сообщить о нарушении
Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)
А поручик Ржевский, совершенно не беспокоясь, что кто-то может заключать на него пари, в данную минуту объяснял Камилле, какие у лошади бывают аллюры. При этом он изображал лошадь, а сидевшая у него на коленях девушка - наездницу.
- И-го-го! Крепче держитесь в седле, душечка, - говорил Ржевский. - Галопом мчатся - это вам не бисером вышивать.
- Поручик, вы меня уроните!
- Спокойно, голубушка, перехожу на рысь.
- А может, перейдем на шаг?
- Устали, милая?
- Немножко укачало.
- А мы, гусары, так с утра до вечера и с вечера до утра - то с лошадьми, то с прекрасным полом. Сплошные аллюры!
- Тпру-у-у! - весело скомандовала девушка.
Но Ржевский не послушался.
- Последний аллюрчик, голубушка. Вы знаете, что такое иноходь?
- Нет.
- Это когда у лошади скачут попеременно то левые ноги, то правые. Сейчас покажу.
И поручик стал раскачивать свою наездницу, двигая то левой, то правой ногой.
- Такой аллюр весьма хорош для больших расстояний, - пояснял он. - Однако, ежели дорога неровная, иноходец может запросто споткнуться.
Ржевский так увлекся, что решил показать девушке, как спотыкается иноходец. В результате чего оба оказались на полу.
- Не беда, - рассудил поручик, устраиваясь на Камилле поудобнее. - Я вас, душенька, покатал, теперь вы меня покатаете.
Она отвечала ему пьяной улыбкой. Но только она раскинулась, как дверь в их ложу распахнулась и сюда ворвался высокий господин с прилизанными волосами.
- Извольте прекратить, сударь! - вежливо, но твердо сказал он поручику. - Своим поведением вы отвлекаете публику от оперы.
За его спиной толпилось несколько человек с возмущенными лицами и похабными глазками.
Нехотя высвободившись из объятий девушки, Ржевский встал на ноги.
- Какого черта, любезный? Кто дал вам право врываться без стука, когда я здесь с дамой! Мною уплачены деньги, и я попросил бы вас выйти вон.
- Вы не в борделе, сударь.
- Да? - с сарказмом произнес поручик. - Выходит, я ошибся адресом?
- Ошиблись!
- С кем, простите, имею честь?
- Я директор театра, - ответил прилизанный господин. - Позвольте ваш билет.
Ржевский порыскал по карманам.
- Вот, прошу.
- Ваше место в партере, сударь, - сказал директор, взглянув на его билет. - Если вы собираетесь смотреть второе действие, прошу вас спуститься вниз и занять свое место до окончания антракта.
- Антракт?! - возбужденно воскликнул поручик, мгновенно вспомнив о переодевающихся в уборных актрисах. - Вы сказали, сейчас антракт?
- Да.
- Сколько он еще продлится?
Директор театра с важным видом взглянул на свои карманные часы.
- Десять с половиною минут. Вы успеете.
- Вы думаете?
Ржевский тут же прикинул в уме: "Полминуты - на поиски, минута - на представление, две - на объяснение, три - на ухаживание. И четыре - на любовь. Маловато, но, пожалуй, что успею."
Растолкав скопившихся на пороге любопытных, он пулей рванулся из ложи.
- Куда же вы, поручик! - истошно крикнула ему вслед Камилла, но ему было уже не до нее.
Глава 11
Богиня грез, мечта феерий
В начале коридора с артистическими уборными стеной стояли несколько служащих театра, сдерживая натиск неистовых поклонников, жаждущих преподнести цветы своим любимым артисткам. Поскольку в представлении было занято аж три певицы, число их поклонников перевалило далеко за дюжину. Все они орали, умоляли, требовали пропустить и размахивали букетами.
- У меня цветы завянут! - кричал один.
- Я до конца оперы застрелюсь! - вторил другой.
- Пустите меня, я только вручу цветы! - хитрил третий.
- После третьего акта, господа, - отвечали служащие, не отступая ни на шаг, - милости просим, господа, после третьего акта. Сейчас не велено.
Ржевский признал в одном из служащих капельдинера, с которым он уже имел сегодня дело. Протиснувшись сквозь бурлящую толпу, поручик незаметно отобрал у самого крикливого поклонника один из трех букетов, которыми тот грозился разнести весь театр, и, подмигнув знакомому капельдинеру, громко прокричал:
- Фельдъегерь Его императорского Величества! Срочно! Букет от императора - французской примадонне! Где Луиза Жермон?
- Третья дверь налево, - ответил капельдинер, пропустив его себе за спину, и стал объяснять возмутившимся поклонникам: - Успокойтесь, господа, это государев фельдъегерь. У него служба такая.
