Текст книги "Провидение зла"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

– Эй, ты хоть слышишь, что я говорю? – потрясла ее за плечо Фламма.

– Да, конечно, – отозвалась Кама, хотя не смогла бы повторить ни одного слова из сказанного рыжеволосой подругой.

– Ну, так вот, – продолжила Фламма, – я, конечно, не буду повторять все эти важные разговоры, которые вели их величества во время трапезы, хотя и не верю во всякие там королевские секреты. Да и чего там было секретного, все это почти всем известно. На севере разбойничают свеи, на юге опять появляются какие-то степные разбойники, на западе замечены случаи белого мора, и пираты обнаглели, на востоке – тоже какая-то пакость…

Фламма продолжала говорить, Кама пыталась ее слушать, даже следила за губами, но все время отплывала куда-то, хотя и не погружалась в сон. Смотрела на Фламму, а видела, к примеру, Игниса с задорной улыбкой. Или Рубидуса с жестким взглядом, в глубине которого, как ей казалось, таилось что-то настоящее, не видимое никому, кроме нее. Или Телу с только теперь понятной болью в глазах. А ведь она имела глупость обсуждать с Телой, какая из принцесс сгодилась бы Игнису в жены. А вот Фламма уж точно сгодилась бы. О чем она говорит?

– …все эти пророчества были ложными. Их специально распускали, чтобы пригласить самый страшный слух, что в этом году камни вернутся окончательно и найдут свое пристанище в шести королевских домах – в Тиморе, Ардуусе, Лаписе, Фиденте, Утисе и Хоноре.

– И как же они явятся? – спросила Кама. – Повиснут у кого-нибудь на шее? Или их принесет посыльный?

– Не знаю, – пожала плечами Фламма. – Они обсуждали это как то, о чем им уже известно. Я, конечно, слышала кое-что, но насколько это правда… Эти камни словно и не камни вовсе. Они – как тавро, которое ложится на тебя изнутри. Как… невидимая метка. Или капля поганой крови, которая падает на кого-то, и он становится другим. Ну, получает что-то и что-то теряет. Превращается в такого… ну как будто полудемона, что ли. В мурса! И рано или поздно начинает служить Лучезарному. Или тому, кто его заменяет.

– А его кто-то заменяет? – удивилась Кама.

– Ну, кто-то ведь собрал шесть камней из семи? – выпятила губу Фламма. – Я слышала, что даже Сухота случилась из-за того, что страшному колдуну не хватило одного камня тысячу лет назад. А могла бы вся Анкида стать такой Сухотой! А что, если теперь он собрал все семь?

– Если Сухота случилась из-за шести камней, тогда нам хватит и одного камешка, – пробормотала Кама. – Что значит вот это – Тимор, Ардуус, Лапис, Фидента, Утис и Хонор?

– То и значит, – щелкнула пальцами Фламма. – В каждом из этих домов кто-то может обратиться в такого демона. И этот кто-то принесет неисчислимые страдания и своему народу, и другим.

– Почему? – спросила Кама.

– Как это почему? – вмешалась Лава. – Потому что страдания – это пища Лучезарного. Ну, или того, кто его заменяет.

– Понятно, – кивнула Кама. – Опять о том же. Лучезарного кто-то заменяет. Неизвестно кто.

Ей отчего-то безумно захотелось спать.

– Ничего тебе не понятно, – надула губы Фламма. – Я ведь о том и пытаюсь рассказать! Камни и в самом деле должны уже проявиться, только все изменилось. Они необязательно упадут на эти шесть королевских домов. Кто-то испортил заклинание. Сам Софус с отрядом ходил на место ворожбы в мертвый город Алу и заметил это. Теперь никто не знает, на кого упадут камни. Может, все-таки зацепят и королевства, а может, улетят на край света, куда-нибудь в Данаю, или в Кему, или в Руфу, или еще дальше. Хотя одно предположение есть.

– Какое? – расширила глаза Лава.

– Разбойник по имени Джофал, по кличке Веселый Свей, – отчеканила Фламма. – Он сейчас командует огромным войском. Обычный свейский главарь не мог объединить столько разбойников!

– Подожди, – поморщилась Кама. – Если камни должны появиться только сейчас, откуда у этого Джофала войско? Оно же не выросло, как грибы после дождя в сыром лесу?

