Текст книги "Геном убийцы"

Автор книги: Сергей Самаров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 12 страниц)

– А что он сделал? – спросил старший лейтенант. – Где-то я слышал эту фамилию…

– Он научился считывать специальным лазерным устройством информацию о ДНК человека с фотографии и перекладывать ее в звуковой ряд. У каждого человека есть дома детские фотографии. Петр Петрович предпочитает работать с фотографиями совсем маленьких детей, нескольких месяцев от роду. В этом возрасте ДНК еще чистая и представляет собой программу здорового человеческого развития. А потом взрослому больному человеку предлагается слушать программу своей ДНК в качестве звукового ряда. И это настраивает его, возвращает его ДНК, которая тоже умеет, оказывается, слушать, к своей первооснове, и в итоге излечивает серьезно больного человека. Более того, метод Гаряева останавливает старение организма. Если бы вы видели сами Петра Петровича, вы бы не дали ему больше пятидесяти лет. А ему уже за семьдесят. Конечно, омолодиться и стать юным благодаря этому методу нельзя. А вот остановить старение – возможно. Гаряев на себе испытывал свое оборудование. Тогда ему было около пятидесяти. И до сих пор у него сохраняется такой биологический возраст. Он не стареет. Сколько лет вы мне дадите?

Людмила Николаевна посмотрела на старшего лейтенанта с усмешкой.

– Я просто знаю, что вам сорок три года, но выглядите вы женщиной, которой около тридцати. Наверное, даже чуть-чуть меньше тридцати.

– Вот-вот. Мне было двадцать девять, когда я стала прослушивать записи со звучанием своей ДНК. И это как раз тот возраст, на который я сейчас выгляжу. Так же я выглядела в двадцать девять, когда работала вместе с Гаряевым.

– Значит, сейчас вы с ним не работаете?

– Я себе выбрала другую тематику. Которая и заинтересовала, как я понимаю, военных. Хотя я, как человек, долгое время занимавшийся спортом, разрабатывала свою методологию только для восстановления спортсменов после сложных стартов. У меня более практический подход к применению методики Гаряева. Я занимаюсь не излечением больных, вне зависимости от их болезни, а приведением спортсменов к наилучшей спортивной форме. Пока еще не в массовом масштабе, пока только на экспериментальном уровне. Для этого я также снимаю лазером программу ДНК спортсмена, но не с детской фотографии, а уже с фотографии, когда спортсмен находился в своей наилучшей форме. Переношу эти данные в звуковой ряд, спортсмен слушает, и его ДНК в действительности воспринимает ту самую старую программу. Более того, моим собственным достижением является то, что я сумела использовать фотографии других спортсменов, высококлассных спортсменов, для снятия их ДНК-программ, и эти программы получают ранее ничем не примечательные середнячки в спорте. И показывают удивительные результаты. Но здесь есть опасные моменты косвенного влияния. У каждого народа имеется свой менталитет, и этот менталитет тоже находит свое отражение в ДНК каждого представителя этого народа. Так, у нас получилось, что один добрый, в общем-то человек, но спортсмен среднего уровня, после полугодового прослушивания записи известного американского спортсмена превратился в злобное, жадное и расчетливое существо. Стал стопроцентным американцем. И даже его родители заметили перемену. Но при этом сам спортсмен показывал стабильно высокие спортивные результаты, такие, о которых раньше и мечтать не мог. И мне, чтобы вернуть этого человека в его естественное состояние, тоже пришлось работать с детскими фотографиями спортсмена. Процесс был долгим, но удачным.

– Значит, – серьезно произнес Ослябя, – если снять ДНК-программу больного человека и переслать ее здоровому, здорового тоже можно превратить в инвалида?

Людмила Николаевна невесело усмехнулась.

– Признаться, от военного человека я ждала именно этого вопроса.

– Он вам не нравится. Я так понял.

– Я слышу этот вопрос постоянно. Как и Петр Петрович Гаряев, я категорично заявляла и заявляю, что никогда не делала и не буду делать психотронное оружие. Я не уважаю ученых, которые становятся авторами и соавторами проектов, связанных с человеческими смертями. И не хочу, чтобы меня точно так же не уважали. Это вопрос профессиональной этики и обсуждению не подлежит.

