Текст книги "Сила басурманская"
Автор книги: Сергей Панарин
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
Глава четвертая,
в коей перед близнецами предстает стольный град Мозгва, а за ним – еще большие проблемы
В Москве хлеба не молотят, а больше нашего едят.
Русская пословица
Комар приходит в этот мир ненадолго. Жизнь его опасна, ибо подчинена кровавой страсти.
Егор хлопнул себя по потному лбу и тем самым остановил сердце еще одного насекомого.
– Отрыв башки – октябрь, а комаров пропасть, – сказал он, обмахивая шею своей кобылки-тяжеловоза.
– Карачун предупреждал, что зимы не будет, – откликнулся Неслух-летописец, не отрываясь от рукописи. – Что вам комары? Мошки безвинные. Вот погодите, еще недовольные медведи начнут из-за растерянности лютовать.
Черные от чернил пальцы книжника ловко управлялись с пером и пергаментом. Ослик мелко топал и смиренно горбатился, стараясь не болтать шеей, на которой лежал «стол» Неслуха.
Близнецы представили лютующих медведей и убоялись. Ефрейтор Емеля принялся оборачиваться на воз, катящийся следом. Торгаши-Керим не стал отряжать мозговскому князю две телеги, зато единственную нагрузил так, что она могла перевернуться на особо высоких кочках. Пара волов тащила купеческие подарки не без труда.
Старшой толкнул брата в бок:
– Чего ты все оборачиваешься?
– А вдруг опять эти клоуны в мешках… – ответил Егор.
– Ну, они со всех сторон повалят, – «успокоил» Иван, в глубине души убежденный, что разбойники больше к ним не сунутся, ведь Мозгва близко.
Слава прошлых битв бежала впереди близнецов, и встречные обозчики с уважением глядели на великана-Егора. Зато девицы, едущие с купчинами-отцами, больше глазели на статного красавца Старшого.
Братья, пользуясь занятостью неумолкающего Неслуха, разговорились. Они мысленно вернулись домой, в доармейский еще, беспечный период.
– Помнишь, в школе классная заставила меня пойти в кружок физики? – спросил Иван.
– Ну.
– Только не говори, что я не рассказывал, как после лабораторного опыта Николай Анатолич допытывался, что такое удельное сопротивление кожи человека.
– Не помню.
– Короче, лабораторка такая была – прикладываешь руки к электродам и пропускаешь ток.
– Двести двадцать вольт?
– Ага, три тысячи, блин, – саркастически ответил Старшой. – Конечно, маленький! Снимаешь показания с приборов, потом по формулам рассчитываешь сопротивление тела.
– Сурово.
– Нет, фигня, – отмахнулся Иван. – Так физик вопрос задал: что такое удельное сопротивление? Мы все как-то замешкались, а он добро так улыбнулся и сказал: «Сейчас объясню. Вот возьмем кубометр человеческой кожи…» А глаза, заметь, добрые-добрые! Маньяк реально.
– Ну, Анатолич вылитый маньяк, это не новость. – Взгляд Егора затуманился, парень вспоминал коротышку-физика, повернутого на своей дисциплине.
– Ты дальше слушай. Он предложил потом мысленно запихать это богатство в куб и пропускать через две противоположные стороны равномерный ток. Вот величина сопротивления и есть удельное значение.
– Отец нашего физика явно в концлагере на руководящей работе был, – схохмил Емельянов-младший.
– Тебе смешно. А ты представь, сколько людей надо было освежевать для науки!
– Наука требует жертв. Человеческих в том числе.
– Да ты нынче в ударе, – одобрил Старшой. – Вряд ли на одном человеке больше пяти литров кожи надето. В кубометре тысяча литров, так?
– Допустим.
– Итого 200 человек!
Егор с опаской посмотрел на близнеца:
– Ты, Вань, сам с этой физикой маньяком стал.
– Да ладно, шучу.
Вот такими беседами скрашивали Емельяновы дорогу.
Миновав пару зажиточных деревень, путешественники выехали на широкий тракт. Вскоре расступился лес и вдалеке замаячила Мозгва.
