Текст книги "Проект «Асгард»"

Автор книги: Сергей Софрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тревога

«Едкая девица, за словом в карман не лезет, – поморщился, глядя в окно, Марат, когда машина тронулась и, развернувшись, стала набирать скорость. – Просто настоящая плюющаяся кобра, хотя… – Он скосил глаза и исподтишка окинул свою спутницу оценивающим взором. – Нужно отдать ей должное – довольно симпатичная. Интересно, сколько ей лет? Водит машину – значит, больше восемнадцати. Наверное, студентка. На заднем сиденье лежит учебник по английскому языку для ВУЗа… Сложена отменно: ножки точенные – джинсами подчеркнуты – хоть стой, хоть падай. Под кофточкой словно две половинки грейпфрута спрятаны. И шея тоже…»

– Что «тоже»? – Вдруг спросила девушка, на секунду оборотившись к нему лицом, – Прости, я не расслышала твоей фразы. Говори погромче: мой «жигуленок» – не «Мерседес», в салоне шумновато.

«Нет, я определенно спятил. – Подумал Марат. – Бормочу под нос, как какой-то дикобраз, именуемый индейцами „ворчливым стариком“. Одурел от весны и теряю над собой контроль. Необходимо собраться». – И, стараясь придать своему голосу непринужденное звучание, произнес:

– Говорю, мне тоже представиться пора.

Он изобразил нечто, призванное заменить учтивый поклон.

– Балабанов Аристарх Маратович, Ваш покорный слуга.

– Аристарх?!

Брови девушки изумленно поползли вверх.

– Дядя Костя всегда звал тебя Маратом. Я думала…

– Все думали.

Новоиспеченный Аристарх пожал плечами.

– Особенно мои родители. Конкретно – мама. Так хорошо думала, что нарекла меня в честь своего отца – моего дедушки. Общее звучание ее не насторожило.

– Действительно…

Марина переключила скорость, коснувшись бедра Марата тыльной стороной ладони. Легкое, похожее на поглаживание прикосновение вызвало в собеседнике бурю эмоций, которую она, увлеченная дорогой, не заметила.

– Странное сочетание: Аристарх – Маратович!

– Да, получились сложные паспортные данные относительно имени-отчества. Это, несомненно. Но еще с детского садика друзья начали величать меня Маратом. Впоследствии про Аристарха и вовсе забыли.

По лобовому стеклу машины замелькали тени от деревьев. Они въезжали в большое село, по бокам выстроились ряды одноэтажных, в основном деревянных домов. Еще не смытая после зимы дождями с заборов грязь отдавала сталистой синевой. Кое-где у обочины копошились куры. Во дворах, как и в садоводческом товариществе, дымили весенние костры. Марат проводил взглядом придорожный магазин с телефонной будкой у входа и самодельным рекламным щитом на стене: «Шашлык. Шаурма. Чебуреки. Дешевые распродажи элитного женского белья. Автозапчасти».

– Может, тормознем ненадолго? Есть хочется. Заодно объяснимся. Зачем Константин Романович послал тебя на встречу со мной? Что-нибудь случилось?

– Я точно не знаю. Он неожиданно позвонил и сказал, что ему немедленно требуется моя помощь. Я собиралась ехать на дачу и уже вещи укладывала. Когда он про это узнал, даже обрадовался и велел купить по пути недорогой мобильный телефон с сим-картой. Потом, у себя дома, дал мне твою сумку и координаты, где тебя найти. Вот и все.

– Все?

Марат был удивлен.

– А на словах он ничего не передавал? Может, ты что-нибудь подзабыла?

– Да нет уж, ничего я не подзабыла. – Дразня собеседника своим ехидным тоном, ответила девушка. – Дядя Костя для тебя записочку положил в коробочку с мобильничком. Прибудем на место – почитаешь.

