сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 22 страниц)
Хмель туманил поручику мозги и заплетал ноги. Но фортуна ему благоволила. И вскоре он уже стоял за картонным дубом в глубине сцены, попивая из горла херес и поглядывая украдкой на прелестную француженку, певшую что-то на итальянском языке.
Ржевский не понимал ни слова из того, о чем пел сейчас квартет артистов, но развязное поведение двух пижонов, крутившихся возле дам, не вызывало у него никаких сомнений относительно их намерений.
"Того гляди в кусты потащут", - думал поручик. Особенно его раздражал расфуфыренный франт, назойливо пристававший к Луизе Жермон.
Реальность и вымысел смешались в голове Ржевского в один непристойный сюжет. И когда франт взял Луизу за руку, терпение поручика лопнуло.
На свою беду ухажер Луизы оказался как раз неподалеку от дуба, за которым прятался Ржевский. Поручик толкнул в его сторону картонное дерево, после чего быстро перебежал за соседнее.
Плоская крона дуба с треском соприкоснулась с головою несчастного франта. Однако тот, благодаря своей шляпе с пышными перьями, умудрился устоять на ногах и, более того, помог Луизе установить дерево на место.
В зале раздались смешки. Но большинство зрителей по достоинству оценили находку постановщика.
"Дуб упал, но жизнь не кончена!" - подумал Андрей Болконский, сидевший в своих белых штанах в ложе для почетных гостей.
- Какая удивительная аллегория! - щебетала в бенуаре молодая княгиня Билянкина. - На влюбленного падает дерево, а он как ни в чем не бывало объясняется в любви.
- Я трактую это несколько иначе, - напыщенно отвечал ее муж, князь Билянкин. - Дерево изображает дуб, а дуб - символ мудрости. Стало быть, на Феррандо обрушилась сама мудрость, но он не внял голосу разума и не отступился от Фьордилиджи, несмотря на то, что она - невеста Гульемо, а он сам - жених Дорабеллы.
- От ваших заумных рассуждений, князь, у меня начинается мигрень!
- Старайтесь по-меньше думать, дорогая, и всё пройдет.
Оркестр не замолкал ни на секунду, и артисты продолжали вдохновенно исполнять свои заученные партии.
Ржевский стоял за развесистым кленом и, допивая херес, грозно сверлил глазами ухажера Луизы. Ведь этот наглый франт, с того момента, как на него свалился дуб, уже не то, чтобы брал Луизу за руку, а вообще норовил повиснуть на ней всем телом.
Дергая себя за ус, поручик вынашивал план мести. Хорошо было бы уронить на соперника клен. Но дерево могло заодно задеть и ни в чем не повинную примадонну.
В сердечных делах Ржевский долго рассуждать не любил. И потому, допив бутылку, он решительно рванулся вперед, чтобы заключить француженку в свои объятия. При этом он нечаянно зацепил дерево локтем.
Клен упал, и за ним, как костяшки домино, за одну минуту в саду попадали все деревья, а заодно рухнули и декорации, изображавшие беседку.
- Буря в сердцах, буря в природе! - восхищалась княгиня Билянкина, наблюдая за тем, как артисты в панике мечутся по сцене, уворачиваясь от падающих декораций. - Как интересно задумано, князь, и, главное, как свежо!
- Вам свежо только от того, дорогая, что вы обмахиваетесь веером, - сердито отвечал ее супруг. - Пусти вас сейчас на сцену - вас непременно придавило бы беседкой. Я удивляюсь безрассудству постановщика. Он покалечит всех своих артистов.
- Какой же вы зануда, князь! Вы пришли в оперу, чтобы наслаждаться, а все ворчите и ворчите.
- Наслаждаться я буду в другом месте, княгиня.
- Очень остроумно!
- Пусть и не слишком остроумно, зато какая приятная мысль...
Когда пыль на сцене развеялась, взору зрителей предстал поручик Ржевский, держащий в объятиях Луизу Жермон. Поручик страстно ее целовал. Луиза слабо сопротивлялась. Они стояли на самом краю сцены возле оркестровой ямы. Гульемо, Феррандо и Дорабелла медленно уползали со сцены.
- Занавес! - истошно крикнул директор театра.
- Браво! - воскликнул кто-то на галерке.
- Браво! Брависсимо! - понеслось по рядам. - Браво! Бис! Бис!!
Занавес быстро опустился. Но поручик и Луиза Жермон все равно остались стоять на виду у всей публики.
- Пустите, месье, - умоляла француженка, пытаясь освободиться из его объятий. - Перестаньте же, наконец, меня целовать...
- Но, мадемуазель, зрители бисируют. Им нравится, как я это делаю.
