Текст книги "Этап Ту (СИ)"

Автор книги: Сергей Милютин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Слушая недобрые слова дяди Пети о людях, исчезающих неведомо куда, Миха впервые задумался, а не антипроектник ли друг его отца.

Внезапно дядя Саша будто услышал Михины мысли:

– Сказали бы что-то новое, господа антипроектники, – сказал он, нарочито зевнув.

– Проект, Антипроект... – пробормотал дядя Петя, – Проект давно сам стал Антипроектом.

Дядя Саша удивленно прищурился, будто пытаясь заново разглядеть приятеля.

– Поясни.

Дядя Петя вздохнул.

– Знаешь такое словечко – джаггернаут?

– Угу, неумолимая машина разрушения, – ответил Красников.

Погодин кивнул.

– Очень хорошо. А в курсе, откуда оно взялось?

Дядя Саша помотал головой.

– Это искаженное имя самого доброго из воплощений индийского бога Кришны – Джаганнатхи.

Дядя Петя закашлялся,без тоста опрокинул в рот полный стакан и заговорил ровным голосом уже без остановок.

– Божество считалось милостивым. Индусы просили его об удаче или мистическом озарении. Для облегчения обращения адептов к богу появилась традиция раз в год вытаскивать самые известные идолы Джаганнатхи из храмов на улицу и возить по городу в больших разукрашенных повозках. При скоплении радующихся и пляшущих в религиозном экстазе верующих.

– С некоторых пор, – так же спокойно продолжал Погодин, – особо экзальтированные молящиеся стали бросаться под колесницы. Кто-то отделывался увечьями. Другие погибали. Со временем самоистязания и гибель людей под колесами любимого бога вошли в обычай. Словосочетание "колесница Джаггернаута" стало обозначать слепую непреклонную силу, идущую напролом, не обращая внимания на любые препятствия. А потом слово "колесница" отпало, и остался просто "джаггернаут".

– Ну и о чем же притча сия? – со снисходительной улыбкой уточнил дядя Саша.

– О том, как нечто, созданное для улучшения жизни людей, но требующее от них жертв, может очень легко забыть о своем изначальном смысле. И, однажды, остаются одни жертвы. Казалось бы, суть Проекта, в конечном счете, в улучшении условий существования. Однако скажи мне, мой начальственный друг, разве жизнь в "Мире" стала легче и комфортней, чем в годы нашей юности? И разве не видно, что нынешнее дети хилее и болезненнее нас в их возрасте? Нам объясняют, что расширение Проекта заставляет отдавать ему все больше ресурсов. Что так нужно для прекрасного будущего, которое Проект и строит. Но если дальше так пойдет, сколько останется счастливцев, которым суждено насладиться его плодами?..

На следующий папин день рождения дядя Саша с дядей Петей не пришли. Дядю Сашу назначили большим начальником, и он переехал на верхние этажи с особым режимом доступа. Куда пропал дядя Петя, Миха не знал, но догадывался, судя по тому, что лицо матери при его упоминании становилось печальным. Миха решил, что дядя Петя хотел стать его новым папой, но мама ему отказала. Миха гордился мамой, но в глубине души немного жалел.

Между тем, вокруг происходило много важных и захватывающих событий. Такие знакомые и обычные одноклассницы вдруг почти одновременно сменили детские разноцветные трусики и майки на светло-серые юбки и топы, сразу став волнующе похожими на взрослых теть. И он сам получил первый комби, еще не взрослый, с подростковыми резинками и складками на вырост, но уже настоящий, с капюшоном и длинными рукавами. Почти совсем как у героев фильмов о Периметре.

А очень скоро самые смелые одноклассники уже начали забираться с девчонками в укромные места в рекреациях, и делать там "все, кроме того, от чего бывают дети". Миха слушал их гордые рассказы в мальчишечьей компании, веря и не веря. Он старательно делал снисходительное лицо, мол, мне не до глупостей, слыша при этом, как предательски громко колотится сердце. Конечно, Миха желал того же, что и остальные, но постоянно напоминал себе, что однажды уйдет в Проект. Ему не хотелось, чтобы кто-то остался и долгие годы хранил верность как мать.

