Текст книги "Провидение зла"

Автор книги: Сергей Малицкий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Кама кивнула.

– Магическое пламя не должно служить основанием для прекращения боя, – добавил Софус. – Распорядитель Мурус может счесть рану не смертельной. Ждите удара гонга.

Кама снова кивнула и через секунды уже стояла на досках арены. Как первая подошедшая к Софусу, она прошла дальше, и теперь перед ее глазами высилась ратуша, а вся публика гудела справа, слева и за ее спиной.

– Везунчик! – раздавались вопли с верхних ярусов. – Откуда ты? Кто ты? Стыдно показать лицо? Что-то ты ростом не вышел, неуклюжий! Думаешь, тебе всегда будет так везти?

Да, не последним доводом посетить турнир была возможность выкрикнуть какому-нибудь принцу с трибуны оскорбление, которое, впрочем, таковым не считалось, пока не была затронута честь его родителей, за чем следили специальные слухачи. В этом смысле безымянный воин с черным шарфом на шее был беззащитен. Но Каме было все равно. Она даже не смотрела на Пуэра, который уже встал напротив нее, расставил ноги, осветился широкой улыбкой, прежде чем опустить забрало шлема, а затем ухватил двумя руками меч. Она знала этот хват, точно так же бился на турнирах и Такитус, когда вино еще не стало его первой любовью: одна ладонь ложится на начало другой, и они меняются местами, а меч порхает вокруг бойца, и противостоять ему трудно, потому что две руки бьют сильнее одной, и меч движется быстрее, но если две руки вместе подобны одной руке, так зачем менять две руки на одну? Тем более что меч, которым управлялась Кама в Лаписе, был тяжелее турнирного меча, и она не чувствовала его тяжести ни правой, ни левой рукой, он становился частью ее тела; правда, хват на том мече был двойным. Не столь большим, как бывает у дакитского меча, но близким к нему. Ну и что, всего-то и надо не думать об этом. Руки сами знают, что делать. И ноги. «Не вздумай командовать ногами и руками, туловищем и глазами, – увещевал ее Сор Сойга. – Ты должна управлять только своим духом, все прочее оставь ветру, который будет жить в твоем теле. Копи этот ветер. Запасай его. По капле за каждый час упорных занятий. Когда накопишь на полноводную реку, на ураган, они снесут любого твоего противника».

И она копила каплю за каплей, потому и магией не могла заняться в меру своего таланта, а схватывала только самое необходимое. Запоминала наставления Окулуса, уходила на задний двор и снова копила каплю за каплей, пока на галерее не появлялся Игнис и не кричал раздраженно:

– Ну сколько можно без толку махать мечом? Ты обещала побороться со мной!

«Все, – подумала Кама. – Больше я не везунчик. Река не река, а ручеек должен был накопиться. Все».

И она закрыла глаза, уже не всматриваясь в Пуэра, который начал подпрыгивать на месте еще до удара гонга и выделывать воздушные веера мечом справа и слева от себя тоже еще до удара гонга. Она ждала начала схватки с закрытыми глазами. Пуэр был бы хорош на поле боя против плохо обученных ополченцев, но даже те могли бы остановить его ударом копья. Копья у Камы не было, но ветер в ее тело Сор Сойга поселить сумел.

– С богом! – рявкнул в накатившей тишине Мурус и ударил молотком по диску.

И все началось…

Когда Кама впервые приехала в Ардуус, ей было лет пять. Как раз тогда их с Лавой отправили в застеленную коврами комнату, где под присмотром служанок бегало с десяток крох, и черноглазая Аментия Адорири в том числе. Кама, Лава и Аментия забились в угол, забрались с ногами на мягкую скамью и с ужасом смотрели на прочих королевских отпрысков, которые с визгом носились по залу, расшвыривая игрушки, стулья и чучела зверей, расставленные по углам. Аментия с одобрением посмотрела на Лаву и Каму, которые были младше ее на год, потом с неодобрением на малолетнюю орду и сказала пять фраз, всякий раз загибая на руке пальчики.

– Я люблю Утис, – это был первый пальчик.

– Я не люблю Ардуус, – второй пальчик.

