Текст книги "Тайна монеты Каракаллы"

Автор книги: Сергей Карпущенко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– Ага, полезай! – сразу согласился Кошмарик. – На месте лучше разберешься!

– Я ногами вперед полезу, ты меня за руку держи. Когда встану на пол, подашь мне факел. Зажги-ка от этой ветки вторую.

Когда Володя наполовину проник в черное жерло подвала, ему вдруг показалось, что его заглатывает какое-то страшное чудовище – в подвале было холодно, а на солнце – жарко. Встав на холодный кирпич пола, Володя вдруг сильно испугался, что никогда не вылезет наружу. Он хотел было крикнуть, чтобы Кошмарик тотчас подал ему руку и помог выбраться наверх, но огонь просунутого в проем факела остановил его.

Держи, могильщик! – Кошмарик закрыл собой голубое неровное пятно дыры, Володя взял ветку и, боясь, что она быстро сгорит, спотыкаясь о валяющиеся под ногами кирпичи, пошел по подземелью.

Здесь было холодно и сыро, оранжевый свет факела выхватывал из темноты валяющиеся доски, какой-то мусор, ржавые консервные банки, сапоги и ботинки, какую-то ветошь. Атмосфера была насыщена запахом разлагающейся кожи и ткани, еще чем-то противным. Володя едва сдерживался, чтобы не плюнуть на все это и не вылезти поскорее наверх. Внезапно взгляд его упал на деревянный ящик. Он подошел ближе. Факел трещал, и казалось, скоро погаснет. Володя поднял ящик.

Он был тяжелым, килограммов десять, но Володя нес его за удобные ручки, прибитые с обеих сторон. Подняв его к лазу, он крикнул:

– Кошмарик, прими!

– А чего это там? – снова закрыл голубое пятно Ленька, но с готовностью просунул руки и голову в подвал.

Факел давно погас, и Леньке пришлось нащупывать ручки впотьмах. Володя снизу помог другу, подтолкнув ящик. Кошмарик исчез с находкой, чтобы через несколько секунд подать руку выбирающемуся наверх другу.

Кошмарик трепетал. Володя видел, что он просто облизывается, глядя на ящик, который когда-то, похоже, был покрашен, но теперь дерево стало бурым, чуть ли не черным, от старости и влаги.

– Интересно, что там? – так и ходил вокруг ящика Кошмарик, ждавший, пока Володя, как хозяин находки, покажет ему, что там, в этом ящике. Володе тоже не терпелось открыть ящик, в котором что-то громыхало, когда он нес его. Но он хотел продлить минуту сладкого ожидания, думая, что за почерневшим деревом находится что-то очень интересное. И ценное.

– Как откроем? – спросил он у Леньки.

– А просто – лопатой вдарим сверху пару раз, и порядок!

– Ну, давай ударим. – Но ударять не стал, а просунул кончик штыка лопаты в щель между досками, надавил, прогнившее дерево хрустнуло, и доска переломилась надвое. Оторвать вторую доску не представляло труда, а потом и третья отлетела в сторону.

То, что лежало в ящике, было закрыто плотной, промасленной бумагой. Володя, помедлив еще немного, оторвал край бумаги, и взору мальчиков открылись предметы, найти которые здесь они не только не ожидали, но Володя даже не хотел бы.

– Ништяковая фишка! – нагнулся Кошмарик и вытащил из ящика цилиндр чуть поменьше стакана размером с приделанной к нему деревянной колотушкой. – Я такие никогда и не видал!

– Немецкая, – с противоречивым чувством смотрел Володя на гранату, – со времен войны остались. Здесь, в подвале, у немцев, видно, склад был. Вот ящик и остался. Боевая, вон кольцо торчит… – сказал Володя, и его обдало холодом при мысли, что в полуметре от него находится смерть.

– Это хорошо, что боевая, – любовался Кошмарик гранатой, металл которой почти не тронула ржавчина.

