Текст книги "Московская пустошь (СИ)"

Автор книги: Сергей Милютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

  ПУСТОШЬ

  Перед отделением милиции в маленьком скверике – на пару скамеек и три клумбы – лицом к лицу стояли два молодых человека. Тот, что пониже – в короткой куртке, отчаянно тряс за грудки того, что повыше – в длинном плаще. Второй не сопротивлялся, но и не реагировал, будто вовсе был не здесь.

  Второй смотрел мимо друга.

  – Я остаюсь, Сэм, – повторил он почти безмятежно.

  В акварели золотой осени подмосковные Мытищи смотрелись изумительно прекрасно. Только немного мешал наползающий с юга туман.

  ***

  Необычная для конца лета жара с тусклым светом просочилась через оконное стекло и разлилась по взмокшей простыне.

  Андрей пошарил рукой рядом с кроватью, поднял мобилу. Пару секунд лениво пялился в погасший экран. Нехотя спросил:

  – Сколько времени?

  Анна вылезла из-под простыни, натянула блузку, глянула в телефон. Пробормотала, потягиваясь:

  – Восемь без десяти.

  Вержин застыл с незаконченным зевком. Вскочил, забегал по комнате, хватая брюки, рубашку, носки. Анна тоже засуетилась. Сунула Андрею ремень. Вержин судорожно повертел его в руках, перекинул через шею.

  – А говорила – на рассвете просыпаешься...

  – Ты где-то видишь рассвет? – девушка улыбнулась, кивнула в сторону окна, не переставая искать галстук Андрея, – Будильник надо ставить.

  – Да как-то вчера не до того было, – буркнул Андрей и остановился.

  Анна тоже перестала метаться, медленно подошла к Вержину, положила голову ему на грудь, закрыла глаза. Он осторожно приобнял девушку рукой с висящими брюками и рубашкой. Утренняя Анна вдруг напомнила Андрею екатеринбургских подруг его юности.

  – Аня... – прошептал он, поглаживая девичью спину и чуть ниже.

  – Что, Андрюша?..

  – Ты из какого города?

  Анна отстранилась.

  – В смысле?

  – Я имею в виду – ты же не местная, как и я?

  Анна нахмурилась.

  – А тебе зачем?

  Андрей смутился.

  – Ну как... Мы болтаем о работе, книгах, фильмах, музыке. Бог знает, о чем еще. А о твоем прошлом мне почти ничего не известно. Хотелось бы побольше знать – где ты родилась, училась, какие люди тебя окружали.

  Анна наклонилась к журнальному столику, взяла сигарету, закурила.

  – Вот что, Вержин. Если хочешь со мной дружить, заруби на носу. Прошлое прошло. Сейчас я – москвичка. В данный момент – здесь и с тобой. Чего тебе еще?

  * * *

  В четыре прыжка Андрей пролетел пару лестничных пролетов. На бегу застегивая рубашку, в дверях чуть не сбил голой грудью пожилую женщину – она вынырнула навстречу из плотного белого марева. Старушка сердито поджала губы, заворчала под нос: 'Понаехали лимитчики. Телесами трясут. В собственном подъезде проходу от них нет.'

  'Ну лимита, и что? Зато ты скоро умрешь, а я буду жить в твоем городе, может быть, даже в твоем подъезде.' Андрею тут же стало стыдно от этой мысли, но поздно – он ее уже подумал.

  Решив, что на автобусе точно не успеет, Вержин выбежал на дорогу ловить такси.

  – А я тебя еле заметил, – радостно сообщил водила фордика, когда Андрей назвал адрес, – Не видно ж ничего через это молоко! И ездить опасно. Вон эта хреновина, – шофер мотнул головой неопределенно вверх, – уже в пятый раз, сволочь, на Москву опускается, и с каждым разом все ниже и ниже. Понял, да?

  С обеих стороны от машины в воздухе проносилась взвесь из мельчайших пылинок, о составе которых многочисленные сетевые всезнайки спорили до банов и отфрендов. Сообщениям специальных служб мало кто верил.

  – Тут, кстати, по 'Эху' эксперт один разорялся: у тучи, мол, антропогенное происхождение, – трепался таксист, – Понял, да? Если по-русски, это мы ее себе на голову притащили. Сам-то как думаешь, а?

  Андрей пожал плечами.

