Текст книги "Титановая гильотина"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

У Мельникова, конечно, тоже имелись кое-какие просьбы. Одна из них, конфиденциального характера, была такая: обеспечить некоторых, «особо доверенных» журналистов материалами, которыми нынче располагает Управление (иначе говоря, слить через них, через некоторые СМИ, компру на тех же Воронина, Гуревича и К?). А также по возможности предотвратить попытки «наезда» на этих самых отборных журналистов со стороны неприятельских сил...

А в общем-то невесело все это... Времена сейчас пошли такие, что один отдельно взятый газетчик или телевизионщик может сделать – а значит, и стоить – порой гораздо больше, чем все их Управление во главе с генералом госбезопасности Керженцевым...

– Я вас вот зачем вызвал, Герман Анатольевич...

– Слушаю, товарищ генерал.

Керженцев пристально посмотрел на своего подчиненного.

– Наверное, глупо прозвучит, если я это скажу... Гм... В прошлое воскресенье, майор, наш материал так и не появился в еженедельной передаче Андрея Уралова...

Карахан понимающе покивал головой.

– Уралов, как я понял, решил все детально перепроверить. Он прислал в наш город бригаду из двух человек... мужчина и женщина. С журналисткой я встречался в пятницу вечером... как мы и договаривались на подобный случай, приняв все необходимые меры предосторожности. Эти двое, присланные к нам Ураловым... у меня сложилось такое мнение... намерены во всем действовать здесь самостоятельно. Вчера, кстати говоря, я видел их в Новомихайловске за работой...

Керженцев довольно подробно расспросил его об этом эпизоде. Ответив на расспросы, Карахан заметил:

– Я полагаю, что в данном случае излишняя опека может лишь повредить делу. Можно ведь добиться обратного эффекта: журналисты могут подумать, что одна из сторон конфликта намерена элементарно их использовать. Уралов – старый прожженный волк! Если он заподозрит, что кто-то надеется использовать его в качестве сливного бачка, то... на том все и закончится! И тогда уж точно не удастся добиться нужного нам эффекта...

Карахан многозначительно поднял глаза к потолку.

– Меня только беспокоит то, – продолжил он после короткой паузы, – что эти двое москвичей, как мне показалось, несколько беспечно относятся к вопросам личной безопасности...

Керженцев, выдержав небольшую паузу, заметил:

– В ваших словах, Герман Анатольевич, есть резон. В том смысле, что нужно дать возможность Уралову и его сотрудникам самим перепроверить поступившую к ним информацию. Что касается обеспечения их безопасности... Вы дали им номер контактного телефона на тот случай, если у них вдруг возникнут здесь серьезные проблемы.

– Так точно.

– Если у них возникнут осложнения, нужно попытаться как-то им помочь. Но действовать при этом нужно осторожно, с умом!..

– Понял, товарищ генерал.

– Еще один важный момент. Скажите, майор... Вы с журналистом Кормильциным работаете?

– Вообще-то Пашу Кормильцина курирует Соломатин. Но я с ним, конечно, тоже встречался по разным поводам... не раз и не два.

Выбив пальцами дробь на столе, генерал сказал:

– Кое-кто ему сейчас пытается мешать работать.

– Нетрудно догадаться, откуда ветер дует.

– Вот что, Герман Анатольевич... Конечно, это не совсем наш бизнес... Подберите в помощь Соломатину кого-нибудь из дельных сотрудников. Из числа тех, кто умеет держать язык за зубами. Кормильцина сейчас нужно поберечь от разного рода нападок. Вам, Карахан, я поручаю курировать... данное информационное направление работы.

– Разрешите идти, товарищ генерал?

– Идите, майор... И запомните: осторожность, осторожность и еще раз осторожность!..

Глава 9
Прикажут – завтра же буду акушером

После обеда Аркушин созвал к себе на совещание в департамент информации обладминистрации руководителей частных телекомпаний, вещающих на город и область, владельцев и главных редакторов двух ежедневных газет и еще двух дельцов от масс-медиа, контролирующих местные УКВ-радиостанции.