- Я тоже фельдъегерь! - воскликнул Денис Давыдов, напирая на капельдинера грудью. - Пусти меня!
- Будете буянить, ваше благородие, полицию вызовем.
"Ай, Ржевский, плут, мошенник, - подумал Давыдов, - обскакал меня на повороте!"
Толкнув заветную дверь, поручик Ржевский увидел Луизу Жермон, сидевшую в роскошном голубом платье возле большого зеркала. К его изумлению, примадонна была не одна. Перед ней стоял на коленях какой-то безусый юнец и, прижимая к груди руки, что-то страстно лепетал. Она небрежно внимала ему, любуясь собственным отражением в зеркале.
Заметив появившегося в дверях гусара, примадонна живо обернулась.
- Имею честь, поручик Ржевский! - представился он, щелкнув каблуками.
- Луиза, - охотно откликнулась она.
- Кто?.. что?.. - испуганно пролепетал юнец.
- Что смотришь, как на пряник? - нетерпеливо бросил ему Ржевский. - Освободите место, юноша, мне некогда.
- Когда?.. чего?..
Поручик схватил его одной рукой за шиворот и поднял с колен.
- Не путайтесь у меня под ногами, любезный. Антракт на исходе, черт вас возьми!
- Что это значит, сударь?
- Это значит, мой маленький Керубино, что я собираюсь выставить вас вон.
Но юный поклонник Луизы Жермон продолжал отчаянно упираться.
- Я протестую! Вы... вы не имеете права. Я буду требовать от вас удовлетворения.
- Я мальчиками не интересуюсь. Удовлетворения просите в другом месте. А если вам хочется дуэли, всегда к вашим услугам. Но не сегодня!
Вытолкнув юнца за порог, Ржевский запер дверь на задвижку и повернулся к смущенно улыбающейся примадонне.
- Богиня грез, мечта феерий! - воскликнул он, опустившись перед ней на одно колено и протягивая цветы. - От вашего голоса, ей-богу, с ума можно спрыгнуть. Я от соловья таких песен не слыхал. Вы только рот откроете, а у меня уже мороз по коже.
- Мерси, - улыбнулась Луиза, принимая от него букет.
- Как ваши очи светят ярко! Я полюбил вас с той минуты, как увидел...
- О, вы любите меня уже больше часа! - перебив, засмеялась она.
"С объяснением покончено, - подумал Ржевский. - Начинаю ухаживать".
- Нет, дайте локоть, - сказал он. - Только один поцелуй, молю.
Луиза Жермон не давалась, пряча от него свои обнаженные локти. И неожиданно заговорила на ломаном русском.
- О, я знать один ваш пословиц. Палец в рот не клади, а то... как это?.. вся погибнешь...
- От любви, - пылко закончил Ржевский. - От любви и помереть не страшно... Кстати, вы не скажете, сколько до конца антракта?
- О, вам не терпится увидеть меня на сцене?
"В постели, душечка, в постели," - мысленно поправил ее поручик.
- Так сколько же до конца, душа моя?
- Кажется, он очень близко, - она подняла вверх указательный пальчик. - Слышите колокольчик?
- Слышу. Это звенит мое разбитое сердце!
Время на любовь таяло с головокружительной быстротой. Втиснувшись в кресло возле француженки, Ржевский обнял ее обеими руками за талию и стал осыпать поцелуями. Она испуганно пряталась от него за букетом цветов.
- Луиза, ангел, мы успеем, - горячо шептал поручик. - Всего один раз, молю.
- О нет, нет, вы сумасшедший. О чем вы говорите!
С трудом вырвавшись из его объятий, она отбежала к стене.
- Простите, но сейчас мой выход, а мне еще нужно подтянуть чулки, - сказала она и невинно потупилась.
У поручика Ржевского потемнело в глазах.
- Я помогу вам! Мадемуазель, поверьте, мне это раз плюнуть.
- Я стесняюсь.
- Какой, к черту, стыд! Мы же не дети.
- Ах, не приближайтесь. Месье, - она капризно топнула ножкой, - из-за вас я никак не могу войти в образ.
- Предоставьте это мне.
- Что?
- Войти в ваш образ, - проникновенно сказал Ржевский.
Она тряхнула волосами.
- Я не понимаю ваш французский!
- У меня такой сильный акцент?
Луиза Жермон прижалась спиною к двери. Ржевский прижался всем телом к Луизе.
- Акцент у вас, действительно, сильный, - прошептала она.
- Так в чем же дело, милая?
- Мне пора на сцену. Сейчас начнется второй акт.