  – Министр здравоохранения в интервью сказал – степень опасности преувеличена СМИ .

  – Ага-ага, – таксист скривился, – они тебе расскажут! А при этом начальнички-то детей и жен понемногу втихую вывозят – кто в Сочи, кто на Канары. Кое-где уже репетиции срочной эвакуации проводят. Вот еще тут слышал по 'Дорожному радио' официальное сообщение, что, мол, – таксист задумался, вспоминая, – характер, стало быть, консистенция и параметры стабильности образования не позволяют предпринять какие-либо активные меры по его ликвидации или перемещению. Понял, да? Это значит – не могут они с ней нихрена сделать. Совсем.

  Вдали показался еле различимый силуэт. В белесом мареве под тусклым красным с черным ободом диском солнца, на который можно смотреть, не щурясь, краснокирпичное творение итальянского архитектурного гения походило на замок из мистического триллера.

  – Я тебе так скажу, честно, – между тем, продолжал таксист, – Я – приезжий. Мне, в случае чего, не сложно и обратно в Нальчик свалить. А вот этим, которые здесь коренные в седьмом колене, им-то куда деваться, а?

  Андрей уже собрался ответить без особого желания, но тут на счастье зазвонил вызов. Он схватил телефон.

  – Мама, – бросил таксисту с извиняющейся улыбкой. Тот понимающе кивнул.

  Следующие двадцать минут Вержин не очень внимательно слушал рассказ матери о последних екатеринбургских новостях. Уже расплатившись и выйдя из машины, услышал дежурный вопрос:

  – Жениться не собрался, Андрюша?

  – Еще не собрался, – дежурно ответил Вержин, но, вспомнив прошлую ночь и блеск в глазах Анны, неожиданно для себя добавил, – Но, кажется, уже собираюсь.

  Ему послышалось – сердце матери забилось сильней.

  – Она хорошая?

  – Нет, мама, очень-очень плохая. У нее ужасные бездонные зеленые глаза и чудовищные светло-русые волосы до пояса.

  – Сынок, – озабоченно вздохнула мама, – Меня все эта Ваша туча беспокоит. Я вчера в поликлинику ходила.. Так в очереди про нее такие ужасы рассказывают! Может, ну ее, эту Москву? Возвращайся домой. Сколько можно по чужим углам мыкаться? От бабушки квартира для тебя осталась. И принцессу свою ужасную бери с собой.

  – Ну мама...

   Вержин с грустной улыбкой приготовился выслушать очередное получасовое увещевание, но в этот раз мама только грустно добавила:

  Ну, хотя бы на пару недель приезжай. А там – решай сам...

  Андрей добежал до спасительного входа в офис, объяснил матери, что пришел на работу и закончил разговор.

  ***

  Андрей пожал руку охраннику. Стараясь не привлекать внимания, прошмыгнул к своему кабинету. Из курилки доносился звучный бас начальника автоуправления:

  -Да это еще со времен Кутузова известно: лучшее, что Москва может сделать для России, это сгореть нахрен.

  В курилке загоготали. Вержин зашел в комнату, прикрыл дверь. Кивнул Сэму.

  – Что случилось-то? – Самсонов дернул его за рукав, – Заколебался перед Витей тебя отмазывать.

   'Что-что? – подумал Андрей, – Принцесса была прекрасная, погода была ужасная.'

  – Да нормально все, – пробормотал он скороговоркой, – Лучше объясни, что за упаднические настроения у публики? Я , когда мимо курилки проходил...

  В комнату ста двадцатью килограммами богатого жизненного опыта вломился безопасник Сергей Сергеевич, за глаза – СС.

  – Вы что, придурки, не слышите? Эвакуация. Весь район вывозится. Пятиминутная готовность. Сейчас за нами автобус приедет.

  – Что случилось?

  Сергей Сергеевич сердито посмотрел на Сэма.

  – Из-за тучи? – спросил Вержин, обернулся на ойканье Сэма .

  Приятель напряженно глядел в экран. Казалось, его глаза вот-вот вылезут из орбит.

  – Мужики, это не только у нас. По всей Москве происходит. На этот раз накрыло уже полгорода, – он всмотрелся сильнее, – Мама дорогая. Пишут – нижний край уже на высоте сто метров. Скоро высотки заденет. Тогда – монтана...