– Что хорошего? – с предостережением в голосе спросил Володя. – Осторожней!

– А я и так осторожно, Вовчик! – быстро произнес Кошмарик, а потом сделал то, что заставило Володино сердце остановиться, а через мгновение забиться с утроенной скоростью.

При слове «Вовчик» Кошмарик дернул за кольцо, оставшееся на его пальце, и сразу же метнул гранату куда-то далеко в кусты, коротко сказав:

– Ложись!

Они упали на землю со скоростью скошенной травы, и через пару мгновений Володя почувствовал, как вздрогнула под ним земля, взрыв оглушил так, что услышать шуршание падающих кустов, вырванных с корнем из земли, он не мог. Он смотрел на Леньку, тоже лежащего рядом и смотревшего на него, смотревшего веселыми глазами, в которых светился вопрос: «Ну как я, ништяк?»

– Кошмарик, – по слогам произнес Володя, – а ведь ты – кретин. Знаешь ты об этом?

И Ленька так же спокойно ответил Володе:

– Знаю, Вовчик, знаю. Меня мама в детстве головкой маленько ударила.

Они поднялись на ноги, нагнулись над ящиком. Всего под бумагой было девятнадцать гранат. Володя смотрел на них безо всякого интереса – нажили себе новые хлопоты.

– Ну что, назад их в подвал засунем или участковому понесем? – спросил он у Кошмарика.

Ленька пожал плечами:

– Ты нашел, тебе и решать. Лично я эти фишки хорошо бы в Питере задвинул. По полста баксов за каждую можно получить… Ништяковый такой товарец…

Все это Кошмарик говорил равнодушным тоном, как бы рассуждая вслух и ничего не предлагая Володе, но тот все понял. Зачем-то он взял Леньку за подбородок, приподнял его голову, словно хотел получше рассмотреть, а потом с расстановкой сказал:

– Леня, больше при мне об этом не вякай, слышишь?

– Слышу, – кивнул тот. – А одну фишку дашь, чтобы рыбу на озере глушить? Возьмем у хозяина резиновую лодку, выедем сегодня вечером, да и кинем в воду. Удовольствие классное получишь, когда увидишь, как рыба вверх пузом на воде закачается! Ну, дашь?

Володя, вместо ответа, сложил три пальца правой руки в незатейливую фигуру и поднес их прямо к носу Кошмарика. Потом взял ящик, поставил его у входа в подвал, спустился в него, а потом снял опасный груз и понес его туда, где взял. Вернувшись к лазу, он позвал Кошмарика, чтобы тот помог ему выбраться, – но ответа не получил. Позвал снова – эффект был тот же.

– Да куда ты подевался? – забеспокоился Володя, боясь скорее не за себя – он выберется и сам! – а за пропавшего друга.

Покричав еще несколько раз, Володя буркнул: «Ну и черт с тобой», натаскал к выходу всякой старой рухляди, взобрался на эту кучу и вылез туда, где сияло солнце, летали бабочки и стрекотали кузнечики. Кошмарика нигде не было. Пропала и его одежда. Только подстилка, хранившая форму Ленькиного тела, напоминала о том, что Володя пришел сюда не один. Прикрыв кирпичами нору, ведущую в подвал, Володя оделся, взял лопату и пошел домой.

Подпольная врачиха

Нет, совсем не ради истины и не ради того, чтобы навсегда успокоить Володю, убеждал вчера Кошмарик друга в том, что с маньяком-душителем покончено и нет на горе никого, кто мог напасть на него, кроме злого владельца участка. Говорил Кошмарик это с холодным расчетом, убедившись после спектакля, что все идеи Володи идут от его нервной натуры, а планы по обнаружению душителя, в существование которого Ленька верил, Володя придумывает дрянные. Теперь Ленька решил действовать самостоятельно, не слушая нравоучительного нытья другана, в любом случае помешавшего бы ему обчистить богатого дядьку-маньяка.