– А бутербродики с колбаской он в коробочку не положил? Магазинчик продуктовый мы тю-тю, проехали. – Начал злиться Марат. – Не завернул дядя Костя в записочку пару котлеточек или куриную ляжечку с чесночком, для животика зело полезненькую? Хоть маленечко чтоб облегчение наступило у слюнненьких железок…

– Если мы запросто перешли на «ты», это не значит, что я разрешила тебе на себя рычать. – Спокойно парировала Марина. – Разговение чебуреками из придорожной забегаловки – самоубийственный акт потребления в пищу заведомо несъедобных изделий фабрики вторичной переработки сырья. Настоящий провиант, действительно, живет в моем багажничке, но я не намерена его тревожить раньше запланированного срока. Смирись: скоро получишь свои котлетки. Вот мужики!..

Она вновь развеселилась.

– У них, судя по всему, серьезные проблемы, а они о еде думают! С ума сойти! Война – войной, а обед – по распорядку. Голодные солдаты идут ровными цепями на пулеметы, чтобы захватить в кровавой баталии полевую кухню врага. Изможденный горнист, задыхаясь, трубит сигнал атаки, знаменосец на лету сбивает древком стяга жирные пушечные снаряды, отощавший генерал украдкой сует за щеку последний присланный из дома мятный леденец. Не теряй марку! Летающие факиры, типа тебя, обязаны презирать чревоугодие и иные человеческие слабости!

Через полчаса машина свернула с шоссе на узкую асфальтированную дорогу, проехала полузаброшенную деревеньку в десяток дворов, развалившиеся колхозные ремонтные мастерские и бетонный мост над заболоченным ручьем. Асфальт за мостом кончился, «жигуль», приплясывая на ухабах и скрипя подвеской, стал углубляться в молодую березовую рощу. Когда они ее уже почти миновали, появились первые огороды и дачи.

Маринину двухэтажную бревенчатую дачу было заметно издалека. Она возвышалась над мелколесьем аккуратной желтой башенкой. Вокруг ютились еще с десятка три шестисоточных наделов, в основном не застроенных, и лишь обнесенных заборами. Автомобиль, словно хороший пес, пробежал уверенной трусцой к знакомому участку и, удовлетворившись его вольерным комфортом, привычно затих.

Во дворе Марат помог Марине выгрузить сумки и накрыть машину древним выцветшим брезентовым чехлом.

– На всякий случай. – Пояснила девушка. – Папа так всегда делал. Гаража пока нет, а старому железу «жигуля» полезен кров.

Потом он отыскал в вещах коробку с телефоном и, вынув из нее записку, прочитал:

Пишу второпях, посему сразу о главном.

Ты в опасности. Похоже, кто-то проведал о твоем возвращении в Москву. Не знаю как, но это точно. Ты очень своевременно исчез из города. Тебя уже вовсю пытаются достать. Землю роют.

У меня сегодня побывали два типа. Сначала спрашивали списки захоронений. Будто бы они могилу дальней родственницы ищут. Не тянут те ребята на обычных посетителей – я своему опыту доверяю. Чую – тут работают профессионалы, хотя и действуют нагло, напоказ: грубо и откровенно. Явно провоцируют нас на необдуманные действия. Получив отказ (нет и не было никогда у сторожа подобной документации), крутились все возле дома, норовили вовнутрь заглянуть, прикрываясь разными предлогами. У обоих под мышками оттопыривается. Думаю – там стволы. Тебе надо затаиться в отдалении, парень. Положись на Марину – она друг надежный. Мне по телефону не звони. Он тебе понадобится для связи с ней. Если что нашел у Славки в особняке – не принимай скороспелых решений и никуда не высовывайся.

Настоятель

P.S. Маринка у нас дама с характером, язык – как абордажная сабля. Я тебе завидую.