Публика и в самом деле неистовствовала. Кто-то бил в ладоши, кто-то смеялся, кто-то утирал слезы умиления. В оркестровой яме дирижер отчаянно молотил своей палочкой по пюпитру, скрипачи стучали смычками по струнам своих скрипок, - что на языке музыкантов означало наивысшую похвалу.
Под воздействием высокого искусства сентиментальные мужья принялись тискать в ложах своих жен, и Пьеру Безухову тоже вдруг захотелось помириться с Элен, чтобы на правах супруга вновь целовать ее мраморные плечи. Но заглянув через подзорную трубу в ее ложу, он увидел, что его жена уже вовсю целуется с каким-то стройным адъютантом. Сжав кулаки, Пьер стал выбираться из своего ряда.
Между тем многочисленные поклонники Луизы Жермон поспешили на сцену - выручать парижскую примадонну из объятий пьяного поручика.
Но Ржевский не собирался выпускать из рук свое сокровище, и завязалась драка.
- Гусагы, бгатцы! - вскричал Денис Давыдов, вскочив на кресло. - Не дадим в обиду нашего бгата!
И вскоре на краю огороженной занавесом сцены завертелась лихая карусель. Офицеры обнажили клинки. Кавалеристы рубились с пехотными командирами. Купцы бились на кулаках с чиновниками. Графья таскали за волосы князей и баронов.
О Луизе Жермон никто уже и не вспоминал, тем более, что ей, к счастью, вовремя удалось убежать.
Постепенно драка распространилась и на оркестровую яму за счет падавших туда драчунов. Отобранные у музыкантов флейты и скрипки тут же пускались в дело. Особым расположением у дерущихся пользовались ударные инструменты.
Занавес за пять минут был изрублен в клочья, и сражение заняло уже всю сцену. В ход пошли фрагменты и элементы декораций. Какой-то удалой купец долго кидался в своих противников картонными деревьями, а потом обрушил им на головы крышу от садовой беседки. По сцене из конца в конец летали флейты, трубы, скрипки.
- Всех покалечу! - орал какой-то подполковник, размахивая шашкой, которую в горячке забыл извлечь из ножен.
- Искусство требует жертв! - вторил ему юнкер с совершенно ненормальными глазами и пускал в воздух оркестровые тарелки.
Ржевский находился в самой гуще событий. На него наседали со всех сторон, но он яростно отбивался.
В зрительном зале тоже кипели страсти. Пьер Безухов на глазах у рыдающей Элен утюжил ее молоденького адъютанта мордой об бархатную перегородку бенуара. Остальная публика носилась по рядам, ломая кресла. Все что-то кричали, не слыша ни себя, ни других.
Вдруг отчетливо прогремело несколько выстрелов. Это палила в воздух ворвавшаяся в партер полиция.
- Ррразойдись!! - проревел на весь зал офицер жандармерии. - Концерт окончен!
Денис Давыдов пробился к Ржевскому, который в этот момент надевал на голову толстощекому прапорщику огромный барабан.
- Пошли отсюда, Гжевский, - сказал Давыдов. - Повеселились и хватит.
- Я только разошелся!
- Полиция, бгатец. Видишь, сколько понабежало. Ну их! К чегту связываться? Поехали-ка лучше ужинать.
И он потащил поручика за кулисы.
- А я и не знал, Денис, что в опере можно так славно покутить, - пьяно усмехался Ржевский, шевеля усами. - Теперь, пожалуй, я стану завзятым театралом, провалиться мне на этом самом месте!
Поручик оступился и полетел по лестнице кувырком.
Глава 14
Похмелье
Проснувшись на следующий день, поручик Ржевский обнаружил себя в постели с незнакомой барышней, в которой он спросонья чуть было не признал Луизу Жермон. Но это была не она.
Голова трещала невыносимо, и поручик вдруг решил, что ему вообще это все только снится. Он протер глаза, но видение женщины не исчезло.
Ржевский пригляделся.
Барышня была довольно симпатичная, лет двадцати пяти. Она лежала на боку, положив под щеку ладонь, и тихонько посапывала.
Пробуждение в подобной компании говорило о том, что вчерашний день был прожит не зря. Однако Ржевский никак не мог вспомнить, где он подцепил эту прекрасную незнакомку и где вообще они находятся. А между тем от решения этого вопроса зависело, должен ли он был расплатиться с ней наличными за оказанную ему вчера услугу или, напротив, она должна была поставить ему магарыч за доставленное ей удовольствие.
- Подъем! - скомандовал Ржевский, тронув девушку за плечо. - Кто рано встает, тому Бог подает.
Барышня перевернулась на спину и, приоткрыв глаза, сладко зевнула.