– Вы считаете, что я пытаюсь вас уговорить? – откровенно и открыто, с широкой улыбкой засмеялся Виктор Юрьевич. – Вы ошибаетесь, Людмила Николаевна, серьезно ошибаетесь. Но я повторю, в чем состоит мой профессиональный интерес. А он после вашего рассказа уже оформился в конкретные вопросы. Я – офицер спецназа ГРУ. То есть я являюсь человеком, который служит в частях постоянно действующей армии, в частях, которые всегда на боевом положении. И бывают у нас и потери, и ранения. Как командир взвода, за время своей офицерской службы я трижды писал письма матерям погибших солдат. Это неприятно, даю вам слово. И несколько раз писал письма матерям солдат, которые стали инвалидами. Я понимаю, что вернуть к жизни погибших – это прерогатива высших сил, но исцелить серьезно раненых ведь тоже, наверное, возможно. Вот с этой точки зрения ваш метод меня и может интересовать.

– Это, наверное, возможно, – без особого энтузиазма согласилась Людмила Николаевна. – Естественно, у человека не отрастет ампутированная конечность. Но что-то сделать, думаю, можно. Я подумаю. Мы к этому разговору вернемся позже…

Глава восьмая

Солдаты тем временем завершали переход вокруг скалы и один за другим перебирались к своему командиру. Последним, уже не имея веревки в качестве перил, но подцепив ее к поясу в качестве страховки, тропу преодолевал младший сержант Задонский.

– Обошлось без потерь… – проговорила Людмила Николаевна со вздохом облегчения. Она считала такой переход по скале подвигом и не понимала, что для солдат спецназа ГРУ этот подвиг – просто повседневная служба.

– Нам сейчас потери ни к чему. Нам скоро в бой идти, где каждый ствол будет ценен, – просто сказал командир взвода. – Парни ответственность чувствуют. А ответственность иногда бывает сильнее чувства собственного сохранения.

– Чувство собственного сохранения – это безусловный рефлекс всего живого.

– Значит, наука не отводит места подвигу во благо других?

– Отводит. Но при таком подвиге усилием воли ломается сама сущность человека.

– Наверное, вы правы, говоря о том, чтобы закрыть амбразуру грудью. Но ведь скоростное преодоление такого сложного маршрута, бег до изнеможения только ради того, чтобы спасти других, и бой после этого бега – разве это не подвиг? Повседневный, но – подвиг, я считаю.

– Да, после таких суперсложных дистанций – и сразу в бой? – удивилась женщина. – Вы же уже один раз преодолели этот путь, солдаты измотаны. И преодолеваете его снова. А потом еще и в бой, где стреляете не только вы, но и в вас тоже стреляют…

Она говорила раздумчиво. И старший лейтенант Ослябя понял ее.

– Мы с вами об одном и том же думаем, – сказал он. – По крайней мере, я на это надеюсь. Если бы мои мальчишки сейчас имели при себе запись со своей изначальной программой ДНК, они бы смогли перед боем восстановиться и вступить в него с полными силами. А там, на базе, более ста человек – туристы, безоружные гражданские лица, которых бандиты могут взять в заложники. И многих могут убить. И мы должны спешить туда, чтобы освободить заложников и уничтожить бандитов. И должны вступать в бой уставшие, изнеможенные. Хорошо хоть живые. Но кто, кроме нас, сможет сейчас помочь заложникам? В районе силовиков слишком мало, и они не имеют специальной подготовки. И хотя их перебрасывают к месту автотранспортом, даже если они успеют добраться вовремя, толку от них будет мало. Бандиты их просто перебьют. А подготовленные войска прилететь не могут. Погода, как говорят, не позволяет. Туман в районе Нальчика…

– Да, соглашусь, я думала об этом. Только записи с собой носить не обязательно. Программа ДНК, проникнув в организм, будет там работать. Она станет новой программой ДНК каждого. Как я быстро восстановилась после своего вынужденного сидения на уступе, так и они смогли бы быстро восстанавливаться. Но ведь тогда…

– Что – «тогда»?

