Текст книги "Геном (Сборник)"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 48 страниц) [доступный отрывок для чтения: 18 страниц]

Часть четвертая
Клоны и тираны

Глава 1

Неужели когда-то мне казалось, что весь Аграбад – это сплошные сады и дворцы?

Да, казалось. В ту первую ночь, когда я побывал в столице. Когда сидел за спиной Стася, придерживая беспамятного Лиона, – и смотрел на огромные кварталы жилых домов, уютные коттеджи, окруженные садами, праздничные картины в окнах, широкие магистрали, витрины магазинов…

Аграбад оказался разным. За новыми кварталами, и впрямь уютными, еще стояли первые дома поселенцев – неуклюжие, облупившиеся, приземистые, но прочные. И там тоже жили люди. Тоже отмороженные. Здесь было все то же самое, что и в новой части Аграбада, – только неуловимо иное, будто пылью подернутое. Даже Инну Сноу здесь хвалили совсем иначе – как-то грубовато, причмокивая и щурясь, будто скандальную и популярную певицу, а вовсе не «всеобщую мать» и «госпожу президента».

Здесь мы теперь и жили.

В приюте для асоциальных детей «Росток».

Наташа все здорово придумала. Прятаться в лесу было бы труднее. Жить на улицах мы бы не смогли. А вот приют – но не тот, куда нас направили, а совсем другой, оказался идеальным решением.

Это был длинный двухэтажный барак, стоящий на самом отшибе. Вокруг тоже был сад – но не такой ухоженный, как в «Пелахе», а старый и запущенный. Спальни были на десять—двадцать человек, а всего в приюте жило около восьмидесяти человек. Почти все мы делали сами, взрослых было семь человек – три воспитателя, повар, врач, психолог и охранник.

Больше половины обитателей приюта были неотмороженными. Не потому, что на них не подействовало оружие Инея. Просто эти мальчишки и девчонки вначале не смотрели мультики про изобретателя Эдикяна и генерала Ихина, потом не смотрели «Веселую семейку», а потом не смотрели «Антона и девчат». И школьные обучающие программы, произведенные на Инее, они тоже не смотрели. Неоткуда было взяться в их мозгах программе – хотя нейрошунты у них были куда лучше моего старенького «Креатива».

Вот только мне казалось, что для них нет никакой разницы: заморозили их или нет.

Отличить отморозков было легко, они все-таки хвалили Инну Сноу куда чаще и с блеском в глазах, да и учиться теперь старались изо всех сил. Но и нормальные тоже хвалили Иней и его президента. И тоже просиживали на уроках перед планшетками, пытаясь так или иначе сдать тесты и перейти на следующую ступень обучения. Вначале мне показалось, что они больные, дебилы, которых по ошибке не вылечили в детстве. Но потом я понял, что дело вовсе не в этом. Некоторые просто не хотели учиться. Некоторые хотели, но совсем не тому, чему учат в школе.

Мы с Лионом поступили в приют под фальшивыми документами. Меня теперь звали Кириллом, а Лиона – Рустемом. В документах было написано, что наши родители – рыбаки с каких-то тропических островов и что у нас «социальная запущенность, идейная безграмотность и моральная дезадаптация». Последнее почему-то звучало обиднее всего.

Наташа так и осталась Наташей. Только она значилась моей сестрой. Девочек в «Ростке» было немного, не больше десятка.

Хотя мы и считались социально опасными подростками, но никакого строгого режима или наблюдения над нами не было. Вначале с нами поговорил психолог, еще молодой, но какой-то очень унылый и усталый мужик, который все сразу объяснил. «Вы – неудачные члены общества, – говорил он. – У вас есть все необходимые способности для полноценной и радостной жизни. Но своим поведением вы ставите себя вне общества. Обществу от этого ни холодно ни жарко. Никто не станет прилагать усилий, чтобы развить вас до уровня среднего обывателя. В конце концов, всегда нужны те, кто будет вывозить мусор, чистить канализацию и работать испытателем новых лекарств. Но, исходя из соображений гуманности, всем вам дается еще один шанс развиться до полноценного человека. Учитесь, и, возможно, вас переведут в лучшую школу. Возможно, даже ваши родители захотят забрать вас обратно…»

Конечно же, мы пообещали ему, что будем стараться. Он похвалил нас, но ничуть не поверил.