«Пусть Вовчик думает, что я на него обиделся, – говорил сам себе Кошмарик, удирая от развалин дворца, когда Володя залез в подвал. – Обиженному жить легче – такой всегда может сказать обидчику: „За что ты меня обидел?“ – то есть будет держать его в своей власти. Да и время я подгадал, чтобы наконец душкой-душителем заняться вплотную. А то: одеколон, „мышеловка“, датский король с принцем! Нет, такие домашние лохи, как Вовчик, ничего от жизни не ухватят. Будут в земле консервные банки искать. И все-таки глина он, а не человек! Пожалел одну гранату для друга. Я бы таких щук сегодня им принес!»

Деловой, взбудораженный, готовый к самым решительным действиям, Кошмарик спустился с горы в самый центр поселка и сразу направился к магазину. Он застал своих знакомцев все на той же скамейке. Толян-Каракалла, уже снявший императорскую тогу и, очевидно, разыскав оставленные вчера близ «театра» шмотки, сидел в позе удрученного, свергнутого с престола монарха. Другие актеры, Гета, чтец, сидели по обе руки от него. Увидев подходившего Леньку, все трое широко заулыбались, хотя на их физиономии страшно было смотреть – распухшие от вчерашних побоев они напоминали спелые сливы.

– Шеф! Желаю здравствовать тебе! – торжественно, как в пьесе, приветствовал Леньку Толян, но Кошмарик подошел к ним хмурый, недовольный. Молча сел рядом на скамейку и закурил.

– Шеф, – осторожно приступил к делу Толян, – а как бы нам обещанное получить?

– Обещанное? – пуская в небо дым, переспросил Кошмарик. – И ты еще наглость имеешь, Толян, у меня что-то просить?

– А как же…

– Ну, уматный ты мен, Толян! – презрительно сказал Кошмарик. – Вы, паразиты, испортили своей дракой весь спектакль, опозорили и господина режиссера, и господина продюсера, то есть меня, и еще чего-то просите! Ну и наглость! Это я с вас деньги должен взять за понесенные убытки! Вы с чего это драться задумали? Вас что, гладиаторов заставили играть? Лучше бы я других людей нанял!

Кошмарик достиг своего – актеры сидели сами не свои от стыда. Но Ленька был человеком милосердным, а поэтому сказал:

– Ладно, снизойду я к вашей болезни. Иди, Толян, в лабаз, купи себе лекарство. Потом я с тобой поговорить хочу. А шторы, кстати, где? Ну, костюмы ваши театральные?

– Да принесем, обязательно принесем, шеф! Не пропали! – так и заблестел заплывшими глазками Толян.

– Вот и принесите. Это театральный реквизит, а то и разговора не получится.

Скоро актеры сидели рядом с Кошмариком уже подлеченные и повеселевшие, и Толян спросил:

– Шеф, ну и что ты от меня узнать хотел? Все расскажу тебе, как на духу.

Кошмарик, стараясь не смотреть на страшную распухшую рожу «синяка», сказал:

– Помнишь, я спрашивал у тебя на горе, не знаешь ли ты каких-нибудь серьезных собирателей монет?

– Ну, было дело.

– Так вот, ответь – тот вчерашний крутой мужик на «мерседесе» монеты не собирает? Не о нем ли ты говорил, как о человеке… нехорошем?

– Нет, шеф, нет! – затряс сизыми щеками Толян. – Я вчерашнего мужика, который в нас из ружья пульнул, никогда раньше здесь и не видел. Он только купил участок, строиться собрался. Я о других…

– Назови их. Полста получишь!

Толян ответил не рассуждая:

– Шеф, и не проси! Это такие люди! Загубят!

– Так это «люди» или «человек»? – разозлился Ленька.

– Да какая тебе разница, все равно не скажу!

Ленька почувствовал, что «синяк» так дорожит своей жизнью, что признание не вырвать у него и при помощи ста рублей.

