Текст книги "Сила басурманская"
Автор книги: Сергей Панарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава седьмая,
в коей судьба дембелей качается на весах, а пыль стоит столбом
Если по сценарию мне надо будет много целоваться, то мне можно и не платить.
Орландо Блум
Сияющий Теребило стоял по правую руку от трона Юрия Близорукого. Помощники князя находились чуть сзади. Седой советник сцепил пальцы перед собой и озабоченно жевал нижнюю губу. Суровый воевода смотрел в пол и изредка подергивал плечом, отчего позвякивала тяжелая кольчуга.
Владетель Мозгвы поднялся и обратился к боярам да дружинникам, толпившимся в зале:
– Многие из вас уже слышали последнюю новость, но я просто обязан огласить ее всем и каждому. Вчера дружинник Теребило победил разорявшее наши окрестности Лихо Одноглазое. Теперь тракт на Легендоград свободен. В знак признания заслуг Теребилы жалую ему шубу, конскую голову золота и звание сотника.
Люди явно удивились, зароптали, а герой расцвел, демонстрируя кривые зубы.
– Приветствуйте избавителя Мозгвы! – раздраженно велел князь.
Толпа неровно прокричала здравицу.
Шкафообразный Теребило с челюстью, похожей на утюг, и кривоватым носом-ледоколом шагнул вперед:
– Ну… это… Благодарствую.
Распахнулась дверь, вбежал посыльный, закричал с порога:
– Не вели казнить, княже! Там княжна Рогнеда к народу обратилась. Говорит, дескать, какие-то Иван да Егорий Лихо одолели, а Теребило их славу присвоил, ибо сами богатыри израненные да слабые.
Лицо Юрия Близорукого пошло красными пятнами. Мнимый герой стал растерянно озираться, мол, мы так не договаривались. Воевода досадливо сплюнул. Советник-мудрец подступил к князю и что-то зашептал ему в ухо. Юрий сначала мотал головой, потом нехотя закивал.
Бояре и дружинники возмущенно загомонили. Кто-то смеялся над Теребилой, другие пораженно обсуждали поступок Рогнеды.
Наконец Близорукий поднял десницу. Установилась тишина.
– Хмурится мое сердце, когда нарушаются уложение Прави эрэфской, – сказал Юрий. – Дочь моя вспыльчива, но в уме ей не откажешь. Я не сомневаюсь в Теребиле, но и в Рогнеде не должен. Так ли?
– Да, да!
– Ежель есть спорщики, то пусть правота выяснится в поединке.
– Че же мне – княжну мутузить? – пробубнил Теребило, оборачиваясь к пасмурному воеводе.
В передних рядах откровенно заржали над гением, князь закатил глаза.
– Пусть наш дружинник вызовет любого из двоих претендентов на суд меча, – закончил Близорукий.
– Мы так не… – заныл было здоровяк, но воевода успел положить руку на его плечо, заставляя заткнуться.
– Не будем оттягивать решение сего вопроса. – Князь плюхнулся на трон. – В полдень на дворе перед моим теремом. Никаких зевак. Дружина, бояре, мы и спорщики. А сейчас все свободны!
Народ потянулся к выходу.
Юрий процедил сквозь зубы:
– Кто-нибудь приведите строптивую девчонку. А ты, бугай, либо выбей дух из поединщика, либо умри. Иди готовься. Бранибор, объясни этому тупому куску мяса, кого лучше вызвать.
Воевода будто лимон лизнул, но поклонился князю, потащил Теребилу прочь из залы.
– Чего ты мне насоветовал? – спросил Близорукий мудреца, когда они остались наедине.
– Княже, мне жаль, что ты не позвал меня ночью для обдумывания рассказа Влесослава, – спокойно начал советник.
– Погоди, – остановил его Юрий. – Эй! Подать сюда Влесослава! Давай дальше.
