Текст книги "Сигнал бедствия (СИ)"

Автор книги: Сергей Милютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

– Он еще книжки писал, как забил на общество, живет один в лесу, рыбачит, охотится и разоряет гнезда. И как это прекрасно – забить на общество, жить одному в лесу, охотиться...

– И как книжки – интересные? – перебил его впадающий в транс Серж.

Механик вылупился на Рожина так, что тот понял – Келли Торо не читал.

– Здесь услышал – от Имельды, – соизволил объяснить механик, – Раз пятьдесят уже. И захочешь забыть – не получится.

Келли закинулся самогоном. Ни один мускул на его лице при этом не дрогнул.

– Видел ее только что, – кстати, заметил Рожин, растянувшись на втором импровизированном шезлонге, – Не могу понять – она под кайфом, что ли?

– Да нет, по жизни такая, – Келли щедро плеснул в фужеры коричневое и на удивление прозрачное, – Ну и под кайфом, не без этого.

– Марихуану акклиматизировали? – уточнил Рожин, разглядывая содержимое фужера.

Келли слегка качнул головой из стороны в сторону.

– Местная дурь, сома называется. Сам не пробовал, но, говорят, от нее глюки прикольные.

– Тоже Харви культивирует?

Келли выпил и отрицательно покрутил головой.

– Ее в храмах берут, она там уже собранная и высушенная. Можно курить, а можно с хлебом есть.

Рожин украдкой глянул на Келли, оценил его кондицию и почувствовал легкую зависть. Накатил сразу все налитое.

– А откуда сома в храмах?

– Формики собирают, ясен пень. Они, вообще, ребята трудолюбивые.

Рожин чуть не поперхнулся. Прокашлялся.

– Ты чего? – удивился Келли.

– Да так, – Рожин махнул рукой, – вспомнил одного черненького чумазенького чертенка. С закрытыми глазами.

– С формиками встретился?

– Нет, на картинке видел.

– Хочешь живьем позырить? – предложил Келли.

***

Келли и Серж топали по темной тропинке, попеременно отхлебывая из бутылки. Серж уже давно пожалел, что пошел, но почему-то ему очень не хотелось, чтобы именно пьяница и мизантроп Келли посчитал его трусом. Серж сообразил, что на мнение Харви или Патти по этому поводу ему абсолютно наплевать, и в очередной раз подивился выкрутасам собственной психики.

– Стой, – услышал он хриплый голос механика, – Смотри, вот они.

Рожин повертел головой, и вдруг увидел при свете звезд на тропинке рядом цепочку черных силуэтов с большими круглыми головами и глазами-полусферами, напоминающими издалека закрученные рожки. Теперь он услышал и легкое шуршание с еле слышным перезвоном. Формики медленно шествовали один за другим, чуть сгорбившись, почти по-человечески переставляя задние конечности, и мерно помахивая передними. От сходства тварей с людьми Сержа замутило. 'Или с чертями', – подсказал Рожин сам себе.

– Вот как раз очередную закладку в лесу сделали и теперь в Теноч идут, спать, – громко прокомментировал Келли.

– Ты чего кричишь, – испуганно прошипел Рожин, – Услышат же!

Сначала Серж решил, что Келли закашлялся. Потом понял, что механик так хохочет.

– Сейчас тебе покажу кое-что, – просмеявшись, пообещал Келли и вышел на тропинку, загородив ее полностью.

Через пару секунд первый формик дошел до Келли и остановился в шаге от него, чуть не уткнувшись глазной сферой механику в середину бедра. Рожин стоял за ближайшим деревом, затаив дыхание. Формики находились так близко, что он чувствовал их звериный запах, слегка отдающий сероводородом, и разглядел лапы с четырьмя одинаковой длины длинными гибкими отростками – то ли пальцами, то ли щупальцами. Передний формик поводил головой из стороны в сторону, будто осматривая пространство вокруг неожиданной преграды. Обошел Келли справа, остальные формики устремились за ним.

Рожин облегченно вздохнул, но тут Келли резво обежал формиков по краю дорожки и опять встал перед ними. Процессия снова остановилась перед ним. На этот раз формики постояли на пару секунд дольше. Обошли Келли слева. Механик в очередной раз обежал их, и на этот раз лег поперек дороги.