– Больше не приеду сюда, – третий пальчик.

– Не нужно бояться, – был приготовлен к загибу четвертый пальчик. – Когда страшно, тебе кажется, что ты маленькая. И что ты сидишь в уголке. Как мы сейчас. А ты представь, что ты большая. И ты не в уголке, а в центре. На горке. Или на стульчике, но выше всех. И большая.

Кама тогда оглянулась, хотела возразить, что можно, конечно, представить, что ты большая, хотя ты маленькая, но представить, сидя в уголке, что ты на горке, да еще и в центре, совершенно невозможно, но четвертый пальчик уже загнулся.

– Вот так, – подвела итог рассуждениям Аментия, загнув пятый пальчик.

– Вот так, – шагнула вперед огромная Кама, перенеся на шаг центр всего города, всей Анкиды и, может быть, всей Ки, который удачным образом совпадал сегодня с нею. И впустила в себя ветер.

Она даже не поняла, шла ли навстречу Пуэру или оставалась на месте. Только, кажется, пританцовывала, как Вервекс, но не потому, что ей нужно было избавиться от страха, нет, просто ветер закручивался в ее теле смерчем. Скорость, которая могла бы снести с ног любого, стягивалась узлом вихря. И когда Пуэр, сверкая мечом, приблизился достаточно, чтобы смять противника, Кама сама стала ветром. Переступила с ноги на ногу с поворотом и снова оперлась о ту же ногу. Не наклоняясь, проскользнула под мечом Пуэра, обернулась вихрем и чиркнула по прикрытой доспехом печени принца Бабу своим мечом, который вдруг почему-то оказался в обратном хвате и следовал за нею подобно хвосту.

Она еще продолжала движение, когда услышала треск магического пламени, удивленный вскрик Пуэра и только потом увидела, что лиловые языки софусского наговора лижут кольчугу противника. Гонг Муруса возвестил, что победа в поединке осталась за нею. И Кама, кланяясь ревущей публике и не столь расстроенному, сколь обескураженному Пуэру, не отпустила ветер. Она уснула вместе с ним. Замерла. Застыла на вздохе. И опустившись на скамью, на которой уже сидел победитель первой схватки, не видела ни его, ни следующие поединки, потому что все это не имело значения, и даже Рубидус, который был где-то рядом, на самом деле оставался бесконечно далек от нее. И она застыла в этом полувздохе до того мгновения, когда вновь было выкрикнуто – «Черный!», и в этом же полувздохе подошла к Софусу, который только похлопал ее по плечу, и точно так же встала спиной к публике, и даже не сразу поняла, что все-таки ее соперником стал не Сигнум Белуа, а второй сын короля Бэдгалдингира – Церритус Ренисус, которого она ни разу не видела в деле, но и это не имело никакого значения, потому что следующей схваткой будет схватка с Рубидусом. И она, которая мечтала о прикосновении его пальцев, сама должна будет прикоснуться к нему, но не пальцами, а клинком.

Церритус, конечно же, не успел понять, с кем ему придется сражаться. Безымянный везунчик изменился в секунду, для того чтобы понять что-то, следовало бы эту секунду поймать, вытянуть и рассмотреть в подробностях, чего сделать не успел никто, возможно даже никто из публики. Но как раз теперь все претенденты на главный серебряный рог Ардууса и пытались поймать эту секунду, чтобы разгадать, что же все-таки сотворил незнакомец с не самым плохим бойцом Пуэром Краниумом, если каждый из них еще подумал бы, как преодолеть стальные веера принца Бабу. Но Церритус не имел такой возможности, ему приходилось знакомиться с безымянным воином начисто, впервые. И он был осторожен. Он вспомнил все наставления мастеров фехтования, которых в Бэдгалдингире было больше, чем в любом атерском королевстве, и почти столько же, сколько в Дакките. Его противник двинулся вперед и вышел почти в центр арены, опустив меч к доскам арены. А Церритус двинулся по спирали, держа меч над головой и переставляя ноги в соответствии со строгим каноном – носок, пятка внутрь, затем другая нога, носок, пятка внутрь, легкий поворот, колени согнуты, чтобы в любой момент совершить прыжок, рывок, шаг и нанести удар – быстрый и разящий. Он держал дистанцию в пять шагов, которую невозможно преодолеть без прыжка, без усилия, без толчка, и если не чувствовал себя в безопасности, то уж во всяком случае был готов распознать любую опасность и отразить ее. Но он не знал, что имеет дело с ветром, накопленным его противником по капле, и когда Церитус поравнялся с правой рукой незнакомца в черном шарфе, когда ему осталось два или три шага, чтобы попробовать прощупать противника, скрестить с ним мечи и поступать дальше по обстоятельствам – отойти или постараться поразить везучего наглеца, Черный нанес удар сам.