– Хорошо! – хлопнул себя Кошмарик по колену. – Этот разговор оставим. Подскажи ты мне тогда, Толян, где у вас поликлиника?

«Синяк» заулыбался:

– Ты что, шеф? Откуда на горе поликлиника? Никогда ее здесь не было. В Красное село ехать надо.

– Как же? – удивился Ленька. – А если я травму какую-нибудь крутую получу – по ноге, к примеру, себя топором садану?

– А «скорую» вызывай по телефону или сам себя перевязывай-штопай! – весело ответил Толян.

– Да не говори! Неужели у вас, если скорую помощь кому оказать надо, не найдется врача, который помог бы человеку? Положим, я ночью голову себе разбил? А?

– Есть такой врач, шеф, есть! – с радостью заверил Леньку Толян. – Ты бы так сразу и говорил – уколоться тебе надо, а то начал меня за нос водить: топор, рана!

– Не надо мне уколоться! – грозно сказал Ленька, сдвигая на переносице свои жидкие белесые брови. – Мне врач ночной нужен! Понятно?

– Ну, не сердись, шеф, не сердись. Говорю: на Подгорной улице, в седьмом доме живет такой врач, вернее, врачиха. Все знают о ней, только принимает она знакомых, потому как, сам понимаешь, дело стремное – без разрешения людей лечить. Она мне как-то руку штопала – порезался. Денежку она, понятно, от посетителей берет, без этого сейчас нельзя, да и лекарства, бинты денег стоят, но вообще не злобствует.

– Так она меня примет? – с надеждой спросил Ленька.

– Не примет, – вздохнул Толян, – если я с тобой к ней не пойду, а пойти с тобой я могу, сам знаешь…

– Получишь еще тридцатку, если отведешь меня к этой врачихе!

– Ну так пойдем! – расплылся спелой сливой Толян. – Здесь недалеко.

Все получилось так быстро, что Кошмарик оторопел: «Ну, приду я к ней, а что спрошу? Она ведь мне и отвечать не станет. Снова деньги давать? Попробую».

Когда Ленька подходил к магазину, у него было лишь одно желание – насесть на Толяна-Каракаллу, дать ему грошей, только бы он назвал имя и адрес нумизмата. О ране, полученной душителем, он вспомнил как-то нечаянно – вчерашняя фраза Володи о том, что раненый им человек должен обязательно хромать, всплыла сама собой, вот и явился вопрос о враче. Вполне возможно, что напавший на Володю маньяк сам перевязал себе рану. И шансов на то, что врачиха, лечившая «горцев» тайком и снабжавшая кого надо наркотиками, все выложит Кошмарику, было немного.

Они подошли к низенькому и давно некрашенному домику. Если телевизионный мастер смело привлекал прохожих своей вывеской, то здесь никаких знаков, говорящих о подпольной поликлинике, по понятным причинам, быть не могло, но калитка оказалась закрытой только на деревянную вертушку, отполированную пальцами многочисленных посетителей. Они поднялись на крыльцо, и «синяк» смело отворил дверь.

– Толик! Толик! – раздался густой женский голос. – Да где же ты так угваздался? Ну, не стыдно тебе водку жрать каждый день? Ведь совсем в свинью превратился.

– А что остается делать при такой власти, Дарьюшка! – с тоской в голосе откликнулся Толян. – Переменится власть, так и я переменю образ своей жизни. А пока – никак нельзя, все время душа болит. Слушай, Дарьюшка, – сказал Толян менее тоскливым тоном, – я тут тебе шефа одного привел, нашего парня. Он чего-то хочет от тебя. Примешь?

– А отчего же не принять, раз наш, – услышал Кошмарик сладкий и вязкий, как мед, голос Дарьюшки. – Сейчас только руки помою и приду в кабинет. Пусть твой шеф сам пока туда заходит. Покажи, как пройти.