'Что он творит!' – ужаснулся Серж.

Чертенята подошли к Келли, и один за другим осторожно переступили через него. Когда это сделал последний, Келли схватил его за ногу. Рожин, следовавший за ним за деревьями, чуть не заорал от неожиданности. Формик начал судорожно извиваться, теперь в общем шуршании выделился его звук – более громкий с участившимися звонкими нотками.

– Келли, отпусти его! – прошипел Рожин.

– Не ссы, водила! – громко рассмеялся Келли и ухватил животное за другую ногу.

Формик рухнул на передние конечности, отчаянно болтая схваченными ногами.

'Да он же пьяный! – подумал Рожин, – Еще до моего прихода набухался в стельку и чудит, ничего не соображая! Сейчас у них терпение лопнет и они его разорвут нахрен на части'.

Формики, сразу заметившие потерю бойца, вернулись к попавшему в беду товарищу. Четверо переплели свои черные щупальца с его на обеих лапах, и начали тянуть в свою сторону. Остальные трое стояли и громко шуршали.

– Пусти его, придурок, я ухожу! – злобно заорал во весь голос Рожин.

Келли посмотрел на него с разочарованием и выпустил формика из рук. Освобожденный зверь тут же вскочил на ноги и быстро побежал вперед вместе с остальной командой. Келли с сожалением проводил их взглядом.

– Зря, – посетовал он без малейшего упрека, – Ты самого интересного не видел. Когда я начал бы хватать их всех по очереди. Такая ржака.

– Так что, они, вообще, никогда не дают сдачи? – Рожин озадаченно смотрел вслед процессии.

Келли помотал головой.

– Никогда, – и залился кашляющим смехом, отдышался, – Бывало, кто-то из хипов приходит к зерновой закладке, а там формики – принесли собранное засыпать. И вот он собирает зерно из закладки, а они прямо в это время подсыпают. Ты – берешь, берешь, а они – подсыпают, подсыпают. Мозгов – как у крокодила. Я видел однажды вскрытую черепушку одного нильского приятеля во время Суданского инцидента, – пояснил Келли, – думалку с трудом разглядел.

– Но крокодил же может укусить?

Келли поднес к губам бутыль с самогоном и хлебнул от души, молча протянул Рожину. 'Черт, где он ее прятал?' – удивился Серж. Взял, сделал большой глоток из горла. Тело наполнило приятное успокаивающее тепло.

– А они – местные ньюхипы. Непротивление злу насилием, все такое, – неожиданно трезвым голосом заявил Келли – Думаешь, почему Патти именно на этой планете свою секту замутил? А он тут братанов-хиппанов нашел.

– Да ладно, – Рожину чуть не выронил бутыль, уставился на него.

– Ага, – кивнул механик, – Здесь все ньюхипы – звери, птицы, рыбы. Деревья. Даже камни некоторые.

Рожин вылупил глаза.

Келли захохотал, согнулся пополам, рухнул на колени. Несколько раз показал на Рожина пальцем, будто пытаясь сказать. Но из-за смеха так и не смог.

– Да пошел ты, клоун чертов! – крикнул Рожин.

– Да нужен ты мне, – беззлобно отозвался Келли и пошел в лес в известном одному ему направлении.

'Вот и иди', – хотел сказать Серж, еще раз хлебнув из горла. Но вслух не произнес. Решил, что хорошую мысль достаточно подумать. Ноги плохо слушались, в голове нехорошо шумело. Тянуло блевать, но почему-то очень не хотелось. 'А как я к катеру выйду-то?' – озадачился Рожин.

– Эй, абориген! Ты что, меня здесь бросишь? – крикнул он вслед Келли, – А ну как меня тут съедят?

– Некому тут есть, – донесся откуда-то из другого мира удаляющийся голос, – Ничего с тобой не сделается. Люди здесь – самые опасные существа. Особенно друг для друга.

'Стоп. Так Келли же – не абориген, – сообразил Серж. Он – колонист, иммигрант. А кто мне тогда отвечает?'

Рожина скрутило, он упал на колени, сжал зубами прохладную водянистую травинку. Чуть полегчало. Рожин встал и пошел куда-то, почему-то надеясь, что непременно выйдет к катеру.