И мы стали жить в «Ростке».

Здесь никто не пробовал устраивать нам «прописку», хотя кое-кто из этих ребят явно любил подраться. Но дело в том, что отмороженные уже считали драку чем-то неправильным, нехорошим. В привилегированном колледже «Пелах» – там другое дело. Там подраться с новичками считалось нормой, как в кино. А здесь как только нормальные хулиганы пытались устроить драку, то отморозки кидались на них всей толпой. С остекленевшими глазами и такой яростью, будто готовы драться насмерть.

Может быть, они и впрямь были на это готовы.

Зато было много всяких тихих гадостей, на которые отморозки не знали, как реагировать. Например, можно было проиграть в какой-нибудь игре и стать на время чьим-то слугой. Слуги исполняли любую прихоть своих хозяев – некоторые, к примеру, любили, чтобы им перед сном чесали пятки или рассказывали интересные истории. Почти все ребята помладше и послабее были такими слугами. Сами отморозки слуг не заводили, но другим этого делать не мешали.

К нам тоже попытались подкатиться с этим. «Давайте поиграем „на интерес“…» Но Наташа заранее рассказала нам, что происходит в приюте, и мы отказались. А настаивать никто не решился – нас было двое, и мы понимали, что отморозки в драке окажутся на нашей стороне.

Так что мы учились, вернее – делали вид, что учимся, ведь все учебные программы здесь были слишком легкие, и старались ни с кем не общаться. Сидеть тише воды, ниже травы. И ждать. Ведь в «Ростке» мы собирались лишь отсидеться неделю-две, а потом перебраться куда-нибудь. Наташа считала, что нам лучше всего будет отправиться в другой город.

Отсиживаться здесь можно было легко, пусть и кормили здесь не очень вкусно и скучновато было, зато никто за нами и не следил. Воспитатели задавали задания и принимали результаты тестов, охранник иногда лениво прохаживался по территории, а чаще сидел в своей комнатке или упражнялся в спортзале. Психолог вообще из своего кабинета не вылезал, смотрел какие-то виртуальные сериалы по шунту, а если к нему обращались – делался таким несчастным, будто его заставили работать на каменоломне.

Вот только очень уж все было уныло…

На третий день к вечеру я совсем уже лез на стенку от тоски. Лион пошел в спортзал, чтобы немного позаниматься на тренажере, а я сидел в учебном классе и играл в тетрис. Я бы лучше поиграл в шахматы или еще во что-нибудь умное, но вдруг планшетку все-таки контролировали? Вот бы я себя и выдал, что вовсе не такой дурак, каким должен быть. А тетрис – это на реакцию и пространственное мышление, в тетрис можно хорошо играть, даже если голова совсем пустая.

Класс был здоровенным, на двадцать учеников. Стены были расписаны граффити, на это здесь никто внимания не обращал. Под потолком горели дешевые «солнечные лампы», которые вроде бы светят совсем как земное солнце и потому улучшают настроение. Но когда за окном ночь и темно, от этих ламп становилось только тоскливее. Особенно когда в классе почти никого нет. Только за соседним столиком сидел над планшеткой Герберт, толстый веснушчатый парень на год или два старше меня.

Герберт был отмороженным и очень старался учиться как можно лучше. Но от этих стараний ему только становилось хуже – ему бы надо было с самых простых занятий начинать, а он пытался делать то, что положено по возрасту. Я украдкой поглядывал на его планшетку и понимал, что он совсем не глупый. Просто никогда толком не учился. Его отец был траппером, ловил каких-то редких и дорогих зверей в диких районах. Лучше всего Герберту было бы с отцом и оставаться, ну зачем ему тригонометрия и физика? Но когда Герберт отморозился, то сам стал рваться в школу. Вот и пытался сейчас разобраться в работе термоядерного реактора, хотя ядерного распада от синтеза отличить не мог.

У меня засыпало весь стаканчик тетриса, и я снова посмотрел на Герберта. Тот как раз собрал новую модель реактора, подал напряжение на магнитную ловушку и ткнул в значок «старт». Реактор на экране планшетки полыхнул, во все стороны полетели разные железяки, ученые с выпученными глазами, мотки проводов и нейтрино. Герберт тяжело вздохнул и грустно уставился в планшетку.

