Текст книги "Ох, охота!"

Автор книги: Сергей Алексеев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 19 страниц)

Медведь

Имя свое он получил от того, что один из немногих хищных, всеядных зверей очень лю-бит сладкое и всегда ведает, где есть мёд. По наблюдениям старых охотников, медведь находит пчел на цветах, ждет, пока они соберут нектар, затем бежит вслед за ними, чтобы найти борть или пасеку. Угнаться за пчелой ему трудновато, однако, говорят, он несется, задрав голову вверх, чтоб не потерять пчелу из виду, но поскольку подслеповатый, то часто теряет ее и вновь возвращается на исходную позицию. Если косолапый найдет пасеку, то тут уж пчеловоду спать не придется: невзирая на людей и собак, он протопает по деревенской улице, махнет через изгородь и прежде, чем хозяин спохватится, один улей успеет грабануть. Иногда мужики стреляют вверх, жгут баллоны, а он идет все равно, ибо мёд ведает.

Пчела и медведь – извечные враги, и это противостояние уходит в такую глубь времен, что у насекомых, несколько миллионов лет не подверженных никакой эволюции, выработалась мгновенная реакция на сильный отвратительный (медвежий) запах и шерсть. Поэтому пчеловоды перед тем, как заглянуть в улей, моются в бане, надевают чистую одежду и покрывают голову, даже если работают без сетчатой маски.

Если же зверь находит в лесу дупло, где поселились пчелы, то не уйдет, пока не поживится мёдом, а если это невозможно – борть, например, в крепком и огромном сухостойном дереве, которое не разломать и не свалить, будет охранять ее и делать бесконечные попытки проникнуть внутрь: тропы вокруг натопчет, оставит кучи помета и «охранные грамоты» на деревьях. И будет отираться возле, пока не созреет другой корм – ягода, но все равно, пока жив, будет приходить туда каждый год. Мёд для медведя, как наркотик, причем эта жажда на уровне инстинкта.

В съемках фильма по моему роману «Рой» (режиссер В. Хотиненко) участвовал медведь из московского цирка по имени Сережа – тридцати трех лет от роду и весом восемьсот килограммов. Всю жизнь, с детского возраста, с ним работал известный дрессировщик Рубан, и медведь никогда не видел и не знал пчел, пасеки, мёда, впрочем, как и свободы. Но когда стали снимать эпизод, когда медведь зорит пасеку одного из героев, и среди полусотни пустых ульев поставили один с пчелами да выпустили Сережу, этот «гроссфатер» мгновенно преобразился, стремительно и точно нашел добычу, опрокинул улей, вытряхнул рамки и стал поедать соты с медом вместе с пчелами и деткой. Надо было видеть его страсть и жадность! Уникальные кадры подпортила ассистентка Рубана, привозившая зверя из Москвы: побоялась, что Сережу покусают пчелы, и влетела в кадр с пожарным брандспойтом.

Несмотря на жизнь в клетке и на арене, медведь Сережа сохранил природный нрав, весьма напоминающий нрав русского мужика: пока ему не сварят ведро настоящего, с мясом, борща и не заправят сметаной, на работу его было не выгнать. И только вкусив свой неслабый завтрак, Сережа потягивался, встряхивался и потом делал все, что от него требовали. Кстати, борщ варили на костре и ставили остужать ведро в ручей, а поскольку на съемочной площадке много вечно голодного народа, то Сережину пищу начали воровать, пока она остывает. Однажды шофера, пиротехники и осветители выхлебали полведра, а Сережа сразу это заметил и стал охранять борщ, лежа на берегу ручья – только попробуй подойти к ведру и узнаешь, что зверь этот вовсе не ручной. И еще раз кстати – о языке, о сигнальной системе между разными животными, якобы одомашненными.

Есть в этом фильме эпизод, когда к раненому медведю – дробью выбили глаза, – подползает сбежавший от хозяина дог, чтобы вылизать гноящиеся раны, поскольку сам зверь этого сделать не мог. Сняли с десяток дублей, но никак не могли заставить собаку, чтоб вылизывала загримированную голову Сережи, хотя вместо грима использовали в том числе и шоколад. Дог подползал к морде зверя, но, когда оставалось всего вершок от носа, вдруг резко и в страхе отскакивал, хотя внешне ничего не происходило и медведь оставался спокойным. Причину обнаружили, когда проявили пленку и прокрутили ее в замедленном темпе: когда преодолевалось критическое расстояние между животными, у Сережи едва заметно шевелился кончик носа, и это было сигналом опасности для собаки, которая никогда в жизни не видела медведя, но отлично понимала его мимический язык.