– Элис тоже бродит по ночам, – опять произнес кто-то не близко и не далеко, – Пытается понять этих черных тварей. Для этого он ходит как формик, шелестит и позвякивает как формик, и также в упор не видит людей. Вы можете встретиться, но он тебе не поможет – потому что не заметит.

Незримый собеседник зашелся кашляющим смехом, который скоро перешел в мерное шуршание. Серж ускорил шаг. Деревья хватали его за ноги, дергали за волосы и хлестали по лицу. Кто-то противно пиликал на скрипке у правого уха. Рожин даже, кажется, разобрал мотив – 'Оду к радости' Бетховена. Серж вышел на тропинку, уселся и отхлебнул из бутыли. Новый глоток не добавлял ничего – не становилось ни лучше, ни хуже, ни понятней, ни страшнее.

– Эй, кто здесь есть? – закричал Рожин, – Кто главный по лесу? Для кого он посажен? Хозяева, проводите меня до моего корабля! Я ни в чем перед вами не виноват, не крал вашего зерна, не захватывал ваших храмов. Даже дурь вашу не курил. Просто мотался от звезды к звезде и случайно забрел сюда – как в чужую дверь по ошибке. Мне от вас ничего не надо.

Рожин поднял голову и увидел черный силуэт. Почувствовал запах тухлых яиц.

– Слишком поздно, – сказал формик, – Ты не найдешь дорогу домой.

– Почему? – Рожина мутило, он покачал головой, – Впрочем, не отвечай. А то еще скажешь что-нибудь ужасное. А я не хочу ничего такого слушать. Хочешь выпить?

Формик взял бутыль и запрокинул над головой. Сел, обнял Рожина гибкой рукой. Рожин повернул голову к формику. У существа оказалось лицо Мадлен.

– Что ты здесь делаешь? – удивленно спросил Серж.

– То же что и всегда – любовь, – ответил формик с лицом хипушки.

– Разве формики любят людей? – он потряс головой, – Или нет, я, наверно, хотел сказать – разве люди любят формиков?

– Все любят друг друга, просто не все это помнят, – ласково объяснил формик, – Вот я помню. Особенно теперь. Мне Элис подсказал. Элис любит формиков, понимает их.

– Элис? – Серж удивленно отпрянул. У него на коленях оказалась обнимающая его за шею совершенно голая Мадлен. На ее голове темнели две полусферы.

– Я не понимаю.

– Со временем все поймешь, – пообещал кто-то или что-то, Серж уже не врубился, мир сделал кульбит и исчез.

***

Проснулся Рожин от слепящего света. Не открывая глаз, Серж попытался дать приказ системе выключить освещение. Сообразил, что находится на планете, приказал опустить экран на иллюминатор, но свет продолжал бить в глаза. 'Сломано, что ли?' – с трудом сумел он подумать. Почему-то мыслительный процесс давался тяжело.

Нехотя Рожин вытянул ноги, чтобы спуститься с кровати, и беспомощно засучил ногами. В недоумении открыл глаза. Кровати не наблюдалось. Одетый и обутый Рожин лежал на карбоновом коврике под внешней стенкой катера. Рядом в кресле из кают-компании покачивался Келли. На ухе и глазу механика красовалось две мигающие висюльки с надписью 'Механик'.

'Инструкцию по ремонту изучает, – решил Рожин, – Или порнуху.'

Рожин попытался опереться на руку, и громко ойкнул.

– Болит? – флегматично поинтересовался механик, – А не надо было вчера долбить в ствол кулаком и требовать повариху.

Серж внимательно оглядел распухшую руку.

– А как я вчера пришел?

– Сходи к Клаусу, – коротко бросил ему Келли и опять погрузился в виртуальную реальность .

...Постучав и услышав недружелюбное приглашение, Серж осторожно отодвинул полог и зашел в вигвам доктора. С виденными Рожиным жилищами Мадлен и Харви дом Клауса разнился кардинально. Изнутри он выглядел практически как отсек корабля с сенсорными стенами и контейнерной мебелью, разве что геометрия поверхностей сильно отличалась из-за внешней формы вигвама. Через середину дома проходил тяжелый полог до верха и от стены до стены, видимо, разделяя его на рабочую часть и приватную. Переднее помещение выглядело похоже на приемный покой больницы. В кресле перед голографическим экраном сидел угрюмый дядька с круглой лысой башкой и мускулистыми волосатыми руками.

