сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 22 страниц)
- Контузило, - мрачно ответил Ржевский. - Ногу, ногу держите. Осторожнее! Плох он совсем.
- Совсем плох я, братцы, - пробормотал ротмистр.
- Где ж это его угораздило? Или война началась?
- На учениях, мадам. Артиллеристы, сволочи, не в ту степь пальнули. Семен Петровича и накрыло.
- Накрыло меня с потрохами, - всхлипнул ротмистр.
- А чем это от него несет? - принюхалась Клавдия Васильевна. - Никак, водка?!
- Н-никак нет, лимонад, - оскорбился Лейкин. - Только не надо меня как мешок. Что вы, ей-богу, я же долбанусь, я же с раной... Ай, берегись! - и он грохнулся на пол под ноги своей любовнице.
- Это действительно была водка, Клавдия Васильевна, - сказал Ржевский с печальным и строгим выражением на лице. - Спирта, к сожалению, не нашлось. Мы его растирали, чтобы привести в чувство.
- Да ведь он пьян, как суслик!
- Через кожу впиталось, - не моргнув глазом, парировал Ржевский.
- А изо рта почему разит?
- По совету штаб-лекаря, и внутрь влили. Исключительно в лечебных целях.
- Лили, лили и п-перелили, - пожаловался Лейкин, тщетно пытаясь приподняться с пола. - Еще б немного и распух совсем. Эскулапы хреновы. Обращались со мной, как с отставной куртизанкой...
- Да-с, - тяжело вздохнул поручик. - Вот такой винегрет, Клавдия Васильевна. Вверяю гордость нашего эскадрона вашим заботам. Счастливо оставаться!
Поймав благодарный взгляд Лейкина, поручик Ржевский пришпорил коня и поскакал прочь.
Глава 16
Искушение
Поставив коня в стойло, Ржевский потянулся и сладко зевнул.
"Прилечь, что ли, на полчасика, - подумал он. - Потом перекушу и - на гулянку до первых петухов. Кажется, у купца Похлёбкина нынче бал дают. Повеселимся".
В избе Авдотьи Ильиничны было темно и тихо. Ржевский прошел до своей комнаты. Войдя, не стал зажигать свет и прямо в мундире завалился на кровать.
- У-у-йо, святые угодники! - взвыл кто-то у него под одеялом.
"Барышня? Как кстати! - обрадовался поручик, подобные пикантные сюрпризы ему были не впервой. - На ловца и зверь бежит".
- Кто тут прячется? - игриво спросил он, запустив под одеяло руку. - Шпион французский, таракан прусский?
- Я это, милок, - услышал он застенчивый сиплый голос.
- Три тысячи чертей! - воскликнул Ржевский.
Поспешно одернув руку, которая уже мяла бог весть что, он соскочил на пол.
- Какого черта вы делаете в моей постели, Авдотья Ильинишна?!
- Сплю, милок.
- Но это же моя кровать!
- Прости, милок, - кротко ответила старушка. - Видать, перепутала. Памяти нет ни на грошь. Вы, уж, не серчайте, батюшка.
"Была б ты помоложе!" - чуть не крякнул с досады поручик.
Авдотья Ильинична словно прочитала его мысли.
- А в молодости я с его превосходительством генералом Румянцевым спала, - похвасталась она, почесывая под одеялом ногу. - Один раз. Хороший был мужчина, видный. Все о подвигах своих ратных рассказывал. Я его тогда, кляча, крепко обидела. Укорять стала, что он свои подвиги только на войне горазд совершать. А он мне в ответ: "Меня, - говорит, - Дуся, по-настоящему возбуждает только близость неприятеля". Так и оставил меня в красных девицах. Вот вам крест, что не вру.
- Заливаете, Ильинишна, - отмахнулся Ржевский. - Но проверять не буду. Лучше чаю мне поставьте.
- Сейчас, касатик. С медом али с вареньем?
- С соленым огурцом!
Шустро скинув с себя одеяло, Авдотья Ильинична засеменила босяком к двери.
- Не холодно голышом-то спать? - не удержался от язвительного замечания поручик, узрев в полутьме ее худосочные телеса.
Она встала как вкопанная. Обернувшись к нему, принялась бесстыдно почесывать живот.
- Так ведь жарко, милок. Я летом завсегда так сплю. Я не какая-нибудь там принцесса.
- Чеши, бабка, отсюда галопом! - взревел Ржевский. - Не доводи до греха! Я тебе не генерал Румянцев, враз салат из тебя сделаю.
Не успел он закрыть рта, как старуха прошмыгнула за порог. Только дверью хлопнула. Поручик усмехнулся и прилег поверх одеяла.
Внезапно дверь опять распахнулась.
