Текст книги "Очень серьезная организация"

Автор книги: Сергей Соболев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Глава 7
ИЗ ОГНЯ ДА В ПОЛЫМЯ

Мокрушина вывели во двор и усадили – через боковую дверь – в микроавтобус. Но не в милицейский, а в черный «мерсовский», с тонированными стеклами и без опознавательных знаков на бортах. На борту были двое «своих»: Заречный, тоже покинувший райотдел, и водитель-прапорщик примерно его возраста, которого все знакомые звали просто Санычем. Плюс еще двое мужиков, которых можно чисто условно отнести к «своим» – это были особисты, прикрепленные к Подотделу активных мероприятий (их в подразделении – строго между своими, конечно, – называли не иначе, как «инквизиторами»). Вот они-то – а вовсе не фээсбэшники – и отконвоировали Рейнджа к спецфургону.

Все четверо – в цивильной одежде. Наметанным глазом Рейндж узрел, что у троих – кроме полковника – при себе имеется табельное оружие. И все они, надо сказать, не выглядели слишком уж дружелюбными и приветливыми. Скорее – наоборот.

– Саныч, где здесь у тебя аптечка? – спросил у водителя Заречный. – Ага, нашел… Ну все, поехали! Маршрут тебе известен, так что топчи на газ.

Начальник, держа в руке кейс, с виду не очень похожий на стандартную водительскую аптечку, пересел в кресло, расположенное позади водителя. Спецтранспорт имел особую планировку салона; некоторые сиденья были развернуты как бы против движения, так что он оказался напротив Мокрушина, так сказать, лицом к лицу. Один из «инквизиторов» уселся рядышком с Рейнджем. Его коллега разместился возле бокового люка.

Микроавтобус покатил со двора ОВД «Марьино», вскоре выехал на проспект и взял курс в сторону МКАД. Мокрушин, хотя все происходящее вокруг попахивало фантасмагорией, отметил, что вперед них, по курсу, проскочил серый «Паджеро» – это была их конторская разъездная тачка, за рулем которой ему доводилось не раз и самому сиживать.

Заречный открыл кейс. Некоторое время он копался в его внутренностях. Затем, вооружившись флакончиком с антисептиком и ватным тампоном, принялся обрабатывать кровавые ссадины на запястьях своего проштрафившегося – вот только чем, Рейндж этого пока решительно не понимал – подчиненного.

– Я тихо фигею! – пробормотал Мокрушин. – Уй… полегче, командир… щиплет! Да снимите же с меня эту чертову «скрепу»! Не врубаюсь я что-то… спектакль же вроде как закончен?!

– Тоже мне, «нервный вьюноша» нашелся! – Заречный обработал ссадины и пришлепнул – временно, пока не осмотрит врач, – на поврежденные участки кожи полоски пластыря. – Больно бывает, когда матку выворачивают… Ну да ладно: тебе еще предстоит через все это пройти.

– Да чего случилось-то?! – взорвался наконец Рейндж (и тут же почувствовал на предплечье железную хватку опекающего его «инквизитора»). – Ладно, ладно, полегче! Я же просто хочу знать, что стряслось?! Решительно ни во что не врубаюсь! Сижу тут, понимаешь… как дурак!

– Сам сказал. – Заречный захлопнул медицинский кейс и положил его за спинку кресла. – А теперь к делу, подполковник! Доложите, где вы были минувшим вечером и ночью. И, что не менее важно, чем вы занимались все это время, пока вас не прихватили наши славные внутренние органы!.. Здесь чужих ушей нет. С товарищами из особого отдела вы знакомы. Так что давайте выкладывайте: это пока еще не официальное внутреннее расследование… но я бы посоветовал вам говорить чистую правду.

Саныч знал свое дело. Обе их тачки неслись как на пожар по вызову. Рейндж, по существу, был пока еще только в самом начале «исповедального рассказа», когда их небольшая компания свернула на повороте с Новорижского к Никольской слободе.

Спустя короткое время две спецслужбистские машины остановились в полусотне метров от поворота к французскому ресторану – с этого места прекрасно просматривалось и само заведение, и его ближние окрестности, включая пруд и паркинг. Тонированные стекла тоже не препятствовали обзору – они имели обратную поляризацию.

– Значит, вас попросили с ю д а приехать? – переспросил Заречный. – Именно к этому вот заведению? Гм. Вы парковались возле ресторана?

– Да. Вот там… где сейчас стоит вишневая тачка. Примерно, конечно. Если подъедем… и выйдем из фургона… я, может быть, укажу точней. А что? Не понимаю, в чем криминал-то?

– Из машины выходить не будем, – сказал Заречный, проигнорировав, причем не в первый раз, его вопрос. – Кстати. А вы, Мокрушин, выходили из своей машины? Или дожидались человека Венглинской в джипе?

– Выходил, – нехотя сказал Рейндж.

– И? Не тяни кота за хвост… резче! Нам еще в адрес ехать!

– Да нечего особо рассказывать. Вышел из тачки, прогулялся по тропе… до вот того пруда… Сел там на лавочку. Выкурил сигарету. Тут появился Артем…

– Референт Венглинской?

– Ну да. Это она так его называет – «референт». А вообще он ее личный шофер, охранник, секретарь… может, и еще какие функции при ней выполняет. Закончил Международную школу бодигардов в Лондоне… Фамилия его… как у этого… большевика-экспроприатора… Красин!

– Он один приехал?

– Да, один. На «иксе» черного цвета. Номера, кстати, я помню… Предлагал оставить мою тачку здесь, а ехать вдвоем на его джипе.

– Об этом после, – сказал Заречный. – Скажите, Мокрушин… а почему вы не доложили о звонке Венглинской?

– А кому я должен был докладывать? – остро отреагировал Мокрушин. – И о чем именно я должен был докладывать? Я ведь живу среди людей! И встречаюсь по разным поводам то с одними, то с другими. И вообще! Я что, обязан докладывать руководству или диспетчеру каждый раз, куда я пошел и с кем я намерен лечь в постель?!

– А-атставить! – В голосе Заречного лязгнул металл. – Попридержите язык! У спецагента нет и не бывает личной жизни. А если она и есть, то является лишь прикрытием. Вот выйдете на пенсию… если доживете, тогда и живите вольно, как все! Ладно. К делу! Мокрушин, вы когда ехали сюда, в точку рандеву, вы не заметили чего-то… гм… подозрительного? Вас не останавливали по дороге? Чего-то смахивающего на слежку, к примеру, не наблюдалось? Вы вообще смотрите хоть иногда по сторонам, что вокруг вас происходит? Или ваши мысли постоянно заняты… разной ерундой?!

Рейндж едва сдержался, чтобы не ответить резко. Мысленно сосчитал до десяти, затем спокойным тоном произнес:

– По дороге меня не останавливали. Если и был «хвост» за мной, я его не обнаружил. Когда сижу за рулем, не имею привычки крутить головой по сторонам: с учетом нашей дорожной специфики это чревато ДТП… А что у меня в голове… вот это уже мое личное дело.

Заречный несколько секунд сверлил его взглядом, затем, не оборачиваясь, громко скомандовал:

– Саныч, вези нас теперь прямиком в Мозжинку!

Минут примерно через двадцать обе спецслужбистские машины мягко затормозили возле поста охраны на въезде в староакадемический дачный поселок Мозжинка. Из помещения сторожки показался мужчина средних лет, экипированный в форму частного охранника. Поднял шлагбаум. «Паджеро» проехал под ним и неспешно покатил в сторону Дома ученого. А вот Саныч почему-то не спешил трогать, дожидаясь, очевидно, команды старшего.

– Вы через этот пост проезжали вечером, Мокрушин?

– Да, через этот самый.

– Кто дежурил? Мужчина или женщина? Или вы и это умудрились не заметить?

– Женщина… кажется. Знаете, я толком его… ее не видел. Шлагбаум был открыт, как сейчас. Но, судя по силуэту, который я видел возле сторожки, это была женщина.

– Вы предъявляли охране какие-либо документы?

– Нет.

– Просто проехали вслед за Красиным… и все?

– Да.

– И обратно так же?

– Так точно. Я подъехал к посту… посигналил… Кто-то вышел из сторожки… форменная куртка… на голове шапочка… Силуэт похож, повторюсь, на женский. Подняла шлагбаум, я проехал… вот и все.

Заречный бросил на него испытующий взгляд.

– Значит, охранник… мужчина или женщина, не суть важно… не видел, кто находится за рулем «Ниссана»?

Вскоре микроавтобус миновал уже знакомые Рейнджу ворота – они были распахнуты, – возле которых сейчас прохаживался какой-то чел в камуфляже и маске, с короткоствольным автоматом на ремне. Особняк и вся окружающая его обстановка при дневном свете еще больше смахивали на нездешний «manor-house»… Особенно выделялся идеально подстриженный газон перед домом – один его вид вызывал желание улечься на траву и бездумно валяться там. На площадке в рядок стояли три разнокалиберных джипа – все со спецслужбистскими номерами. И еще микроавтобус синего цвета, смахивающий на тот, на котором Мокрушина доставили на объект.

Заречный выбрался из спецфургона наружу. Мокрушин в какой-то момент ощутил во рту неприятный железистый привкус, как это с ним бывало в минуты крутых передряг. Чертовски хотелось курить. Но еще больше ему хотелось, чтобы этот абсурд поскорей закончился. Чтобы ему наконец растолковали, какого хрена к нему все прицепились, почему и за что конкретно его взяли в крутой оборот…

– Выводите! – скомандовал вернувшийся к фургону Заречный. – Следуйте за мной… в дом!

Они прошли внутрь особняка: полковник шел впереди, за ним, поддерживаемый под локоток «инквизитором», Мокрушин, замыкающим – второй особист. Им встретились двое или трое личностей в штатском – эти люди, казалось, не обращали на них никакого внимания. Миновав коридор, прошли в гостиную. Мокрушин застыл у входа. В помещении царил беспорядок: два стула с высокими спинками опрокинуты; повсюду осколки битых бутылок; на паркетном полу бурые пятна – то ли остатки вылившегося алкоголя, то ли пятна крови…

Рейндж втянул ноздрями воздух: наряду с винно-коньячным ароматом в гостиной пахло еще чем-то инородным… И этот запашок, не так чтоб уж очень сильный и приторный, мигом – как ему показалось – пропитал его всего: и одежду, и тело. И если бы опытные в своем ремесле «инквизиторы» вовремя не среагировали и не потащили его на свежий воздух, Рейндж исторг бы из себя яичницу с беконом и помидорами прямо там, в гостиной, где этой ночью или ранним утром произошло убийство…

Саму «потерпевшую» Мокрушину предъявили уже гораздо позже, когда вечером, около двадцати двух, его отвезли в один из московских моргов – на опознание. Сам по себе факт, что труп отвезли не в обычный морг, а в 10-й судебно-медицинский морг при больнице им. Боткина, уже говорил посвященному человеку о многом…

Лариса Венглинская была найдена на полу гостиной арендованного особняка в Мозжинке – с разбитой головой. Рядом с трупом было обнаружено и орудие убийства: декоративного вида, но весьма увесистая, кстати, каминная кочерга. Там, где ее нашли, на паркетном полу сохранилась лужица подсохшей крови. Все это засняли, замерили, описали в сухих, выверенных строчках, навечно зафиксировали словами и подписями в протоколе осмотра места происшествия. Кто-то из криминалистов мелом обвел на полу силуэт потерпевшей; Рейндж никак не мог соотнести это скукоженное, достойное кисти долбанутого абстракциониста пятно с роскошной женщиной, с которой он пылко занимался любовью совсем еще недавно…

Та же женщина-экономка – она приехала на «manor-house» в четверть восьмого утра, как ей было наказано самой Венглинской, – что обнаружила хозяйку мертвой на полу гостиной (после чего сразу позвонила в 02), уже вскоре, до появления наряда милиции, сделала еще одну страшную находку.

Возле гостевого коттеджа, вернее сказать, шагах в десяти от него – если идти по направлению к особняку – в луже крови, успевшей уже свернуться, лежал мертвый мужчина довольно крупной комплекции.

Это был не кто иной, как референт Ларисы Венглинской, ее личный помощник, секретарь и телохранитель Артем Красин.

Глава 8
ЖИВАЯ МИШЕНЬ

Когда человек находится в жутком цейтноте, да еще под прессом – точнее, под прицелом, – он либо делает ошибочный ход, либо просто смиряется с неизбежным проигрышем.

Нечто подобное случилось и с Гайдуковым: отведенная ему на размышления минута времени истекла, но что сказать этим людям, как, каким образом заставить их отказаться от задуманного – он этого не знал, он не способен был ни на какие «импровизации».

– Время, человече! – поторопил его Леон. – Итак? Ты не захотел с нами сразу сотрудничать. Уперся, как баран. А баранов принято резать… на хер они еще нужны?! У тебя есть что мне сказать?

– А что я должен вам сказать? – угрюмо произнес Гайдуков. – Я же не знаю толком, чего вы хотите. Я простой охранник. Может, я немного лажанулся… Ну так выгоните меня с работы! Не знаю и знать не хочу… кто вы и что вы задумали! Я для ваших целей вряд ли подхожу… Поигрались в «крутых», и будет! Или отпустите меня на все четыре стороны, или… Или объясните по-людски, что вам от меня нужно? И почему мне должно быть интересно вообще с вами «сотрудничать»!..

– Плохо сказал, – подал реплику от порога Леон. – Думал, ты станешь торговаться со мной. Я бы это понял. Но ты пытаешься диктовать мне условия. А вот этого я терпеть не могу.

Вадим, в левой руке которого был зажат включенный фонарь, а в правой – «беретта», своим обычным спокойным тоном спросил:

– Ну что, чиф, кончать его?

Вновь повисла гнетущая пауза.

– У меня есть одна задумка, – наконец произнес Леон. – Давай-ка я подержу его на мушке, а ты надень на него «браслеты»…

Через несколько минут Гайдукова – со скованными сзади руками – вывели из подвала. Еще в «камере» на него нахлобучили что-то вроде мешка. Рыжеволосый Вадим, выполнявший роль конвоира, положил ему руку на плечо и время от времени, как поводырь слепцу, отдавал голосом команды: «поднимаемся по лестнице», «налево», «а теперь прямо»…

Леон тоже выбрался на свежий воздух. От реки веяло сыростью и запахами разросшихся камышей, в темноте трещали цикады. На площадке возле здания бывшей восьмилетки собрался весь, по существу, людской контингент.

Криворучко в районе полудня уехал обратно в Киев. Зато под вечер оттуда же, из столицы, приехали налегке двое парней, которые состояли в последнее время при Лемминге, – это были проверенные, надежные люди, настоящие профи, как, впрочем, те же Вадим и Жан.

Теперь Леону было гораздо проще контролировать ситуацию. Он распорядился, чтобы дежурство на КПП велось лишь в ночное время, с одиннадцати вечера и до шести утра. Не хрен там днем торчать, совершенно незачем. Местные селяне сюда давно уже не заглядывают – им доходчиво объяснили, что это частная собственность и любое проникновение на территорию чревато. Со стороны вряд ли кто сюда заедет или забредет – место это находится на отшибе, да к тому же «периметр» обнесен оградой. В конце концов, они сюда приехали не «периметр» охранять, а заниматься «сплачиванием», «цементовкой» – на все про все у них не более пяти суток.

Хотя остальные двое «местных» в отличие от Гайдукова сразу повели себя как деловые люди, Леон не склонен был пока им доверять. Как можно доверять людям, которых ты совершенно не знаешь: детей с ними не крестил, в одном окопе не сидел и даже водку в компании ни разу не пил. Но это не беда, а лишь временные трудности. У Леона имелась собственная метода, апробированная годами. Он знал, как следует вести себя с такими субъектами, как этот амбалистого вида Тимофей – в прошлой жизни сотрудник липецкого ОМОНа, едва не загремевший в «крытую» по какой-то своей ментовской оплошке. Или другой, Роман, – он служил в спецназе ГРУ, капитан запаса, и то ли сам уволился из рядов ВС РФ, то ли был уволен за какую-то провинность.

Понятно, что эти люди, которых «мониторили» еще с того момента, как они обратились в одну закрытую частную структуру, занимающуюся подбором кадров, желающих сменить страну и попытать счастья в роли «гусей», или, как еще называют наемников, «солдатов удачи», сообщили далеко не все факты своей наверняка непростой – с точки зрения закона и общественной морали – биографии. Но он не ксендз, он не требует чистосердечной исповеди и раскаяния. Равно как и не склонен отпускать грехи. Ему не нужны личности с чистой душой и незапятнанной репутацией. Это не его контингент. Он привык работать с непростым человеческим материалом. С людьми, не обремененными совестью и высокими моральными принципами. Но зато обладающими качествами, которые необходимы для их щедро просубсидированного дела: бойцовскими навыками, особого рода сообразительностью, исполнительностью, базирующейся, с одной стороны, на страхе перед неотвратимым и суровым наказанием, а с другой – на хорошо продуманной системе денежного стимулирования – этот инструмент так же действенен, как и репрессии.

Через сутки, максимум двое сюда, на эту базу, должны будут доставить еще четверых кандидатов, каждый из которых в ходе проводившихся с ними собеседований изъявил желание стать «wild goo», наемником, солдатом удачи. Есть такие люди, и их немало, которых либо задолбала тупая и нищая армейская среда, либо им, по разным причинам, стало как-то неуютно на своей суровой родине. Вообще-то за наемничество в УПК имеется статья, но это давно никого не останавливает. Где только не служат бывшие сержанты и офицеры Российской армии: вышибалами в испанских и французских барах, в Иностранном легионе, инструкторами и техниками в армиях африканских государств, в разношерстных «коалиционных» войсках в Афгане и Ираке, куда устроиться гораздо проще, чем многие себе это представляют. В последнее время специальный народ рекрутируется для нужд «коалиции» практически открыто, под вывесками легальных, преимущественно британских и островных «карибских» фирм и фирмочек. Собственно, под разными соусами это полулегальное наемничество практиковалось почти всегда, за исключением короткого периода с середины семидесятых и до конца восьмидесятых годов.

Короче, у каждого, кто здесь находится и кого уже вскоре привезут сюда, в эту тихую – почти райскую – украинскую местность, есть собственные планы и свое личное видение будущего.

И только один Леон знает, для каких именно целей здесь собирают команду и какими качествами должны обладать все эти люди.

Леон неспешно докурил сигарету. Лениво швырнул окурок в стоящую возле входа в строение жестянку с водой. Обвел глазами присутствующих – здесь не было только Раткевича, который и после отъезда Криворучко оставался в лагере, – он пошел на КП подменить Романа, заступившего в очередь на ночное дежурство. Ему было любопытно, как отреагируют эти двое, Роман и бывший омоновец, на то, что из подвала вывели их бывшего коллегу в наручниках, с мешком на голове. Никак не отреагировали – лишь изредка бросали косяки в ту сторону, где прямо на землю – вроде мешка с картошкой – был уложен проштрафившийся Гайдуков…

– Как я уже говорил, строем мы тут ходить не будем, – сухо сказал Леон. – Это нам ни к чему. Даже вредно для дела. Но по части дисциплины требования – строжайшие. Я – старший, Вадим – мой заместитель. Приказы не обсуждать! Все мои указания, а также команды моего зама выполнять четко и беспрекословно. И запомните хорошенько – я дважды своих слов не повторяю… – Он немного помолчал, чтобы его слова крепко усвоил каждый из присутствующих. – Жан, остаешься здесь, охраняй имущество.

– Есть.

– Тимофей?!

– Да, командир?

– Показывай дорогу на ваше стрельбище!

Леон посмотрел на Романа:

– Подними… этого… с земли! Будешь ему поводырем!

Остальным троим – они были в камуфляжном прикиде, с прикрепленными к амуниции кобурами – Леон жестом приказал двигать за ними, к стрельбищу.

Через несколько минут, проследовав по хорошо утоптанной дорожке в самый дальний закуток объекта, они достигли цели. На том месте, где сейчас лишь угадывался в темноте заросший высокой травой и кустиками пологий холм, когда-то было колхозное овощехранилище. Точнее – под этим самым холмом. После слома коллективного хозяйства объектом несколько лет никто не пользовался; селяне хранили сезонный урожай в своих личных подполах, а фермеров здесь сроду никто не видывал. Надо сказать, что еще прежний хозяин наложил лапу на бывшее овощехранилище, прирезав к имеющейся территории вместе с «холмом» еще добрых два гектара «ничейной» земли. Соответственно перенесли подальше и столбики ограждения. Стрелковый тир здесь оборудовали тоже до появления новых хозяев. Криворучко рассказывал, что на этой базе еще два с лишком года назад проходил тренинг и сплачивались молодые люди из небезызвестной организации «Пора», показавшие затем себя с самой выгодной стороны на померанчевом Майдане…

Но это все прошлое, пусть даже и славное. А история таких людей, как Леон, никогда особо не волновала – он предпочитал действовать, а не ворошить прошлое, свое или чужое.

Тимоха, подсвечивая фонарем, отпер замок, снял скобу, открыл дверь, за которой находилось почти тридцатиметровой длины бетонированное подземное помещение. Он хотел было запустить в работу портативный дизелек, от которого шло питание к светильникам, но Леон сказал, что в этом нет нужды – у каждого есть фонарь, этого вполне достаточно.

Гайдукова доставили практически волоком в самый дальний конец, туда, где были укреплены щиты с мишенями. Двое вновь прибывших орлов, которых Леон в служебных целях наделил псевдонимами Пьер и Анри, перебросили веревку через скобу, вмурованную в потолок, и как бы подвесили «клиента». Но не за шею, как висельника, а за туловище, затянув на талии проштрафившегося охранника «беседочный» узел.

Тем временем Вадим, у которого через плечо была переброшена сумка с кое-каким снаряжением, достал из нее все необходимое для дальнейшего действа. Он сначала выложил на двух низких, чуть повыше колена, столах у 20-метрового рубежа пару неснаряженных пистолетов «ПМ», по одному на каждый стол. А затем, когда вернулись Пьер и Анри, положил рядом с «макарками» по обойме. И все это происходило под мельтешение лучей бошевских фонарей, но в полном молчании – картинка, надо сказать, не для слабонервных.

Впрочем, таковых здесь, кажется, и не было. Даже если Роману или омоновцу что-то и не нравилось из того, что происходило в последние сутки на базе, они это свое недовольство никак не проявляли. И то верно. Своя рубашка ближе к телу.

Да и что тут поделаешь, если э т и все вооружены, если они опытные, явно поднаторевшие в таких вот делах люди. Против силы не попрешь.

Вадим приказал этим двум подойти к рубежу, но с командой «изготовиться к стрельбе» он пока не спешил. В правой руке у рыжего была портативная камера, предназначенная для ночной съемки. Вадим включил ее и некоторое время снимал поочередно этих двух, а также «живую мишень». Картинка получалась живая и весьма драматичная: Гайдуков отчаянно дергался на привязи, пытаясь освободиться, и это обстоятельство как нельзя лучше подходило для снимаемой здесь «фильмы».

Роман и омоновец стояли у рубежа вольно, не притрагиваясь к стволам. Поди-ка разберись, что у этих мужиков в голове… Каждому из них в спину упирался луч фонаря. Пьер и Анри не просто освещали «стрелков», но и, держась в нескольких шагах позади, обнажив стволы, держали их самих на мушке, караулили каждое их движение…

– Если вы будете во всем мне подчиняться, – сказал Леон, – я гарантирую вам хорошую работу и серьезный контракт. Я с вами двумя уже имел предварительную беседу, так что вы в курсе моих требований. Они, в сущности, просты: если командир сказал «убей его!» или «убей их!», вы это сделаете. Там, куда вас пошлют вскоре, для того чтобы выжить и выслужить новое гражданство, а возможно, и пенсию, придется убивать. Потому что если вы расслабитесь, если вы начнете задавать вопросы, то убьют вас. Или покалечат на всю жизнь. Там не будет гражданского суда, только – военно-полевой. За неисполнение приказа – расстрел на месте. Отныне и до того момента, пока у вас появится другой командир, вы будете исполнять мои приказы, а также приказы моего заместителя. Сейчас вы пройдете первый тест на профпригодность. – Он вдруг повысил голос. – Не вашего ума дело, за что я решил казнить этого человека! Решение принято. А задача у вас будет такая – привести приговор в исполнение! Прямо сейчас! Все, Вадим, теперь можешь подавать команду…

Рыжий, не выпуская из руки камеру, – он по-прежнему снимал все происходящее на видео – вполголоса скомандовал «заряжай!»… «Изготовиться к стрельбе!»… И, не дожидаясь ответных докладов от стрелков, рявкнул: «Огонь!!!»

Несколько секунд в тире царила гнетущая тишина.

– Блядь… – процедил Тимоха, выцеливая живую мишень.

– Т-твою мать!.. – почти неслышно пробормотал Роман.

Им предстояло убить человека, с которым они совсем еще недавно делили кров, хлеб и суточное дежурство на троих.

Казалось, ничего не произойдет. Но уже в следующий миг, показавшийся кое-кому бесконечным, в тире слитно загрохотали выстрелы обоих «макаровых»…

Леон остался доволен тем, как пара «местных», которых он намеревался включить в свою команду, прошли этот нелегкий – он-то понимал, чего это стоило каждому из них, – тест на профпригодность.

– Вадим, Гайдукова – в подвал и под замок! – скомандовал он. – Роман, заступишь опять на вахту, с шести утра и до полудня – время для отдыха. Остальным – подъем в шесть утра! Мы сюда не спать посланы! Вопросы?

Тимоха, который все еще не мог прийти в себя, вытаращил на него глаза.

– Так это чё, командир? Мы холостыми, что ли, в него палили?! Я же точняк в него целился! А ему – ни хера… никакого вреда! И еще, слышь… ругается?!

Из противоположного конца тира действительно временами доносился мат.

– Живой, кажется? – Леон усмехнулся краешком губ. – Вадим, ты никак холостыми обоймы снарядил? Как же так?

– Виноват, чиф, – ответил тот, ухмыльнувшись. – Видать, коробки с патронами перепутал…

– Добро, заканчивайте тут без меня, – сказал Леон, адресуясь заму. – А я пойду прогуляюсь маленько…

…Леон первым выбрался из переоборудованного под тир хранилища на свежий ночной воздух. Он посмотрел на светящийся в темноте циферблат – ровно час ночи. Пройдя чуть вперед, по направлению к зданию бывшей школы, он достал из кармана жилетки сотовый: пришла пора сделать контрольный звонок представителю заказчика.

Ответили на втором гудке – человек, которого он знал многие годы, этой ночью тоже не спал.

– Ну как там у вас обстановка? – поинтересовались на другом конце линии. – Все ли тебя устраивает, Леон?

– Обстановка рабочая. Место в целом вполне подходящее. Твои люди, Лемминг, уже включились в работу. С двумя местными я в принципе договорился. С третьим вот только проблема…

– У меня был Петрович, так что я в курсе.

– Надо решать как-то с этой… Ну, ты понимаешь, о ком я? Иначе нам придется отсюда съехать… а этого мне делать бы не хотелось. Конечно, она, может, ни во что и не врубилась… Но на хрена нам рисковать? Вдруг сболтнет что-то… да не в те уши!

– Ситуация под контролем, Леон. Спокойно занимайтесь своим делом… мы эту тему вскоре снимем. Сами решим, не волнуйся. Кстати. Мы тут вовремя пару «кончиков» оборвали. Ну, ты понимаешь, да? Ладно, Леон. Это, конечно, не телефонный разговор. Просто ты должен понимать, что все очень, очень серьезно. Поэтому мы тоже должны держать ушки на макушке.

– Понимаю, не маленький.

– Приятно было с тобой побеседовать. Если что, звони, я всегда на связи.