Противник не толкался, не прыгал, не прилагал усилие. Он скользнул в сторону Церритуса выставленной ногой, но не замер в трех шагах от него, а почти лег на камень, раздвинул ноги так, как это могли сделать только площадные акробаты, поножи звякнули о доски, или это звякнул нагрудник безымянного о его же наколенник, потому что Черный вытянулся вперед и достал острием меча до живота принца Бэдгалдингира.

Вновь затрещало, заискрилось магическое пламя, которое не приносило ожоги, но обжигало, может быть, сильнее настоящего пламени, и тишина, повисшая над ареной, разорвалась истошным криком восторженной публики не сразу после удара, а когда безымянный воин, невозможный везунчик, который вдруг оказался искусным бойцом, поднялся не так, как сделал бы кто угодно, да тот же площадный акробат, а не сгибая ног, подобрал их, одновременно вставая, словно взводил самострел.

И все-таки все шло неправильно. Кама села на скамью и снова закрыла глаза. Публика ревела. Мурусу пришлось подхватить диск и, грохоча по нему молотком, сделать пару кругов по арене, пока удалось угомонить зрителей, а Кама уже не слышала ничего, рассчитывая вынырнуть из небытия, когда прозвучит ее имя или кто-то из соседей по лавке толкнет ее в плечо. Но все шло неправильно. Она стояла не на том пути. Ветер, который по-прежнему полнил ее, теперь уже казался ей ее слабостью. Еще большей слабостью, чем ее желание взглянуть в глаза Рубидуса и отыскать в них что-то еще, кроме насмешки и презрительного холода, что-то, что, без сомнения, должно иметься в его глазах. Она станет слабой и беззащитной в тот самый миг, когда против нее встанет кто-то, кто хотя бы отчасти тоже владеет искусством пустоты и ветра. Что говорил ей по этому поводу Сор Сойга? Ведь он же говорил что-то?

Кама открыла глаза и посмотрела на того, кто сидел рядом. Это был Рубидус Фортитер. Он не смотрел на нее. Его шлем сверкал серебром рядом с ним на скамье, длинные черные волосы лежали на его плечах, а взгляд был устремлен на арену, на которой происходила очередная схватка, или первая из последних трех. Рубидус все еще не принимал Черного всерьез, он следил за бойцами, с одним из которых собирался оспорить славу и главный приз турнира. Чувствуя, как ветер начинает стучать ей в виски, Кама тоже посмотрела на арену и увидела, как бьются два прекрасных воина: Фалко Верти – принц Фиденты и Адамас Валор – принц Тимора. Старшие сыновья своих отцов, не единственные, в отличие от Рубидуса, но любимые и главные претенденты на престолы славных королевств. Мечты самых красивых принцесс Анкиды. Гордость своих подданных. Надежды своих родителей.

Нет. Их обучали не дакиты. Их школа не была школой убийства, которая не признавала двух ударов там, где можно было обойтись одним. Ведь даже Сор Сойга, когда был вынужден учить не только убивать, но и фехтовать, пришел к танцам, которые увлекли его лучшую ученицу, не сразу. Он долго думал, зачем ударять десять раз, если после первого удара соперник должен упасть, истекая кровью, пока не придумал: Кама или сражалась с тысячью противников, убивая их в своем танце и своем воображении одного за другим, или сражалась с бессмертным духом – аксом или ашуром или еще каким-нибудь демоном, которого можно поразить только тысячью ударов, а не одним. Нет, Фалко и Адамас не сражались друг с другом, как сражались бы два ветра, но оба были властителями пустоты, оба наносили удары и отражали их, руководствуясь не расчетами и заученными связками приемов, а внутренним ритмом и чутьем. И Рубидус был таким же.

