переведут туда штаб-квартиры. Это значит, в одно место переедут все топ-менеджеры и весь их аппарат, десятки, если не сотни тысяч самых высокооплачиваемых специалистов. Это значит, что деньги со всей страны....


  – Ага-ага, – саркастически покивал лысеющий бунтарь, – И головные офисы 'Газпрома' и 'ЛУКойла' из Тюмени и Нижневартовска переедут в Тулу!


  Из зала раздался нестройный смех. Либерал растерянно огляделся и вдруг сам не смог сдержать улыбки.


  – А Вы меня почти убедили, Роберт Петрович, – заявил ведущий, – У меня даже есть предложение по размещению этой новой столицы России, – заговорщически наклонился к молодому человеку, – Давайте ее устроим в Московской аномалии!


  В зале загоготали. Ведущий с деланным недоумением оглядел публику. Развел руками.


  – Нет, ну а что? Центральная Россия – как Роберт Петрович хочет, хорошая транспортная инфраструктура. А главное! – ведущий многозначительно потряс пальцем над головой, – Уйма свободного места!


  Зал взорвался хохотом и овацией.


  Андрей нервно ткнул кнопку 'Стоп'. Еще пару секунд пялился на заголовок ролика – 'Соловьев предлагает перенести столицу в Москву'. С болезненной гримасой выключил Youtube.


  С выхода Вержина из больницы прошло два месяца. Андрей поселился у родителей. Восстановал потерянный паспорт, заново встал на учет в поликлинике и в военкомате и закрылся в своей детской комнате со старым отцовским ноутбуком.


  Отец с матерью об устройстве Андрея на работу пока не говорили. Вообще, старались относиться к чудесно найденному сыну максимально бережно. Сбербанковской карты в сумке не оказалось, но наличные доллары – довольно крупная сумма, которую он не решился оставлять в съемной квартире, нашлись в целости и сохранности. По екатеринбургским понятиям это была приличная зарплата примерно за полгода. Тратил их Вержин весьма экономно. Да, собственно, кроме еды было и не на что. Так что вопрос о хлебе насущном пока не стоял.


  Дни Вержин проводил в Интернете, пытаясь выяснить, что произошло. В Сети Москва присутствовала как странный фантом. История знала Московское княжество и дикую азиатскую страну Московию в описаниях европейских путешественников. Московия оставалась в центре России в виде Московского региона, крупнейшие вузы и предприятия которого назывались со слова 'Московский', как находящийся в Долгопрудном Московский физико-технический институт, мытищинский Московский лесотехнический и старейший в России из непрерывно функционирующих тверской Московский государственный университет.


  Справочники выводили имя региона из древнего названия Московской пустоши, раскинувшейся между Мытищами с севера, Подольском на юге, Балашихой на востоке и Красногорском на западе.


  Из разъяснений в Википедии Вержин узнал, что слово 'Москва' – двусоставное. Смысл второй части филологи определяли однозначно – слог '-ва' в финно-угорских языках означал воду. Что же касается первой части – тут были разногласия. В праславянском языке 'моск' означал 'топь', 'вязкое место'. Балтское 'маск' значило примерно то же самое – 'болото' или еще 'грязь'. Лингвисты предполагали, что белесый туман Московской аномалии, в котором легко можно было сгинуть бесследно, напоминал окрестным жителям трясину.


  Большой Московской аномалией пустошь называлась из-за резко отличающегося от сопредельных территорий климата и весьма необычных электромагнитных, оптических и акустических эффектов. Зона этих явлений имела форму слегка растянутого с севера на юг овала с несколькими продолговатыми метастазами в разные стороны. На карте БМА напоминала звезду с огромными протуберанцами.


  Всю площадь аномалии покрывала шапка белесого тумана с уникальным газовым составом. Наибольшую плотность туман имел на высоте 150-300 метров от земли, выше и ниже до земли постепенно становясь все более разреженным. Электромагнитное излучение туман пропускал в разных участках спектра, но при этом так сильно и без видимой системы искажал лучи, что разглядеть или сфотографировать что-либо в зоне БМА с самолета или из космоса оказывалось решительно невозможно.


