Текст книги "Школьный Надзор"

Автор книги: Сергей Лукьяненко

Соавторы: Аркадий Шушпанов
сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 20 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Эпилог

– Вы остолопы, – искренне сообщил Дреер. – Хотя и не безнадежные, это надо признать.

Остолопы сидели полукругом на принесенных стульях за неимением скамьи подсудимых. Перед ними, словно пулеметчик в доте, расположился за своим письменным столом Лихарев. Казалось, левый глаз он сощурил, чтобы лучше прицелиться. В углу замер Козлов, сейчас похожий на предмет обстановки.

Одноглазое Лихо, как только ситуация вернулась под контроль, весомо сказал всем «пройти» для выяснения. Пришибленные интеграцией со своими двойниками «мертвые поэты» послушным гуськом отправились в кабинет школьного Надзора. Лучше всех держался побитый, но не сломленный Артем Комаров. Его, как самого пострадавшего, усадили в печально известное массивное кожаное кресло для допрашиваемых. Он-то и высказался:

– Мы не хотели быть Темными. Нас никто не спрашивал.

– А вы сами кого спросили, когда получили эту вашу сыворотку? – поинтересовался Дреер.

«Поэты» молчали.

– Темными делают не хвост и клыки, – сказал Дмитрий. – Подумали бы о тех, кого покусали ваши…

– Это все я! – Анна встала, вытянувшись в струну. Казалось, еще немного, и она зазвенит. – Я все сделала!

– В общем, так! – хрипло сказал Лихарев. – Всем пока домашний арест до полного выяснения. Пределы школы и жилого корпуса не покидать, в парк вообще не выходить. Сидеть тише воды, ниже травы. Ясно?

«Поэты» кивнули.

– Тебе конкретно, – Одноглазое Лихо посмотрел на Анну, – краски в руки не брать.

Анна тоже кивнула.

– Надо бы всех вас в карцер, – сказал Лихо, – да их уже отменили сто лет в обед. Ничего, поставлю вопрос. Всё, марш отсюда! Стулья вернуть туда, где взяли.

Юные вампиры и оборотни послушно удалились. За ними последовала и единственная Светлая в банде.

– М-да, наворотили сегодня дел, – выдохнул Лихарев, когда все вышли и остался только Дреер. – Хорошо, не загрызли никого действительно. Так что это чудо какое-то.

– Что им, кстати, всем будет?

– А ничего не будет! – сказал Одноглазое Лихо. – Если мы с тобой постараемся. Что скажете, дозорный?

– Не наша юрисдикция, – пожал плечами Козлов. – Главное, что никаких «дикарей» в городе больше не существует. А мою позицию по отношению к школе вы знаете.

– Считаем, был срыв у нескольких оборотней, – подытожил Лихарев. – Первый раз, что ли? Они вон на переменах иногда перекидываются или даже на футболе, сдержать себя не могут. Наркоты никакой нет, сыворотка – это другое. А сыворотки тоже больше нет, Дреер последнюю уничтожил. И не будет, за этим мы проследим.

– Раз Инквизиция может это гарантировать, – с долей иронии произнес Козлов, – то Ночной Дозор претензий не имеет.

Словесника кто-то дернул за язык, и он прочитал вслух:

 
Кандидат былых столетий,
Полководец новых лет,
Разум мой! Уродцы эти —
Только вымысел и бред.
 

– Неплохо. – Козлов посмотрел на Дмитрия тоже иронически, но с оттенком уважения. – Поеду писать рапорт. О том, что в школе все тихо. Только вымысел, мечтанье, сонной жизни колыханье, безутешное страданье, то, чего на свете нет!

Дреер тоже посмотрел на дозорного с уважением. Тот усмехнулся:

– Песню слышал.

– Вот что, – отрезал Лихо. – Я как глава Инквизиции на территории школы кое на что имею право. И этим правом я выпишу лицензию Свету на применение магии для лечения пострадавших.

– Не нужно, – сказал Козлов. – Если докажем, что покусали оборотни, то мы потребуем этого права у Темных. И получим. Так что не тратьте зря.

– Как знаете, – ответил Лихарев.

– Всего доброго. – Дозорный удалился.