Две победы Каме удалось удержать, нанеся удар первой. Две чистых дакитских победы. Но что она будет делать, если первый ее удар будет отбит? А что делал Сор, когда выходил против своей ученицы? Ведь ей так ни разу и не удалось зацепить мастера, а он всякий раз оставлял ее с синяками, даже в те дни, когда у нее получалось все.

Что же он сказал ей однажды? Что же он сказал, что-то такое, что впервые ей, познавшей и ветер, и пустоту, и спокойствие в схватке, показалось глупостью? Но если эту глупость сказал тот, кого она так и не смогла победить, так может быть, это все-таки не было глупостью?

Он сказал ей – плыви.

Как это плыви, не поняла Кама.

Плыви, повторил Сор. Медленно и плавно.

В чем, спросила она его, в воде?

Нет, ответил Сор, в том, что вокруг тебя.

Зачем плыть, не могла она понять, зачем медленно и плавно?

Чтобы быть стремительным и точным, ответил наставник.

Но как плыть, допытывалась она.

Не знаю, признался Сор и добавил только одно: отдели тело от духа. Дух – плывет. Тело – летит.

Больше они об этом не говорили.

В первой схватке из трех финальных победил Адамас. На несколько сотен ударов Фалко Адамас ответил несколькими сотнями ударов и еще одним. Магический огонь пожрал наложенный Софусом невидимый панцирь, Адамас и Фалко обнялись, как братья или близкие друзья, и удар гонга возвестил о новом испытании для Камы.

– Рубидус Фортитер! – пронеслось над трибунами.

Кама не смотрела на противника. Не могла. Не смотрела, но чувствовала его взгляд, который обжигал ее даже сквозь шлем. На мгновение она вовсе закрыла глаза, потом открыла, потому что удар гонга все-таки поплыл над ареной, и Рубидус медленно поднял меч, и она сама себе вдруг сказала: «плыви», и поплыла навстречу ему, уцепившись, как за льдину, за собственное тело, которое вроде и подчинялось ей, а вроде шло само по себе. Как за льдину, за саму себя, за холод, за ледяную искру в груди, за тошноту, которая вымотала ее в последний день ардуусской дороги, за синее пятно на груди, оплавленные пуговицы и мертвую гнедую. «Плыви», – сказал Сор. «Плыви», – сказала она сама себе, чтобы секунду, которая отделяла ее от Рубидуса, превратить в минуту, оставляя секундой. Что говорила ее мать, которую учил не Сор Сойга, а неизвестный Каме дакит, который, может быть, когда-то учил и Сора Сойгу, а ведь ее мать была если и не лучшей фехтовальщицей, чем она, то уж и никак не худшей. Когда заберешься наверх, говорила она, когда покинешь простой и понятный дом и заберешься на неимоверную высоту, где видны и звезды, и вся Земля на многие тысячи лиг вокруг, строй там наверху опять же простой и понятный дом, иначе нет никакого смысла ни в чем. Когда шагнешь от простого к сложному, когда станешь умельцем и виртуозом, когда познаешь музыку Энки, которая звучит в каждом шелесте, тогда вспомни то, с чего начинал, и вложи то, чего достиг, в самое простое. И начни все сначала.