Дневник Славяна

В доме перечно-едкой густой пеленой висел сизый дым. Ближе к углам он, расслаиваясь в прохладном воздухе, уплотнялся, растекался тонкими, отчетливо видимыми в падающем из окон свете лоскутами и опускался к полу. Глаза и нос щипало, в горле першило. У печки на корточках сидела Марина и, зажмурившись, шуровала в топке длинной черной кочергой. Снопами летели искры, сыпались на предусмотрительно положенный под печью лист нержавеющей стали алые угольки.

Не притворяя за собой двери, Марат, задержав дыхание, проследовал к девушке, мягко отобрал у нее кочергу и закрыл чугунную дверцу топки. Потом, распахнув пошире поддувало, он поджег от спички газету и сунул ее в предварительно им же открытый самоварник.

Смог, какое-то мгновение помедлив, всколыхнулся и эфемерными струйками устремился в подготовленную ловушку. Прогретый дымоход создал нужную тягу. Стало гораздо терпимее, с улицы пошел свежий воздух.

– Здорово. – Похвалила его Марина. – Где ты этому научился?

– Было у меня время на освоение премудростей печного отопления. – Гася в пустом ведре под рукомойником остатки газетного факела, ответил Марат. – Много времени… Академические курсы истопников проходил по расширенной программе.

– Понятно.

Девушка почесала кончик носа, испачкав его сажей.

– Кое-что ты все же умеешь. Значит, в хозяйстве пригодишься. Отправляйся пока за водой, а я в доме уберусь и ужин разогрею. Котлетки. Колодец во дворе. Да не вздумай упустить ведро. Оно последнее.

– Это? – Удивился Марат, уставившись на сосуд под рукомойником. – Я же в него газету бросил. И грязное оно…

– У двери на террасе слева новое эмалированное возьми.

Она опять почесала нос и стала похожа на кошку из одноименного мюзикла.

– Веревка в ведре. Вороток сделать не успели. Вручную справишься, там не глубоко, метра три всего… Еще дров натаскай про запас. Поленница у стены за домом, рубероидом накрыта. И ноги, пожалуйста, вытирай о резиновый коврик на улице под дверью, я по сто раз полы драить не намерена.

Уборку хозяйка затеяла капитальную. Перемыла не только полы, но и всю посуду, подоконники и стекла в буфете. Сняла с углов паутину, повесила новые полотенца у рукомойника и застелила стол чистой скатертью. Поэтому ужинать они сели лишь на закате.

Из-за отсутствия электричества Марина зажгла керосиновую лампу. Плохо отрегулированный фитиль коптил, но на это никто не обращал внимания. Тепло раскочегарившейся печки действовало умиротворяющее, располагая к мечтательной расслабленности – сказывалась усталость наполненного событиями дня. Ноги становились ватными, ими не хотелось шевелить, даже развалившись удобно на стуле с мягким сиденьем. Запах жареной картошки сам по себе пленял, но рука ленилась тянуться вилкой к сковороде и медлила.

– Ты что не ешь? – Произнесла, наконец, Марина. – Не любишь на подсолнечном масле? Я сливочное впопыхах забыла.

Ее голос звучал немного растерянно, как у ребенка, который шалил-шалил, заигравшись, перегнул палку и сейчас раскаивается.

– Попробуй, вкусно… Там лучок и листик лавровый. Котлеты вроде тоже удались. Ты же хотел котлет-то… У нас и горчица есть.

– Горчица? – Машинально переспросил Марат и, сразу спохватившись, добавил: – Я на подсолнечном люблю. Больше, чем на сливочном. Просто еда горячая, а мне дуть неохота. Стану дуть, решишь, будто я чурбан неотесанный, прибыл из медвежьего угла, где лаптем щи хлебают.

– Желаешь произвести на меня впечатление?

Хозяйка дома преувеличенно заинтересовалась.

– Может, и ухаживать начнешь? Положишь даме салатик на тарелку…

– Непременно положу.

Он, привстав, потянулся за салатом.