– В том-то и дело! – зашептала Фламма. – Камни явились через тысячу лет после начала Сухоты! Отметились! Шестнадцать лет назад! Их хозяин перенаправил камни сюда. И они теперь вынырнули окончательно, но эти шестнадцать лет уже были пропитаны ядом! Кому надо – тот подготовился!

– Даже если не понимал, к чему готовится? – поинтересовалась Лава.

– Да какая разница? – раздраженно замахала руками Фламма. – Скоро будет война! У Джофала двести тысяч войска! Часть их осадила Иевус, который не брал еще ни один враг! Кто он, по-вашему, как не отмеченный камнем?

– И что? – не поняла Кама. – Свеи сотни раз пытались взять Иевус.

– Они уже взяли его! – едва не подпрыгнула Фламма. – Гонец пришел прямо на совет!

– И это все? – удивилась Кама.

– Мало? – в свою очередь, удивилась Фламма. – А если война? Ты хочешь войны? Я не хочу! В первую очередь война затронет тех, кто на севере – Тимор и Обстинар. Брат моей мамы – король Обстинара! А сестра – королева Тимора! А вдруг они погибнут? Если уж кто и может рассказать мне о моем настоящем отце, то только тетушка Армилла! Она хоть и младше моей матери на три года, но всегда была главной забиякой и заводилой всех их шалостей. Она должна знать!

– Подожди, – с трудом прожевала кусок мяса и плеснула себе еще вина Лава. – Так что же получается? Камни Митуту атерским королевствам уже не страшны? Или уже не так страшны?

– Страшны, – вздохнула Фламма. – Софус сказал, что ничего нельзя исключать. Его специально позвали. Камни ищут того, кто будет кормить их кровью. Того, кто будет поить их доблестью. И таких людей среди королевских семей предостаточно. Об этой опасности… – она произнесла с ощутимой запинкой, – король Ардууса и говорил.

– И кто же в этой опасности? – сдвинула брови Кама.

– Кто-то, кто отличается от других, – прошептала Фламма. – В ком течет древняя кровь кого-то из героев. Или кого-то из демонов! Или еще что-то, что делает его особенным! Камни сами выбирают того, кто может совершить как можно больше гадостей!

– Тогда они должны попасть на Рубидуса! – скривилась Лава. – Или на Пустулу.

– Нет! – повысила голос Кама.

– Или на… – продолжила Лава.

– На Игниса, – прошептала Фламма и посмотрела на Каму. – Лава тут клялась, что Игнис никогда бы не ударил соперника в спину! Как еще можно объяснить произошедшее с ним?

– Никак, – так же тихо ответила Кама.

Сон куда-то ушел. Есть больше не хотелось. Надо было готовиться к выходу на арену. Сосредоточиться, забыть обо всем.

– Это еще не все, – медленно, чужим голосом проговорила Фламма. – Есть сведения, что их будут убивать.

– Кого? – не поняла Кама.

– Того, на ком камни, – ответила Фламма. – Есть какой-то тайный орден, который укрывается где-то в Светлой Пустоши, он-то и должен разыскивать и убивать всех, кого выбрали камни. Шестнадцать лет назад воины этого ордена перебили посыльных магических орденов у Змеиной башни, откуда началась Сухота! И теперь приходит очередь камненосцев! Будто бы раньше этот орден собирался вырезать королевские семейства всех шести королевств! Ждали только срока, потому что многие сочли срок на этот год. Поэтому король Ардуус и отправил в Алу Софуса. Именно ему удалось выяснить, что заклинание нарушено и шесть королевских семей больше не являются его целью, о чем были оповещены все магические ордена! Впрочем, кто бы поверил Софусу, с ним ходила Великий Мастер Ордена Воды – Никс Праина. Правда, и она тоже не исключила, что часть камней может все-таки оказаться в каких-то королевских семействах. Но убивать будут все равно. Кто-то считает, что носители камней должны быть мертвы. Правда, выходит, что их сначала нужно распознать, а потом убивать. Иначе убивать придется всех.

– Зачем? – спросила Лава.

– Не знаю, – скорчила гримасу Фламма. – Софус сказал, что, вероятно, только так можно узнать или отыскать того, кто призвал камни. Хотя я не уверена. Может быть, кто-то хочет забрать камни себе?