Повисла длинная пауза, словно Козлов оставил напоследок какое-то легкое заклятие.

– Виктор Палыч… – Дмитрий сглотнул. – Извините… за Смолу.

– Кто старое помянет, тому глаз… – ухмыльнулся и без того Одноглазое Лихо. – А ты быстро решения принимаешь. Оперативно. Вот что я тебе скажу, Дреер. Мне нужен зам. Видишь, что у нас тут происходит? Не по правилам, конечно, что у тебя только седьмой уровень, да и с инициации-то прошло всего ничего. Но даже Темные после всего, я думаю, будут не против.

– А литературу кто будет вести?

– Найдем. И вообще впрок ли им твоя литература?

Раздался неуверенный стук в дверь.

Лихарев положил руку на свой жезл. Дреер открыл. На пороге стояла Анна.

– Дмитрий Леонидович, я правда хотела им помочь…

– Очень помогла.

Анна помялась и продолжила:

– Они же теперь вот так и останутся.

– А пусть клуб анонимных вампиров и оборотней организуют, – вмешался Лихарев. Его явно задевало, что «мертвые поэты» и Анна больше разговаривают с Дреером, чем с ним. – Как в кино. Меня зовут Джон, я не пью уже два месяца…

– У меня идея есть, – сказала Анна.

– Какая? – Лихарев и Дреер задали один и тот же вопрос почти секунда в секунду.

– Может, им портреты нарисовать, как у Дориана Грея? Портрет же не кусается!

– Представляю себе эту доску почета! – сказал Лихо.

– Завтра. Чтобы. Сдала. Мне. Краски, – произнес Дмитрий раздельно, цедя каждое слово. – Понятно?

– Будь-сделано! – Анна мгновенно ретировалась.

– Каковы, а? – произнес Лихарев, когда за девочкой-джинном закрылась дверь. – Что за дети пошли? Что нормальные, что Иные… Правильно ты сказал – «уродцы эти». Так пойдешь в замы-то? Кому, как не тебе, с такими воевать… Для их же пользы.

Дреер вместо ответа снова продекламировал:

 
Что сомненья? Что тревоги?
День прошел, и мы с тобой —
Полузвери, полубоги —
Засыпаем на пороге
Новой жизни молодой.
 

– Да уж, ночка еще та, – неизвестно с чем согласился Лихо. – Кого ты все тут цитируешь, кстати?

– Заболоцкий, – ответил Дмитрий. – Был такой… обэриут.

– Тоже, что ли, экзот? Или оборотень какой?

– Человек. И поэт очень хороший. Нестандартный.

– Слушай, давно хотел спросить, но все руки не доходили… Что это за фамилия такая – Дреер? Немецкая?

– Не знаю, – честно ответил Дмитрий. – Никогда не увлекался родословной.

– Как будто ее кто-то выдумал!

– Всех нас кто-то выдумал… – махнул рукой словесник.

Часть 2
Иная география

Пролог

Директор Сорокин никогда не видел Инквизиторов-женщин. Он прожил немалую жизнь для Иного и очень долгую – для человека. Тем не менее не разучился удивляться. Школьники удивляли его до сих пор. Но женщина из Инквизиции…

Нет, она не носила форменного серого балахона. Хотя, наверное, и это одеяние было бы ей к лицу. Но свои «мундиры» Серые надевали только по особо торжественным случаям, во всех других предпочитали штатское. Даже очень старые Инквизиторы, заставшие падение Римской империи, еще будучи Темными или Светлыми магами.

Конечно, Сорокин понимал, что никакой гендерной дискриминации в европейском Бюро нет и быть не может. Там есть самый разный персонал. Должны наличествовать и классические длинноногие секретарши, и референты, и администраторы. Ассистентки, в конце концов. Как любая современная полиция, эта служба не обходилась без женщин, несмотря на всю свою древность и хранимые со Средних веков предрассудки.

Но все же директор не очень верил, что женщины могут быть полноценными Инквизиторами. Впрочем, кто она по внутренней иерархии, Сорокин не имел представления.

О приезде сообщили заранее. Пражские функционеры обычно не жалели Силы и являлись исключительно через портал. Но дама прибыла поездом. Следовательно, не настолько высокий визит. Официальная причина была вполне заурядной для школы. Просто такую работу, как правило, выполняли дозорные. Новых Темных воспитанников привозили сотрудники Дневного, Светлых – Ночного. Свои – своих. Так было заведено.

