Текст книги "Фантастика 1986"

Автор книги: Сергей Сухинов

Соавторы: Александр Левин,Владимир Одоевский,Александр Горбовский,Владимир Малов,Виталий Пищенко,Андрей Сульдин,Феликс Зигель,Николай Орехов,Дмитрий Жуков,Генрих Окуневич
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 32 страниц)

Создатели ВАГ-1 обсуждали возможные варианты переориентации части приборов на работу с облаками.

В течение трех недель велись эксперименты. В любую минуту сотрудники экспедиции были готовы встретить облачный фронт.

И вот метеорологи, связавшись с коллегами на ближних метеостанциях, сообщили о непогоде; Алисов, Владимирцев и Георгиевская поспешили на пригорок, всматривались в далекий небосвод, ожидая приближения туч. Метеорологи во время сеансов включения ВАГов вели свои наблюдения.

Дважды удалось вызвать дождь из облаков, которые дождя не предвещали.

Исписали немало страниц, составляя свою часть отчета об испытаниях ВАГ-1. Договорились: до возвращения в Новосибирск, обработки материалов на дешифрующих машинах, а также совместного обобщения всего, что дала экспедиция, никаких заявлений ле делать.

Обстоятельный отчет участников экспедиции был обсужден на ученом совете Сибирского физико-технологического института, а затем в Институте экспериментальной метеорологии. «Светлые головы» этого почтенного института многое подвергли сомнениям, но вскоре стали проявлять настойчивость, чтобы дальнейшие работы по совершенствованию ВАГов проводились под их эгидой.

Патриотизм создателей ВАГ-1 по отношению к родному инфизтеху был столь пылким, что и более высокие научные инстанции пошли им навстречу, и было решено создать совместный, двух институтов, проект «Погода».

VII

В науке должно искать идеи. Нет идеи, нет науки. Знание фактов только потому и драгоценно, что в фактах скрываются идеи: факты без идей – сор для головы и памяти.

В. Белинский.

Никто из ваговцев не стремился к рекламе своих работ, но слава о них распространилась быстро. О Владимирцеве и его коллегах Алисове и Георгиевской заговорили, как о людях, которые могут вызвать дождь и оградить от него. Подобное чудодейство привлекло к ним интерес и заставило Владимирцева основательно заняться небосводом, им начинала овладевать идея использования лазерной левитации в борьбе со стихией. Владимирцев смущался употреблять слово «гипотеза», уж очень величественно оно звучит. «Мы лучше останемся с идеями, – говорил он, – а если уж идея станет гипотезой, пусть другие об этом скажут».

Так вот эта идея вела к непременному углублению в физику атмосферы и метеорологию.

Новый период научных исканий со временем Владимирцев, склонный к самоанализу и нередко к самобичеванию, объяснит себе сам: «Все, что делает бог погоды Дьяконов, во мне до поры до времени дремало. Я не собираюсь быть ни метеорологом, ни астрономом, но что-то языческое меня влечет в физике атмосферы. Не зря же над нами, русскими, бывающие в стране иностранцы острят, что мы любим слушать сводки погоды, словно каждый собирается сеять хлеб или совершить полет. Погода остается непредсказуемой и, к сожалению, совершенно неуправляемой. Какой бы была жизнь, если бы мы научились управлять погодой. Смешно! Рассуждаю, как ребенок и пустой мечтатель, А впрочем… Где-то прочел, что первая сводка погоды появилась относительно недавно, менее ста лет назад, и составил ее в Магдебурге врач. Он создал метеорологическую станцию, прогнозы печатала местная газета, которая первой в стране завела на своих страницах раздел метеосводок.

Врач… и метеосводка. Вот так! Чего же я смущаюсь? Смогу ли я так отдать душу метеорологии, как Андрей Васильевич Дьяконов? Возможно ли соединение лазерной физики с метеорологией?»

