Текст книги "Полдень XXI век, 2012 № 10"

Автор книги: Сергей Малицкий

Соавторы: Антон Первушин,Сергей Фомичев,Максим Тихомиров,Борис Богданов,Александр Етоев,Самуил Лурье,Виталий Мацарский,Мария Познякова
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Что это там Инка говорит? Причем тут Сталин? Да какая мне разница теперь. Хватит ее слушать. Я встал.

– Поцелуй меня, – вдруг сказала она. – Хоть раз поцелуй.

Я отстранился и молча вышел.

5. Стас. Женева. 1987 год, август

5. 1.Шеф смотрел не на меня, а в пивной бокал, и это помогло мне собраться с мыслями. Хотя и не сразу, события сегодня опережали мою сообразительность.

– Что это за Роза, – наконец спросил я.

– Этот американ паршивый. Как она могла?

До меня начинало доходить. Светка, его дочь, моя несостоявшаяся невеста, сбежала к Джо Роузу, которого я сегодня видел в ВОЗе.

– Я сам велел ей с ним поплотнее общаться, – сказал Шеф. – У нас на него особые виды.

«Ну и тип, – подумал я. – Подсунуть собственную дочь в виде подстилки для компромата».

– Ага, – подтвердил Шеф, в очередной раз читая мои примитивные мысли. – Только не совсем так. Он давно на нас работает, но в последнее время стал вилять, и я решил, что пока Светка здесь, она с ним поболтает, пощупает, чем он дышит, каким кислородом.

– А что, Светка тоже… – начал было я, но Шеф меня прервал:

– Нет, она чистая. Не разводить же семейственность в конторе, хотя ради тебя я бы сделал исключение, но ты увильнул. Неважно. Я просто подумал, что ей все равно здесь делать нечего, пусть развлечется, да заодно и польза будет. Вот и доразвлекалась.

«Что-то здесь не так, – подумал я. – Ведь Шеф знает наверняка, что всё кафе насквозь прослушивается, не может не знать, а зачем-то выкладывает все открытым текстом».

– А мне теперь плевать, – откликнулся Шеф. – Если мне конец, то пускай и им. Меня теперь попрут и правильно сделают. Может, хоть пенсию оставят из жалости. Все-таки столько лет верой и правдой оттрубил. Но ты, умный Стас, ты мне скажи, за что…

Он хрустнул хлипким стулом и встал.

– Пойдем прогуляемся.

* * *

Если судить по литературе, то набережная Женевского озера всегда была любимым местом встреч шпионов. Говорят, что именно здесь в 41-м или 42-м году встретились резиденты наших разведок в Европе. Встретились, несмотря на жесточайшие запреты, потому что связь с Центром была потеряна, агентура разгромлена, а возвращение домой означало бы скоротечное пребывание в лубянском подвале с заранее предопределенным концом. Встретились, все порешали и принялись за работу.

Мы молча шли по набережной в сторону фонтана. На всех видах Женевы фонтан должен присутствовать непременно, а то какая же это иначе Женева. Все равно что Париж без Эйфелевой башни. Говорят, какой-то придурок однажды перелез через ограждение и сунул руку в струю. Руку, ясное дело, тут же оторвало. Это ведь все равно, что сунуть руку под поезд. Не верю, что мог быть такой кретин, но кто его знает.

– Ты правильно сделал, Стас, что на ней не женился, – вдруг заговорил Шеф. – Ты умный, и всегда был умный. Хоть ты и не знаешь, почему ты умный, а я знаю.

Я мысленно хмыкнул. Вот уж от Шефа я никак не ожидал признания мощи своего интеллекта, да еще в такой форме и по такому поводу. И говорил он совершенно необычно для себя. Это от шока, подумал я. Нет, он пьян, вдруг дошло до меня.