В дверях нарисовался и тут же исчез слуга, а мудрец продолжил:
– Путь, избранный тобой, таит великую опасность разоблачения. Теребило бестолков. В темнице сидят два самых известных богатыря Эрэфии. Ранее ты говорил, что пообещал им за Лихо золотой ключ. Витязи исполнили твое условие, умертвили чудище. Теперь ты не хочешь держать слово.
– Не береди!
– Что ж, ныне Теребило может одолеть кого-то из них, если они так плохи после встречи с Лихом. А второй?
– Ну, и второго… того. – Мозговский князь заерзал, как уличенный в хулиганстве школьник.
– А где же справедливость? – Советник прищурился.
– Не могу я отдать ключ, он слишком важен, ты же знаешь! – вспылил Близорукий. – Он должен остаться у нас!
– Дай его на время. Парни надежные, судя по их деяниям.
– Боги мои! – страдальчески простонал князь. – И это мой мудрец!
Стали ждать Рогнеду, не говоря больше ни слова. В пустом зале слышалось жужжание пары мух. «Уже ноябрь начался, а мухи живы. Природа сошла с ума», – с грустью подумал Юрий.
Вошла княжна.
– Я тебя собственноручно выпорю, – пообещал владетель Мозгвы.
– Непотребством больше, непотребством меньше, – со спокойной дерзостью сказала дочь.
– Захлопни рот, непутевая! – заорал Юрий. – Нынче же твоих богатырей… А это кто?!
Следом за княжной двигался Колобок, и из-за подола его не было видно, теперь же, когда девушка остановилась, каравай выкатился к подножью трона.
– Это Хлеборобот, – представила Рогнеда.
– Дуреха! Голова Лиха! Беги от него, богомерзкого!
Близорукий был в ужасе, советник же рассматривал Колобка с нескрываемым любопытством.
– Прости, княже, только сия диковина никак не может быть головой Лиха, – изрек мудрец.
– Почему? – Юрий пустил петуха.
– По двум причинам. Во-первых, не видно никакой шеи либо отверстий и среза. Во-вторых, я читал об этом существе в научном трактате древних супругов-многознатцев Сусекских-Скреби.
Хлебец ловко отрастил ручки, захлопал в ладошки:
– Вот! Приятно встретить ученого человека в этом вертепе мракобесия и предрассудков! Позвольте узнать ваше имя, мудрейший!
– Розглузд. – Советник удостоил каравая легким поклоном.
– Проходной двор, – почти прошептал Юрий, держась за сердце. – Так это тебя Влесослав за башку Лиха принял?
– Очевидно, меня. Ваш распорядитель зело суетливый тип. Не от ума оно, не от ума.
Розглузд тихо рассмеялся. Рогнеда улыбнулась.
– Что ты лыбишься? – спросил князь у дочери. – Заварила кашу. Мое имя доброе под удар подставила. Какая слава пойдет о Мозгве после путаницы с лихоборцами?
– Не я ее начала. – Девушка упрямо насупилась.
– Стало быть, не ты ее закончишь.
* * *
Близнецов Емельяновых вывели на внутренний двор княжьего терема. Если фасад был идеально белым, то задняя часть дворца носила следы изрядной потасканности и небрежения. На некогда молочной стене расплылись черные подтеки, до окон первого этажа все было заляпано грязью. Вонь стояла несусветная. Тут и гниющая требуха, и вылитое кислое молоко, и много чего еще, выплеснутого из ночных ваз.
Иван поддерживал Егора. Ефрейтора качало, как на палубе при шторме, но, выбравшись из темницы, он почувствовал себя намного лучше. Рана перестала гноиться, черный цвет почти отступил, опухоль уменьшилась.
– Эх, братка, я сейчас, наверное, даже ложку не поднял бы. А хотелось бы… – пожаловался Егор.
– Думаешь, расстреляют, не накормив? – вяленько сострил Старшой.