В Москве регулярные метеорологические наблюдения ведутся уже более ста лет в обсерватории Сельскохозяйственной академии имени К. А. Тимирязева. Сохранились записи о погоде, сделанные еще за 3000 лет до нашей эры. Первую в мире книгу о погоде написал знаменитый греческий философ Аристотель, она называлась «Метеорологика».

В русских летописях первые свидетельства о погоде появляются в описании событий, относящихся ко второй половине IX века: «Были сильные и страшные грозы, ветры с вихрем, и много вреда от них было людям, животным и зверям лесным и полевым». Так сказано в Никоновской летописи, относящейся к 979 году. Регулярные метеорологические наблюдения в России начались во времена Петра I в Петербурге. Сохранившиеся записи о погоде берегутся в главной геофизической обсерватории имени А. И. Воейкова в Ленинграде.

Однажды Владимирцев прочел в журнале статью о проблемах создания физических основ для численного моделирования различных атмосферных процессов, и его «зацепило что-то о зарождении тайфунов». Импульса было достаточно, чтобы мысли об этой стихии – моментах их возникновения и развития – все более и более занимали Владимирцева. Со временем мысль превратилась в навязчивую идею, тем более что Алексей Александрович стал обзаводиться различными материалами, которые захватили его, даже в ущерб лаборатории. Владимирцев увлекся физикой атмосферы.

В фундаментальной библиотеке Сибирской академии Владимирцев вооружился книгами, журналами и узнал, что еще в двадцатые годы советские ученые вели работы в области теоретической турбулентности и вихреобразования в атмосфере; позже они применяли уравнения гидродинамики и термодинамики к анализу крупномасштабных атмосферных процессов, а затем и общей циркуляции атмосферы. В пятидесятые годы ЭВМ позволила применить численные методы прогнозов погоды, и тогда же началось лазерное зондирование, открывшее новые возможности изучения атмосферы, в том числе и облакообразования. Именно это занимало Владимирцева.

Еще больший интерес Алексея Александровича привлекли исследования по микрофизике облаков и успехи в практическом воздействии на облака и туманы, которые удавалось осаживать, туман рассеивали, облака, грозящие градом, проливались дождем.

В периодических изданиях Владимирцев надеялся почерпнуть сведения о ведущихся где-либо работах с применением лазеров, но ничего не нашел. «Неужели никто этим не занимается?.. Слишком важная проблема, чтобы она не интересовала других ученых».

Найденные позже отчеты по Программе исследований глобальных атмосферных процессов, первой стадией которых был Международный атлантический тропический эксперимент в 1974 году и Муссонный эксперимент в Индийском океане в 1977 году, Владимирцев читал как захватывающий детектив: «Они искали, что и почему происходит. Стоит поискать, как этими процессами управлять… Неужели это невозможно?! Даже если удастся сделать самый малый шаг, это побудит искать и других… Почему я раньше не подумал о лазерных установках зондирования турбулентности в высоких слоях атмосферы, струйных течениях? Квк близко иногда находится связь одного с другим и как редко мы ее обнаруживаем. Ведь соединение их… и эффекта поднятия на острие луча в атмосферу… частиц… может дать результаты».

Здесь Владимирцев обрывал себя, боясь даже мысленно произнести фразы о необычной своей «задумке».

VIII

В Сибирской академии своих воспитанников, ученых, подобно Владимирцеву, было уже несколько, и они стали примером для других молодых ученых, их знали, ими гордились; поэтому, когда Владимирцев отважился прийти на кафедру метеорологии университета, даже не знакомые ему сотрудники встретили Алексея Александровича приветливо. Он объяснил цель своего визита коротко: «Интересуюсь работой магнитно-ионосферной лаборатории».

Контакты смежных наук вошли в жизнь, но тем не менее самолюбивый Владимирцев боялся выглядеть дилетантом и при первых встречах на кафердре шутил, мол, физика атмосферы его… хобби.