От страданий полового созревания Миху отвлекло важное событие. Маму неожиданно повысили в должности, назначив заведующей новой лабораторией. Их переселили двумя этажами выше в престижный отсек рядом с Ботаническим садом. Новая просторная секция, школа с продвинутой программой, новые одноклассники, более умные и целеустремленные, чем прежние, заняли пытливый Михин ум.

7.

– В ходе разработки модели Ферентису понадобилось построить функцию скорости расширения производительных ресурсов Станции.

Седой помолчал.

– Он получил формулу и подставил известные ему данные о текущем состоянии объекта – то есть, "Мира". И обнаружил, что износ идет быстрее восстановления при любых значениях тех параметров, которые миряне в состоянии контролировать. То есть, любые целенаправленные действия процесс разрушения только замедляют или ускоряют. Однако, направить в противоположном направлении – не могут никак. Он сообщил свои выводы руководству Станции. Руководство немедленно засекретило данные, а Ферентиса изолировало. Он стал первым человеком, навсегда ушедшим в Проект.

Миг вопросительно посмотрел на Седого.

– Первым? Но как же?...

Седой остановил его движением руки.

– Дослушай до конца. Ферентиса изолировали. Для проверки его выводов собрали целую бригаду математиков, экономистов, производственников, демографов. Их поместили в полностью автономный модуль Станции, и оставили один канал обмена информацией, отключенный от общей Инфосети. Не знаю точно, сколько они работали. В результате ребята обнаружили в работе Ферентиса пару крупных ошибок из-за использования плохо проверенных данных, несколько мелких огрех просто от невнимательности. Человеческий фактор в чистом виде. Но результаты подтвердили. Этот вывод назвали порогом Ферентиса. Понимаешь, что это значит?

Миг кивнул. Побледнел. Медленно повернул голову к Седому.

– Что ты имеешь в виду?

Седой помолчал.

– Да, Миша, ты правильно понял. Они выяснили, что Станция обречена. Человечество обречено. Рано или поздно все это – реакторы, промышленные зоны, жилые отсеки, рекреации – все превратится в такое же царство ледяной смерти, как снаружи. И этого не изменить.

8.

Миха закончил школу экстерном после девятого класса и без экзаменов поступил в университет на мехмат.

Получив пропуск в учебно-технологический сектор, он первым делом отправился в Архивное управление и поинтересовался, как ему встретиться с Петром Погодиным. Там Миха узнал, что дядю Петю уволили полгода назад за прогулы и пьянство и его новое местонахождение неизвестно.

На следующий день Миха явился на прием к дяде Саше. Ответственный секретарь Совета очень обрадовался, стал расспрашивать о матери и успехах самого Михи, но когда тот завел разговор о дяде Пете, скривился, как от зубной боли.

– Ну что ты хочешь от меня, Миша? Я уже пытался его вытащить, и жалею об этой глупости. Он безнадежен.

– Но вы же были друзьями! – воскликнул Миха.

– Не надо тебе за него хлопотать, – с досадой сказал дядя Саша, – Он вам с Лерой ничего хорошего не сделал. Фактически это он оставил тебя без отца.

И в ответ на изумленный взгляд Михи нехотя пояснил:

– Я не знаю, что у них там случилось, но Николай оказался в Проекте из-за Погодина. Ну да, из-за дяди Пети. Пётр узнал о какой-то работе Коли и сообщил о ней в Проект.

И добавил, уже не сдерживаясь:

– Чтобы добраться до твоей мамы. Ну, что смотришь? Думал, наш дядя Петя – ангел с крылышками?

– Вы так говорите, как будто Проект – тюрьма, – упрямо пробурчал сбитый с толку Миха.

Дядя Саша печально поглядел на него:

– Тебе очень нравится быть сиротой, мальчик?

Миха молча вышел из секции. Больше он с дядей Сашей не виделся.