Геннадий Аркушин, пронырливый и услужливый по своей природе человек, был далеко не дурак. В Москве, конечно, мало кто о нем слышал – да он и не стремился в столицу, где ухарей, подобных ему, хоть пруд пруди, – но у себя на родине он был человек известный, даже популярный (прославился Аркушин сначала как репортер, а затем и главный редактор «Волжских ведомостей», как публикатор серии острых материалов, попортивших в свое время кровь Мельникову, банкиру Ряшенцеву и некоторым членам семьи старого губернатора). В то же время таких личностей, как Воронин и Гуревич, его небесталанное перо если и касалось, то аккуратно, вежливо и даже с нескрываемым пиететом по отношению к этим «деятельным и дельным господам»...

Аркушин задумал учредить местное отделение «Индустриального комитета», куда вошли бы видные представители местных региональных СМИ. Но не для того, естественно, чтобы присоседиться к более маститым столичным дельцам от масс-медиа, и уж точно не затем, чтобы совместно, общими усилиями отстаивать пресловутую «свободу слова». Нет, цель в данном случае ставилась другая: собрать в кулак все наличные «информационные ресурсы» – а заодно малость придушить неугодные властям СМИ – в преддверии выборов и заставить прессу и телевидение работать исключительно на и.о. губернатора Воронина и его деловых партнеров.

Едва только Аркушин открыл важное совещание с коллегами, которых он несколько цинично, но и почти ласково называл иногда про себя «разбойниками пера и мошенниками печати»,[7]7
  Данная формулировка впервые была введена в общественный обиход московским писателем Б.М. Марковичем (1822–1884).


[Закрыть] как вдруг включился интерком на его рабочем столе и из динамика донесся мелодичный голосок секретарши Воронина:

– Геннадий Юрьевич, зайдите, пожалуйста, к Виталию Алексеевичу.

Нажав кнопку переговорника, Аркушин ставшим вдруг тепло-бархатистым голосом, произнес:

– Ланочка, у меня совещание... очень, очень важное...

– Виталий Алексеевич хочет вас видеть... немедленно!

Извинившись перед коллегами и попросив обсудить в его отсутствие кое-какие внутрицеховые вопросы, Аркушин спустился этажом ниже, где располагались кабинеты губернатора и его ключевых заместителей. Воронин за последние трое-четверо суток не только перебрался в кабинет, который многие годы занимал прежний губернатор, но и успел уволить, под предлогом борьбы с раздутыми штатами и экономии бюджетных средств, примерно с десяток человек, среди которых была и одна старая мымра, долго и преданно служившая Николаю Дмитриевичу, занимая немаловажный пост его личной секретарши.

В предбаннике теперь были оборудованы два рабочих места: для молодого и расторопного парня, выполняющего при Воронине функции помощника-референта, и миловидной двадцатишестилетней секретарши Ланочки (между прочим, племянницы еще одного давнего друга Виталия Алексеевича – нынешнего главы «Волжскэнерго» Лычева). Референт при появлении главного губернского пиарщика почти демонстративно уткнулся носом в компьютерный монитор, а секретарша, напустив на себя строгость, кивнула на дверь:

– Проходите, вас ждут.

Едва Аркушин переступил порог высокого кабинета, как случилось неожиданное: крупный, дородный Виталий Алексеевич легко поднялся с кресла, в несколько шагов пересек кабинет и, распаляясь на глазах, как танк, попер на своего «пресс-атташе».

В руке у и.о. губернатора была зажата свернутая в трубочку газета, каковой он и попытался отхлестать своего преданного сотрудника по бледным щекам...

– Вы чего, Виталий Алексеич?! – срывающимся от испуга голосом произнес Аркушин. – А-а-о... не надо... в чем, собственно, дело?..

Он даже чуть присел, как заяц, готовый уже дать стрекача. И в то же время выставил вперед согнутую в локте левую руку, защищаясь от ударов свернутой в трубку газеты.