– Хочешь, помогу? – не удержался я.

Герберт кивнул. Отмороженные в общем-то старались помогать друг другу и помощь тоже принимали.

– Тебе надо с другого начать. – Я подсел к нему и стал отматывать курс ядерной физики назад. При этом украдкой переключил возраст обучаемого на восемь – десять лет, чтобы сложных формул не было, зато всяких интересных исторических подробностей – побольше. – Вот. Давай начнем с ядерной бомбы?

– Давай, – согласился Герберт.

– Это было давным-давно, в средние века, – начал я, даже не глядя в планшет. У меня в детстве была хорошая книжка про историю ядерной физики, очень интересная. Я помнил эту историю наизусть. – Тогда люди жили только на планете Земля. И были разные страны, одни хорошие, а другие плохие. И вот плохие страны – Россия, Германия и Япония – начали воевать с хорошими – Штатами и Израилем. Плохие построили очень много военных самолетов и напали на флот хороших… не на космический, конечно, а на водный. И началась долгая война.

На экране тем временем начался фильм. Заговорил диктор, тихо и убедительно:

«В стране Соединенные Штаты жил мальчик Альберт, или по-простому – Алька. Был он очень умный мальчик и любил учиться, особенно – учить ядерную физику. А потом в город, где жил Алька, прилетел быстрый самолет, вышел из него отважный летчик и сказал:

– Пришла беда, откуда не ждали. Явились враги из-за соленых морей, из холодных земель. Свистят пули, рвутся снаряды. Бьемся мы с врагами день и ночь. Много нас, но их – больше. Не время спать, люди!

Поцеловал тогда отец Альку, сел в самолет и улетел на войну.

Каждый вечер забирался Алька на крышу и высматривал: не летит ли обратно отцовский самолет? Нет, не видать… Так день прошел, и год прошел. И вот снова показался на горизонте быстрый самолет, только крылья его были пулями посечены да стекло в кабине треснуто. Вышел из самолета пилот, худой да усталый, лоб перевязан, руки в машинном масле, и говорит:

– Эй, вставайте! Было полбеды, а теперь совсем беда! Много врагов, да мало наших. Пули свищут, снаряды рвутся. Давайте подмогу!

Тогда старший брат Альки обнял его на прощание, сел в самолет и улетел на войну.

Каждый вечер забирался Алька на крышу и высматривал: не летят ли обратно отец и брат? Нет, не видать… А днем Алька учился лучше прежнего и все думал: каким же оружием врага одолеть? И вот как-то раз на закате прилетел снова быстрый самолет. Крыло почти оторвано, винты погнуты, в фюзеляже – дырки от снарядов. Вышел из самолета пилот, да и рухнул наземь. Отдышался и говорит:

– Вставайте, кто еще не вставал! Нет больше наших сил сражаться. Много врагов, а наших совсем не осталось! Идите на помощь!

Подошел к летчику старый дед. Хотел в самолет влезть – а ноги подкосились. Хотел за штурвал сесть – а руки не держат. Хотел прицелиться – а глаза уже не те. Заплакал старик от горя.

Вышел тогда Алька вперед и сказал:

– Нет, не победить нам врага числом, надо победить умением! Открыл я самую главную Военную Тайну – как сделать так, чтобы все враги разом полегли!

И показал он тогда пилоту лист бумаги, а на нем формула: Е = МС2.

Закипела тогда работа. И сделали люди две первые ядерные бомбы. Погрузил их летчик бережно в свой самолет и полетел на войну. А как увидел две самые большие вражеские базы – Хиросиму и Нагасаки, то поднялся высоко-высоко. И сбросил на них бомбы.

Загорелась земля, заклубился дым. Рухнули разом все вражьи самолеты, и утонули все корабли. Испугались враги и запросили пощады.

А потом и отец, и брат Альки из плена вернулись. И зажили они еще лучше прежнего!»

– Интересно, – признался Герберт. – А мне по-другому показывали…

– Думаешь, тут неправда? – спросил я.