Стольный град стоял на семи холмах. Солнце освещало дома и подворья, алым всполохом вычерчивалась каменная крепость. Братья Емельяновы ожидали увидеть кремль и не ошиблись. Правда, здешний был попроще, чем привычный нам московский.
Кремль возвышался на самом главном холме, а остальные постройки облепляли его, словно грибы. Впрочем, город простирался далеко в стороны, и красностенная крепость уже не казалась главной. Несколько дерзких зданий подпирали крышами сизоватую дымку, висящую над столицей Мозговского княжества. На реке торчал какой-то странный гигантский идол.
– Это что, Перун какой-нибудь? – поинтересовался Иван.
– Нет, сие есть князь Путята, – степенно изрек Неслух.
Близнецы знали, кто такой Путята. Основатель Легендограда, где Емельяновы попали в адский детектив.
Летописец ударился в размышления:
– Я разумею, мозгвичи не смогли простить Путяте, что он, ихний князь, их покинул. Вот и отомстили через три века, поставив эту крокодилу богомерзкую.
– А небоскребы откуда? – спросил Егор.
– Чего-чего?
– Ну, дома высоченные, – пояснил Старшой.
– Дома-то? – Неслух почесал макушку. – Купчины да ростовщики сподобили. Бесятся с жиру, богатеи. Или вон еще Останковская башня. Построили ее из останков древнего ящура в знак крепости княжьей власти. И неча тут хихикать пошленько.
Иван мысленно сравнивал Мозгву с Легендоградом, и получалось, что последний был симпатичнее. Продуманнее, красивее. Мозгва напоминала яркое одеяло, сшитое из цветных лоскутов-райончиков. Купеческие да боярские хоромы соседствовали с лачужными островками, колоссальные здания – с трущобами. Да и сами богатые поселения, очевидно, строились по проекту «кто в лес, кто по дрова». Никакого единообразия. Старшому стало неуютно.
Егору, наоборот, понравилась пестрая Мозгва.
– А что это за район? – Ефрейтор указал на скопище одинаковых каменных домов, стоящих далеко от центра.
– Тутанхамовники, – промолвил летописец. – Поселение, отстроенное рабами – выходцами из далекого Ягипта. Там даже храм их бога есть. Тот-Да-Не-Тот зовут. Я, между прочим, со жрецом знаком. Имхотепом кличут. Чрезвычайной скромности разумник.
«Издевается что ли? – подумал Старшой. – ИМХО [4]4
ИМХО – русскоязычная калька с английского IMHO (In my humble opinion – «по моему скромному мнению»). Вроде бы уже лишнее пояснение, только иногда в рунете нет-нет да кто-нибудь поинтересуется.
[Закрыть]– это же из интернетовского жаргона».
– Окрест княжьего городища много всяких поселений, – не унимался Неслух. – Самое ближнее – Кидай-город, там хитрые кидайцы торговлю держат. Или вон Чертяково, сторона нечистая.
Близнецы слушали лекцию, летописец сыпал, как заправский экскурсовод, время летело мухой.
Перед княжьим городищем раскинулась площадь, мощенная черным булыжником. В центре высился помост. С него вещали глашатаи, зычноголосые парняги. Первый, коренастый, стращал законодательными новинками:
– Слушайте, мозгвичи, волю княжью! Юрий Близорукий велит всем коробейникам бросать разносное торгашество и строить себе нарочитые шатры, с коих и подати легче собрать, и виру спросить, коли покупателя обжулите! Для постройки шатра спрашивайте дозволения в княжеской канцелярии по наведению крыши на торговлю.
Второй глашатай, щуплый, но еще более громкий, подвизался в социальной рекламе:
– Мозгва – колыбель нашей культуры! Но отчего же в ней так грязно? А оттого, что ведем себя аки младенцы неразумные! Колыбель колыбелью, а гадь в нарочно отведенных местах!
Тут «социальщик» угодил не в бровь, а в глаз: запахи в Мозгве стояли весьма некуртуазные. Помои выливались на мостовые, тухлый товар валили под забор, за гужевыми животными никто не убирал. Ближе к кремлю, конечно, ситуация улучшалась.
Иван пихнул Егора в бок, ткнул пальцем под красную стену княжьего городища. Емельянов-младший остолбенел. Там был мавзолей!