Хлестнув пару-тройку раз газетой своего пиарщика, Воронин как-то неожиданно быстро успокоился.

– Помощнички, мать вашу! – процедил он сквозь зубы, усаживаясь обратно в массивное, как раз под стать его фигуре, губернаторское кресло. – Геннадий, я ведь тебя предупреждал! Ты мне намедни сам сказал: «О'кей, Виталий Алексеич, я держу областные СМИ в кулаке»... Ну и как тогда прикажешь это понимать?!

Аркушин сначала вытер платком выступившую на лбу обильную испарину, затем, присев на карточки, поднял с пола оброненную Ворониным скомканную газету.

– «Вечерний экспресс»? – пробормотал он под нос. Затем, чуть повысив голос, сказал: – Даже за сегодняшнее число? Странно... Откуда у вас эта... этот... листок, Виталий Алексеевич?

– Это ты у меня спрашиваешь? – бросив на своего сотрудника уничижительный взгляд, сердито произнес Воронин. – Значит, ты и сам пока еще ни хрена не в курсе... Хороший же у меня работает начальник департамента информации... последним все новости узнает!.. Откуда, откуда... Один из моих сотрудников только что принес мне показать! Эту газетенку уже на улицах города вовсю продают, кое-где даже в киосках торгуют... А мой пресс-атташе все еще не в курсе!..

Что-то промямлив, Аркушин развернул малость пожамканную, слегка надорванную четырехполосную газету «Вечерний экспресс» (это издание, финансируемое банкиром Ряшенцевым, поддерживаемое также мэрией, выходит пять раз в неделю, кроме субботы и воскресенья). Две полосы, включая передовую, были посвящены вчерашним бурным событиям вокруг Новомихайловского ТМК, а сами материалы, написанные журналистом Павлом Кормильциным в его обычной образной и хлесткой манере, были проиллюстрированы несколькими фотоснимками, заснятыми – скорее всего, самим Кормильциным – непосредственно на месте событий.

Сразу же в глаза бросилась набранная крупным шрифтом шапка передовой: «Титановая «губка» – единственное оружие новомихайловского пролетариата?!» Здесь же был помещен фотоснимок группки комбинатовских «пролетариев», вооруженных вместо булыжников увесистыми брусками титановой губки...

На развороте еще одна большая статья, которой был предпослан весьма многозначительный и обидный для нынешней власти заголовок: «Вице-губернатор Воронин, действуя в сговоре с менеджментом РАО «ЕЭС», намерен банкротировать титановый комбинат в интересах американского концерна ТМКА»...

«Черт бы его побрал, этого Кормильцина! – выругался про себя Аркушин, которого от всего этого бросило в жар. – Наш пострел везде поспел...

Весь тираж, скорее всего, – решил он, – был отпечатан в соседней губернии (если бы набирали эту дрянную газетенку в одной из местных типографий, Аркушину об этом немедленно бы доложили). Отпечатали за ночь и утро, а уже после обеда выбросили завезенный в Н-скую губернию тираж на уличные лотки и в киоски печати... За всем этим стоят серьезные люди и немалые деньги... И еще нужно признать, что и Паша Кормильцин, перу которого принадлежат самые острые материалы, прокрутился очень оперативно, успев в считаные часы жаляще отреагировать на совсем свежие события в Новомихайловске...»

– Вот как надо работать, Гена, – совсем уже успокоившись, заметил Воронин. – Учись у своих же коллег...

– Ничего, Виталий Алексеевич, – оскалив, как хорек, мелкие зубы, сказал Аркушин, – я этого Кормильцина и его газетенку так теперь прижму...

– Будешь делать только то, что в пределах твоей компетенции, – сказал Воронин. – Должно быть так: я командую «фас» и показываю пальцем, ты и твои присные рвете этого человека в клочья!..

– Сделаю все, как вы прикажете, – преданно покивал головой Аркушин. – Прикажете Кормильцина не трогать – не будем...

