Текст книги "Тонкая стена (СИ)"

Автор книги: Сергей Карелин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 20 страниц)

– А кто будет пилотом? – осведомился я.

Сразу признаюсь, мысль о предстоящем полете волновала меня. Я всегда любил смотреть на драконов, пролетавших над Нюрнбергом. Моей мечтой было полетать на этом чуде природы, но устав академии был суров. Студентам запрещались полеты, пока они не достигнут соответствующего курса и естественно не сдадут экзамен.

Но я-тоуже за два года до нужного срокапрекрасно знал всю теоретическую часть полетов. И вот он – шанс! А вдруг проскочит? В Академии тоже много рассказывали о доблестных пилотах драконваффе армии Ганса, которым было всего по восемнадцать лет. А как будущий маг, я знал, что управление драконом требовало не столько умения, сколько врожденного чутья.

Пилотом можно было только родиться, ибо крылатые животные обладали пусть небольшим, но разумом. Как маленькие дети, они прекрасно чувствовали фальшь и неуверенность своих возниц и сбрасывали их с себя при первой возможности. Русские Горынычи – возможно, из-за обилия голов – были более уравновешенными, но и, соответственно, более медлительными. Да что там, я мог бы целую поэму написать о драконах!

– Лично я могу повести, – добавил я, унявдрожь в руках.

– Нет, – отрезал Зигфрид, – у меня диплом пилота высшей категории. Дракона поведу я. А ты экзамен ты сдал?

Я скорчил обиженную гримасу.

– Ладно, так уже и быть, – смягчился он, – ты будешь вторым пилотом. Тем более что больше-то никого нет.

Он повернулся к остальным членам бригады. Я сделал тоже самое. Надо было видеть лицо Мойши. По-моему, наш леший просто испугался. Хельга же с Любавой, наоборот, судя по всему предвкушали предстоящее приключение.

– Это интересно, – заметила последняя, – на Змеях Горынычах я летала, а вот на драконах нет. Всегда задавалась мыслью – кто лучше?

– Дракон, это несомненно, – убедительно заявила Хельга, – вы пока вашего Змея накормите с его тремя желудками даравновесие между ними создадите, полдня пройдет. А драконы неприхотливы.

– Угу, – улыбнулась Любава, – только прежде чем он взлетит или сядет, ему надо пару верст леса вырубить.

– Ну и что? А….

– Так, девушки! – Вмешался Зигфрид, – давайте пока оставим этот спор. Нам надо лететь. Вот в полете и обсудите летные качества Змеев и Драконов.

Естественно все сразу замолчали, и наш небольшой отряд продолжил свой путь. В общем, через несколько часов мы уже подъезжали к Драконьему полю. Признаюсь, то, что я увидел, меня потрясло. Представьте себе огромное поле, которое разделено высокой стеной. С одной стороны, судя по всему, как раз располагалась военная часть. С другой же, на которую мы, в конце концов, вышли, находился гражданский Драконодром.

На нем я увидел несколько десятков драконов всевозможных размеров и пород. Перед каждым возвышалось длинное корыто с едой. Представьте себе подобную картину. Два десятка рептилийнасыщаются одновременно. Звуки доложу вам не совсем приятные. Мало того, я примерно представляю, как пахнет лакомство драконов, но наверно, из-за его большой концентрации, оно сейчас не пахло. Нет, оно просто воняло.

По моей мечте был нанесен небольшой удар, но я быстро привык к запаху. Что не скажешь о наших женщинах, которые дружно морщили носы. Мойше и Зигфриду похоже было совершенно все равно. Наш начальник естественно в силу своего богатого боевого опыта был привычен к подобным запахам, а Мойша….Мойша вообще редко когда реагировал на такие мелочи. На его болоте пахло, пожалуй, посильнее.

Зигфрид уверенно направился к одному из драконов. Это был средних размеров дракон с зеленоватой чешуей, отливающей серебром.

Около дракона, как всегда, находился ангарный бес. Никакое другое существо, кроме ангарных, не могло ухаживать за драконами. Летать на них это одно, а вот ухаживать совсем другое. Здесь надо было иметь железные нервы и совершенное отсутствие обоняния.