– А ухаживать не начну. Ты маленькая. Я привык волочиться за взрослыми девочками. Они не такие едкие. Мне, как старому ловеласу, сей факт отлично известен. Обольщение мой главный конек. Редкая девица устояла перед чарами блистательного Марата!

– Аристарха!

Кажется, девушка не на шутку рассердилась.

– Ешь, и давай спать ложиться! Мне с утра нужно к экзаменам готовиться, а тут ты на мою голову свалился! Любимец знойных матрон и общепризнанный эталон зрелого мужского обаяния! Гляди, салат по скатерке не рассыпь, дон Жуан великовозрастный. Опять от пигалицы злых шпилек нахватаешься. Глупые малявки промахов не прощают!

Трапезу заканчивали молча. Потом Марина помыла посуду и удалилась за цветную занавеску, натянутую от печки к западной стене помещения. Там зажгла электрический фонарик и начала готовиться ко сну. Марат хотел было посоветовать ей не раздеваться полностью, но вовремя передумал. Ничего не стоило получить в ответ какую-нибудь ехидную отповедь. К примеру, услышать в свой адрес замечание по поводу старого ловеласа и юной невинной особы, которую он, коварный прохиндей, хорошему не научит. Приблизительно так и случилось. Даже не пришлось ничего говорить.

– Эй, дедуля, – раздалось из-за занавески, – ты еще не спишь? Не забудь заслонку у печки закрыть, когда дрова прогорят. И не проглоти во сне вставную челюсть, лучше положи ее в стаканчик с водичкой. Мне манную кашку варить не из чего. Ночью кашлять станешь – выходи во двор. Теплых кальсон у меня тоже нет, но могу предложить второе одеяло. Спокойной ночи, ветеран любовного фронта!

Фонарик погас, заскрипела кровать, и все стихло.

Справившись с душившим его смехом, Марат достал из пакета тетрадь. Ту, что была испещрена мелким неразборчивым почерком Славяна, и, напрягая в свете керосиновой лампы зрение, начал читать. Поначалу текст не поддавался, буквы путались, слова не складывались, неимоверные Славкины каракули воспринимались как бессмысленная детская каляка-маляка. Наконец, удалось, с грехом пополам, осилить первую страницу дневника, который владелец, судя по дате, начал писать сразу после возвращения из Мексики.

* * *

10 апреля 1999 года

Свет! Ослепительный свет льется на меня со всех сторон! Он ярче миллиона солнц! Он великолепен! Древние боги обратили ко мне свой взор, я ими избран! Невероятно: мне дали в руки ключи от самых сокровенных тайн мироздания, от рая и ада… Почему именно мне? Какая разница – отказаться теперь невозможно. В один день я встал над миром, подобно мессии, подобно… Я даже боюсь сказать, кому! Сколь мелким и ничтожным кажется мне теперь человечество с его историей, моралью, наукой и слезоточивой религией. Слепцы, поучающие слепцов! Жалкие импотенты духа, подглядывающие в замочную скважину за совокуплением галактик! Кто из них сможет помешать мне? Говорю: никто, ибо я возьму, и буду мять их как глину, как пчелиный воск, как исходный материал для грядущих свершений! Я найду себе подобных среди массы человеческого мусора и начну восхождение по ступеням священной пирамиды заново, никогда не оглядываясь назад, не терзаясь сомнениями. О, великий Зиккурат Воли, даруй мне силы разрушить сонное царство самоуничижения, захватившее весь дом человеческий! Я уже вижу алый очищающий рассвет на востоке! Я чувствую запах крови героев! Я более не хочу слушать змеиный шепот трусливых учителей! Пусть они читают свои проповеди жирным торгашам и подобострастным шестеркам из Макдоналдса. Я внимателен, я безжалостен, я более им не принадлежу!