Как-то на кафедре за чаем сотрудники разоткровенничались и рассказали, что их шеф, еще недавно научный сотрудник геофизической обсерватории имени Воейкова, весьма сожалеет, что согласился переехать из Ленинграда в Новосибирск; его жена отказалась за ним последовать. «Интимная тема оказалась сильнее научных перспектив», – не то с иронией, не то с горечью сказал доцент Шинкарев, почтенный человек, в прошлом сотрудник многих метеостанций на побережье Ледовитого океана.

Владимирцев сказал, что считает неэтичным обсуждать чужую жизнь, поступки. На что Шинкарев ему заметил: «Если бы я не знал вас еще в студенческие ваши годы, разве бы заговорил».

Позже в университетской лаборатории магнитно-ионосферных исследований заведующая лабораторией Ильина без всякой связи с тем, что рассказывала о новых приборах и установках, вдруг сказала: «А вообще-то мы без хозяина… Наш новоявленный сибиряк, наш шеф, даже чемоданы не распаковал…» Этот разговор оказался неслучайным. Вскоре Владимирцеву предложили заведовать кафедрой. Алексей Александрович колебался недолго.

Университетская кафедра и лаборатории при ней под руководством Владимирцева наметили обширную программу изучения физических закономерностей процессов и явлений, происхо дящих в атмосфере, определяющих ее строение, свойства газов, составляющих атмосферу, излучение ее и радиацию, распределение температур и давления, но особенно интересы сотрудников университетской кафедры Владимирцева были привлечены к конденсации водяных паров, образованию облаков и осадков. Решающее влияние на эти научные устремления оказали недавние полевые испытания ВАГ-1 и тот шум, который наделали их результаты, опубликованные московскими метеорологами Антипиным и Барышевым; они предвещали «новую эру в работе метеорологов, их решающее влияние на формирование погоды». Со временем Владимирцев пригласил Антипина «оставить столичную суету и переехать в молодую научную столицу, где и жить и работать не менее интересно».

Не сразу, но Иван Иванович Антипин принял предложение Владимирцева и стал сотрудником кафедры.

В инфизтехе по-разному встретили известие о работе Владимирцева на университетской кафедре: одни понимали, что новое направление работы ВАГов требует и глубокого проникновения в смежную науку, метеорологию, другие при этом саркастически замечали: «Но зачем же становиться во главе кафедры?» Георгиевская все более уходила в поиски применения лазерной левитации, она считала, что новое поколение лазеров, значительно более мощных, чем нынешние, поможет создать транспорт на свето-паровой подушке. Владимирцев одобрительно относился к поискам Ренаты Михайловны, но порою, когда некоторые ее успехи с одобрением встречали на заседаниях сектора, а затем и на ученом совете института, понимал, что вскоре Георгиевская может «отпочковаться» со своими работами в отдельную лабораторию и он лишится надежного, мудрого коллеги.

Словно почувствовав эти опасения, Рената Михайловна сказала Алексею Александровичу, что ВАГи она никогда не оставит: «Просто я думаю и о другой нашей совместной ветви в лазерной левитации». Владимирцев рассердился и стал ей выговаривать: он менее всего претендует на «дележку»; «это ваш участок; если у меня появятся какие-то идеи, я их всегда отдам вам»…

Нелегко было Владимирцеву делить себя между двумя направлениями работ в физике – лазерной левитацией и физикой атмосферы. Лишь благодаря тому, что он неутомимо помогал своим сотрудникам и на кафедре, и в лаборатории отыскивать «свою ниву» или приобщаться к чужой, вместе с сотрудниками старался доискаться направления, перспективы разработок, ему удавалось объединять коллег в работе. Они знали, что все поймет, поддержит Алексей Александрович, но только не преждевременные реляции об успехах. Владимирцев спорил с нетерпеливыми администраторами от науки, когда они торопились отчитываться в свершениях, далеких от завершения;.. Эту его черту некоторые объясняли как боязнь «спугнуть удачу», но большинство понимали, что Владимирцев не хотел победной суеты, которая отвлекает от работы, от опытов, многократно повторяющихся, пока не удастся добиться точно выверенных результатов.