В общем, все эти качества идеально подходили ангарным бесам. Домовые и водяные пробовали иногда устроиться на эту работу, но быстро сваливали на более спокойные и благовонные места. У нашего дракона бес был небольшого росточка. Узкие красные глаза смотрели на нас с нескрываемым интересом, а рот был растянут в приветливой улыбке.

– Здравствуйте, гости дорогие, – приветствовал он нас, противным писклявым голоском.

– Привет и тебе! Как зовут? – громыхнул Зигфрид.

– Ник Мантейфель Пятый.

– Прынц? – не удержалась Любава и захохотала.

– Нет, я ангарный бес! – не понял шуткитот.

– Тогда все с тобой ясно. Не прынц. – констатировала Любава. Встретившись с суровым взглядом Зигфрида, она с невинным видом пожала плечами.

– Для друзей я Никки, – заявил бес.

– Что ж, я Зигфрид Брауншвейгский! Нам нужен твой дракон.

– О! – расцвел Никки, – у Валленталленталля, а так зовут моего подопечного прекрасный характер, умеренный аппетит и невероятная работоспособность.

– Я в жизни такое имя не выговорю, – заметила молчавшая до этого Хельга, и признаться, я был с ней совершенно согласен.

– Вы зовите его просто Валя. Он поймет. – весело заявил бес, явно потешаясь над тем, что мы не можем произнести такое простое драконье имя.

– Короче, я буду звать его Валенком. – заключила Любава.

– Что есть валенок? – удивился ангарный.

– Летная обувь русских пилотов. Удобно, тепло, практично. Понятно, что такое валенок есть? – не меняя интонации, пояснила Любава.

– О, это хорошо! Настоящее имя для хорошего дракона.

Все это время новоиспеченный красавчик Валенок разглядывал нас невинными глазами. На самом деле, он, конечно, был великолепен. Поджарые бока, небольшой гребень на голове, изящный хвост, оканчивавшийся четырьмя плоскими шипами, ориентированными в разные стороны. Мускулистые крылья, в которых чувствовалась сила, способная поднять в небо не только обтекаемую кабину для пилота и пассажиров, но и весь тот груз, что мы притащили с собой на телеге. Красивое животное.

Глядя на него, я охотно поверил, что у Зигфрида есть диплом пилота высшего класса. Выбрать такого красавца мог только человек, полетавший немало и попадавший в воздухе в самые сложные ситуации.

– Итак, мы собираемся слетать в Муром. Тебе известен этот город? – перешел к делу Зигфрид.

– Муром! – Никки вновь улыбнулся.

Похоже, у этого беса улыбка просто приклеилась к лицу. Первый раз кстати видал чтобы она так менялась. То становилась ехидной, то вдруг радостной, то торжествующей, а при взгляде на Хельгины прелести – искушающей. Кстати, наша воительница, похоже, была бы и не прочь поэкспериментировать с Никки где-нибудь в укромной уголке.

Похоже, она принадлежала к тому типу зрелых женщин, которые после того, как их дети вырастут, считают нужным попробовать в жизни все – в компенсацию за аскетическую юность. Но мои размышления внезапно разлетелись в прах.

– Да, да, Муром! Всего сто талеров с каждого! – лучезарно улыбаясь заявил наглый бес. Любава с Хельгой изумленно переглянулись, Зигфрид уставился на беса, словно тот только что помочился ему на сандалии, и даже Мойша прогудел.

– Ну ты, тово, обнаглел, мелюзга бесячая. Ишь чего удумал….

Я тоже был изрядно поражен. Дело в том, что и сто талеров были очень приличной суммой, а учитывая, что нас пятеро, они превращались в пятьсот! На эту сумму можно было, к примеру, жить полгода, снимая двухэтажный особняк и ни в чем себе не отказывать. Я конечно знал об манере поведения бесов в денежных вопросах, но чтобы до такой степени…Ятоже летал на драконах, нарушая при этом правила академии, но трех талеровобычно хватало за глаза.

К счастью Зигфрид пришел в себя быстрее всех, и взгляд его стал стальным. Ох, представляю я этого рыцаря в бою!

– Сто талеров? Никки, такого со мной не позволяли даже твои коллеги-шайтаны в далеких землях Великого Востока! Да, ангарный шайтан – скотина редкостная, ленивая, но даже он не позволит себе драть три. да какие три, тридцать три шкуры с воинов. Ну, что? – напористо спросил он.