Не такой, как в нашей Москве, но… Мраморная будка без окон и с единственной дверью, над которой начертано: «Кощей».
– Как же это? – выдохнул Старшой.
– Ага, давно лежит, лиходей бессмертный, – закивал Неслух-летописец. – Иглу сломали, тут он и испустил дух. Но вот ведь оказия, сам-то мертв, а тело его живет! Моют его, духами умащают, цирюльник особый при нем состоит. Ногти и патлы стрижет.
– Ждете, когда проснется? – усмехнулся Егор.
– Ну, не все. Некоторые. Их цельная ватага. Зовут себя кащенками. Блюдут верность заветам Кощеевым. А есть и кощуны. Эти, наоборот, про него кощунствуют.
Троица и повозка с дарами направились к воротам городища-кремля. Там стояли два меченосца в полном обмундировании: кольчуги на широких плечах, кожаные штаны с нашитыми на них пластинами-щитками, десницы на рукоятях мечей, в шуйцах – одинаковые щиты с княжьим гербом. На гербе был изображен конный воин, тычущий копьем в змия. Ниже красовался девиз: «Где твоя Регистрация?»
– Регистрация?! – ошалели близнецы.
– Потом объясню, – прошептал Неслух. – Сейчас надо почтительно побеседовать со стражей.
– Стой! – зычно приказал правый меченосец-охранник.
Процессия остановилась.
– Куда претесь, гости дорогие? – подал голос второй. – Валите отсюда, пожалуйста!
– Посланники шаха Исмаила персиянского прибыли ко двору князя мозговского Юрия, Близоруким прозванного, ибо близ руки его жизнь легка и счастлива. Отвалите, пожалуйста.
Егор и Иван недоумевали, что это за манера такая – хамить друг другу, но вежливо.
– Язык прикуси, милый посланник, – пробасил правый. – Ведь можно и в глаз получить, остерегись, ради всего святого. Есть ли у вас бумага с печатью шахской или вы оборзели и врете, как псы смердящие, будьте вы здоровы и многодетны?
Емельянов-младший открыл ларец и продемонстрировал два свитка с большими сургучными оттисками на тесемочках. Стража удовлетворилась, не утруждаясь рассматриванием печатей.
– Мухой шкандыбайте внутрь, добро пожаловать!
– Не задерживайте движения, помогай вам боги!
Хотя сзади никого не было, летописец попросил близнецов и погонщика вола поторопиться.
Когда ослик книжника поравнялся с охранниками, левый как бы украдкой спросил:
– Слышь, Неслух, а когда это ты заделался шахским послом, старый кочерыжник?
– Потом расскажу, вояка, для потехи торчащий, – пробубнил, не поворачивая высоко поднятой головы, летописец.
В кремле-городище было чисто и опрятно. Аккуратно стояли кружком идолы на специально отведенной площадке, терема смотрелись идеально. Почти как в Легендограде, только не из гранита, а из белого камня.
Но не внутреннее убранство княжьего посада вызывало сейчас подлинный интерес братьев Емельяновых.
– Как вы говорите-то тут! – воскликнул Иван.
– Тсс! – Неслух приложил чернильный палец к губам. – Не так громко. Дело в том, что у нас поветрие на так называемую «полукаретность». То есть, с одной стороны, хочется браниться, как ямщики, а с другой – надо объясняться, аки высокородные Закатные господа. Простой народ по недомыслию лихо добавляет к брани вежливые словечки, а начальство использует «полукаретность» на другом уровне. Дурака не нареки дураком, величай его человеком, коему подвластны иные способы миропознания. Прелюбодея именуй неутомимым искателем хворей веселых. И так далее. Хотя наш князь не утруждается исполнением принятых у подданных условностей, а при дворе лучше не околачиваться.
У входа в главный терем, на высоком крыльце послов поджидал абсолютно лысый коренастый мужчина в дорогом кафтане, роскошных широких штанах и высоких сафьяновых сапогах. Все красное, яркое, даже рожа встречающего.
– Сейчас ему на смену появится желтый, потом зеленый, и тогда можно будет войти, – сострил Иван.