– Нет, там тоже говорили, что Альберт сделал бомбу. Только там скучно рассказывали.

– Ну и не надо смотреть скучное, – сказал я. Честно говоря, мне было очень приятно, что я так здорово сумел помочь парню, который старше меня. Пусть даже он отморозок… – Давай посмотрим, как была сделана первая бомба…

Я почти час помогал Герберту разбираться в началах ядерной физики. Но вовсе не жалел о потраченном времени. Герберт ведь не виноват в своих проблемах.

Ядерная бомба, конечно, ужасное оружие. Но только самую главную военную тайну ученый Альберт не открыл. Куда страшнее то оружие, которое врагов не убивает, а промывает им мозги и превращает в союзников. Заставляет забыть, что и как в мире было на самом деле, заставляет поверить в любую ложь. До такого оружия раньше никто не додумывался.

– Дальше разберешься? – спросил я Герберта.

– Да. Спасибо.

Я вернулся на свое место. Пускай учит. Теперь у него объяснения будут идти попроще и он справится.

Снова запустив тетрис, я решил, что сейчас-то уж точно побью свой личный рекорд. Но этого у меня не вышло – приоткрылась дверь, и в класс заглянула Наташа.

– Привет, Кирилл, – неприязненно поглядывая на Герберта, сказала она. Отмороженных Наташа не любила. – Ты занят?

– Нет. – Я быстро сложил планшетку. Голос у Наташи был такой… интересный. Словно она узнала что-то хорошее.

– Ага, выходи, – сказала Наташа и исчезла в коридоре.

– Я ей тоже обещал помочь по… математике… – зачем-то соврал я Герберту.

– Хорошо. До свидания. – Герберт потер лоб и уставился в экран. И зачем я врал? Ему все равно, буду ли я с Наташкой учить математику или целоваться в темном уголке.

Ну, про поцелуи это я размечтался… Во-первых, Наташка будто забыла, как мы поцеловались в горах. А во-вторых – в коридоре она была не одна, с какой-то девчонкой, своей ровесницей.

– Элли, – представила Наташа девчонку. Раньше я ее не видел, наверное, она пришла навестить кого-то. Такое бывало не часто, но все-таки случалось.

– Кирилл, – назвался я. Чужое имя мне не нравилось, но что уж поделать.

Элли была рыжеволосой, тоненькой и улыбчивой. Симпатичная, только глаза очень уж въедливые, насмешливые. В брючках и свитере, как и Наташа. Элли поздоровалась со мной за руку и спросила Наташу:

– Куда?

– В сад, – предложила Наташа.

Так, похоже, мы будем говорить о чем-то секретном… Ни Наташкин браслет-детектор, ни мой бич устройств наблюдения в приюте не фиксировали, но мы все-таки старались вести серьезные разговоры на улице.

Мы прошли коридором к выходу. Охранник сидел в своем закутке, голый по пояс, поигрывал мышцами и с удовлетворением сам себя разглядывал. Нам он коротко бросил:

– На улице дождь, возьмите зонт.

Зонты были общие, в шкафчике у дверей. Я взял большой, семейный, с куполом на полтора метра, подогнал обруч под свою голову, надел, выдвинул антенну повыше. Заряда было немного, но мы ведь ненадолго собрались.

На улице и впрямь шел дождь. Тихий-тихий, почти беззвучный. Зонт заработал, и над моей головой капли застучали о невидимую преграду, обрисовывая купол. Девчонки тут же прижались ко мне с боков, взяли под локти. Я даже не смутился, я стоял и смотрел в глухое от туч ночное небо, сыплющее дождем.

Вроде бы было тепло. Но от этого мелкого невесомого дождика тянуло каким-то непривычным холодком. Странный дождь.

– Осень начинается, – тихо сказала Наташа. – Осенний дождик-то…

Точно! Вот в чем дело! Это ведь моя первая настоящая осень! На Карьере смена времен года почти незаметна, на Новый Кувейт я прилетел летом, на Авалон – зимой.

А вот сейчас на Новый Кувейт пришла осень.

– Снег будет? – спросил я.

– Нет, почти не будет, – ответила Наташа. – Здесь другой климат, зима дождливая и прохладная. Чуть выше нуля. Это хорошо, нашим в горах и так трудно.