Ангарный бес промолчал, но скромно опустил глазки.

– Значит, сто талеров? – вновь внешне спокойнопоинтересовался Зигфрид у беса.

Никого это деланное спокойствие не обмануло. Бес под взглядом нашего начальника стал еще ниже.

– А, что? – невинно проговорил он, – не так много…но ладно для вас я сброшу. Восемьдесят талеров. Я все-таки не шайтан чернохвостый.

– Пять! Пять талеров тебе в задницу! – рявкнул Зигфрид, – ты, что, думаешь я ваше бесовское племя не знаю? Мне известны расценки на полеты!

– Пятьдесят, и не талером меньше! Вы не представляете, как подорожала еда. А волшебный отвар для мытья чешуи, придающий ей свойство…

– Не надо подробностей при дамах! – вновь рявкнул Зигфрид, прожигая взглядом Любаву, у которой, судя по всему, вертелась на языке какая-то хохмочка. – Пожалуй, мы пойдем к другому бесу. А ты, Никки, наглый врун! Будь здоров! Благо драконов здесь много, выбирать есть из чего. Пошли, ребята!

Он повернулся к нам но бес, поняв, что, похоже, уже никто никуда не едет, резко сменил тон.

– Ну куда же вы! Валя – лучший дракон на этом Драконодроме. Мне за него в том году предлагали тааакие большие деньги! Ладно исключительно ради вас – я согласен. Десять талеров!

– Семь, и это последнее предложение!

– Хорошо, семь, – внезапно согласился Никки. – через полчаса встречаемся у третьего причала.

Бес показал на конец поля, прямо перед стеной. Присмотревшись я увидел невысокие деревянные вышки. Признаюсь, я был удивлен. Я был на небольших Драконодромах, и привык, что на драконов залезали с помощью деревянных лестниц. Но подобные причалы мне доводилось видеть впервые.

Пока мы шли к ним, Зигфрид возмущался жадностью бесов.

– Я помню, это всего три талера стоило, – заметил я.

– В твоей деревне может и три талера! – рявкнул Зигфрид, – а на больших Драконодромах – от 5 до 8 талеров с пассажира. Так что мы заплатили нормально. Но каков Никки! Сто талеров!

– Молодец, – согласилась Любава, – прямо как наш, русинский домовой. Только с тем проще. Напустишь на него морок…

Все затихли, внимательно слушая рассказ Любавы но та вновь резко прервала его словно о чем-то вспомнив. Мойша заинтересованно посмотрел на русинку и крякнул.

– Чего кряхтишь, чудо лесное? – невинно поинтересовалась та.

– Тебе это знать, тово, не положено! – лаконично ответил тот, и я еле смог сдержать улыбку.

До причалов мы добрались за двадцать минут. Едва мы поднялись на вышку, которая представляла собой крепко сбитое бревенчатое сооружение с помостом и навесом, как раздался дробный топот. Я увидел, как к нам в облаке пыли несется дракон. Никки неплохо управлялся с ним. Это я понял, когда он заложив крутой вираж, затормозил прямо напротив вышки, так что трап уперся прямо во входную дверку кабины.

– Заходите, гости дорогие! – пригласил нас бес.

Когда мы зашли и разместились на мягких сиденьях, которые хоть и были слегка обшарпанными но тем не менее создавалиопределенный уют, Зигфрид отсыпал бесу тридцать пять талеров, и тот, довольный, направился в сторону двери. Мойша сидел у самого выхода и напротив него Никки, притормозив на мгновение, нагнулся к волосатому уху лешего и тихо, но довольно явственно сказал: «Брату привет передавай. Мы тут все ждем его. Классный он у тебя парень».

После этого Никки будто растворился в воздухе. Мойша побледнел, но быстро взял себя в руки прикинувшись что ничего не слышал.

Но эту фразу слышалия и Любава. Наши взгляды встретились и девушка подмигнула, состроив на миг такую гримасу, что я невольно расхохотался.

– Что смешного? – резко повернулся ко мне Зигфрид, – а? Я что-то пропустил?

– Нет, ничего, – поспешил проговорить я, – анекдот вспомнил смешной.

