Текст книги "Тайна монеты Каракаллы"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 10 страниц)

«Какой я все-таки осел! – подумал он со стыдом. – Молол тренеру какую-то чушь о запахе одеколона! А он еще выслушивал меня! Я – просто истеричка! Баба! Куда мне до этого мальчика, который сейчас полетит!»

Третий дельтаплан, уже готовый к полету, с мальчиком-пилотом, распластав треугольный парус крыльев, пошел вниз, и вот он, расставшись с землей, полетел над деревенькой и полями так же плавно, ровно, спокойно, как и первые два. Когда аппарат стал набирать высоту. Володя увидел, что подросток, закрепленный на каркасе при помощи троса, держит тело параллельно земле, как птица. Это выглядело очень красиво. Володя любовался полетом и одновременно завидовал мальчишке, а поэтому смотрел на него не отрываясь.

Вдруг случилось что-то совершенно необычное. Володя заметил, что тело мальчика прогнулось в пояснице, потому что трос уже не удерживал его. Ноги планериста все еще были закреплены при помощи другого троса, и он держался руками за раму, с помощью которой, как понимал Володя, управлял дельтапланом. Держаться в таком положении долго мальчик не мог. Это поняли и зрители, начавшие тревожно переговариваться. Понял это и тренер, заоравший в мегафон:

– Саша! Срочно иди на снижение! Приземляйся! Ничего не надо бояться! Главное – спокойствие!

Но, похоже, находясь в неудобном положении, державшийся только при помощи рук и ног, уже не мог управлять аппаратом, дельтаплан резко накренился в сторону и, потеряв способность планировать, стал быстро падать, издалека напоминая огромную, то ли больную, то ли, наоборот, хищную птицу, бросившуюся с высоты за добычей. Володя, чьи дурные предчувствия превратились в реальность, вскрикнул и закрыл глаза, не желая видеть, как упадет мальчик.

Вскоре послышался какой-то сухой треск, очень короткий. Володе показалось, что он даже услышал в отдалении чей-то жалобный крик, а потом уже совсем рядом – другой:

– К нему, скорее!

Он открыл глаза и увидел, что люди бросились вниз по склону горы, и Володя, влекомый вперед то ли инстинктом толпы, то ли желанием помочь упавшему, бросился вслед за бегущими.

От горы юный планерист отлетел недалеко, поэтому бежать пришлось недолго. Оказалось, что спустились вниз, к упавшему, едва ли не все зрители, и поэтому пробиться к рухнувшему дельтаплану было непросто, однако Володе удалось это сделать. Вначале он не увидел планериста Сашу, как назвал его тренер, но потом, когда крыло аппарата удалось оттащить в сторону, показалось и тело пилота. Мальчик не разбился насмерть – он стонал и вертел в разные стороны головой в шлеме.

– Так, Саша, где болит?! Где?! – наклонился над ним тренер с белым, как бумага, лицом.

– Ноги… рука… – простонал юный пилот.

Тут же раздались советы одних, что-де разбившегося нужно положить на дельтаплан, так ему будет удобно, и нести в поселок. Другие говорили, что трогать мальчика нельзя, и необходимо по телефону, который есть в поселке, вызвать «скорую помощь». Кто-то и впрямь отправился звонить, Володя же увидел, что тренер взял в руки трос, наверное, тот самый, который поддерживал в воздухе тело мальчика. Потом он взял другой кусок троса и пробормотал:

– Вот черт, а подвеску-то кто-то перерезал!

Тут же нашелся какой-то умник из числа зрителей, подсказавший:

– Нет, не перерезал, а перекусил! Мощными кусачками перекусил, я уверен. Знаете, есть такие, фирмы «Бош». Даже сантиметровый трос перекусят, стальной…

– Да какой же паразит это сделал! – в отчаянье произнес тренер. – Я же перед выездом сюда сам все оборудование проверял! Значит, здесь, перед самыми полетами кто-то нагадил?

Наверное, именно это предположение навело тренера на воспоминания. Он вдруг стал резко вертеть головой вокруг, словно разыскивая кого-то. Лицо его было не просто злым – оно выражало желание расправиться с кем-то самым жестоким образом. Взгляд тренера остановился на Володе, и его лицо засияло злой радостью:

– A-а, вот ты где, одеколон вонючий! Что, пришел посмотреть на своих рук дело? А ну, выворачивай карманы! Я сейчас посмотрю, какими кусачками ты поработал!