Я с испугом посмотрел на Элли.

– Она наша, из Сопротивления, – успокоила меня Наташа.

– Угу. – Элли улыбнулась. – Ты ведь Тиккирей, точно?

– Да.

– А я на самом деле Элли.

Разговаривая, мы все дальше уходили в сад, пока не дошли до покосившейся деревянной беседки. Рядом с ней тускло горел фонарь на столбе, и было хорошо видно, что рядом никого нет.

– Вот тут и поговорим, – решила Элли. Держалась она очень уверенно, словно была самой главной.

Мы зашли в беседку, уселись на скамеечке. Зонт подумал и отключился, обдав нас водяной пылью. Элли засмеялась.

– Дурацкая техника, – сказал я.

– А техника всегда дурацкая, – согласилась Элли. – У вас все нормально, Тиккирей?

– Нормально. А кто ты?

– Я с Авалона.

– Докажи, – сказал я. Не то чтобы не верил, но мне не понравилось, что она так командует.

– Привет от Рамона.

Я кивнул. В самом деле, не документы же ей с собой тащить?

– Понятно… Как Тьен?

– Тьен? Нормально. Отчитайся с самого начала, Тиккирей.

Не нравилось мне это слово – «отчитайся»… Девчонка, карго, а командует…

– Мы приземлились нормально. Капсула растаяла, все как положено. Решили искупаться в озере, тут нас и поймали… «Лютики».

Наташа гордо улыбнулась.

– День пробыли у них, – продолжал я. – Да Наташка лучше расскажет!

– Пока рассказывай ты, – распорядилась Элли.

– Потом Наташа нас на скутере доставила в Мендель. Мы проголосовали, нас подвезли до кемпинга. Пришли к родителям Лиона… вот. А они нас на следующий день отправили в колледж «Пелах». Я еще удивился, с чего такая благотворительность, там все очень круто…

– Знаю. Дальше.

– Вечером в колледж пробралась Наташка. Рассказала, что нами заинтересовалось министерство культуры поведения. Утром мы сбежали, Наташа нас сюда привела. Вот и прячемся уже четвертый день.

Элли кивнула:

– Понятно. Что-нибудь важное вам удалось узнать?

– Ну… – Я замялся. – Нам кажется, что Иней провоцирует Империю. Если армия нанесет удар, то Иней надеется на помощь Чужих. Наверное, есть какие-то секретные соглашения. С халфлингами, к примеру.

– Ясно. – Элли задумалась. – Скорее всего Император и сам это понимает. Но разве у него есть выход?

– Не знаю, – буркнул я. Почему-то Элли перестала мне нравиться.

– Вот и я не знаю. – Элли встала, забарабанила пальцами по столбу беседки. Прямо как взрослая деловая женщина, а не как девчонка. – Время работает на Иней. Население сплачивается, даже те, кто остался без кодирования. Строятся новые корабли. А в Империи потихоньку появляются новые кодированные.

– Это как? – удивился я. – Ведь радиошунты у всех отключены!

– Многие все равно пользуются шунтами для просмотра виртуалок, для работы. А сигнал-инициатор можно подать и через обычную сеть, стоит лишь в нее проникнуть.

Я понял. И впрямь, пусть теперь Иней не способен захватывать планеты сразу, целиком, но вот постепенно – вполне. Проникнет на планету один-единственный агент, взломает какую-нибудь информационную сеть, запустит туда кодовый сигнал… и вот – сотни и тысячи отморозков.

– Плохо, – сказал я. Мне стало зябко и неуютно. – Элли, а что же тогда будет делать Император?

– Вот и я думаю – что? – Она вздохнула. – Ладно. Лучше разобраться с вашим заданием.

– Ну, мы готовы… – неуверенно начал я. – Что прикажут, в общем. Может, нам уйти к партизанам?

– Не думаю. – Элли изучающе смотрела на меня. – У тебя есть оружие?

– Бич, – признался я.

– Ого! – Элли явно удивилась. – Я не знала. Ведь бич могут носить только фаги?

– Да, но у меня статус помощника. И бич… немножко бракованный. Им много не навоюешь.

– Но одного-двух людей убить можно?