– А ты откуда знаешь?! – поразился летописец.
– Э… Догадался.
– Какая нелегкая привела ваши драгоценные ноги в столь неожиданный час? – Лысый изо всех сил изображал дружелюбную улыбку, но у него выходил зловещий оскал.
– Послы великого шаха персиянского Исмаила, – без рюшей отрекомендовался Неслух.
– Слазьте с животных, пожалуйста. А то они тут все зас… застучат копытами, – процедил красный встречающий. – Ждите.
Он хлопнул в ладоши и скрылся за дверью. Из-за терема выбежали слуги. Они приняли у близнецов и книжника лошадей да ослика.
Минут через десять на крыльце нарисовался мужик в желтом. Этот был худым и долговязым, а цвет его кожи навевал неприятные ассоциации с гепатитом.
– Не стоим истуканами, гости долгожданные, поднимаемся сюда, – изрек он противным фальцетом. – Князь изволит принять вас незамедлительно. Ждите.
Желтый смылся, оставив послов куковать на крыльце.
Егор переложил резной ларец из левой руки в правую и застыл, как выключенный робот-разрушитель. Неслух смиренно стоял, перекатываясь с носка на пятку и обратно. Темпераментный Иван принялся прохаживаться по мозаичной площадке.
Спустя четверть часа дверь распахнулась и на пороге появился распорядитель в зеленом. Вопреки ожиданиям, лицо его было нормального розового цвета. Да и сам он выглядел обыкновенно, правда, держался как человек, знающий себе цену. Манера видна сразу.
– Здравствуйте, уважаемые, нечаянно нагрянувшие послы, – дикторским голосом обратился к визитерам зеленый. – Прошу следовать за мной и посрамлять громкость.
– Че? – выдохнул Егор.
– Заткнись, – то ли пояснил, то ли велел Иван.
Они проследовали за распорядителем в княжьи палаты. Здесь было богато, а то и роскошно. Только слишком уж эклектично: персиянские ковры соседствовали с костяными поделками с Черного континента, кидайский фарфор перемежался медной посудой закатных стран, стены были увешаны оружием и прочим доспехом совершенно разных стилей и народов. Если у князя была телепередача «Поле чудес», то ее музей выглядел бы именно так.
В большом зале, где позолота носила характер чрезмерной, а драгоценные ткани были навалены в чрезвычайном беспорядке, возвышался трон Юрия. Сам князь сидел на алой подушке, а рядом с ним стояли суровый воевода и мудрый советник. Причем оба были широки в плечах, статны, хоть и седы. Князь Близорукий прищурился, отчего его круглое лицо сделалось монгольским, поправил на голове приплюснутую соболью шапку, расправил широкие рукава дорогущего кафтана, расшитого жемчугами, и приготовился слушать.
– Исполать тебе, великий княже, – поклонился Неслух. – Ныне принужден обстоятельствами говорить не как твой верный слуга, а как сопроводитель послов иноземных.
– А то, что имело место в Торчке-на-Дыму, ты видел или в Персиянии испытывал прохладу вод и сладость плодово-овощную? – проговорил Юрий слегка в нос.
– Свидетельствовал событиям страшным и жизнь нашу на долгий срок предопределяющим. Видел подвиг сих двух витязей, оборонивших землю рассейскую от черного зла. Слы…
– Погоди, Неслух, рассказывать, что ты там слышал, – скаламбурил князь. – Если это персиянские послы, то не выходит ли, что Эрэфия спасена исключительно их стараниями? Нешто в нашей земле не осталось богатырей?
– Так они наши, наши, князь-надежа! – горячо затараторил книжник. – Рассеяне.
– И обратно погоди, летописец. – Близорукий нахмурился, поднялся с трона.
Перед близнецами предстал невысокий полный человек с трепещущими ноздрями, который то сжимал, то разжимал кулаки. Губы князя шевелились, и Иван решил, что он считает, чтобы успокоиться.
– Я тя в письмоблюды разжалую, – тихо пообещал Юрий Неслуху, садясь. – Толкуй внятно, не запутывай концов.