– Здравствуйте, доктор, я – Серж Рожен, – представился Серж.

– Поздравляю, – откликнулся Клаус равнодушно.

– Вам про меня говорили, наверно.

– И что?

– Вот, – Серж протянул опухшую правую руку, – Я слышал, Вы тут всех лечите. Может и меня – за умеренную плату?

– На Пантанале я ни с кого денег не беру, – отрезал Клаус, – Показывайте, что у Вас там.

Рожин сел напротив, засучил рукав.

– С Келли бухали? – поинтересовался Клаус, осматривая рожинскую кисть и предплечье.

– Как Вы поняли? – смутился Рожин.

Клаус посмотрел исподлобья.

– Сильный выхлоп. Бухает тут только Келли. Корнелиус пьет. Я иногда выпиваю. Остальные дурь курят, – Клаус повертел руку Рожина так и сяк, не обращая внимания на гримасы пациента, на последних словах сделал акцент, – Патти – вовсе трезвенник.

– А чего это он? – заинтересовался Рожин.

Клаус мельком глянул на Рожина как через оптический прибор. Вернулся к руке. Достал из контейнера в столе оранжевый шарик и приложил к внешней стороне кисти. Рожин почувствовал, как рука исчезла – вместе с болью, весом и тактильными ощущениями.

– Для человека Вашего рода занятий Вы чересчур любопытны, не находите?

'Интересно, что ему Патти про меня наговорил?' – подумал Рожин.

– Как Вам сказать, доктор? Знавал я пару-тройку человек в своей профессии, как раз из-за отсутствия любопытства угодивших в Валхаллу раньше времени, – заметил он вслух, – А, вообще – может, я хочу сюда вернуться и в общину вступить? Надо же мне знать, кто таков местный босс, и как тут, вообще, дела?

Последние слова Клауса явно развеселили. Доктор потер глаза обеими руками.

– Патти – идейный ньюхип. Не просто – дитя цветов, как остальные, а идеологически загруженный. Хочет построить здесь новую Новую Христианию.

– Что это такое?

Клаус откинулся в кресле.

– Легенда ньюхипизма. Якобы бывший до Нью-Миддл-эйдж-крэш в центре Европы город хиппи с таким названием. Новая Христиания не входила ни в какое государство, там не действовали внешние законы, не платили налоги, не служили в армии. Жители города открыто продавали и употребляли легкие наркотики, одевались, как хотели, делали, что хотели, любили друг друга, как хотели. Ненасилие проповедовали.

С этими словами Клаус неожиданно воткнул в сержеву руку иглу. Рожину почудилось, что он услышал треск и скрежет металла по кости. Он аж подпрыгнул.

– Ай!

– Врете, не больно Вам, – ворчливо отмахнулся Клаус.

– У Вас тут что, обычной человеческой робоаптечки нет? – взвизгнул пациент.

– Мы тут не держим ИИ, – спокойно объяснил доктор, – Члены общины к его использованию относятся крайне негативно.

– Луддиты хреновы, – огрызнулся Серж обреченно.

– Вам про Христианию еще интересно?

Рожин злобно кивнул. Клаус откинулся в кресле.

– Так о чем я? Христианиты проповедовали ахимсу, веганство, свободную любовь, абсолютную свободу личности, анархию как устройство общества и прочие опасные и возмутительные штуки. И весь капиталистический мир ничего не мог с ними сделать.

– А с чего они жили в самом центре Европы – в конфронтации со всем капиталистическим миром? Кормил борцов кто? По-моему, фигня какая-то, – хмуро спросил Рожин, попробовав и оставив попытки пошевелить пальцами.

Клаус пожал плечами.

– Кто знает? После Второй Интернет-войны пропало дохрена информации о прежних временах. Определенно что-то такое было, но, сколько в этом мифе правды, а сколько мечтаний о будущем, обращенных в прошлое – непонятно. Факт в том, что по этой легенде как по проекту Патти и его последователи планируют построить здесь новый мир. Удовлетворены?

– Так это Имельда на своей картине Христианию изобразила? – рискнул угадать Рожин.

Клаус помотал головой, варганя на столе из содержимого разных баночек подозрительную смесь.

