Текст книги "Интерференция/2025 (СИ)"

Глава 7: Моральный компас

Холод в комнате был искусственным. Не как зимний воздух, пробирающий до костей, а как вакуум. Стерильный, выверенный, откачанный до последней молекулы тепла.

Стены из затемнённого смарт-стекла, сейчас непроницаемо-чёрные, поглощали звук. Даже собственное дыхание казалось здесь чужеродным шумом. Хелен сидела за длинным полированным столом. На нём не было ничего, кроме двух стаканов с водой и тёмного прямоугольника встроенного экрана. Она не прикасалась к воде.

В висках зарождался знакомый гул. Не боль, ещё нет. Пока что это было лишь обещание боли, низкочастотная вибрация, которая настраивала её нервы на предельную резкость. Она знала этот пролог. Он всегда предшествовал решениям, цена которых измерялась не в франках, а в ударах сердца. Чужих.

Дверь беззвучно скользнула в сторону. Вошёл Марко Веронези.

Он всегда двигался с экономной грацией хищника, даже в деловом костюме, но сегодня в его уверенной походке сквозила почти незаметная жёсткость. Словно мышцы под дорогой тканью были натянуты слишком сильно.

Он сел напротив, не дожидаясь приглашения, поставил локти на стол и сцепил пальцы. Поза готовности. Обороны.

Хелен дала тишине поработать. Секунда. Две. Пять.

Она смотрела, как Марко выдерживает паузу, его лицо – непроницаемая маска профессионала. Но она видела то, чего не зафиксировала бы ни одна камера. Лёгкое напряжение в желваках. То, как его большой палец нервно тёр сустав указательного. Он ждал удара.

– Джакарта, – сказала она наконец. Голос ровный, лишённый интонаций. Словно она зачитывала биржевую сводку. – Провал операции классифицирован как критический. Потерян ценный источник, команда понесла потери, основная цель упущена. Это не соответствует твоим стандартам эффективности, Марко.

Он кивнул. Медленно.

– Обстановка была… сложной. Хаотичной. Рейес и его спутница действовали непредсказуемо.

Ложь, подумала Хелен. Точнее, полуправда. Худший вид лжи.

Она не стала спорить. Вместо этого её палец коснулся сенсорной панели стола. Встроенный экран ожил, вспыхнув холодным синим светом. На нём не было видеозаписей или фотографий. Только абстрактная схема. Переплетение векторов, временных меток и географических координат. Аналитика «Оракула». Чистая, безжалостная математика.

– «Оракул» не анализирует хаос. Он анализирует данные, – сказала она, указывая на пульсирующую точку на схеме. – Вот здесь твоя команда вошла в хижину. Вот временная метка начала огневого контакта. Всё по протоколу. А вот это… – она провела пальцем, и на схеме появилась новая, красная линия, – это группа Воронова.

Марко наклонился вперёд, вглядываясь в экран. На его лице было выражение искреннего, профессионального интереса. Слишком искреннего.

– Они были рядом. Мы знали, что это возможно.

– Они были не просто рядом, – голос Хелен стал ещё тише, ещё твёрже. – Смотри на временные метки. Их вектор движения изменился за три минуты до того, как твоя группа была скомпрометирована. За три минуты до того, как Ариф был ранен. И они двигались не к хижине. Они двигались к точке вашей предполагаемой эвакуации. К той самой точке, которую ты запросил у меня за час до штурма. Они знали, куда вы пойдёте после провала. Как, Марко?

Он откинулся на спинку стула. Вздохнул.

– Это невозможно. Совпадение. Может, у них был свой источник… наводчик в банде, которая нас атаковала.

– Совпадения – это статистическая погрешность, которую мы учитываем. А это, – она постучала ногтем по экрану, и звук получился сухим, как треск кости, – это тактическая неэффективность. Ты был моим лучшим полевым командиром. Ты не допускаешь таких… неэффективностей. Ты видишь их за три хода вперёд.

Он молчал. Взгляд был прикован к схеме на столе, но видел он не её. Хелен дала ему ещё несколько секунд. Она знала, что сейчас в его голове идёт война. Между инстинктом самосохранения и тем, что от него осталось.

– Хелен, я… – начал он, и голос впервые дрогнул, надломился. – Я всегда был лоялен. Тебе. Не консорциуму. Тебе.

Она подняла на него глаза. Её собственный «шум» в голове, мигрень, усилился, превратившись в тупой, давящий обруч.

– Лояльность – это актив, Марко. И как любой актив, его нужно периодически аудировать.

Она выключила экран. Комната снова погрузилась в полумрак. Теперь между ними не было ничего, кроме двух метров полированного дерева и её взгляда. Она не моргала. Она просто смотрела, ожидая, когда в его защите появится первая трещина.

Это произошло не сразу. Сначала он пытался выдержать её взгляд, доказать свою правоту силой воли. Но её воля была абсолютной, закалённой страхом и предательством, которое она сама совершила много лет назад.