– Не вели казнить, вели разъяснение преподнесть, – начал книжник и обстоятельно поведал о братьях Емельяновых, о нападении мешочников на купца Торгаши-Керима да о Крупном Оптовище.
Князь помолчал, теребя себя за мочку правого уха, затем изрек:
– Эти коты в мешках совсем оборзели. Тут от нечисти некуда деваться, так и люди туды ж, лиходействуют бессовестно, – и обернулся на воеводу.
– Ищем, княже. Разбойники, известные как холщовые коты, будут схвачены, казнены и наказаны, – заверил ратник.
– Что он мелет? – теперь Юрий апеллировал к мудрецу.
Седовласый советник негромко, но внушительно сказал:
– Человеку меча свойственна недостаточная гибкость языка, великий князь. Главное здесь тщание и рвение, кои присущи нашей дружине, они заменяют ей сообразительность и утонченность. Впрочем, я бы сделал так…
– Ладно, позже, – отмахнулся Близорукий. – Подарки привезли?
– Целый воз, – коротко ответил Иван.
– Куда ж я их… – Юрий стал беспомощно озираться, будто присматривал место для даров прямо здесь, в тронном зале. – Ладно, в хлеву постоят. Грамоты гоните.
Егор передал князю ларец. Юрий взломал печати, развернул один из пергаментов. Зашевелил губами, чуть ли не потея от натуги интеллекта. Затем сдался:
– Эй, Гриня! Гришка!
В зал вошел зеленый распорядитель.
– Что ты плывешь, аки ладья? – раздраженно сказал князь. – Шибче. Огласи!
Зеленый взял пергамент и громко зачитал:
– Ассалям аллейкум, падишахши Джурусс Тут-рука-паша! Калям-халям джамиляй касым илрахман…
– Тпру! – оборвал князь. – Так и я могу. А по-нашенски?
Распорядитель взял из рук повелителя Мозгвы второй пергамент, откашлялся и снова принялся декламировать фирменным дикторским голосом:
– Здравствовать тебе, князь Юрий Близорукий! Пишет тебе любящий брат по власти и владыка всех персиян Исмаил из солнечного Хусейнобада, да продлятся мои годы не меньше, чем твои, а твои пусть будут нескончаемы, как волосы моей самой пышноволосой наложницы Зухры, чья джасмыгюль велика и упруга, как боевой барабан кочевника, а люляки пленительны и округлы, будто дыни. Желаю тебе таких же наложниц с прекрасными джасмыгюлями и люляками.
Здесь все несколько озадачились, а воевода позволил себе короткое ржание, присущее военным всех времен и народов. Зеленый продолжил:
– Вождь проклятого латунского ордена, этот ядовитый змей, жалящий сердце твое и терзающий мое, попрал все границы приличного и ступил на скользкую дорогу беспринципности. О, мне известны притязания латунцев, да покарает их небо, на твои земли и на земли твоих соседей. Досаждали они и нам, мирным персиянцам. Но их закованные в броню шакалы были прогнаны из моего шахства, словно поганые шелудивые псы хозяйской метлой народного негодования. И предводитель их ордена, Терминарий, да станет его имя обозначением бездушного истукана и лютого убийцы, прислал вестников мира. Широта моей души неохватна, как неохватна джасмыгюль моей Зухры. Я поверил коварному дэву [5]5
Дэв – злой дух.
[Закрыть]в людском обличии. Среди даров оказался адский предмет, зачаровавший моего младшего сына Бара-Аббаса… Но у меня есть и старший – Кара-Аббас! А у тебя есть дочь его лет – несравненная Рогнеда. Пусть мой посол будет сватом. У вас товар, а у нас купец.
– Не доехал ваш купец, заторговался, – едко прокомментировал князь. – Читай-читай.
– Семейный союз да заложит и военное соратничество! Объединенным светлым воинством задушим коварного западного змия! Равный равному, брат брату, отец отцу, искренне твой, Исмаил. Жду ответа, как соловей лета.
Юрий хлопнул себя по коленям, с шумом выдохнул:
– Ну, парняги! Ну, привезли неприятностей на мою эту… джасмыгюль! Нет, Рогнеду-то выдать можно…
– Что?!! – раздался звонкий девичий голос. – Меня за какого-то Карабаса?!