– Тогда ваши солдаты станут совершенным оружием для убийства. Они будут уже не солдатами. Они будут оружием. И очень совершенным, очень опасным.

– Они будут спасителями тех людей, которых захватили в заложники бандиты. Захватили уже или намереваются захватить. Спасители и оружие для убийства – это разные вещи.

– А кто сможет дать гарантию исключительно такого применения солдат? Это невозможно. Внимать заверениям наших правителей – это равноценно тому, что верить синоптикам. Нет, невозможно…

– К сожалению, подобное, скорее всего, невозможно, – согласился старший лейтенант. – Но нам пора идти дальше. Вы готовы? Нам опять предстоит покорить скоростной участок местности.

– Я восстановилась…

* * *

И снова бег, перемежающийся с быстрым шагом.

То, что Людмила Николаевна восстановила силы, было понятно сразу. Темп старший лейтенант Ослябя дал не самый высокий, хотя он и показался бы высоким солдатам других родов войск. Но для спецназа ГРУ этот темп не был утомительным. Солдаты с ним справлялись. Справлялась, к некоторому удивлению Осляби, и Людмила Николаевна. Бежала ровно, дышала хорошо. Хотя хватило ее только на половину дистанции. Должно быть, у нее просто от природы не было тех сил, что у солдат. Ведь в спецназ ГРУ берут тоже не каждого. И не проходила она той ежедневной изнуряющей подготовки, после которой боевая нагрузка порой кажется незначительной.

Виктору Юрьевичу позвонил комбат.

– Старший лейтенант Ослябя. Слушаю вас, товарищ подполковник.

– Хорошо идешь, Виктор Юрьевич. Мне со спутника докладывают о твоем передвижении. Мальчишек своих не загоняешь?

– Берегу, товарищ подполковник. Предполагаю, что им скоро в бой вступать, потому стараюсь, чтобы не сильно устали.

– Просьбу твою старший прапорщик Чолахов выполнит. Даже две просьбы. Он сидит за мониторами. Как только появятся бандиты, сразу блокирует всю систему видеокамер. Просто, говорит, один шнур вырвет с корнем, и выбросит подальше, чтобы найти не смогли. А в их условиях, если вырвано с корнем, не сразу можно отремонтировать. И сам Шахмырза стороной выйдет к воротам, чтобы тебя встретить. Говорит, что знает на базе каждую лисью нору. Берется провести.

– Что там с туристами?

– Несколько туристов пытались прорваться по дороге на автобусе. Нарвались на встречный грузовик с бандитами. Те их обстреляли, троих убили, заставили водителя повернуть в обратную сторону. Сейчас возвращаются. Уже рядом с турбазой находятся. Сам эмир Харунов подходит с другой стороны. Рассчитывают встретиться у ворот. Из остальных туристов удалось вывести на боковой маршрут группу около тридцати человек. Но там маршрут короткий и тупиковый. Если Харунов пошлет по этому маршруту людей, убежавших вернут в течение сорока минут.

– А что защитники? Я не из любопытства спрашиваю. Я планирую туда проникнуть, и хотелось бы знать диспозицию. Хоть какое-то сопротивление будет организовано?