Ветер

Рано утром Марат проснулся от холода. Высунувшись из-под одеяла, он увидел на потолке капли испарины: за ночь изба остыла, превратившись в промозглый блиндаж. Сырое постельное белье неприятно липло к телу, от подушки исходил запах свалявшихся перьев, набивной матрац только что не хлюпал. Одной топки печи недоставало для нормальной ночевки в пустовавшем всю зиму деревянном доме. Нужно было опять разводить огонь и сушить, сушить, сушить стены, полы, потолок, немногочисленную мебель и, естественно, постели.

Марат потрогал рукой свой нос и убедился в его низкой температуре. Впрочем, ноги наверняка были еще холоднее. Ступни почти не ощущались, колени едва угадывались, по бедрам тучными отарами бродили мурашки, некоторые из коих, взбрыкнув, галопировали потом аж до подмышек с выей. Зубы то и дело порывались отстучать дробь, волосы на макушке головы дыбились. Хотелось свернуться калачиком и не двигаться.

«Вставай, трус! – Мысленно подхлестнул себя Марат. – Поднимайся, ты, жалкое подобие мужчины! Довольно дрожать и ежиться – там, за занавеской, возможно, погибает женщина! Ступай и затепли от искры сердца своего очаг благословенный! Согрей его теплом прелестное создание с устами кобры и со станом Афродиты!»

Он рывком отбросил одеяло, в три прыжка очутился у висевшей на спинке стула одежды и поспешно в нее облачился. На миг тело свело судорогой ледяного экстаза: рубашка и джинсы были будто только что из холодильника. Найденные в буфете спички тоже отсырели и не желали гореть. Серные головки шипели, дымили, размазывались по коробку, размалывались на крупинки. Наконец, потерев одну о штаны, Марат ее высушил и добыл пламя. Слава Богу, растопка принялась сразу: береста и стружка из-под рубанка не подвели. Они вспыхнули, будто просмоленная пакля.

Движение начало обогрев организма. Кровь заструилась по жилам, призывая не останавливаться на достигнутом. Подкинув в печку полешек, Марат налил в чайник воды и отправил того кипятиться. Потом рассортировал дрова: березовые – отдельно, еловые и сосновые – отдельно. Особняком сложил все прочие. Для эффективного использования топлива это было необходимо: поленья горели по-разному и служили разным целям. Одни налаживали тягу и грели печь, другие грели дом, третьи чистили дымоход от сажи и дегтя.

Покончив с ревизией энергетических ресурсов, он убрал с пола мусор и присел у стола. Прислушался. За занавеской стояла тишина. Марина еще спала, каким-то образом ухитрившись оградить себя от воздействия внешней среды.

«Наверняка, среди ночи вставала, чтобы одеться потеплее. И второе одеяло ей, небось, пригодилось. – Подумал Марат. – Несносная девчонка… Строит из себя умудренную жизненным опытом фемину. Будто мы с ней ровесники. А мне этой осенью уже тридцать три стукнет. Хотя… Если разобраться, не такая-то и ужасная у нас разница в возрасте. Девочки всегда взрослеют раньше мальчиков».

Он вспомнил выпускной вечер в школе, куда все его одноклассницы пришли в сногсшибательных, только что из ателье, бальных платьях и в туфлях на высоком каблуке. В стильном макияже, который теперь не нужно было скрывать от учителей. Их прически пахли лаком для волос, открытые плечи и декольте – духами, походки демонстрировали уверенность и грацию. Глаза искрились новым, незнакомым блеском: таинственным и волнующим. Такой блеск появляется в глазах у женщин, полностью осознавших суть своего вечного женского начала.

«Голгофа. – Марат мысленно развел руками. – Сущая Голгофа. По какому недоразумению Константин Романович отправил меня сюда с этой гимназисткой? С этой фурией в пушистом свитере. Или в кофте? Никогда не мог понять разницы. Она же меня с ума сведет! Я женщин семь лет не видел, а он мне такую свинью подкладывает! Стареет Настоятель. Теряет связь со здравым смыслом. Неужто нельзя было укрыться в ином месте и без дам?»