IX

Как знамение удачи воспринял Владимирцев появление очерка одного писателя об Андрее Васильевиче Дьяконове; название, правда, было удручающим – «Одинокий борец с земным притяжением», невольно наводило на мысль, что подобная участь может ждать и его, Владимирцева, вместе с ВАГами и невероятной системой управления погодой. Но как было не обратиться к опыту ученого, чьи предсказания погоды сбываются на девяносто процентов. К Дьяконову обращаются за прогнозами не только соотечественники, работа которых так или иначе связана с погодойнепогодой, но и многие астрономы и метеорологи, моряки зарубежных стран.

Давно состоялась первая встреча Владимирцева с Андреем Васильевичем, когда Алеша вместе со своим отцом путешествовал по Горной Шории и специально сделал «крюк», чтобы познакомиться с Дьяконовым.

Дьяконов помог и речникам Лены, предсказав ранний ледостав в низовьях реки, помогает и сейчас хлеборобам Полтавской и Свердловской, Московской и Волынской, десяткам областей и республик… Возвращаясь из экспедиции, Владимирцев решил побывать у Дьяконова.

Студент Владимирцев, добравшись до Темиртау, поселка в Алтайском крае, который давно называют за красоту «Русской Швейцарией», без труда разыскал «вещего человека», «бога погоды» Андрея Васильевича Дьяконова. Увидев его, Владимирцев растерялся – неподалеку от загородки, где стояла корова, вилами метал в кормушку сено невысокого роста человек, одетый совсем неподходяще для такого занятия – в белую сорочку с галстуком-бабочкой; он был в берете, из-под которого торчали густые волосы. Старик без удивления вопросительно посмотрел на незнакомого юношу и приветственно кивнул, продолжая метать сено в кормушку.

«Вы ко мне?» «К вам. Вы… Андрей Васильевич?» Паломники часто бывали у «бога погоды». Редко кто любопытства ради, но все больше тех, кто хотел понять, как работает астроном и метеоролог Дьяконов. То, что представало их взору, удивляло: небольшая круглая башенка, сложенная из кирпича, небольшие раздвижные полушария и телескоп; рядом пристройка – бревенчатый дом и неподалеку стога сена и загородка для скотины. Все это Владимирцев видел и тогда, когда побывал здесь с отцом, но теперь как-то острее поразило: «деревенская» жизнь Дьяконова и жизнь в молодом городе сибирской науки были разительным контрастом.

Три дня прожил Владимирцев у Дьяконовых, познакомился с его женой и одним из сыновей, старался быть не нахлебником, помогал по хозяйству, но главное – поднимался с Дьяконовым в башенку, смотрел на Солнце в старенький телескоп и слушал пояснения Андрея Васильевича об активности Солнца, рассказы о трудах классиков-метеорологов, оказалось, что он читает их в подлинниках, владея в совершенстве многими языками. Особенно Дьяконов ценит труды ленинградки, ныне покойной, Элеоноры Лир… Андрей Васильевич объяснил Владимирцеву: на атмосферу Земли влияет неравномерное солнечное излучение, солнечные возмущения создают в атмосфере Земли возможность сблизиться холодным и теплым течениям воздуха и порождают аномалии в атмосфере.

Вспоминал Владимирцев об этих беседах не раз, но теперь, в связи с работой над проектом «Погода», особенно часто задумывался.

Размышления ученого о проблемах двух направлений физики привели однажды к неожиданному открытию: использовать лазерную левитацию в борьбе со стихиями для управления погодой!..