– Не время сейчас! – отрезал Зигфрид и вновь вернулся к подготовке взлета.

Вы спросите, почему Никки не заботился за судьбу своего дракона? Дело в том, что в отличие от боевых, на пассажирских драконов было наложено соответствующее заклинание. Стоило закончиться заранее оговоренному сроку полета, как дракон возвращался назад. И никто не мог его остановить…разве что уничтожить, а уничтожить дракона было сложнее, чем Змея Горыныча. Поэтому Никки со спокойной душой доверил свое сокровище нашей команде.

Тем временем Зигфрид прошептал нужное заклинание, дракон встрепенулся и рванулся с места, постепенно набирая скорость. Меня вжало в спинку кресла, и я даже на миг зажмурился от удовольствия. Хотелось петь от радости. Не знаю, почему полеты так на меня действовали, но в небе я чувствовал себя как в своей стихии. Жаль, что летал я на драконах до этого слишком мало.

Тем временем скорость все увеличивалась. Мимо проносилась земля, а впереди замаячила громада леса. Однако в следующий миг дракон оторвался от земли. Я посмотрел на своих спутников. Любава раскраснелась и, не отрываясь, смотрела в окошко. Хельга расслабленно откинулась назад и будто заснула. А Мойша…Я не мог понять, то ли он страдает от страха перед полетом, то ли от вскользь брошенной ремарки Никки, но выглядел он неважно.

Дракон набирал высоту. Под нами раскинулась Фатерляндская земля. Аккуратные городки с крошечными, но милыми домишками. Словно вычерченные по линейке дороги. Иногда где-то вдалеке, тяжело взмахивая крыльями, проплывали грузовые драконы, направлявшиеся во все стороны света.

Далеко на горизонте, там, где земля сливалась с небом, синела кромка моря. Мы летели строго против солнца, и оттого наш Валя-Валенок как будто набычился, наклонив вниз голову.

Я даже не заметил, как начало темнеть. Солнце оказалось у нас за спинами. Мы подлетали к русинским краям. С воздуха было особенно заметно, как организованные и основательно прореженные леса Фатерлянда сменялись непроглядной черной стеной чащоб Русинских земель. Я ощутил почти физическую тоску от того, что покидал родные края.

Первый раз, когда я приезжал в Муром на стажировку, мы путешествовали по земле, и разница не была так заметна. А вот леший, словно почувствовав сквозь стены приближение родных пенат, прекратил грустить и потянулся к окну. Любава тоже улыбалась. Русины будто задышали полной грудью. Даже лица у них изменились. С них будто сползли маски притворства и стеснения.

Здесь, среди этих бескрайних лесов, они могли творить все, что им хотелось и не бояться, что их найдут. Они стали сами собой. Я подумал, что для того, чтобы не раствориться в буйстве русинской природы, моим коллегам нужно было быть очень цельными личностями, в чем-то даже более сильными, чем я и Зигфрид.

Может быть, поэтому среди моих знакомых русинов так часто попадались крайности – либо яркие, необычно мыслящие маги, либо совершенно невзрачные безвольные бездарности. Или ты ломал среду под себя или она брала над тобой верх и подчиняла своим законам. Я даже поразился какие мне приходили в голову мысли когда я смотрел на раскинувшиеся под крылом дракона леса.

Кое-где внизу, среди быстро сгущающегося сумрака проплывали отдельные огоньки домов и малых деревенек. И вдруг, совершенно неожиданно, облака вспыхнули отраженным заревом фонарей. Опять крайность. От тьмы – к почти слепящему свету.

– Дорогобуж, великий торговый город. – ни к кому не обращаясь, с восхищенным придыханием произнесла Любава. – Ты бывал здесь, Мойша?

– Нет. – как-то глухо, но очень спокойно ответил леший. – Но очень хочу.

– А я бывала. – раздался голос Хельги.

Она вообще выглядела странно. Все ее тело будто трепетало в каком-то ожидании, я бы даже сказал, предвкушении. Она словно заряжалась от проплывавших внизу бескрайних лесов какой-то энергией.

– Как вы ЭТО выносите, Любава? – спросила она дрожащим от возбуждения голосом.

– Что «это» – спросила Любава. Но мне смутно показалось, что она знает ответ.