– Вы про ту, где Элис в наряде минорита? Нет, это Фриско – земная столица неохиппи. Мисс Васкес любит каламбуры. Полное название города – Сан-Франциско, город святого Франциска. Элис в образе каламбурного святого вводит в священный город хиппи формика, как Франциск привел в Ассизи волка.

– Зачем он его туда приводит?

– Вы про Элиса или про Франциска?

Рожин осекся.

– Погодите. Вы сказали 'мисс Васкес'? Она имеет какое-то отношение к тем самым Васкесам?

– Да.

– Настолько близкое?

– Настолько, что мы можем не беспокоиться о незваных гостях, – Клаус попшикал из пульверизатора на руку Сержа, отчего рука слегка заблестела, – Посидите здесь спокойно пять минут, а потом – идите с Богом. Еще вечером зайдите, я посмотрю, как процесс заживления идет.

– Тогда я Вас еще спрошу.

Клаус вздохнул.

– Ну, спрашивайте.

Рожин задумался.

– Вот скажите доктор, Вы же медик? – Клаус приподнял брови, – Я имею в виду, значит, биолог в каком-то смысле? Как Вы объясняете поведение формиков?

Клаус косо глянул на него.

– Это Вы с Джонсом пообщались?

– Да нет – с формиками. Мне Келли показал.

Клаус поморщился.

– А, эти его дурацкие шоу... Ну что Вам сказать? Формики жили здесь сотни тысяч лет в неизменной среде. В их системе мира каждое дерево и каждая травинка давно нашли свое место. И вдруг появляемся мы, не похожие ни на что, буквально, не от мира сего. Делаем то, чего никто раньше не делал. Рефлексы формиков не дают им ответа, как реагировать на этот вызов, и они нас просто игнорируют.

– Как-то глупо звучит, – прокомментировал Рожин.

– Это потому, – ответил Клаус, – что Вы невольно оцениваете их реакции с точки зрения человека. А они – животные. Посмотрите, сколько тысяч лет люди разводят пчел и забирают у них мед. А пчелы продолжают его собирать, в том числе лить собранное даже в обрезанные соты.

***

Не успел Серж выйти из вигвама доктора, как его чуть не сбил с ног молодой человек с длинными светлыми волосами. Голубые глаза парня метали молнии. Он невидяще скользнул испепеляющим взглядом по неожиданной помехе и развернулся к предмету своего гнева.

– Я просто не знаю, как это назвать, Корнелиус. Ладно, Келли – солдафон, Имельда – вся в себе, а Патти ни о чем кроме своих идей думать не может. Но Вы-то – известный писатель, интеллектуал. Вы понимаете, что у них есть зачатки собственной цивилизации?! – вулканировал Элис, кто же еще, – Я даже представить не решаюсь, что они создали бы, если бы мы им хоть чуть-чуть помогли.

Корнелиус, одетый в серый балахон грузноватый представительный мужчина с большим морщинистым лбом, бордовыми щеками и бородой с проседью, скривился как от зубной боли.

– И правильно не решаетесь. Ну что они выродили бы? Новый Ацтлан с окровавленными алтарями на пирамидах? Что там в обязательной программе? Дикарские пляски у костра с воплями, ритуальный каннибализм – куда без него. Потом непременно войны-войны-войны. Потом задымленные города, отравленные реки. Религиозные заблуждения – одно абсурдней и омерзительней другого. Зачем это все повторять еще раз?

Элис растерянно уставился на него.

– Но есть же еще культура – литература, музыка, философия... В смысле – еще нет, но появится. Новая, необычная, ни на что не похожая! Разве оно того не стоит?

Корнелиус вздохнул с досадой.

– Да поймите Вы, у этой планеты уже есть культура – это мы. Культура, уже совершившая все ошибки, переболевшая всеми детскими болезнями. Другой не надо.

– Но формики...

– А формики пусть остаются тем, чем являются, – строго перебил его Корнелиус, – в меру сообразительными животными. Благодаря которым у нас – местного культурного слоя – есть необходимый минимум для жизни без надрывания пупка в поисках еды и крова. И возможность для спокойных размышлений, творчества и тихой радости от жизни в мире с природой. Мы прекрасно встроены в местный ландшафт. Мы – вершина его пищевой и цивилизационной пирамиды.

Элис упрямо сжал губы.