– Как можно забрать… каплю поганой крови? – не поняла Кама.

– Вместе с жизнью? – предположила Фламма.

– Так Игниса нужно охранять? – поняла Лава.

– Еще ничего не ясно, – нахмурилась Кама, подтягивая к себе мешок с доспехом. – Может быть, он просто выпил что-то не то и никакого камня у него нет? Мне еще неясно, что это за орден такой?

– Не магический! – прошептала, почти просвистела Фламма. – Иногда в орден собираются не только маги, но и убийцы!

– А ведь кто-то пытался что-то выжечь из Игниса! – вытаращила глаза Лава. – Моя мать приводила к нему Софуса. Ты ведь не забыла об этом?

– Не забыла, – сказала Кама и с трудом удержалась, чтобы не коснуться слабой отметины на груди. – Но Софус ничего не сказал. Если бы он разглядел в Игнисе камень, он бы сказал об этом? Ладно. Хватит болтать. Мне пора.

– Все-таки будешь биться? – спросила Фламма.

– Буду, – кивнула Кама. – Нельзя останавливаться. Ты проведешь меня в ратушу?

– Да, – вздохнула Фламма. – Мы пойдем с тобой. И одну корзину, пожалуй, прихватим. Я хочу есть.

– Спасибо тебе, – склонила голову Кама. – Ты настоящая принцесса, кто бы ни оказался твоим отцом.

– Главное, чтобы он был, – тепло улыбнулась Фламма и вдруг снова сделалась тревожной. – Совсем забыла, с этими разговорами про убийство королевских семей голова совсем перестала соображать. Твой Сор Сойга что-то выяснил насчет слежки за нами?

– Почти ничего, – вздохнула Кама. – Стражники Ардууса следят за каждым из вельможных гостей города. Свеев смотреть за нами направила не Пустула, а Тела.

– Не зря король Тотус полагается на нее, – подняла брови Лава.

– Здоровяка наняла какая-то женщина, – продолжила Кама. – Судя по всему, колдунья. Он должен был запоминать, с кем я разговариваю. Но Сор Сойга тут узнал не так уж много. Через минуту тот здоровяк уже не помнил, кто его нанял. А потом и вовсе обратился в дурачка.

– Притворился? – не поняла Фламма.

– Сошел с ума, – отрезала Кама. – По-настоящему. Окончательно. Вентер водил его к вашему Софусу, можешь поинтересоваться. Здоровенный атер, нанимающийся в соглядатаи за неверными мужьями или женами, в минуту превратился в ребенка. Он ничего не помнит и не знает о себе! Тридцать лет его жизни выскоблены, как старый пергамент под ножом писца!

– Но ведь это запрещенная магия! – воскликнула Фламма. – К тому же – очень сложная!

– А молния, которая ударила в Игниса на пути в Ардуус, разве была простой магией? – спросила Кама.

– Но ведь следили не за Игнисом, а за тобой? – удивилась Фламма. – Зачем?

– Коротышка исчез, – пожала плечами Кама. – Едва почувствовал, что замечен, растворился. Сбросил и балахон, и колпак. И Сору Сойга показалось, что это – женщина. Кстати, его это серьезно насторожило.

– Разве женщинам разрешено служить соглядатаями? – не поняла Лава.

– Участвовать в турнирах по фехтованию им тоже запрещено, – хмыкнула Фламма. – А последний след? Тот, что едва прощупывался? Твой Сор владеет магией?

– Не слишком хорошо, – призналась Кама. – Но он нашел кого-то, кто попытался отследить нити. Так вот, они ведут в Светлую Пустошь.

– Энки всемилостивейший! – прижала пальцы к губам Лава.

– Не трясись раньше времени, – усмехнулась Кама. – Обычный трюк магической слежки. Это – как на охоте. Надо заходить против солнца, чтобы зверь тебя не увидел. Против ветра, чтобы не услышал. Светлая Пустошь затмевает любую магическую слежку. Безопасно.

– Мне все равно страшно, – понизила голос Фламма.

– И мне, – призналась Кама и еще раз окинула взглядом бесчисленные свитки и снадобья. – Зачем тебе все это, Фламма?