- Уйди, окаянная! - рявкнул Ржевский, запустив в дверной проем подушкой. Но тут вспыхнул огонек, и в противоположном конце комнаты высветилось улыбающееся лицо мужчины средних лет, одетого в полицейский мундир.
Глава 17
Жертва любви
- Здравия желаю, господин поручик, - бодро произнес вошедший. - Прошу простить великодушно, если разбудил.
- Я не спал, - буркнул Ржевский. - С кем имею честь?
- Исправник, Степан Никанорович Крыщенко, к вашим услугам.
- Исправник? По части дымохода, что ли?
- Нет, по части сыска и расследования.
- Какого черта! Чем обязан?
Подойдя к стоявшему на тумбочке подсвечнику, исправник зажег свечу. С лица его не сходила мягкая улыбка. Подняв с пола подушку, он стряхнул с нее пыль и вернул Ржевскому.
- А чего это, господин поручик, у вас старухи голые по дому бегают?
- Прикажете им по небу летать?
- Шутим, ваше благородие, - понимающе заулыбался исправник, присаживаясь на стул рядом с кроватью. - Ну да я не за тем пришел. С графиней Шлёпенмухер были знакомы?
- Дуба, что ли, дала?
- При смерти. Так вы ее знали?
- Нет, я с ней не спал. - Ржевский подавил зевоту. - Как я понимаю, графине теперь нужен чудило с кадилом. При чем здесь я?
- За попом дело не станет. Я спросить хотел.
- Ну?
- Это вы ее сегодня... того...
- Чего, чего?
- Топориком?
Ржевский подскочил на кровати.
- Да вы рехнулись! Как вас там?..
- Степан Никанорович.
- Да вы рехнулись, Никанорыч! Настоящий гусар никогда не променяет саблю на топор.
- То есть, иначе говоря, если бы вам пришла нужда убить графиню, вы...
- Зарубил бы ее саблей! - подхватил Ржевский. - И глазом бы не моргнул. Но расскажите толком, что случилось.
- Графиню Шлёпенмухер нашли сегодня без чувств в беседке возле ее дома, - по протокольному сухо заговорил исправник. - На лбу у нее имеется вмятина от обуха топора. А топор этот был найден здесь же, вбитым в ступеньку беседки.
- Небось, она сама об топор и долбанулась.
- Откуда вы знаете? - напрягся исправник.
- Но-но, любезный, не зарывайтесь.
- Вы, господин поручик, не серчайте. Я только по гражданским делам уполномочен. Вас, если что, под военный трибунал отдадут. А я просто так зашел, из любопытства.
- Я вас больше не задерживаю.
Ржевский вытянулся на постели, показывая всем своим видом, что собирается заснуть.
- Одну минуточку, господин поручик.
- Ну чего еще?
- Я почему на вас подумал: у графини вся беседка одной и той же надписью расписана. При помощи ножечка.
- Какой надписью?
- "Ржевский плюс Шлёпенмухер равняется лямур". Последнее слово было вырезано по-французски. Вас это не удивляет?
- Ну, если бы это слово было по-эфиопски...
- Я говорю о смысле фразы.
- Удивляться тут нечему. По мне у вас все бабы сохнут. Тут вам и Шлёпенмухер, и Шлёпенжукер, и Шлёпенклопен. И так далее, всех не упомнишь.
- Так-с, с графиней разобрались... - Исправник почесал в затылке. - А позвольте узнать, были ли вы знакомы с некоей Тамарой Мироновной Леденец?
- Кто такая? Опишите.
- Молодая девица...
- Эх, неужели все-таки утопилась! - воскликнул поручик.
- Вы проявляете поразительную осведомленность, - вкрадчиво заметил исправник.
- Куда мне до вас! Вы вот что, Никанорыч, хватит играть со мной в прятки. Я человек военный и лишних разговоров не терплю. Выкладывайте, что вам еще от меня надо и - катитесь к чертовой матери.
- Хорошо, я постараюсь покороче. У помещиков Леденец пропала дочь. Полагают, что утопилась. На берегу возле пруда, где она обычно гуляла, записочку нашли. Очень, надо заметить, любопытного содержания.
Глава 18
Тайна поэтессы Тамары
Исправник вытащил из кармана листок бумаги и, щуря глаза, прочел:
"Без Ржевского мне жизни нет.
Угасла я во цвете лет.
Прощайте все!
Меня найдете вы в пруде"
- Весьма хреновые стишки, - буркнул поручик.
- Я не разбираюсь в поэзии.
- А плавать вы умеете?
- Да, с детства за раками нырял. А почему вы спросили?
- Вы сегодня, часом, не ныряли?
- За раками-то? - растерялся исправник.
- За сраками! - не выдержал Ржевский. - Вы Тамару, эту рифмоплетку, черт бы ее побрал, выловили или нет?
- Нет.
- Кто же вам сказал, что она утопилась?