– Это другое дело. – Воронин удовлетворенно покивал головой. – Вы газетчики... вот и занимайтесь своим бумагомарательным бизнесом! Вот что нужно сделать, Геннадий, причем немедленно...

– Жду указаний, Виталий Алексеевич.

– Пошли немедленно людей, чтобы изъяли нераспроданную еще часть тиража! Но аккуратно, без скандалов и мордобоя... Да выкупите, сколько удастся, в конце концов!

– Будет сделано.

– С ответной реакцией спешить не будем, – продолжил Воронин. – Прижми только свою журналистскую братию, чтобы об этих кормильцинских... инсинуациях нигде не сообщалось... чтоб ни словечка на эту тему!

– Как прикажете, Виталий Алексеевич.

– И еще один важный момент... Гена, до меня дошли слухи, что в Н-ск приехали какие-то журналисты из Москвы. И что их вроде бы даже видели вчера в Новомихайловске...

– В мой департамент никто не обращался, – вновь бледнея, сказал Аркушин. – Откуда такая информация?

– Из серьезных источников, – мрачновато усмехнулся Воронин. – Снесись по данному вопросу с центурионовцами... желательно даже с самим Черняевым. Я не хочу, чтобы здесь, особенно в такое сложное время, бесконтрольно шлялись какие-то журналисты из Москвы и снимали тут все, что им только заблагорассудится! Так что задача, Геннадий, прежняя: все, что касается конфликта вокруг «титана», любая информация на эту тему... должна быть либо полностью закрыта для федеральных и столичных СМИ, либо дозированно вбрасываться через проплаченные нами «источники»...

Первый день недели для Виталия Черняева выдался столь же хлопотливым, что и для большинства других мало-мальски серьезных людей, участвующих нынче в местных политических и финансовых баталиях. Поэтому обедать глава фирмы «Центурион» отправился гораздо позднее, нежели обычно, – уже в шестом часу вечера.

Какой-то определенной точки, где он бы столовался на постоянной основе, не существовало: Черняев не терпел однообразия. К тому же в городе существовало с полдюжины заведений, славящихся приличной кухней. Ему нравилось бывать в разных местах вот еще по какой причине: Черняева откровенно забавляло то, как его внезапное появление в стенах того или иного частного ресторана или кафе заставляет малость напрячься, поволноваться владельцев этих точек... Многие из этих прощелыг, хотя бывший полковник милиции покинул свой пост главы ОБЭП, продолжают откровенно побаиваться Черняева и некоторых лично преданных тому людей, в прошлом также сотрудников милиции; они лебезят, прогибаются перед этим известным в здешних краях человеком, хотя Черняев в принципе ведет себя как обычный посетитель и всегда платит по счетам – что не может не тешить в какой-то мере его самолюбие...

Отобедав в отдельном кабинете сравнительно небольшого и уютного ресторана «Какаду», Черняев, большой любитель этого дела, по обыкновению, как он сам любил говорить, «на десерт», взялся сыграть партейку в «американку» со своим же шофером. Через несколько минут в «Какаду» подтянулся Ломов, которого Черняев вызвонил по телефону и приказал немедленно явиться в этот самый «попугайский» ресторанчик.

– Обожди меня в машине, – сказал Черняев своему водителю. – Лом, бери кий! По ходу успеем партию сыграть!

Помещение, в котором находилась пара бильярдных столов и «мраморный» стол для напитков, с кожаными креслами, был отгорожен от основного зала, так что их разговору сейчас никто не мог помешать.

Ломов несколько неудачно разбил «горку», и Черняев тут же, воспользовавшись этим его промахом, загнал шары в три разные лузы.

– Слушай сюда, Лом, – пригубив джин-тоник из уже наполовину опустевшего стакана, сказал Черняев. – Я так понял, у вас с Фомой уже все «на товсь»?

– В полной готовности, – кивнул своей лошадиной физией Ломов. – Фома разве тебе не докладывал?

– Да, я в курсе. Я тебя пока у Фомы заберу, хватит с него Курта... Возникла одна тема, которую нужно срочно пробить...