А мы думаем, они безумны и не владеют элементарным анализом…

У многих народов, в том числе у славянских, медведь считался тотемным животным. Но во времена оледенения, когда люди и звери жили в пещерах, это были враги непримиримые, поскольку тех и других жизнь заставила стать исключительно плотоядными. Однако позже, когда установился благоприятный климат и возможность жить не только с лова, но и с сохи, сотворился мир. Об этом рассказывают нам русские сказки, где медведушко, космач, Топтыгин, Михайло Иваныч – равноценный с человеком герой, тесно связанный с его жизнью и ему помогающий. В мифах, преданиях, легендах и песнях этот грозный, могучий зверь соратник людям, а не враг их: надо, сам придет и вырвет дуб, на котором ларец с Кощеевой смертью. Но человек потому и разумный, что может обманывать природную стихию, и достаются дикому зверю вершки, а мужику корешки – это уже отношение к медведю людей, живущих с сохи, которые вынуждены всю свою историю охранять посевы.

Е. Тихменев. Охота на медведя

И тут наблюдается сходство психологии медведя и человека: как уже отмечалось, этот зверь склонен к воровству и становится невероятно труслив, когда крадет, например, овес на поле, и прекрасно это понимает. Если он вас просто почует, то мгновенно убежит, но если вы появитесь внезапно и зашумите, то случится «медвежья болезнь» – откровенный понос, следы которого растянутся метров на двести. А как еще себя ведет воришка, застигнутый на месте преступления? Но когда зверь и человек случайно встречаются, например, в местах общего сбора пищи – на малине или черемухе, то просто разойдутся в разные стороны, может, еще и пугнут друг друга: медведь рыком, ягодник – матом и еще в ведро постучит. Однако если зверь сам добыл лося или даже корову, вас уже не подпустит. Особо агрессивный просто нападет, а тот, что подобрее, будет ходить кругами, орать и ломать деревья – отпугивать. Так погиб отцов друг, штатный охотник дядя Ваня Тужиков, который захватил медведя, когда тот загнал в буреломник и задрал здорового рогача. Дядя Ваня решил, вот повезло! Отогнал зверя выстрелами, освежевал лося, а поскольку дело было в июле, то засолил мясо по старому сибирскому способу – в шкуре, уложенной в яму. Сверху завалил землей и колодником. Через два дня приехал на моторке с товарищем, чтобы вывезти, зарядили ружья на всякий случай и стали подходить к яме. Медведя было не видно и не слышно, дядя Ваня положил мешки и склонился, чтобы разобрать завал. Зверь лежал в засаде у него за спиной, напал внезапно и, по сути, перекусил ему шею. Товарищ испугался и убежал, а когда пришел в себя и вернулся, все было кончено. Медведь отомстил и ушел, не тронув мяса, дескать теперь ешь-подавись…

М. Лебедев. Сострунка медведя в лесу

Особенно агрессивными бывают медведицы, когда водят медвежат-сеголетков. Материнский инстинкт развит ничуть не меньше, чем у человека, защищая детенышей, самка с яростью набрасывается и на человека, и на других зверей, и даже на своих прошлогодних детей – пестунов, которые иногда все еще таскаются за маткой и из ревности могут задавить медвежонка. Кстати, пестунами их называют потому, что якобы они ложатся в берлогу с матерью, дабы потом, когда в феврале появятся детеныши, пестовать, нянчить их. Все как раз наоборот: во-первых, медведицы редко приносят приплод каждый год, поэтому и зимуют с детьми в одной берлоге; во-вторых, самка никогда не ляжет с пестуном, если беременна, ибо из той же ревности он непременно передавит своих братьев и сестер. Какое уж тут нянчить! Я несколько раз наблюдал, как за маткой с медвежатами таскаются, правда на приличном расстоянии, не пестуны, а позапрошлогодние дети, в которых уже весу по центнеру. То есть привязанность к матери у медведей очень сильная, что говорит об их высокой организации. Это не зайчата, единожды насосавшись материнского молока, в тот час разбегаются и потом сосут любую встретившуюся зайчиху. Так что если вы случайно увидите медвежонка – а они чаще попадаются на глаза, поскольку ходят еще открыто и без всякой осторожности, лучше всего немедля уйдите из этого района, ибо матка находится где-то поблизости и, возможно, уже скрадывает вас. Однажды я наблюдал в бинокль с другого берега шумной горной реки за взаимоотношениями медведицы и ее детей, надо сказать, довольно жесткими и далекими от идиллии. Самка вышла на кормежку – ворочала на скалистом берегу камни и что-то доставала из-под них, скорее всего, червей и жуков, а два ее медвежонка, как и положено ребятишкам, шалили возле ее ног, сцепившись, барахтались, кувыркались и случайно подкатились прямо под лапы матери. Та отмахнулась от них, как от посторонних, мешающих предметов. В результате чего один словно мячик улетел по каменной осыпи вниз и исчез. А за осыпью была отвесная скала, уходящая в реку, и я решил, что звереныш погиб. Матка же продолжала преспокойно кормиться, а второй медвежонок притих и тоже начал что-то там доставать из-под мелких камушков. И тут на осыпи показался второй, живой и здоровый, но побитый и усмиренный, присоединился к семейству и стал искать корм. Однако мирная картинка длилась всего несколько минут, после чего медвежата опять сцепились мериться силой.