– То есть, Вы, литератор, хранитель гуманитарных ценностей, – Элис осуждающе вытянул палец в сторону Корнелиуса, – сознательно отказываете формикам в праве на развитие?

Корнелиус раскатисто рассмеялся.

– О чем Вы, Элис? Они же животные – какие у них права?

– Они могли бы стать как люди! – выкрикнул Элис.

Корнелиус досадливо махнул рукой.

– Опять пошла сказка про белого бычка... Ну не всякая возможность обязана реализовываться! Это примерно как кто-то считает, что все люди должны получить высшее образование. А зачем? Мне говорят: более образованному развитому человеку жить интересней. Но не образованный-то этого не знает, и ему и без этого хорошо. Зато вместе с образованием и запросы вырастают на порядки. Понимаете – мы искусственно, без веских причин, создаем потребности, которые потом тяжкими усилиями и с непредсказуемыми последствиями пытаемся удовлетворить.

Он ткнул в экран планшета.

– Я двадцать лет пытаюсь это человечеству втолковать.

Корнелиус пару раз вдохнул и выдохнул, успокаивающе улыбнулся Джонсу.

– Все, что нам надо от аборигенов – чтобы они были безопасны и полезны нам. Давали еду, кров, материю для одежды. Кому неймется – сому. Сейчас мы это имеем. Все! Этого достаточно!

– От аборигенов? Аборигенами, обычно, разумных зовут, а не животных, – бесцеремонно вклинился Рожин.

Корнелиус недоуменно уставился на Сержа, выпучил глаза.

– Я так сказал? Тьфу ты. Элис, Ваша заумь заразна. Хорошо, что Вы уезжаете.

Элис бросил на писателя пламенный взгляд и удалился. Пару минут Корнелиус и Рожин провожали его взглядом. Потом посмотрели друг на друга.

– Серж Рожен, – представился Рожин.

– Я знаю, – кивнул Корнелиус, направляясь куда-то в сторону.

– Откуда? – удивился Рожин, направляясь за ним.

– От Имельды. Она говорила, что Вы хотели со мной познакомиться.

'Я?!' – удивился Рожин.

– Я Вас понимаю, – Корнелиус снисходительно улыбнулся, – Не часто представляется возможность свести знакомство с номинантом на Нобелевскую премию. Хотя я живу уединенно, мисс Васкес я почти ни в чем не могу отказать. Что читали из моего?

– Да так, кое-что, – уклончиво ответил Рожин, чувствуя себя полным болваном, – Знаете, у меня тут одно дело к доктору Клаусу...

– Кстати, Вы пробовали нунавутский коньяк? – вдруг спросил Корнелиус, – Один поклонник с Земли прислал.

***

– Я понял, что Вам надо подлечиться, – добродушно заметил Корнелиус, – Можно еще по одной, если хотите. Но я бы не особо советовал. Так на чем мы остановились?

Изнутри вигвам писателя-аскета выглядел как жилище богатого алкоголика. Под ногами катались и сталкивались пустые бутылки. На неубранной постели тут и там валялись очень приличного вида комм-панели для ручного ввода. Номинант на Нобелевку писал по старинке, руками, прямо как Паланик или госпожа Трамп. В вигваме Корнелиуса пахло архаикой и нунавутским коньяком.

'Хоть и зазнайка, а неплохой же мужик' – расслабленно подумал Рожин. Мир вокруг на глазах становился ярче, добрее и гуманнее.

– Обсуждали, какие невероятные усилия приходится прилагать, чтобы создать мир, где никто не напрягается.

– Я как раз подробно отвечаю на этот вопрос в своем последнем романе, – покивал Корнелиус, – Главные препятствия для начала жизни в гармонии с миром и своими желаниями – не внешние, а внутренние. Знаете, что забавно?

Писатель солидно вкусно хохотнул.

– Я там как утопию описываю реальную историю общины, которую по сформулированным мною принципам создает здесь Патти. Представляю, как вытянутся лица у скептиков, когда однажды правда выйдет наружу, и они узнают, что я живописал не мечту, а о реальность!

– Про формиков и Элиса Вы там тоже пишете? – не сдержался Рожин, очень уж Корнелиус выглядел довольным собой.

Улыбка писателя слегка поблекла, он нахмурился.