- Первый, голубушка, первый. А потом уж будет вам и второй, и третий, и четвертый...
Луиза толкала задом дверь, но та не открывалась. Между тем поручик стремительно развивал наступление.
- Что вы делаете, месье? - взвизгнула примадонна.
- Подтягиваю вам чулки, мадемуазель. Вы ведь этого хотели.
- Да... то есть нет. Нет! - Она опять сбилась на ломанный русский. - Отдайте моя нога... я не хотеть... Мне пора!
- Давно пора, голубушка, давно. Я совсем уж изнемог.
- Но мой опера... мой зритель...
- Зрители нам сейчас ни к чему.
Ржевский был уже готов расстегнуть штаны, но в этот момент француженке все же удалось нащупать за спиной задвижку.
Дверь распахнулась, и они оба в объятиях друг друга вывались в коридор, приземлившись на ковровую дорожку.
Ржевский, разумеется, оказался сверху. Луиза Жермон бессильно закатила глаза. Но воспользоваться всеми преимуществами своего положения поручику было не дано. Из дальнего конца коридора к ним уже со всех ног бежали вопящие от негодования и зависти поклонники.
- Какое неслыханное нахальство, господа!
- Это называется, вручил букет от императора!
- Хорош фельдъегерь!
- Снимите его с нее! Снимите!!
Набросившись на Ржевского, они стали стаскивать его с Луизы Жермон. Поручик отбивался, как мог.
- Я люблю ее! - кричал он. - Мне суждено гадалкой шатенку полюбить!
Луиза в возникшей суматохе уже давно успела убежать, а драка все продолжалась.
Денис Давыдов, хоть он и благоволил французской певице, отдав должное гусарскому братству, принял сторону Ржевского.
- Подите пгочь, чегти! - кричал он, лупя озверевших поклонников направо и налево. - Куда вы пготив кавалегии, засганцы штатские!
Гусарская удаль и сноровка в конце концов одержали верх над холёностью и зажратостью московских щеголей. Заодно досталось и капельдинерам. Раскидав по всему коридору стонущие и хнычущие тела, гусары с улыбкой посмотрели друг на друга и сердечно обнялись.
- Спасибо, Денис, - сказал поручик. - Я у тебя в долгу.
- Пустое, бгатец. Но, Гжевский, кажется, тебя можно поздгавить с очегедной победой?
- Увы, я не успел. Черт побери, а счастье было так возможно!
- Не пегеживай, как говогится, много женщин есть на свете... Идем, что ли? Втогое действие начинается.
- К черту всё! Где Луиза Жермон?
- Небось, уже на сцене. Стой, куда ты?
- За кулисы. Наша песенка еще не спета!
И, перепрыгивая через валявшихся повсюду измочаленных франтов, поручик побежал в другой конец коридора.
Денис Давыдов пожал плечами и отправился в партер.
Глава 12
Женщина как сладкое нечто
Граф Пьер Безухов появился в опере незадолго перед началом второго действия. Он сразу же пошел в первый ряд партера, поскольку даже в очках видел немногим дальше своего носа. Но первый ряд был весь занят. Толстяк полез во второй. Отдавив добрый десяток мужских и женских ног, извиняясь и раскланиваясь, он добрался до свободного места. Сел, пукнул, смутившись, заерзал задом, давая понять соседям, что это был только скрип его сидения, и, наконец, затих.
Пьер не впервые оказался на опере Моцарта "Так поступают все". Он прекрасно знал либретто и этим вечером мог бы спокойно лежать у себя дома на диване с какой-нибудь умной книжкой, размышляя о высоких материях.
И тем не менее он счел необходимым приехать в оперу.
Назойливая мысль свербила его мозг. Как утверждали злые языки, Луиза Жермон, исполнявшая партию Фьордилиджи, была привлекательней и красивее, чем его жена. Подумать только: какая-то заезжая французская певичка и красавица Элен - признанная звезда светского общества! И хотя Пьер был сейчас с женой в глубокой ссоре, уязвленное самолюбие всемирного фармазона не давало ему покоя и требовало немедленно установить истину.
Повертев головой, Пьер заметил в одной из лож бенуара огромное белое пятно. Он сразу догадался, что это - Элен. Он узнал смутные очертания ее голых плеч. Такое обилие голого тела могла представить всеобщему обозрению только одна из известных ему светских дам - его собственная жена!
"Prostitutka, baba golaja, куртизанка besstyzhaja, - думал Пьер. - Боже, и эта suchka - моя жена! И я ревную ее, бешусь, и хочу, чтобы она была лучше всех. Нет, я идиот!"
Вокруг Элен, словно пчелы, вертелись темные пятна мужчин - поклонников ее божественной красоты.