Центр двора представлял собой замощенную неровным камнем площадку. Ее обступили кольцом бояре да дружинники во главе с воеводой, внутри прохаживался хмурый князь. Рогнеда топталась рядом, прижимая к лицу кружевной платок. Возле крутился Колобок.
При приближении братьев в сопровождении охраны круг разомкнулся, люди пропустили Емельяновых внутрь.
Каравай подкатился к дембелям:
– Привет узникам!
Старшой отыскал глазами Неслуха-летописца. Его вытащили из книгохранилища, чтобы он мог достоверно описать нынешнее событие. Мужичок робко махнул богатырям в знак поддержки.
Егор глядел на Теребилу. Быкообразный боец стоял, широко расставив ноги и положив ручищи на большой меч. Сапоги, кожаные штаны, безрукавная кольчуга.
– А, качок, – презрительно усмехнулся ефрейтор Емеля. – Я таких на ковре в считанные секунды раскладывал. Горы мускулов и реакция, как у забора.
Здесь Егор пригорюнился, вспомнив: отпусти его брат, и он упадет без всякого боя.
Юрий Близорукий жестом убрал Рогнеду с круглого пятака и произнес короткую речь:
– Есть две стороны, утверждающие, что одержали победу над Лихом Одноглазым. Это наш добрый воин Теребило и пришлые парубки Егорий да Иван. По обычаю доброй Эрэфии, если кто-то захочет повиниться, признав свою ложь, то Правда воцарится бескровно. Иначе же быть ристалищу!
– На букву «д», – добавил Иван.
– Что ты сказал? – Князь понадеялся, что близнецы отступятся.
Старшой повысил голос:
– Я говорю, у нас с тобой был договор. Мы с братом побеждаем Лихо, а ты отдаешь нам золотой ключ. – Старшой заметил, как охнула удивленная и рассерженная Рогнеда. – Мы свою часть соглашения исполнили, Егор чуть дуба не врезал. Гони ключ. А этого истукана я впервые вижу.
Народ посмеялся над Теребилой.
– Я бы рад, ан где доказательство вашей победы? – спросил Юрий.
Иван усмехнулся:
– Надо было трупешник притащить, да, братан? А что, князь, слово богатырское в твоей Мозгве ничего уже не значит?
– Значит, – недобро улыбнулся Близорукий. – Но есть ваше слово и слово Теребилы.
Великан почесал макушку и изрек:
– Э… Да!
– Да ладно, землячок, тебя там и рядом не стояло, – отмахнулся Старшой. – Не позорься, признай вранье.
Прежде чем качок успел сморозить какую-нибудь глупость, вклинился Юрий, поправляя соболью шапку-блин:
– Слово супротив слова. Этот спор разрешится поединком!
– Эй, а если свидетели есть? – подал голос Хлеборобот.
– Ты, что ли?
– А то! Я все наблюдал, как говорится, изнутри. – Колобок подмигнул братьям.
Князь помахал перстом:
– Нет, странное существо без тулова, свидетель должен быть человеком.
– Иди ты в сопло! Притеснение по расовому признаку! – возмутился Иван, понимая, что драться с эрэфским бодибилдером придется именно ему, Егор-то беспомощен.
Каравай тихо пробормотал близнецам:
– Давайте отступимся и признаем себя лжецами.
– Еще чего! – Егор чуть не упал. – Правда восторжествует.
– Ну, мое дело предложить, – тоном умывшего руки адвоката сказал Колобок.
– Нет больше свидетелей? – насмешливо поинтересовался Юрий.
За кругом началось какое-то движение.
– Княже, княже! Княжна Рогнеда! Нашелся, нашелся Влесослав! – наперебой кричали слуги, тащившие под руки распорядителя. Зеленый кафтан был расстегнут, штаны кое-как натянуты на бедра.
Бояре да дружинники пропустили процессию в круг.
– Ты где прятался, змей подколодный? – рявкнул Близорукий.
Тут Влесослав узрел Хлеборобота, вырвался и под общее ржание убежал, поддерживая сползающие штаны и вопя:
– Голова! Голова!