– Да, Стас, я напился. Первый раз за последние двадцать с лишком лет. Я так же напился, когда умерла Фрида. Я женился на ней из жалости и от одиночества. Я тогда служил в авиашколе механиком, рвался на фронт, а меня держали в глубоком тылу в Средней Азии. Она была эвакуированной. Там тогда было много евреев, беззащитных и жалких. Одни женщины, старики н дети. Я ее подкармливал н ее семью тоже. После войны остался там же на сверхсрочную, а куда было идти. Женился на Фриде, хоть ее родичи смотрели на меня косо, но она меня любила и на родителей не глядела. Потом родилась Светка. В 50-м. Трудно жилось, но ради Светки был готов на все. Потом армию стали сокращать, а тут Сталин помер, скоро зэков повыпускали, и Фрида стала бояться за порог выходить. Грабили и убивали средь бела дня. За корку хлеба. И тут мне предложили пойти в органы. Как Берию убрали, у них дефицит кадров образовался. Отправили в Москву учиться, дали комнату. Чего еще надо? А когда Светке стукнуло пятнадцать, Фрида умерла. От рака. А Светка этого вроде и не заметила. Я тогда уже по службе продвинулся, стал по загранточкам ездить, потому как по кадрам служил, привозил ей всякое барахло. А она брала, но даже спасибо не говорила. Как чурбан была. Правильно, что ты на ней не женился.

Я молчал. Что я мог сказать? Что Светка презирала отца и не любила мать? Что она ненавидела отцовскую фамилию Вареник и материну фамилию Ройзман? Ой, вдруг проскочила мысль, а ведь Роза тоже терпеть не может свою фамилию. Что же он теперь станет Уорреником, если надумает на ней жениться, а она возьмет фамилию Роуз? Может, поэтому они и сошлись?

А Шеф продолжал:

– Я теперь вообще ничего не понимаю. Вот пришел Мишка-меченый, как его в народе называют, мне-то это известно, я как генерал всякие сводки читаю. Что это за перестройка с ускорением? Что за гласность такая? Диссиденты всюду повылазили, и погромы пошли, как в Сумгаите. И пацан какой-то немецкий на святой Красной площади самолет сажает средь бела дня. Что же это происходит? Через пару недель сюда министр наш грузинский иностранный с Шульцем прикатят, говорят, ракеты наши уничтожать будут. Куда мы катимся? Хоть ты объясни. Ты же трезвый. Ты же, говорят, вообще не пьешь.

Я молчал. Я и сам не всегда понимал, что происходит, но чувствовал, что что-то значительное. Я был не участником, а зрителем, но и зритель иногда бывает участником, даже того не подозревая.

– Молчишь, – вздохнул Шеф. – Правильно, молчи. Нечего тебе сказать. А я тебе скажу, почему ты такой умный. Они думают, что ты мутант.

* * *

Этим он меня огорошил.

– Кто «они»? – только и спросил я.

– Врачи наши. Ты думаешь, зачем ты медосмотр каждые полгода проходишь, когда остальные раз в два года? Они тебя наблюдают и каждый раз чего-то находят. Потому и задание последнее именно тебе дали. Я не должен был тебе говорить, а теперь вот говорю, потому как мне на все наплевать. Я в любой момент на родину готов. Хотел тебя за старшего оставить, если отзовут, но, думаю, лучше не надо. Пускай зам мой, комсомолец этот вонючий, покомандует. Он давно уж землю роет. Под меня. Да и под тебя тоже. Я полный отчет в центр отправил и рапорт об увольнении приложил. Пусть решают. С меня хватит, шестьдесят пять уже стукнуло, на покой пора. Да, пойди на вечеринку к этому сукиному сыну Розе. Светку там увидишь. Может, она еще чего мне передаст.

– Подождите, – перебил я. – Почему мутант? Что со мной не так?

– Не знаю, – проворчал Шеф. – Что-то, значит, не так. С генетикой. Я в этом ничего не понимаю. Слушай, – вдруг сказал он совсем трезвым голосом, – Ленка отличная девка. Бросай ты эту свою шалаву Нику, контору бросай и живи с Ленкой, пока живется. Наследника воспитывай, он уж на подходе. Решайся, Станислав свет Побискович, пока не поздно.

Все знают меня как Павловича, но мое официальное отчество – Побискович. Отца звали Побиском. Так ему удружили энтузиасты родители. Мне давным-давно надоело всем объяснять, что означает это имя. Очевидное толкование – «ПОБеда ИСКусства» неверно. На самом деле это означает «ПОколение Борцов И Строителей Коммунизма». Боюсь, что я к этому поколению не принадлежу.

* * *

Иногда мы превращаемся в автоматов. Срабатывает автопилот. На нем я и добрался до дому, поставил машину в подземный гараж, машинально открыл дверь квартиры, добрел до кухни, влез в холодильник, съел, внезапно ощутив дикий голод, кусок грюйера без хлеба, налил на два пальца гостевого «Джонни Уокера», заглотал и полез в душ. Как и где я заснул, уже не помнил.