Она сказала это так легко, что я вздрогнул.

– Д-да. Можно.

– Хорошо. Для вас троих есть задание. Вчера на планету инкогнито прибыл Александр Берман, олигарх с Эдема. Фонд Бермана, верфи Бермана – слыхали?

Я не слышал, но на всякий случай кивнул.

– Берман, – продолжала Элли, – пошел на тайный сговор с Инной Сноу. Его верфи в настоящее время заканчивают постройку эскадры военных кораблей для Инея. По всем документам эти корабли проходили как торговый флот для Авалона. Но один из работников верфи, бывший военный офицер, понял, что строятся корабли двойного назначения, которые достаточно лишь вооружить. Он вышел на связь с фагами… какие-то старые контакты. Предательство было раскрыто в самый последний момент, и Император подписал секретный приказ о вынесении Александру Берману смертного приговора. Все понятно?

– Это надо сделать нам? – на всякий случай спросил я.

– Да. Вы должны убить Александра Бермана и его дочь.

– А дочь-то зачем? – не понял я.

– Она – единственная наследница Бермана. Если она будет мертва, то верфи и все состояние Бермана отойдут Империи. Более того. Она – наша ровесница, ей всего тринадцать лет. Однако Берман добился очень редкой операции… в сознание дочери имплантированы отдельные фрагменты его собственной личности. Деловые качества, манера ведения бизнеса, основные жизненные ориентиры. В общем – если дочь останется в живых, то ничего не изменится.

– Где она? – спросила Наташа.

– Вместе с Берманом.

– А почему он пошел на предательство? – спросил я. – Его отморозили?

– Нет. – Элли поморщилась, будто словечко «отморозили» ей не нравилось. – Берман раньше других выяснил ситуацию на Инее. Сноу была вынуждена с ним сотрудничать еще десять лет назад, начиная создание военного флота. Просчитав все возможные варианты, Берман счел, что Иней победит. Более того – проникся идеями Инея. Он решил предать Империю в обмен на пост наместника Эдема, частичную автономию и возможность блокировать психотропные программы Инея.

– Так от них можно закрыться?

– Можно.

– И вылечиться?

– Тоже можно. Человек останется с измененным сознанием, но уже будет поддаваться переубеждению.

Это было здорово. Значит, можно спасти всех на Новом Кувейте и на других планетах Федерации Инея. И родителей Лиона тоже спасут… вот он обрадуется…

– Вы должны убить Бермана, – повторила Элли. Меня словно холодной водой обдало.

– Элли, мы же не фаги, – сказал я. – Как мы проберемся к этому Берману? Если он и впрямь миллионер…

– Он миллиардер.

– Тем более!

– Вы должны, – просто сказала Элли.

Наташа разочарованно смотрела на меня, будто ожидала, что я скажу: «Раз плюнуть!» Но я вовсе так не считал. Да и не хотел я убивать! Пусть даже предателя! Я никого и никогда не убивал!

– Элли, у нас задание – жить и наблюдать! Нас вовсе не учили воевать! – быстро сказал я. Пусть думает, что угодно. Пусть думает, что я трус!

– Тиккирей, я передаю тебе приказ, – холодно сказала Элли. – Ты можешь отказаться, разумеется. За тебя ручался Стась. Если ты отказываешься, то проблемы будут лишь у него.

– Большие? – спросил я, чтобы хоть что-то произнести.

– Его разжалуют. Фаг без работы – жалкое зрелище, Тиккирей. Конечно, ему будет положена пенсия, жилье, всякие льготы, медалька какая-нибудь. Только бездельничать фаги не умеют. Это входит в противоречие с их жизненными установками. Обычно они очень быстро умирают.

Меня загнали в тупик. Нет, не в тупик… из тупика есть только один выход.

Я вдруг понял, что чувствовали мои родители, перед тем как использовать свое право на смерть. На самом деле понял. Это не тупик. Это словно коридор. И можно пойти вперед или назад. В одну сторону – очень страшно. А в другую – всего лишь противно. Но так противно, что лучше уж пусть будет страшно.