Фламма вздохнула и смешно сморщила нос, собрав веснушки в пучок.

– Чтобы быть кем-то, когда я стану никем.

Глава 7
Сон

Это все было не с ним. Не с ним и очень давно. Или вовсе не было. Приснился дурной сон. В этом сне внутрь его тела пробралась какая-то мерзость и, свернувшись змеиным клубком, обвила сердце. А когда в змею ударила молния, она вовсе заползла внутрь сердца и стала пульсировать вместе с ним. Гнать по сосудам кровь и еще что-то пьянящее и дающее силу. Много силы. Так много, что она начинала закипать в жилах и рваться наружу. Так много, что дождь, упавший на плечи, обративший войлочный круг в холодную лужу, должен был закипать, касаясь его тела. Так много, что все его противники казались соломенными чучелами, игрушками, предназначенными лишь для того, чтобы он, наполненный силой, забавлялся с ними. И он забавлялся. Как ребенок. И когда одна из игрушек вдруг проявила норов, он обиделся. Как ребенок. Да, чернота забурлила в его сердце. Отвратительная муть поднялась к самым глазам и ушам, но обиделся он, как ребенок. Перестал видеть и слышать, как принц Лаписа, и остался маленьким Игнисом, игрушка которого то ли отдавила ему палец, то ли оцарапала ладонь. Что делает ребенок с такой игрушкой? Или отбрасывает ее в угол, или топчет ногой, или ломает на части. И он, сдерживая, или уже не сдерживая, слезы ярости, которые смешивались с дождем, ударил свою игрушку в спину. И все остановилось.

Муть выплеснулась из глаз и ушей. Ноздри открылись, и холодный воздух наполнил грудь. Его игрушка, нет, не игрушка, а бастард короля Эбаббара, удивительный воин Литус Тацит, корчась от боли, вставал на ноги. Возле него оказался кто-то еще, Мурус – всплыло имя широкоплечего человека в богатом одеянии распорядителя, и Литус стал затягивать тело полосой ткани. И именно тогда до Игниса донесся крик, гул, истошный вой толпы, и он понял, что игра закончилась, и понял, что он совершил.

Потом прошло несколько лет. Наверное, все-таки несколько минут, в крайнем случае, часов. Но ему показалось, что прошло несколько лет. И все эти годы он стоял один на уже пустой арене, и продолжал идти дождь, но он уже не чувствовал его капель, а холод, который все сильнее сковывал его тело, происходил не от дождя, а его же телом и порождался. После, когда ливень встал стеной, он почувствовал прикосновение. Обернулся, поймал взглядом пустые трибуны, на которых остались несколько как будто знакомых человек, и увидел мать, младшего брата и еще кого-то в серой хламиде со строгим лицом. Они взяли его за руки и повели.

Вечерние улицы Ардууса, омытые холодным дождем, были пусты. Потоки воды сделали стены амфитеатра из белых серыми, а серые камни мостовой на Вирской площади и стены цитадели – черными. Ручьи устремлялись в сторону Торговой площади, но его повели к Храмовой, на которой высились четыре зиккурата, а потом повернули на Мытарскую улицу, которую он помнил, потому что на ней были лавки с лентами и бусами, где он покупал подарок услужливой красавице Катте. В какой-то момент Игнис обернулся и увидел, что рядом с ним не только его мать со слипшимися от дождя светлыми волосами, но и стражники Лаписа, и мастер стражи Вентер, но они все держались поодаль, а рядом была только мать. Лаус и незнакомец в хламиде куда-то пропали или они были вместе со стражниками, он так и не понял. А потом мать завела его во двор каменного дома, оставила посередине и отошла под навес. И стояла там, словно какая-нибудь кухарка, вырвавшаяся из кухни, чтобы отдышаться от хозяйских придирок и окриков.