Как ни вырывался Володя, как ни кричал, что у него нет никаких кусачек, но руки тренера были такими же железными, как руки маньяка-душителя. Карманы джинсов были вывернуты, и тренер, ничего там не обнаружив, разозлился еще больше:

– Ничего! Ничего! Ты со мной к следователям пойдешь! Ты знаешь, кто перерезал трос! Ты неспроста ко мне подходил, гаденыш!

Машина «Скорой помощи», приехавшая неожиданно быстро, отвлекла внимание взбешенного тренера от Володи. Лубки на ноги и руки разбившегося наложили сразу, а уж потом отнесли в салон автомобиля, обдавшего толпу зевак облачком сизого дыма и умчавшегося. После этого жесткие пальцы тренера обхватили Володино запястье, и он сказал:

– А ты пойдешь со мной!

Он отдал своим парням приказ нести разбитый дельтаплан на гору, к автобусам, и Володя пошел наверх вместе с молчавшим спортсменом, еще раз ощутив знакомый запах, обдавший его, когда он вместе со зрителями лез вверх, на гору.

Кошмарик качался в гамаке

Гамак был старый и растянувшийся чуть ли не до земли, но Кошмарик лежал в нем уже полтора часа. Закреплен был гамак на двух столбах рядом с верандой, вблизи от еще покрытых цветами яблонь. На голове Кошмарика были наушники, в зубах – сигарета. Иногда, когда гамак переставал качаться, Ленька производил всем телом короткое, но резкое движение, чем поддерживал гамак в состоянии качания, что благотворно отражалось на его теперешней напряженной умственной деятельности. Главным гвоздем его рассуждений была уверенность в том, что душитель, носивший в кармане штанов тысячу баксов (а возможно, и гораздо больше) является человеком очень состоятельным. Это раз.

Вторым гвоздем, забитым в систему Ленькиных рассуждений, было желание экспроприировать несколько монет или еще что-то очень ценное из богатств душителя. Третьим же гвоздем в программе Леньки был вывод: не найди он душителя и не уличи его как-нибудь в преступных делах, на пополнение своих финансовых ресурсов можно было не рассчитывать. Конечно, все это можно получить с помощью шантажа и вымогательства, но Ленька помнил, что шантажировал бы опасного преступника, и поэтому перед своей совестью он был чист.

Кошмарик пока не знал, как найдет душителя и как станет вымогать у него деньги. Пока он только очень хотел получить деньги и был твердо уверен в том, что ментам маньяка выдавать ни в коем случае нельзя. Душитель с наручниками на руках не представлял для Кошмарика никакого интереса. Но так ничего и не придумав для раскрытия преступника, Ленька принялся мечтать. В своих мечтаниях он являлся себе этаким крутым рокером, одетым в шипованную кожу, в высокие сапоги, на «Харлее-Дэвидсоне» с длинными, развевающимися на ветру волосами. Кошмарик, вцепившись руками в руль, несся куда-то, сам не зная куда, по широкой и ухоженной автостраде, не в России, конечно. Несся, обгоняя «бээмвэшки», «ауди» и прочие «мерседесы», и девушки из окон этих машин с восторгом смотрели на обгоняющего их Леньку.

Чей-то противный голос прорвался сквозь вопли рока в сознание Кошмарика:

– Эй, сатанист, снимай наушники, поговорить надо!

Ленька сдернул наушники, выключил плейер и увидел «вороньего констебля», стоявшего рядом с гамаком. Володя тоже был неподалеку – сидел за деревянным, грубо сколоченным столом с книгой. Кошмарик посмотрел на участкового без энтузиазма – он ведь мог лишить его заветной мечты. Вот поэтому Ленька, хоть и освободил свою голову от наушников, подниматься с гамака не спешил. Милиционер, заметив это, раздраженно и властно потребовал:

– А ну вставай быстрее! Я как-никак представитель закона! А закон уважать надо!