Однако дама приехала из Петербурга. Первый уроженец Северной Пальмиры скоро должен был переступить порог интернатовского класса.

Маленький китайский болванчик на полке известил о явлении гостей, не проронив ни слова. Только начал покачивать головой, стоило делегации приблизиться к школьному парку. Директор выслал за гостями служебный автомобиль. Мера в принципе излишняя. Но Сорокин знал, кто именно прибудет, и решил проявить вежливость.

К тому же Инквизиторы, тем более из Северной столицы, просто так не жалуют.

Он даже нарушил обыкновение и встал у окна, глядя на то, как лакированный, точно штиблет, черный седан подъезжает к школе по центральной аллее. На крыльце сейчас должен был стоять надзиратель Лихарев и встречать коллегу. Не исключено, что старомодный Инквизитор даже подошел к руке гостьи, отставив на время свою простоватую манеру обращения.

Через несколько минут Сорокин уже принимал гостей в кабинете. Не выходя за рамки приличий и этикета, все же осторожно прикоснулся к ауре женщины. Аура была похожа на форменную одежду и выдерживала серые тона. Однако чутье опытного мага подсказало, что Инквизитор до начала службы явно была Темной. Кроме того, он понял, что женщина достаточно сильна, но не является и Высшей волшебницей. Скорее всего даже не первый уровень.

– Тамара, – представилась гостья.

Ее рукопожатие было коротким и крепким. На вид Инквизитору никак нельзя было дать более тридцати, максимум тридцать пять. Причем вполне реальных, никаких следов возрастной консервации в ауре не замечалось.

Это тоже показалось довольно странным. В Инквизицию редко переходили маги, не достигшие хотя бы полувекового рубежа. Впрочем, случай с их преподавателем словесности Дреером явно не был совсем уж исключительным.

Одевалась Тамара элегантно. Аккуратный деловой костюм, изящный, почти невесомый белый плащ, дорогие маленькие часы. На руке Сорокин увидел обручальное кольцо.

Тоже новость. Инквизиторы, конечно, не монахи, однако ни один из тех, кого Сорокин видел за жизнь, в браке не состоял. Что надзиратели – Стригаль и Лихарев, что пражские делегаты.

Инквизитор привела с собой насупленного паренька с мелированными волосами. Тот сразу забегал глазами по кабинету, собирая взглядом все интересные вещицы на полках и начальственном столе.

– Меня зовут Эдуард Сергеевич, – сказал директор, глядя снизу вверх. – А тебя Вадим, так?

Личное дело паренька Сорокин как раз изучал в ожидании самого героя этого романа в документах и фотографиях.

Вадим кивнул.

– Хорошо перенес дорогу?

– Нормально. – Новенький кивнул. – Я поездом еще так далеко не ездил. А прикольно…

– Тебе понравится. У нас много того, чего нет в обычных школах.

– Ага, – согласился новенький. – В школах сейчас вообще каникулы.

Он явно очень быстро осваивался.

– У нас тоже, – сказал директор. – Но от нашей программы ты отстал. Поэтому начнешь заниматься уже с завтрашнего дня, по несколько часов. И так весь остаток июня, июль и август. Заодно привыкнешь. А за каникулы не беспокойся. У нас тут еще и база отдыха. Лес, река, лодки, костер по вечерам. И климат теплее, чем у вас.

– Я привычный, – сказал Вадим. – К климату…

– Пойдем, я тебе все покажу, – произнес Одноглазое Лихо, положив на плечо воспитаннику тяжелую длань. – Заодно объясню правила распорядка. Кроме того, надо бы анкету сверить. Эдуард Сергеич?.. – С долей лукавства в самой глубине здорового глаза он посмотрел на хозяина кабинета.

Вадим опасливо покосился на главу школьного Надзора, потом, словно искал спасения, – на Тамару и Сорокина. Лихо явно впечатлил новичка, еще когда петербуржцы высадились из директорской машины. К тому же надзиратель по уставу облачился в инквизиторский балахон.

– Вы правы, Виктор Павлович, – согласился Сорокин. – Можете.