Толян, в полумраке прихожей казавшийся Кошмарику вообще выходцем с того света, кокетливо сказал:

– Ну вот, видишь? Все для тебя устроил. Ну, гони-ка, шеф, обещанное, а потом проходи в кабинет, вот сюда.

Кошмарик сунул в руку Толяна три десятки, и тот испарился так быстро, будто и на самом деле был тенью. Ленька же открыл дверь комнаты, вошел и увидел, что обстановка действительно напоминает врачебный кабинет – стеклянный шкаф с металлическими блестящими банками, топчан, покрытый клеенкой, острый запах, от которого першит в горле. Он так и замер посреди кабинета, не спеша стаскивать с головы бандан, с которым не расставался.

– И кто это к нам пришел? Что за шеф такой? – вкатилась в кабинет толстая, сдобная, приятной наружности женщина средних лет. Кошмарик решил оставить свою крутую манеру общения и сдержанно сказал:

– Простите, я – не шеф, я просто живу здесь, на даче.

– Ну так садись сюда, на стул, – так и растекалась от переполнявшего ее радушия Дарьюшка, и Ленька вдруг понял, как нужно ему говорить с этой хитрой, жадной до денег, но в то же время сердобольной женщиной.

Кошмарик сел и замолчал, только потихоньку, но все громче стал посапывать носом, брови сделал домиком, потер пальцем в уголке глаза – все это не осталось незамеченным.

– Что, плохо? – с материнским участием спросила женщина.

Ленька лишь кивнул, начиная сопеть все сильнее.

– А что болит? Голова? Живот?

Ленька помотал головой, и вдруг подпольщица врачиха понимающе закивала:

– Ясно, ясно, родимый. Колесико ^[10]тебе нужно, вижу – ломает, да? Найду тебе колесико, только у меня дорого, учти! – Дарьюшка собралась было идти, но Кошмарик остановил ее:

– Не надо мне колесика. У меня – другое.

– Да что у тебя? Хочешь, осмотрю? – забеспокоилась женщина, но и тут «шеф» отказался, а потом, вздохнув, сказал чуть не плача:

– Я вам свою историю расскажу, а вы послушайте, хорошо?

Женщина согласилась, села напротив Леньки, и тот стал рассказывать:

– Случилось со мной вот что. Было это первого июня – мы в тот день с другом и его мамочкой приехали сюда, на гору. Никогда мы здесь раньше не были. И вот пошел я перед сном прогуляться, погода была прекрасная, время – около двенадцати ночи. Бродил я везде, бродил, собрался уже домой возвращаться и вдруг вижу, идет мне навстречу какой-то мужчина. Ну, я, понятно, немного испугался, хотел мимо пройти – я вообще с детства очень нервный, меня мама новорожденного головкой ударила.

– Ну, ну, рассказывай, – участливо попросила женщина.

– Хотел я, значит, мимо пройти, а мужчина вдруг ко мне два шага сделал и говорит: «Мальчик, а не найдется ли у тебя сигаретки, я свои дома оставил». Сигареты у меня, конечно, были, и мне дать прохожему сигарету только приятно, но тогда, ночью, я почему-то подумал, что человек этот хочет на меня напасть. Я сунул руку в куртку, за сигаретами, но вместо пачки моя рука нашла ножик, складной – маленький такой ножичек, его лезвие всего с ладонь длиною будет.

– Ну и что дальше было? – даже придвинулась к Кошмарику врачиха.

– Вот тут самое страшное и случилось! – всхлипнул Кошмарик. – Как нащупала моя рука ножик, я другим человеком стал с перепугу, то есть от мандража! Вынул я быстро ножик, раскрыл его и ударил мужика, сам не помню куда! Он как закричит! Жалобно очень закричал, а я заплакал и от страха бросился бежать! Представляете?!