О стенку с внешней стороны что-то несколько раз стукнуло, но раздраженный Марат не обратил на это внимания.

«Нужно поскорее отправить ее под любым предлогом обратно в Москву. Пускай там к экзаменам готовится. Свалился я ей, видите ли, на голову! Кто кому свалился… Что бы такого придумать? Может, отослать ее к Константину Романовичу с „секретным пакетом“? Нет, эта пиявка сразу заартачится, обижаться начнет… Раскусит подвох, и тогда точно придется мне жить на улице в машине».

В стенку опять стукнуло.

«Да что там еще, черт побери?»

Марат, насторожившись, встал, взял в руку кочергу и по широкой дуге, избегая открытого пространства, направился к выходу. Плотные, задернутые на ночь оконные занавески исключали возможность видеть его маневр со двора. Новый пол не скрипел, чашки в буфете не дребезжали, одежда не шелестела складками. Поэтому, к двери он подкрался неслышно и уже собирался ее открыть, но тут она распахнулась сама, и на пороге возникла Марина. Ее спутанные волосы упали на лицо, глаза смотрели испуганно и растерянно.

Рывком втащив девушку в дом, он быстро намотал на предплечье левой руки свою куртку, оказавшуюся рядом на вешалке, и, перехватив правой кочергу поудобнее, качнул маятник. Тяжелая железная клюшка начала выписывать в воздухе восьмерку. Марину Марат оттеснил вглубь помещения.

Секунды текли, но ничего не происходило. Лишь на террасе отчего-то позвякивали стекла.

– Кто там? – наконец спросил Марат.

– Ветер.

– Ветер?

– Да, ветер. Настоящий ураган. Деревья гнет до земли. Я тент у машины получше закрепляла, а тут соседскую разборную пленочную теплицу сорвало и к нам в огород перебросило. Мусор летит, листья, ветки… Словно смерч приближается. И еще, – голос девушки задрожал, – у нас на заборе мертвая ворона висит. Между штакетинами застряла и крыльями под порывами бьет, будто еще живая…

– И все?

Марат, опустив оружие, облегченно вздохнул.

– А я думал, к нам гости пожаловали. Вот, приготовился их встречать. Хотел торжественно салютовать прибывшим шпагой, но нашел только старую кочергу. Даже не успел побриться и поодеколониться, не надел парадные панталоны, шляпу с пером и плащ. Выскочил к карете сущим голодранцем! Меня могли принять за конюха или садовника. Жуткий конфуз…

– Шутишь? Знаешь, как я испугалась, когда рядом теплица грохнулась: думала, с дома крышу снесло. Алюминиевые трубки зазвенели, будто ЗИЛ с металлоломом опрокинулся. Потом ее еще петрушить пришлось, чтобы она по участку не летала и наш «жигуленок» не уродовала. Целлофановую пленку руками рвала. Грязная, зараза, теперь всю одежду чистить нужно.

– Меня не могла позвать? Я проснулся и встал сто лет назад. Печку вот топил, помещение грел. Но никакого особенного шума не слышал.

– Звала, только ветер мой крик в сторону сносил, а теплицу я отпустить боялась – ее сразу кидать начинало из стороны в сторону. Она…

Внезапная вспышка молнии заставила ее смолкнуть. Главным калибром ударил гром. По стеклам защелкали крупные капли дождя вперемешку с градом.

– Ладно, не волнуйся ты так, все в порядке будет. Ступай, погрейся пока у печи, а я на улицу выйду, гляну, что там творится. Заодно ворону с забора сниму и дрова получше укрою – если они промокнут, нам не сдобровать. Даже какую-то часть поленьев перенесу на террасу. Пусть под крышей лежат. Вода в доме есть?

– Да. Ты вчера много натаскал. Бак за печкой полный, и в ведре еще половина осталась.

Марина поежилась и почти с мольбой посмотрела на Марата.

– Только ты недолго, ладно? Гроза начинается… Я на даче всегда грозы боюсь…