Подросток втянул голову в плечи и явно нехотя поплелся впереди надзирателя.

– До свидания, Вадик, – мягко улыбнулась Тамара. – Веди себя хорошо.

– Будет. – Лихо тоже изобразил улыбку. Так улыбался бы Весельчак У в «Гостье из будущего», если бы ко всему прочему имел птоз левого века.

– До свидания, Тамара Анатольевна, – обреченно сказал новоприбывший.

Инквизиторша вопросительно посмотрела на Сорокина, когда пара вышла.

– Не волнуйтесь за мальчика, – поспешил заверить директор. – Ваш коллега всегда с самого начала беседует и расставляет точки над i в плане дисциплины. Но он вовсе не страшный. – Сорокин тоже чуть улыбнулся, а потом опять сделал серьезное лицо. – Те, кто плохо относится к воспитанникам, у нас ни на день не задерживаются. Даже Инквизиторы.

– Я слышала эту неприятную историю, – сказала гостья. – Вот потому и приехала.

– Присаживайтесь. – Сорокин галантно отодвинул перед Тамарой стул, а сам занял подобающее директорское кресло.

Секретарша внесла поднос с кофе.

– Так чем именно мы обязаны личному приезду Инквизитора? – полуофициально, но стараясь не перегнуть палку, спросил директор. – Рутинные дела ваше ведомство обычно передает Дозорам.

– Нашим дозорным, увы, трудно многое доверить, – снова выдала безукоризненную улыбку Тамара. – Если бы вы побывали у нас, Эдуард Сергеевич, вы бы поняли.

– Я бывал, но давно. Последний раз в пятьдесят восьмом, кажется. До сих пор про себя называю почему-то Ленинградом, хотя, когда родился, город еще был Санкт-Петербургом.

– А с шестьдесят пятого там лет тридцать не было вообще ни одного Иного.

– Я тоже слышал эту неприятную историю, – кивнул Сорокин. – Возмущение Сумрака. Петербургу вообще на стихийные бедствия везет. То наводнения, то Сумрак.

– Там было еще много всего неприятного, – грустно сказала Тамара. – Для того я здесь. Этот мальчик, Вадим Смеляков, не прост.

– Другие у нас и не учатся. – Сорокин подумал, что эту фразу на разные лады повторяют в школе направо и налево.

Хотя ничего совсем уж экстраординарного для среднего ученика их интерната в личном деле не сообщалось. Пятнадцать лет, Темный, ведьмак. Кем и когда инициирован, не указано. Родители не Иные. Неоднократные мелкие нарушения Договора, однако до трибунала недотягивают и по совокупности. Единственное, что по-настоящему любопытно… Смеляков как ведьмак чистой Силой мог пользоваться в очень и очень узких рамках, зато стал одержимым поисками артефактов. Сначала примкнул к местной группе «черных следопытов», которые не могли взять в толк, почему этому чудику не нужны ни «вальтеры», ни гранаты, ни германские ордена, а потребны какие-то фенечки. Потом сколотил свою команду, уже из Иных, принялся рыскать по окрестностям города и выкапывать накопители Силы – от старинных шаманских до экспериментальных немецких остатков былых попыток общества Туле прорвать блокаду. Ленинград не сдался, Иные нацисты попали под закрытый нюрнбергский Трибунал Инквизиции, но их редкое оружие еще хранила земля, как нерванувшие бомбы.

Конкурентов следопыты отваживали примитивными заклинаниями, найденные человеческие, а не магические реликвии выбрасывали. Именно так их и вычислил местный Ночной Дозор. Иные там работали слабые, не чета московским, зато большинство, как ни странно, до инициации служили в доблестной питерской милиции, воспетой в теледетективах. Зная об артефактах, бывшие «менты» из Ночного мониторили черный археологический рынок и вылавливали нужное. Тогда-то до оперативников и дошли слухи о странных землекопах, что не берут самое ценное. Вычислить малолетнего рецидивиста Смелякова труда уже не составило. И грозило бы ему максимум очередное предупреждение, конфискация находок и блок магических способностей на полгода-год, если бы юный ведьмак не занервничал, когда его накрыли прямо недалеко от личного маленького «схрона». Один из спрятанных там артефактов Вадик и применил на дозорных. Вернее, применил-то он собственную Силу, но шарахнул так, как никто от него не ожидал. Как потом выяснилось, Силу повысил найденный где-то на линии Маннергейма перстень. Дозорных раскидало. Хорошо еще, обошлось без жертв.