  Зазвонил домашний телефон. Андрей снял трубку, услышал знакомый жизнерадостный голос.


  – Ты там один? Чего делаешь? – и не дожидаясь ответа, – Приходи прямо сейчас. Ко мне Пашка Слонимский заскочил. У нас коньяк. Много.


  – И Пашка здесь? Он же.... – Вержин осекся, – А, ну да...


  В 'прежней' жизни Вержина Пашка Слонимский – один из бессчетных друзей Сэма – давно перебрался в Москву и занимался там какими-то окололитературными делами – издательством , продвижением нетленок начинающих авторов и новых опусов маститых, вел передачу о книгах на канале 'Культура'. Вержин каждый раз испытывал странное чувство, видя в телевизоре человека, знакомого по обычной жизни. В его сознании никак не могло уложиться, что две реальности по разные стороны экрана могут как-то пересекаться.


  Жил Сэм от Вержиных через дом. Андрей для порядка прихватил в магазине на первом этаже бутылку вина и пару сырных нарезок и через пять минут позвонил в самсоновскую дверь.


  – Хорошо, что зашел! А мы только начали, – Сэм с порога стянул с него куртку, обнял за плечи и, не давая опомниться, втащил на просторную кухню.


  Внешне Пашка сильно изменился. Густой шевелюрой, бородой и усами он теперь напоминал мушкетера из фильмов. В выражении лица появилось что-то мефистофельское. Костюм-тройка Слонимского напоминал, скорее, о начале XX-го века, нежели XXI-го. Из-за ворота белой рубашки выглядывал алый с черными черточками шейный платок.


  С самого начала разговор не пошел. Сэм безуспешно пытался расшевелить приятелей. Пашка без энтузиазма болтал о дрязгах литературной тусовки, украдкой косился на Вержина, и деревянно улыбался. Вержин кивал в ответ, отхлебывая из бокала. Потом ему это надоело.


  – Ладно, Паша, – сказал Вержин, – чего вокруг да около ходить? Это Сэм тебя уговорил со мной встретиться?


  – Ну почему – уговорил? – Слонимский слегка пожал плечами, – Мне и самому было любопытно на тебя посмотреть.


  – Полюбоваться на сбрендившего однокашника? – уточнил Вержин.


  – Ты чего, Эндрю? – Сэм сделал большие глаза.


  Пашка возражающим жестом поднял руки.


  – Да ничего страшного, – успокоил обоих Вержин, залпом допив коньяк, – Так проще. Легче объясниться. Я-то себя, как ты понимаешь, психом не считаю. Я уверен, что все это время был в Москве. Городе с многомиллионным населением, столице России, – пояснил Вержин с кривой усмешкой, – Она существует. По крайней мере, существовала.


  Вержин нагнулся к Пашке, выдыхая обжигающий коньячный выхлоп. Набрал воздуха, выдал Пашке в лицо:


  – Низкий дом мой давно ссутулится,


  Старый пёс мой давно издох.


  На московских изогнутых улицах


  Умереть, знать, сулил мне Бог.


  – Смоленских, – машинально поправил Пашка.


  – Что?


  Вержин почувствовал тошноту, сглотнул.


  – Это стихи смоленского периода, – пояснил Пашка, – Есенин потом вернулся в Питер. Потом переехал во Владимир. И уже там...


  Вержин закусил губу.


  – Москва, как много в этом звуке для сердца русского слилось!


  – Да, есть такое, – пробормотал Слонимский, – Это про осмотр Онегиным Московской пустоши.


  Вержин почувствовал, как висок щекочет капля холодного пота.


  – Скажи-ка, дядя, ведь не даром


  Москва, спаленная пожаром,


  Французу отдана? – упрямо проговорил он полушепотом, – Это о чем, по-твоему?


  Слонимский глянул на Андрея в радостном изумлении.


  – О! Ты 'Бородино' знаешь?


  – Оно в школьную программу входит!


  Пашка улыбнулся, пожал плечами.


  – С чего бы вдруг? Бородино – что в российской, что в советской истории – часть государственного героического мифа. А тут запредельный стёб: выживший из ума дядя восторженно рассказывает племяннику, как русская армия положила тысячи жизней для защиты пустоши. Проще говоря – пустоты. Вот это место, например – талантливо, но до чего зло! – глаза Пашки загорелись, – 'И молвил он, сверкнув очами: 'Ребята! не Москва ль за нами?