После окончания Михой школы, верный друг Борик сказал, что и ему тогда нечего шорты за партой просиживать и, несмотря на недовольство отца, перевелся в электротехникум. Вечерами Борик ходил в драмкружок, где быстро стал звездой в постановках о ремонтниках, работающих на Периметре.

Теперь ребята виделись гораздо реже. Миха видел, что его друг сильно повзрослел, но все также остается фантазером и мечтателем, брызжущим сногсшибательными планами и идеями.

Однажды, во время встречи в просторной рекреации Поселка электриков, Борик заговорщически наклонился к Михе и тихо, но отчетливо выговорил:

– Хочешь, тайну расскажу? – и, не дожидаясь ответа, громко прошептал, – Мы – не на Земле!

– В каком смысле? – не понял Миха.

– Помнишь из истории – космическая программа СССР? Бурное развитие до начала 1980-х – спутник, Гагарин, первый выход в космос. Лунная программа, станции на Венеру и Марс. И вдруг все резко обрывается. А дальше разная чертовщина – исчезновение СССР, восстановление капитализма в России, всякое впадение в дикость. И про космос – ни слова.

Борик откинулся на спинку стула.

– Все просто. Вся история после 1980 года – выдумка. Потому что в 1980-м или чуть позже СССР отправил экспедицию на другие планеты. И эта экспедиция построила Станцию.

Борик улыбнулся с гордым видом знатока.

– Я думаю, мы на одной из планет звездной системы Альфа Центавра. Цель миссии – терраморфирование планеты. Вслед за нами прилетят колонисты.

– Но зачем тогда рассказывать про Выпрямление? – усомнился Миха.

– Элементарно – для мотивации, – Борик театральным жестом развел руки, – У людей на Станции не должно быть никаких путей к отступлению – дескать, если не получится, прилетят, спасут и заберут. Никто не прилетит, никто не спасет. Вы – одни, ваша судьба в ваших и только ваших руках.

Мысль о том, что история про гибель миллионов людей может для кого-то оказаться стимулом к созиданию, Миху крайне озадачила. Так, что он даже рассказал о разговоре с Бориком матери.

Мама выслушала его на удивление серьезно и внимательно. А потом сказала только:

– Лучше жизнь с надеждой, чем вовсе без нее.

Миг так и не понял, что она имела в виду – что Борик не прав, или что Борику с мыслью о существовании где-то там живой и цветущей Земли легче жить. Или она, вообще, говорила о чем-то своем, к гипотезе о межзвездной экспедиции не имеющем.

Очень скоро после этого разговора мама погибла. В новой лаборатории, которую она возглавила, произошел взрыв. Михе сообщили, что причиной оказался неудачно проведенный мамой эксперимент.

Миха переселился в университетский городок и с головой погрузился в учебу. Отвлеченная, ничем не напоминающая о жизни высшая математика заглушала боль.

Профессор Аленин, декан мехмата и главный математик Станции сразу заметил способного студента и включил в группу, с которой отдельно занимался по углубленной программе.

– Наша задача – сохранить достижения математиков для потомков, – говорил Аленин своим лучшим ученикам, – Сейчас, к сожалению, человечеству не до высших материй. Слишком много усилий тратится на выживание и отвоевывание у вселенской тьмы и холода жизненного пространства для будущих поколений. И мы с вами – не созидатели нового знания, только хранители. Но когда-нибудь, – тут лицо профессора светлело, – наступит время, и ученики ваших учеников, опираясь на спасенное вами, продолжат дело великих Ферма, Вейерштрасса и Колмогорова.

Однажды Миха, крайне возбужденный, ворвался в кабинет учителя.

– Профессор, я совершил открытие! – выпалил студент Гальянов.

Аленин приподнял брови.

– Какое же?

– Земля движется не по прямой! Ее траектория больше похожа на эллипс.

– И как Вы это выяснили? – заинтересовался профессор.

– Все вот здесь, – Миха протянул ему тетрадку.