– Журналюги? – догадался Ломов.

– Откуда знаешь? Сам допер или кто уже «тренькнул»?

Потеряв интерес к почти уже выигранной партии, Черняев уставился на своего сотрудника.

– Это ведь ты, кажется, в Новомихайловске каких-то телевизионщиков засек?

– Случайно получилось, – сказал тот, пожав широкими, чуть вислыми плечами. – Я помню, что был как-то базар на эту тему... Ты ж сам, начальник, недавно говорил, чтоб, значит, следили... чтоб какая-нибудь падла мимо нас не вздумала снимать в том же Новомихайловске какие-нибудь видеоматериалы. Откуда знаю и почему догадался? Да вот только недавно мне об этом звонил Витя Синицын, старлей из ППС...

– Знаю, – кивнул Черняев. – Он же у нас когда-то начинал. И что?

– Он тоже этих журналюг заприметил. Еще раньше, когда они в городе появились. Говорит, что сам видел, как эти двое, мужик и баба, понты перед гаишниками кидали, хвастались какими-то крутыми знакомствами... вроде даже с самим министром знакомы. Но Синицын считает, что это именно дешевые «понты», но... может, они и в самом деле настоящие телевизионщики?

– Значит, не зря мне цынканули[8]8
  Цынкануть – дать знак, сообщить (жарг.).


[Закрыть] про этих двух, – озабоченно хмуря брови, сказал Черняев. – Менты, говоришь, тоже пытаются выяснить, кто они такие и с какой целью прибыли в наши края?

– Как раз про то Синицын мне и звонил, – потеребив тяжелую челюсть, сказал Ломов. – Я так понял, что органы пытаются установить их местонахождение. Виктор сказал, что эти двое еще вчера вечером съехали куда-то... а проживали они в гостинице «Спутник»... Спрашивал, нет ли у нас какой наводки, но я сказал, мол, не при делах... в общем-то так и есть! Ну а тут, начальник, как раз ты мне прозвонил...

– Добро, Лом, я все понял, – кладя кий поперек бильярдного стола, сказал глава фирмы «Центурион». – Возьми кого-нибудь себе на помощь из наших ребят... Свяжись еще раз с Синицыным, ну а я сам с его начальником переговорю! Задача, Лом, стоит простая: «пробить» своими силами или через наших друзей из органов местонахождение этих двух московских журналистов... если они, конечно, не убрались из нашего города!

– Сделаем, командир... Ну а если «пробьем», то что дальше?

Черняев мрачно усмехнулся:

– Сначала посоветуемся кое с кем... ну а там посмотрим.

После разговора с начальником Ломов сразу же прозвонил на сотовый своему давнему знакомому Виктору Синицыну. Стрелку они решили забить на стоянке напротив гостиницы «Спутник», где старлей обещался быть примерно через час.

Когда Ломов приехал на место, канареечного цвета «уазик» с эмблемой ППС уже стоял возле здания гостиницы. В милицейской машине скучал один лишь водитель-сержант, но уже минуты через две-три из парадного «Спутника» вышел Синицын с какой-то папочкой, которую он держал под мышкой.

Заметив знакомый транспорт – это была все та же черная «Ауди-80», – старлей уселся в салон разъездной машины, используемой в служебных целях одним из самых доверенных лиц экс-полковника милиции Черняева.

– Здравствуй, Саня!

– Здорово, Виктор!

Они обменялись крепкими рукопожатиями.

– Ну так че, Сань, тебя тоже подключили к розыску этих московских журналюг? – поинтересовался Синицын. – Я вот только что на эту тему с администраторшей гостиницы общался. Мы пробили, что они с пятницы на субботу здесь, в «Спутнике», разместились... Эта жаба...

– Кто? Журналистка?

– Да не-е... администраторша! Поначалу не хотела мне без соответствующей санкции заполненные ими при вселении бланки анкет выдавать! Пришлось начальство тревожить... ученые все стали вокруг, мать их так...