  – Самсонов! – взревел Сергей Сергеевич, – В следующий раз специально возьму именной пистолет, лично для тебя. И пристрелю как паникера. Понял? Вы – оба, – СС ткнул толстыми пальцами в Сэма и Вержина, – До приезда автобуса из комнаты не выходить, никому не звонить, на вопросы отвечать уклончиво. Ждать моего звонка. Все поняли?

  Сэм и Вержин кивнули. СС погрозил каждому убедительным кулаком.

  – Смотрите у меня.

  Вержин повернулся к Сэму.

  – Да не мандражи ты так. Сто пудов – эвакуация учебная.

  – С чего ты взял? – усомнился Самсонов.

  Андрей пожал плечами.

  – Таксист только что сказал.

  Сэм хмыкнул, закатил глаза.

   – Вот смотри, – он повернул экран к Вержину, – видишь, чего пишут?

  Андрей посмотрел новость:

  'Московское правительство рекомендует временно выехать из города родителям с детьми до 12 лет, а также сердечников и людей с хроническими заболеваниями дыхательной системы.'

  – И? Вроде и раньше рекомендовали.

  – Раньше Комитет по здравоохранению рекомендовал. Почувствуй разницу...

  После отбоя тревоги, как он сам и ожидал – учебной, Вержин решил больше не испытывать судьбу. Написал заявление и пошел к начальнику отдела.

  – И ты, Брут? – грустно сказал начальник, – Далось вам это облако! Обычное природное явление. Ну, может, немного канцерогенненькое. И астму может вызвать. Ну, так что – астма? И с астмой живут. Вот Че Гевара, например. Или Джон Кеннеди.

  – Но недолго, – заметил Вержин.

  Начальник почесал затылок.

  – Да, какие-то неудачные примеры привел.

  – Витя, подпиши, – взмолился Андрей, – Мать в Катере с ума сходит. В любом случае, через две недели вернусь.

  – Да ладно, давай, – начальник взял листок и подмахнул бумагу, – Все равно половина офиса разъехалась. Все планы по одному месту пошли. Ты, главное, возвращайся. Не век же крыльям черным над Родиной летать? Как-нибудь рассосется.

  Виктор закашлялся.

  – И ты, Витя, возьми отпуск. Работа приходит и уходит, а здоровье – одно.

  Вержин вышел из кабинета с заявлением напревес и натолкнулся на СС. Сергей Сергеевич скосил глаза на бумажку.

  – Ага, еще один новый москвич драпать навострился. Понаехали на столичные зарплаты. А чуть на небе посмурнело, солнышко за облачко забежало – и сразу домой к мамке под одеяло. Да знаете, как настоящие москвичи в тяжелые времена свой город защищали? Со зрением минус семь добровольцами на фронт в 41-м уходили. Мне отец рассказывал.

  – Да бог с Вами, Сергей Сергеевич, сейчас же не война. Да и как Вы ее сейчас защищать предлагаете?

  – А не знаю, я – военный, – сердито отмахнулся СС, – Это вы лучшие технические вузы позаканчивали за государственный счет, а сейчас сидите, чужие деньги считаете. Вот потому туча и висит, что инженеры в офисные крысы подались. Э, да что с тобой разговаривать.

  СС махнул ручищей и ушел, заложив чудовищные клешни за спину.

  – Еще со времен Помпей известно, – доносился из курилки все тот же жизнерадостный бас, – Лучшее средство сохранения городских достопримечательностей – вулканический пепел.

  Очередной взрыв хохота был ему ответом.

  – Над кем смеетесь, – пророкотало в спину Вержину, выходящему из дверей, – Над Москвой смеетесь!

  ***

  Предложение вместе съездить к старшим Вержиным явно привело девушку в смущение, но отказ она объяснила по-своему – работа, карьера, 'ты же не думаешь, что я теперь – приложение к тебе?'.

  Перед отъездом Андрей долго не мог заснуть. Вставал, выходил на застекленный, наглухо закрытый балкон. Смотрел на тусклые огни города, где оставалась Анна.

  Однако утро выдалось ясное. Разреженный серовато-белый туман пронизывали солнечные лучи. Исключительный для августа зной еще не обрушился на Москву.