Кстати, характер у медведиц, как и у русских женщин, очень разный, и встречаются иногда даже покладистые, почти смирные, не желающие связываться с человеком, но чаще все-таки резвые, решительные и напористые. Однажды мы с Сережей К. сели на одном поле на соседние лабазы, расположенные метров на 300 друг от друга. Через полчаса слышу за спиной шорох в зарослях люпина и звуки движения – точно, как стадо кабанов. Я изготовился, но в это время на поле являются три медвежонка и начинают резвиться. Оглядываюсь назад, а прямо под лабаз, через лог, покрытый лесом, валит черная медведица. И только поднялась в горку, как меня почуяла, но не побежала, а хищно ощерилась, как тигрица, и вдруг заорала! Осенний вечер, тишина, безветрие, и потому эхо еще громче. Я на всякий пожарный карабин наставил и не знаю, что делать: стрелять нельзя, потом меня с потрохами съедят, а слезть и уйти невозможно. Медведица сидит под лабазом так близко, что протяни руку с карабином, и морды достанешь. И ревет, как заводная, громогласно, раскатисто – мороз пробирает! А еще делает короткие, пугающие рывки, словно прыгнуть собирается.

Проходит пять минут, я уже пообвыкся к такому соседству, да и ей вроде пугать меня наскучило, пореже стала реветь. Тогда я глотку напряг и как зарычу – она на меня. И так мы переругивались минут сорок, уже темнеть стало, а медвежата барахтаются в овсе, как ни в чем не бывало, видно, привыкли к скандальной матушке. Я пробовал разговаривать с ней, стучал прикладом по доскам, менял интонации рева, рычал угрожающе, почти ворковал любезно, пока глотку не сорвал и не охрип – она не внимала. Ну что тут делать? Звать Сережу, но чем он поможет? Еще и в лапы ей угодит. Думаю, ладно, если поговорить на зверином языке не удается, завалю ее, а медвежат переловим, не пропадут. Конечно, разборка будет, как да почему, охотовед Виктор А. мужик занозистый, в общем греха не оберешься. Но не ночевать же на лабазе, когда ночью уже ноль и иней прихватывает, а я в легкой куртке. Правда, оставался еще один способ – стрелять вверх, может образумится и уйдет, но это последний шанс да и то ненадежный. Вдруг от выстрелов она станет еще агрессивнее и полезет ко мне на вышку? Между тем уже сумерки, черная медведица почти растворилась в темноте и только светлая трава отбивает ее контуры. Я ногами переступил, а ей что-то не понравилось – прижалась к земле и не прыгнула, а как спортсмен, обозначила прыжок, в голове его проиграла. Ничего уже не оставалось, как выстрелить вверх, попробовать испугать ее, а то она, может, темноты ждет, чтобы ко мне забраться. И тут произошло странное: едва я поднял карабин и снял с предохранителя, как она мгновенно отскочила в лог и заревела оттуда призывно. Медвежата в тот час порскнули с поля, пробежали под лабазом и оказались рядом с ней – зрелый люпин защелкал семенем в стручках. Матка зарычала еще раз, с интонацией, будто говорила, мол, ну, погоди, мы еще встретимся, и повела семейство в сторону лесного массива. Шла и орала, оглашая пространство. Я быстренько слез с лабаза и скорее в другую сторону, а Сережа уже навстречу бежит – обрадовался, что я жив. Он сидел на своем лабазе и ничего понять не мог: то ли меня там уже едят, то ли мы деремся в рукопашную, потому что выстрелов нет. Причем, он отчетливо слышал рев крупного медведя и пестуна – пришлось признаться, что арию последнего исполнял я.