  Умремте ж под Москвой!'


  Это якобы командир нашего дядюшки говорит – перед смертью в бою. Каково! Издевательство злое и несправедливое – очень в духе Михаила Юрьевича.


  Слонимский наклонился к Вержину, будто выдавая опасную тайну.


  – Не очень афишируется, но главной причиной первой опалы Лермонтова было вовсе не 'На смерть поэта' – это советская выдумка, а 'Бородино', написанное с ним одновременно. Нашего младшего гения тогда даже на предмет психического здоровья проверяли.


  Андрей медленно кивнул. Не мигая, поглядел на Слонимского.


  – Где происходит действие 'Мастера и Маргариты'?


  Пашка удивился.


  – В Киеве, конечно. А что?


  Пашка осекся, испуганно глянул на Вержина.


  – Ладно, ничего, – Андрей смахнул прилипшие волосы со лба, попытался улыбнуться, – Сэм, наливай.


  ...– 'Три сестры' – самая загадочная пьеса Чехова! – полбутылки спустя разглагольствовал расслабившийся от погружения в родную стихию Пашка – с бокалом в одной руке и сыром на вилке в другой, – Что имели в виду сестры своим бесконечно повторяющимся 'В Москву! В Москву!'? Об эту тайну не одно поколение критиков и режиссеров зубы переломало, – с удовольствием скусил сыр с вилки, отхлебнул коньяк, – У меня приятель диплом писал – 'Тема пустоты в русской литратуре XIX-XX века'. Там про Москву мно-ого написано.


  – Вы не понимаете, что это абсурд? – вдруг прорычал полчаса угрюмо молчавший Вержин, – Вы, интеллектуалы хреновы? В самом центре России – огромная безлюдная пустыня, как такое может быть?


  – Извини, но Москва – на самом деле не центр России, – сказал Слонимский, – Географический центр РФ – озеро Виви в районе Нижней Тунгуски. Кстати, тоже место абсолютно бесчеловечное. Туда даже эвенки-охотники не заходят.


  Вержин поглядел на него так, что Пашка от отшатнулся. Андрей махнул рукой.


  – Не можете понять. Из-под меня выдернули город, с которым связана вся жизнь – всего навсего.


  – Чего непонятного-то, Эндрю? – Сэм осторожно пожал плечами, – Тут из-под трехсот миллионов без спроса выдернули целую страну. Как табуретку из-под задницы.


  – То-то и оно, что страну выдернули из-под всех, – возразил Андрей, – А без Москвы остался я один. И как будто кроме меня она никому не нужна. Но это же чушь! Я помню, знаю, меня всю жизнь учили – вся история России, ее прошлое, настоящее и будущее крутятся вокруг Москвы!


  Пашка солидно пожал плечами.


  – Ну, в некотором смысле это так. Новгород, потом Киев, потом Владимирское великое княжество, потом Санкт-Петербург... Все – то справа, то слева, то сверху, то снизу от пустоши.


  – Да какая в жопу пустошь! – заорал Вержин, – Москва столетиями была столицей! Она определила облик российского государства, русской власти. Паша, ты же, мля, филолог! Здесь – то есть, тьфу, там – русский язык создали – на основе ма-асковского говора. Последние лет пятьсот -самый большой город России. Втрое больше Питера. В десять раз больше любого другого населенного пункта в стране.


  Андрей остановился посреди комнаты, воздев руки, будто в молитвенном жесте.


  – Москва всасывала в себя из России все стоящее – людей, культуру, деньги, богатства. Как вампир, как гигантская пиявка. Она строила себя на средства всей страны...


  – Экий ты город-монстр описываешь, – восхитился Пашка, – Прямо футуристические фантазии Фрица Ланга.


   – Не знаю я никакого Фрица, – огрызнулся Вержин, опустил руки, плюхнулся в кресло и опрокинул в рот стопарик, – Я знаю, что в мою Москву угодила гигантская бомба. И в результате взрыва образовалась огромная пустая воронка. А содержимое Москвы разнесло бессмысленно по всей стране – равномерно и безо всякой логики. Но ни одна собака этой несуразности почему-то не замечает!