Идея была столь неординарна, что он не рискнул поделиться ею, как обычно, она требовала продумывания, расчетов и серии опытов, но для последних было необходимо создать приборы, установки. Идея эта вполне реально опиралась, с одной стороны, на весомые, проверенные, отработанные принципы лазерной левитации, которой занималась лаборатория в физико-техническом институте, и с другой – работы университетской кафедры, где были созданы физические основы для численного моделирования различных атмосферных процессов. Теперь они определялись и квалифицировались с помощью ЭВМ. Широко использовались данные, получаемые с метеорологических искусственных спутников Земли с круговой орбитой высотой 500–600, 1200–1500 километров, с полосой обзора планеты в две-три тысячи километров. Теперь Владимирцева особенно интересовали данные, полученные с таких ИСЗ, как «Молния», ведущих глобальные метеорологические наблюдения с высоты сорока тысяч километров и дающих общую, цельную картину метеопроцессов в масштабе обширных регионов полушария.

Поглощенный новой и, как понимал Владимирцев, вселенской идеей, – при удаче, конечно, – он напряженно ее прорабатывал, вел расчеты, составлял схемы, пока не пришел к выводу, что настало время и «затею» можно вынести на суд своих сотрудников и лаборатории и кафедры. В случае их одобрения просить желающих присоединиться и совместно проводить расчеты, опыты – «на равных проделать путь от идеи к свершению». Владимирцев ставил только одно условие: «Пожалуйста, поменьше восклицаний и побольше сомнений».

В один из дней Владимирцев собрал всех сотрудников кафедры и лаборатории. Улыбаясь, он сказал, что речь пойдет о «реальной фантастике или фантастической реальности».

На огромной доске были развешаны начерченные Владимирцевым схемы, карты: они были сделаны цветными фломастерами и походили на наброски в записной книжке инженера.

– Лазерная техника должна помочь делать погоду: локализовать зарождение тайфунов, регулировать выпадение количества осадков, предотвращать бури… Но следует помнить, что регулировать погоду в пределах страны, даже такой огромной, как наша, – невозможно, нужны большие масштабы.

Владимирцев глянул на лица своих сотрудников и, не заметив ироничности, подошел к огромному рисунку.

– Это принципиальная схема функционирования искусственных спутников Земли… Они озирают определенные участки земли, фиксируют состояние погоды. Нас интересуют нарождающиеся циклоны, тайфуны… – Владимирцев перешел к другой небрежно нарисованной схеме и продолжал:– Полученную информацию со спутников и тысяч метеостанций аккумулируют в центре управления. Их может быть несколько, в основном для тех регионов планеты, которые по уже имеющимся наблюдениям, как говорится, делают погоду. Это Атлантика, особенно северная ее часть, влияющая на погоду Европы, Африки, Северной Америки. Другой регион – экваториальная часть Тихого океана… Все это общеизвестно…

Снова оглядев свою аудиторию, Владимирцев перешел к третьей схеме.

– Это наши ВАГи, – он указал на лазерные приборы, – одни из них установлены на искусственных спутниках Земли, другие – на поверхности Земли, в основном на путях следования тайфунов, но особенно в известных местах зарождения непогоды. Мы с вами научились поднимать на острие луча лазера немалый груз. Так вот, лучи лазеров – их может быть сотня, тысяча, здесь еще требуется изучение и расчеты. Значит, лучи направляются в око зарождающегося тайфуна, лучи несут мизерные частицы двуокиси углерода. Об этих реагентах еще следует хорошенько подумать. Лазеры как ножи разрезают око тайфуна. Включается количество лазеров в зависимости от размеров зарождающейся массы тайфуна. Двуокись углерода или другой реагент заставляет нарождающиеся тучи пролиться дождем почти на месте рождения тайфуна, дождь как бы погасит температурные перепады, возможно остановит стремительное атмосферное давление… Но это действие первой зоны лазеров, назовем ее: первая гребенка… – Владимирцев перестал указкой водить по схеме, он смотрел на своих сотрудников, ждал их энтузиазма или иронических взглядов, но большинство сидели в раздумье. – Еще более фантастическим может представиться вам действие второй зоны.