– Знаете, Рожен, у французского писателя Анатоля Франса есть роман. Там некий священник сослепу покрестил пингвинов. Увидел как через мутное стекло дикарей-малоросликов и, проникнувшись жалостью к их отверженности, немедленно приступил к таинству. Господь решил этот казус, превратив их в людей. А дальше они стали друг друга убивать, угнетать, пытать и мучить.

– Ну и какая мораль? – поинтересовался Рожин, – Не надо крестить пингвинов? Или не следует превращать их в людей?

– В первую очередь, нужно хорошо подумать, прежде чем делать резкие движения, – объяснил Корнелиус, – Какими бы добрыми намерениями эти действия не диктовались. Талейран, Ваш, мсье Рожен, компатриот, в своих мемуарах писал: 'Не поддавайтесь первому побуждению, ибо оно, как правило, благородно'.

Корнелиус хмыкнул.

– Князь Беневентский, конечно, циник и негодяй, и если кого-то не предал, то просто не нашел в том выгоды. Но это его бонмо – не цинизм и не негодяйство, а одно из самых человеколюбивых высказываний, что мне известны. Слишком много несчастий в истории начались с необдуманных глупостей прекраснодушных идиотов.

Писатель поставил чашку, еще источающую аромат коньяка, на пол.

– Формики созданы для служения людям. Это данность. Не надо нарушать естественный ход событий, – вещал Корнелиус, явно довольный возможностью надуть в уши новому человеку.

– Что Вы имеете в виду? Кем созданы? Господом богом? – вцепился в последние слова Серж.

Корнелиус прищурился, наклонив голову.

– А Вы веруете в Высшее существо?

– Нет.

– Зря. Но тут другая история.

Корнелиус махнул рукой в сторону выхода, где колыхалась легкая дневная занавеска.

– Смотрите, мсье – вся планета тропическое болото, царство болезнетворных испарений, кровожадных чудищ и ядовитых гадов. И только здесь – светлый, прозрачный лес, свежий воздух, никаких хищников, минимум насекомых, множество съедобных растений, мягкий климат. Просто идеальный курорт. Вам не кажется, что все это не может быть, так сказать, самозародившимся?

– Вы считаете, что кто-то это целенаправленно сотворил? Какая-то разумная раса? – догадался Серж.

– Да, – просто ответил писатель и улыбнулся.

– Кто именно? Краксы, афродитяне, пауки с Арахны?

– Нет-нет, – Корнелиус пренебрежительно махнул рукой, – Краксы и иже с ними – новые расы. Они в космос вышли примерно одновременно с людьми. А тут – явно работа на тысячи лет.

– А для кого это все? – Серж не мог и не хотел останавливаться, – Для формиков?

– Нет, конечно! – Корнелиус рассмеялся, – Формики – часть рая. Они строят жилища, явно предназначенные не для них, заготавливают еду и материалы, пригодные для разумных рас. Я, вообще, подозреваю, что мы раскрыли только часть их полезных функций. Эти неведомые ребята создавали курорт для себя!

Корнелиус тоненько захихикал.

– Я подозреваю, – заговорщически прошептал он Рожину, – что это была какая-то весьма технологическая цивилизация. Перегруженная машинерией еще больше, чем наша. А лужайка с ромашками, данная нам в ощущениях, – писатель неопределенно махнул кирпичного цвета рукой, – это их истерический вопль после того, как они нажрались своего полимерно-металлического комфорта досыта. Это идеи их Торо и их Корнелиусов, только реализованные на совсем другом уровне технологий.

Номинант на Нобелевку гордо выпрямился.

– Однажды, когда будет можно, я открою миру эту поразительную историю, подтверждающие правоту моих идей о возвращению к природе!... Ну а пока, – в одно мгновение на глазах Сержа живой монумент вдруг опять превратился в хитренького хорошо устроившегося мужчину под шестьдесят, – я тут пишу с натуры сказочки. А читатели спорят, правдоподобны мои повести или нет.

Корнелиус опять засмеялся, но уже от души, широко раскрыв рот и развернув легкие.

– А ну как формики поймут, что люди – самозванцы? – усомнился Рожин.

– Ну почему самозванцы-то? – Корнелиус лучился отеческим снисхождением, – Случились в некой стране война, мор, глад. Прежний барон помер, а наследники не объявились. Крестьяне остались бесхозные. И вот приходит банда молодцов. Главарь говорит: 'Я теперь ваш барон'. Он самозванец?