Первым сдался его взгляд. Всего на долю секунды он метнулся в сторону, к тёмной стеклянной стене, словно ища выход. Потом на его шее дёрнулся мускул. Один раз. Непроизвольно. И наконец, он сглотнул. В мёртвой тишине комнаты этот сухой звук был похож на щелчок взводимого курка.

В его глазах не было страха. Хелен увидела там пустоту. Выжженную землю, где когда-то была воля.

Для неё это было равносильно подписанному кровью признанию.

Она ровно выдохнула. Гул в висках немного ослаб.

– Спасибо за твой отчёт. Можешь идти. Жди дальнейших инструкций.

Марко поднялся. Не говоря ни слова, он развернулся и вышел. Дверь за ним беззвучно закрылась.

Хелен осталась одна. Она смотрела на пустой стул напротив. Марко Веронези, её самый надёжный инструмент, её моральный компас, только что был списан. Она мысленно поставила галочку в протоколе.

Декомиссия актива. Процесс запущен.

Марко вышел из комнаты совещаний, и стерильный холод конференц-зоны сменился едва уловимым запахом озона и дорогих чистящих средств. Он шёл по мягкому серому ковру, не глядя на редких сотрудников. Его лицо было каменным, плечи расправлены.

Снаружи он был всё тем же Марко Веронези, начальником службы безопасности. Но внутри что-то оборвалось, рухнуло вниз с глухим ударом.

Он знал, что это конец. Она знала. Её молчание было страшнее любого приговора.

Он не пошёл в свой кабинет. Миновав лифтовый холл, он спустился по лестнице в фойе, кивнул охраннику и вышел на улицу. Прохладный вечерний воздух ударил в лицо, но не принёс облегчения. Цюрих жил своей размеренной, богатой жизнью. По Банхофштрассе катились бесшумные трамваи, в витринах бутиков горел тёплый свет. Мир порядка и правил. Мир, который он защищал и который его сожрал.

Он свернул в боковой переулок и дошёл до подземного перехода. Здесь пахло сыростью и мочой. У стены стоял ряд общественных видеотерминалов – анонимных, почти не отслеживаемых. Он достал из кармана тонкую пластиковую карту и вставил её в щель.

Экран ожил, зашипев помехами. Марко набрал длинный номер. После нескольких гудков изображение стабилизировалось.

На экране появилось лицо девочки лет тринадцати. Бледное, с тёмными кругами под глазами. Она лежала на больничной койке, за её спиной виднелась стойка с капельницей. Но она улыбалась. Увидев его, она улыбнулась ещё шире.

В одно мгновение лицо Марко изменилось. Стальная жёсткость стекла с него, как маска, обнажив что-то болезненное, отчаянно-нежное. Он смотрел на экран, и казалось, одна эта эмоция удерживает его от того, чтобы рассыпаться на части. Он перешёл на итальянский. Голос стал мягким, хриплым.

– Ciao, tesoro. Как ты сегодня?

– Папа! – её голос был тонким, но радостным. – Врач сказал, что анализы лучше. Совсем немного. Он сказал, что новое лекарство… оно очень сильное.

– Я знаю, милая. Оно самое лучшее. Я же обещал.

– Ты скоро? – спросила она, и в её больших глазах промелькнула тень тоски.

Он заставил себя улыбнуться. Улыбка получилась кривой, натянутой.

– Очень скоро. Я почти закончил всю работу. И я привезу тебе тот самый шоколад. С орехами. Из той самой лавки у озера. Обещаю.

– Я буду ждать, папа. Ti voglio bene.

– Anch’io, amore mio. Больше всего на свете.

Он смотрел на неё ещё несколько секунд, впитывая её образ. Потом его палец дрогнул и нажал на кнопку отбоя. Экран погас.

Марко стоял, упершись лбом в холодное стекло терминала. Он не плакал. Слёзы были непозволительной роскошью. Он просто дышал. Глубоко, рвано. Каждый вдох – словно глоток битого стекла.

Воронов обещал оплатить экспериментальное лечение. Полностью. В лучшей клинике Женевы. Цена была простой. Информация. Маленькие, незначительные детали. Марко убеждал себя, что он не предавал Хелен. Он просто выбрал свою дочь. Но глядя сейчас на своё отражение в тёмном экране, он понимал, что солгал и ей, и себе. Он променял один вид лояльности на другой. И в мире Хелен Рихтер за это было только одно наказание.

Пентхаус Хелен был островом тишины и порядка высоко над огнями Цюриха. Стены были белыми, мебель – минималистичной. Никаких фотографий, никаких картин. Кроме одной комнаты.

Она была звукоизолирована. Вдоль стен стояли стеллажи из тёмного дерева, и на бархатных подставках покоились десятки старинных музыкальных шкатулок. Каждая – хрупкий шедевр механики и искусства. Это было её единственное убежище.

Хелен сидела за реставрационным столом под ярким светом бестеневой лампы. Перед ней на белой салфетке лежали разобранные детали сложного швейцарского механизма XIX века. Её движения были точными, выверенными, как у хирурга. Пальцы, которые несколько часов назад отдавали приказы на ликвидацию, сейчас с невероятной осторожностью держали пинцет с крошечной латунной шестерёнкой.