Владимирцев прошелся у схематично набросанной карты двух регионов, поднял указку и, водя ею, продолжал:

– И все же в первой зоне не удается полностью расправиться с зарождающейся облачной массой, но главное – мы ослабили ее страшную стремительность. Вторая зона будет иметь иную задачу. И здесь возможны различные варианты. Если в первой гребенке мы пошлем вместе с двуокисью углерода небольшую массу пылеобразного металла, уходящие по обычным маршрутам облака понесут ее с собою. Вторая гребенка лазеров и магнитных полей будет работать, как заслон на пути облаков. Их скопления магнитные установки направят в те районы, которые в тот момент больше всего будут нуждаться в дождях.

На следующей схеме Владимирцев пояснил, как магнитные установки будут переводить тучи из одного района в другой.

– Посланные с помощью ВАГов мельчайшие металлические частицы вместе с двуокисью углерода, отягощенные влагой, станут подвластны и мощному магниту. Магнитная волна приведет тучи в то место, где они прольются дождем. Магнит сможет удерживать тучи над нужной местностью сколько угодно, не давая облакам уходить в сторону. Мельчайшие частицы металла не окажут вредного влияния на биосферу, так как их общая масса в десятки раз меньше массы выбросов в атмосферу промышленностью, транспортом и другой деятельностью человека. Кстати, со стороны магнитобиологии не должно быть возражений, ведь мы не переступим через элементарные нормы.

Владимирцев, прислонясь спиной к кафедре, рассказывал:

– Когда я учился в физматшколе, помните, у нас бывали вечера невероятных теорий, идей, проектов… Давайте вспомним молодость, вернее юность, детство и пофантазируем. Только учтите, что сегодня эта фантазия уже опирается на многое свершенное: ну, во-первых, искусственные спутники и их возможности. Во-вторых, лазеры, с помощью которых мы можем и измерять расстояние до планет и поднять на луче лазера многие килограммы. В-третьих, все новые открытия в области магнитомеханических явлений. Вот такая задумка, друзья.

Первый раз Владимирцев видел своих сотрудников и коллег в столь затруднительном положении, он не понимал их сдержанности, особенно остряков, которые обычно и серьезные обсуждения, споры сопровождали шуткой. Владимирцев поощрительно улыбался молчаливым коллегам, ждал, потом спросил:

– Вы это не воспринимаете серьезно?

– Идея столь глобальна, – начал Алисов, сидевший в первом ряду, – что с ходу говорить затруднительно.

– Но смешным я не выгляжу? – спросил Владимирцев.

– Не то говорите, Алексей Александрович, – вскочил импульсивный Шанежкин. – Какие-либо расчеты вы делали?

– Пробовал… – Владимирцев хитро прищурился.

– Разрешите мне, – продолжал Шанежкин. – Конечно, по первому впечатлению проект сногсшибательный, но не такой уж и невероятный. О работе спутников погоды не говорю. Это уже реально. Так же реально разбрасывание гранул двуокиси углерода, которые заставляют облака пролиться дождем в том месте, где нам нужно. Пример недавний – вдень открытия XII Всемирного фестиваля молодежи и студентов создали погоду по заказу, рассеяли тучи. Даже когда тучи прорывались в сторону Москвы, их догоняли самолеты и рассеивали. Это было сделано уже не раз. В некоторых странах также научились вызывать осадки. Мы знаем комплексы радары – ракеты, предназначенные для расстрела градоопасных туч. Как видим, к проблеме влияния на погоду подбираются, хотя и медленно, но все же… Но главное, Алексей Александрович смело взглянул на ВАГи. Мы ходили вокруг шажками, а здесь нужен смелый рывок. По-моему, это плодотворный путь. Нужно бы попробовать в двух регионах страны, подверженных нашествию стихий. Прежде всего на Дальнем Востоке, хотя понимаю, что набравший силу тайфун труднее погасить, чем зарождающийся. Второй регион – район Новороссийска и Туапсе, где свирепствует бора. Кстати, бора бывает и на Байкале, где ее называют сармой… И еще один аспект проблемы, признаюсь, он у меня появился, когда слушал сообщение Алексея Александровича, а сейчас… Нужно сочетание наземных установок и других, базирующихся на спутниках Земли, специально выведенных на орбиту. Это прекрасный наш ответ на затею со «звездными войнами»; возможно, мы предложим человечеству плодотворный путь мирного использования космоса.