Писатель поднял проспиртованный коричневый палец.

– Если берет, что считает нужным, и ему не перечат, и может оградить свое баронство от внешних сил – так он барон и есть.

– Один нюанс. Хозяева могут вернуться.

Корнелиус добродушно замахал руками.

– Дорогой Рожен, не умеете Вы мыслить в космических масштабах. Даже если предположить, что они за тысячи лет не расточились во вселенских безднах. Коли прежних господ здесь сейчас нет, вряд ли они появятся в ближайшие лет двести. А мне больше и не надо.

***

Элис сидел на пригорке, ожесточенно обрывая у цветка лепестки. Сейчас он не напоминал Сержу сердитого ангела, скорее – грустную золотоволосую человекообразную игрушку. Поднял глаза на Рожина.

– Ну что, пообщались с нашим Гомером?

– Ага, – Серж кивнул, – И с Эскулапом тоже.

– И с Солоном-законодателем? – подхватил Элис, неистово терзая остатки ни в чем не повинного растения, – Я Патти имею в виду.

– И с.... эээ... скажем так, Деметром, – буркнул Рожин.

– Удивительное дело, – Элис в сердцах хлопнул рукой по земле, – Ведь, всё неглупые образованные люди. При этом – рядом с ними, вот просто несколько шагов пройти – редчайшее явление во Вселенной, разум нарождающийся! И никакого любопытства. Знаете, я, когда только приехал сюда, поинтересовался у Клауса – какое у формиков общественное устройство. Что это – стая, родовой прайд или сложная семья, как у термитов или пчел. А он говорит – 'Понятия не имею'. Пять лет здесь прожил – и ни малейшего интереса.

– Ой, а Вы кто? – вдруг спохватился Джонс, – Я Вас здесь раньше не видел. Вы только что прилетели?

– Если следовать той же терминологии, я, в некотором смысле – твой личный Харон, – пояснил Серж.

– Что?? – Джонс от испуга чуть не свалился с пригорка.

– В смысле – перевозчик твой, – поспешно добавил Рожин, – Это я должен тебя отсюда увести в Ригель-сити. Место хреновое, спорить не буду, но на страну мертвых все же не очень тянет.

– А...– Элис облегченно заскучал, – Приятно познакомиться. А как Вы меня узнали?

– Имельда очень похоже изобразила.

– Да, – Джонс рассеянно кивнул, – Мы с ней троюродные брат и сестра. Она меня сюда и позвала. В рай свободы, творчества и ненасилия. Однако, похоже, такого места в населенном мире нету.

Он вздохнул.

– Ты – тоже Васкес? – полюбопытствовал Серж.

Элис насупился.

– Я порвал со своей семьей. Их деньги, власть, показное величие – все построено на угнетении, лжи и попрании прав.

– Ты – исключительный человек, парень, – похвалил Элиса Рожин.

Джонс опустил голову.

– Я – лузер. Не смог тут никому внушить простую мысль, что формикам надо помочь.

– А знаешь, Элис, – Рожин положил расстроенному Элису руку на плечо, желая утешить, – Может, ничего страшного? Меня господин Корнелиус почти убедил. Живут себе обезьяны своей обезьяньей жизнь. Допустим, наблюдаются у них зачатки разума. Ну и не надо вмешиваться – через миллион лет, глядишь, сами дойдут до чего-нибудь. Без спешки, без подталкиваний в поясницу.

Джонс поднял удивительные голубые глаза херувима на Сержа. Теперь в них плясала веселая хитринка.

– Зачатки разума? Вы Теноч видели?

– Нет, – признался Рожин, – Но слово знакомое, что-то такое Келли упоминал. Что это?

– Сокращение от Теночтитлан, – увлеченно пояснил Джонс, – Как столица империи ацтеков на земле в шестнадцатом веке – до Кортеса. Здесь так называют главный 'муравейник' формиков. Если готовы потратить лишние пару часов, поймете, почему.

***

Рожин испытывал дурацкое дежа вю. Опять он в подпитии пробирался по лесу с местным провожатым и опять – чтобы посмотреть на формиков. Только теперь алкоголь выветривался быстрее, а с ним и тяга к познанию.