5.2.«Я не мутант, мутант не я», – вертелось у меня в голове. «А кто же ты»? – издевательски спрашивала Ника. «Не мутант», – упрямствовал я. Она смеялась. Смеялась так же, как на выставке в Протвино, где мы познакомились.

Я проснулся. Та же холостяцкая квартира, что и вчера, откуда я ушел к кудеснику Шевалье. На кухне капала вода. Я сунул ноги в старые шлепанцы и пошкандыбал на звук капель. Я забыл закрыть холодильник, и оттуда на пол натекла противная лужица. «Все равно его надо было мыть», – подумал я и захлопнул дверцу.

Я многим задавал вопрос: как изменится температура в закрытой комнате, если в ней оставить включенным холодильник с открытой дверцей. Почти сто процентов отвечали, что в комнате станет холодней. Это для меня всегда было мерой невежества. Про холодильник с открытой дверцей меня спросили на приемном экзамене по физике в университет. Я так удивился, что попросил повторить вопрос. Молодой экзаменатор – потом мы познакомились поближе, он был ассистентом на кафедре общей физики и подменял одного доцента, который сбежал после первых двух дней экзаменов, – презрительно улыбнулся, но вопрос повторил. Я ответил, что, конечно же, в комнате станет теплее и спрашивать про это глупо. Он спросил, почему. Потому, что второй закон термодинамики еще никто не отменял, грубо ответил я. Он рассмеялся и поставил мне пять. Много позже я прочитал, что в одном из американских штатов в начале века этот закон природы пытались отменить через Конгресс, как прославляющий стремление к хаосу, а значит, противоречащий идеалам великой державы и американской мечте.

В голове зудела фраза Шефа. Значит, я мутант и задание про непонятную эпидемию мне дали именно поэтому. Хоть Шеф и уверяет, что я умный, но явно недостаточно для того, чтобы в этом разобраться. Пока. Ну что ж, подождем, утро вечера мудренее. Тем более, что уже утро, притом для меня необычно раннее – еще нет и семи. В такую рань я обычно встаю только по будильнику, и то со скрипом.

Во рту было противно от вчерашнего виски, десна еще побаливала, и чистить зубы я не стал, а прополоскал рот розовой дрянью, любезно врученной медсестрой доктора перед моим уходом, или, вернее, позорным бегством, как после неожиданно удачно спихнутого экзамена, к которому почти не готовился.

Ну и денек был вчера, мыслил я, поворачивая на сковороде бекон. Почему-то запах яичницы с беконом меня успокаивает. К нему прибавляется и аромат поджаренного тоста и очень черного кофе. Как любил говорить мой дед, кофе должен быть как поцелуй – горячий, крепкий и сладкий. Почему никто не сделал такой освежитель воздуха для разбрызгивания по утрам из баллончика с целью укрепления семейной жизни? Если бы Ника будила меня такими ароматами, то, может, она сейчас сидела бы напротив и умилялась моему аппетиту?

Я даже фыркнул, представив себе такую невероятную картину. Ника будила меня часа в три ночи, заваливаясь с компанией сильно нетрезвых непризнанных гениев живописи, кино, театра и прочей богемы. Они пили, матерились, крыли всех и вся. Поначалу мне это даже нравилось – все-таки жена довольно известная в узких кругах художница, выставляется иногда, пару ее картин купили и увезли за бугор, в дом приходят люди, которых видишь по телеку, – а потом все это стало надоедать. Медленно, но неуклонно мы расходились и теперь вот разошлись довольно далеко. Я в Женеве, а она где?

А Лена, тут же подумал я. Если б Ника была другой, то я бы не встретил Лену. Сейчас допью кофе с душистым «Данхилом», отправлюсь на службу, а потом в библиотеку к Лене. Вместе поланчуем в ооновской столовке и заодно поговорим.

* * *

Все вроде бы шло, как обычно, но в моем восприятии что-то изменилось. Я спустился на лифте в гараж, неторопливо, в общем потоке международных чиновников проследовал к месту службы, поставил машину и пошел по ступенькам к парадному входу. В холле мне приветливо улыбнулась симпатичная дежурная Галя, жена молоденького атташе, и что-то в ее улыбке показалось мне знакомым. Когда-то кто-то мне уже так улыбался. И тут меня осенило: так улыбалась медсестра в клинике, где я много и трудно болел.