  С большой походной сумкой через плечо Вержин пробежал вверх по улице, успев подивиться парочке, ни свет, ни заря выходящей из кованых ворот Ботанического сада. Запрыгнул в переднюю дверь троллейбуса и уселся на высокое сиденье ближе к окну. Мимо неспешно поползла ограда Останкинского парка. Андрей проводил любопытным взглядом прячущиеся среди деревьев скульптуры, пока парк не сменился зданием Телецентра и дефлорирующей небесный свод пикой Останкинской телебашни, невидимой в дымке.

  За поворотом троллейбус обернулся клипером 'Катти Сарк' и резво поплыл мимо Останкинского пруда с лодочной пристанью, мимо церкви Живоначальной Троицы, отраженной в пруду, и вечно одетой в леса усадьбы.

  Через приоткрытое окно в лицо Вержина подул еще не успевший разогреться утренний ветер. В ушах засвистело. Клипер поиграл в догонялки с трамваем, спешащим вдоль монорельса, идущего ниоткуда в никуда. Быстро пролетел по улице Академика Королева до развязки. Там стал неуклюже маневрировать, как танк на переправе, поворачиваясь то к Центральному входу ВДНХ , то к стеле над Музеем космонавтики, то к вечно изумленному де Голлю под гостиницей «Космос».

  Сменившая танк триумфальная колесница вынесла Вержина на оперативный простор великолепного советско-имперского Проспекта Мира. Мимо помпезно красивых домов прокатилась по прямой до Рижского вокзала.

  Потом колесница свернула налево и материализовавшийся на ее месте туристический автобус ('посмотрите направо – посмотрите налево') мимо дворца Склифа, мимо поворота на проспект Сахарова, мимо здания Минсельхоза России цвета запекшейся крови, степенно покачиваясь, проехал по положенной ему части дуги Садового кольца. Свернув с Садового в узкую щель между домами, он так же непринужденно обернулся венецианской гондолой, которая окунулась в камерное пространство Мясницкой с кафе и магазинчиками, офисными особнячками и идущими по тротуарам совсем рядом занятыми и праздными утренними москвичами. Лодка проплыла через Мясницкие ворота между еле угадываемым вдалеке слева монументом Шухова и вовсе невидимым справа памятником Грибоедову, прячущим за собой Чистые пруды, где когда-то с Вержиным приключилась смешная и безумно романтическая история. И опять въехала в расщелину Мясницкой. И, наконец, пристала к берегу.

  Выйдя из троллейбуса, Вержин кинул мимолетный взгляд в сторону подмигнувшего Кузнецкого моста, где дипломником просиживал недели в научно-технической библиотеке, а через несколько лет прожигал вечера на полубезумной дискотеке рядом с метро, в переулки, где неоднократно гулял с любимыми и просто хорошими людьми. Остановился в тени Большого дома, прислушиваясь к невнятному гулу из его мрачных подвалов и обозревая Лубянскую площадь, где пустота отбрасывает одетую в шинель тень с бородкой Железного Феликса.

  Пройдя площадь насквозь по бесконечному подземному переходу, Андрей вынырнул на Никольскую, пройдя ее от начала и почти до конца. Увидел одноименную башню Кремля. Свернул в уютный дворик со столиками и грибками летнего кафе. Сбежал по лестнице на площадь Революции. Глянул на памятник Жукову, Манежную и ворота Александровского сада . И только теперь спустился в метро, которое унесло его к Киевской и авиаэкспрессу во Внуково.

  После регистрации до посадки осталось еще полчаса. Вержин уселся на свободное кресло и вытянул затекшие конечности.

  – Куда летите? – поинтересовался сосед справа.

  Вержин скосил глаза. Рядом, дружелюбно улыбаясь, сидел гламурный господин лет пятидесяти в дорогом костюме и белоснежной рубашке. На пластмассовом сиденьи в общем зале он смотрелся странновато.

  – К родным в Екатеринбург.

  – От эфирного создания бежите?

  Вержин не сразу понял, кивнул.

  – В том числе.

  Мужчина усмехнулся.

  – Настоящий исход. Будто из этой тучи незаметно на город опускается сильный антидот. Люди, отравленные Москвой, вдруг вспоминают, что они – тверские, рязанские, челябинские, екатеринбургские. Еще немного, и все разъедутся. И выяснится, что никаких коренных в Москве и не было. И весь этот всероссийский морок под названием 'Москва' в одночасье растворится в воздухе без следа.

  От соседа пахло дорогим алкоголем. Андрей предположил свойственное поддатым желание пообщаться и счел за благо промолчать.