Профессор сел за стол, стал перелистывать страницы, бормоча себе под нос: "Любопытно... о!.. а это оригинально..."

– Ну как? – взволнованно прошептал Миха.

Профессор закрыл тетрадь и протянул Михе.

– Ну, я не слишком подробно смотрел, но, вроде бы, все верно. Для первого курса – хорошая работа. Могу зачесть как курсовую.

– И все? – озадаченно спросил Миха, – Но ведь это же открытие!

Аленин вздохнул.

– Вынужден Вас огорчить, молодой человек, но это давно известно.

– Но тогда почему нам врут, что Земля летит по прямой?

– Ну почему врут-то? По сравнению с прежней траекторией Земли это практически прямая.

– Практически?? – изумился Миха, – Профессор, но, ведь, если Земля летит по эллипсу, одним из центров которого является Солнце, то рано или поздно она вернется в Солнечную систему!

– Если опять не окажется рядом с большой массой, – уточнил Аленин, – И даже если ничего не помешает, она там окажется через несколько тысяч лет, – помолчав, добавил, – И абсолютно точно, что Земля все равно не вернется на прежнюю орбиту. Это невозможно. Так зачем людям давать напрасные надежды?

– Ради истины, – неуверенно пробормотал Миха.

– Истины? – Аленин рассмеялся, – А Вы полагаете, коллега, что многие ее поймут?

– Но если все внятно объяснить...

Аленин всплеснул руками.

– Михаил Николаевич, дорогой! Не судите людей по себе. Даже если Вы каждому лично расскажете все в мельчайших подробностях, поймет Вас до конца в лучшем случае один из ста. Остальные в лучшем случае пожмут плечами. В худшем найдется немаленькая группа людей, которая объявит, что власти скрывают близкое возвращение времен до Выпрямления. Разумеется, с неблаговидными целями. Ну и зачем нам это?

Аленин снял очки. Подошел к Миже и ласково заглянул ему в глаза.

– Миша... Извините, что так Вас называю, но Вы мне очень напоминаете меня в Вашем возрасте. Такое же сочетание острого математического ума с глубокой социальной наивностью. Вы мне нравитесь. И Вас ждет большое будущее, но ради бога – не пытайтесь перевернуть мир. Он уже перевернут – дальше некуда. Еще одного переворота он не вынесет.

8.

Миг изумленно смотрел на Седого.

– Но как же Проект?

Седой посмотрел на него искоса.

– А что такое Проект?

Миг растерянно пожал плечами.

– Ну как на такой вопрос ответить? Вы..., – он поправился, – ты еще про таблицу умножения спроси. Это же в младших классах проходят. Проект, – голос Мига стал уверенней,– крупномасштабная программа целенаправленного и поступательного воссоздания жизненного пространства человечества.

Седой скрестил руки, выставил одну ногу вперед и молча покачал снежной шевелюрой из стороны в сторону. Миг упрямо продолжал, все больше выпучивая глаза. Вверх по позвоночнику поднимался холодный ужас понимания.

– В ближайших планах – налаживание серийного производства термоядерных реакторов. В перспективе – строительство новых станций...

– Проект, – перебил его Седой, – триединый взаимосвязанный комплекс мероприятий, состоящий из программы жизнеобеспечения остатков человечества, с максимальной оптимизацией использования скудеющих ресурсов, – А также программы постепенного сокращения населения в соответствии со схлопыванием жизненного пространства из-за невосстанавливаемого износа мощностей.

Миг судорожно помотал головой.

– Ерунда. Я много знаю про Проект...

Седой хмыкнул.

– И откуда ты о нем знаешь? Ты посещал строительные площадки Проекта, конструкторские бюро? Видел документацию?

– Нет, конечно, это все секретные объекты и материалы – Миг потер небритый подбородок, – Но постоянно же идут репортажи в новостях. В Инфосети горы материалов о Проекте!

Седой согласно закивал.