Кошмарик не очень испугался. С милицией он имел дело часто, а поэтому хорошо разбирался, кого и в каких случаях бояться. И он сказал с зевком:

– Во-первых, констебль, вы нанесли мне оскорбление, назвав сатанистом. А я не сатанист. Я – простой российский алисоман. Во-вторых, мне закона бояться нечего – я перед ним чист, как лесной ручей. Ну, тот, что на вашей горе бьет.

Участковый махнул рукой, присаживаясь за стол рядом с Володей:

– Ну ладно, ты еще свое схлопочешь, алисомант наглый! Мало тебя в детстве пороли…

Успокоившись и порывшись в своей папке, участковый извлек на свет Божий лист бумаги и заговорил:

– Вот заключение эксперта насчет характера повреждений троса, на котором этот… ну, дельтапланерист к своим крыльям прикреплен был. Вывод такой – трос был надкушен кусачками, но не до конца – оставалось какой-нибудь миллиметр перекусить, но его-то и оставил тот… не знаю кто. Надеялся, наверно, что в воздухе трос порвется и парнишка свалится.

Володя молчал. Когда два дня назад его приволокли к участковому, к «вороньему констеблю», он, боясь, что его поднимут на смех или просто не поверят, про запах одеколона ничего говорить не стал. Сказал, что подходил к тренеру перед полетами лишь потому, что, с детства боясь высоты, начал нервничать, вот и испросил отложить полеты. Володя предположил тогда, что трос, возможно, испортили другие дельтапланеристы, конкуренты грохнувшегося на землю Саши. Тренер стал кричать на него, говоря, что в их клубе нет никакой вражды, что он ему сейчас за такие слова морду набьет, но вмешался «вороний констебль», и Володю отпустили. Теперь же участковый сам явился и уселся рядом с ним.

– Ну и зачем вы мне об этом говорите? – спросил Володя, указывая на лист бумаги с заключением эксперта.

Милиционер, сдвинув на затылок фуражку, как-то смущенно произнес:

– Знаешь, Вова, слишком много каких-то совпадений…

– Каких таких совпадений? – холодно спросил Володя, который долго думал о монете, о перекушенном тросе, о запахе, но, ничего толкового не придумав, решил обо всем забыть и ни во что не вмешиваться. Оставалось прожить на этой дурацкой горе около двадцати дней, потом он уедет отсюда и никогда больше не вспомнит о ней. – Так о каких совпадениях вы говорите? – повторил вопрос Володя, не получив ответа.

– Ты знаешь, – как-то примирительно сказал участковый, – хочу тебя обо всем подробней расспросить. Тогда поторопился я – решил, что ты все придумал.

«Ага! – со злорадством подумал Володя. – Исправляешься, „вороний констебль“!»

– Да ничего такого и не было, – пожал он плечами, решив играть роль человека, которому все до лампочки.

– Как же не было? Я ведь сам видел у тебя тогда пятна на шее, – с мягкой настойчивостью возразил участковый. – Да и вел ты себя как-то странно, очень волновался. Нет, ты уж мне еще раз все по порядку расскажи.

Кошмарик, хоть и лежал в гамаке, притворяясь то ли спящим, то ли ко всему равнодушным, на самом деле ловил каждое слово. Ему очень не нравился приход участкового – пойманный преступник был Кошмарику не нужен, а поэтому он, не поворачивая головы, сказал:

– Констебль, а ведь те пятна на шее Вовчика – моих рук дело. Боролись мы с ним, вот я его и схватил шутя за горло. А взволнованным он часто бывает – нервы у него слабые, волнуется по пустякам.

– Я тебя разве спрашивал? – бросил на Леньку строгий взгляд милиционер. – Лежи, пока лежится! А ты, Вова, рассказывай, что с тобой случилось?

Володе очень не нравилось, когда его называли «Вовой», а поэтому его неприязнь к участковому и нежелание что-либо рассказывать усилились.

– Да правильно он все говорит! – нервно сказал Володя. – Это мама моя шум подняла, к вам меня потащила, а я и не хотел. Что за ерунда – маньяки, душители! Они только в дурацких книжках бывают.

– Ага, точно! – вякнул Кошмарик из гамака. – А еще в киношках!

– Да знаете ли вы, молокососы, сатанисты проклятые, – закричал участковый, – что два дня назад, в тот день, когда планеры летали, еще один парнишка в поселке исчез! Вечером к приятелю пошел и не вернулся! Приятель тот говорит, что ушел он домой от него в половине двенадцатого, а куда подевался – никто не знает!