Она поднесла деталь к свету. Металл холодил кончики пальцев. Из баночки с инструментами доносился едва уловимый, чистый запах оружейного масла.

Этот запах.

Он дёрнул за ниточку в её памяти, и она провалилась в прошлое. Ей семнадцать. Кабинет её отца. Тот же запах масла. Он сидит за своим огромным столом и чистит наградной «Вальтер». Его только что отстранили. Позор, задрапированный в корпоративные эвфемизмы.

Она стоит в дверях. Он поднимает на неё глаза. В них нет гнева. Только серая, выжженная усталость.

– Я дал ему шанс, – говорит он тихо. – Я думал, его можно… перевернуть. Контролировать. Он был ценным кадром.

Он говорил о своём заместителе. О человеке, который продал информацию конкурентам. Отец поймал его. И вместо того, чтобы уничтожить, решил проявить милосердие. Он просчитался.

– Слабость – это не проявление доброты, Хелен, – сказал тогда отец, кладя пистолет на стол. – Это просто слабость. Непозволительная роскошь.

Он не выдержал позора. Через месяц его сердце остановилось.

Хелен моргнула, возвращаясь в настоящее. Гул в висках почти стих. Она смотрела на разобранный механизм. Она видела в нём не красоту, а систему. Если одна деталь сбоит, её не «контролируют». Её заменяют.

Она взяла лупу и внимательно осмотрела шестерёнку. Вот он. Едва заметный, микроскопический дефект на одном из зубцов. Он был причиной, по которой мелодия сбивалась.

Она без колебаний отложила деталь в коробочку с браком. Затем открыла ящичек с надписью «Запчасти. Швейцария. 1880-1890» и достала новую, идеальную.

Она аккуратно установила её на место. Раздался тихий, идеальный щелчок.

В этот самый момент её мигрень исчезла. Полностью. Решение было принято. Холодное, точное, как новая деталь, вставшая на место. В голове наступила абсолютная, звенящая ясность.

Ночь окончательно вступила в свои права. За панорамным окном её кабинета Цюрих превратился в россыпь бриллиантов на чёрном бархате. Хелен стояла у окна, глядя на город, но не видя его. В руке она держала служебный защищённый коммуникатор.

Она набрала номер Марко.

Он ответил после первого же гудка.

– Да.

Её голос звучал ровно, даже с ноткой замаскированного доверия.

– Марко. Новая задача. Высший приоритет. Объект – санаторий «Санктум» в Альпах. Наш анализ подтверждает, что там находится доктор Кросс.

В трубке повисла тишина. Хелен представила, как он стоит сейчас где-то в своей холостяцкой квартире, и в его голове проносится вихрь. Шок. Недоверие. И крошечный, ядовитый росток надежды.

– Принято, – сказал он наконец.

– Ты возглавишь штурмовую группу «Альфа», – продолжила Хелен. – Лучшие люди, полное оснащение. Информация по объекту будет у тебя через пять минут. Это твой шанс, Марко. Шанс реабилитироваться. Закрыть вопрос с Джакартой раз и навсегда. Не подведи меня.

– Я не подведу, – его голос окреп, в нём снова появился металл.

– Я знаю, – солгала она и отключилась.

Она положила служебный коммуникатор на стол. Затем достала из сейфа другой аппарат. Плоский, чёрный, без опознавательных знаков. Личный сателлитарный телефон, которого не было ни в одном реестре Aethelred.

Она нажала единственную кнопку на корпусе. На экране загорелась надпись: «Соединение…»

Через несколько секунд в динамике раздался чёткий женский голос. Никаких приветствий.

– Слушаю.

– Кестрел, – произнесла Хелен. – Докладываю.

«Кестрел» – пустельга. Маленький, стремительный сокол. Идеальное название для её личного, дениального актива. Командир теневой группы, чьи досье были официально помечены как «ликвидирован». Призраки, лояльные только ей.

– Группа «Альфа» под командованием Веронези является носителем вируса. Они скомпрометированы, – Хелен говорила без эмоций, её речь была сухим протоколом. – Их задача – вскрыть оборону «Санктума». Они – таран. Расходный материал.

В трубке молчали.

– Ваша задача – протокол «Выжженная Земля». После того как «Альфа» нейтрализует основную угрозу и войдёт внутрь, вы ликвидируете всех, кто останется на объекте. Охрану. Персонал. Доктора Кросса. Всех. Включая группу «Альфа».

Она сделала паузу.

– Потерь не должно быть. Свидетелей не должно быть. Должна быть только тишина. Подтверди.

В трубке раздалось короткое, лишённое всяких эмоций:

– Подтверждаю.

Хелен завершила вызов и положила телефон обратно в сейф.

Она снова подошла к окну. Город внизу всё так же сиял. Впервые за много дней она не чувствовала ни боли, ни страха. Только ледяное, всепоглощающее ощущение полного контроля.

Она не повторила ошибку отца. Она стала её противоположностью. Она стала механизмом. Безупречным. Эффективным. И абсолютно пустым.