  – Нет, отчего же? – возразил Пашка, – Тебе любой вменяемый человек в России скажет, что у нас вся жизнь – кромешный абсурд. Особенно с похмелья. А у тебя в твоем Китеже не так?


  – Да так, конечно, – на автомате согласился Андрей.


  Опомнился, замахал руками.


  – Да я не о том! Ну вот пример, чтобы понятней было: иду по улице – вижу вывеску: 'Уралсиббанк, головной офис'. Какого черта Уральско-Сибирский банк делает в Екатеринбурге?? – взревел Вержин.


  – А где ж ему быть? – удивился Сэм.


  – В Москве, конечно!


  – Ну а, скажем, Музей Холокоста? Который в Ростове? – загорелся Слонимский, – Ну прости – у кого что болит. В твоей версии реальности он – тоже в Москве? Надеюсь, у вас там в Москве Холокоста не было?


  – Холокоста – не было, – согласился Вержин, – А главный еврейский музей про Холокост – в Москве!


  – А Новороссийское морское пароходство? – прищурился Сэм.


  Андрей разинул рот, плюхнулся на стул, выдохнул с выпученными глазами:


  – Москва – порт пяти морей...


  ...– Что вы тут мне хотите сказать – что без Москвы ничего не изменилось? – умоляюще спросил Андрей, спохватился и упрямо добавил, – Бы?


  Вержин сидел на диване по-турецки и качался из стороны в сторону, как дервиш в молитвенном экстазе.


  – Те же цари, тот же Советский Союз, та же постсоветская Россия? Без давки на Ходынке? Без Красной Пресни в 1905 году? Без расстрела парламента на той же Красной Пресне в 1993-м?


  – Так я не врубаюсь – чем именно ты не доволен?


  Сэм отчаянно жестикулировал Пашке у Андрея за спиной, но Слонимский только пьяно отмахивался, прикладывался к бокалу и продолжал задавать Вержину вопросы, от которых тот все больше мрачнел.


  – То ты говорил – все не так, а сейчас убиваешься – что ничего не изменилось. Разъясни.


  – Да ты не понял, – Вержин отчаянно хлопнул себя по колену, – Конечно, все очень изменилось – Москвы-то нет. Но при этом тот же Иван Грозный, те же Петр, Ленин, Сталин. Даже нынешний – тот же. Как будто Москва не только не нужна сейчас, но и не была нужна никогда. Ни для чего. Как будто боженька запоздало припомнил ножичек Оккама, да и вынул из основания камушек, на который и нагрузки-то никакой не было...


  Скоро мысли Вержина перепутались. Он понял только, что Сэм его уговаривает что-то сделать, а Пашку, наоборот, чего-то не делать. А Пашка отпихивал Сэма и задавал Андрею вопросы, в которых были имена, слова и словосочетания 'Град на холме', 'Айзек Азимов', 'утопия' и много чего еще. Вержин даже отвечал, но, кажется, сам не понимал толком, что несет.


  Потом Сэм махнул рукой и ушел спать.


  Потом Пашка куда-то делся, а вместо него появились Ирина и Ольга. И Ольга уговаривала Ирину все бросить и уехать в Московскую пустошь где нет никого и ничего – так черно и так мертво. А доктор Чебутыкин и барон Тузенбах слушали и смеялись.


  Потом пришел профессор Гольдберг, лектор, читавший Вержину матан на первом курсе. И стал объяснять сестрам, что на самом деле Земля – плоская. Вернее, отображается на плоскость взаимно-однозначно, что по сути – одно и то же. Но для этого на Земле должна быть одна выколотая точка, и эта точка – Москва. И в каком бы направлении ты ни шел по плоской Земле, ты непременно придешь в Москву. Вернее, не придешь, но и это по сути – одно и то же.


  Ольга спросила у Гольдберга, что он думает о версии, будто Московская аномалия имеет космическое происхождение. Профессор ответил, что, вообще-то, вся Земля имеет космическое происхождение.


  Потом пропали все.