  – Ага, понятно, – незлобиво протянул господин,– Соблюдаете особую осторожность на вокзалах и в аэропортах. Это правильно.

  Андрей неопределенно пожал плечами.

  – Места перехода опасны. Ошибешься дверью, поворотом, и очутишься вовсе не там, куда собирался попасть, – гламурный господин схымкнул, – Подумайте вот о чем. Во время переписи 1892 году в Москве около трехсот жителей Первопрестольной назвали своим языком латынь. Интересно, кто эти люди?

  – Вероятно, сотрудники каких-нибудь католических миссий, – неожиданно для себя ответил Вержин. 'Вот же хитрец – на эрудицию раскрутил'.

  – Хорошая версия, – согласился мужчина, – А, может быть, это пришельцы из параллельного мира, заброшенные в дореволюционную Москву неким катаклизмом, и вопреки очевидности упорно не принимающие новой для себя реальности. Такая преданность сильно отдает запоздалым чувством вины. Будто они оценили потерянное, только когда вернуть его стало уже невозможно.

  – Ну и к чему притча сия? – без энтузиазма поинтересовался Вержин.

  – Среда обитания не любит тех, кто относится к ней недостаточно почтительно, – объяснил господин с печальной улыбкой, – Она их отторгает. Причем, чем сильнее место, тем большей преданности оно требует. И тем сильнее карает за неуважение. Ваша посадка, кстати.

  Вержин удивленно уставился на соседа. Потом хлопнул себя по лбу. Вскочил, схватил сумку.

  – Спасибо. Извините, что не могу продолжить столь занимательную беседу.

  – Как знать, – усомнился господин, – Что-то мне подсказывает – мы еще увидимся. И тогда, может быть, возобновим разговор.

  Да-да, конечно, выстрел за Вами, граф, – пробормотал Вержин и поспешил на посадку.

  ***

  Андрей вышел из прохлады кольцовского терминала в уральское лето. В горле першило. Подбежал молодой юркий таксист, похожий на вчерашнего как родной брат, и назвал несуразно большую цену. Андрей чувствовал себя неважно и согласился без возражений.

  Как только машина тронулась, Вержин закашлялся.

  – Будьте здоровы. Каким ветром из столицы в наши палестины? – поинтересовался таксист жизнерадостно .

  – Да местный я, – просипел Андрей, – с ВИЗа. Еду к родителям погостить.

  – Что везете родным, если не секрет? – парень кивнул на сумку.

  – Дым Отечества, в основном, – ответил Вержин и снова кашлянул, теперь уже специально.

  Он почувствовал, как будто ниже горла вдыхаемый воздух упирается в перегородку. Натужно попытался пробить ее нарочитым кашлем. Стало чуть легче, но ненадолго. Закружилась голова.

  Такси проехало Плотинку.

  – Стой, командир. Здесь высади. Пройтись хочу.

  – Забивались на ВИЗ. Уговор дороже денег, – озабоченно напомнил парень.

  – Конечно, держи.

  Вержин сунул ему деньги. Забрал сумку.

  – Ну, пока, Москва, не хворай, – весело попрощался таксист и уехал.

  Вержин закинул сумку на плечо, постоял. Дышать стало легче. Не торопясь, побрел по улице. На пятачке перед ЦУМом резвились дети, выходные люди шли по своим делам. На тротуаре стоял скрипач, пиликая из Вивальди. В витрине магазина бубнил телевизор. Андрей подошел поближе. Под озабоченным лицом беззвучно вещающей ведущей появилась бегущая строка: экстренные новости из Москвы. Картинка сменилась. На экране появился Боровицкий холм, полностью погруженный в клубы плотного серовато-белого дыма с торчащими из него шпилями кремлевских башен со звездами и двуглавыми орлами.

  – Эй, что там происходит? – Вержин хотел крикнуть, но из его рта раздалось только сипение. Он схватился за горло, будто пытаясь его разорвать, чтобы дать уральскому воздуху сменить не желающий выходить из его легких московский.

  Ноги подкосились. Вержин ухватился за трубу, которая подалась и упала под его весом. Он еще успел заметить, как пара прохожих бросилась к нему, прежде чем сознание погасло.

  ***

  У кровати сидел молодой милиционер-лейтенант.