Не только Володя, но и Кошмарик, приметавший в гамаке и открывший рот, были посажены и напуганы. Маньяк все же существовал на горе, и нельзя было не помочь сейчас милиционеру хотя бы подробным рассказом. И Володя рассказал еще раз подробно обо всем, что уже сообщил, когда они с «вороньим констеблем» ходили по участку. Но сейчас Володя рассказал и о запахе одеколона, о том, как услышал тот же запах в магазине, а потом и перед полетами дельтапланов, что и заставило его обратиться к тренеру.

– Так, очень хорошо, очень интересно! – бубнил под нос милиционер, слушая рассказ и чиркая что-то на листе бумаги. Иногда он уточнял детали, переспрашивал. Но Володя понял, что без рассказа о монете Каракаллы его повествование будет неполным, а ему так хотелось помочь милиционеру.

– Знаете что, когда вы с участка ушли, Ленька – вот он лежит в гамаке – поднял на том самом месте старинную монету. Наверняка она выпала из кармана преступника, когда мой нож разрезал его карман…

То, как отреагировал на это сообщение Кошмарик, сильно обескуражило Володю.

– Вольдемар, – сбросил на землю ноги Кошмарик, – что ты за туфту несешь? Я никакой монеты и не видел. Да, пробка там валялась из-под пива, а монета откуда?

– Да как же! – чуть не потерял дар речи Володя. – Мы же сами ходили в комиссионный, оценивали ее. Ты ведь еще…

– Что я еще?! Что еще?! – набросился на него Кошмарик. – Ты не знаешь, так про свои монеты болтай! А я ту монету и не на земле вовсе нашел, а из кармана своего вынул да тебя разыграть решил! Моя это монета! На земле такие фишки не валяются!

Инспектору, так и не понявшему значения этой монеты, не хотелось связываться с «сатанистом», чтобы выяснить, врет тот или нет. Когда Кошмарик кончил орать, он спросил у притихшего, подавленного ложью друга Володи:

– Больше ничего не можешь добавить? Может, как он был одет, вспомнишь? Светлые же ночи…

– Нет, ничего не разглядел, – упорно покачал головой Володя. – Только запах помню…

– Запах – не примета, доказательством служить не может, – сказал милиционер. – А дело, понимаю, важное. У нас такого никогда не бывало, чтобы пропадали мальчишки, двое, считай, за один месяц, а тут еще и с тобой такое происшествие, да и с планеристом этим – тоже дело темное: или они сами там чего-то намудрили, или и впрямь ходит по горе какой-то психованный.

Милиционер поднялся, стал застегивать сумку, а Кошмарик, успевший снова забраться в гамак, небрежно так спросил у него:

– А о каких это двух пропавших мальчишках говорили вы, констебль?

– Как о каких? – не понял вначале участковый. – О Котове Кирилле, да о Валентине Разуменко, исчезнувшем два дня назад.

– О Котове, говорите? – полез за сигаретами Кошмарик. – А ведь Котов ваш и не пропадал никуда. Мы его вечером, три дня назад, в Питере видели. Жив-здоров и вам привет передает.

Трудно было понять: испугался или обрадовался участковый:

– Видели? Живого-невредимого? А как же вы его узнали, где обнаружили?

– Узнали по фотографии, что на вокзальном объявлении была, а обнаружили в концертном зале. Он тоже алисоман, этот Кирюха, такие там пенки под музыку выдавал! Мы вначале подумали, что это привидение Кирюхи, но потом, когда привидение брейк прямо в зале сбацало, поняли – это живой Кирилл Котов! Он просто на концерт сбежал, и псих этот ваш местный здесь ни при чем. Такие вот дела…

Володя слушал, как самозабвенно врал Кошмарик, описывая встречу с Котовым, и понимал: для чего-то Леньке очень нужно убедить участкового, что никакого маньяка на горе нет.

– Так вот в чем дело! – заметно повеселел милиционер. – Этот мерзавец по Питеру бегает, всякие там брейки вытанцовывает, а мать его уж чуть не похоронила, вся извелась! На мне эта пропажа, как камень тяжелый, висела! Нет, вы точно Кирюху видали? Ты, Владимир, ответь – сатанист пусть помолчит маленько, и так языком буруздеть горазд, не удержишь!