  ***


  Вержин проснулся от звонка. С трудом разодрал глаза, хлебнул воды из чашки, стоящей на полу.


  Алло?


  Ты там как? – послышался инопланетный голос Слонимского.


  Хреново, – признался Андрей.


  Все помнишь из вчерашнего?


  А что было? – поёжился Вержин.


  Да нет, все нормально, – успокоил его Пашка, – Я про то, что ты вчера рассказывал. Это очень сильно! Тебе об этом писать надо. Я со своей стороны готов помочь с редактором, продвижением. Ну, в общем, со всем, что нужно. Знаешь, какой сейчас голод на неизбитые темы?


  Пошел в жопу, Паша, – отчетливо выговорил Андрей и закончил разговор.


  Вержин посмотрел на часы. Вздохнул. Набрал номер, позвонил.


  – Господин Пименов? Антон Сергеевич? Это Андрей Вержин. Это я отправил сообщение на адрес, указанный на Вашем сайте. Да, не шутка. Это мое настоящее имя и настоящий телефонный номер. Я готов с Вами встретиться... Прямо сейчас? Записываю...


  .... Нижняя губа Пименова дрожала от волнения. По морщинистой щеке ползла слеза. Старик выглядел намного старше фотографий на сайте – лет на восемьдесят или даже больше.


  – Я знал, я верил, что однажды Вы появитесь... Значит, все было не зря. Вы должны мне все рассказать.


  Пименов придвинулся к Андрею. На Вержина пахнуло чем-то затхлым. Смесью давно остывшего сигаретного пепла, старости и многолетней неустроенности очень одинокого человека.


  – Вы писали, что на вторую половину учебы в МФТИ Вас отправили в Москву. Чем Вы там занимались? Где?


  – На базовой кафедре – в КБ завода 'Марс'. Это госпредприятие военно-космического комплекса.


  – Да? Это очень интересно! А где Вы жили в Москве? Вас выпускали из расположения завода?


  Вержин обескураженно поглядел на старика.


  – Вообще-то, я не на заводе жил – в институтском общежитии в Зюзино. Оттуда совершенно свободно выпускали. А почему, собственно...


  – Да? Ну-ну... – старик усмехнулся умудренно, – А после института чем занимались?


  – Простите, – перебил его Вержин, – Но, может быть, хотя бы на несколько моих вопросов ответите?


  Старик пару секунд смотрел на него, не шевелясь, как зависшее изоображение на экране.


  – А что Вы хотели узнать?


  – Что случилось с Москвой, – хрипло ответил Андрей.


  Старик порывисто закивал.


  – Да, да, конечно. Сейчас я Вам все объясню. Понимаете, все началось сразу после революции... Вернее, сама революция была частью замысла!


  Пименов прервал себя испуганно, будто боясь спугнуть саму Истину. Он перевел дух и заговорил убежденно и страстно.


  – Европейские коммунисты пришли к выводу, что для построения нового общества нужен новый человек. И эксперимент по созданию этого нового человека решили провести в России. Скажете – общее место?


  Вержин неуверенно кивнул. Старик торжествующе потряс пальем.


  – Да! Если только не понимать эти слова буквально! Они, буквально, решили создать новый биологический вид, homo communarum. А в качестве основного полигона выбрали Москву.


  Старик возбуждено забегал из угла в угол.


  – Это был самый грандиозный секретный проект за всю историю человечества. Для его обеспечения создали целую страну! На самом деле, истинной целью Советского Союза было обеспечение Москвы всем необходимым.


  Пименов всплеснул руками.


  – Колоссальная задача! Ведь требовались десятки и сотни тысяч человеческого материала, подходящего для перехода на новую ступень эволюции! Отбирали самых лучших – образованных, работящих, независимо мыслящих, по-хорошему предприимчивых. Разумеется, операция проводилась в строжайшей секретности. Спросите меня, каким образом можно тайно извлечь из общества столько людей?


  Пименов радостно ухмыльнулся.


  – Скажу одно слово – 'репрессии'! Да, разумеется, кого-то, действительно, отправляли на Колыму. ГУЛаг, действительно, существовал – кто-то же должен был строить Норильский комбинат. Но 'расстрельная' часть в полном составе шла в Москву.