Алисов вскинул руку в сторону Владимирцева и, не глядя на собравшихся, заговорил:

– Ну что же, – Алисов тер лоб, – как сказал бы Георг Лихтенберг, немецкий писатель, «общепризнанные мнения и то, что каждый считает давно решенным, чаще всего заслуживают исследования»… Мне это представляется очень… неординарным и несомненно смелым предположением. – Алисов почесал свой огромный с горбинкой нос, поднял палец: – Прекрасный энтузиазм! Но как довести наши ВАГи до той степени мощности… и совершенства, чтобы они были в силах выполнять задуманное? Мне симпатична серьезная реакция собравшихся.

Алисов долго стоял молча, потом обратился к Шанежкину:

– Коллега Шанежкин говорил мудро… И не каламбурил. Серьезное дело вызывает и серьезную реакцию. Знаете, я полностью поддерживаю высказывания Шанежкина и хотел бы дополнить примером доброго сотрудничества, я имею в виду программу КОСПАС – САРСАТ. В нашей стране поиск аварийных судов и самолетов. В США, при участии Франции и Канады аналогичная система САРСАТ. Обе системы могут работать независимо друг от друга и совместно. Мне кажется, подобно этим системам можно создать и международную систему обнаружения зародышей разрушительных стихий и совместного предотвращения стихийных бедствий, от которых страдают и США, и СССР, и страны Карибского бассейна и Индокитая.

Затем выступила Рената Михайловна:

– Кажется, Жюль Ренар сказал, что проект – это черновик будущего, хотя иной раз будущее требует сотни черновиков. Попробуем… Дело мне представляется перспективным. Здесь же нужно наметить пути решения многих вопросов международного сотрудничества, возможно, и зарубежные коллеги пожелают участвовать в этом проекте, в совершенствовании нашего ВАГа.

Через несколько дней в газете появилась статья, в ней рассказывалось о состоявшейся встрече ученых института и университета.

Статья начиналась цитатой, которую автор позаимствовал: «Научные открытия не являются во всеоружии в готовом виде, – анонимный автор цитировал академика В. И. Вернадского. – Процесс научного творчества, озаренный сознанием отдельных великих человеческих личностей, есть вместе с тем медленный и вековой процесс общечеловеческого развития…. Научная гипотеза всегда выходит за пределы фактов, послуживших основой для ее построения…»

Велик был гнев директора института Кутешова! Почему Владимирдев заблаговременно не информировал его о совместном заседании, на котором обнародовал грандиозный проект?!

– Я что-то нарушил?.. – спросил Владимирцев.

– Странный вопрос! – сердито продолжал Станислав Викторович, потрясая газетой. – Мне звонят коллеги, спрашивают… да и руководство нашего отделения уже заинтересовалось, а я… Нехорошо, Алексей Александрович!

Заканчивалась статья неожиданной цитатой: «Журналист не должен торопиться порицать гипотезы. Оные единственный путь, которым величайшие люди умели открыть истины самые важные».

Оказывается, это написал еще М. В. Ломоносов, оказывается, и в его время журналисты донимали… А тут журналист сам подчеркивал, что все написанное – предположение.

Кутешов вслух произнес последний абзац.