Когда мы вернулись домой и рассказали охотоведу, что произошло, Виктор ничему не удивился, поскольку об этой медведице слышал уже не первый раз и пожалел, что я не стал стрелять. Дескать, эта самка наверняка людоедка и от этого нет страха перед человеком, и ввиду ее опасности лучше бы изъять ее из природы, поскольку она теперь натаскивает своих детей, которые будут такими же. Но другого случая встретиться с ней больше не представилось, да и, откровенно сказать, не очень-то и хотелось.

Однако самым опасным медведь становится после ранения и в том случае, если он унюхал или узрел (зрение, кстати, у медведей довольно слабое) своего обидчика. И ладно, если вы стреляли с лабаза, но если с подхода, то убегать от него бессмысленно и лучше, исполнившись хладнокровия и не сходя с места, стрелять, пока он прыжками несется к вам, и в последний миг отскочить в сторону. Впрочем, все советы здесь мало чему помогут, действовать нужно по ситуации и, самое главное, не терять присутствия духа и не паниковать.

Н. Сверчков. Охота на медведя

Однажды охотовед Виктор А. повел прокурора по полям, чтобы взять зверя с подхода. За лесным мыском они обнаружили медведя, который кормился, и подошли к нему на сорок метров. Прокурор положил карабин на «вилку» – специальную подставку, и вроде бы точно прицелился, но только ранил. Зверь мгновенно усек, откуда прилетело, развернулся и бросился на охотников. Виктор спокойно поднял винтовку СВТ, тогда еще редкую, десятизарядную и полуавтоматическую, и начал хладнокровно стрелять в бегущего медведя. Но после первого же выстрела отстегнулся магазин и упал в овес. Искать было некогда, зверь уже был в метре от охотоведа и вскочил на дыбки. Виктор не растерялся, всадил левую руку в пасть и попытался схватить за корень языка – болезненное место у медведя, говорят, если взял, то можно живого домой привести. Однако зверь кормился, было сильное слюноотделение, в пасти скользко, так что не схватишь, а зверь уже начал грызть руку. Тогда охотовед изловчился и попытался бросить медведя через бедро, поскольку был человеком сильным и спортивным, но прокурор в это время наконец-то выстрелил. Попал или нет, неизвестно, но зверь отскочил в сторону и убежал в лес. Виктор отделался изжёванной рукой, после чего получил прозвище, которым, правда, уважая мужество, называли за глаза – Недоеденный.

Но скоро появился еще один недоеденный, подчиненный охотоведа, Юра 3., зверолов не менее опытный. Этот проводил охоту с гостем с лабаза. Гость благополучно отстрелял медведя, после чего они слезли и пошли взглянуть на трофей. Чтобы проверить, мертвый ли зверь, Юра пнул его – оказался живой, схватил ногу и начал грызть. Спас крепкий яловый сапог…