  – Только недолго, – врач с бородкой и допотопным стетоскопом на груди строго посмотрел на лейтенанта, -Пациент еще очень слаб. После такого отравления могут быть неожиданные и нежелательные эффекты.

  – Хорошо-хорошо, доктор.

  Врач вышел.

  – Вы можете говорить?

  Вержин подумал.

  – Да, могу.

  – Очень хорошо. Ваше имя?

  – Андрей Вержин, Андрей Антонович.

  – Меня зовут Алексей Петрович. Я пришел, как только мне сообщили, что Вы очнулись. Андрей Антонович, Вы в курсе, что пролежали без сознания двое суток?

  – Да, мне уже сказали.

  – Прекрасно.

  – Ваши родные оповещены, они уже едут с дачи – их не сразу нашли. Вы не могли бы пока ответить мне на несколько вопросов?

  Вержин утвердительно качнул головой. Спохватился.

  – А что-то случилось?

  – Вот это нам и надо выяснить.

  Милиционер достал диктофон.

  – Давно ли прибыли в Екатеринбург?

  – Позавчера.

  – Кто-нибудь из Ваших знакомых может это подтвердить?

  Вержин задумался.

  – Не уверен. Последним из знакомых, с кем я виделся, был Анатолий Самсонов.

  Милиционер недоверчиво уставился на Андрея.

  – Простите, а это не тот Анатолий Самсонов, который учился в 9-й школе, а потом мед закончил?

  – Да, он, – подтвердил Вержин.

  – Вообще-то, это мой близкий приятель.

  Лицо лейтенанта осветилось радостной, немного детской улыбкой.

  – Вообще-то, и мой тоже.

  Милиционер хлопнул себя по лбу.

  – Ну да, конечно, Сэм же мне рассказывал про своего друга, который... Вот так совпадение! Ну, это еще упрощает дело. Так где Вы с ним виделись?

  Вержин, как мог лежа, пожал плечами.

  – В Москве.

  – Что это такое? – уточнил милиционер, – Кафе какое-то или клуб?

  – Это город. Мы с ним два дня назад виделись в городе Москва.

  Алексей Петрович посмотрел на Андрея в недоумении.

  – А где этот город находится?

  Вержин почувствовал себя нехорошо.

  – Простите, лейтенант, а в связи с чем Вы меня сейчас допрашиваете?

  – Опрашиваю, – уточнил Алексей Петрович, – Слово отличается на одну букву, но разница большая. Видите ли, Андрей Антонович, Вас уже семь лет ищут. О Вашем исчезновении заявили Ваши родители. Сэм... то есть, гражданин Самсонов тоже занимался Вашими поисками. Безрезультатно. Собственно, дело-то уже перешло в разряд висяков. И вдруг Вы объявляетесь в центре города среди бела дня. Правда, в бессознательном состоянии.

  – Семь лет? – Вержин вскочил, и тут же рухнул на кровать от слабости, – Но я никуда не пропадал!

  – Так, – милиционер озадаченно выключил диктофон, – Кажется, разговор будет долгий...

  ...Алексей Петрович в десятый раз тер лоб.

  – Андрей Антонович. Значит, Вы утверждаете, что после окончания МФТИ работали в страховой компании и жили в некоем городе Москва.

  – Некоем?

  – Давайте не зацикливаться, иначе мы ни к чему не придем. Я потом уточню, где находится этот город. Где Вы там жили?

  Вержин пристально посмотрел на милиционера, потом махнул рукой.

   – Сначала на Каховке. Потом – около ВДНХ.

  – ВДНХ? Простите, я знаю о ВДНХ в Вологде... Ах да! Еще в Киеве есть ВДНХ! Андрей Антонович, так Вы все это время были на Украине? Это объясняет, почему Вас не могли найти. Но почему Вы не связывались с родными? И потом Вы утверждаете, что Самсонов – Ваш близкий друг, но Вы и с ним не поддерживали связь!

  Вержин помолчал в раздумьи.

  – Алексей Петрович, я не знаю, в какую игру Вы сейчас играете. Понятия не имею, чего Вы добиваетесь и зачем Вам это нужно. С толку меня сбить и что-то выведать? Но я не знаю никакой информации, представляющей интерес для правоохранительных органов! Тем более для екатеринбургских. Я – скромный начальник отдела в финансовом управлении страховой компании среднего размера. В которой, кстати, и Толя работает. Мы с ним в одной комнате сидим. Только он финансами в ДМС занимается, а я во всем остальном. Ни его, ни меня до каких-то больших и тайных дел не допускают.