– Это! – Хельга махнула рукой вокруг себя. – Здесь ты сам по себе. Вы люди сильных желаний, больших мечтаний. Но и страхи среди этих просторов огромные. Тебе не хочется иногда плакать целыми днями, потому что некому даже при очень большом желании придти тебе на помощь. И здесь, если мужчина ушел – то это – навсегда…

Я ничего не понял из сбивчивой речи Хельги. Но Любава подошла к ней и обняла ее за плечи.

– А ты бы хотела у нас жить? – спросила она.

– Когда была молодая – думала, что не смогу. А теперь – хотела бы. Очень хотела бы.

Зигфрид обернулся и прокричал:

– Практикант, садись рядом. Через час – посадка в Муроме. Порулишь напоследок.

После этого приглашения, я забыв обо всем сломя голову ринулся на переднее кресло. Исполнялась моя самая заветная мечта. И за одной это я был благодарен и Зигфриду, и всем русинам.

Мы подлетали к Мурому под бездонным звездным небом русинских просторов. Я сначалавел дракона очень аккуратно, но похоже мое благоговение перед этими созданиями передалось Вале, и тот начал слушаться моей малейшей команды. Это единениес могучей рептилией окрыляло меня и приводило в совершеннейший экстаз. Я что-то пел во все горло, а Зигфрид, глядя на меня, улыбался. Сейчас я готов был расцеловать нашего начальника.

Но каждой сказке, как говорится, приходит конец. Зигфрид забралсебе управление драконом, и Валя начал снижаться. Я же смотрел на приближающиесягородские огни и сожалел, что полет был столь скоротечным.

Глава 12
Непростая страна

Утром я проснулся одним из первых. Когда мы приземлились на единственном во всем Муроме драконодроме, нас встречал невзрачный русин. Разговорить мы его так и не смогли. Но он привел нас к нашему временному жилищу. Надо признать оно оказалось весьма недурственно. Огромный двухэтажный деревянный дом.

Как и все русинские города, столица Великого княжества раскинулась среди лесов на очень большое расстояние. Русины с их огромными территориями могли себе позволить строить одно-двухэтажные дома с наделами, которые в наших краях сошли бы за небольшую усадьбу. Не было в этом во всем привычного мне тесного уюта Фатерлянда, но было нечто иное, разумное и очень спокойное.

За окном, заложенным тонкими листами горного самородного хрусталя, падал снег. Первый снег этой зимы. Эта легкая снежная пелена практически скрывала очертания соседних домов, и отбивала всякое желание суетиться, куда-то бежать. Я спустился в кухню и зажег очаг. Сразу повеяло теплом. Я сел за стол и задумался.

В доме было тихо. Некоторое время я собирал по уголкам мозгов обрывки вчерашних мыслей и впечатлений и подсознательно ждал некоего просветления. Я не знал, что за мысль должна была меня посетить, но мне казалось, что в этой снежной тишине она обязательно найдет дорогу в мою непутевую голову.

И вдруг меня озарило. Несмотря на все обилие приключений, случившихся с нами до сих пор, наша поездка не складывалась. Не мог я увязать все выспренние разговоры Сента и Велимира о судьбах нашего мира с парой скромных пулек, найденных в схроне. Да и для наших досужих разговоров в Бремене совсем не обязательно было собирать такую бригаду.

Я понимал, что у нас была какая-то скрытая миссия, что нас послали сюда, чтобы мы сделали нечто большее, чем просто собирали доказательства и искали схроны. Интересно, знали ли нашу сверхзадачу Зигфрид и Мойша? Нет. Мойша – вряд ли. А вот Зигфрид – мог бы. Мог бы…Лестница натужно заскрипела под чьими-то тяжелыми шагами. Вот так вот. «О сером речь – а серый навстречь». В кухню вошел наш командир.

– Не спится, практикант? – прямо с порога бросил он.

– Я выспался, Зигфрид. – робко ответил я.

– И чего сидишь? – задал он вопрос, посмотрел в окно и сам себе ответил – Первый снег…Думаешь?

– Думаю, – с некоторым облегчением ответил я.