  Для участников Экперимента в Московской пустоши был построен целый город....


  Вержин побледнел, раскрыл рот.


  – Погодите! – с неожиданной злобой в голосе прервал его Пименов, – Не перебивайте меня! Думаете, легко все это десятки лет держать в себе? Так о чем я? Ага! Нужны были лучшие инженерные силы. И тогда был устроен процесс Промпартии. В Москву отправился цвет российской инженерной мысли! Они-то и построили в 1930-е годы в безжизненной пустыне город для людей будущего. Для обеспечения этого грандиозного предприятия материалами, машинами, механизмами была начата ускоренная индустриализация России. Для обеспечения продовольствием проведена коллективизация. Одновременно со строительством города создаваемые в нем институты и лаборатории комплектовались лучшими научными кадрами. И, разумеется, туда отправились почти в полном составе советские генетики – главная часть работы предстояла им.


  Старик перевел дух.


  – К 1937 году Москва была, в целом, готова к приему будущих участников Эксперимента. Организация перемещения в коммунистический город основной части контингента была поручена Главному управлению госбезопасности НКВД. И ведомство прекрасно справилось с поставленной задачей!


  На лице Пименова сияло странное выражение то ли саркастического восторга, то ли восторженного сарказма.


  – Понимаете? – со слезами на глазах прошептал он Вержину, – Они за два года отправили в Москву семьсот тысяч человек. Человеческий организм и мозг пытались модифицировать самыми варварскими способами. Хирургическими средствами, химией, радиацией. На территории Москвы одних только действующих ядерных реакторов было десять штук.


  Старик опять начал мерять комнату из угла в угол.


  – Война серьезно притормозила Эксперимент. В начале 1950-х годов Сталин разработал прорывный план, для которого планировалась отправка в Москву нескольких тысяч медиков и специалистов в кибернетике. Но из-за смерти вождя проект сорвался. В дальнейшем Эксперимент проводился уже без многотысячных переселений. Но это не значит, что он был закончен. Главная тайна в том, что Эксперимент продолжается по сей день!


  Пименов встал посреди комнаты.


  – Представьте себе огромный лагерь – с десятками тысяч человек научно-исследовательского и обслуживающего персонала и миллионами подопытных...


  – Все, хватит! – заорал Вержин, обхватив голову руками, – Не могу больше этого слушать! Какой к чертовой матери лагерь? Я жил в пятиэтажке на метро Севастопольская. Ездил со своей девушкой гулять на ВДНХ. Ходил в театры. Работал в страховой компании. Москва – нормальный мегаполис...


   Пименов замолчал. Медленно поднял голову, глянул Вержину в глаза.


  – Понимаете, Андрей, московитяне не знают, что с ними происходит на самом деле. Как, по Вашему, еще удержать многие миллионы людей в одном месте в невыносимой тесноте, не прибегая к зверскому насилию? Они уверены, что живут в самом благоустроенном и благополучном городе в России. Хотя на самом деле это просто резервация. Их всячески уверяют, что за Московской кольцевой дорогой нормальной жизни нет.


  Вержин потряс головой.


  – Какая резервация? Кто там кого держит? Я сто раз выезжал в Подмосковье. Ездил из Москвы за границу.


  – Морок, никуда Вы не ездили, – жестко отрезал Пименов, – Это все наведенная иллюзия. За десятки лет Эксперимента в Москве разработали чудовищный арсенал средств работы с сознанием – химических, электроволновых, психологических! Но Вы вырвались оттуда– это самое главное. Я уверен – с моей помощь Вы избавитесь от зависимости, Вы вылечитесь! И мы вместе будем бороться!


  – Но я не хочу бороться, я просто хочу вернуться в Москву... – растерянно пробормотал Вержин.


  Внезапно Пименов закрыл лицо руками. Когда старик отнял ладони, его щеки были мокрыми от слез.


  – Вы думаете, я не понимаю Вас? Я сам провел в Москве десять лет. Десять! Меня пытали, пичкали медикаментами, морили голодом, поливали ледяной водой, мучили мое сознание бесконечными уговорами, наставлениями, призывами, угрозами, безумными идеями. Когда я вырвался оттуда, мне никто не верил. Но теперь все иначе, теперь нас двое. Мы расскажем людям правду!