- А кто поздно ложится, тому леший присниться, - сказала она, потрепав поручика за шевелюру.
- Ну и что - приснился тебе леший?
- А зачем ему сниться, когда он и без того со мною спал?
- Это я, что ли, леший?
Она засмеялась.
- Вы бы, миленький, на себя вчера взглянули. Тако-ой лохматый, тако-ой бойкий. От вас столько шуму было, как будто вы из лесу сбежали.
- Поздно вчера легли, душечка? - спросил Ржевский, целуя ее в щечку.
- Легли рано, заснули поздно. А вы разве ничего не помните?
- Ни грамма! Видать, пьян был до бесчувствия.
Она с озорством лизнула ему кончик носа.
- Ну уж прям до бесчувствия... Чувств было через край. Я не жалуюсь.
Ржевский заключил ее в объятия.
- Как хоть тебя зовут, голубушка?
- Таня.
- Мы где, простите, познакомились?
- У генерала Скуратова на квартире. Вы с приятелем пришли, с маленьким таким, кучерявым.
- С Денисом Давыдовом?
- Да я не знаю, как его звали. Только он всё на букву "р" прихрамывал, а вы - на обе ноги. Ругались, что в опере крутые лестницы.
- А-а, припоминаю. Погоди-ка... - Ржевский потер лоб. - Я, кажется, с кем-то там повздорил?
- С полковником Зайцевым.
- Из-за женщины конечно?
- Из-за ноги.
- Из-за женской ножки? - уточнил поручик, все сильнее прижимаясь к барышне.
- Да нет. Вы ему на ногу наступили.
- Всего-то?!
- Он вас сразу обозвал по-нехорошему.
- Это как же?
- Конюхом! А вы ему за это в стакан плюнули. А там еще водка оставалась, полковник очень расстроился и в вас ее плесканул.
- И попал, сволочь?
- Промахнулся... Ой, что это вы делаете, поручик?
- Да вот, хотел через тебя, Танюша, перелезть, чтобы встать, и застрял.
- А зачем копошитесь-то? - захихикала она.
- Хочу понять, за что это я зацепился.
- Так вы же всё глубже цепляете!
- Не обращай внимания... Что было дальше?
- Дальше? О-о... Думаете, я в состоянии рассказывать?
- Я этому Зайцеву хоть... по морде дал? а? или нет? а? а?
- Вас у-у-удержали... Но полковник просил у-удовлетворения.
- Что ж, я его удовлетворю... Только как-нибудь попозже... Ведь ты не против? а? а?
Но она молчала, потому что говорить уже не было ни желания, ни сил.
Внезапно дверь протяжно скрипнула.
- Ой! - Барышня прикрыла лицо подушкой.
Ржевский недовольно оглянулся. В комнату с серьезным видом вошли два офицера. Увидев, чем занят поручик, они дружно закашляли.
В одном из незваных гостей Ржевский признал Давыдова, другой же был ему неизвестен.
- Доброе утро, господа офицеры, - буркнул поручик. - С чем пожаловали?
- Может, ты хоть пегестанешь на минутку? - сказал Давыдов, неловко теребя себя за ус.
- В таких премьерах мне советчики не нужны!
- У нас дело сгочное.
- Присаживайтесь. Я скоро.
С головой накрыв себя и свою барышню одеялом, Ржевский с прежним усердием продолжал свое занятие.
Офицеры сели в сторонке, уткнувшись носом в стену.
- Может, выйдем пока, Лев Иваныч? - тихо спросил Давыдов своего соседа. - Вас вся эта петгушка не смущает?
- Чего уж, дело молодое, - прошептал тот. - А вы как, Денис Васильевич?
- Я-то всякого нагляделся. По пгавде сказать, после вчегашнего пегедо мной хоть в носу ковыгяй, хоть с бабой забавляйся - всё гавно. Отупел малость.
- Так много выпили?
- Мало закусывал. Эй, Гжевский! - через плечо крикнул Давыдов. - Обещал поскогее, а сам волынку тянешь.
- Да ты говори в чем дело, Денис, - раздался голос из-под одеяла.
- У тебя сегодня с полковником Зайцевым дуэль.
- Отлично-с!
- Я твой секундант, а Лев Иваныч - у Зайцева. Но может, пока не поздно, дело кончить мигом?
- Конечно. Я этого зайца мигом шлепну и поедем с тобой в оперу.
- Да ты меня не понял, бгатец. Я думал, может, ты согласишься уладить дело полюбовно.
- Нет-с. Мне нанесли там оскорбленье.
- Хочу откровенно предупредить вас, поручик, - важно заметил Лев Иваныч, - что полковник Зайцев будет драться насмерть. Он - известный всей Москве бретёр и отправил на тот свет немало дуэлянтов.