– Мы же не сумеем, – сказал я. – Элли, мы только двое мальчишек. И девчонка. Мы не умеем воевать по-настоящему, даже Наташа, наверное, не умеет. И у нас оружия толком нет никакого. А этого Бермана охраняют небось как саму Инну Сноу. Мы только все испортим.

– Я помогу, – сказала Элли. – К Берману вы доберетесь. Вопрос лишь в том, согласны ли вы.

Я молчал. Наташка вопросительно смотрела на меня. Вот она-то была согласна, это точно. Ей ведь приходилось воевать.

– Ну? – Элли встала, уперла руки в бока. – Решай.

– Мы согласны, – сказал я. – То есть я согласен. Надо еще Лиона спросить. Но как…

– Александр Берман находится на планете инкогнито, – отчеканила Элли. – Поэтому полноценная охрана не осуществляется. Берман проживает в загородном правительственном особняке, окруженном системами электронной сигнализации. Она будет отключена. Расписание прохода патрулей у вас тоже будет. Внутренняя охрана особняка невелика – три человека. В назначенное время все они будут под теми или иными предлогами удалены из жилой части здания. Вам останется всего лишь справиться с Александром и Александрой Берманами. А они совсем не бойцы.

– Мы справимся, – встряла Наташа. – Элли, все в порядке. Тиккирей просто не хочет рисковать, ведь это очень важное задание. Но мы справимся.

– Справимся, – подтвердил я.

– Хорошо. – Элли все-таки с сомнением посмотрела на меня, но вроде бы отбросила колебания. – Наташа, встретимся завтра утром. Я сообщу детали.

Она пожала мне руку, словно мальчишка, а Наташу чмокнула в щеку. И вышла из беседки. Дождь еще накрапывал, мелко-мелко, будто в небе трясли частое сито.

– Тебя проводить? – спросил я, привставая. Провожать Элли мне совсем не хотелось.

– Не надо, не сахарная. – Элли усмехнулась, шагнула в темноту и через несколько шагов исчезла. Не видно, не слышно, будто растворилась в лесу.

– Она фаг? – тихонько спросила Наташа.

– Что? Нет… вроде бы не бывает девчонок-фагов… А ты что, ее не знаешь?

– Я днем вышла в город и позвонила на пристань, нашему человеку. Узнать, вдруг есть от деда весточки. Он и сказал, что со мной ищет встречи подружка, с которой год назад мы жили по соседству. То есть на Авалоне, это он так намекнул…

– А она с Авалона?

– Угу. Она сказала, что ее тоже тайком десантировали. Наверное, что-то готовится.

Я понимал, что Наташа права. Империя не может больше медлить, вот-вот начнется война. И значит, каждый должен сражаться на своем месте. Если мы уничтожим предателя («уничтожим» – куда легче сказать, чем «убьем»), то это будет очень сильный удар по Инею. Словно мы разом уничтожили десятки военных кораблей! А ведь эти корабли могли бы напасть на Авалон, Эдем, Землю, Карьер…

– Тиккирей, тебе что-то не нравится? – спросила Наташа.

Мы сейчас сидели совсем рядом и говорили шепотом. От этого получалось… как-то странно получалось, будто мы не о войне говорим, а шепчемся о чем-то секретном.

– Да. Она меня заставила согласиться. Понимаешь? Это не я решил, это она за меня решила.

– Она ведь старшая.

– Подумаешь! Я не в армии, между прочим.

– А мне кажется, дело совсем в другом.

– В чем же?

– В том, что она – девочка.

Если бы было светло, я бы покраснел. Но когда знаешь, что все равно тебя никто не увидит, то краснеть не получается.

– И вовсе нет! А если девчонка, так вела бы себя вежливо.

– Это сексизм. Ты еще скажи «карго», – съязвила Наташка.

– Девчонкам не идет командовать!

– А еще чего не идет? Может, и воевать нам нельзя? А мы вот воюем, пока кто-то трусит! Подумаешь, в гипере они летать могут!

Наташка даже отодвинулась от меня, хотя раньше мы жались друг к другу – так было теплее. И мне захотелось сказать что-нибудь ехидное и злое. Например, про то, что вся их партизанская война только злит людей. Что они ухитрились ракетами разбомбить школы.

Но почему-то я сказал другое:

– Можем и в гипере. Я вот расчетным модулем летал.