- А вот, - исправник потряс листком.
- Филькина грамота! А-а-пчхи! - Поручик зажал пальцами нос. - Держите эту бумажку от меня подальше. Я не переношу этих духов.
- Вы чего-то не договариваете, господин поручик...
Ржевский спрыгнул с кровати и принялся мерить шагами комнату.
- Не тяните кота за хвост! - Он поддал ногой табуретку, и она с грохотом пронеслась по комнате. - У меня терпение на исходе. Что вы желаете знать?
- Осмелюсь спросить, вы ее отымели-с?
- Ха! Если бы! Да я ее в глаза не видел. Она прислала мне через какого-то сопливого пацана записку. С дурацкими стихами и невозможным запахом. Обещала утопиться, если я не приду на рандеву. Но это же шантаж, Никанорыч. Вы представьте, насколько уменьшилось бы поголовье русских баб, если б каждая вздумала из-за меня топиться!
- Вот оно что, - проговорил исправник, подымаясь со стула. - Стало быть, шантаж.
Дверь отворилась. На пороге возникла Авдотья Ильинична. Она была по-прежнему голая и целомудренно прикрывалась подносом. На подносе дымилась чашка чая, стояло блюдо с пирожками и лежал большой огурец. Не обращая внимания на постороннего гостя, старушка глядела на Ржевского и улыбалась.
- Чаю, батюшка, вам принесла. Как просили, с соленым огурчиком.
- Мм... благодарю покорно, - ответил поручик, избегая на нее смотреть. - Поставьте на стол и ступайте.
- Если еще чего, вы, уж, скажите, не стесняйтесь, - суетливо забормотала она. - Все для вас сделаю. Всё!
Оставив поднос на столе, Авдотья Ильинична с заметной неохотою вышла из комнаты.
Подойдя к двери, Ржевский крепко закрыл ее и прислонился к ней спиной.
- Видали, Никанорыч?
Исправник развел руками:
- Ну и ну... Что ж она все голышом-то ходит?
- Спросите у нее, черт побери. Наверное, на печи лежала и перегрелась. Или угорела. А представьте, что она ко мне, как Тамара, привяжется с угрозой, чтоб я с ней переспал, а не то она живьем в печь залезет. Что прикажете делать?
- Мда-а... - протянул исправник. - От такой бабки и сам, пожалуй, в печь запрыгнешь.
- То-то и оно.
- А что бы вы ей ответили?
- Я бы ей сказал: "Я, Авдотья Ильинишна, печеную картошку очень уважаю, но вас, пардон, даже в жаренном виде к себе на пушечный выстрел не допущу!"
- Сгорит ведь старуха.
- Да все равно ей в аду гореть!
Глава 19
Конфуз
С той стороны кто-то сильно дернул дверь. Но Ржевский по-прежнему стоял, прислонившись к ней спиной, и не дал открыть.
На дверь продолжали напирать.
У исправника вытянулось лицо.
- Чумовая старуха! Не пускайте ее, господин поручик. Зашантажирует!
Он подбежал к двери и подпер ее плечом. Толчки становились все настойчивей, перемежаясь с ударами кулаков.
- Может, она ведьма? - сказал исправник.
- А мне плевать! - вдруг возопил Ржевский. - Ну, вздорная старуха, погоди у меня!
- Что вы собираетесь делать?
- Сейчас я ей покажу, она свое получит. Подержите дверь, Никанорыч, а я пока...
Поручик стал расстегивать штаны.
- Господин поручик, - взмолился исправник. - Не надо. Старуха ведь. Возраст уже не тот.
- Ничего-с, возраст не помеха. Любви все возрасты покорны. Вы - свидетель, что я не добровольно, а по принуждению.
- Одумайтесь, господин поручик. Она ведь чокнутая.
- Может, я тоже чокнусь, если передумаю. Нет, я разрублю этот гордиев узел. - Штаны поручика полетели на пол. - Одна из-за меня уже утопилась, другая того гляди в печь полезет. Я не могу позволить. Делов-то на две минуты, а человек может жизни лишиться. Отойдите от двери.
- Господин поручик...
- Подите прочь, я вам говорю!
- В последний раз...
- Да идите к черту!
Ржевский отпихнул исправника в сторону.
Дверь тотчас распахнулась. Ворвавшийся в комнату человек налетел на поручика, и они вдвоем рухнули на пол.
В запале Ржевский не сразу уразумел, что сжимает в объятиях вовсе не Авдотью Ильиничну. И только оказавшись сверху своего противника и наткнувшись на его козлиную бороду, он наконец понял, что даром погорячился.
Это была не старуха. И даже не молодка. В лицо Ржевскому испуганно пялился неизвестный пожилой мужчина в полицейском мундире.
- Вот так компот! - разочарованно воскликнул поручик, но положения не переменил. - А где же бабка?