  Милиционер поднял брови.

  – Известный мне Анатолий Витальевич Самсонов работает заведующим отделением в поликлинике. Здесь в Екатеринубурге.

  – Витальевич, да, – кивнул Вержин, чувствуя, как тошнота подступает к горлу, он закашлялся, – Закончил Второй мед в Москве, немного поработал на скорой, а потом я его к себе перетянул – на ДМС. Живет на Проспекте мира. Очень удобно. На метро три станции до Китай-города.

  – Китай-город – район Казани,– пробормотал Алексей.

  Вержин и лейтенант уставились друг на друга. Лейтенант, не отрывая глаз от Вержина, вытащил телефон.

  – Сэм? Привет. У нас проблема.

  Когда лейтенант вернулся в палату с Самсоновым, Вержина там не было. Встревоженный Сэм нашел друга в холле отделения с большим телевизором, журналами и настольным теннисом. Андрей вертел головой, недоуменно лупая глазами на интеллигентного дядечку лет шестидесяти в цветастом ситцевом халате и его группу поддержки. На столе между ними лежал лист бумаги, изрисованный кругами. Вокруг собралось человек пять любопытствующих в больничной одежде.

  – Двенадцать миллионов, говорите? Посреди ровной как стол почти бесконечной поверхности?

  Дядечка иронично поглядывал на Вержина поверх очков.

  – При нашем безлюдье втиснутые в девятьсот квадратов? Полторы тыщи особей на км. Ну-ну... И при этом всю дорогу – включая весь двадцатый век, я правильно понял? – из раза в раз повторяя форму все увеличивающихся концентрических кругов? То есть, форму, обеспечивающую мак-си-маль-ную нагрузку на транспортную инфраструктуру? При такой-то прорве народа?

  Дядечка с улыбкой снял очки.

  – Молодой человек. В Вашем возрасте фантазировать изобретательней надо. Я в третьем классе придумывал города правдоподобнее. Я архитектурой урбанизированных пространств занимаюсь сорок лет. То, что Вы рассказываете – это детский сад какой-то. Брейгелева 'Вавилонская башня', столица Атлантиды платоновская, но никак не современный город.

  – Но Москва существует, – растерянно пробормотал Вержин, краснея.

  – И вертится, – очень серьезно кивнул дядечка.

  Группа поддержки беззлобно засмеялась.

  – Да оставь его, Иваныч, – раздался рассудительный голос, – Не видишь, что ли – болен человек.

  – Андрей! – позвал друга Самсонов.

  Вержин обернулся, узнал.

  – Сэм, что за чертовщина у вас творится? – слегка заторможенно поинтерсовался у друга Вержин.

  Сэм сгреб друга в охапку. Андрей успокоился, поник. Опустил голову в ступоре. Дал себя увести как куклу, безвольно переставляя ноги.

  ***

  Самсонов и Вержин вышли из больницы.

  – Тебе, наверно, надо спасибо сказать? – прервал Вержин неловкое молчание.

  – За что?

  – За то, что не отдал меня мозгоправам.

  Сэм пожал плечами.

  – Во-первых, лучше Алекса благодари. Это он ребятам мозги сумел запудрить, чтобы они тебя по-быстрому отпустили. Во-вторых, я, вообще-то, не уверен, что сделал правильно.

  Андрей глянул на него холодным взглядом.

  – В смысле? По-твоему, я – сумасшедший?

  Сэм вздохнул.

  – Прости, Эндрю, но я не знаю, что думать. Просто примерно представляю себе наши психиатрические лечебницы. Когда учился в меде, на Агафуровских дачах подрабатывал. Мне бы не хотелось, чтобы мой лучший друг оказался в таком месте, даже если он рехнулся.

  'Не имей сто рублей, а имей сто друзей' – тупо подумал Андрей.

  Остановился.

  – Сторублевка есть?

  Самсонов уставился на него.

  – Есть. А зачем тебе?

  – Дай сюда.

  Андрей пристально посмотрел на бумажку, перевернул, опять перевернул. Выпучил глаза. Неслышно прожевал губами слова. Поднял тяжелый взгляд на Сэма.

  – Где находится Большой театр? Который с большой буквы Б?

  Сэм пожал плечами:

  – На Проспекте мира, напротив УрГУ.