– От русинских тихих зим на мысли здорово тянет. Я поэтому к ним ездить и не люблю. Я – человек действия. А с годами думать тяжелее становится. Как начнешь наворачивать – хоть в петлю лезь. – признался Зигфрид. – И все-таки – чего надумал-то?

– Вопрос у меня один есть. О наших путешествиях…

– Хочешь спросить, зачем нас Хранители по всем этим городам и весям гоняют?

– Д..д..да… – пораженно вымолвил я. – Неужели вы не знаете?

– Я не знаю, зачем здесь я. Вот этого я точно не знаю. Если исходить из того, что я зачем-то нужен, значит, мы будем не только следствие вести. Но для карательной операции группа у нас жидковата. Вот я и гадаю. Не вяжется ведь все, практикант? – поднял на меня глаза Зигфрид.

– Не вяжется, командир. Вообще, нас тут собрали каждой твари по паре. И на случай боя, и на случай механизм какой разобрать, и на случай зубы больные заговорить. Выходит, Хранители сами не знают, чего ожидать, да? – спросил я.

– Выходит, да. Вообще на такие поручения посылают, если либо изничтожить хотят, либо прославить немеренно. Ты как насчет того чтобы умереть за Фатерлянд? – ехидно поинтересовался Зигфрид.

– Да не очень как-то впечатляет, – ответил я, размышляя, чем мне обернется моя честность.

– Вот и я не очень. А вот насчет прославиться – всегда пожалуйста. Но пока я с русинами только позорился. Я потерпел от них единственное в своей жизни поражение на поле боя.

– Я знаю. От Изъяслава.

– Вот видишь, практикант. И ты уже знаешь. Я даже не спрашиваю, откуда. Поэтому для меня здесь, как говорится, край. Отсюда мне либо, как папеньке, великому воину, дорога в берлинские кабаки, либо к славе. Поэтому требовать с вас буду нещадно. – по ходу фразы голос у Зигфрида наливался металлом.

– Я и сам понимаю, – пробормотал я.

– Ничего ты не понимаешь, Шамтор. У меня приказ – для нашей миссии мелочей нет.

– Зигфрид, но… – попытался возразить я.

– Я не понимаю, что там происходит наверху, но знаю, что мы здесь не просто так. Каждая деталь, каждая, Шамтор, важна. И не надо тут киснуть. Иди, умывайся. Я пошел будить остальных, – поставил Зигфрид точку в нашей нечаянной беседе у очага.

Когда я вернулся из сеней, в доме уже царило немного бестолковая утренняя суета. Среди этого бедлама Зигфрид излучал спокойствие и уверенность. Лицо у него дернулось только один раз, когда мимо него, величаво поводя бедрами, проплыла в сторону выхода Хельга в короткой холщовой рубашке. Он некоторое время провожал ее глазами, а потом изрек:

– Хельга, давай побыстрее. А то мы до Городища совсем не доедем.

– А нам туда сильно надо? – хихикнула из-за двери наша связистка.

– Сильно. Очень сильно. Короче, у всех пять минут на сборы.

Через пять минут все сидели за столом. Не было только Любавы. Вдруг откуда-то потянуло вкусным запахом яичницы. Сначала в комнату вплыл огромный противень на длинной деревянной ручке, а за ним – и наша хозяйка.

– Яйки… – она поставила на стол аппетитно шкворчащую еду.

– Млеко – она на секунду снова скрылась за дверью и вытащила на свет божий четвертьведерный жбан молока.

– Хлеб, масло – закончила она и тоже уселась на стол.

Я с изумлением осмотрел стол. Они, что, после этого работают? Таким обилием еды можно было накормить полкурса в Академии.

Тут вмешалась Хельга.

– Кушай, Шамтор, кушай. Ты когда-нибудь ездил целый день по русинскому первопутку?

– По чему? – спросил я. Вот, собрались тут на мою голову!

– По первому снегу.

– Нет. А что в этом такого?

– А то, что зарекаться в такие дни ни о чем нельзя. Можно самое простое дело полдня делать. Еще оголодаешь.

– Правильно, Хельга, – поддержал Зигфрид. – Я как раз хотел о делах поговорить. Значит так, сегодня мы осматриваем Муром. Завтра выезжаем в Городище. Путь это неблизкий, но там Федор испытывал свое таинственное оружие. Из этих посещений нам надо понять, есть ли у Федора еще тайные схроны или все оружие здесь, в Муроме. Потом докладываемся и…

– И что? – спросила Любава.