– Я понимаю. Но ты их тоже пойми. Нет у них достаточных сил для сопротивления. Однако, как я понял, уступать тоже не хотят. Капитан Тотуркулов и майор Хаджимырзаев заняли позицию на чердаке одного из административных зданий и там забаррикадировались. С ними трое полицейских из местной охраны. Из оружия имеют только пистолеты, три гранаты и два охотничьих ружья с большим запасом патронов с картечью. Если Харунов грамотный командир, он сразу подавит их сопротивление обстрелом с разных сторон и захватит чердак. А сомневаться в грамотности эмира у нас причин нет. У него богатый опыт боев в Сирии. Но ему, если в него не будут стрелять, возможно, хватит и тех заложников, кто остался на самой турбазе. Инструкторы посчитали боковой маршрут неперспективным для спасения. При этом часть туристов просто разбежалась по окрестным склонам и прячется в кустах. Но там и кустов мало, и кусты не густые. Несколько пулеметных очередей заставят всех вернуться. Если только кто-то слишком уж далеко забрел, может, и переночует в горах. Но меня удивляет поведение большинства туристов. Большинство считает, что никакого захвата заложников не произойдет. Думают, что Харунов двинет мимо на ближайший поселок. Не слишком перепуганы. Обыкновенное чувство всех людей, впрочем. Это там где-то и с кем-то нечто страшное происходит. С нами-то точно подобное не произойдет… Хотя, как говорят, есть и паникеры…

– А больше Харунову идти некуда? – спросил Виктор Юрьевич.

– Зачем бы тогда двигались в сторону базы бандиты на грузовике? Они уже миновали последний поворот к ближайшему поселку. Впереди только туристическая база, а дальше – горы. Они не туристы, чтобы по горам лазить, и там никакой добычи не найдут.

– Моя информация о вертолете из Пятигорска прошла? Были новые звонки Харунову?

В трубку слышно было, как комбат кому-то задал вопрос, потом сообщил:

– Трудно сказать. Звонки были. Целых три. Но опять с новых мобильников. Использованы телефоны всех задержанных спасателей. И еще какие-то мобильники. Неизвестно чьи. Сейчас ФСБ проверяет их обладателей. О чем говорили, мы не знаем. Нет у нас такой информации. Вероятно, иностранные операторы сотовой связи. Мы не можем их прослушивать. Но это все второстепенные вопросы. У нас есть и более насущные. Самое главное… Ты когда предполагаешь начать, Виктор Юрьевич? Засветло не успеешь?

– Извините, товарищ подполковник, у меня другие планы. Я для того и темп сбросил, чтобы подойти в темноте. Изначально я хотел попытаться догнать Харунова. Надеялся на свою скорость. Думал атаковать его на подходах к турбазе. Прямо на марше. Обычно это бывает неожиданным и сразу приносит успех. Но потом подсчитал время, понял, что никак не успеваю, только взвод загоняю до изнеможения, и темп сбросил, чтобы в хорошей форме подвести солдат к бою.

– Правильное, я считаю, решение. Как там Людмила Николаевна?

– Держится молодцом, – Виктор Юрьевич косо посмотрел на спутницу. – Восстанавливаемость организма у нее великолепная. Даже завидно. Не знаю вот только, куда ее пристроить на время операции по освобождению заложников. Но это не проблема. Оставлю с ней пару человек, пусть где-нибудь дыхание переводят. Может, солдаты окоп выкопают, а то ветер поднимается.

Ветер в самом деле начал дуть холодный, затяжной, и дул он прямо в лицо. А когда лицо покрыто потом, это не слишком приятно. Особенно холодит лоб, и начинается головная боль, впоследствии возможны и эксцессы. Впрочем, взводу скоро предстояло повернуть в сторону, тогда ветер будет дуть сбоку. Это легче переносить.

– Постарайся не допустить женщину в места, где стреляют. Она руководством рассматривается как ценный для государства человек. На мой взгляд, таких людей должно ФСО охранять, а не спецназ ГРУ. По крайней мере, в советские времена, говорят, именно так было. С ними, я слышал, Девятое Главное Управление КГБ работало. Хотя я не в курсе всех тонкостей. Я в советские времена только курсантом был. Береги ее. Если ради этой женщины из Сирии пригнали отряд боевиков, она человек серьезный.

– Я постараюсь, товарищ подполковник.

– Будут новости, я доложу. А они скоро будут. До связи…

– До связи, товарищ подполковник…

* * *

– Начальство беспокоит? – спросила Людмила Николаевна.

– Командование, – перевел старший лейтенант фразу женщины на более привычный ему армейский язык. – Дает наставления.

– Слышала краем уха, обо мне шел разговор?

– Так точно, Людмила Николаевна. И о вас тоже. В числе других наставлений.