Медведь – хозяин тайги и прокурор, пока нет в ней человека. Это первый враг, а второй – лесной пожар. Огонь и дым приводят осторожного, скрытного зверя в безумство, сеют панику. Он убегает, совершенно ничего не опасаясь, иногда может пробежать через деревню, полную собак. Кроме всего, согнанный со своей земли и бесприютный, он становится агрессивным, на глазах у пастухов может напасть на стадо коров и, как разбойник, рвать их налево и направо, без разбора и в результате утащить одну, а то и вовсе уйти ни с чем. В 1977 году вдвоем с рабочим мы были в месячном маршруте – спускались на пластмассовых обласах по реке Большая Утка от истока до устья. Места там дикие, необжитые и труднодоступные из-за ленточных болот, живую душу не встретишь. В это время по левому берегу загорелась тайга, и мы около недели плыли в сплошном дыму, мимо сгоревшего или горящего прибрежного леса. До пожара мы несколько раз углублялись в тайгу по левому берегу на расстояние до пятнадцати километров и не встретили ни единого медвежьего следа. Тайга казалась пустой, как бубен. Однако с началом пожара на спасительный правый берег побежала всевозможная лесная живность от белок до барсуков. И в один день через реку только на наших глазах переплыли четыре взрослых медведя, пестун и два медвежонка. И это на первый взгляд из пустой тайги! Причем на нас они не обращали внимания, и одного мой рабочий чуть только не протаранил обласом. В первую же ночевку после массового бега зверя нас до утра доставал один из них, так что пришлось несколько раз от гонять выстрелами. Наутро мы обнаружили, что вокруг палатки натоптана тропа – что ему надо было, непонятно, может, хотел напроситься в пассажиры. На следующую ночь мы уже решили спать по очереди: наш погорелец (или уже другой?) весь день топал за нами по берегу и остановился недалеко от нашей палатки. Мысль избавиться от такого преследователя была, но срабатывала крестьянская натура – мясо испортим, жара, много ли вдвоем съедим? Да и увезти с собой трудно, обласа и так перегружены пробами, идем с запасом в три пальца – это настолько выступают борта из воды. Однако поспать не удалось: не дождавшись темноты, медведь прокрался к нашим обласам, вытащенным на песок в двадцати метрах от палатки, и бесцеремонно стал рвать брезент, под которым были продукты – такой наглости мы просто не ожидали! Я выстрелил у него над головой, зверь рюхнул и убежал в кусты, но через минуту снова появился, чуть ли не ползком. Тогда я стал осторожно подходить к нему с карабином, а рабочий с топором и горящей головней. Когда оставалось шагов пятнадцать, медведь на нас окрысился и присел. Выбора у меня не оставалось, пришлось стрелять. Соли было в обрез, да и солить не в чем, поэтому мы разделали тушу, часть завернули в шкуру и взяли с собой, а часть сложили в кусок рыболовной сети и спустили в воду. На наше счастье, днем мы обнаружили на берегу стан рабочих химподсочки, которым отдали медвежатину, и остались у них ночевать. Однако погорельцы дошли и сюда, поскольку всю ночь за станом остервенело лаяли собаки серогонов…

Медведь – это один из немногих хищников, кто впадает в зимнюю спячку. В средней полосе России и на Русском севере из-за достаточно мягкой зимы он ложится часто в «верховую» берлогу: уже по снегу находит место под ветровальными деревьями, выворотнями или даже под развесистыми елями – главное, чтоб ветра не сквозили, подстилает хворост, сухую траву или еловый лапник, сворачивается в плотный клубок, так что сразу не поймешь, где голова, где зад, и засыпает. Потом его заваливает снегом, который подтаивает от тепла тела, подмерзает и образуется довольно теплое убежище. Именно такие берлоги и находят лесорубы, когда начинают готовить лес – то трактором наедут, до дерево уронят, а то какой-нибудь разгильдяй и вовсе провалится к зверю в лежбище.

В Сибири медведи роют берлоги обычно под сваленными деревьями, выворотнями и выбирают место, где побольше корневищ, которые, как арматура, не дают осыпаться земле. Причем один зверь копает несколько берлог, вероятно, чтобы сбить с толку и запутать следы, поскольку осенью, в октябре, начинает чистить всё: убирает прелую постель и натаскивает сухую траву, мох, лапник, листья. В какую точно ляжет, никто не знает, поэтому, если вы обнаружили подготовленную берлогу, это еще не значит, что там зимой окажется зверь. Хотя есть способ, по которому можно определить примерный район зимовки: за неделю перед спячкой медведь не употребляет никакой пищи, пьет только воду и ищет глину неподалеку от берлоги, обычно в оврагах, логах или берегах речек, оставляя явные следы и довольно глубокие раскопы. Дня за три он наедается глины, примерно полтора килограмма, после чего уже и воду не пьет. Глина проходит по кишечнику, чистит его и скапливается в виде пробки в заднем проходе – это для того, чтобы внутрь не проникли червячки, жучки и прочие паразиты, зимующие вместе со зверем. Говорят, медведица сразу же засыпает в берлоге, если одна; если же с пестуном, то он, как и все дети, еще долго шалит и не дает заснуть, за что получает шлепков. А вот самец, по рассказам стариков, не спит примерно недели две, ждет настоящего снега и в это время думает, заново переживает все яркие события, произошедшие за лето, и иногда вздыхает. И засыпает потом медленно, без храпа, снижается температура тела, уменьшается частота сердцебиения, дыхание становится ровным, редким и совершенно неслышным. Переворачивается он с боку на бок 22 декабря, в день зимнего солнцестояния, когда солнце поворачивает на лето, а зима на мороз. А просыпается с началом активного таяния снегов, когда весенняя вода подмочит бок. Первые дни медведь ничего не ест, а ходит по лесу, тужится и орет, пытаясь выбить пробку. И лишь освободившись от нее, сначала пьет только воду, промывает организм, затем начинает есть первую траву, копает коренья и не пропускает ни одного муравейника. Из первоцветов особенно любит медуницу и луковички саранки.