Однако поймать и скрутить подростка удалось только Инквизиторам.

– Мне было довольно легко держать его под контролем в пути, – сказала Тамара. – Природный уровень очень невысок. Остаточное действие перстня давно миновало.

– В личном деле о перстне никаких подробностей.

– Для личного дела это значения не имеет. Но не для Инквизиции. Это был ментор-артефакт. Слышали о таких?

Да, конечно, Сорокин не мог не слышать. Иначе бы не был работником Иного образования. Информация о таких вещах неизменно шла рука об руку с легендами, и отделить одно от другого часто было нельзя. Ментор-артефакты – накопители Силы огромной мощи, процесс одной только их «зарядки» идет сотни лет. Очень опытный маг вкладывал в такой «аккумулятор» почти что материализованную часть собственной души. Силы требуется так много, что уровень создателя понижается и потом еще долго восстанавливается. Зато подобный артефакт способен наделить даже слабого колдуна мощью Высшего.

Как правило, маги прошлого делали подобные реликвии для самих себя – это позволяло обмануть медленный естественный прирост уровня Силы. Теряешь один-два ранга, приобретаешь намного больше. Но и обманывали они чаще всего тоже самих себя, просто-напросто не доживая до момента, когда артефакт напитается и выйдет на пик своего могущества. Так и лежали эти магические бомбы до поры до времени, пока их не находил кто-нибудь совершенно посторонний. Или его руками не находил кто-то из тех, кто разбирался.

– Инквизиция предполагала, что это из клада Ульфенора Гриддига. Однако – не подтвердилось. Откуда перстень мог попасть на линию Маннергейма, неизвестно. Но совершенно точно – намного раньше, чем появилась сама линия. Главное, что мальчик не говорит, находил ли еще что-то такое. Все, что у него было, мы изъяли, но пока нам известно только про один тайник. А про другие он молчит.

– Надеюсь, вы не применяли к нему… Правдолюб? – Сорокин поставил кофейную чашку на стол.

– Нет, что вы. Только допустимое протоколом. Длинный Язык, например. Ни к чему не привело.

– Может, ничего и нет?

– Или ментор-артефакт защищается. Он ведь должен сохранять частицу разума своего создателя.

– Тамара, погодите… Вы что, рассчитываете, в школе мы узнаем от мальчика то, что не выпытали ваши дознаватели?! Его ради этого к нам определили?

– Эдуард Сергеевич, нет, – твердо произнесла Тамара и улыбнулась. – Отнюдь. Инквизиция рассчитывает, что после обучения в вашей школе мальчик научится вести себя прилично и соблюдать Договор. Больше не будет заниматься раскапыванием могильников. А если у него что и припрятано, то он тридцать семь раз подумает, прежде чем этим воспользоваться.

– Вот к этому, не сомневайтесь, мы приложим все усилия. – Сорокин не ответил на ее улыбку.

– Там, где бессильны карательные меры, вступает в силу воспитание. Эдуард Сергеевич, на самом деле цель моего приезда – увидеть школу своими глазами и сделать доклад руководству. На основании его будут предложения о сотрудничестве.

– Мы и так под патронажем Инквизиции. Какое сотрудничество?

– Вас напрямую патронирует Бюро в Праге. Благодаря школе у города особый статус. У Петербурга тоже особый статус. В нем слабые Дозоры и усиленная ячейка Инквизиции. Именно там я и работаю. Видите ли, некоторое время назад… в городе появилось очень много Иных-подростков. Причем все – Темные. Их никто не инициировал, вернее, произошла самоинициация. Такое редко, но случается. В конце концов, первые Иные на планете тоже инициировали себя сами. Или их инициировал Сумрак.

– У нас есть одна такая девочка, – сказал директор.

– Будет двое, – ответила сотрудница питерского отдела Инквизиции. – У Вадима не было инициатора. Больше того, у меня тоже.

Нет, эта дама не переставала удивлять.