5.3. Мы медленно двигали подносы, приближаясь к кассе, и даже не пытались разговаривать. В ооновской столовке всегда очень шумно. Толпы народу всех цветов кожи и разрезов глаз наперебой обменивались новостями, хлопали друг друга по спине, быстро хлебали суп или чинно поглощали бифштекс, манерно резали персик фруктовым ножичком или с хрустом вгрызались в яблоко. Очень поучительное зрелище, бальзам на душу любого интернационалиста. До чего же все одинаковые, хоть и такие разные.

– Ты про Светку хотел поговорить? – спросила Лена, когда гул чуть стих. Народ потихоньку расходился.

– И про нее тоже. Но главным образом про тебя.

– А про меня что? Я в порядке.

– А наш как себя ведет? – поинтересовался я, указывая на ее сильно пополневшую талию.

– Удары отрабатывает. Как это у вас, футболистов, называется – «сухой лист»?

– Вспомнила, – рассмеялся я. – Это когда было. Это же Ло-бановский так с углового забивал во время оно. Потерпи, уже немного осталось. Через пару недель ты будешь дома, а еще через пару месяцев будем ему имя придумывать.

– Или ей.

– Нет, ему. Сама же говоришь, что футболист будет. Голова больше не болит?

– Редко. Но тот грипп, или что там было, когда я зимой домой ездила, иногда аукается. Хотя и меньше. Слушай, Стас, а что со Светкой будет? И с отцом ее?

– Ты что, тему меняешь? Все-таки не совсем оклемалась?

– Да нет, оклемалась. И врач говорит, что все системы функционируют нормально. Как на космическом корабле. Мы же собирались про нее поговорить.

– А чего про нее говорить, – пробурчал я, доедая последний кусочек камамбера с виноградиной. – Вот пойдем в субботу в гости к этому Розе, там с ней и поговорим. Роза сам меня пригласил. И тебя тоже, вроде как…

– А про меня он откуда знает? – поразилась Лена.

– Светка разболтала, кто ж еще… Ну что, выдержишь вечерок у Розочки и Светика?

– Если три часа стоять не придется, то выдержу.

Мы медленно шли к стоянке у пятого подъезда по длинному коридору третьего этажа Дворца Наций, через Зал потерянных шагов с его мрачным зеленоватым мрамором по стенам. Стоянка была прямо в противоположном конце от библиотеки, но мы уже отработали систему – доходили до машины, и потом я отвозил Лену к ее подъезду. Так мы продлевали совместное пребывание еще минут на десять.

– Слушай, – внезапно сказал я. – Я нормальный?

Лена хмыкнула:

– Если такое спрашиваешь, то не очень. А что, сомнения одолели? Из-за меня?

– Ты-то тут причем? – растерялся я. – Это я так, сдуру ляпнул.

– Выкладывай в чем дело, – приказала она, останавливаясь.

– Шеф, Светкин отец, сказал, что я мутант, а потому такой умный.

– Могу тебя успокоить. Ты совсем не такой умный, а значит, следуя логике Шефа, совсем не такой и мутант. Он что, пьяный был?

– Угу, – угрюмо подтвердил я.

– Ну вот. Какой же ты все-таки балбес и мальчишка, Стас, несмотря на свои солидные сорок лет. Поехали.

Все-таки в женской логике есть своя логика. И мне стало легче.

5. 4.Вопреки ожиданиям у Розы со Светиком было не так уж шумно, и стоять не пришлось. Домик был небольшой, с уютной гостиной и большой стеклянной дверью, открывавшейся на свежестриженый газон среднего размера. Там были расставлены одноногие покрытые бумажными скатертями столики с закусками – чуть чипсов, чуть маслин, чуть резаных овощей, которые полагалось макать в соус, зато много вина, пива и соков. По газону были расставлены легкие белые пластиковые стулья. Один из них кто-то смутно знакомый тут же освободил для Лены, которая ему царственно кивнула в знак признательности.

Светка подошла к нам и, не здороваясь, спросила: «Ну что папаня?»

– Напился, – ответил я. – Не понимает.

– Ясно, не понимает. Всегда туповат был.