И так прошло еще несколько лет. Или минут. Он, наверное, о чем-то думал, но о чем, вспомнить не удавалось, потому как слишком много времени прошло с тех пор. Хотя, конечно же, он думал о холоде. О тепле. О блаженстве, которое уже никогда не случится в его жизни. Вспоминал купание в морских волнах возле гавани Самсума и печалился, что вряд ли еще когда испытает нечто подобное. Что еще было в его жизни такого, что он хотел бы забрать с собой, когда полог мрака опустится над ним? Утренние разговоры с королем-дедом, запах матери, которая, кормя молоком только что родившегося Лауса, позволила Игнису поцеловать себя в щеку. Податливость и неумение преданной и дрожащей Катты, и неподатливость и умение Телы. Соленые зеленые брызги моря Тамту, и зеленые глаза Регины Нимис. И все. Все вмещалось в это. И больше ему ничего не нужно. Ни тогда, ни после. Если, конечно, будет еще какое-то после.

Потом он опять думал о холоде, о том, что его левой руке нехорошо, и, скосив взгляд, увидел в ней хлыст. Зачем-то в его руке оказался хлыст. И он держал его не за рукоять, а за навершие, из которого змеилось кожаное охвостие. И, наверное, было что-то правильное в том, что он так держал хлыст, и если кто-то возьмет плеть из его руки, то он сумеет разбудить его одним ударом или несколькими ударами, но главное – выдернет его из этого холодного омута, куда его закручивает и закручивает уже год за годом или минута за минутой.

Потом стало темно.

Потом двери дома открылись, и из них вышли двое, один из них с факелом. Второй как будто знакомый. Кажется, это была его сломанная игрушка. Человек, прихрамывая, подошел к Игнису, взял из его руки хлыст и отбросил в сторону. Потом обнял его и стоял так. Долго стоял. Пока дождь не смочил и его одежду. А затем рядом с Игнисом вновь оказалась мать и незнакомец в хламиде, а после все смешалось, и уже утром, когда он открыл глаза и увидел, что лежит на привычном ложе, рыдания охватили его. Страшные рыдания, потому что ни слез, ни дыхания у него не было, но рыдания были, и они рвали его на части. И тогда в комнату вошел незнакомец, или он уже был в комнате. Он взял Игниса за руки и как будто открыл плотину. И сразу появились и слезы, и дыхание, и накатил такой ужас, что Игнис полетел в глубокую пропасть.

Пробуждение было ужасным.

Человек сидел рядом и держал его за руку. У него были мягкие и одновременно как будто стальные пальцы. Игнис выдернул руку. Незнакомец улыбнулся и назвал свое имя:

– Меня зовут Алиус Алитер. Я, конечно, никакой не маг, а обычный угодник. Ну, то есть угождаю. Не сильным или богатым, а просто людям. Могу подлечить, справиться с нечистью, если ее не слишком много, да и разбойников отваживаю порой. Опять же, сообразуясь с их количеством. Но твоя мать отчего-то решила, что мои невинные магические шалости достойны называться магией, и наняла меня. Почти наняла. Твой отец заглядывал, когда ты спал, но пока так и не принял решение. В отношении меня.

– А в отношении меня? – выдавил из груди бессмысленные слова Игнис.

– Увидим, – пожал плечами Алиус.

– Ты говоришь, что не угождаешь сильным и богатым? – прошептал Игнис. – А мой отец и силен, и богат.

– Для меня нет, – усмехнулся Алиус. – Нет, он, конечно, далеко не беден, да и доблести ему не занимать, и силы в нем предостаточно, но я не о той силе и не о том богатстве говорю. А о тех, которые заставляют служить себе именно как силе и богатству. Нет, я готов угождать просто людям. Сегодня моя помощь требуется Игнису Тотуму, его отцу, его матери и их близким.

– И чем же ты можешь помочь королевскому семейству? – повысил срывающийся голос Игнис.

– Просто семейству, – негромко ответил Алиус. – Мало чем. Быть рядом. Помогать видеть то, что нужно видеть. Слышать то, что нужно слышать. Называть по имени то, что должно быть названо по имени.

– Ну, так назови! – скрипнул зубами Игнис. – Назови то, что произошло со мной!

– Ты хочешь услышать, что все совершенное совершено не тобой? – спросил Алиус. – Нет. Все, что сделано, сделал ты. Не хмель бесчинствует, а пьяница. Да, есть магия, которая обращает человека в куклу. Но это не твой случай.

– А мой случай… – начал говорить Игнис.

– Думаю, что страшнее, – ответил ему Алиус. – Много страшнее.

– Ты не хочешь сейчас говорить об этом? – понял Игнис.