– Да, горы. Я же сказал, кажется, что Проект – программа триединая? Так вот третий и важнейший ее элемент – мощный и сложный механизм создания у оставшегося населения иллюзии будущего, убеждения, что Проект – программа развития. Это целая индустрия дезинформации, фабрикации печатных и видеоматериалов о несуществующих объектах и событиях, промывание мозгов еще с детского сада, максимально возможное стирание из Инфосети и из памяти людей всех намеков на негативные тенденции.

Седой усмехнулся.

– Ты сказал про термоядерную программу. Знаешь, сколько лет назад она началась?

Миг задумался.

– Лет сорок, кажется? Когда нам в школе про нее рассказывали, говорили про тридцать, а с тех пор...

– Семьдесят, Миша, семьдесят, – Седой скривился, – Школьная программа постоянно корректируется. Каждый раз незначительно, чтобы создавалась иллюзия естественного уточнения информации. Ну, бывает, что сроки строительства или разработки чего-то важного затягиваются на год-два, даже пять лет. Неприятно, но не смертельно – прогресс-то все равно налицо, – он выпрямился с безжалостным выражением лица, – На самом деле никакой программы строительства термоядерных реакторов, вообще, не существует. Их не умели делать и до Выпрямления. Это морок, иллюзия. Крибле-крабле-бумс!

Седой сжал и разжал ладони жестом фокусника.

– Принципы термоядерного синтеза,– прошептал Миг, – физика за восьмой класс. Я же все помню! Дейтерий, тритий, ядра гелия!

– Да, Миша, да, – Седой кивнул несколько раз, – Вранье должно быть правдоподобным. Возьми на одну меру лжи девять мер достоверной информации, тогда и остальному поверят.

Миг сидел молча, опустив голову, смертельно бледный, на грани обморока.

Седой с беспокойством глянул ему в лицо и в сердцах стукнул кулаком по блестящей поверхности стола с рисунком древесных слоев. Забегал по комнате.

– Ну не я это все должен объяснять. Для этого есть специальные люди! При привлечении к Проекту нового человека его подготовка начинается еще в Открытых секторах. Затем отобранному проверенному кандидату дозированно и очень аккуратно сообщается информация. Этим занимаются квалифицированные психологи. За время моего руководства сбои снизились до семи процентов. Остальные нормально переносят правду и в дальнейшем успешно работают на Проект.

Миг поднял голову.

– А что происходит с этими семью процентами?

Седой остановился, пожал плечами.

– Да ничего страшного, – пробормотал он, – они тоже работают на Проект, просто иначе.

– И что? Неужели ни один из тех, кому вы это сообщаете, не пытался донести правду до людей снаружи? Не верю, это невозможно.

Седой небрежно махнул рукой.

– Это абсолютно исключено. Отбор в Проект – строжайший. И, кроме того, пресекать такие попытки на уровне замысла обязана Особая служба.

На последних словах Седой остановился и поморщился, как от зубной боли. Миг поводил головой из стороны в сторону как сомнамбула. Его побледневшие до синевы губы искривились в подобии усмешки.

– На уровне замысла, говоришь? Вот как... Стало быть мысли полубогов Проекта находятся под еще более плотным колпаком, чем простых смертных?

– Иначе нельзя, – Седой покачал головой, – Только жесткий режим управления, жесточайший контроль и самоконтроль каждого участника Проекта.

Он скрестил руки, и стал медленно выхаживать взад-вперед перед Мигом.

– Новая ситуация потребовала принципиально новых решений. Все программы освоения и развития были свернуты...

Миг чувствовал себя как во сне. Да это и есть сон – абсурдный кошмарный сон. С отцом, который вдруг оказался Руководителем Проекта, и говорил о Проекте ужасные вещи.

– Конечно, так проще, – прошептал он, еле шевеля языком, – Никаких программ развития, освоения, только имитация развития, имитация деятельности как таковой. Какая мерзость!

Седой воззрился на Мига.