Однажды ко мне приехал молдавский художник Виталий, чтобы посмотреть настоящую Сибирь, тайгу, и я повел его на свою родину – реку Четь. Дело было 25 апреля, в лесу еще лежал снег, но песчаная дорога почти оттаяла, и оставались языки льда. Тридцать верст мы шли пешком, тащили рюкзаки и этюдник, а из оружия был только охотничий нож. Оставалось несколько километров пути, когда узрели на песке свежие медвежьи следы – зверь шел по проселку впереди нас. А там повсюду дюнный ландшафт, древняя пустыня, сосновые боры и дорога с горки на горку. И вот поднимаемся мы на очередной бархан, а наверху следующего чапает топтыгин, облезлый, рыжий какой-то и худой, как велосипед. Идет как-то нервно, беспокойно и глухо урчит.

Мы остановились, Виталий глаза вытаращил и про фотоаппарат забыл, да подскользнулся на льду и со всего маха этюдником о дорогу. Он открылся, кисти, краски в разные стороны, а медведь от испуга сделал скачок вверх, рявкнул и порскнул с дороги в бор. Мы собрали художественные принадлежности, покурили, давая возможность убежать зверю, и пошли дальше. Поднялись на бархан, где был медведь, и тут обнаружили пробку – видно, он с испугу выбил ее: примерно тридцатисантиметровой длины, круглая и осклизлая, с кровью, штуковина. Я едва разрубил ее ножом: по качеству плотная, спрессованная глина напоминала кирпич-сырец. Виталий аккуратно завернул пробку в бумагу и увез потом с собой, в качестве сибирского сувенира.

В мае медведь рыщет по сосновым борам, где в это время телятся лосихи. Первая сладкая травка пробуждает жор, и он начинает добычу мяса. Жертвами становятся новорожденные лосята, причем зверь сначала отгоняет матку, даже не пытаясь атаковать ее, и после этого начинает ловить телят. Самый слабый оказывается в когтях медведя, причем он уносит добычу подальше от места охоты, зарывает в землю или заваливает лесным мусором и лежит рядом в ожидании, когда мясо поспеет. В некоторых районах Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, например, в это время звери выходят к горным рекам, куда заходит рыба на икромет. Медведи отличные рыбаки, но слишком уж незадачливые: они ловко цепляют и выбрасывают на берег рыбу, которая потом, прыгая, довольно легко снова уходит в воду. Иногда простояв на перекате несколько часов, он находит на берегу две-три рыбины, случайно застрявшие в камнях.

Обычно взматеревший зверь ищет себе территорию, поскольку его начинают отовсюду прогонять. Медведи – животные оседлые, и только бескормица, более сильный конкурент или пожар могут выдавить зверя со своей земли. Границы ее он обязательно помечает «охранными грамотами» – встает на дыбы и, вытянув передние лапы как можно выше, оставляет глубокие царапины на коре деревьев. Это весьма выразительное письмо, понятное для всех других медведей, и, бывает, дело доходит до драки, если кто-то претендует на ту же территорию. Однако есть у них и общие столовые – овсяные и пшеничные ноля, клюквенные болота и прочие обширные ягодники, где звери сообща и вполне мирно нагуливают жир. Бывает, на одно поле одновременно выходят до семи разнополых и разновозрастных особей, коих можно наблюдать с одной точки, например с лабаза. И никто никому не мешает. Но это на просторных колхозных полях; на подкормочных площадках же, обычно небольших и закрытых со всех сторон лесом, звери начинают спугивать, сгонять друг друга, бродят вокруг, урчат, ломают деревья – тут главное создать побольше шума, дескать, убирайся, я сильнее.

В общем, все как у людей.