– Чего это он? – спросил Егор.
– Голова болит, наверное, – выдвинул гипотезу Иван.
Князь свистнул, прекращая веселье:
– Быть бою. Кого ты выбираешь, Теребило?
– Это… Того, который поздоровее. – Богатырь указал ручищей на покрытого испариной, шатающегося ефрейтора Емелю.
Дружинники и несколько бояр засвистели. Только слепой не увидел бы плачевного состояния Егора.
– Дайте этого щегла мне, я сотру его в муку! – воинственно заявил Колобок, спровоцировав очередной приступ хохота зрителей.
У Юрия окончательно испортилось настроение. Поединок, задуманный как торжество ратной Прави на земле, превратился в скоморошье представление.
– Довольно! Будешь сражаться с черноголовым, – в бешенстве сказал князь, зажимая трепещущие от негодования ноздри, и отступил с пятака, встал рядом с дочерью.
Рогнеда чуть не упала в обморок от страха за Ивана.
Старшой передал чуть не плачущего Егора дружинникам.
– Запомни, братка, – наставлял ефрейтор. – Бей в дыню. Понял? В дыню бей!
Иван странным образом «поплыл». Он почти не слышал советов Егора и ободряющих криков толпы, потом с отстраненным удивлением обнаружил тяжелый меч в своих руках. Кто-то добрый развернул дембеля к сопернику. Старшой обвел людей взглядом. Промелькнули заинтересованные, веселые, предвкушающие, угрюмые, самодовольные лица, тревожная мордашка летописца, недобрый оскал князя и огромные зеленые, полные ужаса глаза Рогнеды.
Затем Иван узрел противника, и наваждение пропало. Вернулись звуки, мерзкий запах, ощущение времени. Мысленно пожелав все-таки вернуться к маме, Емельянов-старший перехватил меч поудобнее и шагнул вперед.
Зрители завопили громче. Но и крики толпы не заглушили ударов крови в висках дембеля. По спине бегал мерзкий холодок, дрожали руки. Непросто выходить против местного Мистера Олимпия, да еще с огромным клинком наперевес.
Теребило взревел как теплоходный гудок и обрушил на Ивана чудовищный удар. Парень уклонился, нырнул вправо и, отмахнувшись, попал мечом по руке супостата. Лязгнул о булыжник, высекая искры, клинок «бодибилдера», кошкой кувыркнулся невредимый Старшой.
Увы, меч Ивана был непростительно туп. Даже царапины на предплечье Теребилы не оставил. Впрочем, у соперника был такой же. Воронежец пожалел о сабле Торгаши-Керима, оставленной в гостевых покоях. О том же подумал и переживающий за брата Егор.
Теребило осклабился и ринулся в новую атаку. Он действительно работал медленно, только не дай бог попасть под его раздачу! Меч гудел, словно пропеллер тяжелого бомбардировщика, огромные мышцы перекатывались, качок пыхтел похлеще паровоза. Просто терминатор, а не дружинник.
Пока что Ивану удавалось вовремя уходить, и, хотя Теребило начал уставать, эта пляска не могла продолжаться долго.
Подобно молодому мастеру кун-фу из гонконгского фильма, обезьянничающий Старшой припомнил наставление брата: «Бей в дыню!»
Он улучил момент, пропустил колющий удар мимо себя, крутнулся, сокращая расстояние до соперника, и от души сунул рукоятью меча в лицо Теребилы. Угодил в нос.
Качок уронил свой меч, попятился и уселся на задницу.
Иван совершил пижонское вращение клинком и тяпнул противника по макушке. Плашмя. Громила ойкнул и схватился за голову.
– Ну, примерно так, – проговорил Старшой в полной тишине и пошел к брату.
По законам жанра, Теребило утер кровавые сопли, зарычал и начал подниматься, чтобы кинуться на спину победителю, но услышал властный голос воеводы:
– Сиди уж, срамота мясная.