«Игнис начал все сначала, – подумала Кама. – И я начну все сначала. Прямо теперь. Пока плыву навстречу принцу Кирума. Пока вытягиваю вперед меч и переставляю ноги. Не забывая о ветре, не забывая о плавании в стальных объятиях, начну все сначала. Аккуратно отобью удар Рубидуса в сторону, чуть повернусь и переведу меч вниз, потому что он быстр, он пытается ткнуть тупым клинком турнирного меча меня в живот. В тот живот, который готов выносить для него ребенка. Покроюсь холодным потом, но я все еще ветер. Я снова встречу клинок в клинок, развернусь, отбивая следующий удар, едва не выбью меч из руки Рубидуса, по-ученически закрутив его запястье, выведу из равновесия, и когда следующий удар сына короля Кирума просвистит рядом с прорезью шлема, зацеплю кончиком меча правое предплечье противника, не выведу его из строя, нарисую на нем искрящуюся полосу. Мурус должен счесть это легкой раной, но ты, Рубидус, обозлишься и ринешься на меня, пытаясь отыскать мое слабое место. Это уже ошибка. У меня нет слабых мест, потому что я вся – слабое место. Со всею силой, быстротой и ловкостью. И предчувствием чего-то еще, потому что, отбив следующий удар принца Кирума, я не приготовилась к еще одному удару, перестала плыть, выпрыгнула из воды и ударила сама, и попала в живот. И прекрасный Рубидус согнулся, хватая ртом воздух, и треск магии возвестил, что схватка закончена, а удар гонга добавил, что в этом году победителя турнира фехтовальщиков будут звать иначе».

– Его будут звать Адамасом Валор, – прошептала Кама и в следующую секунду заскрипела зубами от боли. Униженный, но не мертвый Рубидус Фортитер швырнул меч вслед срубившему его незнакомцу и рассек едва ли не до кости незащищенную икру.

– Все отлично, – проскрипела чужим голосом через стиснутые зубы Кама, сдернула с горла черный шарф и стала перетягивать ногу. Ну что, азартный игрок, не прощающий собственных проигрышей, Рубидус Фортитер, придешь ли ты к дому, в котором ночует Кама, и будешь ли держать в руках хлыст рукоятью от себя?

Кто-то коснулся ее плеча. Кама затянула узлом намокший от крови шарф и увидела разевающего рот Муруса. С полминуты она смотрела на него с недоумением, пока не поняла, что он кричит изо всех сил, но рев трибун заглушает его.

– Как ты, Черный! – наклонился к ее шлему Мурус. – Ты можешь продолжать?

– Да, – хрипло произнесла она. – Но я останусь на арене. Пусть Софус сам подойдет ко мне, поправить магию панциря.

Адамас вышел через минуту. Кама еще пыталась крутить головой, чтобы разглядеть, куда пропал Рубидус, но вот ее взгляд наткнулся на бледного Адамаса напротив. Он держал шлем в руке. Холод, который она опустила из сердца в ногу, сковывал движения, но избавил на время от боли. Она бросила взгляд на ратушу. На скамье в ряд сидели Софус, Лава и Фламма. Эти-то куда выползли? И отчего Мурус не стучит о диск молотком? Или он уже ударил? Тогда почему не нападает Адамас?

Кама вновь посмотрела на сына короля Тимора. Тот был бледен, но меч не поднимал и смотрел под ноги Каме. Она скосила взгляд и разглядела лужу крови. «Надо же, сколько из меня вытекло», – появилась мысль, и Кама сделала сначала один шаг, затем другой. Кровяная дорожка тянулась за нею, но силы еще были. И не только на схватку, но даже и на победу. «Зачем я здесь, – вдруг обожгло ее новое знание. – Ведь я здесь только ради Рубидуса. Да, он не сдержался, ударил меня. Ударил вместе с гонгом или чуть позже, случается, не расслышал гонг. Игнис ведь тоже ударил, я же не перестану из-за этого любить своего брата? Так почему я должна перестать любить Рубидуса? Конечно, если я люблю его. Но ведь должна же я в семнадцать лет кого-то любить?»

Она сделала еще один шаг, качнулась, но подняла меч. Хорошо, что не рассечено сухожилие, но мышца почти перебита. И крови потеряно слишком много. Адамас станет победителем заслуженно.

Адамас Валор покачал головой, поклонился Черному и положил меч рукоятью в сторону противника на доски арены. Кама остановилась, в недоумении замахала рукой, требуя схватки, но в это мгновение ударил гонг. Крик едва не оглушил ее. Но когда она сняла с головы шлем, оказалось, что это был не крик, а тихий шепот.