Кошмарик, будто он заново пережил весь ужас и позор той ночи, закрыл лицо руками и стал раскачиваться из стороны в сторону, изображая сильное волнение. Врачиха, будто она родная мать Кошмарика, засуетилась, бросилась к стеклянному шкафу, отворила его, накапала в стаканчик валериановки и заставила его выпить, что он и сделал, стуча о стекло своими желтыми прокуренными зубами.

– Ну, успокоился? – спросила она, гладя его по макушке.

– Немного… – Кошмарик вытер нос тыльной стороной руки.

– Тогда дальше рассказывай. История твоя страшная!

– Еще какая страшная! В милицию я, конечно, не пошел – боялся, что привлекут к ответственности. Но лучше бы пошел! Вот уже с тех пор больше двух недель прошло, а я все думаю о том человеке! Может, он умер от раны от заражения крови! А может, я ему какую-нибудь вену перерезал, и он без помощи кровью истек! Он так кричал, так кричал!

Снова руки Кошмарика закрыли физиономию, но женщина не дала своему пациенту насладиться скорбью, сказав:

– Нет, постой, постой, ты не плачь! Дай мне вспомнить!

Кошмарик, не убирая от лица рук, внутренне так и возликовал – клюнула!

– Дай вспомнить! Первого июня, ты говоришь?

– Первого, первого, – подтвердил Ленька, – в самый День защиты детей!

– В ногу, говоришь, ты его ударил?

– Да, кажется, в ногу!

– Часов в двенадцать ночи?

– Точно, примерно в это время! Не принимали вы кого-нибудь в тот день с раной ноги?

Женщина помолчала. Ленька, убравший руки от глаз, видел, что сидит она перед ним совсем не добрая, а какая-то сжавшаяся, холодная.

– А тебе, собственно, зачем это нужно знать? – едва двигая толстыми губами, спросила врачиха.

– Я хочу найти этого человека, чтобы извиниться перед ним! Я же ночи спать не могу! Совесть мучит!

Врачиха-подпольщица издала два гортанных, нутряных звука, а потом, уже не сдерживаясь, принялась хохотать так неудержимо, что Кошмарик ощутил, как трясутся доски пола и он сам вместе с ними. Прекратила смеяться Дарьюшка не скоро, но как-то разом – будто оборвало. Посмотрела на Кошмарика с чувством гадливости и презрительно сказала:

– Совесть его замучила! Да у таких, как ты, шпаненок, совесть в сортир давно брошена! Ножом человека ударил, хорошего, замечу, человека, уважаемого, а потом хочет идти к нему и издеваться над ним! Знаю, чего ты от него хочешь! А ну, брысь отсюда, поганка!

Врачиха поднялась и стала напирать на Леньку всей своей массой, так что не соскочи он со стула, то был бы опрокинут на пол и пришлось бы ему ползти на карачках, как недавно в доме телевизионщика.

– Ну чего растолкалась?! – закричал вдруг Ленька, желая отыграться за очередной облом. – Думаешь, брюхо отрастила, так толкаться можно?! Все вы тут друг друга мажете! Колесами торгуете! Глядите, заложу всю вашу контору!

Зря не сдержался Кошмарик – врачиха, услышав страшную угрозу с упоминанием колес, от страха и ненависти разом остолбенела, а потом бросилась к стоявшему в дверях Леньке, собираясь схватить его своими сильными руками. Ей даже удалось вцепиться в рукав куртки-косухи, без которой Кошмарик на улицу не выходил, но скользкая кожа выскользнула из ее пальцев, и Кошмарик в два прыжка уже был на улице.

«Снова обломилось! – со скорбью думал Ленька. – Не надо мне было про колеса говорить. Дал бы ей денег…»

Но упущенного было не воротить, и скрепя сердце Ленька потащился к магазину, чтобы забрать у «синяка» «древнеримские» занавески. Он был уверен, что врачиха расскажет ему об угрозе, а поэтому встречаться с местными ему будет потом совсем некстати.