Грянули приветственные крики.
Близнецы обнялись.
– Молоток, братка! – повторял Егор, слабо хлопая брата по спине. – Я ж этот контингент знаю: дал по мурлу, он и скуксился.
– Моя школа! – пищал, подпрыгивая, Колобок.
Побежденный Теребило поднялся и побрел долой из круга.
К Емельяновым подошел глава Мозгвы.
– Слушайте все и запоминайте! – Юрий скосился на Неслуха. – Может, помедленнее, чтобы записал? Нет? Ну, ладно. Я искренне рад, что боги не дали утвердиться Кривде Лукавой, а защитили мечом Ивана Правду! Одолевшие Лихо Одноглазое богатыри – сердечные гости нашего града. Да будет в их честь нынче пир!
– Нет, ну сто пудов они каждый день бухают, – сказал Егор.
– Соколы мои, я и сам не особо верил Теребиле, только горе тому правителю, который не поддержит своего подданного, верно? – Главный мозгвич подмигнул и пошел во дворец.
– Князь, а ключ? – Старшой удержал уходящего Юрия за рукав.
– Витязи вы мои любимые, – проникновенно произнес Близорукий. – Мне бесконечно стыдно, токмо нет у меня никакого ключа.
– А уговор? – ошалел Иван.
– Вечером потолкуем, за чаркой. Вам бы отдохнуть. Томились в застенке по навету злобному, так изведайте подлинного гостеприимства. Остальное вечером, вечером.
Братья переглянулись и подумали одинаково: «Прощай, дорога домой!» Все стало незначительным, даже победа над Лихом и уж тем более над Теребилой. Прочие ингредиенты можно было не собирать – бессмысленно. Егору стало хуже, тело словно налилось свинцом. Старшой чувствовал себя чуть лучше.
Место князя заняла его дочь.
– Добрые молодцы, не хмурьтесь. Помогу! Встретимся в вашей светлице. – И тоже упорхнула.
Придя в гостевые покои, притихшие близнецы как следует пообедали, почти не слушая восторженных речей колобка и торопливого скрипа пера Неслуха-летописца.
После трапезы книжник оторвался от работы и сказал:
– За Мозгвою есть деревня Мутищи. Подле живет ведьма-травница. От меня ей поклонитесь, вот это письмо передадите. Она Егория враз излечит. – Неслух вручил Ивану мелко исписанный лист.
– Грамотная ведьма? – усомнился Старшой.
– Эге, ты удивишься, но в мире встречаются и не такие диковины, – хитро прищурился летописец. – Для примера умные богатыри. Но редко.
Княжна Рогнеда пришла часа в три дня, когда Емельяновы дремали, Колобок глазел в окно, а неутомимый книжник заканчивал описывать бой с Теребилой.
Скрипнула дверь, и близнецы проснулись. В покои просочилась княжна в красном сарафане и богатом платке на плечах. Платок был запахнут, девушка придерживала его рукой.
Иван мгновенно вскочил на ноги.
– Золотой ключ ищете? – Голос красавицы дрожал.
– Да. Нам Карачун велел, – пролопотал Старшой, боясь надеяться на чудо.
– Он у меня.
– А батя твой сказал, что у вас нету, – озадачился Егор, приподнявшийся на постели.
– Лежи уж, – велела Рогнеда. – У тяти нет, потому что спокон веку ключ хранится у женщины. Раньше у матушки моей, до нее у бабки и так далее. Обычай.
Помолчали, уважая обычай.
– Но вы верните, ладно?
– Конечно, – заверил Старшой, готовый сигать до потолка от радости.
Девушка стала разворачивать платок.
Иван и Егор рассчитывали увидеть большой золотой ключ для навесного замка наподобие символических «от города». Ошиблись. На ладошках княжны сиял желтым светом с красным отливом рожковый гаечный ключ.
На четырнадцать и двенадцать.