– До перехода в Инквизицию я была Темной, – продолжала Тамара. – Я много лет понятия не имела о Договоре. Если бы не Дневной Дозор, могло случиться и вовсе страшное. Поэтому сейчас Инквизиция в Санкт-Петербурге ставит целью тотальное приведение к Договору всех несовершеннолетних Иных. В вашей школе накоплен уже немалый опыт. Европейское Бюро считает, что он успешен. Мы бы хотели перенять этот опыт. Возможно, открыть филиал в Петербурге. Не направлять же к вам всех нарушителей подряд…

– Лестно, – проронил Сорокин. – А нарушителей и здесь хватает.

– Мир изменяется. Иные молодеют, – сказала Тамара. – А Инквизиция очень стара. Мы не привыкли много работать с детьми. В обмен на опыт ваших педагогов Инквизиция готова идти навстречу.

– В чем же?

– Петербургское отделение предлагает вам направить группу для экскурсионной поездки в наш город. Если эксперимент увенчается успехом, мы переведем это на постоянную основу. Ваши дети будут ездить на отдых, смотреть достопримечательности, расширять кругозор. А мы будем присылать к вам сотрудников для стажировки. Как вы на это смотрите?

Прежде чем Сорокин успел ответить, Тамара добавила:

– Европейское Бюро идею всецело одобряет.

Глава 1

Дреер не любил ходить в школу.

Для большинства учителей это, к сожалению, совершенно нормально. Большинство учителей не любит школу, детей и саму работу. Интернат, кстати, не был исключением.

Но у Дмитрия все было куда сложнее. Ему нравилось учиться – с самого детства. Ему нравилось учить. Ему было интересно с детьми, причем, по большому счету, со всеми – начиная от растерянных первоклашек и кончая самоуверенными выпускниками. И работа в школе ему нравилась.

А вот что он не любил – так это самому оказываться в роли ученика. То ли его личный «темп» обучения не совпадал с тем, что задавали учителя, то ли природная склонность спорить и не соглашаться сыграла свою роль, но «за партой», и в школе, и в университете, он чувствовал себя скованно. Наверное, таким, как он, требуется какое-то индивидуальное обучение – по книжкам, с приходящим учителем, экстерном. Дреер утешал себя тем, что даже среди писателей таких людей было много. Горький окончил два класса, Гайдар бросил учиться в четырнадцать лет, шесть классов окончил Айтматов. Не получили образования ни Герман Гессе, ни Уильям Фолкнер – что не помешало им получить Нобелевские премии.

И все же своей нелюбви к официальному образованию Дреер слегка стыдился, от окружающих скрывал (особенно от учеников, несмотря на твердую убежденность, что детям лгать нельзя). Даже школа Ночного Дозора (хотя стоит ли называть ее школой? так, курсы получения «дополнительного образования») его тяготила.

Оставалось надеяться на то, что школа Инквизиции будет разительно отличаться от обычного образования. Но пока оснований для этого было мало. Даже размещалась школа хоть и в историческом центре Праги, в здании старом, но вполне обычного вида, без всяких готических украшений, витражных окон, сводчатых потолков, мрачных коридоров и крутых лестниц. Внутри оно походило на средней руки бизнес-центр, даже магией от него «не пахло» – хотя Дреер понимал, что это скорее всего из-за его низкого уровня.

– Не Хогвартс, верно? – спросили Дреера.

Дмитрий посмотрел на соседа. В аудитории, классической, устроенной в виде амфитеатра – единственная уступка образу «бизнес-центра», их было человек тридцать. Точнее – около тридцати Иных, но Дреер так и не избавился до конца от привычки мысленно называть и Светлых, и даже Темных людьми. Но на «галерке», куда сел Дреер, их в итоге оказалось только трое: сам Дреер, плотный рыжеволосый парень и симпатичная девушка. Все они были Светлыми, уровень рыжего Дреер оценил как четвертый или пятый (наверное, все-таки четвертый – ниже здесь никого не было, если не брать в расчет самого Дреера), уровень девушки вообще не читался. Значит – третий или выше.

– Не Хогвартс, – согласился Дреер. И, поскольку этого от него явно ждали, протянул соседу руку: – Дмитрий. Дмитрий Дреер. Россия.