- Степан Никанорович, что же это? - промямлил неизвестный, обращаясь к исправнику. - Старухи на пороге в чем мама родила встречают, мужики голые на людей бросаются. В турецкие бани я попал или куда?
- Кто вы такой? - потребовал Ржевский, сидя на нем, как на бревне.
- Это Лаврентий Изотович Куницин, - ответил за потерпевшего исправник. - Отпустите его, господин поручик. Это наш человек, пристав.
Но не тут-то было. Поручик Ржевский схватил пристава за грудки.
- Ах, говорите, пристав? Чего вы тут делали, любезный хрыч? Подслушивали? Вынюхивали? Зачем вы вздумали дверь ломать?
- С докладом я. К Степану Никанорычу.
- Я за него. Говорите, в чем дело, а то весь дух вышибу!
Пристав скосил глаза на исправника. Тот махнул рукой:
- Выкладывай.
- Графиня Шлёпенмухер оклемалась.
- Может, вы хотели сказать, околела? - переспросил Ржевский.
- Да нет. В себя пришла. Показания дает.
- Ну?! - подивился исправник. - И что она?
- Говорит, что помнит только, как, споткнувшись, об топор лбом треснулась.
- С ней был кто?
- Я спрашивал. Утверждает, что одна. И вообще она очень ругается, слова русского не добьешься. А по-французски только и толдычет: "merde" да "merde".
- Что это будет по-французски, господин поручик? - спросил исправник у Ржевского.
- На горшек просилась.
- Точно! - сказал пристав. - Она под конец разговора вдруг запашок дала. Я тогда сразу откланялся. Но напоследок с прислугой перемолвился. И один из дворовых, который частенько у графини по столярному делу мастерит, мне признался, что это его топор мы в беседке нашли. Он с утра ступеньки починял и забыл его там по рассеянности.
- Вот видите, Никанорыч, как в жизни бывает, - сказал исправнику Ржевский, поднимаясь с лежащего на полу пристава. - Сама она себе лоб расшибла.
Исправник пожал плечами:
- И на старушку бывает прорушка. Простите, господин поручик, ежели что не так. Наше дело маленькое, мы за справедливость.
Поручик с сердитым видом натягивал штаны.
- У вас ко мне все?
- Я хотел еще насчет Тамары, утопленницы, сообщение сделать, - сказал пристав, обратившись к исправнику. - Можно при посторонних?
- Можно.
- Нашли? - не выдержал Ржевский.
- Нашли, - улыбнулся пристав.
- А чего лыбитесь-то? Не жаль вам дуреху?
- Так жива ведь она.
- Где ж вы ее отыскали? - спросил исправник.
- Под майором Гусевым. Загуляла девка. Поэтессы, они гусаров любят.
"Ах, Гусев, свиное рыло, - подумал Ржевский, - надкусил-таки мое яблочко".
- Мы с Архипом Иванычем решили кусты окрест пруда ихнего прочесать, - продолжал докладывать пристав. - Вдруг смотрю: в кустах что-то шевелится. Что, думаю, такое?
- Жопа, - уныло сказал Ржевский.
- Так точно, ваше благородие, жопа!
- И не одна, - тем же тоном добавил поручик.
- Нет. Увидели-то мы сперва одну. Это потом выяснилось, что их две было.
- Черт побери, избавьте меня от этих подробностей!
Пристав в растерянности умолк.
- Идем, Изотыч, - сказал ему исправник. - Господин офицер, небось, уже спать хочет.
- Я много чего хочу, - пробурчал поручик. - Надоели вы мне оба пуще горькой редьки.
- Извиненья просим, господин поручик, за напрасное беспокойство, - с елейным выражением на лице поклонился исправник, пятясь к выходу.
- К черту, к черту, проваливайте, - замахал на них руками Ржевский. - Слава богу, все выяснилось. У графини теперь шишка, у Тамары - триппер. Ну и черт с ними с обеими.
После ухода полицейских Ржевский в сердцах придвинул к двери камод, чтоб его уже никто больше не потревожил.
Настроение было хуже некуда.
Ржевский печально захрустел огурцом. Задумался. Надо отсюда съезжать. Иного выхода нет. Авдотья Ильинична совсем спятила. Чуть до греха не довела. И ведь доведет. Попадется под пьяную руку, - так он ей и подмахнет не глядя. Тьфу, гадость!
Поручик без особого удовольствия выпил давно остывший чай и съел все лежавшие на блюде пирожки. Они были с мясом.
"Кота она своего, что ли, зарезала?"
По-обыкновению, аппетит у Ржевского разгорелся во время еды. Как назло, есть уже было нечего. Но клянчить провизию у хозяйки не хотелось.
Поручик Ржевский закрыл глаза и сам не заметил как заснул.