– Он что, типа из нашего мира? – пролепетал Старшой, прикидывая, что если ключ не местный, то наверняка обладает великой магической силой.
Подал голос Неслух:
– Согласно древней летописи, это точный двойник железного ключа, вылитый в оттиске от настоящего. Подлинный был расплавлен в чане стали, коя пошла на мечи, когда великий князь Олег Офренович собирался воевать Старьград.
Подробности давно минувших дел Ивана не интересовали. Что ж, Карачун велел принести золотой ключ, вот он. Дембель принял из рук Рогнеды реликвию.
– Мы вернем, – повторил обещание он.
– Отвернитесь все, – велела княжна.
Егор, Колобок и книжник улыбнулись и выполнили приказ. Иван приготовился к получению поцелуя. Лицо Рогнеды приблизилось к лицу воронежца.
– Вернете? Поскорее бы, – прошептала девушка, потом отступила на шаг и на секунду приподняла подол сарафана.
Кроме стройных ножек и крутых бедер прыткий Старшой успел разглядеть не лишенный изящества золотой пояс целомудрия. Вместо замка его запирал болт, ввинченный в гайку. Иван был готов поклясться: двенадцатого размера.
Рогнеда стыдливо чмокнула витязя в щеку и убежала. Только коса мелькнула.
* * *
Вроде бы и погода в степи мирная, солнышко светит, облачка плывут, а вдруг с юго-востока почернеет небушко, словно буря поднимается. То не тучи сизые наплывут, не ветры буйные налетят – пыль стеной встает. Скачет мангало-тартарская орда. Несутся лихие всадники, за ними топает тяжелая кавалерия, а там и обозы с пешими бедными воинами. Впереди рыщут разъезды, перехватывают любых встречников, допрашивают, а потом грабят да в расход. Не нужны завоевателям лишние свидетели.
Молодых мужчин, правда, зовут с собой. Отказался – умри.
Разные скорости у подразделений ордынских, но войско не растягивается. Если впереди хутор какой или застава – легкая кавалерия пересаживается на свежих заводных лошадок и делает быстрый набег. Потом ждет.
Не зевают степные жители. Увидят темную стену – и врассыпную. Встреча с мангало-тартарами, ясное дело, не к добру.
Хребет земли содрогается под ногами непобедимой орды. Во главе полчища едет алчный Тандыр-хан. Девять высоких бунчуков, увенчанных хвостами лошадей, красуются, подчеркивая избранность хана Вечным Небом. Вечерами воины плещут на древки кумысом, поют протяжные песни, поклоняясь величию рода Тандыра, вспоминая его щедрого отца Достар-хана и прочих предков. Священные знамена-бунчуки символизируют Мировое Древо, давшее жизнь всему сущему, в том числе избранному роду вождя мангало-тартар.
Тандыр-хан сидит на большом помосте, расстеленном на нескольких возах, которые тащат десятки волов. Позади вождя – белый шатер. Впереди, где-то за горизонтом, – Эрэфия, чья судьба уже решена. Хан смотрит раскосыми глазами на качающиеся навершия бунчуков и думает о разном. О странном покровителе, сотканном из тьмы и жара. О глупых городах, что падут пред мощью мангальского войска. О страшном старце Кемульдык-аксакале, дервише дервишей, известном как Карачун. О своем советнике.
Здесь Тандыр-хан с сожалением вздыхает. Печаль его вдвое сильнее обычной. Во-первых, Дон Жу Ан попросил отпустить его в свободный одиночный поход. И вождь дал согласие. Во-вторых, кидайского советника следовало умертвить, как только он выступил из ханского куреня. Но вождь не стал отдавать нужный приказ.
«Размякло мое сердце, – думает Тандыр, теребя одну из рыжих косиц. – Главный поход моей жизни совпадал с ее закатом. Пусть же осень моих лет будет такой же долгой и теплой, как нынешняя».