Глава 9
Ночь

Игнис не мог поверить, что под маской неизвестного скрывается не искусный воин, а его сестра. Нет, он знал об этом, но уж больно серьезным бойцом она ему показалась. Не он ли смеялся над Камой, которая часами упражнялась на заднем дворе замка с мечом, словно должна была отправиться в дозор к Светлой Пустоши или еще куда похуже? Не он ли, ее старший брат, подшучивал над сестрой, когда она надевала порты, грубую рубаху и вставала против него в зале для борьбы? И впрямь, странным было бросать на суконные, набитые соломой тюки ту, которую следовало носить на руках. Но она снова и снова вскакивала на ноги, шипела, когда он позволял себе пожалеть ее, сама готова была вцепиться в него зубами, а когда схватка заканчивалась и он, взмыленный, с удивлением понимал, что вымотался с хрупкой девчонкой никак не меньше, чем со здоровяком Вентером, Кама подхватывала меч и вновь отправлялась на задний двор, чтобы потанцевать еще немного. И вот результат ее усердия перед его глазами.

– Очень хорошо, – сказал Алиус, когда Кама подрезала Пуэра. – Но от серьезных соперников одним танцем не убережешься.

Игнис и сам понимал, что с серьезными соперниками Каме придется нелегко, тем более что каждый из них был не промах, даже те, кто проигрывали свои схватки, показывали отличное фехтование, те же близнецы братья Валпес и Лупус Валор, не их вина, что они попали на своего же брата Адамаса Валора и на стремительного Фалко Верти, было отчего неистовствовать трибунам, но Кама… Кама не походила ни на одного из них. Ей не хватало сущей малости, тысячи, а лучше десяти тысяч поединков за спиной, чтобы сталь поселилась и в руках, и в ногах, и в голове. Чтобы тот ветер, который нес ее над ареной, превратился в стальной вихрь, способный не только лететь, но и встать непробиваемой твердью. Сор Сойга выразился бы лучше. Он всегда искал и находил нужные слова. Жаль, что Игнису они не пригодились. Жаль, что холод, проникший в его сердце, только на сердце и подействовал. Что Сор говорил ему о борьбе, когда принц Лаписа посчитал, что достиг уже всего? Молодец, сказал Сор, а теперь забудь все, чему я тебя учил. Считай, что ты ничего не умеешь. Оставь свое умение своему телу. И начнем сначала. С самого простого. Ты удивишься, когда начнешь проходить все заново.

– Почему? – уже удивился Игнис.

– Потому что ты учился читать, – объяснил Сор. – Учился складывать руны в слова. Постигал их написание и звучание. И научился, в конце концов. И даже прочитал что-то. Но теперь пришло время вернуться к той книге, по которой ты осваивал чтение. И прочесть ее заново, чтобы постигнуть ее смысл.

– О чем ты? – так и не понял тогда ничего Игнис.

– Не о чтении, – улыбнулся Сор.

Может быть, он наконец начал что-то понимать. И Каме, которая как раз теперь на его глазах совершила еще одно чудо, сумев поразить Церритуса Ренисуса, немногим уступавшего лучшему фехтовальщику Бэдгалдингира, своему старшему брату Тутусу, следовало вернуться к первой книге, потому что пришла пора постигать смысл прочитанного.

– Успокойся, Вавато, – стиснул локоть соседа Алиус, – все идет так, как должно идти. Да, Церритус был сражен по наитию, по таланту, без ремесла, которое идет от нудной и утомительной работы. Но чего ж ты хотел? В этом и сила…. Черного. И… его слабость.

– Рубидус не прощает слабостей, – процедил Игнис. – И малейших ошибок. Он может покалечить… Черного.

– Вот и посмотрим, – отчего-то стал холодным и спокойным Алиус.

Игнис взглянул на своего соседа по лавке, оглянулся на ревущую толпу, упивающуюся зрелищем, – еще бы, мечами тыкали друг в друга вельможные сынки, к тому же один из них был безымянным, что оставляло простор для догадок и поднимало ставки, снова посмотрел на приставленного к нему угодника. Что заставило этого в общем-то еще молодого лаэта пойти в бродяги? Что сломало его жизнь? И сломало ли? Или он из тех бедолаг, которые считают себя счастливыми, потому что ничего не знают о счастье? А что знает о счастье он сам?

– Рубидус Фортитер и безымянный, именуемый Черным по цвету его шарфа! – провозгласил Мурус.