Синицын извлек из своей папки два гостиничных бланка, заполненных московскими журналистами (или кто там эти двое на самом деле?)...

– Вот, Александр, держи... Есть куда их данные переписать?

Вытащив из кармана блокнотик, Ломов вписал туда паспортные данные москвичей, а также со слов старлея записал дорожный номер, цвет и марку транспортного средства, принадлежащего некоему Владимиру Маркелову.

– Виктор, ты гостиницы уже все пробил?

– Обижаешь, начальник, – ухмыльнулся старлей, пряча бланки обратно в папку. – Не только обзвонил, но и сам везде наведался...

– Самое хреновое будет, если они сейчас остановились в частном секторе, – покачав головой, сказал Ломов. – Надо же, какой хипиш начальство из-за двух журналюг подняло...

Глава 10
Разбойники пера и мошенники печати

В воздухе витал дразнящий аромат доходящего на угольях мяса. Хотя погода выдалась сырой и несколько ветреной, журналисты с общего согласия порешили устроить пиршество на подворье. В роли шеф-повара подвизался Володя Маркелов, большой дока по части организации застолий и пикников. С Пашей Кормильциным, хозяином этой пригородной фазенды, столичные журналисты нашли общий язык на удивление быстро: уже спустя несколько минут после знакомства они ощущали себя так, словно были старинными друзьями, которым не требуется терять время на поиски общего языка.

Зеленская, так и не получив от мужчин четких ЦУ на свой счет, преимущественно путалась у них под ногами. Паша, как хозяин и как приглашающая сторона, безропотно взвалил на себя всю черную работу. Жаровню для барбекю удалось отыскать в кирпичном сарае, где хранились плотницкий инструмент, садовый инвентарь и поливочные шланги. Паша набрал сухих дровишек и разжег огонь. На пару с Маркеловым – оба уже вовсю перебрасывались шуточками, как будто были знакомы тысячу лет, – они вынесли из коттеджа стол, после чего принялись натягивать на каркасные дуги брезентовый тент. Получилось нечто среднее между беседкой и шатром. По крайней мере, это сооружение спасет их от сырости и ветерка, ощутимыми порывами налетающего иногда с волжских просторов.

У крепких металлических ворот бок о бок застыли две машины: неновый кормильцинский «Чероки» и вишневый микроавтобус москвичей. Увлеченные своим делом, журналисты даже не заметили, как на землю опустились густые сумерки. Хозяин фазенды включил ночной светильник и еще при помощи переноски подвесил гирлянду лампочек над их импровизированным шатром.

...Отловить Кормильцина по двум известным москвичам телефонным номерам оказалось делом далеко не простым. Впрочем, поначалу у них и своих забот хватало. После того как незнакомые фээсбэшники по какой-то непонятной пока причине «отмазали» несколько зарвавшихся стрингеров перед ментовским старлеем, которого сопровождали три крайне подозрительные личности, включая «челюсть», Зеленская и Маркелов вернулись обратно в Н-ск и сразу же выписались из гостиницы «Спутник». Перед ними встал вопрос: а что делать дальше? Расследование, порученное им Андреем Ураловым, еще не завершено, а они уже успели как минимум дважды засветиться: на посту ГАИ в день приезда, где местные сотрудники, кажется, просекли, с кем они имеют дело, и у проходной ТМК, во время съемки воистину ударного сюжета, когда какие-то люди, включая сотрудника милиции, пытались то ли проверить у них документы, то ли под шумок разобраться с самими журналистами, работающими здесь без спросу, и как минимум разбить телекамеру и отобрать уже отснятый ими видеоматериал.

Не факт, конечно, что после всего произошедшего их будут искать, обшаривая подряд все городские гостиницы, но, посовещавшись, решили «заложиться» и на этот вот крайний случай. Еще утром в воскресенье они купили местную газету, в которой содержалась – в разделе объявлений – уйма полезной информации, включая длинный список телефонов квартир и частных домовладений, сдающихся внаем не только на относительно длительные сроки, но и на любое время, до суток включительно.