– Ой, – сказала Наташа. И замолчала.

– И вовсе не в том дело, что она девчонка, – продолжил я. – Если ты будешь командовать, я не стану спорить. Ты ведь уже воевала, а я – нет. А про Элли я ничего не знаю. Ну ладно, пусть ее фаги послали. Пусть она самая главная. Но зачем так давить?

– Разве она на тебя давила? – удивилась Наташа.

– Сказала, что накажут Стася. А он мой друг. Лучший друг… нет, не так. Это другое. В общем, я не хочу, чтобы его разжаловали и он умер. Лучше я сам погибну.

– Но ведь этот Стась взрослый, верно? Значит, ты не должен за него переживать! – горячо сказала Наташа. – Он должен был принять правильное решение, а если ошибся, то сам виноват и обязан понести наказание! Это ведь все знают. Взрослые должны заботиться о детях, их оберегать и принимать правильные решения! У них ведь больше жизненного опыта. Так что все правильно!

Я посмотрел на Наташку, и мне стало смешно. Когда я жил на Карьере, я бы с ней обязательно согласился. Ведь это абсолютно верно, вся природа так устроена, а человек – часть природы. Нам на занятиях по природоведению показывали, как волнуется кошка, если у нее отобрать котят. И объясняли, что это древние и полезные инстинкты, что потому и родители о нас заботятся, и все взрослые детей оберегают.

Только это все-таки не вся правда.

Если человек твой друг, то ты тоже должен о нем заботиться. Пусть он даже куда сильнее и умнее тебя. Пусть он даже в чем-то ошибся. Однажды я этого не понял. Давным-давно. Три месяца назад. На Карьере, когда мама и папа решили умереть. Мы должны были остаться все вместе, пусть даже пришлось бы уйти из купола. Или хотя бы я должен был этого захотеть, а не соглашаться с родителями.

Ну как это объяснить?

– Стась меня спасал, – сказал я. – Хотя вовсе не должен был этого делать. Вот скажи, если бы твой дед попал в беду, ты бы его спасала?

– Он же мой дедушка…

– Ну и что? Зато старый и инвалид. Ты куда важнее для общества, зачем тебе из-за деда рисковать и волноваться?

– А я и не волнуюсь!

– Ага. Только утром побежала звонить, весточки узнавать.

Наташка помолчала. Потом сказала:

– Но это же неправильно? То, что я волнуюсь за деда, а ты – за Стася?

– Знаешь, мне кажется, что только так и бывает правильно, – сказал я.

Наташа взяла меня за руку и сказала:

– Ты очень странный, Тиккирей. Не обижайся. Мне иногда кажется, что ты всего лишь глупый и трусливый мальчишка, который случайно влез в опасные дела. А иногда что ты, наоборот, куда умнее и отважнее, чем все мы.

– А сейчас что кажется? – спросил я с любопытством.

– Что мы замерзли и простынем! – Наташка вскочила и стащила меня со скамейки. – Пошли! Лион, наверное, всякую ерунду уже думает!

Лион ничему не удивился. Конечно, в общей спальне поговорить мы не могли, поэтому ночью я разбудил его, и мы вышли в санитарный блок. Это такая смесь душевой и туалета – огромная комната, где вдоль одной стены кабинки с унитазами, вдоль другой – умывальники, а вдоль третьей – душевые рожки. Не знаю, зачем сделали все вместе, будто на старом военном корабле. По утрам тут стояла страшная толчея.

Я быстро проверил кабинки, там никого не оказалось. Потом мы отошли к окну, и я рассказал Лиону про визит Элли и наше задание.

– Так я и думал, – сразу сказал Лион. – Еще на Авалоне.

– Что думал?

– Ну зачем фагам нас посылать на Новый Кувейт? Это дорого и вообще… какая с нас польза-то?

– Послали же.

– Вот за этим и послали. Мы – разменные агенты.

– Это как? – насторожился я.

– Я во сне про такое слышал. Разменный агент – это обычный человек, которого чуть-чуть подготовили и отправили выполнять очень опасное задание. Такое, с которого не возвращаются. Фаги знали, что придется кого-нибудь грохнуть… вот для этого нас и используют.