– Мне очень неприятно, – морщась, будто от боли, сказал Владимирцев, – что автор развешивает гирлянды превосходных эпитетов, особенно: «величайшие люди умели открыть истины самые важные». Я попрошу опубликовать и наш ответ. Нельзя так девальвировать слово…

Станислав Викторович понимал, насколько реальна и одновременно неосуществима задача: объединение усилий индустриально развитых стран, их помощь в решении этой проблемы развивающимся странам, которые, кстати, больше других страдают от непогоды… Шла речь и о том, что, по-видимому, должна быть создана международная организация, направляющая всю деятельность, согласовывая, координируя интересы государств всех континентов в погоде, сообразуясь с ресурсами Мирового океана.

То, на что бы не отважился скромный молодой ученый Владимирцев, мог позволить себе директор физико-технического института академик Кутешов, недавно избранный действительным членом Академии наук, он проинформировал высокие инстанции о работах, которые представляют не только государственный, но и международный интерес. И сразу же к идее Владимирцева было проявлено внимание – это поощряло оба коллектива: лаборатории и кафедры, которые работали с максимальной напряженностью, нередко без передышки, без отпусков.

В состав сотрудников проекта «Погода» вскоре после того, как он был включен в план инфизтеха, вошел также и Григорий Иванович Шанежкин, который, несмотря на обилие постоянно рождаемых собственных научных идей, так и не остановился ни на одной и охотно принял предложение Сергея Сергеевича Алисова.

Владимирцев никогда не был хлопотуном, умеющим выбивать для себя жизненные блага. И когда ему в дирекции инфизтеха предложили переехать из коммуналки в отдельную квартиру, он огорчился – некстати, придется терять время на переезд, обзаведение вещами, на устройство на новом месте. Конечно, в его небольшой комнатке-пенале уже не было места для книг, которыми он загромоздил скромные книжные полки, углы, но переезд мешал сейчас работе.

Владимирцев рассказал Ренате Михайловне о своей заботе, и она обрадовалась за него и потащила Алексея Александровича смотреть квартиру в новом доме, в трех кварталах от прежнего места жительства. Ренате Михайловне понравилась двухкомнатная с огромным холлом, балконом-лоджией квартира, и Рената по-хозяйски стала объяснять, как следует обставить квартиру. Владимирцев опешил: до него вдруг дошел совсем иной смысл ее слов.

Квартира… Семья… Эта мысль прожгла его. Владимирцев смутился, покраснел и готов был бежать из этой квартиры под любым предлогом.

Рената, словно почувствовав, что с Алексеем творится, деликатно покинула кухню.

«Но ведь дело не столько в этом! – переживал Владимирцев, чувствуя, нто сейчас должно произойти их решительное объяснение. – Мы же никогда не говорили о любви… были просто товарищами… Не хитри! – тут же одернул себя Алексей Александрович. – Или ты бестактный? Разве можно не замечать ее отношение? Но я же не давал повода, – новый виток самооправдания. – Что я могу сказать? Боже мой? Ведь начнется такое! Когда же заниматься? А как живут все люди, ведь норма жизни – он и она… и пеленки… А я не готов?»

– Рената! Рената Михайловна, – позвал Владимирцев, поднимаясь с корточек у плиты. Рената не откликалась. Он обошел квартиру. Ренаты нигде не было. Он прислонился к косяку. «Представляю, иду по коридору с цветами, все спрашивают, в честь чего цветы, а я говорю: «Иду жениться!» Ничего себе, подходящее место и время… Значит, ты все-таки что-то решил?.. Нет-нет-нет». Владимирцев со злостью стукнулся лбом о косяк двери.

Он так и не решился прийти с цветами. Вернувшись в инфизтех, избегал встречи с Ренатой Михайловной, засел в своей загородке за работу. Потом пришла лаборантка от Алисова и позвала посмотреть очередной опыт. Возле установки стояли Алисов и Георгиевская. Владимирцев не заметил никаких перемен в ее поведении, словно и ничего не было, никуда они вместе не ходили…