– Да, это был Котов, – признался Володя. – Я даже разговаривал с ним, и он сказал, что нам нужно поскорее с Вороньей горы бежать.

– Что он имел в виду? – насторожился участковый, но тут голос снова подал Кошмарик, понявший, что нужно срочно разрядить обстановку:

– Да, так и сказал – валить вам нужно! Только я понял это так – в Питер нужно валить, потому что в городе концерты прикольные, а на горе – скукотень.

– Ладно! – успокоился «вороний констебль». – Все это меняет дело. Пошел я тогда. Если уж Котов отыскался, пацан в общем-то смирный, так и этот Валька разыщется. Он и раньше из дома убегал с мальчишками – целый день искали. Ну-ну, успокоили вы меня, ребята…

И участковый, сдвинув фуражку с затылка на лоб, пошел к калитке.

Друзья долго молчали. Володя недоумевал – зачем Кошмарику нужно было успокаивать милиционера? А Ленька радовался – пропажа Валентина Разуменко хоть и напугала его вначале, а потом заставила укрепиться в мнении, что душитель на горе все-таки есть, но милиция теперь им заниматься не будет.

– Знаешь, – сказал наконец Володя, – я все голову ломаю: как это преступник мог перекусить трос? Он что же, всегда с собою мощные кусачки таскает? Пришел посмотреть соревнования, а потом подумал, дай-ка я пацана-дельтапланериста угрохаю. Раз задушить не смог, так пусть хоть разобьется.

– Конечно ерунда! – с заметной поспешностью отозвался Кошмарик. – И никто на горе не мог такую дурочку свалять, наверное, кто-то из клубных пацанов за что-то этому Сашке отомстить захотел. А одеколон – простое совпадение. Выбрось, Володька, все это из головы. Погода ништяковая! Давай по горе поболтаемся, а?

– Давай, – охотно согласился Володя, – только не мог бы ты со мной в один магазинчик зайти, в парфюмерный отдел. Хочу убедиться в том, что…

Но Володя пока и сам не знал, в чем он хочет убедиться. Кошмарик же, насмешливо покачав головой, согласился. Ему тоже хотелось зайти в парфюмерный отдел, правда, сообщать об этом он не собирался.

Благоухающий «Панасоник»

Этот магазин Володя заприметил дня три назад – обычный для поселков, он торговал всем: хозтоварами, водкой, вином, велосипедами, но имел и небольшой парфюмерный отдел. Пройдя тогда мимо отдела, Володя не учуял знакомого запаха, но всеми фибрами души он почувствовал, что за картоном разноцветных коробочек может скрываться ответ на вопрос – принадлежал ли тот запах именно душителю, или это предположение лишено всякого смысла. Как проверить свою теорию, не знал, а поэтому сильно надеялся на Кошмарика, не стеснявшегося никого и ничего.

– Чего ты от меня хочешь? – недовольным тоном спросил Ленька, когда они подошли к магазину.

– Леня, попробуй узнать название того одеколона… – невнятно произнес Володя.

– Да я же говорил тебе – «Мен спейс»! У меня целая бутылка такого была.

– Вот и спроси, пожалуйста, нет ли в продаже этого «Мен спейса».

– Что, купить хочешь? Намазаться и стать похожим на крутого душителя? – скалил зубы Кошмарик.

– Да нет, я прошу тебя, – поморщился Володя, недовольный тоном друга. – Ну, спросишь? Что тебе стоит?

– Спрошу, Вовчик, спрошу, только ты не думай, что я такой дебил, каким ты меня считаешь. Допустим, найдем мы этот одеколон, что это тебе даст? Ни-че-го! Придется только бабки потратить, да и купить тебе его, чтобы ты навек успокоился.

Они зашли в магазин, но к парфюмерному отделу нарочно сразу не пошли – поболтались рядом с велосипедами, и Кошмарик даже влез на седло одного из них, но был изгнан продавщицей. Но вот и парфюмерный. За прилавком сидела, пригорюнившись, женщина лет тридцати, и Ленька, понизив голос для солидности, обратился к ней:

– Матушка, нам бы хотелось купить какой-нибудь крутой мужской одеколон, чтобы понравиться на дискотеке каким-нибудь уматным герлушкам. «Мен спейс» у вас есть?