Снова и снова мысли вождя мангало-тартар возвращаются к Дону Жу: «Хочет побеждать малой кровью, обещает открывать мне врата эрэфских городов без боя. Глупый человек, хоть и мудрец! Стоило ли поднимать тумены ради простой поездки за богатствами, накопленными урусами? Борьба и победа стоят любой добычи. Кидай разжирел на коврах знаний и в цветниках наслаждений. Дон Жу всего лишь сын своего умирающего народа… Хотя, если пара особо укрепленных городов сдадутся без осады, я не стану спорить».
Смеется хан своим мыслям, пьет свежий кумыс, наведывается в белый шатер к любимой жене.
Если уж путешествовать, то первым классом.
* * *
Утреннее солнце оживляло красные стены княжьего городища. Братья снова сидели в седлах, а Колобок устроился рядом с Егором. Ефрейтор Емеля еле-еле, но сам забрался на тяжеловоза.
В воротах стоял похмельный Неслух-летописец и махал богатырям вслед:
– Будете в Мозгве – заходите!
На вчерашнем пиру Иван поворчал: дескать, негоже обманывать богатырей, потом соврал князю, что поищет Карачуну другую занятную вещицу, раз ключа нет, и отправился спать. Егор-то вообще к столу не пошел – здоровье.
Посмотрев на ярмарку, раскинувшуюся на всю Алую площадь, Хлеборобот принялся канючить:
– А давайте на прощание по рядам пробежимся! Ну, пожалуйста!
Куда деваться? Спешились, повели коней.
Мелькали товары, наряды, лица. Бешеная смесь запахов кружила голову, а через миг отрезвляла. Крики зазывал, брань обсчитанных, ор торгующихся слились в бесконечное «А-а-а-о-о-о-ы-ы-ы!». В такой толпе держи ухо востро.
Внимание близнецов привлек вихрастый парень с лотком на шее. Торговец был в меру высок, статен и симпатичен лицом. Девкам симпатичен, естественно. Иван не обошел вниманием ум и хитрецу в глазах, а Егор отметил взглядом опытного борца, что парняга ловок в драке. Движения, обманчивая неуклюжесть… Впрочем, лоточник мог ломать комедию, если был вором.
– Бусы, бусы! Налетай, бородаты! Налетай, кто безусы! Подари девке, подари жене! Не будет чаять души в тебе! – выкрикивал парень, шагая по ярмарке. – Кольца да перстни! От жадности не тресни! Не нравится? Так и ладно! Два купишь, третий бесплатно!
Тут он столкнулся с каким-то не особо богатым коренастым купцом, и Егор увидел, как ловкие руки, скрытые лотком, срезали с пояса купчины кошель.
– Куда прешь, нищебродь? – вспылил коренастый.
– Прости, мил человече, зевнул. – Лоточник изобразил неподдельное раскаяние.
Обворованный и вор разошлись в стороны.
– Ах ты, суппорт с фартуком! Ну-ка, пойдем, – сказал ефрейтор Емеля и потянул брата к парню.
Приблизившись к лоточнику, Егор взял его за плечо:
– Верни деньги.
Парень обернулся, уставился светло-серыми глазищами на здоровяка-дембеля:
– Какие деньги? Я тебя не знаю, долгов пред тобою не делал!
– Не кривляйся, а то в дыню получишь, – проинформировал воришку Емельянов-младший. – Кошель, срезанный с пояса, хозяину верни. Мухой!
– Правильно, братец! Не тот вор, кто ворует, а тот, кто ворам потакает! – горячо заверил ефрейтора лоточник и вдруг резко присел, вырываясь из захвата.
Конечно, Егор был еще слаб и упустил парня, но справа, куда метнулся торговец, возник Иван.
Одеты близнецы были одинаково, лоточник все понял, перестал дергаться.
– Что за дурачки? Вроде не стражники, – как бы про себя озадачился ловкач. – Давайте разделим кошель пополам? Деньги, скажем, я возьму, а мешковину вам?