– И что вам было сказано обо мне?

– У нас говорят не «сказано», а «приказано». Мне приказали ни в коем случае не допускать вас до места, где будут стрелять. Вплоть до кратковременного ареста. Наручники у меня есть. Если будете лезть не в свое дело, я вас просто прикую наручниками к одному из двух солдат, которых выделю вам в охрану, в таком положении вам и придется ждать завершения операции. Это, честно скажу, не слишком приятно. Особенно если руку пару раз дернешь. Наручники в таком случае сжимаются сильнее. Поэтому рекомендую вести себя аккуратно и тихо.

– Я разве похожа на буйную? – усмехнулась Людмила Николаевна.

– Вы похожи на своевольную. На человека, который привык считаться со своими решениями, но не желает считаться с решениями других. Вы же эгоцентрик, как я вас понял. Причем отъявленный эгоцентрик…

– Есть такое дело, – вяло улыбнулась женщина. – Не совсем уж отъявленный, но в какой-то степени вы правы. А если я буду в состоянии и захочу вам помочь?

– Я вам просто расскажу реальный случай из своей жизни. Я – офицер спецназа ГРУ, отлично подготовленный боец, специалист по рукопашному бою высокой квалификации. Еду однажды с женой в автобусе. Четверо подвыпивших хулиганов там распоясались. В ответ на замечание ударили женщину. Естественно, я не мог остаться в стороне. В обыденной обстановке я их всех четверых бы просто по асфальту размазал или по полу автобуса. А тут моя жена вмешалась. Пыталась мне, как говорит, помочь. И мне пришлось больше ее защищать, чем хулиганов усмирять. Усмирил, но в результате и жена получила синяк, и я тоже. Симметрично. Она под правый глаз, я под левый. Точно так же в боевой операции. Если вы попытаетесь вмешаться, солдатам и мне придется не о себе думать, а вас защищать. И кто-то из нас при этом может погибнуть. Вот для этого я и держу наручники и хочу их использовать. Хотя понимаю, что вы попытаетесь убедить меня, что это излишне жесткая мера.

– Не поможет? Убеждение не поможет?

– Бесполезно. Я не хочу рисковать жизнями своих солдат.

– Тяжелый вы человек. И не хотите считаться с моей спортивной подготовкой.

– Служба у меня нелегкая. Она, конечно, свой отпечаток накладывает. Да, я человек тяжелый, которого невозможно убедить, если я думаю обратное. Давайте на этом определении и остановимся. Дальнейший разговор только собьет нам дыхание.

При том темпе, что взял старший лейтенант Ослябя, разговаривать на ходу было возможно, но лучше было не говорить. Дыхание могло еще понадобиться для других дел. И потому Виктор Юрьевич резко шагнул и оторвался от женщины на пять шагов. Солдаты последовали за ним, отгородив женщину от командира взвода живой стеной. А она слишком поздно среагировала и вынуждена была идти позади этой стены.

Ослябя снова начал часто поглядывать на часы и на небо, которое стало хмуриться. Впрочем, непонятно было, то ли небо хмурится, то ли уже вечерний сумрак надвигается. А скорее всего, одно совместилось с другим, и при хмуром небе вечерний сумрак начал сгущаться раньше обычного времени.

Не хотелось бы дождя, потому что сильный дождь мог помешать старшему лейтенанту Ослябе претворить в жизнь то, что он задумал. А задумал он проникнуть на туристическую базу, используя ливневку, канаву, прикрытую прочными металлическими решетками. Сначала провести разведку, а потом и весь взвод вывести в точку атаки в тот момент, когда бандиты не ожидают такой атаки из-под земли. Небольшой дождь существенного влияния на намерения старшего лейтенанта оказать не смог бы, но сильный ливень мог сорвать эти планы. А ливни на Кавказе случаются и сильные. Это Ослябя знал хорошо, потому что сам как-то попадал под такой мощный и по-настоящему ледяной ливень, который надолго запомнился.