  – Где? Здесь, в Катере??

  Голос Сэма дрогнул.

  – Андрей...

  Вержин помахал ладонью.

  – Все нормально. Я спокоен. Спокоен я. Поехали к Большому.

  Сэм ошарашенно помолчал. Покачал головой.

  – Эндрю, тебя родители дома ждут. Они сами хотели прибежать в больницу – я отговорил.

  Андрей упрямо поджал губы.

  – Нет, сначала – к Большому. Мне это нужно именно сейчас – обязательно до встречи с ними.

  Самсонов прищурился.

  – Ты мне не веришь?

  – Сэм, только на секунду представь, что я, в самом деле, говорю именно то, что думаю. А теперь скажи – как я должен вот это все воспринимать?

  Сэм задумался.

  – Не знаю, сложно представить. Только это не розыгрыш, Эндрю.

  Вержин помахал перед носом Сэма бумажкой.

  – Ага. Фронтон Большого театра, а под ним надпись 'Екатеринбург'. Не может его тут быть, понимаешь? Когда Большой построили, Екатеринбург был захолустным городишкой в жопе мира. Никто бы не стал главный театр страны в такое место запихивать. Полная чушь и бессмыслица.

  Сэм кивнул.

  – Ну да. Его в 41-м сюда эвакуировали. А когда после войны решили здесь оставить, построили точную копию здания, которое немцы в Смоленске при отступлении взорвали.

  – В Смоленске, значит?

  Вержин смял сторублевку в кулаке. Швырнул на тротуар.

  – Докажи.

  Сэм сплюнул.

  – Ну, пошли...

  ...Вержин и Сэм спустились в метро. Андрей увидел очередь турникетов, кассы с оранжевыми занавескам. Побледнел.

  – Что, Эндрю? – Сэм забеспокоился, заглянул Андрею в лицо, – Тебе плохо.

  'Спокойней, Вержин, спокойней, – Андрей пару раз глубоко вдохнул, выдохнул, – Типовой проект. Свердловское метро копировало московское. Все в порядке.'

  – Ничего, в порядке я. Слушай, Сэм... – тихо сказал Вержин, – А здесь, ну, в этой реальности, ты ко мне в Долгопу заезжал?

  Сэм выпятил нижнюю губу.

  – Ну да. Пару раз ездили с ребятами в Питер. Один – в Новгород. Еще – в Польшу катался по студенческой путевке. Каждый раз по дороге к тебе заглядывал на несколько дней. А что?

  – То есть, Физтех-то, по крайней мере, существует? МФТИ, я имею в виду.

  Сэм всплеснул руками.

  – Да есть твой любимый Физтех, не боись. Я понимаю, ты же на него чуть не молился. В Долгопрудном – на границе БМА.

  – БМА? – переспросил Вержин.

  – Большой Московской аномалии. Московской пустоши, – пояснил Сэм, тревожно глядя на Андрея, – Для вуза, где ядерных оружейников и ракетчиков готовят – самое подходящее место.

  Он протянул руку в сторону, потом в другую, как балетный танцор.

  – С одной стороны – центр страны, все дороги туда сходятся. С другой – зона пустоши полностью закрыта и люди там не живут. Да еще через газовую шапку американцы не видят, что там происходит. Так что периметр аномалии – самое удобное место для размещения полигонов и секретных лабораторий, – Самсонов хлопнул себя по лбу, будто спохватился, – Да что я тебе говорю, ты же сам мне рассказывал.

  Вержин сел на сиденье, закрыл глаза.

  – В том и дело, что не помню, Сэм.

  – Вставай, уже выходить пора. Станция 'Площадь 1905 года'.

  – '1905 года'? Это же Москва! Но я помню – это в Москве!... Или – нет?...

  Сэм схватил Вержина за шиворот и выволок из вагона. Андрей судорожно завертел головой. Остановился взглядом на бра и люстрах, на белом мраморе путевых стен. Вцепился в гранитную опору, уставился на нее пристально.

  – Когда эта станция построена?

  – Кажется, в 1994-м, – испуганно ответил Сэм.

  – Чушь, – отмахнулся Вержин, – это же сталинский стиль, конкретно.

  – Эндрю, тут где-то табличка есть, – мягко сказал Алексей, – с годом пуска. 1994-й, я сейчас точно вспомнил.