– Чего-чего? – не отрывая руки от подбородка, спросила женщина, неодобрительно окидывая фигуру «крутого» покупателя.

– Как, вы не знаете английского? «Мен спейс» – мужской запах в переводе, – разъяснил Ленька.

– Никогда не слышала о таком, – отрезала «матушка», но Кошмарика не так-то просто было сбить с толку:

– Вы, матушка, наверное, недавно в парфюмерии? А до этого небось керосином торговали? Я сам душился «Мен спейсом»!

Володя понял, что их сейчас погонят если не шваброй, то уж при содействии крепкой брани. Поэтому он и заговорил сам, скорчив на лице самую изысканную и вежливую мину:

– Мадам, извините моего друга. Просто мне очень хотелось подарить своему папе какой-нибудь дорогой импортный одеколон.

То, что Володя, сказал «папа», а не «отец», как видно, растопило лед сердца продавщицы, и он, заметив это, продолжал:

– Понимаете, его запах должен быть крепким и таким пряным, чтобы даже в горле щекотало, когда нюхаешь. И конечно, запах должен быть стойким. Есть у вас что-то похожее?

В продавщице проснулась не только профессиональная гордость, но и способность ценить благородные мужские запахи. Она поднялась с табурета и сняла с полки сразу четыре коробки, поставила их на прилавок:

– Вот «Султан», хороший турецкий одеколон… – начала она, но Кошмарик ее перебил:

– Нам турецкого не надо. Пусть вашим «Султаном» турки и мажутся. Что еще?

– «Лидер», английский одеколон, – поджала губы продавщица и убрала «Султан», хотя Володя и пожалел об этом – вдруг тот самый?

– Ништяк, понюхаем «Лидер», – открыл коробку Кошмарик и захотел было вывернуть пробку, но женщина воспротивилась:

– Не открывайте! Можно и так запах почувствовать! К носу поднесите!

Кошмарик поднес пузырек к своему остренькому носику, подергал ноздрями, поводил в разные стороны головой, передал бутылочку Володе:

– Совсем на «Мен спейс» не похоже! Какой-то кисель клюквенный, а не «Лидер».

– Будешь хамить, вообще не дам нюхать! – обиделась за «Лидера» продавщица, но Володя понюхал и с разочарованием понял, что эти одеколоны никакого отношения к томузапаху не имеют.

– А что здесь? – похлопал Кошмарик по большой, нарядной коробке.

– «Чемпион», тоже английский одеколон для мужчин. Только у вас денег на него не хватит – триста пятьдесят рублей! – холодно сказала продавщица, но Кошмарик, не способный стерпеть, когда кто-то сомневался в его финансовых возможностях, отреагировал еще более холодным тоном:

– Вы покажите товар, мадам, а уж мы сами будем решать: брать его или нет!

Крышка с коробки была убрана, Володя первым потянулся к красивой, оклеенной блестящими этикетками бутылочке, поднес ее к носу – и чуть было не выронил ее! Его буквально захлестнул знакомый запах – запах маньяка.

– Ленька, это он, твой «Мен спейс»! – срывающимся голосом сказал Володя.

Кошмарик выхватил у него из рук одеколон, снова задвигал острым носиком и широко заулыбался:

– Ништяк! Клево! А вы, мамочка, говорили, будто у вас «Мен спейса» нет – вот же он, «Мен спейс»!

Володя волновался. Да, он наконец узнал, какому одеколону принадлежит тот запах, но только что это ему дало? Ровно ничего!

Зато у Кошмарика в голове сейчас царил образцовый порядок. Он не сомневался, что там, на горе, во время полетов дельтапланов и до них, слышал именно этот запах. Значит, среди зрителей был кто-то, купивший одеколон «Чемпион» непременно здесь. Значит, матушка должна знать этого человека. И он задал продавщице, как ему казалось, нужный и прямой вопрос:

– Это здорово, матушка, что в вашем шопе продается такой прикольный одеколон, но я хочу знать: кто покупал этот «Мен спейс» до меня?

Но оказалось, что задавать этот вопрос Кошмарику не стоило, – женщина взглянула на молодого нахала с презрительным удивлением:

– А вам-то это зачем знать?