– Проще? Да ты понимаешь, о чем говоришь? Функционирование Станции зависит от сотен факторов, согласованной работы множества элементов и систем, от наличия в достаточном количестве разных материалов и сырья. При этом безвозвратные ресурсы тратятся, а системы изнашиваются с разной скоростью. Ты представляешь, какого труда, напряжения сил – физических, творческих, интеллектуальных – требует максимальное продление работы Станции целиком? Приходится придумывать, как использовать заменители невосполнимых ресурсов, не гробя при этом невосстановимые системы. Приходится изобретать простые приспособления, чтобы заменять сложные, чтобы те прослужили дольше. Приходится мониторить работу всех систем, чтобы не допустить выхода из строя высокоценных ресурсов. И все это практически в ручном порядке!

Он схватил со стола какие-то бумажки и ткнул ими Мигу в лицо.

– Это же сложнейшая задача – мы оптимизируем использование невосполнимых ресурсов, везде, где только можно заменяем их хотя бы частично. Наши инженеры творят чудеса! Мы уже добились колоссальных успехов! За семьдесят лет удалось отодвинуть дату Ферентиса на тот же срок! Это же, как если бы человек уже бился в агонии, а мы ему подарили еще семьдесят...

– Еще семьдесят лет агонии? – закончил за него Миг.

Седой осекся. В этот момент Мига потрясла неожиданная мысль.

– А как же Америка?

Мигу вспомнился злополучный вечер после пьянки с Бориком полгода назад.

9

Миг проснулся от телефонного зонка. Миг открыл глаза и зажмурился. Лампа светила слишком ярко. "Сколько же я нажег?" – испуганно подумал Миг. Прищурившись, обвел взглядом секцию. Остановился глазами на огромной бутыли, стоящей на столе. Вспомнил давешние слова Борика: "Никто же до конца пить не заставляет." Из пустой бутыли торчал искусственный цветок, вырванный из объемного натюрморта на стене. Из памяти Мига постепенно выплывали эпизоды вчерашнего, с трудом собираясь во что-то связное. Вместе с воспоминаниями пришла жуткая мигрень. Очень хотелось пить. Миг сел на кровать. У него закружилась голова. Он дотянулся до трубки и хриплым шепотом выдавил:

– Алло?

– Ты как? – раздалось из трубки.

– Жив, кажется, – ответил Миг.

Он ожидал, что Борик сейчас отпустит одну из своих любимых подколок, но вместо этого услышал серьезное:

– Включи третий канал.

– Зачем? – удивился Миг.

– Просто включи, увидишь, – повторил голос и сменился короткими гудками.

Миг вдруг засомневался, что слышал именно Борика. Его тело стало заполнять предчувствие чего-то страшного и непоправимого. Он не имел понятия, чего именно, но это только больше испугало. Миг доплелся до крана, налил кружку воды и выпил. В голове будто взорвалась маленькая звезда. Сел обратно на кровать и нажал кнопку третьего канала.

На экране появился ведущий Кораблев и студия передачи "Острый разговор". Пронзительный взгляд Кораблева на секунду остановился на Миге и скользнул вбок.

– И что бы Вы хотели сказать мирянам? – в голосе Кораблева сквозила ирония.

Камера проплыла по лицам присутствующих в студии и остановилась на стройном улыбающемся чернокожем в клетчатом костюме. Миг узнал нового американского посла.

Миг вспомнил, как после переезда они с матерью жили недалеко от представительства Америки. Посольство занимало полсектора. Иногда Миг видел посла живьем – кирпичнолицего улыбчивого старикана с белыми бровями и снежным женственным ёжиком на голове. Посол часто гулял по Ботаническому саду в неизменном серо-полосатом костюме с тросточкой в мелко трясущейся руке. Окрестные мальчишки считали делом доблести крикнуть ему вслед что-нибудь обидное и броситься наутек под суровым взглядом милиционера. Старик хмурил брови, грозил им вслед палкой, потом высоко закидывал голову и заливисто хохотал. В школе с "героями" проводили профилактические беседы.

– Не забывайте, – строго говорил ученикам директор новой Михиной школы, – Любое слово, сказанное вами американцам, может быть использовано против вашей Родины.