Радовало то, что удалось в светлое время суток преодолеть все сложные участки пути. Теперь осталось осилить простые участки, хотя и самые продолжительные. Взвод целенаправленно и неуклонно приближался к предстоящему месту событий, и противник, как хотелось думать, о приближении взвода не знал.

Позвонил комбат и сразу начал с сообщения:

– Виктор Юрьевич, началось…

– Идет бой? – спросил старший лейтенант.

– Какой там бой… На выстрелы из дробовиков и пистолетов с чердака бандиты ответили одним выстрелом из гранатомета. И все кончилось. У нас есть связь только с одним старшим прапорщиком полиции Чолаховым. Он и рассказал, что произошло. Сам эмир Харунов со своим отрядом прошел внутрь турбазы. Грузовик с бандитами приехал на минуту раньше появления Харунова. И Харунов выставил бандитов охранять периметр и дорогу. Одновременно послал десять человек пострелять по кустам вокруг турбазы. Убиты несколько туристов, остальных загнали за ворота. Сам Чолахов находится за территорией. Говорит, еле выбрался. Готовится тебя встретить. Что внутри происходит сейчас, не знает. Только видел самое начало атаки на турбазу. Но после выстрела из гранатомета покинул территорию, пока бандиты не выставили более плотное оцепление. Куда согнали заложников, сведений нет. Антитеррористический штаб сейчас пытается выйти на самого Харунова и выяснить, чего он желает. Из Москвы, из Краснодара и из Ростова вот-вот должны вылететь подразделения антитеррора. Но куда их посадят – неизвестно. Неизвестно и как они будут до места добираться. Короче говоря, раньше утра их ждать не следует. А до утра может многое произойти. Вся надежда на тебя. Чем могу помочь?

– Какими силами располагают бандиты?

– Тридцать два человека у Харунова, двадцать три приехали на грузовике. Данные про грузовик от старшего прапорщика Чолахова. Он наблюдал за выгрузкой и всех пересчитал. Еще старшему прапорщику показалось, что он видел среди первой банды Сарыбаша Чотаева, брата Ногая. Но в сумраке он мог и ошибиться.

– Телефонный номер Чолахова…

Подполковник продиктовал. Старший лейтенант на всякий случай повторил.

– Тогда – все… Мы уже недалеко.

– Я знаю. Твой взвод отмечен светящейся точкой на центральном мониторе. Все передвижения контролируются. Удачи тебе, Виктор Юрьевич. Надеюсь, сможешь доказать скептикам, что такое спецназ ГРУ.

– А кто в числе скептиков?

– Все здесь, в антитеррористическом штабе. Они на подразделения антитеррора только и надеются. Что с них взять – это же офицеры ФСБ. Но я не буду тебе мешать. Звонить стану только тогда, когда появятся новости. До связи…

– До связи, товарищ подполковник…

* * *

Электрические фонари на столбах, что освещали территорию базы, было видно издалека, и казались они более яркими, чем там, на территории самой базы. Там фонари частично скрывали ветви деревьев, а при виде сверху деревья не мешали.

Старший лейтенант Ослябя остановился на склоне последней горы, рассматривая базу. Те места, которые он уже знал, Виктор Юрьевич определил сразу. Но издали туристическая база казалась более обширной, чем снизу, хотя и там корпуса стояли поодаль друг от друга, и не стройными рядами, как обычно бывает на равнинных местах, а так, как позволял рельеф местности. Корпуса умышленно вписывали в местный пейзаж так, чтобы не разрушить его целостность. В окнах всех корпусов горел свет, хотя темнота только-только еще подступила. Это казалось странным. Не мог же эмир Батырби Харунов оставить всех туристов в занимаемых ими номерах. Он наверняка согнал всех в какое-то одно помещение, чтобы контролировать туристов. Дистанция была еще большой, тем не менее старший лейтенант подозвал к себе младшего сержанта Лопухина, штатного снайпера взвода.

– Владислав, в каком состоянии у тебя ночной прицел?

– В рабочем, товарищ старший лейтенант. После зарядки ни разу не включал. Аккумуляторы должны быть свеженькие.