– Да уж надо, и все тут, – твердо сказал Кошмарик, рука которого полезла во внутренний карман косухи, но Володя, заметив движение, опередил друга:

– Вы понимаете, такая история… Мой папа страшный оригинал! Есть в нем одна странная черта – он любит все дорогое, чего нет у других. И если он, гуляя на даче, почувствует запах того же одеколона еще от кого-то, то страшно огорчится. Может даже выбросить подарок!

Казалось, Володя убедил продавщицу, и Кошмарик решил ему подыграть:

– А если мы найдем надушенного «Чемпионом» человека, то подойдем к нему и скажем: «Слушай, мужик! Нам не нравится, как ты пахнешь! Хочешь пятьдесят баксов только за то, чтобы ты дома хорошо вымылся хозяйственным мылом, а потом выбросил своего „Чемпиона“ в самый глубокий сортир?» Уверен, мужик не откажется…

– Да женщина у меня одеколон купила… – сказала вконец замороченная продавщица.

– Как женщина??! – выдохнули разом Володя и Кошмарик – так удивляться им не приходилось уже давно. К удивлению примешивалось и чувство сильного разочарования.

– А что такого? – удивилась в свою очередь продавщица. – Это Танечка, кассирша с вокзала, девушка хорошая, незамужняя.

– Неужели у вас этот одеколон больше никто не покупал? – спросил Володя. – До Танечки…

– А его-то и привезли всего месяца два назад, только десять флаконов, упаковку. Кто его у нас брать-то будет? Дорогущий!

– Но Танечка ведь взяла? – сказал Кошмарик. – Да и мы возьмем, для папы моего друга – вещь замечательная! Дух-то какой!

И Кошмарик достал из кармана свой пухлый бумажник, откуда вынул четыре сотни, и отдал их продавщице:

– Вот вам, матушка, и сдачи не нужно. И советую вам в будущем не сомневаться в толщине лопатников своих покупателей – они на это обижаются!

Кошмарик сунул коробку в карман косухи и зашагал к выходу.

На улице он достал покупку из кармана, полюбовался коробкой:

– Приобретение ништяк!

– Зачем ты его купил? – недоумевал Володя, но Кошмарик только пошмыгал носом, убрал одеколон и сказал:

– Твоему бате-работяге подарю. Пусть от него на заводе «Мен спейсом» воняет! А теперь к Танечке-кассирше завернем!

– С какой стати? Она, что ли, меня душила?

– Во-первых, я и этого не исключаю, – резонно заметил Кошмарик. – От женщин всего можно ожидать. Во-вторых, ты, Вовчик, еще такой сили пап!

– Что за сили пап? – не понял Володя.

– Глупый щенок, опять же в переводе с английского. Эта Танечка наверняка «Чемпиона» для своего бой-френда покупала, а он и может оказаться душителем. Только теперь нам очень тонко нужно действовать, на цыпочках к кассирше подходить!

Володя хотел сказать, что Кошмарику давно бы надо было подходить к людям на цыпочках, но он промолчал, сегодня уступая ему инициативу. К тому же и здание вокзала показалось впереди – нужно сосредоточиться.

В крошечном заплеванном и пустом зале ожидания имелось лишь одно кассовое окно. К нему-то и устремились друзья. Ленька за-чем-то достал из бумажника стодолларовую купюру и, заглядывая в узкую амбразуру оконца, с английским акцентом заговорил:

– Танья, это будьете ви?

В глубине помещения раздался приятный девичий голосок, в котором послышалась заинтересованность:

– Да, это я, а что вы хотели?

– Мне сказаль один знакомий, что ви может продайт мне билет до Вашингтон. Это в штате Вашингтон, Юнайтед Стейтс оф Америка. Вот сто доллар!

И Кошмарик просунул под стекло банкноту. Володя чуть не покатился от смеха. Он слышал, как из кассы донесся наивный отказ:

– Нет, что вы! У меня продаются билеты только по пригородной ветке! Вам нужно ехать в Петербург, там есть специальные кассы.

– Отшень, отшень жаль! – Кошмарик спрятал доллары в бумажник, а потом, изменив тон и оставляя иностранный акцент, еще ближе наклонясь к оконцу, заговорил: – А теперь поговорим серьезно, Таня, но о приятном. Вы нас пустите к себе с моим другом?