Все контакты с Америкой шли через одну структуру – Комитет по взаимодействию. Во избежание шпионажа или неумышленной передачи стратегически важной информации мирянам строго запрещалось без прямой санкции Комитета вступать в любые отношения с американцами, получать и отправлять в Америку послания в любом формате и любыми видами связи.

Миг потряс головой и вернулся в реальность.

Новый постоянный представитель Станции "Америка" сидел в кресле, закинув ногу на ногу, и широко улыбался.

– Я надеюсь, – сияя как ложка из нержавейки, говорил негр в камеру, – что с приходом к власти в Америке администрации, которую я представляю, сотрудничество между нашими станциями перейдет на качественно новый уровень. Мы нужны друг другу!

Из-за кадра раздались смешки и возгласы: "Каждый раз так говорите!"

– Наши зрители Вам не очень верят, мистер Джексон, – серьезно сказал ведущий, указывая рукой в сторону, откуда раздавались реплики.

Посол кивнул.

– Я полагаю, что главной причиной нашего прежнего недопонимания оказалось взаимное недоверие, пришедшее из времен до Катастрофы. Но нам пора понять, что сейчас перед человечеством стоят совершенно иные проблемы и задачи. Прежнего мира уже давно нет. Прежние разногласия ушли в прошлое.

– Вы полагаете дело в недоверии с обеих сторон? – Кораблев прищурился, театрально взмахнул рукой, – У нас в студии педагог, главный методист старших классов по истории и литературе Мария Кторова, свидетельница открытия Америки. Прошу Вас.

Миг увидел очень старую подтянутую женщину в выцветшем сиреневом комби с суховатым морщинистым лицом, похожим на дым сероватым пушком на макушке и неожиданно живыми глазами. Кторова взяла микрофон и заговорила надтреснутым голосом:

– Да, я видела открытие Америки по визору в прямом эфире. Мне в то время только-только исполнилось девять. Вы не представляете, какие воодушевление и восторг тогда охватили "Мир". Люди выбегали из секций и поздравляли друг друга – знакомых и незнакомых. Рыдали и плясали в коридорах. Такое единение! Все будто с ума посходили от известия, что мы не одни на мертвой Земле.

Женщина помрачнела, покосилась на американца.

– И я хорошо помню хмурые и напряженные лица мирян, понявших некоторое время спустя, что долгожданные братья вовсе не так рады встрече. Что замшелое противостояние из другого времени для американцев все еще живо.

Кораблев повернулся к американцу и развел руками:

– Как видите, гости в студии считают, что инициатор недоверия – не "Мир", а именно Америка.

– Но Вы понимаете, чем вызвано это недоверие? – вдруг услышал Миг знакомый голос.

Камера дернулась и изумленный Миг увидел лицо Светинского со слегка воспаленными подслеповатыми глазами.

– Кажется, господин инженер хочет нам еще что-то сообщить, – Кораблев сделал акцент на "еще" и обернулся к Светинскому. Девочка подбежала к инженеру и протянула ему микрофон.

– Нам сложно понять, но общество станции "Америка" устроено совсем не так, как наше, – мягко начал инженер, повернувшись к Кторовой, – У них оно выстраивается снизу, от секторных советов, называемых муниципалитетами, имеющих огромную власть и, в основном, распоряжающихся ресурсами. А уже они делегируют часть этой власти советам выше, те – на более высокий уровень, и так далее. Американская иерархия строится снизу вверх. Наконец, большая часть собственности там – частная. Встретившись с нашим обществом, фактически построенным по военному образцу, с всесильным Советом "Мира", распределительной, а не рыночной системой, они испугались за свои ценности, принципы американского общественного устройства.

– Они – это кто? – оборвала инженера Мария, – Толстосумы из Конгресса, которые владеют в Америке всем жизнеобеспечением и держат остальных за горло? Неудивительно, что они испугались. Очевидно же, что в условиях катастрофической нехватки ресурсов для чудом выжившей горстки людей имущественное неравенство и частная собственность неприемлемы. Власти Америки испугались, что простые американцы поймут, насколько устройство "Мира" более эффективно и адекватно.