– Смотри! – прошептал Алиус, коснувшись плеча Игниса.

Кама вышла на арену, словно в полусне. Она двигалась медленно, почти спотыкалась, пока не заняла отведенное ей место, и продолжала вращать головой, словно пыталась понять, куда она попала, хотя Рубидус с ехидной усмешкой на губах уже стоял напротив и Мурус занес молоток над бронзовым диском.

– Смотри! – еще громче прошипел Алиус и снова сжал локоть Игниса, хотя тот и так не отрывался от арены. – Сейчас или никогда!

– Что-то не так, – выдавил через силу Игнис. – Не так, как раньше.

– Она начала все с самого начала! – восторженно прошептал Алиус. – Да поможет ей благословенный Энки!

Видно, что-то было в движениях безымянного воина, что не только насторожило, но и озадачило Рубидуса. Кама, которая только что спотыкалась, обходя арену, едва пробил гонг, изменилась. Она уже не закручивалась вихрем и даже как будто никого не собиралась удивлять. Она шла навстречу сопернику так, как молодых фехтовальщиков учат ходить в первый год. Впервые безупречно следовала указаниям Сора Сойга. Выполняла то, чего он безуспешно добивался от нее многие месяцы. И меч перед собой держала именно так, как говорил он. «Правило простого приема, – с болью подумал Игнис, вспоминая, как его нога не нашла ногу Литуса. – Выучи простой прием, доведи его до совершенства, и ты будешь выигрывать им все схватки. А потом столкнись с мастером, который эти приемы выучил чуть лучше тебя, и проиграй».

Рубидус был очень осторожен. Пожалуй, Игнис впервые видел, что принц Кирума тоже ставит ноги по-школярски. Но кое-что его все-таки отличало от соперника. Отсюда, с высокой трибуны, Игнис не мог сказать этого наверняка, но ему казалось, что каждый жест, каждое движение Рубидуса излучают ненависть. А наставник Сор учил своих подопечных спокойствию. Интересно, что бы он ответил на вопрос о ненависти Рубидуса? Ведь победителем в прошлые годы как раз становился принц Кирума, а не ученики Сора. А испытывал ли ненависть к Литусу Игнис? Что кипело у него внутри, когда он вскочил на ноги и ударил в спину удачливого соперника? Ненависть? Нет. Если только к самому себе. Или к собственной неудаче. Ну что же ты, Кама? Держись!

Все-таки кое-чего она добилась первыми двумя схватками. Принц Кирума не попытался ее растоптать. Но напасть он должен был первым. Он всегда нападал первым. Вот он сделал выпад, вытянулся над согнутой правой ногой. Кама отбила его удар в сторону, но Рубидус не просто дважды получал серебряный ардуусский рог. Его удар, чуть сбитый в сторону, продолжился, тупой клинок двигался к животу Камы, но и ее защита не ограничилась одним скрещением оружия, она развернулась, уходя от удара, и отбила клинок Рубидуса теперь вниз.

«Я могу это видеть! – вдруг понял Игнис. – То, что происходит в доли секунды, то, что словно отсвет солнца на осыпающемся разбитом стекле, я вижу так, словно наблюдаю за тенями рыб в лаписском пруду!»

Рубидус сделал еще один выпад, и Кама снова развернулась, встретила его следующий удар на клинок, перевела касание к гарде, закрутила защиту, едва не выбила меч из руки противника, но уже в следующую долю секунды отстранилась назад, потому что тупой клинок едва не вспорол ее лицо по прорези в шлеме. Сердце замерло бы в груди Игниса, если бы все это не уместилось между ударами сердца, и то, как, спасая глаза, Кама отшатнулась, и то, как, делая шаг назад, все-таки чиркнула мечом по левому плечу принца Кирума. Затрещала искрящаяся полоса, но что Рубидусу выдуманная рана на левой руке, у него меч был в правой, хотя и Кама не вздрогнула бы и от такой отметины, и от любой другой, она-то танцевала с мечом в любой руке, но отметина была не только на плече, Черный противник зацепил самолюбие принца. Теперь Рубидус должен был разорвать наглеца, уничтожить, унизить. И он ринулся на соперника, который был ниже его почти на голову. Удар, который нанес принц Кирума, должен был не только выбить подставленный под него меч, он должен был снести с арены соперника вместе с мечом, но Черный устоял. Он не сдвинулся с места. Он принял удар на клинок. Он не отстранился ни на шаг. Меч Рубидуса словно наткнулся на скалу, а затем эта скала сверкнула и ударила его в живот. Без взмаха. И принц Кирума согнулся, лишившись дыхания, погрузился в сверкание магического панциря, упал за спиной развернувшегося противника и после удара гонга швырнул в него уже ненужный тупой меч.