Он подумал, что, если бы назвал одну только фамилию, наверное, сошел бы в Европе за своего.

– Рон, Рон Уизли, – ответил рыжий. – Великобритания.

Несколько секунд любовался ошарашенным лицом Дреера, потом радостно заржал:

– Ты купился! Точно, купился!

Дреер неловко улыбнулся. Рыжий посерьезнел и крепко пожал ему руку:

– Майлгун.

– Майлгуин? – переспросил Дреер.

– О нет, это большая разница. – Майлгун вздохнул. – Майлгун Люэллин. Уэльс.

– Разве Уэльс – не Великобритания? – уточнил Дреер.

– Ну… – Майлгун поморщился. – В общем-то да. Извини за шутку, но мы так смешно сели… Обожаю книжки про Гарри Поттера, а ты?

– Ну… неплохая детская литература, – уклонился Дреер от прямого ответа.

– Мне шестьдесят два года, – беззаботно сказал Майлгун. – Но мне нравится, честно! – Он повернулся к соседке и спросил: – Простите, ваше имя – не Гермиона?

Девушка насмешливо посмотрела на него. Разговор она, конечно, слышала – в аудитории пока еще стоял шум, неизбежный перед приходом учителя, будь то школа, университет или курсы при Инквизиции, но Майлгун, похоже, не умел говорить тихо.

– Нет, дорогой перевертыш, меня зовут Ива Машкова. Я местная, из Брно.

– Я не перевертыш, – посерьезнел Майлгун. – Несмотря на имя… откуда ты знаешь валлийские имена [2]2
  Майлгун ( валл. Maelgwn) – букв. «вождь собак».


[Закрыть]?

Вопрос был не лишен смысла. Хотя официальное делопроизводство по старинке велось на латыни, между собой студенты общались на английском, этот язык успешно стал международным среди Иных точно так же, как и в людском мире. Но вложенное магией знание английского хоть и позволяло владеть им как родным, но никак не способствовало расшифровке значений имен на других языках.

– Я филолог, – объяснила Ива. – Валлийский язык и валлийский диалект английского – моя специализация. – Она вдруг смутилась. – Была. В прежней жизни.

– А сейчас? – уточнил Майлгун. – Я – целитель, кстати.

– Боевой маг, – мягко улыбнулась Ива.

– Просто маг, – сказал Дреер неловко. – Седьмой уровень.

Вот теперь на него и впрямь посмотрели с интересом, жаль лишь, что к нему примешивалось сочувствие. К счастью, в аудиторию вошел преподаватель – пузатенький немолодой Иной в бежевом, по летнему времени, костюме. Шум аудитории изменился, превращаясь из шепотков и смешков в дружный звук встающих студентов. Преподаватель небрежно махнул рукой, позволяя садиться, встал за конторку. Обвел всех быстрым живым взглядом.

– Я буду вести первый цикл занятий. Поэтому можете звать меня Первый, – сообщил он без улыбки. – Тема сегодняшнего занятия – история Инквизиции, цели ее создания, этапы развития, структура руководства. Откройте конспекты.

Дреер с облегчением открыл тетрадь и начал писать «Первое занятие». Ручка прерывисто написала «Перв…» и отказалась работать. Дреер беспомощно заглянул в портфель, приобретенный специально для этой поездки – запасной, конечно, не было.

– Держи, – шепнула Ива, и в сторону Дреера проплыла по воздуху простенькая «биковская» авторучка. Дмитрий благодарно кивнул и принялся писать.

Они действительно подружились – Дреер, Люэллин и Машкова. Не так крепко, как в детской книжке, – но ведь и они уже были не дети. Дня через два по каким-то едва уловимым деталям отношений свежеиспеченный надзиратель понял, что Люэллин и Машкова стали любовниками. Его это не огорчило – Ива была красивой и замечательной, но ее второй уровень (он уже узнал) проложил между ними бездонную пропасть. Да и времени ни на какие романтические отношения у Дреера не было. Да, обучение в Инквизиции не напоминало ни школу, ни университет, ни Дозор, и Дмитрию нравилось учиться, но седьмой уровень – это седьмой уровень. Теория давалась ему легко, а вот практика – с огромным усилием. То, что Майлгун, к примеру, выполнял влет, не задумываясь, Дмитрию стоило напряжения всех сил.