Из-под груды отрезов выскочила девушка. Близнецы загляделись. Густые бровки изогнулись в две почти мефистофельские галочки. Зеленые глаза чуть ли не светились от гнева. Милый носик морщился, рот был полуоткрыт («Губки-то какие», – мелькнула мысль у Егора), щеки румянились. Фигурка была просто блеск.
– Доколе дела государственные подслушивать будешь, девка? – грозно вопросил князь-отец и ударил кулаком по резному подлокотнику трона.
– Подслушивать? Да покуда не разрешишь слушать, – парировала бойкая Рогнеда.
Она тряхнула головой, и за спиной промелькнула толстая каштановая косища длиной пониже пояса. Старшой, которому, как и брату, понравились идеальные «джасмыгюль» и «люляки» княжны, обтянутые изящным сарафаном, буквально растаял от косы. Была у него тайная страсть к длинноволосым девицам. В наше-то время они все норовят постричься короче парней.
– Пред тобою два великих воина, а ты про какого-то Ослоила из Музейнограда и его сынков басурманских! – развила успех непокорная дочь. – Ребята, миленькие, ужель вы самого Злебога видели?
– Самого нет, княжна, – улыбнулся Иван. – А вот его полчища – сколько угодно. Правда, братан?
– А?.. Да… Да-да, – закивал буйной головой широкоплечий Егор.
Тем временем Юрий обратился к воеводе и советнику:
– Вы видали, други, какова гусыня? Отца родного ни во что не ставит!
– Осмелюсь напомнить, княженке Рогнедушке семнадцать весен, – тихо проговорил советник. – Я неоднократно предлагал тебе усадить ее по правую руку. Пусть набирается опыта напрямую, а не через пыльные тряпки. – И добавил еще тише: – Посидит, мигом заскучает, сама сбежит.
– Смута в родном доме, – всплеснул руками князь. – Эй, нерадивая! Быть посему, причем с завтрема. А сейчас изыди.
Девушка задрала носик и удалилась, подарив близнецам на прощание долгий заинтересованный взгляд.
– И вы тоже ступайте. – Юрий Близорукий махнул Емельяновым и Неслуху. – Вечером за пиром ужинным дотолкуем.
– Нам бы… – заикнулся было Иван о деле, на которое их послал Карачун, только князь издал то ли рычащий, то ли хрипящий звук, дескать, нишкните, а то рассержусь.
Послы зашагали к выходу из зала, им в спину прилетела тихая реплика Юрия:
– Думал, персиянцы прибыли, а тут вот как… Неловко. А котов холщовых вы мне изведите!
– Почему коты? – спросил за дверью Егор.
– Ну, я тоже о котах подумал, когда увидел улепетывавших от тебя разбойников, – ответил Иван. – Знаешь, углы этих холщовых мешков будто уши торчали.
– Именно так, – подтвердил летописец.
В коридоре путешественников встретил все тот же зеленый распорядитель:
– Уважаемые гости князя! Существующий у нас уклад дворцового служения требует, чтобы сейчас вместо меня разговаривал человек в красном, затем в желтом, а потом вступил бы и я. Опыт подсказывает, что господа гости не любят ждать. Если же мы станем уклоняться от исполнения заведенного порядка, то над нами нависнет угроза справедливого наказания. Делая вам добро, мы стяжаем зло. Ничто не притупляет страх хозяйской расправы, как звонкие желтые кругляшки в количестве от десяти и выше.
– Он че, взятку вымогает?! – протянул Егор.
– Есть у меня пара альтернативных вариантов. Фантастических. – Иван пристально разглядывал мздоимца.
Зеленый поморщился:
– Пять монет.
– Побойся Прави, Влесослав, – подал голос книжник. – Я же мозгвич. Все расценки знаю. Монета с человека. А с меня ты ничего не получишь. Будешь упрямиться, я тебя в летописи помяну как самого жадного и тупого слугу Юрия нашего Близорукого. А могу и иначе… По-доброму.
– Последний путь наиболее утешителен, – нейтральным тоном ответил зеленый.
– В таком разе веди нас, куда велено, а я пропишу тебя в веках.