Игнис, Алиус, весь амфитиатр поднялся на ноги.

Кама вздрогнула, припала на одну ногу, икра которой была разорвана. Мурус бросился к победителю поединка. Рубидус встал на ноги и, не кланяясь, пошел прочь. Кама стянула с шеи черный шарф, медленно, слишком медленно для человека, который все еще может сражаться, стала затягивать рану.

– Стоять! – снова поймал за локоть Игниса Алиус и силой усадил его на место. – Это пока что не твоя война!

Амфитеатр ревел. Кама затянула ногу, которая не была прикрыта поножем сзади. Шагнула вперед, прихрамывая. Оглянулась. За нею тянулась полоса крови. Мурус, который отбегал к Софусу, снова побежал к Каме, затем Софус подошел к пострадавшему претенденту, быстрыми жестами проверил колдовство, поплелся прочь с арены. Кама медленно, стараясь не хромать, но очень медленно пошла на край арены. Развернулась, встала спиной к рядам.

– О тебе забыли, – почти прокричал, повернувшись к Игнису, Алиус.

– Я никогда не забуду о себе! – крикнул в ответ Игнис и добавил: – И об этом тоже!

Со скамьи, на которой Игнис с удивлением узнал не только Софуса, но и Лаву и Фламму, словно вынырнувших из-под арены, поднялся Адамас. Он встал напротив соперника, но не поднимал меч и не надевал шлема. И Мурус не стучал молотком о бронзовый диск.

– Кровь! – прошипел сквозь стиснутые зубы Игнис. – Она не остановила кровь!

Кама посмотрела на противника, на Муруса, сделала один шаг вперед, другой, подняла перед собой меч. Кровяная дорожка оставалась за нею. И тогда Адамас Валор покачал головой, поклонился сопернику и положил меч на доски рукоятью в сторону Камы. Та замахала рукой, но Мурус как будто даже с облегчением ударил в гонг. И тогда, обернувшись к ревущей толпе, Кама сняла шлем, и Игнису пришлось заткнуть уши. Лава и Фламма бросились к принцессе Лаписа.

– Уходим, – дернул его за руку Алиус.

…Вирская площадь еще не начала погружаться в темноту, но тени стали резче, и сам сумрак уже таился под стенами цитадели, готовился захватить город. Торговцы пивом, вином и квачем раскатывали бочки по площади, пирожники шлепали на горячие противни первые пироги, фокусники снаряжали шесты с шутихами, – Ардуус намеревался окунуться в карнавальную ночь. Игнис хотел повернуть к ратуше, но Алиус уже в который раз придержал его и направил в сторону Храмовой площади. Над амфитеатром стоял гул.

– Куда мы? – спросил Игнис в тени крайнего зиккурата. – А Кама? Она ранена!

– Оставь сестру заботам ее наставника, – ответил Алиус. – Твоя мать сказала, что он справится.

– С чем справится? – скрипнул зубами Игнис.

– Тайно вывезет из города, – ответил Алиус.

– Тайно? – остановился Игнис. – Зачем? Зачем все это? И к чему такая спешка? Сегодня карнавал. Завтра еще день ярмарки. Королевские семейства будут разъезжаться только послезавтра!

– Через час твой отец, мать и почти вся свита покидают Ардуус через южные ворота, – ответил Алиус. – Камой будет наряжена служанка Катта. Прости, принц, но ей пришлось тоже постричь волосы. Она уже в ратуше, там ее встречает мастер стражи Долиум. Тобой наряжен мальчишка-стражник. Кажется, его имя Ассулум? Он щупловат против тебя, но в сумраке сойдет.