  Вержин, не мигая, смотрел на Пименова. Помолчал. Вздохнул.


  – Спасибо, Антон Сергеевич. Было очень интересно с Вами пообщаться. До свиданья, мне пора.


  Вержин вышел из квартиры, спустился по ступенькам.


  – Погодите, Андрей! – размахивая длинными седыми волосами, как крыльями, Пименов сбежал за ним по ступенькам, – Куда же Вы? – старик постучал себя кулаком по лбу, – Это я, дурак, виноват. Обрадовался, что встретил, наконец, единомышленника. И вывалил на Вас все сразу. Надо было постепенно. Но, Андрей, Вы же верите в Москву? – Пименов обогнал Вержина, встал перед ним, с надеждой заглядывая в глаза, – Если Вы верите в Москву, почему же в Эксперимент-то не верите?


  Вержин аккуратно отстранил Пименова и вышел на улицу. Оглянулся. Старик стоял у окна, гляда на него, горестно приоткрыв рот и бессильно опустив руки.


  Перед Андреем грохотал Проспект мира, город Екатеринбург. Вдалеке виднелось до боли знакомое здание Большой соборной мечети. Андрей пару раз глубоко вдохнул и выдохнул. Набрал номер.


  – Сэм? Привет. Хорошо, я встречусь с твоим хорошим специалистом. Нет, сегодня я не готов, Завтра.


  Убрал трубку в карман. Закрыл глаза.


  ***


  Артур Эдуардович подёргал себя за челку. Улыбнулся сидящему в кресле напротив Андрею.


  – Погодите. Вы меня поправите, если что не так. Насколько я понял Ваше объяснение, Ваша Москва – это огромный мегаполис в стране маленьких и средних городов, где ближайший по размерам – Питер! – втрое меньше?


  Андрей кивнул.


  – Да.


  – С уровнем жизни вдвое или втрое выше, чем в среднем по стране – где-то около Центральной Европы?


  – Да, но...


  – С населением, образ жизни которого резко отличается от общероссийского? Европейский такой образ жизни. Кофейни, маленькие ресторанчики.


  – Эээ...


  – Ну, Вы, по крайней мере, так излагали.


  – Возможно, я не совсем точно выразился, или Вы меня...


  – Погодите, давайте телеграфно. Политические взгляды большинства населения города резко отличаются от общероссийских. Взгляды более либеральные, более демократические, более толерантные... Вы понимаете, к чему я клоню? Можете сформулировать?


  – Хотел бы Вас услышать.


  – Москва – это Ваша мечта о правильной России, – Соловьев улыбнулся, – Сильное отравление и кратковременная асфиксия привела к тому, что реальность и придуманное в Вашем сознании перепутались. Вы, должно быть, как западник и либерал, много думали о том, почему в России все не так здорово и красиво, как за бугром. Даже примерно можно понять, какой образец для Вас более предпочтителен. Это, безусловно, Европа, а не Америка. Высокий уровень соцобеспечения, власть либеральная, но с сильными элементами социализма. Напичканность Вашей Москвы достопримечательностями и архитектурой – из той же оперы. Бурная культурная жизнь – как в Париже или Лондоне...


  – Нет, – Андрей замахал на Соловьева, – Какая к черту мечта? В Москве пробки, загазованность, жилье жутко дорогое. А коррупция московских властей – это же...


  – Хорошо, хорошо, – Артур Эдуардович сделал несколько успокаивающих пассов руками, – Как в Вашей Москве насчет безработицы?


  – Ну, на высокооплачиваемые должности...


  – Их всегда дефицит, – перебил его Соловьев, – А как насчет нашей традиционной национальной болезни?


  Андрей непонимающе уставился на него. Артур кивнул – проехали, мол.


  – Давайте вернемся назад. Я попросил Вас описать запомнившийся Вам день в Москве из недавних. Вы рассказали, как ходили с Вашей девушкой в японский садик в Ботаническом саду смотреть цветение сакуры.


  – Да.


  – Почему Вы вспомнили именно его?


  Вержин задумался. Вздохнул.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю