Текст книги "Я - Никто. Земля. Государство. Россия (СИ)"

Автор книги: Сергей Пилипенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Рассмотрим сами процессы и пронаблюдаем ведение или ход рассматриваемых дел в судебной практике исполнения.

Всем известна привязность суда к закону.

Судьи – лица особого склада ума и порою вовсе не подчинены какой-либо привилегии власти.

Это говорит о многом.

В первую очередь о том, что судьи, как лица независимые, должны нести истину соблюдения закона именно в букве изложения параграфов.

Во-вторых, они же должны соблюсти права того самого человека, что подвергается судебному опросу.

И, в-третьих, они же устанавливают длительность или фактический период самого разбирательства.

Таким образом, судья – это основной прецедент суда, от которого зависит весь ход судебного следствия.

Практически, это тот же следователь равнозначной стороны, ибо он не придает смысла обвинению и защите, а руководствуется только фактом и самой причиной совершения преступления.

В ходе дел ярко представлена сторона обвинения. Это прокурорская линия созидателей законности и линия органов правопорядка, соответствующе занимающихся раскрытием преступлений.

Со стороны защиты выступает только одна единственная линия – это адвокатура, зачастую не имеющая доступа к самим документам по обвинению.

Таким образом, ярко наблюдаемо, что даже вначале самого следствия судебный процесс представлен несколько в неравнозначном виде, ибо сам обвиняемый практически не имеет права себя защищать, да и его слова считаются юридически неверными, то есть не относятся к показаниям, что значит, не вносятся в графу следствия судебного процесса.

По ходу следствия образуется еще одна дополнительная сторона обвинения – это свидетельская линия, если она имеется.

Но в любом случае, используются косвенные улики, что вносится так же, как и свидетельские показания.

Уже одно это является неправомерным, ибо с точки зрения той же юристики все косвенно подтверждающее не является откровенным доказательством по составу самого преступления.

Таким образом, собранные косвенные улики – всего лишь элемент свободного нарушения закона в отношении подсудимого и соответственно, самого закона.

Соответствующе, сторона может иметь своих свидетелей, которые дают свидетельские показания, что фигурируют, как доказательства невиновности.

Но сторона защиты всегда нуждается в особом подтверждении своих прав.

Потому, даже это в юридической практике играет слабую роль.

В большей степени придерживаются свидетельских показаний обвинения. И это, как говорится, неспроста. Всего по одной причине.

Потому что, все люди практически преступают закон в большей или меньшей степени. Оттого и существует или бытует мнение среди них же, что обвинение более верно, нежели сама защита.

Но возвратимся к самому процессу.

Итак, в ходе нашего видения установлено, что судебное разбирательство представлено на самом начальном этапе в неравнозначном порядке.

Это значит, что ведение уголовного дела заранее предусматривает обвинительный приговор, что полностью отрицает смысл совершения суда, как доиска всякой справедливости и установления истины.

Но в самом процессе это еще не все. Есть особые моменты, что подталкивают к такому решению и определяют важность стороны обвинения.

Каковы они эти моменты и что собой представляют?

Все моменты представляют одно – логику практического мышления. Она субъективно объективна у каждого судового исполнителя.

Tо eсть, заранее определена за необходимостью наказания того или иного обвиняемого субъекта.

Рассмотрим моменты самой логики судебного мышления.

Основное в этом деле – само привлечение к суду.

Суждение простое – если привлекли – значит, была необходимость.

Такое всегда первое определение. Далее следует иное.

Если отказывается – значит, точно совершал, либо покрывает кого-то.

И затем еще одно из главенствующих.

Если защита молчит или слабеет на глазах – значит, и она не уверена. А значит, человек виновен.

Таковы основные моменты логики судебного процесса в лице его исполнителей.

Установить истинную причину преступления бывает очень сложно.

Потому, руководствуются откровенно своими соображениями или выдвигают версию.

Это одно из самых веских обвинительных обоснований, которое создает непосредственную причину и саму угрозу для наказания.

Версия – это всего лишь обоснование характера преступления на основе каких-либо существующих доказательств или косвенно собранных улик.

Таково понятие ее юридического смысла.

Но версия в то же время – это яркое доказательство того, что само преступление не раскрыто, а на суд выносится только его характер, а не сам ход объекта развития согласно истины его возникновения.

И это говорит о многом.

О том, что суд подвержен целиком этой версии, зачастую собранной лишь по чьему-то отдельному соображению и вовсе вне каких-то улик, и ведет следствие, исходя именно из представленной картины преступления.

Очень редко судебному разбирательству приходится выяснять настоящую картину преступления и в большинстве руководствуются только версией.

Так вот.

Настоящее судебное разбирательство не предусматривает такого понятия, как версия. Либо, это суд на основе имеющихся доказательств, либо таковой процесс просто отсутствует в силу того же.

Никакая версия суду предъявлена быть не может.

К тому же, все доказательства должны быть дополнительно пересмотрены, проверены экспертизой, причем с учетом того, что сообщит следствию сам обвиняемый, а не его обвинитель.

Для этого необходим судебный следователь, который предварительно рассмотрит все нюансы дела и даст свою заключительную оценку.

На основе ее и должно развиваться либо нет судебное разбирательство.

Но это еще не все в ведении дел суда.

Необходима единица строго научного доказательства как со стороны экспертизы, так и с других сторон собранных для проверки доказательств.

Для этого необходимо создать практически научную лабораторию, способную в юридическом порядке определить факт того или иного события или создать базу любого доказательства – хоть вины, хоть ее отсутствия.

Таким образом, обвиняемый будет защищен вдвойне и позиции вырастут до равнозначных пределов.

Роль же адвокатуры следующа.

Заключение договоров с ведением дел в роли исполнительной правоохранительной власти, подготовка соответствующих документов, сбор различных сведений и донесение их до ведома суда.

То есть, они должны быть представлены судебному следователю до факта объявления судебного разбирательства.

Таковы меры правоохранительной «предосторожности» в деле ведения всех без исключения судебных разбирательств, если они не касаются самого государства или представляющего его правительства, в том числе и работников самого суда.

В этих случаях возникает иное право судебного следствия, которое исходит из совета конституционного суда.

Это высший исполнительный судебный орган, которому по праву надлежит быть избранным самим народом – гражданским населением.

Состав его участников не ограничен и полностью зависит от выборностей.

Можно представить даже все регионы, если в том есть необходимость.

Тот же суд может обозначаться коллегией суда верховной власти или самим судом верховного совета.

Все эти обозначения – практически одно и то же, и за основу берется, прежде всего, сам факт особой статусной независимости в составе самого государства.

Этот суд вполне можно назвать маленьким государством над государством обычного порядка или сверхсудом сверхгосударства, предусматривающего в своем ведении достижение особой справедливости по отношению ко всем, не исключая и простых граждан, если их дела будут соприкасаться с правительством или самими членами суда.

Иного ведения суда не бывает, и быть не может. Есть только, как говорят, суд божий, но он в пределах Земли не практикуем, а потому, практически не осуществляем.

Потому, вся власть будет находиться в ведении тех, кого изберут сами граждане, и кто по своему усмотрению сам захочет представлять такое право.

Насильственного привлечения быть не должно и это исключительное ведение из всех дел ведений обыкновенного суда.

Таким образом, над простым судом особо узаконивается еще одно звено того же характера, призванное служить долгу справедливости по особому виду государственного статуса независимости.

Разберем такое понятие, пока оно высечено из массы иных словосочетаний.

Долг справедливости – это основной закон материального движения на Земле и в пределах частности самих людей.

Это также природно сложенный закон, что соответствует любому продвижению вперед и развитию сфер материальной жизни.

Вне его форм самой жизни не существует.

Именно по этой причине он должен блюстись и по-особому отображаться в среде от самого простого до максимально изложенного по материалам следствия самого суда.

Суд – высшая форма защиты существующего долга справедливости.

Лица, представленные в суде со стороны его ведения – есть лица неприкосновенные до окончания ведения дела суда и его делопроизводства.

To eсть, никто не имеет права их освободить, переместить и т.д. до вынесения результатов ведения суда.

Только физическое устранение и случай особого заболевания способны отстранить от дел того или иного участника судового разбирательства.

Все остальные случаи вплоть до осложнения с составом родственных связей и т.д., исключены и подлежат разбору в установленном законом порядке.

Долг справедливости – это по сути своей высшая форма развития целесообразно творящегося человекосущества.

Соблюдение долга справедливости – это соблюдение норм существующего законодательства и пресечение их нарушения стороной иных лиц.

Таким образом, каждый обязан вносить свою фактическую величину указанного долга в существующий кодекс законоисполнения, если им наблюдается в любых формах явное или потворно-косвенное нарушение закона движения материальных единиц, не исключая самих людей, как основных источников того движения.

Итак,

всецелое судебное разбирательство зависит от целого ряда участников в деле ведения суда, от их прямых открытых заявлений, от поступаемых сведений иных лиц и от осуществления на деле указанного долга справедливости, как основного источника продолжения равнозначной разносторонней жизни в любой ее форме.

Судовое законодательство гласит так о себе самом.

Всякий суд признан действительным или состоявшимся, если в нем вынесен окончательный судебный приговор или, наоборот, отказано в его вынесении, что является фактом оправдательного характера для стороны обвинения.

Таково несложное звучание того, что существует сейчас.

В нем нет причинности и ее устранения вследствие того же вынесения приговора любого характера.

Или точнее, она ведется не в должном, установленном законом порядке, что и является следствием возникновения практически однородных по существу преступлений.

Так или иначе, но не устраняемая причинность влечет за собой саму незаконность и выдвигает следствию новый поток тех же нарушений.

Итак, вывод.

Судебная практика будет верна только в том случае /варианте развития/, если она доподлинно будет устанавливать факт преступления и причинность его выражения в среде.

Затем, в таком же законном порядке будет организовывать меру наказания и устранять саму причину возникновения преступления или убирать его почву, как основу для достижения, совершения того же.

То же судовое законодательство должно неизменно гласить следующее.

Всякий суд можно считать состоявшимся, если вынесен приговор и установлена реальная причина возникновения преступления, а также иные причины, связанные своей основой деяния с основной, реально существующей.

Он же может быть состоявшимся только в том случае, если по окончанию судебного разбирательства и до оглашения судебного приговора такие причины устранены, а сам факт совершенного преступления признан общественностью, как незаконный и в целом или по существу не относящийся к понятию существования справедливости.

Только в этом случае, факт свершения самого суда будет законным и обязующим к исполнению всех иных лиц, так или иначе, задействованных с этим процессом.

То есть, до вынесения приговора и устранения причин сам механизм претворения в дело судового разбирательства не может быть приведен в исполнение, а соответственно, не могут быть привлечены к ответственности все те, кто, так или иначе, проходил по факту самого преступления или в целом связан с рядом причин, или хотя бы с одной по случаю его возникновения.

Таким образом, судовое разбирательство – это не только процесс выяснения характера преступления и факта, это еще и законодательный акт к проведению мер по устранению причин совершения преступлений.

Если их нет, то нет и процесса их устранения.

Судом об том так и заявляется, а подверженный суду подвергается наказанию за сам факт совершенного преступления, какое может иметь смысл двух видов – умышленное или не таковое.

Все остальное входит в эти определения и, так или иначе, но подвергается проводимой судебно-медицинской экспертизе, которая и заключает свой вердикт силы совершаемого преступления наряду со всеми иными обстоятельствами и оценками судебного следствия, и строго научной технической экспертизы судебного исполнения.

Отсутствие причины возникновения преступления нельзя расценивать, как полное ее отсутствие.

Она все же есть и требует своего подтверждения со стороны самой науки любого характера, или точнее требуемого характера по существу самого преступления и преступника.

Но такая причина не влечет за собой следствия и не требует приостановления факта судебного разбирательства до выяснения всех ее подробностей. Она явно не социального характера, а это значит, что прямой угрозы общественному ведению не наносит.

К такому ряду причин могут относиться причины генетического следствия, генетического несоблюдения, генетического неравенства и иные, что подлежат более глубокому разбору с точки зрения пока не существующей науки строгой медицинской экспертизы или оценки.

В любом случае, факт будет рассмотрен, деяние наказуемо, а причина выявлена и устранена.

Каким образом – это уже установит сам суд на основе нового выдвинутого законодательства, представляющего собой свод корпорационных законов по определению мер наказания за совершенные деяния, представляющие ту или иную опасность для существующего сообщества, не исключая его материальную сторону и ярко представленную личность.

Таким образом, новое в судебном процессе и разбирательстве требует нового выражения закона, который должен обосновывать свою практическую базу на строго научных достижениях, их технологических участиях и реальных доказательств в деле всяких возможностей.

То есть, необходима и соблюдаема правовая основа закона на базе достижений сфер деятельности наук и их столкновений с делами судебного порядка.

Проще говоря, наука выдвигает условия создания закона и определяет его компетентность в среде сообщества.

Тот же закон необходим и для самой науки.

Потому, она будет и должна вести свою правовую оценку деятельности на основе того же доказательства, представленного на рассмотрение конституционной коллегии суда или суду обычного порядка, если сообщество удовлетворится именно этим.

К коллегии суда или в Верховный Суд необходимо привлекать наиболее выдающихся правоведников из числа тех, кто достиг базы своего совершенства и выразил единственно линию общественного поведения в сообществе.

Естественно, с их согласия и по определению голосов самих выдвигающих.

Суть нового, требуемого в установленном природой порядке законодательства пролегает в том, что все процессы, происходящие в сообществе, должны быть предусмотрительно оценены, а их зловредность определена строгой научно-технической экспертизой, которая включает медицинскую, как основу доказательства генетического выражения самих людей или граждан.

Новый закон – это не просто свод законов, устанавливающих ответственность за что-либо совершенное, совершаемое.

Он – реальная необходимость внесения поправок в среду межчеловеческих отношений и яркое выражение относительно желаемого добра в сторону павшего элемента сообщества.

Каково такое относительное добро или каковым оно представляется – покажет само время его создания, исключающее всякую суть ложного истолкования будь-чего, протекающего в среде.

Таким образом, новый закон – это утверждение закономыслия в закономерности развития геоструктур Земли и естественно выражающего себя человека, как яркого представителя того процесса.

Закон – не гибок и не устраним. Он либо определяет, либо отрицает.

В нем нет сложностей характерного или эмоционального порядка.

Это закон блюстительности, в котором напрочь ОТСУТСТВУЮТ все эмоциональные раскладки времени, ибо само время отрицает факт их содержания в среде человека наиболее выше, чем содержание сознания.

Это строгое научное подтверждение, гласящее о том, что человек достиг того периода, когда эмоции подчинены его сознанию.

Это значит, что он во всю меру правоответственен за совершаемые поступки или деяния любого рода.

Своеобразно, этот же закон – закон строгого научного подтверждения факта самого свершения.

В нем нет привязности к такому понятию, как разработанная версия или недоопределение факта преступления.

Это закон нового культурного наследия, предусматривающий строгое наказание за форму любого уголовно бытового провоцирования, соглядатайства, происходящего в сообществе.

В нем отражена действительность или действительная сторона самого процесса существа жизни.

И в нем же присутствуют некоторые понятия о человечности, таковом подходе к разрешаемым вопросам и таковом отражении поступков с точки зрения их правовой защиты.

Таким образом, закон предусматривает все стороны развития сообщества и не исключает буквально ничего из того, что окружает человека в его действительно бытовую или материальную величину.

Факт существа самой среды, как выражения материального, также расценивается действительностью и проводится в законе своим способом.

Отсутствует в нем только одно.

Это выражение несправедливости по отношению к чему бы то ни было, исходя из соображений нравственности и ее обустроенности в сообществе.

To eсть, нравственная сторона всяческого дела отсутствует.

И это претворяет сам закон в полное безнравствие, что и определяет суть последующе развивающегося человека.

Сама нравственность – это свод не установленных законом канонов, по которым определяется тот или иной человек.

В деле достижения сверхъестеств ума такое понятие отсутствует, что должно быть предусмотрено в установленном тем же законом порядке.

Для краткого объяснения приведу пример.

Человека судят и осуждают за то, что он убил или расчленил свою корову, которую выращивал в течение какого-либо периода.

Это безнравственный поступок, но отношения к справедливости не имеет или имеет мало, ибо по существу, это форма жизни быта самого человека и ему дано право определять форму иного существа бытия, если она его составляюще законна.

Или, другой пример того же безнравствия.

Человека осуждают за нанесенный ущерб кому-либо. Пусть, это будет избиение или факт насилия.

Естественно, это безнравственно, но когда тот или иной последователь сталкивается с таким же, то его позиция небезобоснованно верна.

Дело безнравствия налицо, но оно – само безнравствие, если всецело допустимо в сообществе масс наследия всего предыдущего.

To eсть, исполнимо другими, пусть даже вне факта самого насилия, а в добровольно идущем порядке.

Потому, для достижения справедливости мы должны опустить нравственность и оставить только за собою право судить за содеянный поступок насилия или избиения, как недопустимое в сообществе равнозначных личностей.

И еще один пример для всецелого обоснования сказанного.

Человек выдвигает себя на какой-либо пост и совершает поступок, вовсе не заслуживающий определения нравственности.

Пусть, это даже будет небольшое рукоприкладство в адрес своей жены или просто какого-либо члена семьи, или даже животного.

Сам факт такого – неэтичный поступок и особенно для человека, достигающего какого-либо ранга состава ума.

Это яркое безнравствие, но оно допустимо в сообществе, и оно же его опускает, внося смысл вынужденного деяния со стороны совершившего поступок.

Потому, закону справедливости суда это не подлежит, а относится к проступку меровоздействия на кого-то, что определяется иным законом, не входящим в состав всецелодействующего уголовного права.

Таким образом, нравственность сама по себе опускается и остается в тени вне состава самого суда.

Не стоит сопротивляться такому определению будущего закона.

В нем нет ничего плохого, а только яркое доказательство существа самой справедливой оценки действительности.

Нельзя лгать законно, ибо тогда закон принимает лживый характер и так же воздействует на окружающее.

Всякому действию есть свое определение.

И для того существует вариант суда, чтобы доказать чью-либо правоту или, наоборот, противное по смыслу.

Конечно, такое определение не совсем подходит понятию человеческого, но, согласитесь, что и сам человек пока не соответствует самому понятию того же.

Он еще слишком мал, низкоростен и прочее другое, что определяло бы его именно в тот разряд.

Закон «безнравствия» – это не закон, несущий ее степень в высоко доминирующем числе.

Это закон, исключающий нравственность из состава справедливого определения факта совершенного действия и включающий ее, как основу движения к всецело состоящему человеческому понятию облика морали.

To eсть, исчленяя нравственность из состава делопреступления, мы вносим ее в состав самого сообщества, как единицу достижения фактического ума, опровергающего всякую церемонию недостижимого или несовершенного.

В дальнейшем, тот же закон обретет иной смысл и ярко представит свое новое обозначение.

Закон совершенств в совершенно исполнимом сообществе. Но до такого возможного права надо прийти и добиться его каждым умом.

Потому, существует необходимость создания данного закона, приносящего в жертву стоимость морали, но исповедующим ее в ходе самого следствия,

как основы всякого судебного разбирательства.

Говоря проще, сам факт привлечения к суду – уже факт вынесения на свет морали и безнравственности проступка.

Потому, суд не имеет права наказывать дважды за одно и то же творимое или выносимое на суд деяние.

Этим самым мы добьемся разрешения вопросов бытового характера и составим общее число ценностей по прибыли социального ума от случаев безнравственного поведения.

Проще говоря, за всякой наружной нравственностью присутствует безнравствие любого характера.

Потому, суд не может привлекать в ходе следствия именно такое понятие, так как оно раскрываемо противно и составляюще в целом общество граждан.

И здесь же, надо понять, что этика, культура взаимоотношений и т.д., т.п. – это не одно и то же, что нравственность.

Это иные стороны факта действий, попадающие в разряд просто нравственности в целом.

Потому, основные критерии суда и отношений будут защищены, а сама нравственная сторона дела отсутствовать, как ненужно доказывающая всю общую безнравственность.

Таким образом, суд 21-го века – суд вне нравственного порядка и суд строгой справедливости.

Пока сообществу требуется именно такое судебное

исполнение, и согласно нему оно должно развиваться дальнейше.

Переходим к следующему доказуемому факту и чем-то естественно наносим ущерб самому суду, ибо факты его недооценки явно налицо, а это значит, что он востребуем вторично, а возможно, и вовсе должен быть устранен, как факт самого времени быта сообщества пока еще уцелевших сограждан.

Возвратимся к изъяснению процедуры суда и в кое-что внесем изменения.

Какие "излишества" или вольности определенной степени необходимы для создания решительно выразительной линии поведения суда?

Они формально просты и, прежде всего, состоят в устранении подетального фонда освидетельствования со стороны лиц, в самопроизводство суда не входящих.

Иначе говоря, в факте суда не должно быть присутствия выносимых по делу свидетельских показаний в видах исполнений самих свидетелей.

То есть, показания все должны быть рассмотрены на ранней подготовительной стадии развития судебного процесса и на сам ход судебного разбирательства существенного воздействия оказывать не должны.

Они могут быть использованы как подготовительные материалы следствия. И не больше того.

В противном случае, на суд оказывается давление со стороны тех самых лиц, что соответствует неравноценному представлению сторон, участвующих в следствии.

Также необходима и мера удаления их из суда вне хода самого судебного разбирательства.

В таком случае, суд будет представлен наиболее выгодно для самого суда в факте достижения справедливости.

Свидетельские показания должны быть внесены в дело и скреплены соответствующей линией проведения закона.

Их обоснование – дело отдельных лиц, их характеров и способов воздействия на действительность.

Эта мера также избавит всех от необходимости содержать свидетелей под стражей закона где-либо в отдаленных местах.

Все свидетельские показания должны быть внесены разово и соответствующе узаконены, что избавляет самого свидетеля от присутствия на суде, а заодно выдвигает позиции его не зависимости от кого-то или чего-то.

Даже в случае какого-либо исхода, показания будут верны и использованы в материалах следствия.

За дачу же ложных показаний будет существовать единственно возможная мера наказания – фактическое устранение члена сообщества граждан.

Ибо, для суда справедливость – самое главное, а значит, должно присутствовать самое строгое наказание, исключающее дачу ложного характера показаний.

Такой принятый совместно закон дает право на многое и не дает права повторного освидетельствования.

Это же исключает факт насильственного устранения свидетеля по факту преступления до самого начала судебного разбирательства.

То есть, не будет смысла устранять свидетеля, за исключением разве что простой мести.

Но в таком случае, будет использовано право суда определить чью-либо мстительность и внести в ход следствия изменения, которые повлекут за собой самые тяжкие наказания.

В любом случае, это будет невыгодно как самому обвиняемому, так и его стороне защиты любого порядка вплоть до родственных либо других связей.

Сами свидетельские показания будут неоднократно проверены и подтверждены ходом следствия со стороны научно-технического эксперимента.

Это мера предосторожности для случая дачи ложных показаний.

То есть, свидетель будет подвержен эксперименту для доказательства свидетельств уличения или факта их опровержения.

Это вовсе не издевательство, а вынужденная судом мера, к тому же не противоречащая даже настоящему законодательству, предусматривающего такую сторону вопроса.

Но свидетели – это еще не весь список изменений или удалений из зала заседания суда.

Там же не должно быть представителей общественности любого порядка вплоть до родственно-интимных связей.

Суд – это только число судовых исполнителей, к которым относится сам обвиняемый и его защищающая сторона.

Из того же зала суда должны быть удалены все формы заключительного характера и представленный суду обвиняемый не должен лишаться своих прав обычного гражданина.

То есть, должен быть освобожден в присуще законном порядке, как и все иные сограждане, представляющие сам суд.

Из того же суда должна быть удалена вся предметная необходимость, включая сюда одежду судовых исполнителей.

Суд должен иметь вид и форму человеческого суда.

Потому, какие-либо выходящие за рамки этого определения конфигурации должны быть исчерпаны, а сам состав суда представлен в виде обычных людей – членов сообщества.

Нерушимым должно оставаться лишь одно – месторасположение всех сторон и сторона обвинительного окружения.

Неизменным должно остаться и требование оглашения приговора стоя, как мера определения государственного значения.

Все иное должно быть почерпнуто из самой жизни и ничем не превосходить по смыслу.

Судовая палата – это обычное рабочее помещение, в составе которого имеются вполне определенные места занятости для рабочих профессий ведения дела суда.

Символика излишня и не должна заострять внимания.

Таким образом, суд не будет издержкой условности времени и будет соответствовать самому факту действительности, а заодно не будет дополнительно унижать человека, подвергающегося такому следствию.

Итак, мы выяснили основную "противозаконную" суть существа всех настоящих процессов.

Нельзя сказать, что все они действуют неверно в отношении как самого закона, так и его мер воздействия.

Но во многом суды ведутся неправильно и оставляют за собой право оставаться в желаниях лучшего.

Как бы то ни было, участники суда подразделены на категории. К одной из них и принадлежат указанные свидетели.

Это свидетели очевидности факта преступления и их показания соответствующе зарегистрированы.

Таким образом, вынесение приговора или ход самого рассмотрения дела мало нуждается в присутствии их самих или в присутствии иных лиц, представляющих заседание присяжных, или тому подобных.

В этом случае, воздвигается роль еще одного судьи или мирового судьи, что вносит контроль за соблюдением факта процесса рассмотрения всех сторон дела.

Это обязательно избирательная величина из состава обычных судей, не привлекающихся по факту дела и равнозначно к нему относящегося, то есть не имеющему личной заинтересованности.

Если такой факт выявляется, то суд объявляется незаконным, а все судовые органы распускаются до нового хода следствия, перезаключающегося в избрании нового лица мирового судьи.

К тому же лицу применяются самые строгие меры взысканий вплоть до увольнения и принуждения к ответственности за содеянное.

Но это уже отдельная строка закона, а потому пока не требует пояснения.

Итак, фактом избрания мирового судьи мы заключаем все формы представления общественности на суде и вносим саму суть справедливого решения по факту того или иного совершенного деяния.

Нет нужды привлекать еще кого-то со стороны и искажать деятельность судового законодательства.

Этой мерой исключается давление на судейских исполнителей и вносится элемент определяемо логической социальной справедливости в отношении обвиняемого.

Факт освещения судебной практики может быть продемонстрирован в средствах массовой информации.

Но без привлечения комментариев или чего-нибудь определяющего сам ход ведения следствия.

То есть, может быть вынесен только факт дела или судебного разбирательства по его совершению.

В противном случае, освещаемые средства массовой информации сами нарушают судовое разбирательство, внося в него свой или иной смысл содержания или косвенно-свидетельские показания.