За кадром раздался одобрительный гул.

– А Вы, надо думать, – тут же вклинился Кораблев, обращаясь к инженеру, – считаете американское устройство более правильным?

– Я полагаю, – тщательно выбирая слова, начал Светинский, – что станция "Америка", как более богатая, технически развитая и населенная, в большей степени может себе его позволить, чем "Мир". Американцы живут заметно лучше нас...

– Американцы живут лучше мирян? – перебил его Кораблев, – Давайте посмотрим, так ли это. Пожалуйста, репортаж нашего корреспондента.

На экране появилась большая рекреация с огромными кричащими плакатами по стенам на чужом языке. В кадре возник молодой человек с микрофоном в руке, волосами надо лбом в дырявой майке и клетчатых штанах. Вокруг ходили люди в странной разноцветной одежде с ненатуральными приклеенными улыбками.

– Мы находимся в рекреации сектора Биг Оранж. За красивым фасадом общества потребления мы видим большие проблемы – недостаточная трудовая занятость, имущественное неравенство, безысходность и отсутствие перспектив. Посмотрите на этих людей, большая часть из них – безработные, у которых практически нет средств к существованию...

Миг отключился от монотонного голоса, водя глазами по экрану. Вдалеке веселая девочка лет трех в трусиках прыгала на одной ножке через скакалку под присмотром дурацки ухмыляющегося согнувшегося в дугу горбуна. Парень с блуждающим взглядом качался из стороны в сторону, прислонившись к стене. Женщина со сжатыми в струну губами разглядывала снятый с ноги огромный ботинок. Корреспондент еще что-то говорил, расспрашивал людей в рекреации и коридорах, но Миг не слушал. Его не покидало ощущение абсурдности происходящего. Теле-Америка казалась неряшливо нарисованной пятилетним ребенком.

Внезапно Биг Оранж пропал. Опять появилось задумчивое интеллигентное лицо Светинского. Миг очнулся.

– ... При явной тенденциозности репортажа видно, что даже безработные в Америке не голодают и несчастными не выглядят. Американское общество может себе позволить их содержание.

– Вы не верите нашему телевидению? – быстро поинтересовался у инженера Кораблев.

Инженер посмотрел на ведущего исподлобья.

– Я имею дело с той информацией, которая мне доступна. Если я вижу в ней противоречия, не могу их игнорировать. Образование не позволяет.

Из зала – возмущенные возгласы. Кораблев поднял руки в успокаивающем движении.

– Пожалуйста, наш постоянный эксперт, доцент Лисин.

Лисин взял микрофон.

– Я бы хотел напомнить господину Светинскому, почему станция "Америка" так хорошо живет. Дело в том, что американцы были намного богаче и до Выпрямления – за счет жесточайшей эксплуатации менее развитых народов. Поэтому им удалось построить атомное убежище гораздо больше размерами и лучше оснастить его техникой. Уровень технологий, который американцы сумели сохранить при катастрофе – несоизмеримо выше, чем на "Мире". Да, это следует признать. Хотя я не вижу тут заслуги нынешних жителей Америки. Но важнее признать другое.

В голосе Лисина зазвенел металл.

– Сейчас Америка растрачивает себя, свои преимущества на обеспечение комфортной жизни кучке богатеев, на глупые прихоти и бессмысленные излишества. Давайте называть вещи своими именами. Американцы бездумно и безответственно проедают драгоценные ресурсы, которые так нужны для восстановления Земли. И это именно следствие ее нынешнего устройства. Сравните с нашим обществом, все силы которого брошены на Проект, имеющий общечеловеческое значение.

– Простите, но должен уточнить, – не переставая улыбаться, запротестовал посол, – На самом деле, в Америке много программ, аналогичных Проекту "Мира". Американцы ведут активную работу по освоению территорий, строительству новых приделов станции. Так, компания "Риал Эстейт лимитед" совсем недавно запустила новый жилой район...