Сделав несколько звонков по объявлениям, москвичи наконец нашли вполне устраивающий их вариант: женщина сдавала внаем на гостиничных условиях половину своего домовладения – две комнаты и веранда, «удобства», правда, во дворе, – расположенного в одном из пригородных поселков.

Журналисты забросили на новое место жительства свои вещички, заплатили хозяйке за четверо суток вперед, затем, когда Маркелов сделал копию отснятого ими несколькими часами ранее в Новомихайловске материала, они вновь отправились в облцентр.

На вокзал успели минут за двадцать до отбытия поезда на Москву, который отправлялся в девять с минутами вечера. Володя упаковал видеокассету в конверт, вложил его в другой, больших размеров, замотал плотно клейкой лентой и передал вместе с денежной купюрой проводнице одного из купейных вагонов (этим негласным видом услуг, предпочитая не связываться с крайне медлительным почтовым ведомством, сейчас пользуются по стране очень многие граждане). Проводница, в свою очередь, как только убедилась, что это не наркота или еще какая опасная хреновина, заверила Маркелова, что передаст бандерольку из рук в руки тому человеку, который придет за ней на перрон Казанского вокзала.

После этого стрингеры отправились сразу на съемную хату.

Первую половину дня понедельника Зеленская и Маркелов занимались съемкой городских видов. Стараясь действовать аккуратно, чтобы не привлечь к себе ненароком внимания каких-то местных сил и структур, они засняли на пленку фасад здания обладминистрации, паркинг возле которого был уставлен разнообразным служебным и личным транспортом (кажется, там проводилось какое-то крупное совещание). Потом настала очередь четырнадцатиэтажного параллелепипеда из стекла и бетона, в котором помещались кабинеты чиновников городской мэрии. Затем, пройдясь пешком по уже знакомому им отчасти Волжскому бульвару, стрингеры, производя съемку с максимальными предосторожностями и находясь на некотором удалении от объектов, запечатлели также фасады и вывески расположенных сравнительно недалеко друг от друга зданий «Волжского Народного» и «Коммерцбанка», а также еще одного здания, в котором среди прочих размещается офис «нового» менеджмента Новомихайловского титано-магниевого комбината.

Около двух дня, когда журналисты уже закусывали в одном из местных кафе, Анне на сотовый позвонил из Москвы помощник Андрея Уралова. Он подтвердил, что бандеролька получена, сказал, что поступивший от них сюжет сейчас просматривает сам Уралов, затем поинтересовался, не возникают ли у стрингеров какие-нибудь сложности в связи с пребыванием в Н-ске.

Зеленская сказала, что у них все о'кей и что они рассчитывают «пошабашить» – как и договаривались еще в Москве – не далее как в четверг.

Примерно через час на ее сотовый прозвонил уже сам Уралов. Андрей сказал, что отснятый ими в Новомихайловске материал просто супер и что он, по всей видимости, сделает данную тему основной уже в следующем воскресном выпуске своей передачи. Нужно было еще кое-что перепроверить, а затем попытаться взять интервью на эту тему у некоторых местных чиновников и бизнесменов. Вряд ли кто из них решится комментировать последние события в Н-ске, но попытка не пытка. Напоследок Уралов еще раз посоветовал стрингерам установить контакт с местным журналистом Павлом Кормильциным, крупным знатоком местной «фауны и флоры», который способен оказать им здесь действенную информационную поддержку.

Первая же попытка Зеленской позвонить на сотовый Кормильцина оказалась удачной. Анна поняла, что мэтр еще прежде не успел переговорить обо всем по телефону с Павлом и тот не только знает, что в его город прибыла пара стрингеров для выполнения задания определенного рода, но и сам очень хотел бы законтачить с московскими журналистами. Когда Кормильцин спросил у нее, могут ли они уже сейчас подъехать по «одному адресочку», Анна вначале коротко ответила «да», затем передала трубку напарнику, чтобы тот вызнал маршрут следования.