Пьер вдруг вспомнил свой медовый месяц и мучительно покраснел. Он тогда так старался: пыхтел, тужился, раздувал щеки, обливался потом, - и всё ради того, чтобы в награду услышать от своей молодой супруги снисходительное "мерси" с ленивым упреком "mon cher, еще минута - и вы бы меня раздавили!" Иногда Пьер искренне жалел, что не смог дотянуть до этой минуты, тем паче, что другого такого случая ему больше не представилось.
Отвернувшись от ложи Элен, Пьер сердито уставился на сцену.
Началось второе действие.
На сцене появились три женщины. И запели. Две из них изображали сестер Фьордилиджу и Дорабеллу, а третья играла роль их служанки.
Сестры возмущались дерзостью своих новых кавалеров, с которыми они познакомились в первом действии. Служанка их уговаривала, уверяя, что все мужчины отпетые кобели и надо принимать их такими, каковы они есть.
Пьер тщетно пытался определить, какая из певиц - Луиза Жермон. Все певицы казались ему на одно лицо, представляясь в виде трех цветастых силуэтов. Он снял очки и, подышав на них, протер стекла об манишку. Но это не помогло.
Рядом с Пьером сидел знакомый ему вице-адмирал. Старый моряк смотрел на сцену в подзорную трубу, при этом он облизывался и причмокивал губами.
Пьер попросил у него прибор.
- Только ненадолго, голубчик, - сказал вице-адмирал, с заметной неохотой.
- Вы не подскажете, которая из певиц Луиза Жермон? - смущенно спросил Пьер.
- Смазливая шатенка в голубом. Она, конечно, прелесть как хороша, но рекомендую взглянуть на девицу в розовом. - Вице-адмирал склонился к самому уху Пьера. - У малышки совершенно прозрачный лиф, и даже можно заметить... хэ-хэ... кое-какие детали.
- Какие детали?
- Две темные пуговки.
- Что мне до пуговиц? - сказал Пьер, и вдруг, зная свою рассеянность, не на шутку испугался: - Мы ведь не в пассаже? А?
- Граф, голубчик, вы не поняли. Неужто вы не видите... хэ-хэ...
Когда до Пьера дошло, на что намекает его сосед, он чуть не выронил подзорную трубу. Ведь женщина, не какая-нибудь, а женщина, как сладкое нечто, женщина, всякая женщина, нагота женщины мучила его. С детских лет и доныне он терзался тревожными раздумьями, что было бы, если б люди вдруг вздумали ходить повсюду голыми (и в театр, и на бал, и в гости): не исчезла бы тогда для мужчин загадочная притягательность женского тела? не упала бы рождаемость? не разорились бы продажные женщины? не утратил бы своего значения стриптиз? И не сошел бы весь мир с ума?
Пьер не находил ответа. И даже братья-масоны были бессильны помочь ему разобраться в этих сакраментальных вопросах.
- Беда в том, - робко проговорил Пьер, словно разговаривая сам с собой, - что мы ищем источник блаженства извне, а, между тем, он заключен в нас самих. Женщина - это... нехорошо, плохо...
- Вы сторонник Онана, граф? - уставился на него вице-адмирал. - Стыдитесь, он же был простой пастух!
Пьер ничего не отвечал, вновь обратив свой взор на сцену. Луиза Жермон и впрямь была очаровательна. Но, наведя трубу на ложу Элен, он нашел, что его жена безусловно красивее. Разрешив свои сомнения на этот счет, Пьер со спокойной душою отдал свое внимание опере.
Действие происходило в саду. Двое мужчин, одетых в албанские костюмы, ухаживали за сестрами Дорабеллой и Фьордилиджей. Мужчины старательно пели, объясняясь им в любви. Женщины охотно пели им что-то в ответ, но особых вольностей, впрочем, не дозволяли, игриво ускользая от объятий.
И тут Пьер с удивлением заметил, что из-за одного из деревьев выглядывает чье-то усатое лицо и лицо это с нескрываемым интересом следит за перемещениями Луизы Жермон. Наведя резкость, Пьер без труда узнал поручика Ржевского!
Глава 13
Брависсимо!
Когда поручик Ржевский, расставшись с Давыдовым, пошел искать черный ход за кулисы, он заплутал в коридорах и неожиданно оказался в служебном помещении театрального буфета. Там он выдул бутылку превосходного портвейна, на скорую руку овладел смазливенькой посудомойкой (причем не встретив в ее стороны ни малейшего сопротивления), закусил это дело бутербродом; потом подрался с поваром и, наконец, прихватив с собой бутылку хереса, отправился на дальнейшие поиски Луизы Жермон.