– Слушай, – закипая начал я, – это все-таки твой отец, и ты должна…

– Ничего я не должна, – перебила она, – никому и ничего. Я сама выбираю и решаю, что делать. Паспорт советский я пока оставляю, а там видно будет. Роза вроде всерьез жениться хочет. Да, он просил отцу передать, чтоб его из списков вычеркнули. Он все равно двойным агентом был, все делал, как ему свои велели. А сейчас, с перестройкой, и вообще шпионить больше не надо, сами вы всё открытым текстом выкладываете. Роза говорит, неинтересно работать стало.

Роза стоял в сторонке с тем смутно знакомым и делал вид, что не смотрит в нашу сторону. Я поглядел на него в упор, он чуть повернулся, чтобы уйти от моего взгляда, его собеседник тоже повернулся, и тут я его узнал. У меня ведь идеальная память.

Этого я видел на троллейбусной остановке на улице Сервет. Я сидел у окна, следуя на работу. В тот день я напоролся на гвоздь, оставил машину в шиномонтажке и воспользовался общественным транспортом, что делал крайне редко. Он безразлично глядел на Домик Штрумфов и постукивал носком туфли по кожаному портфелю, когда сзади кто-то подошел, поставил рядом с его портфелем точно такой же, пару секунд постоял, потом наклонился, взял портфель ленивого и неторопливо удалился. Ленивый поглядел на часы, взял уже другой портфель и пошел в противоположную сторону. Вся операция заняла секунд двадцать. Молодцы, подумал я, хотя мы тоже так умеем. Простенько, но надежно. Особенно, если прикрытие хорошо работает. Я, конечно, тут же составил об этом рапорт со словесным портретом ленивого, а что с этим рапортом стало, понятия не имею.

Я оставил Светку с Леной и подошел к Розе и ленивому. Они тут же замолкли на секунду, затем состоялась церемония представления, мы перекинулись с ленивым парой слов, после чего он деликатно отошел. Фамилию его я, конечно, автоматически запомнил, хотя она явно выдуманная.

– Слушай, Джо, – начал я, – насчет Светки, ты это серьезно?

– Это серьезный брак по расчету, – улыбнулся он. – Мы оба рассчитали, что вместе нам будет лучше, чем по отдельности. А если серьезно, то да. Она для меня идеальная партнерша. Во всех смыслах. А как она готовит!

«Яичницу с беконом?» – чуть не спросил я, но вовремя удержался. Как-то не приходилось мне слышать о Светкиных кулинарных изысках.

– Ну что ж, желаю счастья, – буркнул я. Как-то не верилось мне, что их расчет оправдается.

– Спасибо. Да, кстати, ты вирусами интересовался. Для тещи, конечно. Наши тоже очень озабочены, у них ведь тоже тещи есть. Я слышал, что это какой-то особенный ретровирус, что это такое – не знаю, я ведь гуманитарий. Тебе велели передать, что самые продвинутые в этой области – яйцеголовые в Колумбийском университете. У них там и русская одна работает, говорят, очень головастая. Видишь, что перестройка-то делает?

– Ты когда к новому месту службы отбываешь? – спросил я, быстро-быстро соображая, что же это всё значит.

– В среду багаж погрузят, и мы вслед за ним. Квартиру в Париже мне уже сняли. Не пропадай. Про ретровирус запомнил?

– Запомнил, не такой уж дурак, как кажусь на первый взгляд.

Мы похлопали друг друга по спине, вполне в духе мужественного вестерна, и разошлись. Он к своим гостям, а я подхватил Лену, уже брошенную Светкой, и пошел с ней к машине.

Опять надо было много думать.

5.5. Я, конечно, сразу доложил Шефу о встрече с его дитятей и о двойном агенте-гуманитарии Розе, который в курсе ретровирусов. Несколько дней мы не виделись, а потом он меня вызвал.

Шеф долго молчал и, похоже, был растерян. Я никогда не видел Шефа в растерянности, это было странно и необычно. Он долго глядел на меня и наконец проговорил:

– Стас, вот что мне ответили на мой рапорт от 19 августа. «Информацию о вашей дочери приняли к сведению. Впредь решайте семейные проблемы самостоятельно. Продолжайте выполнять свои обязанности до поступления дальнейших распоряжений».

– Стас, это же уму нерастяжимо. Это государство обречено. Если они присылают такие ответы, то оно обречено. Как по-твоему, Стас? Можешь не отвечать, я и так знаю, что ты скажешь.