Младший сержант, как все снайперы, выглядел невероятно спокойным человеком, которого трудно вывести из равновесия. Иногда Ослябе даже казалось, что Лопухин всегда сонный, хотя это было и не так.

– Давай отсюда рассмотрим турбазу?

Подошла ближе Людмила Николаевна.

– А разве в темноте вы сможете отличить друга от врага? В кого же вы тогда будете стрелять? Или вам все равно, в кого стрелять?

– Людмила Николаевна, хотя мы еще не подошли к месту боевых действий, я уже прошу вас не мешать. Мы работаем.

Голос Осляби звучал жестко, требовательно и конкретно. Женщина всем своим видом выразила обиду, тем не менее отошла в сторону. А снайпер подключил ночной прицел к своему винторезу. Командир взвода взял винтовку и прильнул глазом к прицелу. Рассматривал он долго. Потом, не удовлетворившись тем, что винтовку приходилось держать на весу, встал на одно колено. Так ему было легче, хотя винтовка нисколько при этом не стала легче. Но левый локоть мог опереться о колено, и винтовка обрела упор, теперь крупный интегрированный глушитель не перевешивал и не утомлял руки. Виктор Юрьевич опять прильнул к прицелу.

Теперь смотреть было удобнее.

– Владислав, обрати внимание. Два человека. Расстояние между ними около сорока метров. Контролируют дорогу, по которой мы будем проходить. Кажется, это из тех бандитов, что приехали на грузовике. Лежат очень неуклюже. В армии, видно, не служили, и никто не научил их правильно занимать позицию. Обеспечь нам свободный проход.

Старший лейтенант пальцем показал снайперу примерное направление. Младший сержант встал, как и до этого командир взвода, на одно колено, уперев во второе локоть левой руки.

– Дистанции хватит?

– Почти предельная. Но мы сверху стреляем. Хватит. Здесь сильного отклонения быть не может. Только пуля сильнее разгоняется. Простая может сработать как бронебойная. А-а… Поймал одного. Он в бронежилете, товарищ старший лейтенант. Я могу бронебойной стрелять, могу в голову попасть.

– Стреляй, как тебе удобнее.

Снайпер не стал менять магазин. Прицеливался, как показалось старшему лейтенанту, очень долго. Но сам выстрел прозвучал почти кротко, как-то буднично. Звук был слабее, чем у пневматической винтовки. А снайпер, недолго думая, уже искал прицелом второго. Значит, можно было не спрашивать о результате первого выстрела. Вообще младший сержант Лопухин редко промахивался. А в сложной обстановке вообще не промахивался никогда. Он был из тех людей, которые при общем волнении и сложности обстоятельств становятся только спокойнее. А для снайпера спокойствие – это, говоря иными словами, производственная необходимость.

– Второго нашел, – сообщил младший сержант и тут же выстрелил. – Товарищ старший лейтенант, путь свободен. С этой стороны еще кто-то ближе к воротам лежит, но он без автомата. Сейчас камень мешает его видеть. Ближе подойдем, я рассмотрю его.

– Посмотри сейчас, – догадался вдруг Виктор Юрьевич, вытащил мобильник и набрал номер телефона старшего прапорщика полиции Чолахова.

– Трубку достал, готовится ответить, – подсказал снайпер.

– Хорошо, Шахмырза, что ты на мой звонок ответил.

– Почему? – не понял старший прапорщик.

– Потому что ты уже был на прицеле у моего снайпера. Он мог принять тебя за бандита, если бы ты на звонок не среагировал. И тогда мы остались бы без помощника. Через десять минут вставай и выходи к дороге. Мы спускаемся. Засек время?

– Так точно, товарищ старший лейтенант. Спасибо, что не застрелили. Но тут по периметру лежат бандиты. Ближе к воротам три человека вместе. Выше меня – два по отдельности.

– А ты откуда знаешь?

– Я высматривал, как посты расставляли.

– Два человека, что выше тебя, уже никогда не встанут. Можешь их не опасаться. И с тремя ниже мы решим что делать. Встречай нас.