– Не понимаю, как тебя взяли в Инквизицию, – сказал как-то Майлгун, когда они коротали вечер в пивной за кружкой пива. Дома бывший словесник пива не любил, а местное вдруг распробовал, да и валлиец терпеливо приучал.

Ива и Майлгун сидели с одной стороны стола, Дмитрий напротив, все роли в их троице были распределены и приняты. Дреер порой с улыбкой думал, что ситуация была примерно такая, как если бы Гарри Поттер не приехал в Хогвартс, и Рон с Гермионой взяли бы третьим в компанию Невилла Долгопупса, самого неумелого из юных магов.

– Особая ситуация, – предположила Ива. В отличие от друзей она пила вино, да и то чуть-чуть. – Дмитрий работает в интернате для Темных и Светлых, там особая ситуация, нужен Инквизитор. Пусть даже слабый, не все и не всегда решается силой.

– Все равно неправильно, – сказал Майлгун. – Мы должны помочь Дмитрию.

В нем действительно были какие-то неисчерпаемые, совершенно мальчишеские залежи романтизма и авантюризма.

– Как? – с любопытством поинтересовалась Ива.

– Седьмой уровень – это же не приговор, – пожал плечами Майлгун. – У меня при инициации был пятый. Сейчас – четвертый.

– Уровень можно медленно наращивать, – кивнула Ива. – Но это тяжелая и долгая работа, причем без всяких гарантий. Тебе сколько лет понадобилось, чтобы подняться? Сорок?

– Тридцать пять. – Майлгун пожал плечами. – Но ведь есть методы?

– Время, – философски сказала Ива. – За несколько тысяч лет можно, наверное, и до Великого дорасти. Если быть упертым и поставить это своей целью. И не надорваться.

– Методы должны быть, – упрямо сказал Майлгун. Глотнул пива, посмотрел на Дреера и пообещал: – Мы тебе уровень поднимем, Дмитрий. Вот увидишь.

И как ни странно, этот пьяный, ни к чему не обязывающий треп имел серьезные последствия.

…Пятый цикл занятий, «Уровни и категории Силы, различия в уровнях Ночного Дозора, Дневного Дозора и Инквизиции», вел Стригаль.

Дреер почувствовал его приближение еще до того, как Стригаль вошел в дверь. Будто повеяло чем-то знакомым… не зловонным, не ядовитым, не затхлым… просто неприятным. Таким неприятным бывает запах чужого одеколона – кому-то нравится, а тебя начинает выворачивать наизнанку.

Разумеется, маг седьмого уровня почувствовать мага первого уровня может при одном условии – когда тот этого хочет.

– Зовите меня Пятым, – сказал Стригаль, занимая место за конторкой. Взгляд его обежал всех учащихся, но ухитрился не коснуться Дреера. Будто это место пустовало.

Дреер вывел в тетради «Пятый цикл» и порадовался тому, что буквы выходят ровные и аккуратные. Рука не дрожала. На Стригаля он тоже старался не смотреть, но блестящая черная шевелюра и белые как снег виски притягивали взгляд. А Стригаль спокойно и размеренно вещал, по-прежнему не замечая Дрейера. Как бы не замечая Дреера.

– Как вам всем известно, – начал Стригаль, – существует общепринятое деление Силы на семь уровней, начиная от самого низкого, седьмого, и до самого высокого – первого. Далее идут Высшие маги, чья сила не поддается обычной классификации, но и среди них можно выделить группу Нулевых, или Абсолютных, волшебников… явление исчезающе редкое, но, как вам всем известно, случающееся…

Дреер писал. Студенты внимали. Стригаль вещал. Называл имена и прозвища, приводил примеры. И не смотрел на Дреера.

– Многие из вас задаются вопросом, – говорил Стригаль, – как вы будете работать в Инквизиции с вашим жалким четвертым-третьим уровнем, как сможете спорить с более сильными магами…

Аудитория недовольно выдохнула – третьего и четвертого уровня здесь было очень много, можно сказать – подавляющее большинство. Никакому большинству не нравится, когда его называют жалким. Это и меньшинству-то не по вкусу.