Он что, и вправду мои мысли читает? Может, я их излучаю в пространство для всеобщего обозрения? Славненько. Хорош шпион! Что ж мне теперь, кастрюлю на голове носить? Хотя у алюминия, наверное, проницаемость высокая. Не задержит. Свинцовую придется сделать? А может, медную? Накрыться медным тазом?

– Не бери в голову, – постарался успокоить меня Шеф. – Похоже, я только один и вижу тебя насквозь.

– Хотелось бы верить, – пробурчал я.

– Ты вот что, – продолжал он. – Отправляйся снова в ВОЗ. Замгендир вернулся из Штатов и сам желает тебя видеть.

И я снова по августовскому пеклу побрел в горку к ВОЗу, который и ныне там.

5.6.На этот раз замгендир не тратил времени на вводные фразы. Дело серьезное. В разных точках мира почти в одно и то же время в феврале-марте этого года возникли очаги массовых заболеваний вирусной природы. Штаммы вирусов были выделены и изучены в лабораториях восьми стран, в том числе в Колумбийском университете в Нью-Йорке. Штаммы оказались почти идентичными. Там не один вирус, а целая их комбинация, из-за чего аналитическая работа заняла почти полгода. Среди них есть два весьма специфических ретровируса с необычным набором белков и структурой генов.

Несколько раз мне пришлось прерывать его вопросами, все-таки я не вирусолог, хотя о вирусах много читал и даже, как мне казалось, понимал, что читаю. В итоге у меня сложилась такая картина.

Одновременно заболели многие, но не все. Очаги были точечные, локализованные в пространстве. Болели тяжело, но смертность в итоге оказалась низкой, в основном умирали от обострения старых хронических болячек, а не от самого вируса. У специалистов создалось впечатление, что определенная доля вирусов проникала в организм только для того, чтобы открыть путь ретровирусам, подавив сначала иммунную систему человека. Как будто весь коктейль имел определенную цель, стратегию и тактику проникновения. Это, естественно, подтвердило подозрения о преступной группе, разрабатывающей вирусное оружие. Тут же подключились спецслужбы, которым и предстоит выяснить, кто это сделал, как, где и прочее. Ученые же продолжают свои исследования.

Почти ничего нового я не узнал, потому как замгендир в детали вдаваться не стал. Или не хотел, или, скорее всего, и сам не знал. Он ведь уже давно администратор, а не врач или ученый. Он пообещал изложить все это в отчете о командировке и забросить его вечерком в миссию, как делают все наши международные чиновники.

5.7. Мой доклад Шефа не удивил. Очевидно, все это он знал до меня, но порядок есть порядок, потому он и послал меня в ВОЗ.

– Стас, – терпеливо выслушав меня, заговорил Шеф. – Сообщаю, что ты включен в состав советской делегации на сессию Пятого комитета Генассамблеи ООН. В начале октября вылетишь в Нью-Йорк. Запрос на визу уже направлен. Вопросы есть?

Я обалдело поглядел на Шефа и не поверил своим глазам – он улыбался. Улыбался! Не помню, видел ли я его когда-нибудь раньше улыбающимся. Угрюмым видел постоянно, грозным часто, недовольным всегда, но это… Неожиданная улыбка превратила его в другого человека, пожалуй, даже симпатичного.

– А что такое Пятый комитет? – только и смог выдавить я.

– Позор, – усмехнулся Шеф. – Член официальной делегации не владеет предметом. Ладно, расскажу, хоть и сам об этом не знал час назад. Пятый комитет занимается административными и бюджетными вопросами. Будешь решать, кому сколько взносов платить в бюджет ООН. В рабочее время. А в нерабочее займешься делом. Ты ведь раньше в Штатах не бывал? Ну вот, походишь по музеям, университет посетишь, может, кого из старых знакомых встретишь… Замгендир, кажется, тебе не сказал, что один из ведущих специалистов по вирусам у этих колумбов некто доктор Инесса Зайтлин. По-нашему, это Инна Цейтлина выходит, так? Надеюсь, выкроишь момент, чтоб повидаться с моей племянницей. Сколько ж мне из-за нее и ее семейства кровушки попортили. Генерала на сколько задержали…

Вот это да! Все стало на свои места. Вот тебе и Пятый комитет…

– Только вот Лена… – начал было я, но Шеф меня прервал.

– Она ведь в сентябре домой возвращается? Вот и ты с ней отправляйся, отпуск там отгуляешь и с делегацией полетишь в Нью-Йорк. Годится?

Еще бы не годилось! Ай да Шеф…