– А кто вы такие? – забеспокоилась девушка. – Мне нельзя никого к себе пускать! У меня ведь деньги, билеты!

– Оставьте свои копейки в кассе, Танечка! Они нам не нужны. Мы пришли к вам, чтобы сообщить, что вы, как покупательница одеколона «Чемпион», выиграли приз. – Кошмарик для достоверности выставил напротив окошка коробку с «Чемпионом». – Вы ведь покупали этот одеколон?

– Да, покупала! – сказала Таня уже почти восторженным голосом. – Только как вы меня нашли?

– О, это просто! – сказал Ленька, давно догадавшись, что беседует с простушкой. – В нашей фирме-изготовителе разработана электронная система. В коробку с духами или одеколоном внедряется крошечный передатчик, который и посылает сигналы на наши мощные приемники в фирме. Так мы вас и нашли. Ну а теперь вы впустите нас?

Володя слушал Кошмарика и просто балдел! Его друг на самом деле иногда мог быть находчивым и даже обворожительным. Он был уверен, что дверь сейчас откроется. Так оно и случилось.

– Проходите, только быстро и незаметно! – послышался голос Тани, и подростки оказались в тесном сыроватом помещении.

Таня оказалась рыжеватой девушкой лет двадцати. Веселые конопушки облепили щеки и лоб, но совсем ее не портили. Девушка взирала на мальчишек с радостным любопытством.

– Итак, Танечка, – солидно произнес Кошмарик, усевшись перед ней на стул, – вам причитается от нашей фирмы по производству духов и одеколонов десять долларов в качестве приза. – Ленька даже полез за бумажником. – Только вначале вам придется предъявить нам флакон от одеколона. Видите ли, на нем есть одна маленькая фишечка, так сказать, этикеточка. Ее мы и должны представить в офис фирмы для отчета.

Девушка стала грустной и даже подурнела. Она молчала, а в ее глазах заблестели слезы.

– Я вижу, Танечка, у вас какие-то проблемы? – спросил Кошмарик. – Может быть, вы и не покупали наш одеколон?

– Нет, покупала, – всхлипнула Танечка, – только… только я его купила, чтобы подарить… одному человеку…

– A-а, бой-френду! – поразился своей прозорливости Кошмарик. – Мы все, все понимаем!

– Не знаю, кто такой этот бой-френд, – немного обиделась Таня, – но я дарила одеколон знакомому мужчине…

– Прекрасно, замечательно, ништяк! – воскликнул Кошмарик. – Пойдемте же к нему, попросим у него флакон, оторвем фишку! Вы получаете десять баксов и покупаете на них конфеты, колготки, билет на рок-группу «Алиса», а мы, исполнив поручение фирмы, отправляемся назад! Когда вы могли бы пройти с нами к вашему бой… то есть к знакомому? Чем быстрее, тем лучше!

– Никогда! – с решимостью обреченной сказала девушка.

– Как никогда? – опешил Кошмарик. – Вам не нужен приз?

Девушка растерялась. Она получала в кассе жалкие гроши за свою работу, и подарок судьбы в десять долларов был ей очень кстати.

– Нет, я бы, конечно, хотела получить приз, но… – Она вдруг замолчала, потупясь, а потом ее глаза засверкали и Танечка выпалила, напугав ребят: – Он гадкий, жестокий, самый мерзкий человек! Хуже его нет на свете! Не ходите к нему! Пусть уж эти десять долларов останутся у вас.

– Жестокий, говорите? – спросил Кошмарик после длительного молчания.

– Да, жестокий, мерзкий тип! – повторила Таня, явно собираясь разрыдаться, но Кошмарик не дал ей заплакать. Быстро достав из бумажника рублевые купюры, он передал их Тане, взявшей деньги со смущенной благодарностью в глазах. А Ленька сказал:

– Здесь ровно десять долларов в рублях – все по курсу, поверьте! Но как хотите, а адрес этого жестокого мерзавца вам все-таки назвать придется. Не можем же мы возвратиться в офис фирмы без фишки? Скажут еще, что потратили деньги на себя. Ну, Танечка, назовите скорее адрес вашего бой… тьфу, жестокого знакомого. Он ведь здесь, на горе живет?