- А мне начхать, бретёр он, бобер или козел... Говорю же, что подстрелю его как зайца!
Глава 15
Дуэль
Место для поединка было выбрано на небольшой лесной поляне. Земля была укрыта талым снегом, вокруг тихо покачивались сосны. На деревьях сидело множество ворон, как будто нарочно собравшихся, чтобы поглазеть на дуэль.
Две сабли, воткнутые в снег на расстоянии десяти шагов друг от друга, обозначили барьер.
- С похмелья гуки не дгожат, бгатец? - спросил Давыдов Ржевского, когда все приготовления были закончены.
- Да нет, я у Танюши целый жбан рассолу выпил. Теперь ни в одном глазу. Ты лучше скажи, сходиться со скольких шагов?
- С двадцати.
- Давай с пятидесяти.
- Но, Гжевский, все пгавила уже оговогены.
- Плевать!
- Зачем пятьдесят шагов? Куда тебе столько?
- Для разбега.
Давыдов подошел к полковнику Зайцеву, стоявшему поодаль со своим секундантом, и передал им пожелания поручика.
- Хоть на версту! - заявил Зайцев. - Я от этого молодца с любого расстояния одно мокрое место оставлю.
- Что-с?! - вскипел Ржевский, когда Давыдов повторил ему слова полковника. - Да этот пехоташка, я вижу, совсем обнаглел. Нет, надо ему еще до дуэли рожу намылить, а то потом с покойника - какой спрос?
И подлетев к полковнику Зайцеву, Ржевский с ходу залепил ему кулаком по шее.
Оседлав упавшего в сугроб артиллериста, поручик схватил его за грудки.
- Что ты от меня оставишь, кобылий хвост?! Какое место? - орал Ржевский, избивая Зайцева всеми известными ему способами. - Что молчишь, шомпол безмозглый?
Но полковник не раскрывал рта, опасаясь подставить поручику зубы. Они катались по снегу, как влюбленные, встретившиеся после долгой разлуки. Только вместо звуков протяжных поцелуев воздух был наполнен звоном оплеух.
- Гусар пехоташку оседлал! - торжествовал поручик.
Над поляной кружили встревоженные вороны.
Наконец, Давыдову со Львом Иванычем все-таки удалось разнять дуэлянтов. Вручив обоим по пистолету, они развели их в разные стороны на пятьдесят шагов.
Напоследок обняв приятеля, Давыдов сказал:
- Помни, Гжевский, если пегвым выстгелишь и пгомахнешься, - полковник потгебует тебя к багьегу и шлепнет! Слепым надо быть, чтоб с десяти шагов пгомахнуться.
- Ступай, Денис, и обо мне не беспокойся, - отрывисто бросил Ржевский.
- Будь здогов, бгатец. Ни пуха ни пега!
- К черту!
Вернувшись по цепочке следов к барьеру, Давыдов отошел в сторону и громко объявил:
- Господа офицегы! Не угодно ли начать. Считаю до тгех. Газ! Два! Тги!!
Ржевский быстро двинулся навстречу своему противнику, который, после устроенного ему избиения, шел какой-то странной, дерганной походкой, словно его сзади тыкали булавкой.
Внутри поручика все кипело. В эту минуту он так сильно ненавидел своего противника, что пустить тому пулю в лоб казалось слишком большой честью.
Когда Ржевскому оставалось пройти до барьера шагов десять, а Зайцеву - немногим более, несколько ворон вдруг вздумали перелететь через поляну.
Поручик немедленно выстрелил, и одна из ворон, самая большая и жирная, с жалобным клекотом свалилась прямо на голову Зайцеву. Тяжело ранненая в грудь, она щедро обложила полковника своим пометом и, скатившись по его мундиру на снег, пару раз дернулась и сдохла.
Все случилось так неожиданно и быстро, что Зайцев в замешательстве застыл на месте, опустив пистолет.
- Ага-ха-ха! - воскликнул Ржевский. - Попал, три тысячи чертей! Попал!
Воронья стая с громким криком снялась с деревьев. Небо над поляной потемнело от живой черно-серой тучи.
В истошном карканье ворон полковнику Зайцеву почудился смех потешающихся над ним трех тысяч чертей. В течение долгих десяти секунд он стоял, вжав голову в плечи и бессильно разведя руки, совершенно не в состоянии что-либо предпринять. И лишь глаза его в бешенстве таращились на ухмыляющегося поручика, а с приоткрытых губ готовилось сорваться грязное ругательство.
- Закройте рот, полковник, - сказал Ржевский, - а то не ровен час ворона залетит.