Щуплый распорядитель так обрадовался, что чуть не потерял привычной вышколенности. Быстро справившись с привалившим счастьем, зеленый отвел троицу в гостевые покои и растворился в коридорах мозговской власти.
– Скромно, но чистенько, – процитировал анекдот Егор, обозревая комнату.
Серый сводчатый потолок, выбеленные стены, кровати, пара сундуков, стол с лавками, печь, несколько масляных светильников. Окна «застеклены» полупрозрачной слюдяной пленкой.
– Да, жить можно. – Иван плюхнулся на кровать.
Неслух-летописец тут же оккупировал стол, и вскоре зашуршали бумаги, зацарапало перо по пергаменту…
Вечером все тот же зеленый распорядитель препроводил гостей на княжий пир.
В большой шумной зале стоял длинный стол, во главе которого сидел Юрий Близорукий с дочкой и советниками, близ них располагались на скамьях нерядовые дружинники, затем бояре, и совсем уж на выселках – купцы.
Братья мигом заметили, что столешница слегка прогнулась от яств и бочонков с выпивкой. Блюд было навалом, причем если икра, то корытами, если дичь, то косяками, если кабан, то здоровенный, как теленок. В душном воздухе витали соблазнительные запахи.
– Фига се! – выдохнул Егор. – Это каждый вечер так?
Зеленый усмехнулся:
– Не совсем. Просто нынче праздник. Мы завершили прокладку околесного тракта.
– Чего-чего? – не расслышал из-за гула пирующих Емельянов-младший.
– Мозговского околесного тракта, сокращено – МОТа! – почти проорал распорядитель. – Теперь каждый может мотаться окрест Мозгвы. Ну и денег из казны промотали, мое вам почтение.
На беду провожатого, когда он говорил последнее предложение, встал князь, и гул голосов мгновенно стих. Поэтому слова о промотанных деньгах были услышаны всеми.
Зеленый позеленел:
– Я, князь-батюшка, это… про Легендоград… Я…
– И что там, в Легендограде? – резко спросил Юрий Близорукий.
– Дык… – Распорядитель ловил ртом воздух, словно рыба, выброшенная на берег. – У них совсем не как у нас! У нас-то – ух! А у них куда? Или вот еще тогда… И если бы не ты, князь-опора!.. А Легендоград – это не то место, где могло бы что-то такое, навроде нашего… Слава князю Юрию-батюшке! Слава Мозгве-матушке!!!
Пирующие были вынуждены поддержать оратора криком и сдвинуть кружки.
– Ох, ты и хлюст! А уж говоришь как прирожденный правитель. Ни пса не ясно, но внушает, – уже без злобы сказал Близорукий, поставив кружку на стол. – Ладно, рассаживай послов и пропади с глаз, пока еще чего не ляпнул.
Емельяновым и Неслуху отвели места недалеко от князя, среди дружинников. Летописец уселся ближе к Юрию, а братья-дембеля попали в компанию усатых разгоряченных дядек в кольчугах. Ратники вели геройский разговор, похваляясь кто собственной удалью, кто подвигами возглавляемой им сотни. Когда меж ними появились одетые в российскую армейскую форму близнецы, бойцы проявили к ним немалый интерес. Особенно к богатырю Егору. На его фоне любой дружинник Близорукого выглядел несколько щупловато.
– Родит земля-то Эрэфии еще… – протянул кто то.
– Откуда путь держали? – спросил ближний к Емельянову-младшему витязь.
– Из Крупного Оптовища, – беспечно ответил Егор.
Ратники вылупились на него, как на сумасшедшего:
– Нешто оттуда можно сбежать?
– Мы с братом еще не такое вытворяли, – сказал Иван.
Тут беседа и сникла. Диковинные богатыри вызывали и недоверие, и опасение. Братья воспользовались моментом – принялись за еду. Неслух-летописец что-то увлеченно рассказывал князю, не забывая закидывать в проворный рот разную снедь.
Тем временем на площадку перед столом выкатились-выскочили два скомороха. Ряжены были смешно – в сшитые из лоскутов одежды, пародирующие боярские. На головах – аляповатые колпаки, намек на боярские же высокие шапки.