– И ждем указаний.

– А в Муроме как работаем? Как в Бремене? – не стала Любава развивать критическую тему.

– Да. Только у нас меньше времени. – немного нервно ответил Зигфрид.

– Командир, я не понимаю Куда мы так гоним? Мы ведь ничего не успеваем толком разузнать. Ползаем по заброшенным схронам, толком не раскручиваем подозреваемых. Мы куда-то спешим? Есть какое-то место, о котором ты знаешь и куда мы должны попасть к какому-то сроку? – с напором заговорила Любава.

– Нет. – отрывисто бросил Зигфрид – Есть срок, в течение которого мы еще можем хоть что-то сделать. Хранители и сами знают, что мы уже опаздываем. Это как горная лавина. Если она пройдет самые узкие горловины, где ее еще можно задержать и вырвется на простор, все. Лагенвельту конец. Все, что мы узнаем в наших странствиях, используется для того, чтобы в один прекрасный день у войск Ганса не осталось ни одной пули, а у Федора – ни одного «небесного огня». И тогда история выправит сама себя.

И вот тут я подумал, что Зигфрид прав только наполовину. Лагенвельт сможет зализать раны и стать прежним и привычным только, если допустить, что я, и подобные мне, забудут о том, что оружие Грубого мира можно повторить и перестанут хотеть это сделать.

А искать моих коллег по увлечению нужно было здесь, в русинских землях. Насколько я понимаю, конструкцию метателей, которые использовал Федор, было повторить куда проще, чем Гансовы «огненные трубки». Думаю что Федор не дурак и его подчиненные уже начали эксперименты. Значит, я должен был найти хотя бы намеки на таких умельцев и поговорить с друзьями, оставшимися у меня в Муроме после стажировки.

– Как будем действовать? Мойша?

– Я пойду к нашим. Может, подмогнут чем.

– Хельга?

– У наших тоже в русинских землях большое поселение. Тут, недалеко, близ Мурома.

– Любава?

– Опять по лечебницам.

– Шамтор?

– Я к друзьям пойду.

– Каким таким друзьям? – изумилась Любава.

– Я был в Муроме на стажировке. Есть тут пара побратимов, с которыми мы летними ночами меду попили.

– Может, на хозяйстве останешься? Ну что, что тебе студиозы скажут?

Вот от Любавы такого я никак не ожидал. Я открыл рот, чтобы ответить. Но меня опередил Мойша.

– Он, тово, в город пойдет. Практиканты, они ребяты шустрые. Ну, напьется, но ведь не до чертей зеленых. А Шамтор? Поедешь в моей телеге, если в седле прямо сидеть не сможешь.

Я облегченно улыбнулся.

– Поеду.

Зигфрид немного помолчал и подытожил:

– А я поеду на боевое поле, помахаю мечом с местными дружинниками. Под это дело и разговор лучше пойдет. Встречаемся вечером, в восемь. Жду от всех подробных докладов.

После этого мы молча завершили завтрак, и вскоре все стояли перед домом на улице.

– Ну, разбежались? – бросил Мойша Ии исчезв снежном мареве.

Зигфрид и Хельга, оба в длинных тулупах почти до пят, расстегнули деревянные пуговицы, чтобы не мешали, запрыгнули на коней и неспешно поскакали вдоль заборов куда-то в сторону опушки леса. У ворот остались стоять я и Любава. Я полной грудью вдохнул прохладный воздух, запахнул коротенький тулупчик из выдубленной овечьей кожи и сказал:

– Любава, мне в центр города.

Она торопливо ответила:

– Мне тоже.

И мы тронулись в путь. Некоторое время мы молча шли вдоль дороги. Вдруг сзади раздался голос:

– Эй, голубки, вас подвезти, может? Куда путь держите?

Я обернулся. Нас нагоняли сани, доверху груженные чем-то очень мягким. Покрыта поклажа была грубой тканью, аккуратно подоткнутой по краям. Я присмотрелся повнимательнее. Да, это были холсты.

– А дорого возьмешь, парень? – озорным голосом спросила Любава.

– А за поцелуй твой и отвезу, красавица!