– Не хочу, – кивнул Алиус.

– Я… не болен? – вымолвил Игнис.

– Я бы не стал называть это болезнью, – пожал плечами Алиус. – Но теперь ты – не только ты. Или, что было бы точнее, ты изменился. И все-таки говорить об этом мы будем чуть позже.

– Ладно. – Игнис закрыл глаза.

Сейчас ему казалось, что он опять летит в пропасть. Всюду, куда он мог обратить взгляд, куда он мог бы протянуть руку, всюду была пропасть.

– Запомни, – послышался голос Алиуса, – все, кто тебя любит, любят по-прежнему. Просто всем им сейчас так же больно, как тебе.

– И что же мне делать? – спросил Игнис.

– Начинать все сначала, – ответил Алиус. – И слушать свою мать. Она самый мудрый человек из тех, кто рядом с тобой. И может быть, самый сильный. И готовься, ближайшие дни будут очень тяжелы. Хотя самое тяжелое у тебя уже за спиной. Надеюсь на это. И благодари Энки, что он поставил на твоем пути этого парня из Эбаббара. Если это не везение, тогда я не знаю, что такое везение.

«Если это не везение, тогда я не знаю, что такое везение», – повторил про себя эти слова Игнис и повторял их еще несколько раз, когда Алиус вышел из его комнаты и вместо него явилась королева, слуги, а затем началось действо, в котором он сам себе казался лишним и с удовольствием бы уснул, только чтобы не видеть, и не слышать, и не чувствовать происходящего.

В комнате появились несколько масляных ламп, затем чаны с горячей водой. Игниса потянули за руки, раздели, затем поставили в корыто и тщательно омыли все тело. Перед принцем мелькали слуги, служанки, ему казалось, что несколько раз он видел напряженное, со стиснутыми губами лицо Катты, потом лицо матери, но все это словно происходило не с ним. Его коротко постригли, потом побрили, удалили все волосы на теле, включая брови, и даже опалили ресницы, бросив перед лицом на жаровню какой-то горючий порошок, снова вымыли, подстригли ногти и, наконец, натянули на него чистую рубаху и оставили одного.

– Если это не везение, тогда я не знаю, что такое везение, – пробормотал Игнис.

И почти сразу заскрипела дверь, и в комнате снова появилась мать. Она подошла к постели, присела напротив сына, положила руки ему на колени.

– Я в порядке, – ответил он на незаданный вопрос и не узнал собственного голоса.

– Как бы ни было плохо, ты должен быть готов, что будет еще хуже, – произнесла она негромко и добавила: – Стократ хуже. Хотя это уже не по твоей вине.

Он промолчал, рассматривая слезы, которые вот-вот должны были упасть из раскосых глаз лаэтки с примесью дакитской и этлской крови. Но не падали, таились где-то вокруг зрачков, едва давали о себе знать.

– Отец нанял Алиуса, – продолжила мать. – Не знаю, о чем они говорили с ним, но он нанял его. Выходит, что я не ошиблась. Я искала мага, а нашла того, кто будет рядом с тобой. Какое-то время. Все начинается с самого начала. Сегодня будет трудный день, а ночью мы уйдем из города. Даже поздним вечером.

– Литус? – с трудом вымолвил Игнис.

– Отбыл в Эбаббар, – кивнула Фискелла. – Здесь остался племянник короля Эбаббара, но он тоже не будет мстить. Я была у него и говорила вместе с Литусом. Все улажено. Сигнум удовлетворился… нашим позором. Хотя, скорее всего, остался равнодушен к этой истории. Литус выразил тебе сочувствие и пожелание здоровья. Выражение почтения и наши сожаления королю Эбаббара отправлены.

– Я… совершил что-то ужасное… – сказал Игнис.

– Все позади, – сглотнула Фискелла. – Это наваждение. Ты упал. Теперь нужно подняться. Ты принц Лаписа. Не забывай об этом. Но теперь мы начнем все сначала. Сейчас ты пойдешь на турнир. Посмотришь состязания в магическом умении. Потом турнир по фехтованию. Не забывай, что твоя сумасшедшая сестричка решила повторить давний поступок своей сумасбродной мамаши. И не говори мне, что ты не догадывался.

– А отец знает? – спросил Игнис.