Ну а то, что их приезд на дачку к Кормильцину исподволь трансформировался в дружеский пикник, это уже была чистой воды импровизация...

Кормильцин оказался общительным компанейским парнем. Он был на три года старше Маркелова и почти на семь – Зеленской, но эта разница в возрасте между ними не ощущалась. Избранная жизненная стезя заставляла зачастую стрингеров очень быстро определяться в отношении к тому или иному человеку. Иногда трудно бывает рационально объяснить, почему один человек располагает к себе сразу, с первых минут общения, а другой либо вызывает к себе недоверие или даже неприязнь, либо, сколь долго ты его ни прощупывай, остается навсегда для тебя загадкой, чем-то вроде «черного ящика», на выходе из которого может появиться такое, что останется лишь ахнуть и развести руками.

Кормильцин, эдакий добродушный увалень с виду, был, конечно, далеко не прост, но в то же время, как выяснилось уже вскоре, определенно принадлежал к разряду тех близких им по духу, по взглядам на жизнь людей, которых Зеленская и Маркелов, не сговариваясь, называли про себя «наш человек».

Паша добросовестно пытался исполнять обязанности радушного хозяина, но поскольку они на пару с Анной – успев, правда, предварительно сервировать стол – то и дело отвлекались, перескакивая с темы на тему, разного рода разговорами, то заниматься горячей закуской пришлось именно Маркелову. Володя, надо сказать, продемонстрировал высший класс: он разрубил почти двухкилограммовый кусок карбонада на шесть равных частей, после чего взрезал каждую порцию поперек, на манер развернутой книги (если мясо напластовать тонкими кусками, никакого толка не будет, оно высохнет и обуглится по краям).

Когда мясо в достаточной степени пропеклось на углях, Володя дополнительно обработал его специями, завернул в фольгу и передвинул на самый край решетки, чтобы продукт мог дойти до требуемой кондиции.

– Круто, Паша, ты припечатал ваших губернских бугров, – с ходу включился он в разговор (Маркелов, как и Анна, уже успели ознакомиться с последними статьями Кормильцина в «Вечернем экспрессе»). – А не стремно тебе так поступать? У тебя ж, наверное, и семья где-то здесь живет?..

– Тебе, Маркелов, больше, конечно, не о чем было спросить, – с нотками легкого недовольства сказала Анна. – Может, человеку неприятно говорить на такие вот темы...

– Да нет, почему, – Кормильцин прикурил сигарету от маркеловского «Ронсона», затем продолжил: – Я уже, почитай, с десяток лет работаю в местных газетах, а раньше, при прежнем губернаторе, когда Воронин еще только начинал помаленьку прибирать власть к рукам, и на нашем губернском ТВ еженедельную часовую передачу вел... Всякое-разное бывало: и устные угрозы, и попытки наездов, и автоавария, когда меня в кювет вроде как случайно опрокинули... В подъезде как-то пытались арматурным прутом отделать, но я отмахался... В наших местных изданиях тоже периодически «войны» вспыхивали... все как у «взрослых»... Есть тут один наш собрат по цеху... Гена Аркушин... Скользкий, я вам доложу, тип... Сейчас главой департамента информации и печати при Воронине работает, пытается «рулить» здесь всеми СМИ, даже на представителей федеральных изданий и телеканалов наезжает, чтобы они, значит, давали «объективную» картинку по нашему славному региону... Раньше он все норовил исподтишка меня и таких, как я, кто не заглядывает в рот Воронину и его другу банкиру Гуревичу и не гоняется за подачками, тяпнуть, кусануть, бросить в нас дерьмецом. Теперь уже гадит в открытую: пишут, что Кормильцин и иже с ним – «бандиты», «разбойники» и «продажные журналисты»... Я этих дешевых шавок не трогаю, но иногда, знаете ли, просто кулаки чешутся...

Анна понимала, что и за Кормильциным кое-кто стоит, причем из серьезных по местным меркам людей, и даже догадывалась, кто именно, но решила, что они еще не настолько близки и знакомы, чтобы можно было спросить о таких вещах.