– Ну, за поцелуй… – протянула Любава. – Меня мой милый заругает.

– Ладно, садитесь так. Снег скоро повалит по настоящему, к середине дня, заблудитесь.

Я подумал, что, конечно, жить у русин я бы не смог. Это же надо – заблудиться посреди бела дня в центре столичного города! Додумать эту мысль я не успел. Любава легонько подтолкнула меня в спину, и я запрыгнул на сани.

Мы ехали мимо добротных срубов по обеим сторонам улицы. Тут возница неожиданно сказал:

– Что, нравится? Смотри, как новых домов много появилось! Это в последние два года князь с Федором людям деревья на порубку богато дают из своих лесов. А им чего, у них теперь все земли наши под рукой! От их богатств и нам, муромчанам, кое-что перепало.

Это «кое-что» выглядело, конечно, впечатляюще. Терема были построены основательно и надолго, кое-где к ним еще пристраивали крылечки, во дворах валялась свежая стружка.

И тут я услышал тихий шепот Любавы.

– Милый, может, не поедем никуда, а? Полюбимся? Все тело томит. А ведь еще путь неблизкий, успеешь еще намотаться по нашим просторам, вообще ничего хотеть не будешь.

Я так и не понял, то ли это был морок, то ли горячая ладошка Любавы, скользнувшая под полу тулупа, окончательно лишила меня способности соображать. Я набросился на Любаву и начал ее целовать, и, кажется, даже порывался раздеть. Краем глаза я увидел, как возница улыбнулся и уставился вперед на дорогу. И вдруг…вдруг из-за поворота выехали сани и раздался удивительно знакомый звонкий голос:

– Я лица, конечно, не вижу. Но похоже, это ты, Шам!

Я резко выпрямился. На другой стороне улицы остановились маленькие сани, запряженные красавицей-лошадкой. А на облучке сидел…

– Мирослав! Старик! Как ты? – заорал я, забыв про чары Любавы, и спрыгнул с саней.

– Шамтор! Ты тут какими судьбами? – заорал в ответ мой самый лучший русинский друг Мирослав.

– Да я это… – я немного замялся и вдруг придумал. – Я подлечиться приехал.

– И что ты там подцепил, в своем Фатерлянде?

– Да ничего, друзья сказали, что зимой у вас и воздух хорошо лечит.

Мы стояли около его саней и болтали, вспоминая общих друзей. Со стороны нашей повозки донесся голос возницы: «Эй, красавчик, дальше поедешь?» Я повернулся и махнул ему рукой, мол, поезжай…Он нагнулся к Любаве и что-то ей шепнул. Она, как мне показалось, немного обиженно запахнула шубу и дернула подбородком вперед. Возница тронулся и спустя несколько мгновений сани скрылись в заметно сгустившейся снежной пелене.

– Садись, Шамтор. Поехали ко мне. Благо, недалеко. Я вон в том новом доме живу.

– Ого! – присвистнул я. – И за что тебе такая честь выпала?

– Да так. Хотя чего я. Лес личным распоряжением Советника Федора выделяли. И катали сруб его мастера. Я ведь…ты никому не скажешь?

– Не скажу. Как в могиле.

– Я Федору признался, что дома держу в тайнике «Магическую механику», что люблю всякие вещицы мастерить. Ты-то не бросил это дело?

Я даже растерялся. Сказать ему правду? Я ведь тоже теперь не на заднем дворе все эти книги читал. Сам Хранитель Сент…А ладно, что ж я такой дурак, а? Все эти Сенты приходят и уходят, а с Мирославом мы в одной драке против ведьмаков в кабаке на окраине Мурома стояли. И видел он, как я струсил, но виду не подал, а дрался как волк, пока я не успокоился. Нас потом обоих такие красавицы-ведьмы в лечебнице штопали…

– Нет. – Я удивился, заметив, что Мирославу больше ничего знать и не хотелось. Он, видно, просто хотел убедиться, что друг не предал их общукю тайную страсть.

– Слушай, Мир, а помнишь Анфису, ведьму, которая мне губы заговаривала?

– Помню. Она мне сейчас с утра до ночи зубы заговаривает. Жена она моя. – с довольно улыбкой добавил он. – Увидишь ее еще. А вот и она.