– У меня нет от него секретов, – улыбнулась Фискелла. – Твой отец очень достойный человек, иначе я бы не стала его женой. К сожалению, этого же нельзя сказать о Рубидусе Фортитере, но есть иголки, о которые обязательно нужно уколоться.

– Я тоже укололся? – спросил Игнис.

– Ты свалился в пропасть, – ответила Фискелла. – Разбился, но, к счастью, не умер, и даже не слишком сильно покалечился. Сейчас придет Тела, поможет тебе собраться. Ты пойдешь на турнир как простой стражник. Будешь сидеть на общей трибуне. Сидеть, смотреть и слушать. Об этом будет знать только сама Тела, Пустула, я, твой отец и те, кто пойдет с тобой.

– Пустула? – нашел в себе силы удивиться Игнис.

– Да, – устало кивнула Фискелла. – Тебе придется еще многому удивляться.

– Кто пойдет со мной? – спросил Игнис.

– Увидишь, – улыбнулась Фискелла. – Но мне кажется, что с ними ты будешь в безопасности. И вот еще что. Нам всем грозит беда. Не из-за твоего поступка, он лишь приблизил ее. Помни об этом.

Игнис хотел еще о чем-то спросить мать, но она уже поднялась и вышла – легкая, красивая, сильная. Куда красивее Телы. Слишком молодая, легкая и красивая, чтобы нести на себе тяготы королевской доли, но единственная достойная их нести.

Затем пришла Тела, с ней была Катта. Служанка шмыгала носом, но, оставив стопку одежды, почти сразу ушла. Тела не произнесла ни слова. Осмотрела Игниса так, словно осматривала сшитое ею платье, провела ладонью по гладко выбритой голове, хмыкнула и потянула вверх рубаху. И он, который с детства никому не позволял одевать и раздевать себя, находясь уже почти в полном сознании, покорно поднял руки, а потом стоял и подчинялся.

Через несколько минут он оказался одет подобно обычному лаписскому воину, разве только между нижней рубахой и котто ему пришлось принять на себя тяжесть двойной кольчуги – удивительно тонкой, выполненной из лучшей стали, и все-таки тяжелой.

«Королевская», – понял Игнис и так же покорно принял на шею, запястья, пояс, лодыжки многочисленные амулеты. Порты из тонкой телячьей кожи, такие же сапоги и грубый суконный гарнаш завершили туалет.

– Пройди, – бросила Тела, и это было единственное слово, которое она произнесла, перед тем как покинуть его.

После нее явилась Пустула. Громогласная скандалистка вошла в комнату без единого слова, и Игнис, рассматривая ее, внезапно увидел то, что когда-то могло очаровать его дядюшку. Вот так, с закрытым ртом, беззвучно, без змеиных морщинок в уголках глаз и складок у носа, сестра короля Утиса была не просто красива, а очень красива. Вряд ли кто-то во всем Лаписе мог сравниться с нею красотой, кроме Фискеллы и Камы. Правда, с Камой не мог сравниться никто, даже во всей Анкиде. Разве только Регина. Но принцесса Раппу была совсем другой, совсем. Хорошо, что она ушла до конца турнира. Она, конечно, знает. Но хорошо, что она ушла до конца турнира. Хорошо, что она не видела. И плохо. Если бы она не ушла, этого, может быть, не случилось бы.

– Так, – негромко произнесла Пустула.

Она поставила принесенную с собой корзинку на стол, подошла к Игнису, взяла его за подбородок и долго смотрела, чуть поворачивая его голову вправо и влево. Затем хмыкнула, решительно потянула его в сторону, посадила на столик, открыла принесенную корзинку и тут же начала втирать в его лицо какие-то мази, постукивать по скулам гусиным пером, пропитанным удушливым порошком, колоть щеки колючими плодами каштана. Размяв неожиданно крепкими пальцами его лицо, она зачерпнула из кожаного кисета какой-то состав и растерла его по всей голове Игниса. Только после этого Пустула позволила себе улыбнуться и, пожалуй, впервые за все ее годы в Лаписе сказала что-то Игнису с глазу на глаз:

– И заметь, никакой магии. Некоторые на этом зарабатывают приличную монету, правда, смазывают не лицо, но с нелицом у тебя, как мне кажется, все должно быть в порядке. Тем более что это, – она тщательно вытерла ладони тряпицей и ткнула пальцем в собственный подбородок, – не нуждается в ухищрениях и действует не хуже всяких там настоек. И, если ты успел заметить, ничем не уступает достоинствам Телы и уж тем более Катты. Вот. На неделю хватит, а уж там как-нибудь.