Гибкий парнишка повыше ростом закричал, перекрывая гудящий пир:
– Здравствуй, люд праздный! Здравствуй, князь прекрасный! Вот и мы прибыли, на подъем легки. У нас две беды – дороги да дураки. Сейчас мы расскажем, как по первой беде к вам шла вторая! Давай, Нафаня!
Пухлый и низкорослый балалаечник вжарил:
Ехали мы громко, ехали мы тихо,
По пути нам встренулось Лихо.
Лихо Одноглазое, испугался сразу я,
Здоровое, зараза, хучь без второго глаза…
Из-за ломаного ритма и беспорядочной рифмовки Иван решил, что песня слагается прямо здесь, в режиме импровизации. Потешник задавал себе простенькую мелодию на балалайке и бойко стрелял куплетами примерно с минуту. Этот своеобразный рассейский рэп закончился так:
Я-тко перетрухнул, а Сивояр смикитил:
Руки вытер, Лиху глаз поднатянул…
Куда? А то вы не догадались!
Все, подайте копейку. Мы старались!
Второй скоморох каждое слово балалаечника сопровождал пошленькой пантомимой. После иллюстрации акта победы над Одноглазым Лихом непритязательная мозговская публика оглушительно захохотала. К ногам шутов посыпались куски еды и монеты. Ничуть не стесняясь, Нафаня и Сивояр собрали выручку и испарились.
Князь велел слегка пересесть. Теперь близнецы оказались рядом с ним. Иван стал ответ держать, а Егор смотрел на красавицу-княжну и краснел.
– Ладно, сказывай, какая нужда привела двух знаменитых воинов в мое княжество, – степенно промолвил Юрий Близорукий, блаженно развалившись в кресле.
– По поручению Карачуна ищем разные вещи, – погнал с места в карьер Старшой. – В твоем княжестве, говорят, есть особый золотой ключ.
– Карачун, значит… – Князь погладил тугой живот. – Больно много в Торчке-на-Дыму ведунам воли дали. У меня они все вот где.
Перед носом Ивана помаячил толстый кулак.
Юрий отпил из грубого, зато обильно утыканного драгоценными камнями кубка и продолжил:
– Слыхал, про кого дураки ряженые пели?
– Ну, про Лихо Одноглазое.
– Вот именно. Оно лиходействует, а они про него потешки слагают. Мне отнюдь не до веселья, ведь Лихо разоряет западные пределы наших земель. Поступим, как предки завели. Вы с Егором одолеете одноглазую нечисть, это денек работы, не больше, а я отплачу вам искомым ключиком.
Старшому не понравилась идея Близорукого. Слишком пустячно выглядит… Дембель показал на дружинников:
– Неужели некого послать? Или у тебя дружина слабая?
Князь заиграл желваками, потом решил говорить начистоту:
– Посылал. И одного витязя, и троих, и отряд. Никто не вернулся. Чтобы Лихо одолеть, доблести и силы недостаточно. А вы, коли Неслух не врет, как раз умельцы против потусторонней гадины ратиться. Или боязно?
«Е-мое! – мысленно воскликнул парень. – На слабо2 берет! Дипломат…»
– Мы с братом не простачки. Естественно, боязно. Других заданий нету?
Юрий покачал головой.
– Минутку. – Иван быстро ввел брата в суть сделки, Егор согласился.
– Хорошо, мы беремся, – ответил князю Старшой.
– Вот и славно. – Главный мозгвич встал и поднял кубок над головой. – Братия! Выпьем же за наших гостей Ивана и Егора, посрамителей колдунов и ведьм, змиев и каменных львов, а также самого Злебога. Ныне же сии витязи взялись землю нашу от Лиха Одноглазого очистить!
– Слава! – грянул всеобщий крик, в котором близнецам отчетливо послышались менее громкие возгласы «Глупцы» и «Песец красавцам».
Хмельное пиво побежало по пищеводам, полетела в распахнутые рты икра, утятина да прочие продукты.
Княжна Рогнеда поникла, а Неслух-летописец и вовсе выглядел как на тризне.
Егору было все равно. Иван в который раз поймал себя на ощущении, что вляпался в историю.