– Нашел дебилов, – ответил Старшой.
– Да, это я туповат! Стукни по голове молотом, не отзовется ль золотом? – Торговец постучал себя по лбу. – Ну, правда, напополам, а?
– Я ж это не ради наживы, а для истины, – вымолвил оскорбленный Егор, и Иван, давно знавший брата, понял, что сейчас начнется рукоприкладство.
– Да разве ж я тать?! – возопил лоточник, делая покаянное лицо. – Тот вор, кто любит проезжих гостей да из-под моста их встречает. А я?
– А ты, брат, речист, да на руку нечист, – вступил выжидавший за спиной торговца Колобок.
Парень оглянулся и подивился. Каравай погнал обличительную речь как по писаному:
– Вы видали этого знатного купца, карманной слободы тяглеца, серебряных и золотых дел волочильщика? Люди молотить, а он замки колотить. Люди работать, а он по фене ботать. Люди трудиться, а он в кошелях возиться. Эх, ребятки, это такой землемер, что подушку из-под головы отмежует.
– Не до жиру, быть бы живу, – вяло открестился лоточник.
– Дай вору хоть золотую гору – воровать не перестанет! – не унялся Колобок.
– Да наоборот! – в отчаянье воскликнул тать. – Хоть в латаном, да не в хватаном!
– Чья бы корова мычала, – укорил хлебец. – Назвался груздем, сейчас сядешь в кузов. Надел треух, так не будь вислоух. Хоть роди, да подай! Вынь да положь!
На протяжении этой странной словесной дуэли Старшой наблюдал за обворованным купцом. Тот, как ни странно, спохватился, принялся топтаться чуть поодаль, то высматривая кошель на земле, то вглядываясь в прохожих. Колобок не ослаблял напор, хотя пословицы уже были невпопад:
– Та же щука, да под хреном! Кто смерти не несет врагу, тот перед Родиной в долгу! Козел хорош, да на беса похож! Заработанный ломоть лучше краденого каравая!
– Да заберите, подавитесь! – сдался лоточник и бросил добычу в пыль.
– Эй, кто кошелек потерял? – заорал Иван, тайно рассматривавший вариант экспроприации денег, но посовестившийся.
Купец прибежал, как служебный песик, долго благодарил за находку, но не дал ни копейки. Торговец под шумок растворился в толпе.
– А про краденый каравай – это ты про себя, что ли? – поинтересовался Старшой у Колобка.
– Да нет, в целом… Но каковы хлюсты! Один стянул, второй «спасибом» отделался!
– Угу, прикольный результат, – сказал Егор.
– Прикинь, а если слово «результат» прочитать наоборот, то получится «тать-лузер»! – сделал неожиданное открытие Иван.
Брат оценил. Хлеборобот не понял.
– Но каков нахал! – с оттенком одобрения сказал Колобок.
– Кто же он такой? – задумчиво протянул Егор.
– Это офеня.
– Кто-кто? – спросил Старшой.
Колобок поглядел на него снизу вверх, как на темного:
– Офеня. Ходебщик, разносчик, кантюжник, щепетильник [6]6
Торговец «щепетильным», то есть мелким, вмещающимся в щепоть товаром.
[Закрыть], коробейник, мелочной торгаш вразноску-вразвозку…
– Погоди-погоди, – прервал Иван. – Ладно, коробейник. Это я и без тебя догадался. А почему офеня?
– Никто не знает. Они сами врут, что был такой народ офенский, кто-то говорит, что это выходцы грецкого града Афины, а я думаю, не все ли равно, – рассудил Хлеборобот.
Пройдя ярмарку насквозь, парни закупили в дорогу еды да питья. Сев на лошадок, двинулись по извилистым улочкам Мозгвы к деревне Мутищи.
Первое задание Карачуна было выполнено, и братья смотрели в будущее с оптимизмом.
Знали бы они, с каким чувством на них смотрит само будущее…