Отвратительная Пустула Тотум скривила губы в усмешке, сунула в руки Игнису бронзовое зеркало и гордо удалилась. Из зеркала на Игниса смотрело чужое лицо. Гладко выбритая кожа черепа пожелтела и как будто покрылась застарелой коростой. Щеки обрюзгли и сползли вниз, оттягивая за собой веки. Лоб избороздили морщины. Даже уши свидетельствовали о том, что их обладателю уж никак не меньше полусотни лет.

– Меч не бери с собой, только нож, – сказал, войдя в комнату, Алиус. – С мечом на трибуны не пускают. Да не забудь вот этот войлочный валик, подкладку для задницы простолюдины вроде нас носят с собой. И колпак надень, а то прохожие шарахаться будут, будто от прокаженного. Пустула слегка перестаралась. Похоже, у нее к тебе счеты. Ну, ничего, так даже лучше. Только ссутулься хоть немного, с такими лицами так ровно себя держат только на распятии в инквизиторской.

– Так ведь нет теперь инквизиции? – не понял Игнис.

– Сегодня нет, завтра будет, – помрачнел Алиус. – Увидим. На знакомых не заглядывайся. На приветствия не отвечай, кто бы ни распахнул тебе объятия. Хотя на объятия с такой рожей я бы не рассчитывал. С нами идут Вентер и Сор Сойга. Считай, что они сами по себе. Понял?

– Зачем я там? – прошептал Игнис.

– Ты уже свои фокусы выкинул, а твоя сестричка еще нет, – пожал плечами Алиус. – Посмотрим, на что она способна. Только сначала выпей из этого кувшинчика. Не сомневайся, самое лучше вино. Дакитское. Даже араманское уступает ему. Как раз теперь мы с тобой должны быть чуть навеселе. Не волнуйся, я свою половину уже отпил. И не пожалел об этом!

Они прошли через привратницкую в соседнее здание, бросили монетку стражнику, миновали еще пару коридоров и оказались в пекарне, где Алиусу пришлось расстаться еще с одной монеткой. Зато уже тут им удалось сразу смешаться с толпой. Игнису казалось, что его лицо облеплено сырым, но уже подсыхающим тестом, и он с усилием останавливал руки, которым хотелось размять скулы и почесать подбородок и уши. Северная улица была заполнена народом, который двигался в сторону амфитеатра. Игнис то и дело слышал свое имя, иногда, как ему казалось, в толпе мелькали знакомые лица, но никто из них не остановил взгляда на странно широкоплечем, но явно немолодом воине. Зато всякая девушка или молодая женщина, что оглядывались в толпе с любопытством, не могли сдержать гримасу отвращения, наткнувшись взглядом на лицо Игниса.

– Все-таки перестаралась не слегка, – покачал головой Алиус. – Ладно, зато без краски обошлись. Даже купаться можно.

«Регина, – подумал Игнис, оглядываясь. – Конечно, не узнает. И хорошо, что не узнает. Только бы увидеть ее. И даже поймать отвращение на ее лице. Хоть на мгновение».

– Не отставай! – взял его за локоть Алиус. – Вот наши ярлыки, запомни, твое имя – Вавато.

– Вавато, – послушно повторил Игнис. – Брови и ресницы отрастут?

– Лучше прежнего, – усмехнулся Алиус. – Если голова останется на плечах.

Им удалось пройти через главный вход. Через него пускали на нижние трибуны, ниже их были только места знати, но тенты, растянутые над ними, не закрывали арену, к тому же с них была видна галерея, по которой спускались вельможи, хотя именно за эти места, судя по звону монет, Алиусу пришлось раскошелиться. В толпе Игнис заметил Вентера, который вертел головой, но на обрюзгшего стражника в лаписском котто не обратил никакого внимания. Сор Сойга на глаза Игнису не попался, да и не стал он его выглядывать, потому что на арене уже шел магический турнир.